Первые отечественные глубинные бомбы

В годы первой мировой войны перед отечественным флотом встала принципиально новая задача – организация борьбы с подводными лодками противника. Первые успехи германских подводников на российских морских театрах заставили уделить самое пристальное внимание выработке мер противодействия новому оружия.

С первых месяцев войны начинается форсирование работ по проектированию и организации производства противолодочных средств: в октябре 1914 года Морской Генеральный штаб (МГШ) указал на необходимость «срочного, не жалея денег, производства опытов по выработке мер и приспособлений для борьбы с подводными лодками». Спешно разворачиваются работы по изготовлению позиционных противолодочных средств, создаются, испытываются и внедряются новые образцы противолодочного оружия. Распоряжением МГШ морским агентам за границей было дано указание ознакомиться с состоянием противолодочного дела и первыми противолодочными мероприятиями флотов союзников и представить на этот счет подробные отчеты.

Из содержания этих донесений видно, что уроки первых месяцев войны заставили военно-морское руководство держав Антанты обратить особое внимание на создание новых противолодочных средств и разработку форм и способов борьбы с подводными лодками.

Изменения в области тактики коснулись как организации противолодочной обороны кораблей и соединений на переходе морем, так и выработки тактических приемов поиска и атаки подводных лодок.

Со всей остротой встал вопрос о создании и внедрении эффективного корабельного и авиационного противолодочного оружия, способного воздействовать на подводную лодку в подводном положении.

Отсутствие на вооружении кораблей серийных образцов противолодочного оружия привело к тому, что с началом войны в качестве такового стали использовать подрывные патроны, явившиеся, в сущности, прообразом глубинных бомб. Шестикилограммовые патроны с зажженным огнепроводным шнуром сбрасывались с миноносцев в предполагаемом месте нахождения подводной лодки. Подобная полумера, разумеется, не могла решить проблему атаки подводной лодки из-за малого радиуса взрыва столь небольшого заряда и низкой надежности срабатывания – шнур часто отсыревал, и патрон не взрывался. Под влиянием боевого опыта развитие этого вида оружия шло в направлении совершенствования взрывателя, увеличения заряда взрывчатого вещества и диапазона глубин подрыва.

В ходе войны флот получил на вооружение несколько образцов глубинных бомб с гидростатическими и штертово-поплавковыми взрывателями. Все бомбы погружались под действием силы тяжести со скоростью 2,1-2.3 м/с, конструктивно выполнялись в виде цилиндрическо-конического корпуса, заполненного зарядом взрывчатого вещества внутри которого помещался взрыватель. Эта конструкция не претерпела принципиальных изменений вплоть до 1950-х годов.

Глубинная бомба с гидростатическим «ударником» (взрывателем), разработанная главным минером Севастопольского порта генерал-майором М. Б. Щиголевым, была испытана в октябре 1915 года. Несмотря на то, что первые испытания не могли дать исчерпывающих данных, в частности, не была выяснена возможность серийного бомбометания, гидростатический принцип подрыва был признан наиболее рациональным, и Севастопольский порт начал работы по изготовлению первой партии бомб (к концу января 1916 года было готово 20 штук). Только в январе 1916 года чертежи и образец бомбы были отправлены в Петроград для демонстрации в МГШ и минном отделе Главного управления кораблестроения (ГУК), которые высказывали сомнения в целесообразности установки гидростатического взрывателя.

Эти опасения, увы, подтвердились. Уже после выдачи заказа на 560 глубинных бомб (из расчета по 10 штук на каждый эскадренный миноносец и тральщик) испытательное серийное бомбометание, проведенное 18 марта 1916 года продемонстрировало главный недостаток этого образца – преждевременное срабатывание гидростата от взрыва соседней бомбы. Это могло произойти непосредственно вблизи атакующего корабля, что создавало для него серьезную угрозу.

Между тем целесообразность использования глубинных бомб именно по площади была к тому времени вполне осознана. Так, известный специалист в области тактики флота и морского оружия капитан 2 ранга Л. Г. Гончаров в рапорте от 23 мая 1915 года указал, что

«применение бомб дает возможность покрыть сильными подводными взрывами, довольно густо, площадь вероятного местонахождения (курсив мой. — Д.К.) подводной лодки».

