Неудачник 2.
Поручик князь Гегечикория рассматривал в цейсовский бинокль японский разъезд. Раздосадованные упорным сопротивлением стрелков в Корее японцы не оставляли надежд поквитаться. Сборный отряд из уцелевших стрелков роты Вержбицкого и примкнувших к ним солдат других рот и казаков упорно двигался на соединение с русскими войсками в Маньчжурии. Удачная оборона корейской деревушки, название которой Рожден уже успел забыть, была единственным успехом. Японцы, потеряв не менее полка пехоты в лобовых атаках, наконец, сообразили обойти их позицию соседним ущельем. Тоже мне ущелье, хмыкнул про себя потомок владетельных князей. Хуже всего было то, что Вержбицкий был тяжело ранен, думали даже, что он убит, но бог миловал. Момент, когда можно было безболезненно отойти, был безнадежно утерян, и теперь русским приходилось прорываться под японским огнем.
Слава богу, у японцев не было пулеметов, иначе все было бы давно кончено. Когда, наконец, удалось вырваться, от отряда мало что осталось. Рота, в которой князь был субалтерном, сократилась на четверть. Несколько десятков солдат из других рот во главе с подпоручиком Малеевым служащего первый год после выпуска из Иркутского училища и восемь забайкальских казаков во главе с седым хорунжим помнившим казалось еще Муравьева. Впрочем, эти казаки были сущей находкой, единственные кто раньше бывал в горах и знал, что в этих горах делать. Ну, кроме самого Рождена. Ах да, еще сам Вержбицкий. Антон. Друг. Солдаты вынесли штабс-капитана на руках. Выживет ли он бог весть. Еще уцелели пулеметы. Точнее боеспособен был только один, второй попав под близкое попадание японского фугаса, был, казалось, безнадежно испорчен. Однако солдаты, воочию убедившиеся в преимуществах автоматического огня, упрямо тащили пулемет с собой. Один из них, упрямый хохол, фамилию которого князь не помнил, утверждал, что затвор исправен, и он починит пулемет, во что бы то не встало. Ось была сломана, и пулемет погрузили на одну из двух двуколок чудом уцелевших. На второй везли Вержбицкого. Починить в дороге сломанную ось и посеченный кожух не было никакой возможности, но упрямый хохол строгал деревянные клинышки и забивал ими дырки в кожухе.
Японцы несколько раз теряли остатки русского отряда, но всегда находили. И все же они были еще живы и вырвались из Кореи. Вокруг была уже Маньчжурия и… полная неизвестность. Войска отошли от Ялу это точно, но вот куда? И как туда дойти с японцами на хвосте? Разъезд японцев, наконец, разобрался в следах и двинулся прямо на Рождена и казаков с хорунжим. Что же, сегодня запутать следы не удалось. Хорунжий подвинулся и шепнул: — Слышь, сотник (он упрямо называл князя сотником) сейчас эти хунхузы поравняются с нами, если возьмём их по тихому в шашки то поживем. – Ты чего кацо, их два десятка! –Во во, сотник, каждому по паре, сдюжишь? И ощерился в ответ на возмущение Рождена. Князь ошибся, японцы не нашли следов отряда и то что они двинулись в их сторону было роковой случайностью. К счастью японские разведчики уже устали и глаз их начал замыливаться, многие устали держать карабины наперевес и закинули их за спину. Так что когда из окружавших дорогу кустов выскочили казаки с шашками, почти никто не успел оказать сопротивление. В считаные мгновения японские солдаты были вырублены. Рожден выскочивший вместе с казаками, успел довольно ловко ткнуть одного из японцев кинжалом, а вот японский офицер оказался крепким орешком. Гортанно вскрикнув, он мгновенно выхватил саблю скользнул с седла и отбил и шашку казака и кинжал поручика. Спасло, Рождена только то, что японец не нападал в ответ, а пытался нащупать кобуру, сбившуюся к несчастью назад. Ситуацию выправил увидевший его движение хорунжий и мгновенно понявший, что все висит на волоске. Короткое смазанное движение, блеск клинка и японец, не понявший еще, что убит, оседает на землю, недоуменно смотря на разрубленный страшным ударом клинок сабли в левой руке. В правой выдернутый, наконец-то из кобуры револьвер, которым он так и не успел воспользоваться. – Ишь каков, покачал головой хорунжий, не то осуждая, не то хваля. – Несподручно ему было левой-то биться, а то бы он вас ломтями постругал. А правой, видишь ли, за револьвер, что бы стрелять, значит, знак подать своим. А ведь подал бы, японский городовой!!! Ну да неча, собирай, значит, станичники оружие, да припасы и ходу. Лошадок, опять-же, не распугайте ироды. Правильно я говорю сотник? Вот то-то!
Еще несколько дней прошло в относительном покое пока японцы снова не выследили отряд. Вержбицкий был совсем плох, стало ясно, не довезут до госпиталя в ближайшее время, все, заказывай отходную. Казачий хорунжий подошел к Рождену и, отведя его и Малеева в сторонку тихо сказал: — Стало быть, отбегались мы, зажали нас узкоглазые. Пора нам соколикам в чистое переодеваться.
