С праздником: сражение в Японском Море 22 августа 1945

Традиционно, по случаю великого праздника — Дня Победы, делюсь моим материалом.  В этот раз не сумел связаться вовремя с коллегами, способными выложить, так что пришлось выкладывать лично. Ну ок.

20 августа 1945 года, в связи с тяжелыми боями на Курилах, советское командование приняло решение срочно подкрепить высаженные войска. Поскольку региональные возможности усиления были временно исчерпаны, резервы было решено переправить морем из Владивостока. 258-я стрелковая бригада была размещена для переброски на пароходе “Красногвардеец”, двух малых охотниках и трех траулерах. Дальнее прикрытие конвоя осуществляла эскадра в составе легкого крейсера “Калинин” (капитан 1-го ранга И. Светлов), лидера эсминцев “Тбилиси” и эскадренных миноносцев “Ретивый”, “Решительный” и “Редкий”. Это было первое боевое развертывание крупных кораблей ТОФ за время войны с Японией:

Состав советских сил: сверху-вниз — "Калинин", "Тбилиси", "Ретивый", "Редкий"

22 августа, когда конвой уже вышел в море и двигался к Сахалину, воздушная разведка в Японском Море обнаружила японские корабли к западу от Хоккайдо. Патрулирующий гидросамолет установил контакт с противником в 07:38, и, некоторое время пронаблюдав за японскими действиями, передал на базу: “Три японских миноносца движутся на юго-запад, скорость более 10 узлов”. Чуть позднее, последовала вторая радиограмма, уже более точная: “Японский тяжелый крейсер и два миноносца движутся на юго-юго-запад, скорость 15 узлов”.

С точки зрения воздушной разведки, ситуация выглядела так, словно японцы знают о конвое и собираются его перехватить. Основываясь на этих данных, капитан Светлов запросил разрешения оставить конвой, выделив для непосредственного охранения “Решительный”, и выйти навстречу неприятелю. Он предполагал, что целью японцев является нападение на охраняемые корабли, и, по его собственным словам, “не хотел оказаться связанным транспортами”. В 8:08, после некоторого колебания, командование ТОФ дало “добро”, и, увеличив скорость, советские корабли двинулись на перехват неприятеля.

Японская эскадра, впрочем, не имела о конвое ни малейшего представления. Она вышла в море для проверки сообщения о советском эсминце, патрулирующем у восточного побережья Хоккайдо; региональная штаб-квартира Императорского флота опасалась, что это может быть подготовкой будущего вторжения. С трудом преодолев лабиринты минных полей на выходе из Хакодате, эскадра прошла на север мимо острова Окусири, и на широте Румои повернула на юго-запад.

Сильнейшим ее кораблем был “Сакава”, новый легкий крейсер водоизмещением в 7500 тонн под командованием капитана Кадагавы. Вооруженный шестью 152-мм орудиями Тип 41 и двумя счетверенными торпедными аппаратами для тяжелых кислородных торпед, он был впечатляющим противником. Он вступил в строй в конце 1944 года, последний в серии легких крейсеров “Агано”, но из-за дефицита топлива почти не принимал участия в боевых действиях. Летом 1945, японское командование приняло решение перевести его на Хоккайдо, в последней отчаянной попытке усилить оборону острова на случай советской высадки.

“Сакаву” сопровождали миноносцы “Катсура” и “Сакаки”. Оба они относились к типу “Матсу”, и были эскортными кораблями (“kuchikukan”) поздней военной постройки. Они были вооружены тремя 127-мм зенитными орудиями Тип 89 и одним четырехтрубным торпедным аппаратом каждый. Главным их недостатком была низкая скорость: созданные для сопровождения конвоев миноносцы развивали не более 27,5 узлов.

Состав японских сил: сверху-вниз — "Сакава", "Катсура", "Сакаки".

Хотя в целом японская эскадра и качественно и количественно уступала советской, тем не менее, ее старшие офицеры придерживались мнения о лучшей выучке японских матросов и младших чинов по сравнению с советскими, и общем превосходстве японской военно-морской технологии. Частично, это мнение соответствовало истине – но только частично. Из-за дефицита топлива, подготовка японских моряков в 1944-1945 была крайне ограничена, и по большей части сводилась к теоретической. Артиллеристы на “Сакаве” имели мало опыта стрельбы по подвижным целям. Хотя крейсер имел полное радарное вооружение, превосходящее установленное на “Калинине”, обученных операторов недавно отозвали на берег, для обслуживания стационарных радиолокаторов ПВО. В целом, соотношение сил было далеко не так оптимистично, как полагали японцы.

