ПИРАТЫ. Глава 3 Дружба и долг
0
Г Л А В А 3
ДРУЖБА И ДОЛГ
— …И что мне теперь делать? – Андрей сидел, подперев голову кулаком, и смотрел в море. – Я и подойти не могу, и так смотреть на него издалека сил нет! Вот как тут быть….
Приятели тесной группкой сидели на нависавшей над водой скале, на которой пятеро юных пилотов помещались только-только. Шуг (та самая бронзовая девица, которая на второй день пребывания Андрея в Летной Школе уселась ему на колени в центрифуге) курила какую-то дрянь по очереди с Гомесом, Олег и Валет напряженно размышляли.
— Начнем с того – сказал Валет – что он мог бы, как и ты, стать свободным совершенно легальным и достойным образом. Поединок еще никому не запрещали без особых на то оснований. К тому же каждый попавший в рабство имеет право на один поединок в год! Возможностей освободиться – навалом! Было бы желание….
— Можно просто сбежать – добавил Олег, — ноги в руки и домой. В конце концов, сбегают же другие и ничего….
— Ты забыл, что делают с беглецами? – голос Шуг после травы был низкий, с какой-то очень волнующей хрипотцой. – А ему хочется так рисковать? Или – скажу иначе: он готов рискнуть жизнью ради свободы? Тут Андрону сначала надо с ним поговорить: что да как, у кого работает, что дальше думает делать….
— А Андрей заодно и сам успокоится – сказал Гомес – а то дергается, как «курсистка».
При воспоминании о датчике курса, в просторечии именуемом «курсисткой», Андрей поежился. В последнем, зачетном полете вторыми пилотами экипажей двух огромных двухкорпусных летающих лодок МК, они с Гомесом потерялись именно из-за неисправности этого злонравного прибора: на машине Гомеса его просто не было, а у Андрея он начал сразу после старта врать так, что в пору было просто выбросить бесполезную железяку за борт. По условиям зачета радиосвязь была отключена, поэтому Андрей подвел гигантскую машину к гомесовой снизу и как мог, объяснил ему на пальцах проблему (иначе увидеть друг друга пилоты МК не могли: кабины находились в передней части левых корпусов). В ответ Гомес, чуть не на половину высунувшись в открытое окно, приставил руку в виде пистолета к виску…. Да, если они в течении 2-3 часов не придумают, как без сигнализатора курса – «курсистки» — выйти на высоте не более 50 метров (на «хорошо» — на 25, на «отлично» – 10-15) к известной цели полета, каковой являлся мыс Святого Августина на острове Минданао, столь удачно протекающая «производственная практика» превратится … во что? В позор? Здесь, в сообществе постоянно готовых к смерти в бою людей это понятие просто отсутствует. Продление срока обучения? Ну, это вариант даже в чем-то вполне приемлемый….
Две огромные машины – одна над другой на расстоянии всего пары метров от блестящих дисков бешено вращающихся винтов, неслись на высоте полусотни метров в сторону Филиппин. Это было не просто рискованно: стоящие на верхней поверхности крыла на высоких пилонах моторы практически с места Андрея не просматривались. Определить расстояние до Гомеса было необычайно сложно. Основные пилоты, по молчаливому согласию, покинули кабины и потерялись во внутренностях самолетов. Андрей и Гомес кое-как объяснились: Гомес долго чертил в воздухе круг (или овал?) и движениями руки показывал на нем что-то вроде ряби. «- Что? Что сказать-то хочешь?» – Андрей от отчаяния чуть не плакал. Что-то Гомес придумал, но что?
Что?
— Так, начал рассуждать Андрей – овал или не овал, а это что-то на поверхности моря. В смысле – океана. Так, хорошо. Рябь…. Волны, что ли? Ну, тут везде волны. А что еще? Рябь…. Рябь…. Стоп! Рябь, то есть небольшое, но постоянное волнение – в смысле, постоянная высота волн, равномерная такая, признак обширной отмели, причем очень мелкой отмели…. Так, у нас в плане полета указано, что на траверзе Талагутонга – на «той» стороне залива Давао, есть весьма большая – несколько миль в поперечнике – отмель. Как раз указание, что бы не садились на крупных машинах – глубина в некоторых местах менее метра…. Сейчас мы пойдем строго на Запад и уткнемся в берег где-то южнее Талагутонга миль на 25… наверное. Далее строго на север до отмели. А мы на нее можем сориентироваться и выйти прямо к мысу, но с другой стороны.
Ай да Гомес! Ай да молодец!
От радости, что до Андрея дошла идея с отмелью, Гомес чуть не вывалился из окна. Андрей едва успел бросить на несколько метров вниз огромный самолет, когда машина товарища угрожающе качнулась с крыла на крыло. Разойдясь, юные пилоты двухкорпусных гигантов к самой воде и, оставляя на спокойной поверхности белые расходящиеся усы взвихренной спутным потоком воздуха воды, пошли курсом к отмели….
А может, его просто выкупить? – задумчиво сказала Шуг – может, это самое простое и есть? Никуда никому не бежать, ни в какие поединки не лезть – ну ведь понятно совершенно, что убьют или, как минимум, изувечат….
— Вы-ы-купить? – протянул Валет – а и правда, Андрон, хрен ли тебе мучиться-то? Выкупить его! Вот и все проблемы разом того!
— Да, выкупить – это выход! – Гомес почесал слезящиеся от травы глаза – не особо только афишируй. Просто заплати хозяину, посади на ближайший пароход до… куда там поближе к Большой России? И – вперед! Плыви, дорогой друг, и больше не попадайся….
Весьма обнадеженный было таким предложением Андрей вдруг опять пригорюнился.
— Ты что? – Гомес потряс Андрея за плечо – что еще-то хорошего случилось?
— Да не – вяло ответил Андрей – у меня денег – три монеты… и то серебро….
Вся компания затихла – денег ни у кого в компании к концу первого курса обучения не водилось.
Некоторое время царило молчание.
— Может собрать среди слушателей – робко (что, в общем, для нее было совершенно не свойственно) сказала Шуг. Так сказать, поможем помочь другу….
— Это его друг – кивнул на Андрея Олег – он должен сам решать такие вещи. Это его поступок….
— А что думать-то? – неожиданно весело сказал Валет – заработать, да и дело в шляпе! После окончания первого курса обучения, у нас по 2 месяца полной свободы: мы будем пить, а Андрон работать….
Андрей обрадованно поднял голову. И правда, что это он раскуксился? Он вполне может заработать механиком за пару месяцев вполне приличные деньги! Да и не только механиком.
— А мы будем пить, гулять, пропивать… что найдем пропить, таскаться по девкам (и мужикам – добавила Шуг), а Андрон… грязный… уставший… весь в масле…
— По ночам не спит – все моторы перебирает…
— Плачет над своей судьбой, убивается, родимый…
Обычные едкие подколки вполне в духе местной бандитской вольницы заставили Андрея улыбнуться.
— А потом Андрон, выкупив друга из грубых лап неизвестного эксплуататора, сам его заставит работать – отрабатывать с таким трудом заработанные денюжки…
— А потом заказным письмом домой: мол, так и так, высылаю вам молодого строителя светлого будущего, научившегося, наконец работать, а не только лясы точить на митингах….
— Балбесы – без всякой обиды сказал Андрей – кровавые щупальца мирового капитала. Спасибо за совет, братцы. Попробую.
Первый курс Летной Школы Андрей закончил, к собственному удивлению, не только живым (и даже не особо изувеченным – нога, 3 пальца, 2 ребра, пробитая голова и пара сотрясений + легкая контузия), но и вполне со средней успеваемостью. А по устройству авиатехники и особенно моторов он даже был включен в список локальных отличников, в связи с чем его рисованный портрет (еще одна традиция школы), целый день висел в специальной рамке на стена учебного корпуса. К вечеру – тоже по старой традиции – портрет наглая братия обвела черной траурной каймой, затянула куском черной тряпки уголок, украсила веточками весьма похоронного вида, а кто-то (Андрей подозревал, что Шуг сотоварищи) прислонил к стене здоровущий траурный венок с лентой, на которой кое-как краской было намалевано:
«ОН СЛИШКОМ МАЛО ЕЛ».
Проходившие мимо преподаватели фыркали и отворачивались, Арцеулов, кусая губы, что-то стал насвистывать, а старший курс вечером притащил огромный сломанный лонжерон и прислонил рядом с портретом.
Честно говоря, Андрею была приятна эта столь своеобразно выражаемая симпатия. За четыре месяца он как-то сжился с этими совершенно невозможными мальчишками и девчонками. Все они, по меркам СССР, были как минимум злостными хулиганами, наглецами и потенциально будущими очень серьезными преступниками. То к чему, а главное, как их готовили в летных, морских, десантных, разведывательных и прочих школах, накладывало на детей (каковыми они, по сути, и являлись) свой отпечаток.
С другой стороны все слушатели абсолютно и неуклонно следовали писанным и не писаным правилам поведения бандератского общества. Ни слова лжи, полное отсутствие личных оскорблений, доброжелательная готовность помочь товарищу во всем – от учебы до очередного хулиганства…. Все – вместе, ответственность всегда одна на всех, смелость до безрассудства и – интерес, жгучий интерес ко всему новому, сложному, необычному и… опасному.
«Сборище молодых психов под руководством законченных, и я – один из них» — часто думал Андрей, участвуя в очередной «проказе» типа попытки игры в карты при 15-кратной перегрузке в центрифуге, прыжках в воду с 50 метровой высоты, уцепившись за поплавок взлетающего гидроплана и других подобных вещах, о которых он до Школы не смог бы думать без содрогания.
За 4 месяца Андрей набрал 22 килограмма. Теперь он мог швырнуть 40 – 50 килограммовый диск и остановить его в воздухе без особого страха. Турник? Экая мелочь! Сколько там подтягиваться надо-то? В столовой (жральне на местном жаргоне) он как-то незаметно для себя стал съедать за один присест сначала курицу, потом две…. С ведерком салата. Руки, первое время постоянно болевшие, стали казаться невесомыми – теперь он так же осторожно обращался с предметами, как и другие бандераты: сколько ложек и вилок переломал, сколько стаканов раздавил….
Оторванные случайно дверные ручки не в счет.
Он перестал реагировать на боль. Чувствительность осталась, однако теперь насаженная на гвоздь ладонь не вызывала ничего, кроме досады. Всем слушателям Школы постоянно добавлялись в пищу какие-то тропические травы, пряные и резкие на вкус. Они что-то меняли в организме, как-то перестраивали его. Андрей стал намного спокойнее, чем раньше, без заторможенности, но и без особых эмоций. Какая-то старанная уверенность в своих силах все чаще охватывала его во время учебных полетов. Удивительно, но ни к какому лихачеству склонности не появилось: просто спокойная уверенность в том, что он не просто знает, как сделать, но и может сделать в любой момент.
Он изменился так, что в зеркале не узнавал себя. На него смотрел молодой мужчина с рубчатым, как будто сложенным из кусков камня, телом. Под воздействием совершенно невероятных упражнений, совмещающих огромные нагрузки и быстроту движений, вместо привычного при занятиях спортом округления и появления рельефности, мышцы сливались в сплошной, твердый как камень, чехол. Андрей перестал задыхаться при беге. Хоть в гору, хоть с горы, с грузом, без груза…. Усталость тела стала восприниматься отвлеченно, так же как жара, холод, какие-то мелкие неудобства: неудобно сидеть, неудобно стоять.
