Ромейская сверхдержава. Мир василевса Георгия Маниака. Часть 6
Продолжение великолепной альтернативы Георга публикующеся на ФАИ. В этой части рассказывается о войне Горгия Маниака в Сицилии против арабов, а так же о рейде Египетского флота к берегам Греции. Всё просто захватывающе, не возможно оторваться.
Потерпев поражение, эмир Муизз вовсе не собирался отказываться от борьбы за Сицилию. Но теперь он сменил тактику. Решено было впредь избегать сражений с греками, и вести на острове маневренную войну, опираясь на укрепленные города. Но удерживать города не было возможности без поддержки с моря, а флот Зиридов был недостаточно сильным, чтобы рассчитывать на победу в бою с эскадрой Феодорокана. Некогда Ифрикия была великой морской державой, флот которой при Аглабидах господствовал в западном Средиземноморье. Фатимиды, воцарившись в Ифрикии, в 916-918 гг., выстроили Махдию, которая, расположенная на восточном побережье, была в первую очередь предназначена под нужды флота. Склады провианта, корабельного леса, верфи, гавань, вмещающая до 200 военных кораблей, отдельно – торговая пристань на триста судов; короче говоря, в Махдии находилось все возможное и необходимое для отправки и снаряжения морских экспедиций. Но в 972 г. Фатимиды завоевали Египет, и большая часть тунисского флота Фатимидов перебазировалась в Александрию. Оставшиеся править Ифрикией Зириды не питали любви к морским предприятиям и не уделяли должного внимания флоту, быстро измельчавшему до конгломерата небольших эскадр.
К тому же с 1016 года, когда объединенный флот итальянских городов разгромил, заблокировал в Корналии на Сардинии и взял в плен эмира Дении Муджахдида (который унаследовал после распада Кордовского халифата его флот и попытался создать пиратскую державу в западном Средиземноморье) – инициатива в морской войне перешла к христианам. Сардиния и Корсика были очищены от арабов, арабские рейды в Италию и Прованс почти прекратились. Мало того, италийцы перешли в наступление, мстя за века ужаса перед арабским корсарством и за сотни тысяч христиан, проданных в былые времена на рабских рынках Сицилии и Ифрикии. Генуэзцы и пизанцы начали регулярно нападать на корсарские базы пиратов уже на Сицилии и в Ифрикии. Их жертвами стали такие порты как Медья и Бон. А в 1035 флот Ифрикийских Зиридов и Сицилийских Кельбитов был наголову разбит флотами Пизы и Генуи в сражении при Боне. После этого пизанцы удалым набегом захватили и разграбили Карфаген.
Муизз прилагал усилия к восстановлению флота, но его силы оставались недостаточными. Во время прошлой Сицилийской кампании Маниака зиридский флот ни разу не решился на бой с византийским. Теперь Муизз решил запросить помощи сюзерена — Фатимидского халифа. Посольство, направленное Муиззом в Египет, должно было попросить халифа открыть второй фронт в Сирии, или по крайней мере снарядить военно-морскую экспедицию в Эгейское море. Зная о том, что вся императорская эскадра находится у берегов Сицилии, Муизз надеялся, что египетская диверсия в Архипелаг заставит Маниака перебросить эскадру Феодорокана или часть ее на восток. И тогда можно будет атаковать оставшиеся военно-морские силы греков, имея реальные шансы на победу.
В июле 1045 года посольство Муизза прибыло в Каир. С первых шагов послы убедились, что халифат уже не тот что при покойном халифе Захире. Сидевший на троне 15-летний халиф Мустансир государственными делами не интересовался, и не выказывал никаких талантов, за исключением разве что весьма развитой способности к веселью и швырянью деньгами. За юношу халифа правила его мать, бывшая рабыня-наложница, негритянка, женщина не умная и не образованная. Правила она опираясь на гвардию рабов, навербованную из негров-зинджей. Численность черной гвардии достигала 30 000 солдат, и ее содержание поглощало изрядную долю государственного бюджета. Государственные дела находились в неимоверном расстройстве, а дворцовые интриги, убийства министров и других высокопоставленных лиц становились обыденным делом.