Последующие три часа, обе эскадры двигались навстречу друг другу. Советские самолеты-амфибии поддерживали эпизодический контакт с эскадрой до десяти часов, но затем из-за ухудшившихся погодных условий потеряли цель. Поставленное в известность командование армейской авиации РККА подняло с аэродромов Приморья восемь дальних бомбардировщиков Ил-4, но их действия тоже оказались безуспешными. Более армейская авиация участия в операции не принимала: взаимодействие армейской и флотской авиации оставляло желать лучшего, и командование ТОФ опасалось инцидентов “дружественного огня”.

Эскадры встретились в половине двенадцатого, примерно в 80 милях к западу от Шимамуи. В 11:30, впередсмотрящие с борта “Калинина” заметили у горизонта силуэт крупного корабля. Налетевший дождевой шквал на время скрыл его из виду, но в 11:38 визуальный контакт был восстановлен, и спустя некоторое время обнаруженная цель была положительно идентифицирована как “японский тяжелый крейсер старой постройки”, вероятно, подразумевая корабли типа “Фурутака” или “Аоба”. Капитан Светлов распорядился объявить боевую тревогу по эскадре и передать во Владивосток кодовое сообщение “вижу неприятеля – вступаю в бой”.

На японском флагмане советские корабли заметили несколько позже. Так как японцы вышли в море в поисках советских легких сил, то первоначально советские корабли были идентифицированы как “группа эсминцев и миноносцев”. Крейсер “Калинин” поначалу не был замечен вообще, затем был неправильно идентифицирован как лидер “Тбилиси”. Считая, таким образом, что имеет огневое превосходство, капитан Канагава – командир “Сакавы” – приказал идти на сближение с оппонентом.

“Калинин” открыл огонь первым, дав три залпа из носовых башен с дистанции в 30 километров. Расстояние, было, очевидно, слишком велико, чтобы нестабильный, сильно раскачивающийся крейсер мог добиться попаданий. Убедившись, что ни один снаряд не упал даже близко к японским кораблям, капитан Светлов приказал замедлить ход до 28 узлов и изменить курс. В 12:08, “Калинин” вновь открыл огонь с дистанции 26,5 км, и вскоре к нему присоединились – без особого, впрочем, эффекта — эсминцы.

Для японцев, всплески воды от падений советских снарядов вокруг стали неприятным сюрпризом – Кадагава не имел представления о эффективной дальности советских пушек и не предполагал, что таковая существенно превосходит его возможности. Он, однако, по-прежнему считал, что имеет дело с лидером “Тбилиси” и группой эсминцев, и был уверен, что по-прежнему располагает убедительным преимуществом. Только позднее впередсмотрящие идентифицировали второй корабль в советском построении как легкий крейсер: хотя это и существенно меняло баланс сил, Кадагава, видимо, не считал советских моряков за значимого противника.

“Капитан Йошики Канагава был, в своем роде, одержим идеей “завоевать последнюю победу для Японского Императорского Флота”. Он получил командование слишком поздно, чтобы принять действительное участие в каких-либо крупных сражениях с американцами, и, судя по его пессимистичному настрою в последние месяцы войны – не строил никаких иллюзий относительно ее исхода. В приватных разговорах он часто повторял, что “время славы утекает, как последние песчинки в часах”, и “мы должны поспешить, если хотим исполнить свой долг перед Императором””.

И. Хирацуми. Воспоминания.

Японцы открыли огонь с дистанции в 20 километров, целясь по идущему во главе эскадры “Калинину”. Первый их залп лег с сильным недолетом впереди крейсера; второй оказался немногим лучше. С третьего залпа артиллеристы Кадагавы нащупали дистанцию, но, по всей видимости, неверно оценив скорость советского крейсера, постоянно давали излишнее упреждение и снаряды взрывались впереди цели.