Подумаешь, неудобно. Мне-то что. Изменить позу нельзя? Значит, постоим так.
Ему все чаще приходили мысли о том, что надо возвращаться домой. Да, надо бы возвращаться. Пора. Только вот еще разберемся в ночном пилотировании гидросамолетов над океаном в бурю. Эти знания советским пилотам очень пригодятся в случае войны. Да и другая информация. Как он удивлялся поначалу учебной программе! Религии, фразы на разных языках, примерные планы городов разных стран, обычаи разных народов. К чему все это пилоту? Лишнее? Он так и спросил на занятии.
— А если вы потерпели аварию или вас сбили над чужой территорией? Как вы будете объясняться на чужой земле, в другой стране? Как определите, где находитесь? Как выйдите к океану, как сообщите спасательной службе, что нуждаетесь в помощи?
— Для чего разбираться в анатомии? А если вы ранены, причем серьезно? А если с вами ваш товарищ, который ранен или заболел какой-то местной экзотической болезнью?
— Для чего знать, в какой стране какие деньги? А как вы сможете удачно продать что-то ценное, что бы иметь средства для возвращения? Украдете? – А если попадетесь?
— Кстати, воровать тоже надо уметь – об этом и многом другом вам расскажут на втором и третьем курсах….
Как-то делая сьемку береговой черты с катера в середине третьего месяца обучения, Андрей пристал к берегу в поисках пожрать. Понадеявшись на то, что закончит задание за 1 день, он совершенно не подумал взять с собой продукты. Причалив в маленькой бухточке и вытащив катер на золотистый песок, он подхватил форменную рубашку Школы и с сумкой в руках отправился на поиски чего-либо съестного. Где-то недалеко на карте, как он помнил, располагался какой-то городок – скорее деревня, где можно было перекусить и выпить. Последнее было, скорее, ритуалом, нежели потребностью: Андрей пьяницей, пока, так и не стал.
Поднявшись по довольно крутому берегу к проходящей по высокой части дороге, он направился было в сторону городка, когда неожиданно увидел несколько человек, ремонтирующих обочину. Две пары мужчин на носилках подносили землю и камни, еще несколько человек деревянными колодами с ручками трамбовали насыпаемую землю, выравнивали и снова трамбовали. Рабские веревки на ногах, простые, изрядно вымазанные красноватой землей робы….
Андрей видел рабов бандератов весьма редко. Последнее время их держали на работах, которые не бросались в глаза иностранцем, во все больших количествах приезжавших в Новороссию. Те крутили носами, однако вполне благосклонно относились к изрядной прибыльности почти дармового труда рабов совместных компаний, использовавших таких «работников». Андрей остановился: ему почему-то не хотелось проходить мимо людей в грязных робах. Вот один из них бросил пустые носилки и сел на землю. Худой, изможденный, он достал загорелой до черноты рукой из кармана окурок и начал прикуривать.
У Андрея что-то екнуло внутри. Он резко повернулся и свернул в подступавшие к дороге высокие кусты. В сидевшем он узнал Мишку Полунина, своего однокашника по Владивостокскому Морскому училищу.
…Того самого, с которым 5 месяцев назад попал в плен….
— Я приветствую!
— И я тоже тебя… туда же….
— А по вежлив….
Здоровущий старик с бородой, конец которой состоял из нескольких маленьких косичек с вплетенными в них цветными ленточками, смотрел на вошедшего курсанта Летной Школы из-за широкой высокой стойки, за которой, помимо старика, сидело и стояло несколько женщин и один худой очкастый паренек.
Некоторое время в комнате царило молчание. Андрей растерялся при виде своего невольного «освободителя». Переступив с ноги на ногу, он вспомнил о принятых правилах учтивости и решил представиться.
— Я – Андрей Ульянов, пилот первого года в Летной Школе господина Арцеулова. Желаю временно поработать пилотом на коротких рейсах вашей компании. Есть ли возможность?
— Пилот? Пилотом? Оригинально, весьма оригинально…. Есть место уборщика, если совмещать с грузчиком, то как раз заработаешь на пару обедов. Не подойдет?
— Я ищу место пилота – сказал Андрей жестко и без всяких эмоций в голосе – на оскорбление я отвечу ударом.
— А нож у тебя есть? – ухмыльнулся старик. Женщины и очкарик как-то сразу усохли в размере и стали мало заметны.
— Это – мой нож – сказал Андрей, вытащив из ножен на поясе тяжелый тесак.- Я взял его в бою….
— Знаю! – неожиданно весело сказал старик и неожиданно очень по-доброму улыбнулся, показав отличные, слегка желтоватые зубы. – Ты его взял у меня – в бою. Я свидетельствую! Проходи, пилот. Жанна! Кофе и коньяк в кабинет! Да! – И сигары! Лучшие сигары! У меня хороший гость!
Последней фразе Андрей искренне изумился. «Хорошим» по правилам пиратов мог являться в полном смысле этого слова только очень желанный, дорогой и близкий человек, встреча с которым… В общем, в обычном русском языке точного эквивалента, по мнению Андрея, просто не существовало. Только в Новороссии, причем именно в бандератской среде, пронизанной определенными, очень строго и жестко соблюдаемыми условностями, подобный сленг мог родиться и существовать. Он не имел чего-либо общего с уголовной «феней», ибо не упрощал общение. Наоборот: являясь, по сути, вторым, параллельным набором смысловых конструкций, использующих обычные, привычные слова, позволял получить не просто новые смыслы, но и нес весьма богатую эмоциональную нагрузку.
Все это Андрей Ульянов, конечно, не знал, но все лучше понимал значительно более сложную, чем показалось ему на первый взгляд, структуру бандератского общества и тот особый язык, которым в нужных случаях пользовались его члены. Это была некая форма нового языка, который являлся частью старого русского, и она – эта форма – использовала все слова основного языка, позволяя мгновенно наполнять разговор посвященных новым, дополнительным смыслом.
— Садись, Андрей… Ульянов, садись – старик сделал непонятную паузу, произнося, как будто с усилием, фамилию Андрея. Тот прошел пару шагов по кабинету – роскошно отделанной полузале с высокой анфиладой с тонкими колоннами на подиуме в глубине и видимым в огромных окнах без всяких стекол балконом метров 5 шириной белого полированного мрамора, идущим вдоль фасада дома куда-то дальше. Да, такое богатство было нечастым даже в бандератской среде, где деньги тратились – на первый взгляд – скорее для собственного удовольствия, нежели обдуманно и рачительно.
Статуи в стенных нишах, художественно наброшенное огромное темно-красное покрывало, спадающее с одной стороны на пол с белого рояля…. Хозяин знал толк в трате денег и было у него их…. Андрей потерянно остановился, не дойдя до середины «кабинета». Куда садиться он не мог представить. Музей не музей… филармония не филармония….
— Вот сюда, мой друг! Вот сюда – прошу! – «мой друг» было еще одной формой бандератского закрытого общения. Очень близкие друзья, почти интимные отношения – вот что такое мой друг. Это следовало прекратить сразу же, не медля.
— Мы мало знакомы. Между нами – лишь поединок.
Старик первым опустился в широкое кресло около низкого – как у Вала – столика с витыми ножками ( — прямо традиция какая-то – подумал Андрей – напиваться за этими низкими винтоногими столами).
— Мы хорошо знакомы, Андрей, потому что между нами поединок. Это, по нашим обычаям, очень много. Потому что в поединке ты можешь потерять жизнь и можешь ее приобрести. В нашем с тобой случае мы оба приобрели: ты – свободу, а я – жизнь. По нашим – странным, пока, для тебя правилам – это настолько много, что мы можем считать друг друга ближними родственниками. Ты можешь, если хочешь, конечно, называть меня дядя Бак. В «миру» я священник, отец Алексей Бакунин. Но для тебя – дядя Бак. О” кей?
Андрей не знал, что сказать. Он вспомнил что действительно, по действующей традиции, участники поединка (если остались оба живы, конечно), могли считать друг — друга едва ли не братьями. Если они этого хотели. Вообще в бандератской среде, с ее ориентацией на готовность к некоей «Последней – Битве – В – Которой – Мы — Все — Умрем» (намеки, упоминания и ссылки на которую Андрею порядком надоели за 4 месяца учебы в Летной Школе), наличие друга – соратника, который может быть весьма полезен в этой самой битве, считалось вполне полезным и даже, в некотором роде, почетным. Но иметь в «соратниках» человека, который по большой пьянке тебя чуть не зарезал в «Кабаке», Андрей был явно не готов.
Впрочем, Мишку надо выкупать, так что гордость придется придержать в кулаке.
Или в чем там ее, гордость, придерживают?
— Благодарю вас, отец Алексей, — кашлянув для солидности, ответил Андрей, — приятно мне слышать об отсутствии в вас злой памяти ко мне (Господи! Ну кто придумал такие дурацкие обороты при выяснении отношений! Ну правила, ну нравы!). — Теперь можно было переходить к делу и говорить нормальным, человеческим языком – я желаю поработать пилотом на коротких рейсах вашей компании. Есть ли возможность? – неожиданно для себя он опять заговорил в официальном бандератском стиле.
— А ты быстро становишься бандератом – задумчиво сказал Бакунин, — очень, я бы даже сказал, слишком быстро…. Зов? Да, несомненно, зов крови….
— Э-э-э… Зов, простите, какой крови?
— Твоей, Андрюша, твоей! Ведь не будешь отрицать, что ты – русский человек?
— Нет, не буду! – с некоторым вызовом ответил Андрей – но причем здесь русский или не русский? Все люди равны и одинаковы…. И – братья – добавил он, подумав.
— Ты у нас, Андрюшенька, сколько времени уже здесь? – Бакунин жестом отпустил принесшую на явно золотом подносе бутылку с уже наполненными рюмками невозможно соблазнительную Жанну, ожегшую Андрея острым взглядом прищуренных черных глаз и взял рюмку с коньяком. – Ведь давно уже, нет?
— Шестой месяц – Андрей тоже взял коньяк и почувствовал мощный дух каких-то трав. Бакунин, судя по всему, имел свои собственные представления о том, что такое бандератский коньяк….
— То есть скоро полгода, как ты среди нас, исконно русских людей, без всякой, так сказать примеси. И до сих пор эти, извини меня, старика, глупости повторяешь.
— А в чем глупости? Здесь у на… у вас и негры, и европейцы всякие, и китайцы… то есть все равны, получается! Вполне интернационал….
— Ч…чт — то у нас получается — а? Ин… интер… интерна… А -ха-ха!… А — ха! А — ха-ха -ха- а-а-а!!
Старик Бакунин хохотал так, что практически упал с кресла на пол.
Андрей сконфузился и тоже почему-то гнусно хихикнул. Это вызвало у Бакунина новый приступ хохота. Наконец он, усевшись прямо на полу и раскинув в стороны ноги в широких легких штанах, стянул со стола бутылку и жестом показал на рюмку Андрея.
— Нет, у меня есть, спасибо.
— Да ты пей… пей, пока меня не убил второй раз… ох ты, господи, что не услышишь нынче от молодежи-то….
Андрей залпом осушил рюмку и схватился за рот: казалось, он проглотил что-то неимоверно едкое и острое, смесь перца и спирта с какими-то, необычайно резкими на вкус специями.
