История про то, как один плохо обученный штурман смог произвести гигантские политические последствия в отношениях между СССР и Швецией на много лет.
Фильм, как и большинство современных россиянских, антисоветский. Натужный голос за кадром, со скрытой враждебностью к нашей стране, поризносит длинный монолог, состоящий из текстов, надерганных сценаристами в интернете. Авторы поленились отрерайтить чужой материал, лишь поменяли абзацы местами.
Но видеоряд интересный. Интервью с участниками событий. Архивные кадры. Для полноты информации добавляю к видео текст, составленный Розиным Александром, за что ему спасибо.
Обращаясь к своей памяти могу сказать, что кроме газеты "Правда"(об исключительности заметки говорится в фильме) были и иные публикации в советской прессе на эту тему. Кажется в еженедельнике "За рубежом", я читал перевод иностранных статей о происшествии. Впрочем, кроме наших газет были ещё и западные радиоголоса, принимавшиеся на всей территории СССР. Заинтересованные люди могли составить предоставление о событии, сопоставляя информацию из разных источников.
По моему мнению в этой истории нет шпионской подоплеки. С ядерными торпедами на борту диверсантов или разведчиков не высаживают. Гигантский внешнеполитический ущерб от происшествия значительно перекрывал мизерную выгоду получения предполагаемой информации о нейтральной стране.
Действия Балтийского флота по оказанию помощи севшей на мель в шведских водах ПЛ «С-363» (У-137) осенью 1981г.
27 октября 1981г. советская дизельная подводная лодка «С-363» села на камни прибрежной отмели у острова Турумшер, в близи шведской ВМБ Карскруна. Безответственное отношение к своим обязанностям, приведшее к навигационной аварии нанесло чувствительный удар по международному имиджу Советского Союза. Дело в том, что правительство Швеции обвиняло Балтийский флот в том, что его подводные лодки ведут разведку в шведских территориальных водах, но в течение нескольких десятков лет не могло этого доказать. Теперь факт был налицо. Подводная лодка сидела на камнях в территориальных водах Швеции.
За тридцать с лишним лет этот инцидент был рассмотрен неоднократно, но лично меня больше заинтересовали действия предпринятые руководством ВМФ СССР и командованием Балтийского флота для разрешения возникшей ситуации.
Боевая служба.
16 сентября 1981г. из Палдиски в море на боевую службу вышла дизельная подводная лодка «С-363» (бортовой номер 137) проекта 613 из состава 157 БПЛ, которой командовал капитан 1 ранга Бучак Иван Васильевич. Это была довольно старая лодка, в строй она вступила еще в сентябре 1957г., в сентябре 1979 — октябре 1980г. она прошла средний ремонт. Естественно и оснащена она была обычными техническими средствами, так на ней имелись следующие навигационные средства: гирокомпас «Курс-3», установленный на ПЛ в 1956 г., лаг «Л Р-5» — в 1957 г., эхолот «НЭЛ-5» — в 1978 г., радиопеленгатор «АРП-53» — в 1972 г. и магнитный компас «ГОН» — в 1956 г. И хотя лодка в 1981г. числилась в ряду боеготовых кораблей, но была явно устаревшей, находилась на пределе установленного срока эксплуатации. Командиром подводной лодки был капитан 3 ранга Гущин Анатолий Михайлович, на эту должность он был назначен в декабре 1980г., в командование кораблем вступил 20 января 1981г. Он был допущен к самостоятельному управлению подводной лодкой проекта 613 в 1977г., и хотя в феврале 1981г. подтвердил допуск, но опыта самостоятельного плавания на боевой службе не имел. Под стать ему был и командир штурманской боевой части подводной лодки старший лейтенант Коростов Анатолий Иванович назначенный на должность в августе 1979г., и допущенный к самостоятельному управлению боевой частью только в марте 1981г., так же опыта самостоятельного плавания на боевой службе не имел. По этой причине с ними был отправлен начальник штаба 157 БПЛ капитан 1 ранга Аврукевич Иосиф Федорович. Опыта у него было больше, он был допущен к самостоятельному управлению подводной лодкой проекта 613 в 1969г. На должность он был назначен в августе 1976 г. после окончания Военно-морской академии, куда убыл с должности заместителя командира той же бригады.
