Всякий раз, когда в военно-технической дискуссии мне встречается «не имеет аналогов», я сразу вспоминаю пресловутого «неуловимого Джо». Который, как известно, неуловимый потому, что на фиг никому не нужен.
Это не так чтобы плохо само по себе — например, нечто может быть создано под специфическую доктрину или специфические условия, которые мало у кого встречаются. И тем самым быть нужным и полезным для своих создателей, но едва ли для кого-то иного. Но очень часто бывают случаи, когда под видом «не имеющего аналогов» пытаются выдать нужду за добродетель вынужденную ситуацию за достижение.
Операцию «Бегемот-2» очень любят представлять как раз как «не имеющую аналогов». Для не знакомых с вопросом, поясню, что операция «Бегемот-2» была учениями советского флота 6 августа 1991 года, в ходе которых субмарина К-407 (проект 667БДРМ «Дельфин») запустила залпом полный свой боекомплект — шестнадцать баллистических ракет Р-29РМ. Это был первый в истории случай, когда подводный ракетоносец полностью израсходовал свой боезапас (пускай и на учениях), и некоторые личности очень любят уверять, что «Бегемот»-де демонстрирует полное превосходство советского оружия над американским — ведь американцы (а равно англичане и французы) никогда не запускали залпом более четырех ракет с подводной лодки.
И тут встает вопрос — а почему, собственно?
Чтобы разобраться в вопросе, давайте немного поговорим о различиях между американскими и советскими баллистическими ракетами подводного запуска.
Американские баллистические ракеты подводных лодок (UGM-27 «Поларис», UGM-73 «Посейдон», UGM-93 «Трайдент» и UGM-133 «Трайдент-II») были твердотопливными и запускались методом «холодного пуска». . При запуске ракеты, из шахты субмарины ее выталкивало сверхдавление газов от порохового газогенератора («холодный пуск»): собственный двигатель ракеты включался уже после того, как она пронизывала толщу воды и оказывалась в воздухе. Запуск также был «сухим» — ракетная шахта была закрыта специальной пластиковой мембраной от проникновения в нее воды, и стартующая ракета просто разрывала мембрану.
О чем это все говорит? Попросту о том, что американские ракеты были проще и безопаснее в обращении. По сути дела, они представляли собой толстостенные стальные трубы, с зарядами твердого топлива внутри — прочные и механически простые. Во время хранения в шахте, тот же «Поларис» был полностью инертен; его двигатель не был подвержен опасным поломкам, его топливо не давало утечек и уж точно не самовоспламенялось произвольно.
И процедура запуска ракеты — утрированно — сводилась к тому, чтобы просто выпихнуть ракету за борт. Все, что требовалось для безопасного пуска, это чтобы сработал газогенератор и вытолкнул ракету из шахты. После этого ракета могла нормально взлететь, могла отказать, могла вообще взорваться при зажигании двигателя — но все это происходило бы уже вне субмарины, и саму подводную лодку совершенно уже не затрагивало.
Советские баллистические ракеты подводных лодок (Р-27, Р-29, Р-29Р, Р-29РМ — по сути, все, кроме Р-39) были жидкотопливными — работающими на самовоспламеняющейся топливной паре. И запускались они методом «горячего пуска», то есть ракета включала двигатель первой ступени прямо в шахте субмарины, заполненной предварительно морской водой.
В практическом приложении это означало, что советские ракеты были гораздо сложнее и опаснее в обращении. Жидкостные ракетные двигатели представляют собой механически сложные изделия, со множеством потенциально подверженных выходу из строя компонентов. Использование в них самовоспламеняющейся топливной пары (азотный окислитель + несимметричный диметилгидразин) создавали значительный риск аварии при утечке любого компонента; взрыв ракеты в результате просачивания забортной воды в шахту, погубивший в 1986 году лодку К-219, был не единственным таким инцидентом. И даже не первым на К-219.
