Танк Сиркена. Искра благородного безумия
Очень интересный проект танка раскопал Андрей Мартьянов. Думаю он будет интересен особенно коллеге Ансару. На его основе альтернатив у нас ещё не было.
Имеются весьма обоснованные сомнения в том, что летопись танкостроения конца ХХ или начала ХХI веков историки найдут хоть сколь-нибудь интересной или занимательной — сплошные модернизации предыдущих образцов, развитие линий «основных» танков, но не более: крайне редко можно встретить поистине прорывной образец наподобие «Арматы», кругом одна скука.
Увы, но взрывной рост интереса к конструированию самых невероятных (и тем не менее вполне пригодных для постройки и последующих испытаний) танков отмечен в единственный краткий промежуток — ориентировочно с середины 20-х годов прошлого века и вплоть до начала Второй мировой войны, когда стало не до инженерных изысков: всем воюющим сторонам требовались простые, надёжные и хорошо защищённые массовые танки, которые можно было бы выпускать колоссальными сериями с минимальными затратами на производство. Из этого ряда несколько выбивается Германия с её «Тигром» или «Пантерой», которых простыми в производстве и эксплуатации никак не назовешь, но тут надо заметить, что «Пантера» к 1944 году практически изжила «детские болезни» и стала одним из лучших средних танков Второй мировой…
20–30-е годы были эпохой затишья; войны если и случались, то в основном колониальные, где «традиционные» рода войск вроде кавалерии или мобильной конной артиллерии гоняли бунтующих туземцев, а бронетехника относительно массово использовалась всего два раза — во время Гражданской войны в Испании и в советско-японском конфликте на Халкин-Голе и Хасане, и то тяжёлые танки там не применялись. Зато инженерная мысль вырвалась на простор, а конструкторские бюро в Европе, США и, конечно же, в СССР в самом буквальном смысле этих слов заболели танкоманией — данная сфера разработки военной техники стала невероятно модной, передовой и позволяющей претворить в жизнь самые новаторские идеи.
Танки и пехота идут в атаку. Халхин-Гол, 1939 год
Самое любопытное было в том, что единой концепции применения танков тогда не существовало — военные большинства государств полагали, что следующая большая война в общих чертах будет повторять Первую мировую с её «зависшими фронтами», преодолением могучих оборонительных позиций и столкновением многомиллионных масс пехоты, поддерживаемой танками, авиацией и артиллерией. Не отказывались и от кавалерии — в отдельных кругах отечественной интеллигенции почему-то принято смеяться над «замшелыми» взглядами советских маршалов Ворошилова и Будённого, которые в противовес чрезвычайно «прогрессивному» Тухачевскому всячески отстаивали сохранение и развитие кавчастей в РККА.
А мы интеллигенции ответим: в безусловно современнейшей армии Германии конца 30-х годов оставались два кавалерийских полка, которые с началом войны были сведены в 1-ю кавалерийскую бригаду. И надо же такому случиться — в боях за Польшу «архаичный» род войск показал великолепные результаты: в условиях польского бездорожья кавалерийские полки оказались значительно мобильнее даже танковых и моторизованных частей, не говоря уже об обыкновенной пехоте. Совершая стремительные обходные марши по просёлочным грунтовым дорогам и лесным тропинкам (причём — скрытно, без рёва двигателей и облаков пыли, выдававших направление передвижения механизированных частей), германские кавалеристы внезапными ударами во фланг и тыл успешно громили противника. Более того, с реализацией плана «Барбаросса» и началом осенней распутицы именно кавалерия (численно усиленная вдвое и превращённая в 1-ю кавалерийскую дивизию) осталась единственным родом наземных войск Германии, который мог продраться через вязкую грязь, в которой по люки утопали немецкие танки. 1-я конная дивизия вермахта действовала в Полесье — болотистом районе на стыке Западной Украины и Белоруссии, где напрочь отсутствовали дороги и где механизированные части вообще не способны были продвигаться.