Это была стандартная боевая служба в Балтийском море, два района патрулирования восточнее о.Бронхольм (широта — северная, долгота — восточная): П-1 — Ш-55°20, Д=16°43'; Ш=55°13', Д=16°49'; Ш=54°51', Д=15°33'и Ш=54°58' Д=15°27'.; П-2 — Ш=55°21', Д=16°53'; Ш=55°14', Д=16°50'; Ш=55°22', Д-15°29' и Ш=55°29', Д=15°32'. Командиру давалось указание, запрещающее подводной лодке приближаться к территориальным водам иностранных государств ближе 5 миль. Поход был разбит на два этапа, с 16 сентября по 7 октября, потом межпоходовый ремонт и отдых личного состава в Свиноуйсьце (Польша) с 7 по 17 октября. После этого второй этап, с 17 октября по 5 ноября. Среди боезапаса на лодке были две торпеды с ядерным зарядом.
Первый этап и отдых в Свиноуйсьце прошли без особых проблем. 17 октября в 18.22 подводная лодка вышла из Свиноуйсьце для продолжения патрулирования в те же районы восточнее о.Борнхольм. 18 октября в 18.10 в точке Ш=55°09'сев. Д=16°07'вост. в подводном положении ПЛ столкнулась с тралящим устройством рыболовного судна. Внешних повреждений при осмотре рубки после всплытия выявлено не было, но оказалась поврежденной антенна радиопеленгатора "РПН-47-03". О факте его повреждения на лодке узнали лишь после аварии. В тот же день обнаружена неустойчивая работа эхолота. Положение усугублялось ненадежной работой приемоиндикатора радионавигационной системы (РНС) «Декка». Так на лодке сложилась обстановка, не позволявшая обеспечить безопасное кораблевождение при полном соблюдении режима скрытности плавания. В этих условиях командование ПЛ решило не доносить на КП флота об ударе о плавающее препятствие, а также о выходе из строя навигационных приборов, однако не приняло и дополнительных мер навигационного характера. Наоборот, из-за беспечности и нарушения элементарных требований кораблевождения происходило нарастание величины ошибки в знании места плавания. За период плавания командир лодки контролем места корабля не занимался и часто отдыхал вместе со штурманом, причем, в период отдыха штурмана, счисление пути прерывалось до 12 часов, а его точность не анализировалась. При последующей проверке уровня штурманских знаний у командира лодки, он оказался близким к нулю. Штурман "С-363" — Анатолий Коростов — также имел самые примитивные знания по профессии: с трудом он умел производить простое счисление и пользоваться радиопеленгатором. Место лодки в период плавания он определял лишь по шведской радионавигационной системе "Декка" и понятия не имел, что здесь, для устранения неоднозначности требуется знать свое место с точностью до 3-5 миль. Показания эхолота "НЭЛ-3" были также неточными из-за обнаруженной в походе недостоверности и ненадежности работы прибора. Из-за ошибок счисления, неиспользования РЛС и астрономический методов — невязка места превысила 6 миль, что привело к неправильному отсчету и постоянному дальнейшему увеличению невязки. Секстаном штурман пользоваться не умел. Определить место астрономическим способом ему не удалось. Анализ невязок штурман не проводил и безрасчетно их уменьшал и подгонял. В 14.49 20 октября выше указанные причины привели к ошибке на одну зону многозначности по красным гиперболам (ошибка в 13,5 миль). Через сутки, в 14.55 ошибки увеличились на две зоны по красным гиперболам и на одну зону по зеленым гиперболам с суммарной ошибкой в 29,5 миль. 26 октября на лодке провели очередную обсервацию, получив ошибку в 28,5 миль и по решению начальника штаба БР ПЛ счислимое место перенесли на карту без всякого анализа. В данном случае принцип "считать себя ближе к опасности", то есть к банке Слупской, увеличил ошибку до 40 миль. Ночью начальник штаба принял решение подойти к острову Борнхольм для уточнения места лодки. Радиолокатор не включали, а огней на острове не видели из-за большой ошибки. После этой "неудачи" на лодке перестали доверять приору "Пирс-1м". В 17 часов 26 минут 27 октября по