Роман Подольный «Неисторические рассказы»
Пределы фантазии
Разговор шел на английском языке – из уважения к младшему гостю. Невзирая на то, что этот нищий полу-юноша-полумальчишка, назвавшийся гражданином Соединенных Штатов, был подобран хозяином дома несколько часов назад на Фонтанке.
И молодой князь из рода Одоевских, Рюрикович, бывший познатнее самих Романовых, богач, писатель и философ, чувствовал себя преотлично в застольной беседе с заокеанским побродяжкой, как и третий сотрапезник, провинциальный профессор лет тридцати пяти. Тот, впрочем, больше слушал, с явным удовольствием поглядывая на спорщиков.
– Я утверждаю, – князь, разгорячась, пристукнул по столу мягкой, но сильной рукой, – человеческую фантазию больше всего прельщает неземное! Мистика – потребность человека. Пусть родится из перстня сильфида, пусть привидение неслышно пройдет по обжитым и привычно банальным комнатам. Ах, общение с духами – общая страсть наша! Пусть же читатель встретится с ними если не а жизни, то в книгах.
Американец взял бокал… и неожиданно отставил.
– Что ж, ваш путь, может быть, где-то и пересечется с моим. О, эти тайны неземного! Но думали ли вы, что несравненно больше скрыто в земном? В человеке и в том, что его окружает? Вот ваш чубук, князь… разве аы не отличите его среди тысячи таких же? Вы наложили на него свой отпечаток, вступили с ним в какую-то связь. Так представьте древний род, из века в век живущий в дряхлом замке. Замок стал не только родным. Он проникся жизнью бесчисленных поколений. И в час смерти последнего представителя рода рушится… Или другое… Жена художника должна умереть, когда он положит последний мазок на ее портрет… чтобы жизнь таинственно перешла от человека к изображению. И это еще не все. Раскрыть фантастические глубины души… Я это сделаю, не будь я Эдгар Аллен По из Балтиморы!
Князя явно покоробило. Но он был хозяином. И, смягчая взгляд, он повернулся к их общему слушателю.
– Ну, а вы, профессор, что скажете о нашем споре? Что вы думаете о предмете фантазии?
– Не знаю, что и ответить вам, дорогой Владимир Федорович. Сей предмет довольно далек от меня. Более интересна мне реальность. Сейчас меня занимает вот что. Смотрите, – профессор взял лист бумаги и карандаш, быстро и удивительно точно провел от руки прямую линию, поставил рядом точку, – кажется, через эту точку вопреки Эвклиду можно провести не одну, а по крайней мере две прямые, параллельные данной. А выводы из сего…
– Ну, это уж вы чересчур! – воскликнул американец.
– Хватили, батюшке! – эхом отозвался князь. – О выводах еще говорите! И у фантазии должны быть пределы, господин Лобачевский!
Начало одной дисскуссии
Опилки, которыми был усыпан пол кабачка, едва виднелись из-под покрывавших его тел. Еще бы – шел уже третий час пополуночи, а сэр Фрэнсис Дрейк вернулся из Виндзорского дворца, где был принят королевой еще в середине дня. А завтра во главе своей эскадры великий пират и мореплаватель уходил в Вест-Индию.
Пятидесятилетний, он казался не старше своего собутыльника – единственного, кроме Дрейка, кто еще оставался на ногах. Тот был отнюдь не красавец. Его не могли скрасить даже ясные и гордые глаза, выглядывавшие из-под набрякших век. И это в тридцать лет!
– Твоих шуток мне недоставало и в Виндзоре, веселый Билль, – сказал моряк, похлопывая его по плечу. – Жалко, что ты не бываешь на королевских приемах.
Толстяк надменно откинул голову.
– Королева принимает многих, «о только короли принимают ее у себя. А я – один из них. Так выпьем, старый морской бродяга, за Вильяма Шекспира, гордость Англии!
– Ай да гордость Англии! Выйдем на улицу, спросим, кто об этой гордости слышал? А кто не знает Дрейка?
Пират, распаляясь, продолжал:
– Вот ты умрешь, и кто через десять лет вспомнит «великого» актера? А от меня останутся данные мною имена на карте мира. Спроси у любого школьника, кто открыл мыс Горн! Вторым после Магеллана! Я проплыл вокруг земного шара. Я воевал в Америке, Испании, Африке и Ирландии, дьявол их возьми! Ты только пишешь и говоришь о путешествиях и войнах, несчастный зазнайка! Вот уже тридцать лет, как я не пишу, а только подписываю, и то только приказы. Вас, писак, хватит, чтобы столетия рассказывать обо мне.
Актер положил руки на стол, посмотрел в глаза довольному моряку и прошептал:
– Ты прав, будь ты проклят, ты прав. Я сам тысячу раз повторял себе все это. Люди делятся на тех, кто действует, и тех, кто пишет о них. Мир, история и женщины предпочитают первых. Фрэнк, ты называл меня своим другом. Возьми меня с собой. Пусть хоть тень твоей славы упадет на мое ничтожество. С тобой и я вырасту. Слушай, вот и. стихи об этом.
И, отбивая ритм рукой, актер прочитал:
А может быть, созвездья, что ведут
Меня вперед неведомой дорогой,
Нежданный блеск и славу придадут
Моей судьбе, безвестной и убогой.
– Эх, Билль, Билль! Да ты посмотри на себя! С таким ли пузом лезть на мачту! Роль Фальстафа ты ведь написал для себя, старый чревоугодник. Оставайся на берегу, сочиняй стихи и отдавай деньги в рост, домосед!
Флотоводец встал, поправляя роскошный камзол.
– Мне пора на корабль.
Актер схватил его за плечо.
– Фрэнк, мы были друзьями. Что тебе стоит? Вот таку-сенький островок. Или кусочек берега… Все равно где… хоть в Африке… Ты знаешь, актеру тут нечего стесняться – ужасно хочется бессмертия.
– Я думаю! Но остров Шекспира! Чтобы через столетие географы гадали, в честь кого этот остров назван? Смешно! Прощай, «король театра» и «гордость Англии»!
И Фрэнсис Дрейк исчез в дверях.
источник: Роман ПОДОЛЬНЫЙ Рис. Р. АВОТИНА «Неисторические рассказы» «Техника – молодежи» 1964-05
