Виталий Пенской. Кое-что о внешней политике Tyrann’a-3 или от квартета к трио. Приложение
Продолжение интересного цикла статей из ВК историка-медиевиста Виталия Пенского, который, думаю, заинтересует читателей и коллег.
Часть, так-сказать, 2-я, необходимое продолжение. Без, однако же, никак, вступление, конечно, затянулось, но предыстория необходима, ибо те проблемы, которые пришлось решать Меньшому, были созданы не им, но достались ему в наследство, и еще в изрядно запущенном виде.
Итак, на дворе у нас самое начало 10-х гг. XVI в. Участники трио всеми силами пытаются надуть партнеров и, проскользнув между струйками дождя, порешать свои вопросы за их счет, не брезгуя при этом никакими средствами (даже тайными операциями в духе рыцарей плаща и кинжала — сюжетов хоть отбавляй, Андрэ Юнебель обзавидовался бы!). Крымский аукцион работает, набеги совершаются, Москва и Вильно балансируют на грани войны, и вот в 1512 г. это балансирование закончилось — в Москве решили, что пора, стоит бахнуть, весь мир в труху, благо повод и искать особо не нужно было. С одной стороны, мягко говоря, непочтительное обращение Сигизмунда и его приспешников с Еленой Ивановной, сестрой Василия и вдовой великого князя литовского Александра, а с другой стороны, медвежья услуга, оказанная Менгли-Гиреем своему литовскому подручнику (в Москве были уверены в том, что татарские набеги в кампанию 1512 г. были науськаны Вильно).
Главным событием этой 10-й войны (1512-1522гг.) стала эпопея по взятию Смоленска. Трижды Василий с большой ратью ходил на Смоленск и таки добился своего, взял город, и хотя его воеводы расслабились и спустя несколько месяцев облажались под Оршей, этот успех польско-литовского «лыцерства» лишь посластил горькую пилюльку, прописанную Вильно добрым московским рудометом. На столетие особенное смоленское послевкусие стало предметом сильнейшей попоболи что в Вильно, что в Кракове и едва ли не важнейшей причины, по которой вечный мир между Москвой и Ляхистаном был невозможен.
После завершения смоленской эпопеи война перешла в тягучую стадию обмена взаимными уловами и набегами, в которой Москва явно имела перевес, несмотря на то, что Вильно удалось развалить альянс между Василием и императором, а попытка Москвы использовать тевтонов как инструмент против Сигизмунда не имела успеха — тевтоны с треском проиграли эту свою последнюю войну. В конечном итоге обе стороны согласились заключить перемирие (потом оно будет продлеваться), но никак не мир, ибо обе стороны были недовольны тем, что получилось в итоге. Напряженность в русско-литовских отношениях осталась неурегулированной, литовская «Украина» стала ареной непрерывной «малой войны», в ходе которой пограничные warlord’ы и туземцы, пользуясь тем, что делимитация новой границы все никак не была осуществлена как надо, пытались порешать возникающие земельные и иные вопросы по понятиям. А в столицах тем временам аккуратно подшивали жалобы на самоуправство с их стороны в папочку, готовясь в нужное время выкатить внушительный список претензий партнеру, обосновав тем самым необходимость новой войны.
Вот такие дела творились у нас на западном направлении. К этому стоит добавить, что в ходе начальной фазы Смоленской войны происходит постепенное охлаждение русско-имперских отношений. Максимилиан I, соперничавший с давних пор с Ягеллонами, пошел на заключение союза с Москвой ( о чем я уже писал чуть выше) и по первости даже оказал Василию помощь, разрешив набор наемников и военспецов (см. миссия Христофора Шляйница). Но союз этот император рассматривал не более чем как инструмент давления на Сигизмунда, и когда Сигизмунд пошел на уступки, отказавшись от претензий на Чехию и Моравию, Максимилиан поспешил кинуть Василия. Стоит ли удивляться после этого провалу посреднической миссии Сигизмунда нашего Герберштейна и последующему охлаждению отношений с Империй (кстати, неудача Герберштейна потом, спустя 30 лет, будет иметь неожиданные и, как оказалось, долгоиграющие, до сих пор играющие, последствия).
И вот тут самое время вернуться к крымским делам. Все эти годы Крым вел двойственную политику — ориентируясь на Литву, Менгли-Гирей, а затем его преемник Мухаммед-Гирей продолжали свою интригу, стремясь ослабить и Москву, и Вильно. Цель, к которой они стремились, оставалась неизменной — вернуть осколки Золотой Орды под свою высокую царскую руку, а в этой борьбе все средства были хороши. Так что, лавируя и щедро раздавая авансы и Москве, и Вильно, Бахчисарай раз разом подбивал клинья к Казани, давил, и не без успеха, пользуясь тамошним раздраем, на Ногаев и по прежнему настаивал, чтобы Москва приняла участие в Астраханской экспедиции. Ради этого Мухаммед-Гирей даже пошел на заключение союза с Москвой и послал свою рать в набег на литовского.
