Сергей Васильев. Глава IV романа «Деревия»

(Глава IV романа «Деревия»)

https://author.today/work/117076

НА КОНКУРС «БУЙНАЯ ФАНТАЗИЯ» https://author.today/post/216043

То ли сон дивный, то ли быль, то ли небыль…

Ясный погожий день, а скорее – полдень. Местечко, коих во множестве в свое время раскинулось и по Украйне, и по Белой Руси, и в Польше, и в Чехии…

Судя по всему, базар или ярмарка – словно «гоголевская Малороссия» ожила в живописных колоритных картинах. Широкое, щедрое торжище купалось в золотых лучах солнца, переливалось радугой улыбок и искрометного смеха. Бесшабашное веселье и деловитая сосредоточенность дивно сплелись, придавая извечной круговерти «деньги-товар-деньги» необыкновенный шарм, какую-то первозданную чистоту чувств и игру страстей.

Щеголеватые торговцы наперебой нахваливали товар, ряженые и скоморохи от души потешали народ – зарабатывали свой скудный хлеб… да и как иначе – артист был голоден во все времена. В шапки, котомки летели медные монеты, а кто давал круг колбасы, иную снедь…

Не рукоплескали, но от всплесков ладоней порой рябило в глазах – ударяли по рукам – без лишних формальностей одним лишь честным словом крепили удачную сделку; живо подставляли мозолистые огрубевшие длани, сойдясь, наконец, после долгого утомительного торга в цене…

Солнце клонилось к закату. Безудержное колесо мало-помалу сбавляло обороты: довольные селяне подсчитывали выручку, собирались к родимым очагам; коробейники назойливо пытались сбыть остатки товара, то и дело, хватая кого ни попадя за рукава –  те отмахивались от них как от назойливых мух, благодушно поругивали и убыстряли, словно боясь опоздать, шаг…

Чудный вечер – предвестник тихой ночи – собирал далеко не праздный люд у корчмы. Торговля – ремесло не из легких, тем паче, коль продавать изделия рук своих и плоды собственных трудов земледельческих.

Вдосталь наговорившись, накричавшись, да и порядком подустав, и покупатели, и торговцы взяли на полтона ниже, а то и вовсе перешли на полушепот; даже хмельной мед и игристое яблочное пиво будто утратили свою силу – ни оживленных громких бесед, ни песен и прибауток…

Ну, а когда раздался чарующий мелодичный перезвон, все вокруг стихло: на майданчике перед корчмой собирал слушателей сказитель – седой слепец с длинными на запорожский манер усами и чубом. Но, что странно, в руках у песенника не бандура или кобза, а древние гусли. И запел он про стародавние времена, и слушали его, не проронив ни слова…

Как у ласкового князя у Владимира 

Да во стольном было в городе во Искоростене 

Собиралось было пированьеце почестный пир…

Стоп! Что-то здесь не то! Прокрутим еще раз. Да так и есть: «У ласкового князя у Владимира… во стольном было в городе во Искоростене…».

Судя по всему, это одна из былин так называемого «Владимирова цикла».

Отражение ранней истории Киева, Киевской Руси. Но причем же тут Искоростень – столица древлян?!!!

Ведь традиционный запев: «Как у ласкового князя у Владимира, да во стольном было в городе во Киеве…».

*****

-Привет, академикам! – грубовато-ироничный возглас невесть откуда взявшегося Яковцева, словно незлобливый детский щелчок по носу вернул в реальность.

-Что-то ты, брат, невесел, буйну голову повесил, чай печаль-кручина научная, – продолжал ерничать приятель… и вдруг резко и серьезно (видимо, мое выражение лица приняло уж больно «академичный» характер) –  Случилось что?!!!

-Да, нет ничего. Просто я видимо хожу с ума!

-Ну, тут ты не прав, не прав. Человек, который сходит с ума об этом и не догадывается – медицинский факт!

Я коротко изложил причину тревоги за свое душевное здоровье.

-Да уж… требуется консилиум. – Что ж, давай констатируй или как там это у вас у ученых… в общем продемонстрируй доказательства своего сумасше… пардон, неадекватного психического состояния.

Вновь на экране ожила ярмарочная кутерьма. Вот долгожданный финал: гусляр, перезвон струн, чуть хрипловатый и от того кажущийся каким-то потусторонним голос… и как шаманское заклинание: «в городе во Искоростене… Искоростене Искоростене…».