решению начштаба лодка легла на грунт для определения глубины, чем грубо нарушен минно-навигационный режим плавания. Считая, что измеренная глубина в 51 метр подтверждает одно из последних "обсервованных мест", его и приняли для счисления, хотя простой взгляд на карту показал бы, что лодка уже находится "под дном моря у побережья Польши"! В результате невязка составила уже 53,8 мили. В 20.09 27 октября лодка всплыла и пошла в надводном положении и с нее был обнаружен огонь маяка Утклип-пан, но командир лодки и начштаба посчитали его за огонь рыбацкой вехи, а огни рыбацкого поселка — за скопление рыболовных судов. Видимость в это время составляла около 1-3 кабельтовых из-за тумана и мороси, на море — небольшая зыбь, безветрие. Силуэты низких островов принимались за темные пятна и никто не пытался разобраться в обстановке. На доклад радиометриста о работе прямо по курсу шведской береговой радиолокационной станции последовал грубый окрик командира лодки об умственных способностях радиометриста и последний тут же "исправил" доклад на работу "корабельной РЛС". По иронии судьбы, лодка "С-363" фактически вслепую следовала по секретному шведскому фарватеру в шхерах (ширина фарватера -12 метров). Гремя дизелями, никем не обнаруженная лодка (на мостике которой находились командир, замполит, вахтенный сигнальщик) на скорости 7,5 узлов выскочила в 21.57 на камни прибрежной отмели у острова Турумшер в точке Ш=56°04'сев. Д=15°44'вост. С дифферентом на корму и креном до 15° на левый борт "С-363" крепко села на отмель и попытки до шести утра самостоятельно сняться с камней успеха не дали. Водотечности корпуса не было, полностью разбит обтекатель гидролокатора.
Обнаружение.
Всю ночь экипаж самостоятельно пытался сняться с мели. Когда с рассветом тщетность усилий стала очевидной, над ПЛ был поднят советский военно-морской флаг. Такой ее и застал рыбак Бертиль Стуркше, отправившийся с утра пораньше проверять расставленные с вечера рыболовные сети. После этого он утром 28 октября 1981г. по телефону позвонил в штаб военно-морской базы «Юг» в Карлскруне и сообщил о сидящей на камнях субмарине.
Когда в штабе береговой охраны раздался звонок и робкий голос сообщил, что в нескольких милях от них в запретной зоне находится иностранная подводная лодка, то военные не поверили и попросили звонившего хорошенько выспаться или похмелиться. Звонивший возразил, что он вполне трезвый, и тогда пограничники связались с военно-морской базой и доложили о сигнале начальнику штаба Карл Андерссону. Около 11 часов 28 октября патрульный катер «Smyge» с К. Андерссоном на борту вошел в Госе-фьорд. Подойдя поближе, Андерссон попросил сопровождавшего его офицера береговой охраны свериться со справочником военно-морских судов Варшавского договора. Это советская подлодка класса «Виски», — констатировал тот. Катер причалил с левого борта подлодки. Из башни часовой с карабином и трое офицеров молча наблюдали как Андерссон перешагивает через поручни катера и заносит ногу на внешнюю палубу лодки. Поднявшись Андерссон обратился к ним на английском языке, ему ничего не ответили, тогда он спросил на немецком. Ему ответил Иосиф Аврукевич говоривший по немецком. Во время разговора Андерссону сообщили что это советская подводная лодка «У-137», ею командует капитан третьего ранга Гущин. Говоривший сообщил что они совершали поход, но из-за поломки гирокомпаса сбились с пути. Хотят поговорить с консулом и связаться с базой. Закончив разговор Карл Андерссон спустился на катер и связавшись со штабом подтвердил информацию о происшествии.
К этому моменту об этом уже узнали и журналисты. В 10.30 один рыбак связался с газетой «Evening Post» в Мальме и рассказал о ПЛ. Журналист Пер-Олоф Гуннарссон получив подтверждение о случившемся от командования ВМБ быстро написал материал и в 12.28 газета вышла с этой сенсационной новостью, в 12.40 ее передали по шведскому радио.