— Ты что? – изумился Бакунин – совсем нашенского не пьешь, что ли? Жанна! Падла! Иди сюда – неси воды, да похолоднее! И заесть!
Пока Андрей отпивался от «коньяка», хлебая холодную воду и пытаясь унять жар во рту и резь в горле, старик успел пару раз приложиться к бутылке прямо из горлышка. Он продолжал сидеть на полу, так же раскинув ноги и весь его вид показывал, что ничего особо необычного в его кабинете не происходит.
Наконец Андрей кое-как пришел в себя. Выпитая рюмка заметно стучала в голову, хотелось курить. Он без приглашения взял тонкую, совершенно черную сигару с незнакомой этикеткой в виде тонкого серебряного цвета кольца, надетого на нее с одного конца и с изумлением обнаружил, что это действительно серебряное кольцо. Он не знал, что с ним делать: снимать? Не снимать? Бакунин на его немой вопрос буркнул «Как хочешь» и опять приложился к бутылке и Андрей осторожно стащил тонкое серебряное колечко.
Да, это был поистине королевский табак. Андрей незаметно для себя откинулся на спинку кресла, положил ногу на ногу и, чуть прикрыв глаза, предался смакованию потрясающей сигары. Бакунин незаметно когда перебрался на кресло, снова разлил коньяк по рюмкам и тоже закурил.
— А что, Андрей Ульянов – сказал он, выведя Андрея из созерцательного состояния – тебе действительно так нужна работа пилота? Что, собственно, случилось-то? Вас в Школе кормят, причем так, что морда у тебя, господин пилот, стала шире поперек двух старых. Одет, обут…. Что в службу-то стремишься, а? Тут ведь не сахар, да и к тому же осталось тебе еще 2 полных курса – ты ведь знаешь, что имеешь право подряд их все пройти и закончить школу, первый цикл в три 4-х месячных курса за год. Ну, на практике – чуть дольше получится.
— Да мне сил подряд не хватит – честно признался Андрей. А вы откуда эти тонкости знаете?
— Значит передышки захотел? Ничего, это бывает… может даже и правильно. А знаю потому, что владею транспортной компанией, и у меня в ней 8 гидропланов, 4 парохода да еще мелкая шелупонь. Так что слежу, конечно…. Ну, давай за удачу!
Андрей автоматически взял рюмку и, как и первую, опрокинул в рот….
…В следующие несколько минут он шипел, хлебал холодную воду прямо рукой, ругался совершенно невозможными ругательствами, а Бакунин валялся на полу и хохотал так что, казалось, вся далекая бухта слышит и изумляется мощи его голоса….
— Ты иллюзий, парень, не строй. Сейчас пилоты, конечно, нужны, но у меня в компании их на 8 машин 15 человек! У нас, обычно, на 10-часовых маршрутах только пилот с механиком. Многие пилоты сами штурмана первоклассные, причем по нашим критериям. Так что свободных мест, сам понимаешь, не особо. Есть правда у соседей: голландцы – хозяева аэропланов – наших берут на работу с руками! Аварийность всегда нулевая – ну, кроме тех случаев, когда бьют всё и сразу. Правда, сами голландцы – пилоты от этого явно не в восторге, но… ты понимаешь, что после первого же скандала с нами все засыхают надолго.
— А англичане? – с надеждой спросил Андрей – они наших на работу берут?
— Брали, Андрей, брали, пока у нас с ними не начали портиться отношения. Это происходит уже пару лет, хотя началось давно. Но мы тут, в Азии, явно и тайно продвигаем – больше на словах, конечно, интересы Штатов. Англичане – как и голландцы – нас, бандератов, то есть Новороссию – старались не замечать довольно долго. Пока не поняли, что мы здесь укрепились настолько серьезно, что не считаться с государством, которому всего менее 20 лет от роду, уже невозможно. Они, конечно, великие колониальные державы, сотни лет бороздят моря и все такое… Но в реальности-то та же Голландия из себя ничего уже давно не представляет. А, учитывая, как они – голландцы себя ведут насчет местной и международной торговли, то и друзей – заступников у них нет! Ухитрились разосраться со всеми «соседями по колониям» до такой степени, что попросить о помощи – если потребуется – не у кого. Все на них зуб имеют. Теперь ма — ахонькая Голландия, но – с большими, довольно таки, колониями – срочно планирует построить себе аж линейные крейсера для защиты своего имущества….
— А когда построит?
— Не построит, Андрюша, не построит, потому что – не успеет….
— Почему? Что случиться?
— Идет большая война, друг мой, очень большая. В Европе постепенно закручивается такая пружина, что когда она развернется – только успевай поворачиваться! Точнее – уворачиваться! …То есть, я имел в виду ухватить, то, что окажется плохо лежащим….
— Так ведь потом все равно потребуют вернуть….
— А вот для того, что бы не возвращать чужого, которое успеем (если успеем) ухватить, надо будет пристроиться союзником к самому сильному тут, в Азии.
— А Британия что же? Тут ведь рядом прямо английские владения? Она-то не Голландия. Или она не останется самой сильной….?
— Это ты правильно понимаешь, Андрей – Бакунин встал и, взяв бутылку, отправился к выходу на балкон, махнув появившейся Жанне на рюмки. – Пойдем, выйдем на свежий ветер!
Они вышли на широкий беломраморный балкон, тянувшийся вдоль всего построенного на длинной скале дома Бакунина. Приближался шторм. По небу с огромной скоростью неслись серо – синие облака. Их длинные тела сливались, сплетались в пучки и снова разбивались на отдельные космы, на глазах набухающие влагой. Внизу топорщился растущими волнами океан, волна за волной вгрызающийся в берег, отвечавший ему отдаленным стоном. Далеко над горизонтом тучи казались темно-синими, почти черными, особенно когда гигантские молнии на мгновение соединяли небо и океан.
Бакунин не спрашивая Андрея налил ему полную рюмку, как и себе.
— Есть одна работа, пилот, которая принесет тебе пару горстей монет, причем добрая половина из них будет золотыми червонцами. Если есть желание рискнуть, то я могу поспособствовать тебе получить эту… работку. Сам понимаешь: за работу простую платят просто, за работу непростую – платят хорошо. Ты пока не настоящий бандерат, да и летчик… начинающий, поэтому я тебе говорю то, что у нас никогда не говориться: здесь есть риск навернуть голову на что-то твердое.
— Я понимаю – сказал Андрей – но я военный пилот. Не вижу причин отказываться….
— Так ты готов рискнуть жизнью? Из-за денег? Или есть другая причина?
— Есть, но это не играет роли. Точнее – на работе с моей стороны не скажется никак. Я готов просто сделать, а почему…. В конце концов, нас в Школе сажают за штурвал через месяц после поступления. Я в воздухе 3 месяца, налетал 344 часа. Я смогу.
— Хорошо – после продолжительной паузы сказал Бакунин – я другого ответа от тебя, собственно, и не ожидал. Но по лицу вижу: у тебя вопрос какой то. Задавай!
Андрей глубоко затянулся великолепной сигарой. В голове чуть-чуть звенело: в конце концов ему все это просто интересно. Пора признаться самому себе: он здесь по собственной воле и делает то, что считает нужным. Его не посылали в Новороссию разведчиком, он попал в плен. Так что имеет право решать сам, как ему поступить.
Когда сочтет нужным, тогда и вернется.
— Я спрашивал вас о Британии, отец Бакунин – сказал он, взяв с подноса, который держала Жанна, свою рюмку, — мне интересно, хотя почему – сам себе объяснить не могу – что будет, если с Англией будет…. Ну, конфликт, что ли…. Ведь английский флот – первый в мире! Огромный, мощный, это не Голландия…. Я чувствую – почувствовал еще в школе, как нас вдруг ни с того, ни с сего, начали натаскивать на английские самолеты. На их особенности, на стратегию и тактику применения английской авиации, на философию и взгляды на жизнь британских пилотов…. Это все не с проста…. Так не бывает, что бы с таким упорством вдруг первый курс начали на конкретного противника ориентировать….
Налетевший порыв ветра бросил в лица первые тяжелые капли тропического шторма. Океан в нескольких сотнях метров стонал и сотрясался от вожделения близкого удара по земной тверди, столь неосмотрительно подвернувшейся ему на пути.
— Да, Англия серьезная страна, Андрей – Бакунин поднял рюмку и чуть коснулся ею андреевой – но она далеко, настолько далеко, что быстро отреагировать на какие ни будь наши действия, которые мы захотим предпринять против ее интересов, не успеет. У англичан здесь довольно много народу, который они называют солдатами…. Ну, по нашим меркам, это даже не ослы – что-то вроде хомяков. Флот у них сейчас растянут по всему миру, хотя даже его небольшая часть неизмеримо мощнее нашего единственного надводного рейдера. Проблема англичан, однако, в том, что мы имеем подводный флот, против которого английские линкоры просто устарелый сброд! У них будет время на то, что бы начать действовать против нас так, как они привыкли и единственно умеют: подтягивать из метрополии действительно способных воевать солдат и пригнать сюда солидные корабли…. Однако все совсем не так, как они себе представляют. В Европе скоро произойдут события, в которые англичанам придется вмешаться со всех сил. И до этих благословенных мест у них руки дойдут еще очень не скоро! Так не скоро, что… может быть и никогда! Они даже не понимают, насколько все изменилось.
— Может, не хотят понимать?
— Да, Андрей, ты очень…. Очень! Твое здоровье!
Налетевший шквал мгновенно вымочил людей на широком балконе полированного белого мрамора до нитки, мощным порывом ветра попытался опрокинуть, вырвать из рук странные прозрачные предметы…. Две массивные серые статуи остались неподвижны, лишь одинаковым жестом поднесли к губам жидкость почти черного цвета, в которые шквал успел добавить несколько капель солоноватой морской воды.
Мужчины, казалось, не заметили удара стихии, как будто вокруг ничего не изменилось. Рядом с ними с подносом в руках также недвижимо замерла смуглая девушка, по почти обнаженному телу которой струились потоки воды….
…Мы над Перл-Харбором, если в течение 5 минут не дадут посадку – падаю, куда придется! – Андрей спокойно переложил самолет в правое скольжение и убрал газ. Тяжелая машина плавно накренилась и пошла к земле, точнее воде, неторопливо разворачиваясь назад ко входу в бухту. Мистер Торнтон завозился за спиной и начал судорожно пытаться устроиться перед радиостанцией то на корточках, то на коленях. Андрею шорохи и чертыханья в полголоса за спиной быстро надоели и он, не поворачиваясь, просунул левую руку между спинкой своего кресла и бортом одним толчком откинул складное сиденье за пилотским креслом: как раз перед радиостанцией.
— Сенкс – пробормотал Торнтон и снова завозился, устраиваясь на сиденье. Андрей скучающе перевел самолет почти в отвесное падение и выпрямил его метрах в двухстах от поверхности воды. Это подействовало: Торнтону сразу ответили и он начал что-то с огромной скоростью говорить – Андрей не успевал понять смысл – только отдельные слова. Торнтон что-то объяснял, затем начал злиться, затем ругаться сквозь зубы, затем… затем мистер Торнтон облокотился о спинку андреева кресла и сказал неожиданно спокойно и устало:
— Мистер Ульияноф, давайте упадем ….
