Ресурсы для военной машины. Почему Германия напала на Советский Союз
Ресурсы для военной машины. Почему Германия напала на Советский Союз
«Война на истощение» и «война на два фронта» — то, чего Гитлер стремился избежать всеми силами. Тем не менее рейх напал на Советский Союз, не закончив войну с Великобританией. Что побудило фюрера пересмотреть свои взгляды и какова была роль экономики в принятии им решения двинуться на Восток — читайте в статье Алексея Котова.
К концу 1940 года Третий рейх де-факто контролировал практически всю Европу. Но, несмотря на разгром Франции, Бельгии, Нидерландов, Норвегии и захват Дании, в стратегическом смысле Гитлер попал в безвыходный тупик.
Великобритания категорически не желала заключать мир с немцами, а вместо этого усиливала гнёт экономической блокады. Это была проблема, которую в обозримом будущем Третий рейх решить не мог. В оккупированной Европе было практически всё: автомобилестроение и верфи, авиазаводы и курорты с целебными водами, угольные шахты и шедевры Лувра, бокситы и яблоки, вина и железная руда. Не было, по сути, всего двух фундаментальных вещей — нефти и достаточного количества продовольствия.
Хорошей иллюстрацией ситуации с чёрным золотом может служить оценка нефтяных запасов противоборствующих сторон, сделанная в январе 1941 года. У нацистов, прибравших к рукам все имевшиеся в покорённых странах стратегические ресурсы, оказалось в загашнике чуть более двух миллионов тонн нефти, и эта цифра вызывала у них восторг.
«Сейчас мы буквально купаемся в нефти!»
В Великобритании же министерство экономики било тревогу всякий раз, когда запасы нефти опускались ниже уровня в семь миллионов тонн. Для сравнения: в 1940 году все поставки нефти и нефтепродуктов в Германию составили 7,6 миллиона тонн.
Парадоксально, но захват гитлеровцами стран Западной Европы только усугубил эту проблему. Чтобы хоть как-то эксплуатировать экономику покорённых государств, немцам требовалось выделять им топливо из своих скудных закромов.
Например, минимальный уровень довоенного потребления топлива французской экономикой, имевший место в разгар экономического кризиса, составлял 5,4 млн тонн; в среднем для обеспечения её нормального функционирования требовалось семь-восемь млн тонн жидкого топлива. Германская оккупация отбросила Францию в «безмоторное прошлое». Начиная с лета 1940 года уровень снабжения Республики горючим составлял всего восемь процентов от довоенного. Для экономики, привыкшей к высокому уровню потребления нефти, это был очень болезненный удар, катастрофически сказавшийся на её возможностях. А ведь помимо Франции нацисты должны были обеспечивать топливом оккупированные Бельгию, Нидерланды, Норвегию, Данию… И своего главного союзника — Италию.
К февралю 1941-го итальянский флот угрожал полностью прекратить свои действия в Средиземном море, если Германия не поставит ему как минимум 250 тысяч тонн топлива.
Не просто так в мае 1941 года, непосредственно перед вторжением в СССР, появлялись планы по «демоторизации» вермахта. Нехватка бензина в рейхе была хронической. Единственным значимым европейским источником нефти, контролируемым немцами, оставалась Румыния, но, несмотря на значительное увеличение добычи чёрного золота, она не могла «прокормить» всю Европу.
Немецкий солдат «подхалтуривает» с французскими крестьянами на трофейной танкетке Renault UE — топливо было только у вермахта
Однако помимо нефтяной проблемы имелась куда более острая продовольственная. Автомобиль без топлива будет стоять, а вот человек без еды начинает голодать, хуже работать, а потом вообще умирает.
Довоенная Европа, в отличие от Германии, не стремилась к продовольственной автаркии. Население европейских государств не испытывало голода благодаря импорту миллионов тонн продуктов. Ещё одним аспектом проблемы было то, что в отсутствие поставок заморских дешёвых кормов, удобрений и топлива, необходимого для механизации сельского хозяйства, производство продовольствия в самой Европе сильно просело.
В оккупированной Франции «пропадали» тысячи тонн сельхозпродукции: не было топлива, чтобы вывезти её с многочисленных ферм в места хранения.
Над оккупированной немцами Европой явственно формировался призрак грядущего голода, который постепенно становился головной болью для немцев.
Эта проблема дала о себе знать уже в 1941 году. Бесстрастным индикатором стали отрасли промышленности, в которых производительность труда прямо зависела от калорийности рациона рабочих, — в первую очередь речь это касалось угледобычи. В Бельгии и Франции эти показатели неуклонно падали.
Более того, среди рабочих уже начинались бунты, которые, разумеется, жестоко подавлялись, но проблему недоедания это не решало никак. К слову, первый настоящий голод с тысячами погибших в оккупированной немцами Европе случился уже в конце 1941 года.
Немцы доедают лошадь в Берлине, 1918 год. Последствия экономической блокады в ПМВ
Перед Гитлером настойчиво маячила перспектива повторения исхода Первой мировой войны, когда Германия не была «побеждена на поле боя», но фактически развалилась из-за экономических проблем.