Еще в 1036 году, после победоносных нападений византийского флота на Дельту, между империей и халифатом был заключен мир на 30 лет. Но в бардаке, наступившем после смерти халифа Захира, император Михаил V не удержался от вмешательства в сирийские дела и поддержал Мирдасидов в их притязаниях на Алеппо. Основатель династии Мирдасидов Салих ибн Мирдас был предводитель арабского племени бану-килаб, которое в начале XI в. переселилось из района Хиллы в Ираке в окрестности Алеппо. В 1023 г. совместно с Хассаном ибн ал-Джарахом он начал военные действия против правивших в Египте Фатимидов, разбил сирийского наместника ад-Дузберийю и взял Рамлу. Вслед за тем Салих подступил к Алеппо и овладел им после короткой осады. В 1037 г. большое войско египтян двинулось на мятежников. В битве при ал-Укхуване близ Табари сын Салиха, Наср Шибл ад-дин, был разбит и пал в бою. После этого в течение пяти лет Алеппо находился в руках фатимидского правителя Дамаска Ануштегина. Но в 1042 году при византийской поддержке Алеппо захватил сын Салиха – эмир Тамал. Тамал признал себя вассалом империи и обещал выставлять вспомогательные отряды в случае войны в Азии. Константин Мономах в свое недолгое царствование успел пожаловать Тамалу высокий византийский титул проэдра.
Просьбу Муизза об окрытии второго фронта в Сирии путем активного наступления на Алеппо в Каире отвергли сразу – в Сирийском катепанате стояла почти в полном составе (лишь 8000 арабских конных стрелков Теллуха было забрано Маниаком на Сицилию) восточная армия империи, возглавляемая доместиком Львом Спондилом, готовая в любой момент поддержать эмира Алеппо. Меж тем сирийская армия Фатимидов после смерти Ануштегина, не получая должного содержания практически развалилась, и была недостаточна для успешной наступательной кампании. Посылать же в Сирию своих зинджей султанша-мать категорически отказалась, справедливо опасаясь что как только черная гвардия покинет Египет, ее власть (крайне непопулярная в стране) тут же будет свергнута. Гораздо благосклоннее она отнеслась к идее диверсии в Архипелаг. Флот после разгрома 1035 был в значительной степени восстановлен, о том что почти все наличные силы императорского флота выведены на запад, в Каире знали, а успешная морская кампания против неверных могла смыть позор 1036 года и поднять престиж правительства. Однако предпринять эту экспедицию можно было лишь в следующем году – на подготовку экспедиции требовалось время, и эскадра не успела бы вернуться до сезона осенних штормов. Флоту был дан приказ готовится к набегу в Эгейское море на весну 1046 года.
Сиракузы таким образом были практически обречены. Заняв внешнюю гавань и перегородив пролив, Феодорокан прочно заблокировал город с моря. С суши Сиракузы были окружены циркумвалационной линией, а осадные башни придвигались все ближе к стенам. Снаружи была воздвигнута контрвалационная линия, под прикрытием которой осаждающая армия, отлично снабжаемая морем, находилась в полной безопасности. Тем не менее арабский гарнизон три месяца ожесточенно оборонялся. Положение облегчалось тем, что Маниак уже однажды захватил Сиракузы, и детально знал все уязвимые места в укреплениях. В августе осадные машины были придвинуты вплотную к стене, и часть стены была обрушена. Тогда, не дожидаясь штурма, арабский гарнизон капитулировал.