На первых порах реакция шведских властей была отмечена некоторой будничностью. Еще до 12 часов главком ВС Швеции Леннарт Льюнг встретился с премьер-министром Турбьерн Фельдин и говорили о лодке. Министр обороны Торстен Густафссон даже не прервал зарубежную поездку (конституционная комиссия риксдага позже сделала ему за это замечание). Не стал менять распорядка и глава правительства Турбьерн Фельдин, решивший провести очередной выходной в родном Рамвике. Но постепенно интонации стали приобретать драматический характер. В 17.10 командир базы ВМС Карлскруна капитан 1 ранга Леннарт Фошман и начальник штаба базы капитан 2 ранга Андерсон провели первую пресс-конференцию. В Швеции происшествие расценили как самое возмутительное нарушение границ за послевоенное время.
Балтфлот идет на помощь.
Насколько я понял из имеющихся материалов даже утром когда экипажу стало ясно что самим снятся с мели не удастся они не выходили на связь со своим командованием, и об инциденте руководство флота узнало из шведских источников. Так командовавший в 1981-1985гг. Балтийским флотом адмирал Капитанец Иван Матвеевич в своих воспоминаниях описывает как он узнал об этом. 28 октября он был в Москве на совещании в МО СССР по итогам года: «К концу первого дня совещания у министра обороны из радиоперехвата стало известно, что подводная лодка С-137 Балтийского флота выскочила на камни в районе ВМБ Карлскруна в территориальных водах Швеции.
Поздно вечером 28 октября я возвратился на флот и в течение 10 суток находился в кабинете — до выхода подводной лодки из территориальных вод Швеции.
Это событие произошло, как позже выяснилось, из-за безответственности тех, кто командовал лодкой. Возникла масса вопросов, и прежде всего — как оказалась подводная лодка в терводах Швеции, если она находилась на боевой службе в районе севернее Слупской банки (центральная часть Балтики) и, заканчивая боевую службу, смещалась на восток.
Прибыв на КП флота, я вызвал командира лодки на связь через самолет-ретранслятор. Удалось уточнить, что вследствие навигационной ошибки в месте подводная лодка села на камни в Госе-фьорде на подходах к ВМБ Карлскруна, самостоятельно с камней сняться не может, повреждений не имеет.»
Министерство иностранных дел Швеции проинформировало об инциденте советского посла Михаила Даниловича Яковлева, который, проконсультировавшись с Москвой, принес личные извинения министру иностранных дел Швеции Ульстену за неприятный эпизод, "произошедший из-за технической неисправности оборудования лодки". Одновременно он попросил разрешения на проведение спасательных работ силами личного состава советских кораблей. Шведы ответили категорическим отказом. Советское посольство в Швеции отнеслось к происшествию без должного внимания и никак не влияло на возникшую ситуацию. Сотрудник разведки Григорьев Борис Николаевич работавший под прикрытием второго секретаря советского посольства в Швеции с июня 1977 по март 1982г. вспоминал: «Первые сообщения по радио и в прессе, помнится, были восприняты персоналом советского посольства в Швеции не совсем адекватно. С одной стороны, это объяснялось нехваткой информации об обстоятельствах, при которых «У-137» оказалась под Карлскруной, а с другой — сказывалась определенная их недооценка на фоне произошедшей тремя месяцами раньше аварии с танкером «Антонио Грамши», причинившей немало хлопот посольству. Несмотря на присутствие на борту танкера шведского лоцмана, судно тем не менее наскочило на риф, и на побережье вылилось несколько сотен тонн нефти. Поэтому когда днем в четверг в посольство позвонили из газеты «Свенска Дагбладет» и попросили прокомментировать инцидент с подлодкой, мы расценили это как неуместную назойливость. В спокойно-размеренном ритме посольство жило до пятницы 30 октября.»
В свою очередь командование флота работало над разрешением этой проблемы и экстренно направили к севшей на мель в шведских водах подводной лодке спасательный отряд. Вечером 28 октября подводная лодка связалась с базой, шведы внимательно отслеживали радиообмен. Командир субмарины сообщил, что шведы просили командира и штурмана прибыть в базу Карлскруна и дать письменные объяснения.