Разъезд 1-й кавалерийской дивизии вермахта в разведке. Украина, 1941 год
Пассаж про кавалерию тут не случаен: англо-французская школа применения танков включала и такой пункт классификации бронетехники, как «кавалерийский» (или «крейсерский») танк, который должен был выполнять роль конных частей: лёгкая и быстроходная машина, обязанная быстро проскакивать в полосу прорыва фронта и начинать громить тылы, обозы и коммуникации неприятеля. В Советском Союзе эту роль выполняли танки серии БТ и даже первые Т-34.
Второй половиной «дуалистичной» концепции использования бронетехники являлись танки «пехотные» — тяжёлые хорошо бронированные монстры с максимально возможным вооружением, обязанные поддерживать идущую в атаку пехоту. А ещё такой танк просто обязан быть длинным, с гусеницами, охватывающими корпус — оптимально восемь-одиннадцать метров, для преодоления рвов и траншей. Примеры мы уже рассматривали: пятибашенный англичанин «Индепендент» или «самый тяжёлый британский танк» TOG-II — впрочем, толку от обоих было как от козла молока, а потому оба страшилища сразу по завершению проектов были отправлены в музей на веки вечные.
Ещё один пример танковой гигантомании – французский FCM 2C
Вернёмся, однако, в Советский Союз. В созданном в 1929 году Управлении по механизации и моторизации РККА (с 1934 года — Автобронетанковое управление) сидели весьма прогрессивные люди, пытавшиеся разработать собственную, советскую классификацию бронетехники — в итоге появилось пять типов танков: разведывательный, общевойсковой, оперативный, танк качественного усиления, мощный танк особого назначения (см. Постановление № 71сс/о Совета Труда и Обороны о системе танкового вооружения РККА, 13 августа 1933 г).
От этой печки и можно было плясать конструкторам — поле для деятельности обширнейшее, поскольку первые три типа относились к танкам лёгким или средним, а то и вовсе к танкеткам, а последние два — к тяжёлым машинам, причём тяжёлые разнились по функциям: танк качественного усиления обязан участвовать в прорыве сильно укреплённых оборонительных полос и при том иметь хорошую броню и вооружение в комплексе с быстроходностью, позволяющей поддерживать механизированные соединения. А вот «мощный танк особого назначения» — тут понимай как хочешь: спецификация предписывала противоснарядную броню и возможность работать артиллерией против бетонных укреплений. Иначе говоря — артиллерийская САУ.
Словом, концепция довольно новаторская, как и положено первому в мире рабоче-крестьянскому государству, где пролетариат горел техническим энтузиазмом. Одна беда: до индустриализации ещё несколько лет, производственные мощности ограничены, культура производства низкая, инженерный состав слабо подготовлен. Однако раз партия, правительство и лично товарищ Сталин поставили трудовую задачу — надо выполнять.
Эскиз Т-42 (он же – ТГ-5), проект которого был представлен летом 1932 года, – ещё одна вариация на тему многотонного монстра
Отсюда и появилось множество самых изумительных советских проектов начала 30-х годов — как и было сказано выше, никто толком не понимал, как должен выглядеть «идеальный» танк, а потому решения по компоновке принимались исходя из заграничного опыта или собственных соображений. Многобашенность? Прекрасно, ведь требуется мощное вооружение! Многоярусное расположение башен? Почему бы и нет — экономия места в корпусе, лучше радиус обстрела, можно поставить как основное, так и вспомогательное орудия. И пулемёты, конечно, много пулемётов! Примерная масса? А давайте не будем скромничать — если танк требуется «мощный», пусть и будет мощный!
Тут следует вспомнить о советском конструкторе Константине Карловиче Сиркене (1888–1963) — человеке, которого связала с бронетехникой Первая мировая война. Сиркен целиком и полностью относился к поколению революционных энтузиастов, выходцев из народа, сделавших сами себя — сын камердинера и прачки, три класса общеобразовательного училища, токарь-пролетарий на Адмиралтейских верфях Петербурга, при этом участник первой Российской Олимпиады 1913 года в Киеве — гиревой спорт, серебряная медаль. Революция открывает Сиркену дорогу в светлое будущее, и вершиной, куда вознёс его социальный лифт Страны Советов, является Сталинская премия 1951 года — «За коренное усовершенствование методов производства морской артиллерии». Не имея действительно выдающихся заслуг перед государством, получить Сталинскую премию было невозможно.