Таким образом Маниак отвоевал те самые позиции, которых он достиг во время прошлой сицилийской кампании перед тем как был смещен. Не теряя времени, император развернул дальнейшее наступление. Маниак повел свое войско по долине Диттайно, углубляясь все дальше во вражеские земли, пока не разбил лагерь непосредственно под скалой Энны. Из всех горных крепостей Сицилии Энна располагалась на самой большой высоте и была самой грозной. Двумя веками раньше сарацины сумели отбить ее у греков, только с помощью измены, взобравшись один за другим по сточной трубе. Штурмовать Энну, очевидно, не имело смысла. Ибн аль-Хавас находился в безопасности в своей цитадели, и у греков не было никакой возможности вытеснить его оттуда; и хотя Маниак взял крепость в осаду, все понимали, что это — занятие трудное и очень долгое. Но мало кто из местных вождей разделял решимость своего эмира. Вскоре первый из них появился в лагере императора, и в последующие недели они приходили во множестве, со склоненными головами, с руками, скрещенными на груди, ведя с собой мулов, нагруженных подарками и данью.
Тем не менее крепость оставалась совершенно неприступной. Изучив все подступы, Маниак убедился, что Энну можно взять лишь измором, что учитывая запасы, по данным местных старейшин накопленные в крепости Хавасом, грозило растянутся не менее чем на год. Убедившись бесперспективности осады, император начал выбирать новую цель для удара, и в этот момент в его лагерь явилось посольство Пизы, возглавляемое самим виконтом Пизанским, наместником герцога Тосканского.
Пизанцы предлагали союз и помощь своего флота в завоевании Палермо. Этот город, будучи главным пиратским гнездом на Средиземном море, давно стоял у италийских городов костью в горле, и уничтожение арабского Палермо было их давней мечтой. Для себя пизанцы просили лишь права основать на острове несколько торговых факторий после завоевания, и обещали оставаться верными союзниками Ромейской империи. На самом деле Пиза вела далеко идущую игру – кроме разгрома арабского Палермо, которое должно было привести к безопасности торговли в западной части Средиземного моря, Пиза рассчитывала на две преференции от этого союза. Первой должна была стать поддержка Ромейской империи в окончательном искоренении арабского корсарства, коего предполагалось добиваться ударами по африканским портам. Второй же – положение «друга и союзника ромейского народа». Дело в том, что родившийся в борьбе с арабами единый фронт Генуи и Пизы уже распадался, между республиками возникли серьезные противоречия по поводу дележа отобранных у арабов территорий на Корсике и Сардинии. В это время Пиза уже готовилась к завоеванию Корсики (осуществленному в 1051-52), и хотя первая открытая война между Пизой и Генуей вспыхнула только в 1060, но противоречия назрели уже в 1046. В этой ситуации Пиза стремилась обеспечить себе дружбу с Ромейской империей и ее поддержку.
Предложение пизанцев было весьма благосклонно принято императором Георгием. Правда приближался сезон осенних штормов на Средиземном море, и комбинированный удар с моря и суши по Палермо приходилось отложить до весны. Поэтому император потратил остаток осени и зиму для освоения завоеванных территорий. Неподалеку от Энны на удобной позиции была воздвигнута ромейская крепость, которая должна была господствовать над областью и стеснять эмира в Энне, и за которой закрепилось название «Маниаче». Сам император обосновался в Тройне, превратив ее в главную базу и постепенно захватывая небольшие города и замки. Позиция византийцев неуклонно приближалась к Палермо.
В середине XI столетия Палермо являлся одним из крупнейших торговых и культурных центров мусульманского мира. Каир, несомненно, превосходил его по размерам, Кордова затмевала его величием; но по красоте окружающего ландшафта, приятности климата и разнообразию всевозможных удовольствий, которые составляют арабский идеал «сладкой жизни», с Палермо не мог сравниться ни один другой город. Существует описание, оставленное арабским географом Ибн Хаукалем. Он рисует картину оживленного торгового города, гордящегося по меньшей мере тремя сотнями мечетей — самая большая из них прежде была христианским храмом, и в нем, по слухам, находились бренные останки Аристотеля, подвешенные в гробу под крышей, — бесчисленными рынками, меняльными лавками, улицами мастеров и ремесленников и одной из первых бумажных фабрик в Европе. Вокруг раскинулись парки и сады с журчащими фонтанами и бегущими ручьями. У нас нет точных сведений о количестве населения, но усердный аббат Деярк, основываясь на утверждении Ибн Хаукаля, что в гильдию мясников входило семь тысяч человек, оценивает численность населения Палермо XI в. примерно в четверть миллиона.