К шведским берегам 28 октября направился отряд Балтфлота в составе двух боевых кораблей — БПК «Образцовый» (бортовой номер 446, проект 61 — по классификации НАТО "Kashin") из состава 128-й бригады ракетных кораблей и эсминец класса "Kildin" (проект 56) и отряда вспомогательных судов — спасательное судно, гидрографическое судно, два буксирных судна, и два судна Elint. У командующего оперативной группы первого заместителя командующего флотом вице-адмирала Алексея Михайловича Калинина был приказ отбуксировать подводную лодку на базу. Как вспоминал командующий Балтийским флотом адмирал И.М.Капитанец: «Мы понимали, что вход в территориальные воды Швеции — это мировой скандал, но тем не менее флот готов был на такую акцию.»
Один из участников тех событий, служивший в аварийно-спасательной партии (АСП) по имени Юра так описал развитие этих событий в своих воспоминаниях: «28-го октября грянула тревога. Быстро собрались, и вот группа АСП в количестве около пяти человек торжественно ступает на борт спасательного буксира "Локса". Здесь необходимо сделать небольшое отступление.
Бригада наша состоит из двух дивизионов. Один — чисто военный. В него входят три ССПЛ (СС-30, СС-35, СС-40), водолазные катера, пожарные катера, а также АСП. Второй дивизион — полувоенный. Служат там вполне гражданские люди, однако связанные определёнными обязательствами. Спасательные буксиры "Локса", "Сатурн", мелкие водолазные катера и, кажется, что-то ещё. На одном из буксиров, "Локсе", нам и предстояло приблизиться к берегам Швеции, где села на мель советская подводная лодка. Надо сказать, эта история и сейчас представляется немного загадочной. "В сложных погодных условиях", как говорилось в сообщении ТАСС, лодка, потеряв ориентацию в пространстве, умудрилась войти в один из фьордов и затем застряла на мели. Причём шведы элементарно прохлопали ушами появление чужой субмарины в своих территориальных водах. Так что не только в нашей обороне существовали бреши.
Нужно отметить, что осень в Прибалтике не балует хорошей погодой. Не успели мы выйти в открытое море, как началась ощутимая качка. Очень скоро она усилилась. Многих членов экипажа буксира, а также некоторых моих коллег по АСП сильно укачало. Проще говоря, народ стал блевать. И не обязательно за борт. Вскоре во всех коридорах и кубриках стал ощущаться мерзкий запах, от которого состояние заболевших ещё более ухудшалось. Персонал был брошен на закрепление имущества, находящегося на открытой палубе, "по штормовому" — все бочки, тросы, ящики и прочее должно быть крепко привязано. Ветерок дул уже где-то метров двадцать пять в секунду и утихать не собирался. С наветренной стороны волны легко захлёстывали на палубу, обдавая снопом брызг зазевавшихся матросов. Досталось и мне. Одна радость — на меня качка не действовала никак.
Неприятности начались позже: нас не пустили в территориальные воды Швеции. К этому времени на горизонте маячили: СБ "Сатурн", танкер, какие-то мелкие суда, БПК (большой противолодочный корабль). Пару раз подходил ещё один БПК и становился неподалёку от первого. Сквозь ветер слышалось стрекотание вертолёта — шведы производили облёт нашей эскадры. Результаты этого облёта стали ясны этим же вечером: ребята включили телевизор, стоявший в кают-компании и настроили его на один из местных каналов. В очередном выпуске новостей мы увидели все наши корабли, которые снимали с вертолёта, а также несчастную подводную лодку с задранным носом и часовым на рубке.»
Как уже говорилось, шведы не разрешили советским кораблям входить в свои воды и отбуксировать лодку домой. Тем не менее советские суда продвигались на полной скорости к шведской границе. Шведский премьер-министр Турбьерн Фельдин приказывает, чтобы главком ВС Швеции Леннарт Льюнг "содержал границу в чистоте". Береговой артиллерии приказано было стрелять в любой из двух идущих боевых кораблей (но не в буксиры или спасательное судно), в случае пересечения границы. Адмирал Калинин находившийся на борту БПК «Образцовый» был в 1 миле от границы, когда ему сообщили, что шведские радары засекли его судно, после этого оба боевых корабля прекратили движение и остались в нейтральных водах. В свою очередь из-за плохой видимости шведская береговая охрана приняла эти два эсминца за торговые немецкие суда, перевозившие зерно.