Оказавшись под обстрелом, “Калинин” начал маневрировать, пытаясь сбить японцам прицел. Его система управления огнем на некоторое время потеряла “Сакаву” из виду, не в последнюю очередь из-за довольно беспорядочной стрельбы советских эсминцев — пытавшихся реализовать “паспортную” дальность своих орудий.

В 12:18, капитан Светлов в резкой форме приказал эсминцам “прекратить швырять снаряды впустую”: всплески воды от 130-мм снарядов сбивали наводку главного калибра крейсера. Капитан лидера “Тбилиси” впоследствии оспаривал это решение, утверждая, что добился двух попаданий в японский крейсер, но послевоенный анализ японских архивов опроверг его слова.

В 12:22, “Калинин” переменил курс, чтобы ввести в действие кормовую башню главного калибра. По неизвестной причине, артиллеристы “Сакавы” промедлили со сменой точки прицеливания, и это в итоге позволило им открыть счет в сражении: выполняющий маневр “Калинин” буквально “въехал” в эллипс рассеивания нового залпа японского крейсера и был немедленно поражен двумя фугасными снарядами. Один из них ударил под острым углом в пояс крейсера напротив машинного отделения, не пробил, и разорвался на обшивке, оставив глубокую вмятину. Механики “Калинина” ощутили сильный удар и сотрясение, но этим ущерб и ограничился.

"Калинин" в море.

Второй снаряд поразил “Калинин” в кормовую часть, у основания задней трубы крейсера. Взрыв полностью вывел из строя две из трех 85-мм зенитных установок на левом борту корабля, основание трубы было сильно повреждено осколками. На борту “Калинина” вспыхнул сильный пожар, восемь моряков было убито и трое тяжело ранено. Однако боеспособность крейсера пострадала незначительно, и капитан Светлов приказал увеличить скорость до полной и идти на сближение, постоянно меняя курс. Он рассчитывал (вполне обоснованно) что японские системы управления огнем не смогут справиться с выработкой огневого решения по цели на скоростях сближения более пятидесяти узлов, и, кроме того, хотел ввести в действие свои торпедные аппараты.

Капитан Кадагава, весьма воодушевленный своим успехом, также приказал сменить курс, введя в бой свою кормовую башню и получив тем самым возможность давать полные бортовые залпы. В 12:24 “Сакава” с некоторой задержкой отвернула вправо. В 12:28, поступил приказ о торпедной атаке и в течение двух минут, сначала “Сакава”, затем оба миноносца выпустили по четыре торпеды из своих аппаратов.

В дальнейшем, многие эксперты критиковали Кадагаву за это решение; по мнению большинства торпедистов, торпеды следовало пускать либо с большей дистанции, пытаясь застать противника врасплох, или приберечь их для ближнего боя, и такой “промежуточный” пуск только запутал ситуацию. На скорости около 60 км/ч, торпедам требовалось порядка 15 минут, чтобы преодолеть разделяющее корабли расстояние. Едва ли можно было ожидать, что быстроходные корабли, ведущие артиллерийскую дуэль, все это время будут держаться на прежнем курсе.

Идущий зигзагами “Калинин” вновь оказался под прицелом полных бортовых залпов “Сакавы”. Еще один японский снаряд пробил его носовую оконечность насквозь, не разорвавшись. Другой разорвался в корме над броневой палубой, оставив в ней большую вмятину. Два моряка были ранены осколками, и жилые помещения на корме получили серьезные повреждения, но жизненно важные части корабля не пострадали, а вспыхнувший пожар был быстро потушен.

И в 12:34 удача улыбнулась русским артиллеристам. Очередная “лесенка” из трех последовательных залпов дала правильное упреждение и накрытие, которое на борту “Сакавы” своевременно не заметили. В 12:37 “Калинин” перешел на полные залпы, каждый раз добиваясь накрытия. Оказавшись в окружении взметывающихся фонтанов воды, капитан Кадагава приказал немедленно изменить курс, но в 12:39, прежде чем его команда успела выполнить распоряжение, четвертый залп “Калинина” ударил точно в цель.