Примерно в середине апреля Маниак с основными силами ромейской армии подошел к Палермо и разбил лагерь в паре миль от города, там, где маленькая речка Орето впадает в море. В этих местах располагались богатые дворцы и увеселительные заведения; здесь, среди садов и апельсиновых рощ, богатые купцы искали отдохновения после жары, шума столицы. Василий Феодорокан, дождавшись в Мессине союзного пизанского флота адмирала Джакопо Кьюрини, должен был прибыть со дня на день, следовало подыскать удобное место для стоянки и обеспечить его безопасность. В устье Орето стояла маленькая крепость, известная как замок Яхьи, которая прикрывала подходы к Палермо с востока и преграждала путь вражеским кораблям, пытавшимся войти в Орето. Она не доставила грекам много хлопот. Замок, получивший новое имя — замок святого Иоанна, стал ромейской крепостью.
В этот момент быстроходный усиако, прибывший с Пелопонесса, доставил в Мессину известия о появлении египетского флота в Эгейском море. Получив это известие, император приказал Василию Феодорокану с половиной эскадры немедленно отбыть в Архипелаг. Но положения Палермо это нисколько не облегчало – присоединение пизанцев целиком компенсировало ослабление ромейской эскадры в западных водах, и хотя Муизз сосредоточил в гавани Палермо все наличные военно-морские силы Ифрикии и Сицилии, превосходство оставалось на стороне христиан.
По прибытии флота император дал приказ о немедленном наступлении. Суда должны были перекрыть вход в гавань; сухопутное войско образовало огромную дугу, медленно наступая на бастионы города. Палермцы были готовы. На авангард ромейского войска, приблизившийся к укреплениям, обрушился дождь камней и стрел.
Таким образом по прошествии полугода после падения Сиракуз грекам пришлось вести новую осаду — но сей раз ставки были неизмеримо выше, так как призом была столица мусульманской Сицилии. Сарацины постоянно совершали вылазки, но их мужество им не помогало. Не преуспели они и на море. Император по совету пизанского адмирала Джакопо Кьюрини, который в прошлом уже предпринимал нападение на гавань Палермо, отказался от старой идеи выстраивать постоянное заграждение из кораблей, перекрывая проход в гавань, ибо в отличии от Сиракуз в силу топографических особенностей реализовать ее здесь, в Палермо, не представлялось возможным. Вместо этого он сосредоточил большую часть своего флота в устье Орето, повелев капитанам оставаться в полной боевой готовности. Это оказалось мудрым решением. В июле объединенный сицилийский и африканский флот вышел из Палермо. Сперва битва складывалась не в пользу христиан, казалось даже, что сражающиеся с мужеством отчаяния мусульмане, которые натянули над своими кораблями полотнища красного войлока для защиты от копий и стрел, добьются на море победы. Однако греки и пизанцы постепенно сумели склонить чашу весов на свою сторону, в конце дня уцелевшие сарацинские суда отступили к Палермо со всей скоростью, на которую были способны их уставшие гребцы. Палермцы попытались натянуть новую огромную цепь — взамен той, которую пизанцы забрали с собой при предыдущем нападении Кьюрини, — загородив вход в гавань, но греческие и пизанские корабли прорвались в порт, и греческий огонь завершил полное уничтожение мусульманского флота, обеспечив христианам полное господство на море.
Горы Конка-д’Оро, которые в прошлом часто защищали столицу Сицилии, теперь выступали в противоположном качестве: они позволяли ромейской армии держать под контролем большую территорию, чем было возможно в любом другом случае. Все подходы к Палермо с юга и с востока были перекрыты войсками, а с западной стороны патрули, в чьи обязанности входило пресекать любые попытки подвезти к городу припасы, действовали столь же результативно, как и пизанские корабли на северных рейдах. При таких обстоятельствах ромеи могли бы спокойно ожидать неизбежной капитуляции города, но возникли сложности. В сентябре прибыли гонцы с тревожной новостью — западный император Генрих III перешел через Альпы и с войском вступил в Италию. Надо было как-то ускорить ход событий.