Работы по решению проблемы преждевременного срабатывания взрывателя путем установки «предохранительного прибора» начались в апреле 1916 года, когда бомбами Щиголева вооружили уже все эсминцы и часть тральщиков Черноморского флота. Выход предложил флагманский минный офицер штаба начальника минной обороны Балтийского моря капитан 2 ранга Б. Ю. Аверкиев. Для обеспечения безопасности атакующего корабля и возможности серийного бомбометания он применил механизм задержки времени, основанный на горении бикфордова шнура.

В изобретенной Б. Ю. Аверкиевым в конце 1915 года бомбе, принятой на вооружение под маркой 4В, на глубине 5 м давлением воды на гидростатический диск срезалась боевая чека, в результате чего запал воспламенял огнепроводный шнур. Время горения последнего (5, 7, 10 или 15 с) соответствовало устанавливаемому поясу глубины взрыва. Все пояса для надежности поражения лодки имели некоторые перекрытия, за исключением последнего, который применялся против лодок, находившихся на грунте. Явно недостаточный заряд бомбы 4В обусловил создание в 1917 году модифицированного образца 4В-М с увеличенным вдвое зарядом взрывчатого вещества, позволившим ограничиться двумя поясами глубин взрыва.

Все образцы гидростатических глубинных бомб были достаточно компактны и просты в устройстве и обращении, однако избавиться от преждевременного подрыва из-за срезания чеки при взрыве другой бомбы так и не удалось. Кроме того, бомбы 4В и 4В-М оказались недостаточно надежными из-за отсыревания бикфордова шнура. Наконец, технически сложно, особенно в корабельных условиях, было изменить установку глубины взрыва – у бомбы Щиголева для этого надо было менять гидростатическую пружину, а у бомбы Аверкиева – запальную трубку. Поэтому вполне закономерным стало появление бомбы, не имевшей ни гидростатического взрывателя, ни бикфордова шнура.

В конце декабря 1915 года на Черном море прошла первые испытания глубинная бомба со штертово-поплавковым взрывателем, разработанная известным специалистом-минером капитаном 1 ранга Н. Н. Шрейбером. Действие ее основывалось не на срабатывании гидростата, а на механическом выдергивании чеки при помощи специального буйрепа (штерта) с буйком.

После сбрасывания в воду поплавок оставался на поверхности, а бомба, погружаясь, разматывала буйреп. Взрыв происходил на глубине, равной длине штерта, после выдергивания последним боевой чеки. Такая бомба обещала быть простой в изготовлении и, главное, надежной в действии.

Однако первые испытания не оправдали этих надежд — взрыватель срабатывал значительно раньше установленной глубины. Бомба оказалась неудобной в обращении: отсоединение буйка и одновременное сбрасывание бомбы вручную с миноносца, особенно при качке, было весьма опасным.

Несмотря на

«совершенно отрицательный отзыв»

черноморского командования и даже категорическое указание командующего флотом адмирала А. А. Эбергарда

«бомбы Шрейбера не употреблять, имеемые разоружить»,

дальнейшие работы продолжились на Балтике в апреле 1916 года. Их результатом стало появление в начале 1917 года большой глубинной бомбы 4В-Б. приближавшейся по мощности к английской бомбе О и американским Маrk II и Mark III. Эти бомбы, сбрасываемые с минных рельсов, хотя и обладали весьма внушительным радиусом действия, не могли применяться с тихоходных кораблей; кроме того, неизбежно уменьшался их боекомплект.

Техника того времени не смогла решить проблему контактно-дистаyционного взрывателя: глубинные бомбы не взрывались при ударе о корпус подводной лодки, что оставалось их важнейшим общим недостатком.

К лету 1916 года разнообразие типов глубинных бомб поставило на повестку дня вопрос о принятии на вооружение флота единого образца. Стала очевидной и необходимость расширения масштабов производства, так как имевшееся на флотах количество бомб не удовлетворяла даже минимальным требованиям. В июне 1916 года капитан 2 ранга Б. Ю. Аверкиев докладывал в ГУК:

«По сие время нами получено всего 45 бомб, а нужны тысячи. Несколько раз бывали такие случаи, что неприятельские лодки ускользали от наших сторожевых судов и миноносцев только потому, что у них не было никаких средств нападения на погруженную лодку».

В августе 1916 года морской министр адмирал И. К. Григорович поручил ГУК заказать по 3000 бомб для Балтийского и Черного морей, предварительно

«выяснив образец отношениями с командующими флотами».

Заказ был дан только для Балтики, так как Черноморский флот, ссылаясь на малый заряд бомб 4В и уже созданный запас бомб «черноморского образца» (в октябре 1916 года имелось 1030 глубинных бомб Щиголева), предполагал сделать новый заказ только

«по выяснении вопроса об увеличении заряда».