Японцы убедившись что русский отряд окружен начали атаку. В ответ раздавались лишь редкие выстрелы, патронов было мало и их следовало беречь. Но поскольку в роте Вержбицкого плохих стрелков не было, слабым огонь противника им не казался. Пулемет молчал пока японцы не подошли почти в упор. Несколько кинжальных очередей заставили японцев залечь. Будь у русского пулемета достаточно патронов никто бы и голову не смел-бы поднять, однако их было мало. Только для отражения одной решительной атаки. Потом только штыки пехоты и шашки казаков. Рожден потер рукой рукоятку кинжала, видимо дойдет дело и до него. Патроны к нагану он давно расстрелял. А в маузере Вержбицкого последняя обойма. С японской стороны раздались команды, и солдаты как один поднялись вперед. Надо отдать им должное, храбрые и дисциплинированные солдаты. Пулемет, бешено строча, вырывает целые шеренги из японских цепей, кажется, что атака отбита, когда непрерывная очередь смолкает. Кончились патроны. Ну что же, было приятно служить с вами господа! Пора. Рожден легко как взведенная пружина вскакивает и не оглядываясь кричит: — За мной! Малеев за ним, неуклюже вытаскивая шашку. Они не видят, но знают, что солдаты встали за ним как один. Последний парад. В левой руке кинжал. В правой маузер. Рот раздирает крик. Рожден быстро идет, почти бежит на японцев, едва успевая стрелять в набегающие фигуры. Кинжалом не отбиться от штыка, поэтому надо расстрелять все патроны пока его не убили. С такого расстояния не промахнуться, Антон бы гордился мной.
Курок защелкал вхолостую, все, взмах кинжала… противника нигде нет. Что это звучит? Пулемет? Не может быть, патроны же кончились! Точно пулемет. Откуда. Где Малеев? Убит? Нет, кажется, только ранен.
Упрямый хохол как все его называли с легкой руки поручика, как только японцы залегли, вспомнил, что в двуколке помимо почти исправного пулемета есть еще почти полная лента патронов, о которой он совсем забыл. Лента это двести патронов, двести патронов это еще несколько минут жизни. Как он мог забыть? И солдат пригибаясь, побежал к двуколке. Скособоченный из-за отсутствия одного колеса пулемет выглядел жалко. А ведь исправен. Внезапно мелькнувшая в голове мысль бьет молнией. Солдат хватает топор и бьет по уцелевшей оси, отбивая колесо. С противным грохотом колесо отваливается, и пулемет встает ровно. Злобно ощерившись, упрямый хохол кричит: — Ездовой!!! Запрягай мать твою. Крышка затвора с хищным лязганьем защелкивает ленту. Глядя в обалделые глаза ездового солдат кричит: — правь туда! Показывает рукой. Увлекаемая конями повозка с двумя солдатам и непонятным механизмом, проскочив низиной, вылетает на небольшой холм во фланге атакующих японцев. Сил кричать уже нет, хриплый сип: — Разворачивай!!! Все! Получилось. Второго номера нет, только не заклинила бы лента, Из рассохшихся деревянных клиньев на кожухе сочится вода, ничего, не успеет закипеть. Нежно, так нежно как никогда не прикасался к любимой женщине ладони ложатся на рукояти. Выдох. Пальцы нажимают гашетку. Очередь, длинная нескончаемая струя свинца плещет в самую гущу японских солдат…
Все, теперь хоть смерть, только не трогайте. Упрямый хохол сидит рядом с ездовым у двуколки, бездумно глядя в белый свет. Рядом стоят два офицера, молодой грузинский князь и поседевший на службе казачий хорунжий. Казак прерывает молчание: — Вот не знаю сотник, толи плетей ему дать за то, что патроны припрятал, толи к георгию представить за то, что он нас всех спас. Как думаешь? Эй, человек божий, я тебя спрашиваю! Как тебя кличут, на тот случай если все- таки к георгию?
Упрямый хохол, подняв голову, невидящим взором смотрит в сторону офицеров. Кадык на шее дергается видимо пересохло в горле и пытаясь встать хрипит: — Рядовой Махно.
Рожден понимает что что-то надо сказать, но не найдя других слов спрашивает: — Ты женат? Дети есть? – Ни, тильки племяшь. – Дядя ты у нас значит. Ну-ну, дядя, хмыкает хорунжий.
Смерть казавшаяся такой близкой в тот раз отступила. Привлеченные звуками боя на выручку истекавшему кровью отряду подоспели на помощь казаки из отряда Мищенко. Те самые, с которыми так и не довелось встретиться в Корее. Погибших похоронили, раненых отправили в лазарет. В том числе Малеева и штабс-капитана Вержбицкого. Принимавший его хирург только покачал головой и распорядился немедленно везти в операционную.
Длинный гудок паровоза. – Ну что, давай прощаться, сотник! Старый хорунжий хлопнул, Рождена по плечу, тебе, значит, в Мукден в полк. А мои казачки здесь, может и свидимся когда. – Конечно, свидимся! Какой разговор, только, прости дорогой, а как тебя зовут? А то все хорунжий да хорунжий. – Так хорунжий и есть, смеется помнивший Муравьева казак, — Иван Тихонович Хорунжий! Бывай сотник.