-Да задача с тремя неизвестными, – от ироничного тона Яковцева не осталось и следа. – И все же попробуем подойти логически. Самое простое объяснение мы открыли новую былину или может быть даже новый цикл былин – назовем их условно искоростень…ские, тьфу ты даже не выговоришь… можно проще «искоростеньки». Слушай, а у тебя на этом все и обрывается… что там дальше он «спивал» нам не ведомо?

Я кивнул.

-Да, усложнил старик-гусляр, усложнил. Но мне сдается, «искоростеньки» слишком уж просто, и дело тут гораздо сложнее!

-Да это и ежу понятно.

-А какой это хотя бы век?

-Думаю, от XVI до XVIII-го

-А точнее?

-Точнее… опять этот… определитель подводит – цифры так и скачут. Но по косвенным признакам – одежда и прочее, думаю, временные рамки примерно такие. Да, начиная от XVI-го и до… быть может, начала XVIIIвека. В общем, надо вглядываться в детали. Сам понимаешь: одежда простого люда в те времена даже за столетия не претерпевала серьезных изменений.

-Да, вечно у нас все не слава богу! То определители барахлят, то собаки мяукают. Этак науку далеко не двинешь!..

-Кстати об одежде, да и о прочих деталях. Давай, коль уж на то пошло, сделаем так: фрагментарно выхватим отдельные кадры и постараемся рассмотреть их, как под лупой. Может, что и прояснится. Надеюсь, машина не подкачает?!

Да, Яковцев недаром слывет у нас в институте сообразительным вплоть до гениальности. Действительно, весьма здравая мысль.

Остальное – дело техники – и она на сей раз не подвела. После нехитрых нажатий клавиш мы жадно всматривались в разбитую на фрагменты картину, напоминавшую фотохронику, а порой и полотна старых живописцев. Лица людей завораживали совсем иным – «живым»  выражением – чрезвычайно редко встречающимся ныне.

 Но, вспомнив о предмете исследования, все внимание сосредоточили мы на деталях костюмов – домотканых одеяний, носившихся с изяществом и даже элегантностью – ненавязчивой и простецкой.

Историки моды могли бы многое почерпнуть здесь для своих изысканий, но… у них свои задачи, а у нас, как водится, свои.

-В общем и целом мнение таково, – резюмировал после часа напряженного вглядывания  Яковцев: одежка – нечто среднее между малорусской и белоруской, а, следовательно, можно предположить место действия: одно из местечек украинского… ну или белорусского Полесья. И все же…

-Что-то опять не так?!

-Да, нет: все так, все так… кроме малых незначительных деталей. Я в свое время занимался костюмами. Так вот: одежда та, и вроде бы не та…

-То есть?!

-Ну, вот, например, чем подпоясывались в то время? Правильно матерчатым кушаком. А теперь посмотри: картина, как говорится, маслом. Парубок. Одет не без претензий, что и понятно, девки не глянут на голодранца. Вышитая сорочка, порты, а подпоясан-то чем?

-И чем же?

-Видишь: широкий кожаный пояс с застежками, его использовали и как кошель для монет.

-И что же?

-А то, что такой пояс не носили в то время, – ни в украинских, ни в белорусских пределах. Вернее, носили, но столетиями ранее в Киевской Руси. А потом он вышел из обихода, правда, сохранился в Карпатах у горцев-гуцулов. Там такие пояса носили и в XVIII-м, и в XIX-м, да и в XX-м веке. Считается, что сохранились они у этих самых гуцулов со времен Киевской Руси.

Явная нестыковка и таких нестыковок я увидел не одну.

-Ну и…

-И тебе не кажется странным: вместо кобзы, бандуры – гусли; былина, а не украинская дума про какого-нибудь казака Мамая! Хотя, поди знай, что там у них за фольклор был. Да и где это вообще происходит?!

-Значит, мы оба сходим с ума!

-Опять ты за старое! Давай-ка берись за ум с другой стороны и попытайся рассуждать как человек науки…

*****

-Боюсь вдвоем нам эта задачка не по силам, – продолжил после паузы Яковцев. – В общем, так: в ближайшие дни, после службы, отправимся за советом и дружеской, так сказать, поддержкой к одному маститому специалисту – он всегда открыт для общения с молодой научной порослью.

-И кто же этот почтенный муж?

-Фамилия достаточно известна, чтобы я ее называл…

ПРОДОЛЖЕНИЕ https://author.today/reader/117076/947126