— Да не вопрос – Андрей выбрал какой-то большой корабль – крейсер, кажется – и направил машину прямо на него. Было видно, что стоявшие на палубе живописными кучками матросы кинулись бежать в разные стороны…. Кое- кто сиганул за борт. Гидроплан перемахнул крейсер. Андрей с удовольствием, чуть качнув машину, перерезал правым поплавком натянутую между мачтами антенну (или что там у американских крейсеров натянуто) и выровнялся у самой воды. Теперь, прибавив газу, он начал действительно выбирать место посадки. В принципе, вся бухта была в его распоряжении, однако ему прямо запретили садиться на ее поверхность и отправили в Канеохе. Ну, бензина было минут на 10. Андрей предусмотрительно запугал Торнтона проблемами горючего, а сам, имея некоторый запас времени в воздухе, отводил машину в северную часть бухты. Торнтон теперь будет вынужден встречаться с человеком из разведки где-то вне базы, и у Андрея есть призрачный шанс попытаться поприсутствовать при этом….
— Мы еще не упали? – обреченно спросил Торнтон.
— Мы уже утонули, мистер Торнтон – ответил Андрей – сейчас как раз достигли дна!
— Обнадеживает! – мистер Торнтон на глазах становился более-менее приличным в общении человеком.
Самолет чуть подскочил над береговой чертой, и Андрей стал потихоньку набирать высоту. Над сушей гидроплан терял свое основное и единственное преимущество: он не мог сесть туда, куда придется. Со стороны океана пересекающимся курсом плавно разворачивалось звено коротких монопланов с тупыми носами. Что-то больно активно развернулись. Андрей еще не «набил глаз» на американские истребители, однако по повадкам срезу понял, что это палубная авиация с какого-нибудь авианосца. Пара самолетов, очень плотно прижавшись друг к другу, развернулась в лоб гидроплану и пошла на сближение. Собственно, их курсы и так должны были пересечься с машиной Андрея, но они как-то уж очень рьяно стремились пересечься. Что-то было не так, как если бы «группа энтузиастов воздушного флота» совершала очередной перелет по маршруту «Оттуда» — «Туда»…. Торнтон, смотревший из-за кресла Андрея (хотя мог вполне комфортно устроиться рядом на удобном складном кресле), охнул и вцепился ему в плечо. Два истребителя, отделившиеся от группы, пошли с небольшим снижением точно в лоб «Электре» Андрея….
…Он сразу понял, что истребители хотят проскочить у него точно перед носом с небольшим снижением. Мысленно определив точку маневра, Андрей секунд за пять до пересечения траектории машин, двинул сектора газа вперед, разгоняя моторы, и чуть толкнул штурвал от себя, оказываясь на пути истребителей. Те резче взяли ниже и Андрей, ответив тем же, еще опустил нос.
Три секунды до столкновения: Истребители синхронно «клюнули» вниз и резко выпрямили траекторию: дальше снижаться просто некуда.
Две с половиной секунды: Андрей чуть качнул машину вниз и сразу резко взял штурвал на себя.
Полторы секунды: пилотов «Брюстеров» (??) бросило в пот: они шли прямо в лоб гидроплану.
Секунда: пилоты не знают, что делать – их не учили каким-либо резким маневрам на высоте 3-5 метров. Андрей понял, что оба «противника» – безрукие балбесы. Он резко крутанул штурвал вправо, одновременно выжав левую педаль и ударом затолкнув рукоятки газа до упора.
Полсекунды и далее – пилоты истребителей пронеслись там, где доли секунды назад находились крылья «Электры». Андрей поставил самолет вертикально на крыло, успев при этом поймать за шкирку полетевшего кубарем по кабине Торнтона, и в боевом развороте направил гидроплан к побережью вне базы.
Через полминуты около гидроплана повис истребитель с тактическим номером авианосца «Лексингтон» (кажется). Пилот начал было показывать Андрею какие-то знаки: крутить пальцем у виска, грозить кулаком…. Андрей снял наушники и круглые очки. Пилот истребителя мгновение смотрел на Андрея, затем резко завалил самолет в разворот и ушел назад.
— Вы это видели, Джон? – стоявшие на палубе крейсера офицеры наблюдали за стремительным разлетом истребителей со вставшим внезапно на крыло гидропланом. Истребители с ревом пронеслись мимо в каких-то метрах от встречной машины, а та, не выравниваясь, стремительным виражом развернулась к побережью. – Кто-то будет утверждать, что это не военный пилот?
— Вряд-ли с вами найдется желающий поспорить – второй офицер опустил бинокль и повернулся к собеседнику. – Меня больше интересует, нет ли на гидроплане каких-либо изменений в конструкции. Очень резко переложить такой самолет в крен сложно…. Да и не припомню я что-то, чтобы локхидовская «Электра» выпускалась с поплавками.
— Не знал Джон, что вы разбираетесь в аэропланах… неужели во флотской разведке и этим интересуются?
— Мы всем интересуемся, Генри, всем, что может быть полезно. Часто на выяснение у специалистов уходит слишком много времени. Эти русские вообще интересные стали: вроде бы и обычные люди, со всеми достоинствами и недостатками, а посмотришь пристальнее – что-то сильно не так. Не очень понятно…. Очень закрытое общество. Напоминает секту, причем какую-то странную.
— А в чем странность?
— Обычно все секты, помимо закрытости от посторонних, имеют что-то… как бы это сказать… ограничительное, что ли внутри себя, для своих членов. Какие-то правила поведения, которые нельзя нарушать…. В силу этого, достаточно их скопировать в поведении, и вход открыт. А с бандератами, как они себя называют, не так.
— А зачем вам, Джон, туда проникать? Ну, живут люди по своим правилам, и что? Мы тоже живем по правилам! Вон японцы: живут в совершенно перевернутом мире, считают себя детьми своей Аматэрасу…. А на самом деле дикари дикарями. Недавно видел их автомобиль тут у кого-то. Форд такое производил лет, этак, 20 назад! А туда же, великая нация.
— Японцы, мой друг, другое: это азиаты в чистом виде. Примитивные в силу своего отставания в развитии от европейской культуры. Хотя, если разобраться, не так уж и отстающие…. А эти русские были европейцами… ну, условно, европейцами еще лет 15 назад, а теперь совершенно изменились.
— Выродились? Маленькая страна, работают извозчиками и торговцами, поселились в тропиках после своего Севера – что вы хотите? Вообще с ними вполне комфортно.
— Выродились, говорите? Не знаю, не знаю… Скорее, изменились. И изменения эти, мой друг, продолжаются, причем мы не интересовались ими все эти годы. В Вашингтоне много лет уповали на Новороссию как некий противовес большевикам. Правда, мистер президент видит красных едва ли не главными союзниками против Гитлера….
— Ох Джон, извините, но я совершенно не представляю, что там в Европе нынче происходит. Я на пробыл 6 лет – за все это время 2 раза летал в Канзас к отцу – и только. Как-то оторвался….
— Я понимаю, Генри, я очень хорошо вас понимаю. Европа здесь кажется совершенно другой планетой, что-то вроде Марса…. Однако именно там разыгрывается основная партия, поверьте мне. И мой интерес к этим русским диктуется именно европейскими делами.
— Но ведь новорусское поселение почти никак не связано с Россией… кроме памяти, я думаю.
— Ошибетесь Генри! Вспомните Сахалин!
— Знаете, Джон, я моряк в четвертом поколении, но Сахалин искал на карте пару минут. Честно! То есть знать-то знал, но сначала смотрел на карту Балтийского моря…. Лишь потом вспомнил про русско-японскую войну…. Мы вообще все, что связано с Россией, вспоминаем не сразу. Где-то… что-то…. Сахалин, как я понимаю, разменная карта новорусских в отношениях с большевиками.
— Вы в курсе, Генри, что Новороссии 2 раза предлагали стать членами Лиги Наций?
— Нет, а чем все кончилось?
— Вы удивитесь, но они сами отказались! Причем оба раза! В истории дипломатии это неслыханно! Вновь образованному государству предлагают признание основных мировых держав, а оно отказывается! Это что-то удивительное….
— Да? Я не знал…. Но ведь Новороссию признала Франция – у них даже посол там есть.
— Да, есть. А вот в Вашингтоне только посланник – представитель. И в Британии, и в Голландии.
— А почему?
— Официально они – русские – заявляют, что пока в России правят большевики… они не имеют морального права заводить свое государство. И при этом ссылаются на Штаты. Представляете себе?! Вспоминают, что мы не отделялись от Британии, пока не дошло до открытого столкновения. Мол, они русские, и есть Россия, которую они считают своей родиной. А раз так….
— Ничего не понимаю…. Они этим дают большевикам дополнительный козырь считать себя единственными, кто имеет право на собственно Россию….
— Да, Генри, все верно, но при этом захват севера Сахалина может рассматриваться как начало освобождения России от коммунистов.
— Ну, это уже выше моего понимания!
— И моего тоже. Эти бандераты строят свою политику не просто талантливо – они полностью блокируют своими действиями какие-либо попытки хоть как-то воздействовать на них с точки зрения международных законов! Мы – Соединенные Штаты – оказываемся гарантами существования некой колонии беглецов, которые декларируют своей целью возвращение России в ряд цивилизованных государств. При этом они очень тонко и тактично избегают ситуации, когда Вашингтон должен будет как-то объясняться с большевиками по поводу своей поддержки Новороссии. С другой стороны, ведут они себя во многом вызывающе, рабов держат…. Однако заявляют при этом, что намерены полностью скопировать историю нашей страны!
— Ч-что-о?
— А то, мой друг. Полностью повторить историю Соединенных Штатов – даже свои Отцы – Основатели у них объявились….
— Бред! Джон, ну это же бред!
— Да, бред. Но в Вашингтоне этот бред многим нравится. Вы только вдумайтесь, Генри: полномочные представители тысячелетней России копируют страну, которой 150 лет от роду!
— России – 1000 лет?!
— Да, что-то около этого. Во всяком случае, христианству….
— Вот уж никогда бы не подумал…. Мне казалось, что славяне лет 500 насчитывают своей истории….
— Да нет, Генри, почти 1000, но из них до появления царя Петра, который начал просто копировать европейские приемы управления, они были,… как бы это сказать… вещью в себе, что ли. То есть государство-то у них было, но весьма варварское. Вы историю Византии изучали?
— Признаться, нет, только читал Майнгеля, но не помню ничего.
— Русская Империя была — считала себя – преемницей Византийской. Прежде всего, с точки зрения христианства. Еще до разделения. То есть они – как говорили до большевистской революции – были вторым Римом. Хранители самых древних христианских традиций. Во многом, кстати, так и было. Впрочем, это уже роли не играет – сегодняшняя Новороссия может считаться христианской страной только с очень большой натяжкой….
— А к сегодняшнему дню это, какое отношение имеет?
— А знаете, Генри, этот вопрос меня и интересует больше всего! В Вашингтоне Новороссию противники президента рассматривают как образец истинной американской демократии в процессе становления…. Рузвельт, со своей стороны, этих ребят терпеть не может. Естественно, все, что не нравится администрации, нравится противникам мистера Рузвельта….
— Ну, эти игры уже не удивляют…. Но я не понимаю: неужели бандераты имеют такое сильное влияние у нас?