Запуск советских ракет был сложной и опасной процедурой. Для запуска, шахту требовалось заполнить морской водой — параллельно наддувая баки ракеты, чтобы ее не сплющило давлением. Любая ошибка или сбой в этот момент могли привести или к разрыву ракеты (если давление в баках превышало забортное), либо к тому, что ракету бы попросту раздавило.
Последующий запуск двигателей в заполненной водой шахте тоже был далеко не самой безопасной процедурой. Любая поломка или утечка могла привести к взрыву ракеты прямо внутри субмарины. Но альтернативы не было — хрупкая конструкция жидкостной ракеты вряд ли пережила бы «пинок» при запуске с газогенератора, или сотрясение при входе в воду через мембрану.
Теперь, когда мы немного разобрались с особенностями ракет, попробуем разобраться — почему же уникален «Бегемот-2»? И довольно легко понять, что этот конкретный Джо был неуловим ровно потому, что никому больше не был нужен.
Зачем вообще нужны были испытания «на полный залп»? Чтобы подтвердить, что субмарина в принципе может это сделать. А если встает необходимость в таком подтверждении — то, следовательно, должны существовать и обоснованные сомнения, что она это может:
* Американцы не сомневались, что их субмарины смогут отстрелять полный боекомплект. У них попросту не было реальных оснований думать иначе. Как я уже упоминал выше, для безопасного пуска им достаточно было чтобы сработал газогенератор — и выпихнул ракету из шахты. Конечно, ракета после этого вполне могла и отказать (и таких случаев было немало) и не запуститься нормально. Но это никак не мешало субмарине приступить немедленно к запуску следующей ракеты. Иначе говоря — у американцев не могла возникнуть ситуация, когда проблемы при запуске ракеты мешали запустить следующую.
* Советские же моряки находились в гораздо более сложном — и опасном — положении. Запуск жидкостных советских ракет требовал множества комплексных процедур. И любая ошибка или поломка вполне могли привести к аварийной ситуации. Причем угрожающей не только последующим запускам, но и самой субмарине.
За примерами, как говорится, далеко ходить не надо. Циферка «2» в названии операции ясно говорит о том, что помимо второго «Бегемота» должен был быть и первый. И действительно, первая попытка осуществить отстрел на учениях всего боекомплекта была предпринята субмариной К-84 в 1989 году. И результаты как-то не вдохновляли; из-за отказа датчиков давления, наддув баков готовящейся к пуску ракеты вовремя не остановился, и баки разорвало. Смешавшиеся топливные компоненты самовоспламенились, давление газов выбило крышку шахты, разлетевшиеся обломки повредили корпус субмарины. Благодаря грамотным и точным действиям экипажа, пожар удалось быстро ликвидировать, но операция была сорвана.
Иначе говоря, первая попытка подтвердить способность советских субмарин провести залп всем боекомплектом наглядно продемонстрировала, почему у адмиралов не было уверенности в такой способности. А ведь речь шла об одном из ключевых компонентов советской ядерной триады. Неуверенность в том, что советские субмарины могут успешно запустить свой боекомплект — ставила под сомнение их эффективность как средства ядерного сдерживания.
Сказывалась и другая проблема — разница в принципах комплектования экипажей. Американский флот придерживался принципа двух сменяющих друг друга полных экипажей («синего» и «золотого») для каждой субмарины, что позволяло максимизировать ее время патрулирования без переутомления моряков. Советский же флот придерживался стандартного принципа постоянных экипажей, что ограничивало и продолжительность пребывания в море и увеличивало нагрузку на моряков. Которым и так приходилось работать с куда менее надежным и куда более опасным оборудованием, чем их заокеанским оппонентам.
Подводя итоги, мы приходим к печальному выводу. «Бегемот-2», будучи, несомненно, успехом советских подводников, не свидетельствовал ни о каком техническом превосходстве. Наоборот, сам факт необходимости таких испытаний наглядно демонстрировал значительные технические проблемы советского флота — вынужденного оперировать техникой более сложной в обслуживании и опасной в эксплуатации, нежели у оппонентов.