Балтийский флот остановился на бомбах Аверкиева, они же с сентября 1916 года начали поступать во флотилию Северного Ледовитого океана. Корпоративные интересы флотов так и не позволили решить проблему единства типа глубинной бомбы. Лишь в апреле 1917 года, ввиду

«установившегося производства их в Севастополе»,

ГУК высказалось за снабжение флота гидростатическими бомбами «черноморского образца». Всего за 1916 год на флоты поступило 7800 глубинных бомб, в том числе 800 бомб Шрейбера, 6300 Аверкиева и 700 Щиголева.

С 1915 года малыми (3 кг) и большими (16 кг) шаростатическими глубинными бомбами оснащались и гидросамолеты. На Черном море к концу января 1916 года имелось 1340 авиационных противолодочных бомб, в декабре 1916 года было признано «крайне необходимым снабдить все летальные аппараты гидростатическими бомбами» и на Балтике. Потребности в бомбах штабом Балтийского флота были определены в 1000 штук, из расчета по 500 бомб для Балтийского и Ботнического воздушных районов. На протяжении всей войны предпринимались попытки совершенствования этого вида оружия. Так, 25 июня 1916 года в Круглой бухте Севастополя были проведены испытания авиационной

«тротиловой бомбы с изменяемой затяжкой»,

предложенной старшим лейтенантом Л. И. Бошняком; использованная в конструкции дистанционная артиллерийская трубка под водой горела исправно. Однако общая тенденция предпочтения гидростатического принципа задержки срабатывания взрывателя возобладала и здесь — на вооружении был оставлен образец глубинной бомбы, оснащенный гидростатом.

Организация боевого использования глубинных бомб определялась «Инструкцией для сбрасывания противолодочных бомб» (март 1916 года), разработанной в Черноморской минной бригаде. «Инструкция» предписывала производить бомбометание при скорости 10 уз и более сериями («группами»): сначала одна, через 4 с – две, еще через 2 с – три бомбы. При скорости менее 10 уз сбрасывали только одиночные бомбы. Особое внимание обращалось на сброс очередной серии только после взрыва всех бомб предыдущей. Таким образом, требования «Инструкции» были направлены не столько на повышение эффективности боевого использования оружия, сколько на обеспечение безопасности атакующего корабля при сбрасывании гидростатических глубинных бомб.

Бомбы всех типов, за исключением 4В-Б, сбрасывались вручную с боргов и кормы или только с кормы через указанные промежутки времени. Для этого назначались от 4 до 10 человек. Бомбометание производилось по командам с мостика, начиная с кормовых бомб. Очевидно, что немедленное бомбометание было возможно только при соответствующей организации вахты на постах сбрасывания и достаточно высоком уровне подготовки личного состава.

Последний фактор имел особое значение: 4 апреля 1916 года только что принявший глубинные бомбы черноморский миноносец «Строгий» (командир – капитан 2 ранга Г. Г. Чухнин) не смог произвести бомбометание по подводной лодке U-33 (командир – капитан-лейтенант Ганссер) только из-за того, что нетренированные люди не успели сбросить бомбы во время прохождения корабля над целью.

Источниками целеуказания для использования глубинных бомб могли служить:

• визуальное обнаружение перископа, следа торпеды, масляного шлейфа или пузырей: данные о месте подводной лодки, переданные с другого корабля (самолета);
• сработавший сигнальный буй индикаторной сети;
• гидроакустический пеленг, определенный с помощью станции звукоподводной связи.

В случае визуального обнаружения перископа или следа торпеды речь шла о контратаке подводной лодки одиночным кораблем. Говорить о тактическом взаимодействии кораблей поисковой группы или ордера не приходилось. Корабль, обнаруживший перископ в непосредственной близости от себя, считал себя обнаруженным (дальность визуального обнаружения перископа с эсминца обычно не превышала 10-15 кб, в то время как дальность обзора с подводной лодки составляла от 20 до 50 кб) и поэтому немедленно контратаковал противника. Контратака имела целью срыв атаки подводной лодки, решающим фактором при этом являлась быстрота использования оружия. В случае обнаружения следа торпеды контратака проводилась после выполнения маневра уклонения.