— А вы представьте себе, дорогой Генри, как выглядят в глазах противников Рузвельта эти люди! Они – на словах, конечно – повторяют все те лозунги, которыми оперировали у нас при появлении Штатов. То есть обвинить их в чем-либо в лоб совершенно невозможно. Да, они признают, что многое делают не правильно, и сразу начинают задавать вопросы – как надо?! На Капитолийском холме учителями считают себя едва ли не 80 процентов законодателей, а когда за уроки предлагается весьма солидная оплата….
— Ух, ты! Я бы тоже согласился за деньги попреподавать основы демократии….
— Вот и в Вашингтоне тоже многие готовы….
— …А я хочу знать, кто этот урод! Он чуть не угробил нас с Юджином прямо у воды! У самой воды. – Рослый пилот в дверях орал, потрясая кулаком над головой. – Дайте мне эту сволочь….
Андрей сидел за столом и с аппетитом уплетал вторую порцию телятины с картошкой. Он расстался с Торнтоном около кафе на территории базы. Американец отправился искать некого Самуэля Бейля, а Андрей, проведший 20 часов за штурвалом, решил наконец-то поесть. Любой обычный летчик, без автопилота проведший машину через океан – в одиночку, с одним (абсолютно бесполезным во всем, кроме питья пива) пассажиром, считался бы, по меньшей мере, если не героем, то повторителем всяческих рекордных перелетов. Для бандератов подобные упражнения считались совершенно обыденным делом, и Андрей относился к своему первому по-настоящему самостоятельному дальнему рейсу совершенно спокойно. В Школе будущих пилотов с самого начала приучили к мысли о стандартности любого задания, которое им будет поручено выполнить и он, как и все, тоже проникся этой мыслью. Подумаешь, взлететь в Новой Голландии – сесть на Гуаме, затем перелет Уэйк, а оттуда через, собственно, океан, до Гавайских островов.
Всего и делов — то….
Теперь он уплетал за обе щеки вполне приличное мясо с картофелем, вкус которого, признаться, изрядно подзабыл за прошедшие месяцы.
На орущего американца в летном комбинезоне он сначала внимания не обратил. Вопит что-то человек? Ну и пускай вопит. Радуется, наверное… или морду кому собирается начистить. Просто так, без повода, мужчина кричать не будет. Английский Андрей пока знал не в совершенстве – в Школе одновременно учили английский и французский языки плюс общеупотребимые фразы на голландском, немецком, японском и китайском. Правда, на первом курсе изучение языков, необходимых бандератскому пилоту, только начиналось (всего-то 10 часов в неделю, что тут за 4 месяца выучишь?). Андрей уловил лишь возмущение в тоне кричавшего: воинов обучали с самого начала определять эмоции в голосе человека с тем, что бы распознавать угрозу.
…В конце концов, чужой язык надо знать для того, что бы было сподручнее побеждать противника.
…Или убивать врага.
— Вот он! – американцу кто-то указал на Андрея, и пилот направился к его столику. Шел он решительно, задевая столы и стулья, явно готовый к скандалу.
— Стой, парень! – летчик в годах с нашивками флайт-лейтенанта морской авиации вскочил и попытался схватить идущего за руку, — не делай этого! Это новорус….
— Да мне плевать, кто он! Этот подлец нас чуть не угробил…!
Пилот подскочил к столику Андрея и попытался смахнуть на пол тарелки с едой и бутылку пива. С двух сторон на помощь пожилому подскочили еще 2 парня и начали оттаскивать скандалиста в сторону. Андрей поднял голову и, продолжая жевать, наблюдал за разгоравшимся скандалом. Какой-то моряк с неизвестными Андрею нашивками тоже принял участие в успокоении буяна. Ему что-то говорили, объясняли, но тот упорно вырывался и кричал что-то о наказании какого-то «a freak», не способного «to properly manage its ugly»….
— Надо полагать, ругается, – подумал Андрей, наливая себе пиво в стакан – и, кажется, я во что-то замешан…. Интересно, во что?
— Он искалечит тебя – сказал пожилой летчик, удерживая орущего под руку – ты не понимаешь, что делаешь, парень! Прекрати!
— Этот кретин пошел в лобовую с нами у самой воды! – продолжал орать тот – его за штурвал нельзя пускать даже у телеги! Ублюдок….
— Андрей встал, как будто подброшенный пружиной. Существовало 6 слов, произнесение которых в бандератской среде мгновенно приводило к драке и «bastard» было одним из них. Никакие успокоения и извинения не могли остановить расплату за такое. Андрей обошел стол и двинулся к обидчику. Со стороны его движение было столь стремительным, что для посетителей кафе контур человека в холщевых штанах и такой же рубахе на выпуск слегка размазался в воздухе. Пожилой, после последнего произнесенного слова, успел отскочить в сторону, втянув голову в плечи.
Андрей пока не изучал ручной бой – этому посвящалось время на последующих курсах – но он уже имел представление о действиях бандератов в такой ситуации. Стремительно налетев на обидчика, он выполнил толчок массой, добавив немного силы, стремительно распрямленной рукой, упершейся американцу в грудь. Тот полетел через зал, сбивая столы и стулья, и врезался в стену. Державшие его 2 человека разлетелись, как кегли.
Почти 100 килограмм массы тела Андрея плюс толчок рукой, которой он швырял с огромной скоростью 50 — килограммовый диск ….
В кафе наступила тишина. После грохота сбиваемой мебели, она казалась зловещей и какой-то пустой. Андрей одним прыжком оказался около сползавшего по стенке пилота до того, как тот окончательно упал на пол и, не напрягаясь, поднял его, схватив за комбинезон на груди. Голова американца безвольно висела. Андрей слегка встряхнул его и приподнял еще. Ноги пилота оторвались от земли. Андрей прижал тело к стене и терпеливо дожидался, когда тот придет в себя.
— Сэр, отпустите его, сэр! – пожилой пилот стоял сзади – он молод и не понимает, что делает, это ошибка….
Висевший на руке Андрея слегка пошевелился и застонал, задвигав головой. Из угла рта потекла тонкая струйка крови. Андрей отпустил парня и тот мешком упал к его ногам. Андрей повернулся к говорившему.
— Объясните ему потом, что незнакомым людям принято объяснять причину претензий, если они есть, в другом тоне – Андрей равнодушно уставился в лицо пожилому пилоту, прямо в лоб. – Нет причин для скандала….
Он пошел назад к своему столику. В кафе было десятка полтора человек, в основном летчики и моряки. Все смотрели на Андрея, но никто даже не попытался как-либо вмешаться. Произошедшее было столь стремительным и страшным, что опытные в драках по портовым кабакам и военным базам крепкие молодые мужчины с ужасом прикидывали, что сделает с каждым из них этот массивный очень молодой парень, стремительным, неуловимым взглядом движением преодолевший несколько метров и как то швырнувший к стене человека выше и крупнее его….
Андрей сел и потрогал пальцем мясо. Еще теплое. Он доел оставшееся и выпил парой глотков пиво: жизнь стала выглядеть вполне комфортно. Вокруг стояла тишина, скандалиста унесли несколько пришедших летчиков, с ненависть посмотревших на Андрея. Тот проводил их равнодушным взглядом: в принципе, если кто-то посмотрел на бандерата так, то можно было начать драку (ну такую, маленькую…), но Андрей помнил правило: без особой, самой особой необходимости, граждан Соединенных Штатов не обижать и не задевать (пресекать, конечно, по необходимости, всякие глупости в соответствии с Кодексом, но не более) и не убивать.
При свидетелях, конечно.
Андрей некоторое время поразмышлял, стоит ли съесть еще порцию или выйти на воздух и отправиться к гидроплану проспать часов 10-15, но в кафе неожиданно вошел сержант военной полиции с парой солдат. Он по хозяйски оглядел зал и направился к Андрею.
— Что ты, парень, тут учиняешь? – сержант был здоровый, мордатый, с пистолетом в кобуре, сдвинутой на живот, — ты хочешь в тюрьму?
— Я обедал – ответил Андрей – если это преступление, то я готов отвечать за него. И я не отвечаю на «ты».
— Ты за все ответишь, в том числе и за обед – сказал сержант – встал и пошел!
— Сержант! Что тут происходит? – высокий седоватый майор вошел в кафе вместе с мистером Торнтоном, — опять драка?
— Да, сэр – сержант повернулся к подходящему майору и отдал честь – этот парень серьезно поранил пилота с «Лексингтона». Они что-то не поделили….
Торнтон что-то шепнул майору и тот с интересом взглянул на Андрея. – Вы свободны, сержант! Я сам разберусь! Идите!
Полицейский недовольно козырнул и пошел к дверям вместе с сопровождавшими его солдатами. Все посетители смотрели на Андрея и майора.
— Это вы пилот? – риторически спросил майор – идите за мной. У меня есть пара вопросов….
Андрей физически ощущал взгляды присутствующих. Интерес… опаска… опять интерес – эмоции были понятны и легко различаемы. Здесь, на Гавайях, бандераты были не частыми гостями, а скандалы с ними были и того реже. Пожилой пилот, сидевший за столиком в углу, на мгновение встретился с Андреем взглядом и сразу опустил глаза: видно, он уже сталкивался с такими, как он….
— Что там у вас произошло, мистер Ульияноф? Вы не похожи на портового скандалиста….
— Мы обменивались опытом – дипломатично пробормотал Андрей. Майор хмыкнул, но ничего не сказал.
— Мистер Ульянов – майор произнес фамилию Андрея совершенно чисто, без всякого искажения – как вы стали…э-э-э… пилотом? Ведь вы так молоды….
— Закончил первый курс Летной Школы господина Арцеулова, мистер Ллойд – с максимальной учтивостью ответил Андрей. Ему все меньше нравился разговор с майором, пытавшимся ненавязчиво узнать некоторые детали перелета на Гавайи и некоторые подробности его, Андрея, судьбы. В принципе, вопросы понятные, однако майор не был летчиком….
— Всего один курс? Невероятно! Сколько времени продолжалось обучение? Четыре месяца?! Потрясающе! Да вы талант! У вас впереди блестящая карьера! Вы думали о том, как дальше жить? И где?
— Еще 2 курса, потом посмотрим.
Ллойд закурил весьма паршивую, на вкус Андрея, сигару, и выпустил в потолок несколько колец дыма. Кольца были жидкие.
— Я хотел-бы спросить вас прямо и откровенно, Андрей (вы позволите вас так называть?), если я вам предложу переехать в Штаты, поселиться… по вашему выбору там, где понравится…. Что вы скажете? Карьера пилота для вас открыта – ведь вы так, не смотря на молодость, летаете!
Андрей посмотрел на майора так, как смотрят на вполне сформировавшийся ядовитый плод марабы, внезапно выросший на розовом кусте вместо бутона.
— Я русский, мистер Ллойд, жить среди других людей мне сложно, да и не хочется. Все дело в этом. А пилотом я стану – уже стал – в Новороссии, и там же хочу летать дальше…. Что касается Штатов, Соединенных Штатов Америки, то вы знаете, с каким уважением мы относимся к вашей стране. С уважением и благодарностью. Мы всегда будем помнить, что вы – ваша страна, и ее замечательный президент, мистер Гардинг, дали нам возможность создать вторую родину, которая в чем-то напоминает потерянную Россию….
— Да вы патриот, мистер Ульянов! – майор снова затянулся и неожиданно жестко и цепко посмотрел в лицо Андрея – вы серьезно ранили пилота американской морской авиации. Может получиться так, что вы попадете в тюрьму….