К. К. Сиркен в 1931 году
Проект так называемого «танка Сиркена» от 1933 года наглядно показывает, насколько расплывчатое представление имелось о том, какая именно бронетехника нужна армии и как уравновесить параметры цена-качество-возможность производства. Причём не только у инженеров и конструкторов, но и у собственно военных — невероятно «прогрессивный» и «современный» М. Тухачевский в противовес ретроградским кавалеристам тоже выдвигал безумные идеи вроде постройки ста тысяч танков образца 1929 года в ущерб индустриализации. А Константин Карлович Сиркен к тому времени был серьёзным специалистом с большим опытом работы в области блиндированной техники — в Гражданскую строил бронепоезда, руководил артиллерийским заводом, был назначен Климом Ворошиловым в комиссию ВСНХ по закупке зарубежных технологий и ездил к буржуям знакомиться с образцами их новейших танков. Наконец, он назначается сперва главным инженером, а потом и директором танкового отдела Ленинградского завода «Большевик», затем преобразованного в Завод опытного машиностроения номер 185.
Итак, Совет Народных Комиссаров поставил задачу: нужен тяжёлый хорошо бронированный артиллерийский танк, способный громить бетонные цели и крепости — а мы все помним, что в межвоенный период фортификации наподобие Брестской (ну или, к примеру, Кёнигсбергской) крепости всё ещё уделялось серьёзное внимание — считалось, что таковые будут препятствием для наступающей армии и опорной точкой противника. Теория блицкрига эти выводы впоследствии отправила на свалку истории, но в 30-е годы никто и помыслить не мог о предстоящем германском изобретении, которое сокрушит Европу и поставит на грань гибели Советский Союз.
Сиркен берется за работу, а поскольку он был всё-таки более артиллерист, чем танкостроитель, у него получается классический «сухопутный линкор» образца первой мировой — разумеется, с учётом технических достижений последних лет.
Артиллеристы РККА продвигают 107-мм орудие 1910/30 на боевую позицию. Качающуюся часть этого орудия Сиркен планировал установить "главным калибром" на свой танк
К тому времени на заводе «Большевик» с 1932 года выпускалась 107-миллиметровая пушка — советская модернизация стоявшей на вооружении царской армии «42-линейной полевой тяжёлой пушки обр. 1910 г.», исходно разработанной французской фирмой «Шнейдер» (кстати, выпускавшей одноимённые танки в Первую мировую). В модернизации 1930 года был добавлен дульный тормоз и увеличена длина ствола на десять калибров, орудия устанавливались в тяжёлые бронепоезда на тумбах — так почему бы не поставить его в танк?
Одна беда — создать для 107-мм орудия башню в 1933 году было технически невозможно: ствол без дульного тормоза был длиной четыре метра, а масса в боевом положении две с половиной тонны. Выход был найден — установить орудие в спонсоне лобовой части корпуса по типу САУ: раз уж главный калибр требуется для разрушения укреплений. Углы наведения, конечно, оставляли желать лучшего — всего 20 градусов по горизонтали, а орудие располагалось бы между двумя выступающими далеко вперёд гусеницами — ровно так же, как и на самом первом танке «Черчилль», где пушка находилась в лобовом бронелисте.
Churchill Mk I. Отлично видно орудие в лобовом листе
Дополнительное вооружение — две 45-мм пушки во вращающейся башне по центру корпуса, два курсовых пулемёта в неподвижной надстройке над основным орудием, и, наконец, кормовая башенка с сектором обстрела в 220 градусов и 76-мм орудием. Обслуживать вооружение и сам танк должен был экипаж из 10–12 человек.
Выглядит довольно солидно, особенно если учитывать толщину брони башни и лобового листа — 80-мм, как у «Пантеры». К середине тридцатых годов такую броню не взяло бы ни одно противотанковое орудие. Но тут встали два вопроса, преодолеть которые К. К. Сиркен и конструкторское бюро завода номер 185 не сумели.