180-миллиметровый полубронебойный снаряд советского крейсера ударил в борт “Сакавы” как раз под надстройкой, чуть впереди переднего котельного отделения. Угол не был оптимальным, но его хватило, чтобы снаряд сильно вдавился в тонкую броневую плиту перед разрывом. Головная часть снаряда и несколько крупных осколков прошли внутрь, повредив систему питания переднего котельного отделения “Сакавы” и убив двоих японских механиков. Поврежденный отсек немедленно начал заполняться забортной водой и мазутом, вытекающим из поврежденных трубопроводов.

Немедленно после попадания, “Сакава” резко переложила рули и изменила курс, и следующие два залпа советского крейсера легли мимо. Однако, резкий разворот сбил огневое решение и артиллеристам “Сакавы”, и последующие залпы японцев тоже упали в полном беспорядке. Капитан Кадагава в дальнейшем отметил в своем дневнике, что “артиллерийским офицерам не хватало практики” и они не могли адекватно справляться с излишне резкими маневрами своего корабля.
Следующим успеха добился лидер “Тбилиси”, удачно накрывший “Сакаву” залпом своих 130-мм орудий. Один снаряд разорвался в кормовой части японского крейсера, повредив осколками кожух дальномера башни “X”. Затем, впередсмотрящий лидера прокричал “Торпеды в воде! Торпеды в воде!”, и советские корабли поспешно отвернули на норд-норд-вест, уклоняясь от японского залпа. Ни одна японская торпеда не достигла цели.

Выписав противоторпедный маневр, советские корабли вновь вернулись на прежний курс. К этому времени, дистанция между соединениями сократилась до 12500 метров, и капитан Светлов отдал приказ о торпедной атаке. Советские корабли переменили курс, занимая позицию для атаки, и последовательно разрядили торпедные аппараты, выпустив двадцать семь торпед (одна торпеда на “Ретивом” не вышла из аппарата).

Для торпед 53-38У, состоявших на вооружении Тихоокеанского Флота, дистанция была выше предельной: впрочем, советские торпедисты и не рассчитывали особо на попадание, рассматривая торпедный залп более как возможность ограничить маневры противника. Что удалось полностью: заметив советскую торпедную атаку, Кадагава немедленно приказал выполнить поворот на ост-тень-зюйд.

Выполняя распоряжение, “Сакава” и “Сакаки” плавно повернули, увеличивая дистанцию между собой и оппонентом. Кормовая башня “Сакавы” при этом выпустила несколько залпов по лидеру “Тбилиси”, который вынужден был уклоняться маневрированием. Миноносец “Катсура” по неизвестным причинам замешкался с выполнением приказа, и продолжил движение прежним курсом, вырвавшись из построения.

Это дало возможность замыкавшему советскую колонну эсминцу “Редкий” пристреляться из своих орудий и вскоре накрыть отдалившийся от остальных японских кораблей миноносец своими залпами. “Катсура” ответил огнем, интенсивно маневрируя, и между кораблями произошла короткая, но яростная дуэль. Хотя оба корабля неоднократно накрывали друг друга залпами, попаданий не было до 12:44, когда 127-мм снаряд с “Катсуры” пробил, не разорвавшись, нос “Редкого”.

"Катсура" под огнем.

Немедленно за этим, “Катсура” едва уклонился от советской торпеды, прошедшей менее чем в двадцати метрах от носа миноносца. Резко отвернув, японский миноносец обнаружил себя между следами двух идущих параллельно советских торпед и вынужденно сбросил скорость. Этим воспользовались на “Редком”: серия залпов с 11000 метров накрыла японский миноносец. Один 130-мм снаряд пробил навылет переднюю дымовую трубу и разорвался в надстройке, убив командира корабля и двух наблюдателей, стоявших на крыле мостика. Второй разорвался на палубе под центральной платформой строенных 25-мм зениток, выведя обе установки из строя и вызвав сильный пожар. Из-за гибели командира, “Катсура” некоторое время продолжал двигаться прежним курсом, не маневрируя, и “Редкий”, к которому присоединился “Ретивый”, еще раз накрыли миноносец огнем.