В центре старого города Палермо лежит квартал Аль-Каср — «Крепость». Он представляет собой скопление базаров и лавочек, теснящихся вокруг большой Пятничной мечети и обнесенных своей собственной стеной с девятью воротами. На рассвете 5 сентября 1046 г. греческая пехота атаковала Аль-Каср. Последовавшая битва была долгой и кровавой. Со всей решимостью отчаяния защитники выбежали из ворот и сами обрушились на нападавших. Вначале благодаря своему большому численному перевесу и боевой ярости они обратили греков в бегство, но в этот момент подоспел Эрве со своей кавалерией и спас ситуацию. Теперь уже сарацины обратились в бегство, преследуемые нормандцами. Они могли бы укрыться в городе, но стражи, видя, что не смогут впустить своих воинов, не пропустив их преследователей, захлопнули перед ними ворота. Так храбрейшие из защитников Палермо оказались зажатыми между нормандской кавалерией и неприступными бастионами собственного города. Они сражались, пока не погибли все до одного.
Теперь к стенам подтащили семь огромных осадных лестниц. Греки предприняли отчаянный штурм, но в конце концов были отброшены. Император понял, что надо сменить тактику. По числу фигур в тюрбанах, стоявших на крепостных стенах, он понял, что в городе не хватает людей для обороны. Оставив у Аль-Касра Исаака Комнина и велев ему не ослаблять натиск, он с отрядом варанги отправился на северо-восток. Здесь, между Аль-Касром и морем, располагался новый квартал Аль-Халеса, административный центр Палермо, состоявший главным образом из общественных зданий; здесь находились арсенал, тюрьма, здание, где собирался совет; дворец эмира важно возвышался посередине. Этот квартал также был укреплен, но хуже, чем соседние ; теперь, как и предвидел Маниак, он остался практически без защиты. Снова пошли в ход лестницы, и вскоре варяги проникли в город и открыли ворота. Но до победы было еще далеко. Защитники крепости, охваченные паникой при известии о вторжении и разгневанные оттого, что дали себя провести, бросились в бой. Началась еще одна жестокая битва; в сумерках последние уцелевшие мусульманские воины отступили по узким устланным телами улочкам, к все еще неприступной темной громаде Аль-Касра.
В эту ночь защитники Палермо поняли, что они проиграли. Некоторые даже теперь хотели продолжать борьбу во имя своей веры, но благоразумие взяло верх, и ранним утром следующего дня делегация знатных горожан явилась к императору, чтобы обсудить условия сдачи города. Георгий обещал удержать своих воинов от мести и дальнейших грабежей, сохранив горожанам их жизни и собственность. Сам он желал их дружбы и требовал от города только лояльности и выплаты ежегодной подати; в обмен на это греки воздержатся от вмешательства в дела мусульманской религии и не будут препятствовать соблюдению исламских законов.
В октябре 1046 г. состоялась официальная церемония вступления императора Георгия в Палермо. Василевс и его свита проехали через город до древней базилики Святой Марии, поспешно освященной, после того как она двести сорок лет использовалась в качестве мечети . Там архиепископ Палермо отслужил благодарственный молебен по греческому обряду, и, если верить написанному на взятие Палермо панегирику Пселла, «сами ангелы небесные присоединили свои голоса к голосам паствы».
Главная цель была достигнута, у императора имелись все поводы для радости, тем более что весть о падении Палермо привела к спонтанной капитуляции многих других городов и областей, наиболее важной из которых являлась Мазара на юго-западе. Правда покорение острова еще не завершилось: на западном побережье Трапани, а на восточном Тавромений продолжали отстаивать свою независимость, не говоря уж о неприступной Энне в центре острова, где молодой Никифор Вотаниат пока шла осада Палермо в течение шести месяцев изматывал Хаваса постоянными набегами и вылазками, мешая ему послать войско на помощь Палермо.