В конце октября 1940 года военно-экономическое управление вермахта представило неутешительные прогнозы:
«Текущая благоприятная ситуация с сырьём (улучшившаяся благодаря запасам, захваченным на вражеской территории) в случае продолжения войны и после исчерпания имеющихся запасов превратится в проблему, в отношении топлива это ожидается с лета 1941 года».
Из-за неурожая 1940 года проблема с провизией встала в полный рост уже в 1941 году, ситуацию спасли только экстренные советские поставки зерна немцам.
Тёмные перспективы на фоне, казалось бы, выигранной войны, вызывали у Гитлера обоснованное раздражение. Когда осенью 1940 года фюрер предложил Франко присоединиться к войне против англичан, испанский лидер с радостью согласился, но только при условии гарантированных поставок топлива и продовольствия немцами.
«Я предпочёл бы, чтобы мне вырвали три или четыре зуба, — сказал позднее Гитлер Муссолини во Флоренции, — чем снова пройти через всё это».
Дранг нах Остен!
Но всё было не так уж и плохо — на востоке от Германии находился Советский Союз. Украинские чернозёмы производили много зерна, а в 1940 году СССР добыл 31 млн тонн нефти. Сталин пока был не прочь продавать Берлину и нефть, и зерно, так что, казалось бы, проблема могла быть решена. Однако фюрер по совокупности военных и политических причин, щедро приправленных расовой теорией и ненавистью к большевизму, решил напасть на Советский Союз. Экономический подраздел плана операции «Барбаросса», так называемая «Зелёная папка», был предельно конкретен:
«Получить для Германии как можно больше продовольствия и нефти — такова главная экономическая цель кампании».
Советский железнодорожный состав с нефтью пересекает границу СССР и генерал-губернаторства. Перемышль, УССР, июнь 1940 года
Приняв решение, Гитлер обратился к своим экономистам, дабы те подсчитали, как скажется война с СССР на немецкой экономике — вот прямо сейчас, а не в исторической перспективе.
Идея напасть на СССР повергла «экономический блок» Германии в ужас. Двадцать второго января 1941 года генерал Томас, глава военно-экономического управления вермахта, представил фюреру доклад, в котором указывались экономические последствия «Барбароссы». В отчёте подчёркивалось: вторжение прервёт поставки таких цветных металлов, как марганец, который в тот момент поступал в Германию только из Советского Союза, и оставит экономику рейха без каучука, вольфрама, меди, платины, олова, асбеста и копры — идущих транзитом через советскую территорию, в обход британской блокады.
«Германии доступен весь мир», немецкий журнал «Сигнал», 1940 год. В основном благодаря советской дыре в блокаде
Любое крупное наступление, по мнению Томаса, привело бы к истощению и без того скудных немецких запасов топлива и резины. В то же самое время кавказские нефтепромыслы СССР находились настолько далеко на востоке, что их захват в ходе планирования «Барбароссы» рассматривался в очень далёкой перспективе. Логистические вопросы доставки кавказской нефти в Германию даже не прорабатывались. Более того, по мнению немецких экономистов, захват Украины не решал продовольственную проблему Третьего рейха.
Эффективное массовое сельское хозяйство требовало механизации, то есть топлива — то есть того, чего у Германии не было.
К слову, опыт оккупации Украины немцами в Первой мировой войне на практике подтверждал эти теоретические выкладки.
Впечатление от доклада было таким, что начальник Генерального штаба вермахта Гальдер пессимистически записал в своём дневнике:
«Операция „Барбаросса“: Смысл кампании не ясен. Англию этим мы нисколько не затрагиваем. Наша экономическая база от этого существенно не улучшится».
Ты начальник — я дурак.
Выводы специалистов на Гитлера не подействовали. Вскоре, в феврале 1941 года, он собрал очередное совещание, посвящённое будущему вторжению в СССР. И на нём откровенно заявил, что краткосрочные проблемы не повлияют на его стратегические решения. В 1940-м фюрера тоже предупреждали о неизбежном истощении немецких запасов, но его крайне рискованная стратегия блестяще оправдалась.
«Нападение на Советский Союз с Украиной в качестве первой цели состоится в любом случае».
Это заявление фюрера чудесным образом заставило его подчинённых пересмотреть свои пессимистические прогнозы. Уже 20 февраля 1941 года генерал Томас подал Гитлеру доклад, полностью противоположный тому, что был представлен менее месяца назад. Согласно новой версии, немецкая армия в ходе первого же удара должна была захватить до 70% промышленного советского потенциала, что сделало бы долгосрочное сопротивление со стороны Красной армии бесполезным. Полный разгром и уничтожение вооружённых сил СССР западнее линии Днепр — Двина, заложенный в замысел операции «Барбаросса», должен был обеспечить оккупацию значительных территорий, включая кавказские нефтепромыслы, захват и эксплуатация которых были обязательной частью успешного продолжения войны Германией.
Ответ на вопрос о том, что же будет в случае, если Советский Союз не развалится после первого же удара и Красная армия продолжит своё сопротивление, несмотря на огромные потери, был дан всё тем же Георгом Томасом в 1941 году. Двадцать девятого ноября 1941 года он заявил Гитлеру, что в военно-экономическом смысле война уже проиграна. Тут можно лишь заметить, что немецкий генерал проиграл войну гораздо раньше — ещё в феврале 1941 года, прогнувшись перед авторитетом Гитлера и не решившись отстоять своё мнение.