— Все может быть – сказал Андрей – я доставил сюда мистера Торнтона, которому требовалось срочно попасть на Гавайи. Ваши пилоты… с авианосца, как я понимаю, нарушили правила полета над бухтой и попытались спровоцировать меня. Я заботился о безопасности мистера Торнтона, которого обязался доставить сюда целым и невредимым. Что и сделал, хотя…. Если бы ваши пилоты соблюдали правила, то инцидента и не было бы. А что касается скандала – у нас есть правила поведения. Если я сделал что-то неподобающее – что ж, я готов отвечать! Но в тюрьму, насколько я знаю, отправляет суд. Если я виноват – отправляйте меня в суд. Но я скажу о том, что меня вынудили к этому!
— Пилот истребителя вообще до вас не дотронулся! А вы его ударили.
— Не ударил, а оттолкнул! Он назвал меня «ублюдком». За такие слова у нас убивают. Вы предлагаете мне переселиться в Америку, но если там принято так разговаривать….
— Ах, Андрей, Андрей… — майор снова дружески улыбнулся – ну что вы так усложняете! Я просто хочу избавить вас от некоторых неприятностей, которые у вас могут быть. У нас не принято так себя вести. Ну, подрались бы, в конце концов, но так человека… об стенку. За что? Вы слишком, как бы это сказать, упрощенно воспринимаете мир. Надо быть терпимее…. Ну, ладно: пока мы отложим разговор о вашем будущем. Думаю, что мы вернемся к нему, но попозже, попозже…. Когда вы убедитесь, что Америка вполне привлекательная страна. Для таких, как вы, Андрей, в Америке есть множество возможностей…. Кстати, вы, судя по всему, прекрасный спортсмен. Каким спортом вы занимаетесь? В Штатах вы могли бы сделать карьеру в регби – слышали о таком?
— У нас на курсе я – самый слабый. — Андрей со злорадством увидел, как вытянулось лицо Ллойда – я в Новороссии недавно….
Это была ошибка, и он сразу это понял. Майор подобрался, сунул сигару в пепельницу и уставился в лицо Андрею совершенно незнакомым сверлящим взглядом, который Андрей минуту назад и представить у него не мог.
— Не-дав-но в Но-во-ро-сс-ии? – он произнес это по слогам, по — русски, тщательно выговаривая слова, – и откуда вы, мистер Ульянов, смею спросить, прибыли туда? Когда?
— А какая вам, собственно, разница, мистер Ллойд? – зло спросил Андрей, понимая, что проговорился самым глупым образом. – Меня – нашу компанию – поправился он – наняли для перевозки – срочной — мистера Торнтона на Гавайи. Я, наша компания, выполнила работу. За деньги, кстати. Что еще? Какое имеет отношение к этому все остальное? Я плохо выполнил работу? Что не так?
— Здесь, в Перл-Харбре, военно-морская база Соединенных Штатов – четко и жестко сказал Ллойд – и я, как офицер разведки военно-морского флота хочу знать: кто вы такой, Ульянов? Кто и откуда?
— Я пилот компании «Эйр Гвинея» господина Бакунина. Меня наняли как раз перед этим рейсом. Свободных пилотов не было, и послали меня. И только. Рейс обычный, погода хорошая. У вас претензии к моей работе – свяжитесь с хозяином компании и выскажите ему все. Ко мне-то какие претензии? Что, надо было утопить Торнтона посреди океана? Такие услуги за дополнительную плату….
Некоторое время майор сверлил Андрея взглядом. Тот спокойно смотрел в глаза американцу, не мигая. Через минуту у того появились слезы и он отвернулся.
— Вы везли важного государственного чиновника, Ульянов, я должен знать: кто вы такой? – последнее Ллойд произнес на чистом русском языке.
— Я уже сказал – Андрей тоже перешел на русский – я простой пилот, нанятый в аккурат перед рейсом. Сразу после первого курса Летной Школы….
— После первого курса – и сразу в столь ответственный рейс? Позвольте, мой друг, вам не поверить!
— Позволяю! Только вы не учитываете – или не знаете – что по нашим меркам это самый простой перелет между известными островами. Взлетел, долетел, сел, заправился, проверил моторы, взлетел, долетел, сел, заправился…. Что тут такого сложного?
— А сколько вы вообще в воздухе провели? Всего?
— Что-то 380 – 390 часов, с учетом перелета сюда. Что – мало?
Ллойд откинулся на спинку кресла с изумлением посмотрел на Андрея: — а в школе вы сколько налетали?
— 344 часа, в том числе ночью около сотни….
Майор был явно выбит из седла. Он опять схватил сигару и ожесточенно затянулся. Андрей достал из нагрудного кармана рубахи первоклассную «Корону», откусил кончик, выплюнул его на пол и прикурил. Американец присмотрелся к андреевой сигаре и покачал головой.
— А вы не молоды курить, Андрей? – тон его снова стал вполне доброжелательным – такие сигары стоят немало, кстати. Молодой пилот может себе позволить это?
— Могу! – с вызовом ответил Андрей – у нас этого говна навалом!
Ллойд хмыкнул.
— Вы понимаете сами, что все это очень подозрительно? Ваше появление здесь, отличный пилотаж якобы начинающего авиатора, драка, когда вы легко, одной рукой, перебросили здорового мужчину через 8 или 10 метров….
— Шесть, там было до стены 6 метров – сказал Андрей.
— А откуда вы знаете? Что, на глаз определили?
— Нас этому учат. А что, американские пилоты 6 от 10 метров отличить не могут? Как они тогда на палубу-то садятся?
— Неплохо садятся,… я думаю – майор снова широко и очень доброжелательно улыбнулся Андрею – мне много рассказывали всяких небылиц о Новой России, но после разговора с вами я начинаю некоторым рассказам, в которых ранее сомневался, верить…. Да, Андрей, вы интересные люди….
Некоторое время они молчали. Андрей молча курил, Ллойд искоса рассматривал его.
— Что у вас с пальцем, Андрей? – спросил он.
— Сломал на тренировке – Андрей решил предельно коротко отвечать на вопросы разведчика. Он уже понял, что тот пытается получить от него какую-то информацию о Новороссии.
— И что, серьезно сломали? А вот этот шрам, на шее?
— Неудачная посадка ночью, разбил головой стекло кабины, порезался.
— А на запястье?
— На тренировке – упал с высоты на камни….
— С какой высоты?
— 8 метров….
— И что – это единственная … травма при этом?
— Ну да, там пара рельсов лежала, на куски порезанные.
— Бог мой! Но зачем рельсы складывать там, где вы тренируетесь?!
— Что бы научиться падать на всякую острую дрянь и остаться в живых!
Андрея разозлил разговор. Он готов был закинуть Ллойда на крышу ближайшего дома через окно. Тот почувствовал опасность и опять широко улыбнулся.
— Послушайте моего совета, Андрей! Я очень – поверьте! Очень хорошо отношусь к вам и хочу, что бы ваша судьба сложилась самым благоприятным образом. И хочу в этом принять, так сказать, некоторое участие. Вы так молоды – сколько вам, кстати, лет?
— Через два месяца 18 исполнится… — Андрей поднял взгляд на Ллойда и увидел, что разведчик изумлен до такой степени, что на мгновение потерял контроль над лицом.
— Сколько – сколько? Вы что, издеваетесь, мистер Ульянов?!
— Нет, не издеваюсь. Я вообще никогда не вру и не издеваюсь. И другим не позволяю…. Кстати, вот мистер Торнтон пришел, надо полагать, к вам….
Андрей копался в моторе гидроплана и мысленно прокручивал разговор с Ллойдом. Ну и гад, однако! Поехали, понимаешь, в Америку жить! С тобой, уродом – в Америку! Счас! Вот только штаны подтяну! Козел….
Двигатель следовало ставить на переборку в самое ближайшее время. Прокладки половины цилиндров были на последнем издыхании: паронит растрескался, кое-где масло просачивалось на корпус. «Джуниоры» надежно служил годами, но многие часы, проведенные в воздухе сказывались на агрегате. Да и мощность уже… того. Андрей на последнем, почти 20-часовом отрезке пути, почувствовал изменения в работе двигателя. Возвращение и – на переборку….
— Эй, механик! – кто-то с деревянного пирса, у которого стоял на воде гидроплан. Андрей поднял голову. Седой пилот в летном комбинезоне без знаков различия – тот самый, который пытался увещевать крикуна из кафе, стоял на пирсе и смотрел на Андрея, приставив ладонь козырьком к глазам – проблемы с мотором? Помощь нужна?
— Нет, спасибо, справлюсь – Андрей отрицательно покачал головой – нет проблем!
— У тебя подтек масла снизу, по всему крылу! Где-то бьет масло.
— Знаю, видел – Андрей мельком оглянулся на пирс, но никого, кроме говорившего там не было – я над Уэйком заметил. Это – мелочь, За 10 часов набежало.
— Я поговорить хотел – седой – показал рукой на пирс – если есть минут 10 – спустись, или я к тебе переберусь.
— Времени нет! – Андрей отвернулся к мотору – закончу и сразу пора. Мне через 2 дня дома быть надо….
— Ну ладно, седой разочарованно отвернулся – счастливо долететь, тогда. Он сделал несколько шагов. – кстати, Майкл – тот, которого ты стукнул – хотел сказать, что неправ был….
— Сам бы и пришел! – зло сказал Андрей – неправ – скажи.
— Он не может – седой ухмыльнулся – ты его так приложил, что он лежит пластом! Хотел с тобой пивка выпить, так сказать, за дружбу.
Все было очень прозрачно: Ллойд пытается найти другой путь к Андрею. Теперь задействовал летчиков…. Ну, ладно, Что-то он у Андрея хочет узнать, да вот только – что? При всем желании, Андрей ничего путного сообщить о бандератах не может.
«- А что ты собирался дома рассказать? – услужливо подсказала память – ты же собираешся рассказать дома нашим о том, что узнал и еще узнаешь о Новороссии. Почему бы американцам то же не интересоваться этим?»
А и правда: почему? Дома советская разведка, ясное дело, интересуется бандератскими делами. Американцы с ними имеют дело давно – с самого образования Новороссии, но, похоже, от них всякие подробности скрывают так же, как и от других…. Или раньше сами не интересовались, а теперь вот стало любопытно: что там, да как. Что там эти русские такое делают, чем живут, дышат…. Если сейчас этого деда послать, то Ллойд может устроить какую-нибудь пакость, вплоть до ареста. Не хватало попасть в американскую тюрьму! – Вот новость-то будет! Курсант Ульянов посажен за драку в Перл-Харборе! …За подрыв боеспособности морской авиации США путем избиения ее героических пилотов.
— Эй, постойте! – Андрей стал вытирать замасленные руки тряпкой – подождите… мистер. Где этот ваш Майк… ну, лежит. В госпитале или где там? Я зайду….
— Вот это правильно, парень! – седой был явно обрадован переменой андреева настроения – он тут, в казарме береговых, вроде ничего себя чувствует, только все тело болит, говорит. Как будто под танк попал! Ты когда до него сможешь?
— Да сейчас и пойду – Андрей отбросил тряпку и решил особо себя в порядок не приводить. – Подождите, пара минут!