Казалось бы, вот он, успешный успех, но не тут то было! Василий и его бояре, пораскинув мозгами и оценив дальнейшие перспективы, решили проитальянить проблему. Нет, Москва не отказывалась послать свой ограниченный военный контингент, речную флотилию и спецов на помощь крымскому «брату», да и поминки как бы то де была не против заплатить. Но всякий раз, когда вопрос ставился татарином, что называется, ребром, находилась 1000 и 1 уважительная причина, по которой вот прямо сейчас ну никак не можно ответить взаимностью. Может, завтра, а лучше в следующем году?
Несложно догадаться, что горячий джигит, всегда имевший план «Б», потерял терпение. Шерть была отозвана, на радость Вильно восстановлен союз с литовцами (переговоры о котором шли практически параллельно с переговорами с Москвой), а в 1521 г. грянул знаменитый «крымский смерч». Крымское войско вышло к Оке, форсировало ее, под Коломной разбило рати Василия и потом учинило треш, угар и содомию под Москвой (забавный, если так можно сказать, эпизод — опустошая окрестности столицы, один из татарских чамбулов въехал в государево село Воробьево на тех самых горах и выжрал все запасы великокняжеских медов и наливок в тамошних погребах), после чего, забрав подписанную оставшимся на царствие вместо поспешно бежавшего в Тверь Василия «царевичем» Петром Ибрагимовичем и московскими боярами вассальную грамоту, отправились грабить Рязань. Там Мухаммед-Гирея ждал неожиданный афронт — рязанский воевода , он же московский наместник Образцов-Симский сумел изъять злосчастную грамоту, а Мухаммед-Гирей, получив известие о том, что в его отсутствие с войском астраханцы славно поураганили в Крыму, плюнул на грамоту и поспешил домой.
Несмотря на этот обидный прокол, последствия «смерча» были крайне тяжелы. Мало того, что авторитету Василия был нанесен сильнейший удар, мало того, что разорению и опустошению подвергалось сердце Русского государства, но еще попутно крымский царь решил казанскую проблему, посадив по весне того черного года в Казани своего младшего брата Сахиб-Гирея (еще одного будущего нашего героя). Вдобавок ко всему на поклон к царю пришли ногаи, которые все никак не могли разобраться с тем, кто ж в них станет править и володеть всей ихней ордой. Успешный успех? А и в самом деле, Казань наш, ногаи наши, Сигизмунд с нашей руки ест, московский учинился нашим холопом, что осталось сделать, чтобы хрустальная мечта реализовалась- Астрахань? Так за чем же дело встало? Вперед, на Астрахань!
Увы, 1523 г. стал высшей и, как оказалось, последней подобного рода точкой Крымской экспансии. Астраханский триумф Мухаммед-Гирея, который де-факто на несколько недель восстановил Золотую Орду, был недолог. Коварные ногаи ничего не забыли и , улучив момент, разом отомстили за все прежние обиды и притеснения со стороны самоуверенного триумфатора. Мухаммед-Гирей и его сын-Калга, правая рука отца и его лучший воевода царевич Бахадур-Гирей были зарезаны как бараны, татарское войско перебито, после чего ногаи отправились в Крым, добили там остатки крымских ратей и учинили на острове Каффы погром, какого свет еще ни видывал.
Последствия этой катастрофы для крымского имперского проекта оказались фатальны. Почти на полтора десятилетия Крым погрузился в «замятню» и стал объектом политических интриг и воздействия со стороны соседей. На время он перестал быть участником «Большой игры», чем не пони нал воспользоваться Василий III, сумевший использовать представившийся ему шанс ( который и не получен, и не аванс, как известно) лучше, чем его литовский «брат». Прежде всего Василий сосредоточился на решении казанской проблемы и хотя он не смог сохранить жесткий протекторат в духе своего отца над ней и вырвать зубы дракона, посеянные в Казани Мухаммед-Гиреем и его братом, на время Казань перестала быть проблемой для Москвы. Теперь можно было обратиться к наследственному врагу и заняться Литвой, но, увы, люди смертны, и как часто это бывает, внезапно. Осенью 1533 г. Василий внезапно тяжело заболел и недолго промучившись, скончался, оставив трехлетнего сына Ивана с ворохом внутренних и внешних проблем. Занималась заря новой эпохи…