В полдень 29 октября движение через шведскую границу продолжил только буксир, его встречает находящийся там единственный боевой корабль — шведская подводная лодка «Нептун». ПЛ «Нептун» по воспоминаниям ее командира капитана Бьерн Гамильтона (Bjorn Hamilton) вышла в море утром 29 октября для отслеживания перемещений советских кораблей. «Нептун» был в надводном положении, когда около 12 часов им был обнаружен советский буксир вошедший в шведские воды Госе-фьорда и идущий к подводной лодке. На вооружении лодки были только торпеды, и не пуская их в ход, ни чем иным она не могла принудить буксир остановится. Шведы сигналами требовали прекратить движение. Лодка постаралась преградить путь, но капитан буксира благодаря большей скорости обошел лодку но при этом ему пришлось изменить курс, затем видимо поняв что лодка перекроет путь буксир направился на запад в направлении Карлсхамн выходя из вод. Позже он присоединился к советскому отряду. В 22.30 демонстративно «Нептун» прошел в подводном положении рядом с советским эсминцем зафиксировав свое присутствие использовав гидроакустические средства. Всего до завершения похода в 5.00 30 октября лодка зафиксировала 10-12 советских судов на якоре. Для того чтобы препятствовать дальнейшим попыткам советских судов пройти к «С-363» и попытаться ее вывести, на якорь на входе в фьорд был поставлен бывший ледокол «Туле» (Thule).
В полдень 29 октября 1981 г. командование ВМС Швеции сообщило, что в территориальных водах замечена еще одна иностранная подводная лодка. Для разведки обстановки по тревоге были подняты противолодочные вертолеты.
На грани.
Шведы в свою очередь тоже вынашивали планы провести вооруженную операцию по захвату субмарины, а не вступать в переговорный процесс с Москвой. У шведской военной верхушкой впервые за 260 лет появился реальный шанс отомстить русским за свое поражение в прошлом, и представить Советский Союз как виновника всех действительных и мнимых вторжений в шведские воды. В 1991г. в интервью газете «Афтонбладет» коммандор Карл Андерссон рассказывал: «В первый день инцидента, у нас был план снять лодку с мели и оттащить ее в глубь фьорда, а там команду интернировать и допросить.»
Все это шло в разрез с международно-правовыми нормами. Согласно статье 23-й Женевской конвенции о территориальном море и прилежащей зоне 1958г. единственной правовой нормой в этих случаях является выдворение. Даже тот бесспорный факт, что «С-363» незаконно, то есть без разрешения шведских властей и с немирными целями, нарушила границу 12-мильной прибрежной зоны и к тому же вторглась в закрытую военную зону, не мог стать причиной для автоматического лишения судна иммунитета. Согласно международному и обычному праву военные суда обладают экстерриториальностью (иммунитетом). Корабль и команда, находящиеся как в иностранных территориальных водах, так и в открытом море, освобождаются от уголовно-правового и гражданско-правового преследования и досмотра. Но с другой стороны, до сих пор не определено, могут ли военные суда заходить в иностранные территориальные воды без разрешения прибрежного государства. И разные государства на это реагируют по разному.
Дело осложнялось тем, что американцы передали информацию о наличие на борту подводной лодки торпед с ядерными зарядами. Шведский научно-исследовательский институт защиты (FOA), агентство шведского Министерства обороны, провели ряд обследований лодки на предмет наличия ядерного оружия. Они были начаты 29 октября. В 21 час под покровом темноты три эксперта шведской разведки под видом рыбаков подобрались к советской лодке на шлюпке. Носовая часть лодки возвышалась над водой, ниши торпедных аппаратов были обнажены, и это позволило шведским экспертам установить в них дозиметрические приборы. Но вскоре вахта с лодки заметила подозрительную шлюпку и предупредила, что откроет огонь. Шведы сделали вид, что они просто любопытные рыбаки, и прервали выполнение задания. Затем обследования продолжались в течение еще двух дней с более сложным оборудованием с борта шведского таможенного катера «TV 103» пришвартованного рядом с лежащей на мели субмариной. 30 октября с наступлением темноты сотрудники шведской разведки вновь предприняли попытку сделать необходимые им замеры. На этот раз они сделали это скрытно, с кормы стоявшего на якоре недалеко от подводной лодки крейсера береговой охраны. Среди сотрудников находился физик-ядерщик Ларс Эрик де Герр, показавший впоследствии, что проведенные замеры однозначно свидетельствовали о присутствии на лодке не одного килограмма урана-238.