Он нырнул в люк, наскоро вымыл руки в бачке с пресной водой, скинул комбинезон и переоделся в свою рубашку и штаны с парусиновыми ботинками. Ничего другого у него в гардеробе не было.
— Да, приложил ты меня! – Майк сидел на кровати и потягивал принесенный Андреем ром – не ожидал, честное слово! Просто не помню, как летел, только что-то мелькнуло и – все! Лежу уже тут, на койке! Здоровый ты парень, Андрей!
Они сидели втроем с седым пилотом, который оказался инструктором на контракте в учебном центре морской авиации Перл-Харбора. Андрей и седой – Джон Фицжеральд Споттон – просто Джон – сидели на второй кровати со стаканами. Разговор после первой напряженности, когда увидев входящего Андрея, Майк слегка побледнел, довольно быстро перешел во вполне мирное русло. Андрей свои действия в воздухе пояснил вполне подробно, упирая на то, что вез «важного дядьку, а у него – Андрея – первый рейс в компании», поэтому и испугался, слегка, идущих в лоб истребителей. Ну и, прижаться к воде, конечно, попытался…. Откуда ему было знать, что парни попытаются проскочить не над, а под гидропланом?
Майкл, со своей стороны, самокритично признал, что идея сымитировать лобовую атаку была, во — первых, его, а во — вторых дурацкая. Командир группы, который потом подлетел к гидроплану Андрея, обещал Майклу после выздоровления всевозможные кары и наказания но, со слов седого инструктора Джона, весьма рад, что обошлось без аварии. А вот пилотирование Андрея было бурно и многократно восхвалено, причем не только его стремительный крен с пропусканием истребителей мимо себя, но и «потрясающий» — как сказал Джон – вираж, при котором сотни людей наблюдали за тем, как гидроплан развернулся, стоя на крыле и буквально чертя им по воде….
— Мог задеть! – безапелляционно заявил Джон – тогда привет рыбы!
— Да я и сам испугался – соврал Андрей (в Школе они, для развлечения, соревновались, кто сможет дольше виражить над водой, оставляя концом крыла безотрывный след на воде…).
— А ты давно летаешь? – Майкла слегка повело от крепкого рома.
— Больше трехсот часов – решил не уточнять Андрей, памятуя разговор с Ллойдом – первый рейс так далеко….
— И как у нас? – Джон с удовольствием глотнул из стакана.
— Да я в Америке впервые – сказал Андрей – вообще нигде не был пока. Так, летал между островами – там, у нас, в архипелаге. Почта там, пассажиры….
— Ну да, там у вас, говорят, летают на всем, что летать может…. И не может. Это мне – как пилоту – интересно! Вот ты у воды на крыло встал – на такой – то дубине! И не страшно было?
— Да я привык уже – Андрей допил ром и поставил стакан на тумбочку – у нас часто на взлете из-за мыса какого-нибудь выскакиваешь – тут тебе сразу в бок ветром так дать может, что не хочешь – завиражишь…. Работа такая….
— Здорово! – Майк потянулся к бутылке – а я вот на «Энтерпрайзе» второй год, с ремонта как вышли в Портленде — опять пилим небеса чуть не каждый день. А то все с берега да с берега…. Неинтересно!
— А с палубы трудно взлетать? – с внезапно проснувшимся интересом спросил Андрей – коротко ведь.
— Так корабль-то на месте не стоит! Мы чаще всего уходим, когда ход больше 20 узлов – тут проблемы особой-то и нет.
— А с места?
— Да можно, в принципе, но тут уже с заправкой не до пробки. Да и особо этим не увлекается никто: можно до летаться до рыб. Палуба – она палуба и есть….
Оставив основательно захмелевшего Майка, Андрей в сопровождении Джона вышел из казармы. Порядок, чистота… только бедновато, по Новорусским понятиям. Как говорят американцы – «стандартам». Аэродром морской авиации на острове Форд вообще для иностранцев закрыт. Андрей – как доставивший мистера Торнтона, получил разрешение перелететь в гавань в виде исключения. Самому-то Торнтону сначала по радио запрещали садиться на новорусском самолете тут….
Порядочки.
Ты что теперь? – Джон остановился за казармой на повороте к пирсам гидроавиации – домой или?
— Домой, конечно – Андрей посмотрел, прищурившись, на линейку истребителей вдоль взлетной полосы – что мне тут делать-то? Я и так вчера еще хотел в дорогу.
— А у нас тут ничего интересного нет? – Джон неловко переступил с ноги на ногу – ну там, самолеты новые, или еще что? База там….
— Да я же не военный летчик-то, что мне тут. Я вернусь – моторы под переборку поставлю. Вот и весь интерес.
Они некоторое время помолчали. Андрей уже хотел распрощаться, когда Джон, кашлянув, негромко сказал:
— Слушай Эндрю, ты, я вижу, парень хороший – без дури…. Молодой еще. Что у вас там в этой вашей Нью Раше и как – я не знаю. Но смотри, майор Ллойд о тебе тут интересуется…. Носом землю роет. Я тебе говорить ничего не должен, но он уж больно хочет тебя… того…. Что-то ему сказать. Вот и меня попросил разговорить тебя: что да как. Зачем и почему Торнтона пытался в гавани посадить, почему по радио заранее посадку вне базы не запросил и все такое прочее….
— Да Торнтон ваш сам по радио говорил! – Андрей удивленно уставился на Джона – он вообще сам всю дорогу трещал в микрофон, как…. Попугай!
— А что трещал-то? – Джон прищурился.
— Да он по-французски… кажется, разговаривал, а я не понимаю….
— Ага – Джон удовлетворенно хмыкнул – ну вот, и мне есть, что сказать майору! А то надоел со своим: патриотизм должен быть у каждого в крови! – Так не в жопе-же….
Пилоты рассмеялись и крепко пожали друг другу руки.
— Мистер Ульянов! – Ллойд прогуливался по пирсу около гидроплана Андрея. Рядом с ним стояла совершенно бесцветная личность в светлых брюках и желтой рубашке с соломенного цвета волосами. «Наступишь – не заметишь».
— Вы покидаете гостеприимную территорию Соединенных Штатов? Хотел на прощание предложить Вам маленькую работу…. – Ллойд был сама доброжелательность.
Андрей встал в кабине, высунувшись через откинутое остекление.
Работа. Ага, давно ждали….
— Я уже того… на взлет собрался… разрешение и маршрут….
— Мы хорошо заплатим, мистер Ульянов – Ллойд брезгливо взял канат, которым гидроплан был привязан к пирсу и потянул на себя – прокатите нас с мистером… Гаррисом до Кауаи и обратно. Мы хотим кое-что посмотреть и… поговорить. Без свидетелей.
— Со мной? – Андрей кисло улыбнулся.
— Да нет, что вы! Мы с вами уже обсудили некоторые вопросы и, я надеюсь, вы обдумаете мои предложения на досуге. Жизнь быстро меняется, дорогой Андрей, и что будет дальше — один Бог знает.
— А что по оплате? – Андрей вспомнил указание отца Бакунина пытаться «вписаться» в отношения с кем-либо из американцев – я, в принципе, не против….
— Договоримся! – неожиданно вступил в разговор мистер Гаррис. – Мы понимаем, что труд пилота тяжек, а хлеб – горек. Вы останетесь довольны!
Американцы перебрались на поплавок, а оттуда в кабину гидроплана. Андрей краем глаза заметил, что «мистер Гаррис» совершенно профессионально ориентируется внутри в отличие от неловко поворачивающегося Ллойда. Явно он привык к самолетам самых разных типов и марок.
Деньги американцы предложили действительно большие: 50 долларов за 4 часа полета. Ну ребята…. Плюс бензин, который обещали оплатить по факту. Андрей запросил за дополнительные посадки – если будут – грабительские 15 баксов за каждую (со взлетом). Неожиданные пассажиры посмотрели друг на друга и согласились.
При таком раскладе Андрей сразу «забыл» о желании дуть домой и сноровисто занялся делом. Отвязал канат, багром оттолкнулся от пирса, слегка развернув машину носом в гавань, открыл топливные краны, проверил и затянул лючки, быстро откачал попавшую в поплавки воду, то – сё…. Американцы уселись позади пилотского места. Ллойд за спиной Андрея у радиостанции, Гаррис напротив него так, что бы видеть собственно пилотское место.
Ему явно хотелось посмотреть на Андрея в деле.
Андрей, не закрывая откинутое стекло кабины, прошелся по ручкам – тумблерам – переключателям. Одновременно «в четыре руки» сыграл волнующую «мелодию» «подсос-шприц-магнето-запуск», одновременно крутя маховик руля высоты…. Гидроплан хрипанул моторами, станцевал на месте, разворачиваясь одним мотором и ходко пошел, набирая скорость, по глади гавани.
— Пассажиры – подумал Андрей – ладно, покажем класс бандератской школы пилотирования имени товарища Арцеулова!
На открученном штурвале руля высоты он дошел до скорости отрыва и, не трогая штурвал, вращая маховик регулировки рулей, плавно оторвал гидроплан от воды в строго горизонтальном положении. При этом он связался с диспетчерской гидроаэродрома, вслепую включив рацию за спиной и точно попав в настройку волны.
Тюх-тюх-тюх! Мелкие удары волн по поплавкам и машина повисла в воздухе. Андрей, не держа штурвал, двумя круговыми движениями отключил-переключил все необходимое в положение полета и плавно положил машину в разворот на Запад. Американцы потрясенно молчали. Гидроплан лег на курс вдоль берега. Андрей держал сотню метров до западной оконечности Оаху, потом довернул на Кауаи и плавно полез вверх к указанным ему диспетчером 1500 футов.
— У меня автопилота нет – сказал Андрей, поворачиваясь к пассажирам – поэтому за невнимание извините, господа.
— Д-да… конечно – голос мистера Гарриса можно было определить, как весьма растерянный, — и сколько вы за штурвалом, мистер… э-э Улиянофф?
Фамилию Андрея он произнес явно по-русски и вполне правильно, но с сильным акцентом.
— Четвертый месяц пошел – Андрей уже был мысленно готов к разговору, похожему на допрос. Почти 400 часов налета….
— По 100 часов в первые месяцы – да это невозможное что-то! Вы должны просто по статистике убиться или, как минимум, попасть в аварию! Мы эти вопросы… изучали, так скажем, очень подробно. Я имею в виду – вопросы аварийности – Гаррис переглянулся с Ллойдом. Андрей по изменению звука голоса Гарриса угадал, что тот посмотрел на своего спутника и мысленно усмехнулся.
— У нас многие бьются, мистер Гаррис, во время обучения несколько ребят убились на смерть или покалечились.
— Но зачем такая цена? Мистер Улиянофф, это же совершенно не нужно! Неужели такое стремление летать у молодежи в Новой России?! И почему так жестоко?
— Что бы вы, мистер Гаррис, вместе с мистером Ллойдом, который вам упорно что-то хочет сказать, но надо полагать, стесняется при мне, были абсолютно уверены, что не только благополучно взлетите – уже – со мной, но и вернетесь совершенно целые и невредимые. Мой долг доставить вас – граждан великой Америки, давшей нашему маленькому народу новую Родину – туда, куда вам заблагорассудится попасть… за ваши деньги. Нас этому учат очень хорошо. А если что-то непредвиденное случится – будьте уверены – я сумею спасти вас обоих и доставить домой любым способом!