В то же время пришли благоприятные известия с востока. Поначалу вторжение египтян в Архипелаг вызвало панику. Патриарх Константин срочно рассылал указы о созыве стратиотских ополчений приморских фем, жители побережья спешили укрыться в крепостях. Арабский флот разорил ряд островов Кликлад, захватив в рабство часть населения, напал на Хиос и Лемнос. Но столь беспрепятственное продвижение не пошло на пользу египтянам. Мать халифа назначила командовать флотом не опытного адмирала, а одного из своих фаворитов, чернокожего евнуха, который в это время наряду с прочими функциями исполнял обязанности «морского министра» в Египте. После первых успехов новоиспеченный адмирал возмечтал о великой славе, и двинулся далее на север. Египетский флот вошел в Геллеспонт и напал на Абидос. Штурм был отражен, но египтянин ничтоже сумняшеся вошел в Мраморное море, разорил виллы константинопольской знати на Принцевых островах и показался в виду Константинополя. Прокрейсировав ввиду города (но не приближаясь к нему на расстояние выстрела из катапульты), чернокожий флотоводец, уверенный что теперь его имя войдет в анналы морских войн ислама, приказал возвращаться. Но на обратном пути решено было взять хороший трофей – египтяне высадились на Лесбосе и осадили богатую Мелитину.
Меж тем молодой стратег морской фемы Самос, Никифор Палеолог, развил бурную деятельность. С тех пор как морские набеги арабов прекратились, флот морских фем приходил в упадок, стратии «фискализировались», и в РИ в 1047 году император Константин Мономах упразднил фемный флот. Но в данной ситуации необходимо было оказать сопротивление вторжению, и оказалось, что морские фемы еще способны на это. Палеолог обратился к городам морских фем Самоса и Киверриотов. Входившие в эти фемы города Ионии и Ликии-Памфилии – Смирна, Эфес, Милет, Милитена, Родос, Мирры, Патар, Парга, Атталия – за последнее столетие расцвели и превратились в богатые эмпории. Теперь именно города за свой счет укомплектовали и снарядили фемный флот. Посланный императором из Мессины Василий Феодорокан, подойдя со своей эскадрой к Самосу, обнаружил фемный флот снаряженным и в боевой готовности.
Не медля Феодорокан двинулся к Лесбосу и атаковал египетский флот на рейде Милитены. Удар оказался полностью неожиданным для египтян, пока отряды зинджей, готовившиеся снова штурмовать город, грузились на суда, Феодорокан перекрыл выход из залива и атаковал египтян строем полумесяца, выставив в охавтывающие фланги огненосные дромоны, а центр усилив за счет кораблей фем. Прорваться сумели не более чем 2 десятка кораблей, остальные были сожжены и потоплены. Остатки египтян, бежавшие на берег, были блокированы в своем лагере и принуждены к капитуляции. Неудачливый евнух-адмирал попал в плен, вся захваченная добыча была отбита, греческие пленники освобождены.
Победа эта имела важные последствия для Византии. Маниак на Сицилии убедился в эффективности флотилий италийских городов-республик, и теперь та помощь, которую оказали города морских фем в отражении арабов, окончательно навела императора на мысль о реформе морских фем. Отныне содержание фемного флота было целиком переложено на плечи вышеупомянутых десяти городов. Города Ионии и Ликии-Памфилии обязаны были содержать за свой счет отряды боевых кораблей по старым штатам фем Самоса и Киверриотов, снаряжать их, комплектовать и содержать экипажи и отряды морской пехоты. Взамен эти города получали права городского самоуправления по «закону градскому» и выводились из подчинения фемных преторов, управляясь двумя архонтами, один из которых избирался городской эклессией, а другой назначался императором. В военном отношении оба архонта подчинялись носителю вновь введенной должности – дуке «морского катепаната», в котором были объединены прежние фемы Киверриоты (Ликия, Памфилия и Кария), Самос (Иония, Кликлады и Додеканес) и Крит, и который получил пышный титул «талассократор». Созданная таким образом «талассократия», в просторечии именуемая «Декаполис» (десятиградие) играла в дальнейшем немалую роль в империи.