Имели место случаи боевого использования глубинных бомб по данным, переданным условным сигналом с другого корабля (флажным сигналом или по радио) или самолета (с помощью разноцветных дымков). Однако организацию обмена информацией об обнаруженной подводной лодке нельзя признать отработанной и надежной. 2 июля 1916 года во время маневрирования U-38 (командир – капитан-лейтенант М. Валентннер) для занятия позиции залпа, ее перископ обнаружила канонерская лодка «Кубанец» (командир – капитан 1 ранга Л. И. Фролов), которая шла головной в ордере охранения конвоя. Канонерская лодка открыла огонь ныряющими снарядами, но поднятый ею сигнал не был разобран на эсминцах «Лейтенант Шестаков» и «Капитан-лейтенант Баранов». В результате первый из них (командир – капитан 2 ранга А. А. Пчельников) смог начать атаку только через 10 мин, когда самостоятельно обнаружил перископ. Во время маневрирования эсминца лодка успела выпустить две торпеды, одна из которых подорвала транспорт.

Отмечены случаи атак подводных лодок кораблями охранения по приказаниям, переданным с охраняемого корабля (в случае проекции перископа с буруном на горизонт подготовленный дальномерщик линкора или крейсера мог обнаружить его на дистанции до 100 кб). Например, 11 июня 1916 года в южной части Черного моря с линейного корабля «Императрица Екатерина Великая» (командир – капитан 1 ранга А. И. Сергеев) были замечены две торпеды, выпущенные подводной лодкой 1138. Начальник маневренной группы контр-адмирал С. С. Погуляев передал эсминцам охранения «Беспокойный» и «Быстрый» приказание (с указанием румба) атаковать подводную лодку. Пройдя над лодкой, «Беспокойный» (командир – капитан 2 ранга А.И.Тихменев) выполнил бомбометание.

Атак подводных лодок, обнаруженных с помощью индикаторных сетей, на отечественных морских театрах не зафиксировано. Что касается гидроакустической аппаратуры, то ее несовершенство не позволило использовать станции звукоподводной связи в качестве надежного источника целеуказания (точнее, средства пеленгования, поскольку приемник «гидрофонной станции» не позволял определить дистанцию до подводной цели). Единственный случай успешного пеленгования лодки имел место в ходе упомянутой выше атаки 1138 эсминцами охранения «Императрицы Екатерины Великой». Работа станции, однако, не повлияла на ход событий, так как доклад телеграфиста поступил одновременно с визуальным обнаружением перископа, через 12 мин после торпедного залпа подводной лодки.

Формализованных правил маневрирования при бомбовой атаке не существовало, поэтому успех во многом зависел от мастерства и хладнокровия командира атакующего корабля. Определить элементы движения (курс и скорость) цели и, соответственно, угол упреждения по визуально обнаруженному перископу было весьма сложно, поэтому бомбометание производилось в наблюдаемое место цели. Практически все атаки глубинными бомбами начинались уже после торпедного залпа подводной лодки — задача срыва торпедной атаки при отсутствии средств подводного наблюдения оказалась трудновыполнимой. Результатом применения глубинных бомб являлся отказ лодки от продолжения атаки и ее уход на глубину. Отмечен лишь один случай повреждения подводной лодки глубинными бомбами. Атакованная «Лейтенантом Шестаковым» лодка U-38 из-за полученных повреждений была вынуждена покинуть район, хотя и смогла продолжить крейсерство.

В 1914-1917 годах боевые действия на отечественных морских театрах дали некоторый опыт применения в интересах противолодочной обороны морской авиации. Один из отечественных специалистов. Д.Соколов сделал справедливый вывод о том, что в период первой мировой войны самолет

«был единственный враг, который мог ее (подводную лодку – Д.К.) атаковать, не будучи сам атакован ею».

Однако говорить о формировании тактических приемов атаки подводной лодки авиацией было явно преждевременно. Это объясняется низкими боевыми возможностями первых гидросамолетов, состоявших на вооружении авиационных подразделений флота, и техническим несовершенством первых образцов авиационного противолодочного оружия, а также новизной задачи и. как следствие, отсутствием к началу войны практического опыта такого применения авиации. Тем не менее, представляют определенный интерес случаи результативных действий авиации в рамках зонального противолодочного обеспечения района главной базы – Севастополя – и деятельности береговых авиационных отрядов на Черном море.