Некоторое время американец молчал и Андрей подумал уже, что его глупости, бывшие в среде бандератов темой неисчерпаемых анекдотов и шуток, отбили у того охоту разговаривать. Неожиданно в разговор вступил Ллойд.
— Андрей, я – поверьте – с большой симпатией отношусь к Новой России и ценю ваше отношение к Америке. Думаю, далеко не все американцы готовы на такое… самопожертвование ради другого человека. Мы полностью доверяем вам…. Не могли бы вы продемонстрировать нам, так сказать, некоторые из ваших умений управления самолетом… так сказать, на практике?
— Да — сказал Гаррис, если вас не затруднит: покажите… элементы пилотажа, которому вас учили в вашей замечательной школе.
— А конкретно – что вас интересует, господа? – Андрею стало весело – все происходило так, как планировал отец Бакунин. – У меня машина специально усилена для всяких дальних полетов-перелетов и перегрузок. Командуйте!
Он выполнил по указке Гарриса один за другим несколько глубоких разворотов, скольжение, горизонтальную восьмерку, , боевой разворот…. Машина ровно и мощно выполняла над водой всевозможные эволюции. В Гаррисе явно угадывался пилот с огромным опытом. Он четко командовал что и как делать, пару раз указал Андрею на небольшие ошибки, подсказывал режимы газа, крен, скорость…. Он был очень хороший летчик, даже замечательный, талантливый, но это был обычный человек, с нормальными человеческими реакциями, не более.
— А покажите что-нибудь такое… от себя! – самонадеянно сказал в конце концов Гаррис.
Андрей опять мысленно усмехнулся. «От себя» значит – то, что обычному человеку явно не придет в голову. Ну что ж, желание клиента – закон.
— Пристегнитесь, господа – сказал он. Американцы нашли ремни. Андрей просунул руку назад к Ллойду и подергал нижнюю лямку.
— Мистер Ллойд! – затяните туже – так, что бы можно было только дышать. Готовы?
— Да — Мистер Ульянов – голос Ллойда был вполне полузадушенным, но довольно смелым.
— О-кей, господа!
Андрей по широкой дуге с набором высоты выполнил боевой разворот и….
…Дальнейшие 10 минут Ллойд и Гаррис издавали попеременно звуки типа «No!!»… «О-о-о…», «Нэ-эт!!»… «Нэ надо!!!!»
— Надо Ллойд! Надо! – мысленно говорил Андрей, выполняя ранверсман сразу после обратного Иммельмана на высоте метров 300 – это тебе, порхатая сука, за попытку сделать меня шпионом великой и могучей…. А ты, Гаррис – что? – пилотом себя возомнил? Летчик – налетчик, да? Счас, мужичек-с ноготком! Счас! Мы для родимой Америки и ее лучших представителей такое покажем – кабину не отмыть будет!
— Козлы!
Машина с победным ревом взбесившейся помеси паровоза и мамонта из невозможного виража свалилась на крыло и понеслась к близкой уже воде. Океан стремительно надвигался.
— Мистер Улиянофф! Хватит! – голос Гарриса был неожиданно спокоен и зол – благодарю вас! Спасибо.
Андрей плавно, на высоте метра полтора от волн, выровнял машину. Она снова шла чрезвычайно ровно и послушно, как дикий паровоз нащупавший, наконец, рельсы и ставший послушной железякой.
— Куда мне дальше? – спросил Андрей – до Кауаи 20 миль.
— Возвращаемся, мистер Улиянофф – Андрей оглянулся. Гаррис растегивал трясущимися руками ремни, Ллойд за спиной сидел тихо, как мышь.
— В гавань? Или еще куда?
— Нет, спасибо, в гавань или куда там вам удобнее…. Можно просто к берегу.
…- Этого не может быть, Джон – «мистер Гаррис» наливал себе четвертое виски и все никак не мог унять дрожь в руках – такого пилотажа от мальчишки – да что там! – От опытного спортсмены я не ожидал! Этого не может быть – потому, что не может быть никогда! Понимаешь! Не-мо-жет быть!
Ллойд расслабленно сидел в кресле напротив Доминика Сташевски – «мистера Гарриса» — как представили его Андрею. Опытнейший пилот, бывший испытатель, пришедший в разведку из-за своего авантюрного склада характера, внешне незаметный человек небольшого роста, мечтающий сделать что-то «такое-этакое»…. Сейчас он никак не мог совладать с руками.
Наконец Сташевски пролил виски на стол, вскочил с руганью и снова сел. Некоторое время он смотрел на лужу перед собой на столе, потом неожиданно рассмеялся.
— Знаешь Джон, если бы я услышал рассказ о таком – никогда бы не поверил… — он откинулся на спинку, оставив стакан в покое – если бы у нас во флоте или в Воздушном Корпусе так летало хотя бы 5 процентов пилотов…. – Он не закончил.
— Я думаю, Дон, что тут что-то другое – Ллойд вздохнул, — мы этих… новорусских друзей… рассматриваем в контексте обычных людей. Таких, знаешь ли, беглецов от тоталитарного коммунизма. Почти как тех, кто приехал 200 лет назад в будущие Штаты, сбежав от европейских проблем. А они за эти годы стали совсем другие. Понимаешь, Дон, что-то на этих островах происходит такое, что не укладывается в представления, которыми мы оперируем. Да, мальчик, гордый и очень сильный – что тут удивительного? Дома такие люди тоже встречаются. Но тут, Дон, есть один момент: этот парень, Андрей Ульянов, в разговоре вскользь бросил, что в Новороссии недавно. Понимаешь?
— Честно говоря – нет – признался Сташевски – надо полагать, приехал откуда-то, из Европы, например – там ведь много русских эмигрантов? – учиться на пилота. Вот и выучился….
— Нет Дон, ты не понял: Ульянов в Новороссии недавно, то есть он таким не был до этого! Понимаешь?!
Сташевски несколько мгновений непонимающе смотрел на Ллойда, потом хлопнул себя по лбу.
— Да! Дошло! – ты гений, Джон! Чистый, незапятнанный гений! Конечно! Его за короткое время сделали таким…. Да, это удивительно!
Ллойд удовлетворенно взял стакан и сделал приличный глоток. Потрясенный его открытием, Сташевски о чем-то напряженно думал, затем внимательно посмотрел на собеседника.
— Слушай, Джон, а гидроплан у него, Ульянова, обычный или….? – Он не договорил.
— Пока мистера Ульянова водили к раненному пилоту – редкий балбес, кстати – мои ребята бегло посмотрели поближе на это «чудо островной техники». И знаешь, Дон, кое-что нашли. Вот смотри.
Ллойд встал и не самой твердой походкой подошел к столу. Взяв папку, из которой торчали небрежно вложенные бумаги, он вернулся к столу и бросил ее рядом со Сташевски.
— И что тут? – тот начал перебирать листы – ого! Фотографии! Успели даже снять! Молодцы вы там, в морской-то… да… а это что?
Ллойд обошел стол и присел на широкий подлокотник кресла Сташевски. Его немного мутило. Заглянув через плечо коллеги, он усмехнулся.
Видишь, в обычном «Локхиде», переделанном в гидроплан, снято многое из того, что, обычно таскают с собой. Даже часть внутренней обшивки. С виду – обычная «Электра», только и всего. Но при этом объем баков увеличен более, чем в 4 раза! Ребята облазили машину и сразу обратили внимание вот на что: — Ллойд вытащил из стопки фотографий одну и положил перед Сташевски – вот! Это то, что меня лично – как неспециалиста – сразу поразило! Видишь – от крыла к хвостовому оперению в фюзеляже вставлена дополнительная ферма. Пусть тонкая, но она, судя по всему, повышает жесткость. А в крыле – смотри: вот и вот – из тонкой стальной трубы установлены дополнительные внутренние раскосы…. Надо полагать, с теми же целями… А вот тут и тут дополнительное усиление низа фюзеляжа, или как там это у вас называется? Кстати, из таких машин гидропланы делают в Штатах, или это новорусское избретение?
— Про переделку не знаю, Джон… — Сташевски внимательно разглядывал фотографии – сделано, надо признать, с умом. Я несколько раз ожидал, что у нас отвалится хвост или крыло – он передернул плечами, — ну теперь хоть понятно, что все это не чудеса….
— И еще, Дон – Ллойд вернулся в кресло и закинул ногу на ногу. Он собрался было закурить, но посмотрев на сигару судорожно сглотнул и убрал, — среди моих парней один вполне приличный летчик… ну, по нашим меркам. Так вот он посидел в кабине, подергал там рычаги всякие, что-то еще и сказал, что управление гидроплана чрезвычайно затяжелено. То есть он бы не таком летать не решился – надо все регулировать так, как принято. Что это значит, Дон?
— Не знаю…. Может быть, этот Ульянов под свою силу… ну нет – кто ему разрешит! А если другому пилоту лететь….
— А другой разве будет не таким, Дон?
Сташевски растерянно посмотрел на Ллойда.
— Если так, Джон, то мы должны узнать, что там, в этом гребаном архипелаге Бисмарка происходит! Это важно, Джон! Это очень важно!
— Здравствуй Михаил! – Андрей стоял перед худым парнем в грязной, застиранной робе. – Вот я тебя и нашел….
Он не знал, что говорить. Мишка с испугом смотрел на стоящего перед ним бандерата в куртке с какими-то значками. Он с трудом узнавал в этом огромном, сложенном из мышц мужике, своего друга Андрюху Ульянова.
— Ну да, привет… — наконец разлепил он сухие, обветренные, потрескавшиеся на океанском ветру и тропическом солнце губы, — я тебя и не узнал…. Как живешь-то? – глупо закончил он.
— Да так – Андрей был смущен совершенно. Между ним и Мишкой вдруг выросла непреодолимая пропасть прошедших месяцев. Он, слушатель Летной Школы и бесправный пленный – фактически раб, ремонтирующий дороги где-то в джунглях.
— Я… деньги заработал – наконец решился Андрей – тебя… то есть мы… ну, в общем, можно заплатить и тебя отпустят.
Два дня назад он нашел хозяина строительной фирмы, которая держала подряд на дороги и предложил продать ему Мишку. Начальник отряда, где тот работал, только пожал плечами – дело привычное! – и назвал цену в 500 долларов.
Н-да, товарища оценили существенно ниже, чем Андрей предполагал…. Впрочем, все к лучшему!
Товарищ наконец начал более-менее соображать и уже с надеждой посмотрел на Андрея.
— У тебя что, деньги завелись? Можно заплатить этому хмырю, у которого я тут копаюсь…. Не шутишь?
Голос Мишки звучал весьма обреченно – казалось, он уже свыкся с мыслью, что ему до конца жизни придется ремонтировать обочины. Он переступил с ноги на ногу.
— Давай присядем! – Андрей первым сел на широкую скамейку около конторы «мишкиной» компании. Тот остался стоять.
— Садись! Что стоишь-то?
— Нам нельзя… тут сидеть. Мы только там – он показал на деревья, сваленные в кучу около передвижной лесопилки.
— Теперь можно…. Я уже все решил… и заплатил.
Мишка обессиленно опустился на широкую гладкую скамью темного тропического дерева. Он некоторое время смотрел прямо перед собой, а потом беззвучно заплакал. Он плакал и слезы оставляли чуть светлые дорожки на его щеках, смывая въевшуюся в кожу грязь.
Андрей отвернулся.