Видя тяжелое положение “Катсуры”, “Сакаки” переменил курс и открыл огонь по “Ретивому” и “Тбилиси”. Храбро маневрируя под огнем двух сильнейших противников, маленький миноносец не только сам избежал попаданий, но и сумел добиться двух по “Ретивому”. Один японский снаряд пробил большую дыру в корме советского лидера; второй разорвался рядом с носовыми 130-мм орудиями, убив четырех артиллеристов и выведя из строя механизм вертикальной наводки у возвышенной установки. Поврежденный “Ретивый” временно прекратил огонь, и это дало возможность “Катсуре” вырваться из-под обстрела. Затем, “Тбилиси” добился накрытия по “Сакаки”, и японские миноносцы поспешно отступили под прикрытие крейсера.

Вновь вернувшись на прежний курс, “Сакава” возобновила артиллерийскую дуэль с “Калининым”. Японские артиллеристы быстро взяли советский крейсер в вилку, и вскоре добились еще двух попаданий. Один снаряд проделал дырку в многострадальной кормовой трубе “Калинина”. Второй ударил в броневой пояс, не пробил, и разорвался в волнах за бортом. Поднявшийся столб воды на мгновение скрыл советский крейсер, из-за чего многие японские моряки решили, что одна из их торпед попала в цель, и закричали “банзай!” До сих пор в японской исторической литературе периодически встречается упоминание о “торпедном попадании в советский крейсер (иногда – в лидер “Тбилиси”)”; однако, нет никаких подтверждений, что какой-либо советский корабль был вообще поражен торпедами в этом бою.

Но этот ограниченный успех дорого стоил “Сакаве”. Понимая, что его недостаточно опытные канониры не могут адекватно поддерживать огневое решение при активном маневрировании, капитан Кадагава повел корабль прямым курсом – и вскоре поплатился за свою самонадеянность. Артиллеристы завершившего маневр уклонения “Калинина” взяли японский крейсер в вилку и добились накрытия с первого же залпа, и попаданий — с третьего.

"Сакава" под огнем. Кадр с гидроплана крейсера.

На этот раз, два советских 180-мм снаряда попали в “Сакаву”. Один ударил в верхнюю палубу прямо перед катапультой, пробил ее, скользнул по броневой палубе, но не разорвался. После сражения, японские матросы извлекли его из переборки.

Второй снаряд, бронебойный, ударил в основание возвышенной башни главного калибра японского крейсера, пробил броню, и, рикошетировав, разорвался в верхней части барбета. Взрыв, сопровождавшийся детонацией поднятых пороховых зарядов, убил на месте всех артиллеристов. Установка была полностью выведена из строя: вращающаяся часть башни перекосилась на роликах, орудие номер 2 сорвалось с цапф. Обломки и осколки полетели во все стороны. Разрушения были столь впечатляющи, что, по воспоминаниям штурмана “Сакавы”, “в первый момент я решил, что корабль поражен в погреба и сейчас переломится пополам”.

Тяжело поврежденная, “Сакава” продолжала двигаться по прямой, и советские артиллеристы воспользовались случаем, накрыв ее еще серией залпов. Один снаряд разорвался в воде у самого борта крейсера, пробив осколками носовую оконечность. Повреждения не были значительны, но сквозь пробоины в обшивке вода проникла в носовые отсеки “Сакавы”, вызвав ряд коротких замыканий в электрике. Японские команды борьбы за живучесть были, по всей видимости, обучены неадекватно, и поступление воды не удавалось прекратить до самого возвращения в порт.

Японский крейсер более не мог продолжать бой. Из трех его башен, установка “B” была полностью выведена из строя и не функционировала. Проблемы с проводкой в носовой части привели к тому, что оставшаяся исправной башня “A” вынужденно переключилась на локальное управление огнем – только кормовая башня еще оставалась под централизованным управлением. Повреждение систем подачи топлива ограничило скорость “Сакавы” 25 узлами. Вдобавок, и без того крайне ограниченный запас мазута уменьшился еще больше из-за попадания забортной воды в цистерны. Оставшегося топлива едва хватало крейсеру, чтобы добраться до Хоккайдо. Миноносец “Катсура” был тяжело поврежден, его командир убит. Советский же крейсер и сопровождающие его эсминцы продемонстрировали себя намного более стойкими противниками, чем полагали японцы, и Кадагава совершенно не хотел становиться командиром, потерпевшим последнее бесславное поражение Японского Императорского Флота.