Например, утром 15 августа 1916 года гидросамолет, вылетевший из Сухуми на противолодочное патрулирование, обнаружил между Пицундой и Гаграми лодку U-33 (командир – капитан-лейтенант Ганссер) но из-за сильного дождя не смог ее атаковать. По его данным на поиск вылетел начальник Сухумской авиационной станции лейтенант В. И. Беридзе с тремя самолетами, которые в 8 милях к юго-востоку от мыса Пицунда обнаружили цель в надводном положении и последовательно атаковали ее бомбами (всего было сброшено 3 больших и 3 малых бомбы). Считалось, что лодка получила повреждения. Немецкий историк Г. Лорей умалчивает об атаке авиации, но есть основания считать ее успешной, так как U-33, не потопив ни одного суда, не израсходовав ни одной торпеды и не исчерпав запаса автономности, то есть не решив поставленной задачи, 19 августа возвратилась в Варну.

На Балтийском море природные условия (меньшая прозрачность воды) не благоприятствовали успешному применению авиации в борьбе с подводными лодками. Редкие случаи атак подводных лодок (например, бомбовая атака самолетом лодки U-А у мыса Перель в сентябре 1915 года) не имели успеха. Тактические уроки, которые можно извлечь из опыта боевого применения авиации в поиске и атаке подводных лодок, сводились в основном к следующему. Использование обычных авиационных бомб против подводных лодок в надводном положении возможно, но затрудняется малыми размерами цели и отсутствием на самолетах оборудования для прицельного бомбометания: при попадании бомбы в волу вблизи корпуса можно ожидать повреждения осколками его надводной части и выхода из строя, вследствие сотрясения, отдельных приборов, установок и систем («контузии» подводной лодки). По подводной лодке на перископной глубине целесообразно выполнять серийное бомбометание гидростатическими глубинными бомбами с курсовых углов цели порядка 150°: атака невидимой подводной лодки может иметь целью лишь удержание последней па глубине или моральное воздействие на экипаж, поскольку вероятность поражения цели в этом случае ничтожна (то же в большой степени относится и к атаке лодки, обнаруженной по масляному следу или пузырям).

Опыт первой мировой войны показал, что глубинные бомбы, которыми было потоплено 38 германских подводных лодок (21,3% потерь), оказались наиболее эффективным оружием маневренных противолодочных сил. Война дала первый практический опыт борьбы с подводными лодками и позволила выработать тактические приемы поиска и атаки подводной цели, продемонстрировав необходимость оснащения противолодочных кораблей эффективными техническими средствами подводного наблюдения. Отечественные глубинные бомбы по своим боевым и эксплуатационным качествам стояли в целом на уровне мировых достижений.

К очевидным недостаткам следует отнести отсутствие на вооружении эскадренных миноносцев вплоть до начала 1917 года так называемых «тяжелых» глубинных бомб. Нельзя признать достаточной и проработку вопросов боевого использования противолодочного оружия в боевых руководящих документах. Однако основную причину сравнительно низкой результативности противолодочных сил отечественного флота следует, безусловно, искать в совершенно неудовлетворительном состоянии гидроакустических средств.

Литература

Артемьев А. Охотники за субмаринами //Техника и оружие. 1996. № 7.
Гайер А. Германские подводные лодки в войну 1914-1918 гг. СПб.: Цитадель. 1998.
Жданов. О борьбе с подводными лодками. Лекции личного офицерского класса 1916 г. Пг.: изд. МГШ, 1916.
Коршунов Ю.Л., Строков А. А. Противолодочное оружие. СПб.: Гангут, 1997.
Порей Г. Операции германо-турецких морских сил в 1914-1918 гг. М.: Госвоениздат. 1934.
Оружие российского флота /Петров А.М.. Асеев Д.А. и др./СПб.: Судостроение. 1996.
Ролльман Г. Война на Балтийском море. 1915 г. М.: Госвоениздат. 1935.
Соколов Д. Применение авиации дня борьбы с подводными лодками // Морской сборник. 1925. № 5.
Степанов Ю.Г„ Цветков И.Ф. Эскадренный миноносец «Новик». Л.: Судостроение, 1981.
Тамашевчч А.В. Курс противолодочной обороны Л.: ВМА им.Ворошилова. 1950.
Травшшчев А. Очерки по борьбе с подводными лодками. Империалистическая война 1914-1918 гг. М.: Госвоениздат, 1938.
Флот в первой мировой войне. Т. I. М.: Военнздат, 1964.
Шламин В.С. Боевые действия русского Черноморского флота в кампанию 1916 г. //Флот в первой мировой войне. В 3-х т. (рукопись). 1955.

источник: Д. Ю. Козлов «Первые отечественные глубинные бомбы» сборник «Гангут» вып.20, стр.67-76