Разумеется, это были ходовая часть и двигатель. Во-первых, расчётная масса танка достигла восьмидесяти пяти тонн — с учётом вооружения, бронирования, боезапаса и топливных баков. Требовалась подвеска, способная выдержать такой неслыханный вес, ибо самый тяжёлый к тому времени танк, французский Char 2c (он же FCM 2c), был на целых десять тонн полегче. Общепринятых схем подвески к тому времени существовало две — это «сороконожка» по типу британских ромбов или того же Char 2c, с множеством опорных катков (у француза их было 36 на каждый борт). Второй вариант — изобретённая фирмой «Виккерс» двухкатковая схема, соединённая с другой парой катков листовыми рессорами.
Схема тяжёлого танка Сиркена
Остаётся открытым вопрос, а каковы же были логистические габариты танка Сиркена? Автору нигде не удалось найти эту информацию, можно лишь строить предположения и брать за основу всё тот же сверхгигант Char 2c, учитывая размеры 107-мм орудия. Выходит, что по длине танк Сиркена должен быть не менее 10 метров, а с учётом кормовой башенки и все 12 метров, то есть превосходить и француза, и пресловутый «Маус», которого тогда и в проекте не было. Ширина и высота корпуса также приблизительно должны совпадать — 3–3,5 метра и 3,5–4 метра соответственно. И вообще, непонятно, как танк таких размеров и массы предполагалось транспортировать к линии фронта, поскольку первые советские 50 и 60-тонные платформы были выпущены только в 1935–36 годах на Черноморском (Николаевском) заводе, а вот в Германии только в 1942 году — после начала производства «Тигров». Всего в СССР к 1941 году имелось 387 шестидесятитонных платформ.
Char 2C №91 Provence, взорванный своим экипажем у деревушки Мёз из-за невозможности выгрузиться без подъёмного оборудования со специальных трёхосных железнодорожных тележек, где роль "платформы" выполнял собственно танк
И вот всю эту неописуемую красоту, гремящую огнём и сверкающую блеском стали, должна была тащить на себе усиленная и доработанная подвеска «Виккерса» — четыре спаренных двухкатковых тележки на листовых рессорах плюс шесть поддерживающих катков. Листовые рессоры и 85 тонн массы — сочетание несочетаемого, по тем временам это было невозможно принципиально, но других вариантов попросту не было: англо-французская «сороконожка» уже тогда начала радикально устаревать, и только традиционалисты-британцы ухитрились впихнуть эту ходовую на «Черчилля» и TOG-II несколько лет спустя…
К. К. Сиркен в 1946 году, в должности главного инженера СКМЗ по спецпроизводству
Наконец, главная проблема — бензинового двигателя мощностью 1500 лошадиных сил, способного сдвинуть вышеописанную конструкцию с места и разогнать аж до 30 километров в час, в Советском Союзе не было. И нигде не было — в Германии только велись работы по созданию такого авиационного мотора, и то он впоследствии, до войны, использовался для «рекордных» самолётов, выпускаемых единицами.
Проект ожидаемо прикрыли, и не потому, что танк Сиркена был плохим — имейся к 1933 году в СССР достаточные производственные мощности и высококвалифицированный персонал, аналог Char 2c вполне мог бы выйти из заводских ворот малой серией, наподобие многобашенного тяжёлого Т-35. Но развивающаяся промышленность тогда не сумела бы осилить такой танк, особенно нуждающийся в принципиально новой ходовой части и мощном двигателе. Товарищ Сталин, лично курировавший подобные проекты, отказал — и правильно сделал, поскольку эпоха многобашенных танков вскоре навсегда уйдёт в прошлое.
К. К. Сиркен на пенсии. 1956 год
Ну а Константин Карлович Сиркен, сын камердинера и прачки, проживёт долгую и успешную жизнь, будет участвовать в создании множества образцов военной техники — от орудийных башен и командно-дальномерных пунктов для крейсеров до танковых противоминных тралов, — получит Сталинскую премию, ордена «Красной звезды» и «Знак почёта» и скончается в Краматорске в 1963 году…
Источник — http://warspot.ru/3393-tank-sirkena-iskra-blagorodnogo-bezumiya