"Сакава" под залпами "Калинина".

В 12:55, коммодор Кадагава приказал поставить дымовую завесу и выйти из боя. Отвернув на ост-зюйд-ост, японские корабли прекратили огонь и начали ставить дым. В 13:02, “Сакава” под прикрытием дымовой завесы выполнила разворот на норд-ост, выпустила оставшиеся торпеды из аппарата правого борта, и затем в 13:12 легла на ост-тень-норд, отступая в сторону Японии.

Советская эскадра прекратила огонь, как только “Сакава” скрылась за дымами. Радиолокационное оснащение советских кораблей не позволяло им уверенно вести бой в подобных условиях ограниченной видимости. Опасаясь японских дальнобойных торпед, выпущенных из-за дымзавесы, капитан Светлов приказал немедленно выполнить серию внезапных изменений курса. В 13:08, советская эскадра согласованно отвернула на вест-зюйд-вест, затем резко сменила курс на норд-вест, и, наконец, в 13:22 вновь легла на прежний курс. В результате, выпущенные “Сакавой” торпеды безопасно прошли в милях от кораблей. Однако, в 13:32 сигнальщик на борту “Ретивого” внезапно доложил о следе торпеды в воде (вероятно, обман зрения: японская эскадра в тот момент торпед более не имела), и в 13:35 “Калинин” и его эскорты еще раз переменили курс, уклоняясь от предполагаемой атаки.

К этому времени, японская эскадра уже удалилась за пределы досягаемости. Боезапас на “Калинине” был в значительной степени исчерпан, “Ретивый” имел проблемы из-за поврежденной носовой оконечности, и капитан Светлов принял решение не пытаться возобновить сражение, если японцы не принудят его к этому. В 14:02, советская эскадра легла на обратный курс и к 16.57 воссоединилась с конвоем.

Советское командование во Владивостоке получило рапорт о исходе сражения в 14:15. Немедленно был отдан приказ силам морской авиации восстановить контакт и добить отступающего противника. Около 17 часов, двенадцать советских средних бомбардировщиков, поднявшихся с аэродромов Приморья, атаковали “Сакаву”, но попаданий в активно маневрирующий крейсер не добились. Один бомбардировщик при этом был сбит зенитным огнем “Сакаки”. Затем японские корабли укрылись от воздушной разведки в налетевшем дождевом шквале, и следующая волна из двадцати двух средних бомбардировщиков не нашла цели. После этого ухудшавшаяся погода прервала воздушные операции. Две субмарины, находившиеся на позиции у побережья Хоккайдо — Щ-125 и Л-18 — получили приказ искать японскую эскадру, но восстановить контакт с ней не сумели.

Поврежденная "Сакава" в Хакодате.

С объективной точки зрения, следует признать, что сражение в Японском Море завершилось, в общем-то, вничью. И советская и японская историографии провозглашают этот эпизод своей решительной победой, но едва ли его можно считать таковой. Де-факто каждая из сторон достигла поставленных целей: но цели эти имели весьма малое отношение к реальности. По мнению советских историков, действия кораблей Тихоокеанского Флота спасли конвой; однако, нет никаких оснований предполагать, что японцы вообще знали о существовании конвоя или хотя бы предполагали такую возможность. Японцы, в свою очередь, придерживаются мнения, что действия капитана Канагавы остановили нападение советских военно-морских сил на западное побережье Хоккайдо – надо ли говорить, что в планы действия ТОФ ничего подобного не входило!

Однако, с тактической точки зрения, сражение в Японском Море стало бесспорным успехом советского флота. Сопоставимая численно японская эскадра была принуждена отступить, понеся тяжелые потери в материальной части и не сумев вывести из строя ни одного советского корабля. Крейсер "Сакава" был тяжело поврежден и в море до конца войны больше не выходил. Миноносец "Катсура", после оценки повреждений, было решено не восстанавливать. С советской же стороны, только крейсер "Калинин" получил значимые повреждения, но не угрожавшие его боеспособности. Хотя некоторые историки указывают на материальный перевес советской эскадры как на основную причину успеха, следует отметить, что формальный материальный перевес не спас, например, силы ABDA (американо-британо-голландско-австралийский союз) в Яванском Море в 1942 году.