Ситуация вокруг лодки осложнялась, в средствах массовой информации началась настоящая вакханалия. В Швеции и за ее пределами стала разворачиваться широкомасштабная кампания, носившая ярко выраженный антисоветский характер. Шведы настаивали, что в рамках расследования они должны провести допросы советских офицеров и провести досмотр подводной лодки. Без разрешения вышестоящего руководство ВМФ СССР это было нереально. Статья 2 Корабельного Устава, редакции 1978г. однозначно говорит: «Корабли и суда ВМФ СССР подчиняются только Законам СССР… где бы они не находились. Ни одно иностранное правительство не имеет права вмешиваться в жизнь военного корабля СССР. Всякая попытка в этом направлении должна пресекаться самым решительным образом, в крайнем случае силой оружия». В пятницу 30 октября командир подводной лодки предупредил шведские власти, что не позволит никакого вмешательства "во внутренние дела подводной лодки", и заявил, что ни он, ни его команда свое судно не покинут. С этого момента в шведском генеральном штабе не исключали возможности применения силы.
В субботу 31 октября командование карлскрунской базы решило провести устрашающую акцию: всем военнослужащим отменили увольнения, береговая артиллерия под командованием генерала Жана Карлоса Данквардта произвела несколько холостых выстрелов. На ближайшем к субмарине островке высадилась группа захвата из 50 человек, готовясь выполнить приказ главкома вооруженных сил Швеции Леннарта Льюнга о захвате «С-363» (У-137). Как позднее рассказывал на страницах шведской газеты "Svenska Dagbladet" командир группы захвата Турбьерн Элминг: «Мы хотели избежать насилия. Прежде всего через громкоговорители мы собирались призвать экипаж покинуть лодку и не оказывать сопротивления. В случае отказа мы должны были действовать с применением оружия. В рубке почти всегда торчал замполит Беседин. Он находился под прицелом снайпера на расстоянии 78 метров. Распоряжение о взрыве он бы не успел отдать, снайпер бы его снял еще до этого». Находящиеся в Карлскруне советские дипломаты доложили об этом в посольство, и посол М. Яковлев заявил шведской стороне протест.
Турбьерн Элминг лукавит, тогда ни он не кто либо другой в шведском командовании не знали как поведут себя советские моряки в случае попытки захвата подводной лодки. А они как заявили в девяностые командир подлодки капитан 3 ранга Анатолий Гущин и его замполит Василий Беседин имели приказ в случае необходимости взорвать лодку. Так Василий Беседин находясь в Швеции как турист в интервью заявил: «А у нас был приказ защищать лодку до последнего. На самый худой случай, мы должны были закрыть люк и взорвать судно…» На вопрос журналиста — а какие были бы последствия? Ведь на борту подлодки находились десять торпед. Замполит ответил «Весь экипаж погиб бы. Нас было 56 человек. Лодку бы разнесло в куски. От взрыва пострадали бы и шведские корабли.» Ему вторил в 1991г. во время выступления в шведской телепрограмме и Анатолий Гущин. Но официальные представители флота опровергали эти заявления оперируя только общими фразами. Бывший заместитель начальника особого отдела КГБ СССР по соединению подводных лодок Балтийского флота капитан 2 ранга А.Булахтин, участвовавший в 1981г. в расследовании причин аварии, комментируя заявление Беседина заявил: «…Все это время на экипаж оказывалось сильное психологическое давление. Но моряки держались стойко. Над лодкой был поднят военно-морской флаг. Экипаж, вооруженный автоматами, предпринял все для того, чтобы не допустить захвата лодки шведами…
… согласно воинским уставам, экипаж должен был сделать все возможное, что бы не допустить на территорию части, а лодка — это отдельная часть, посторонних лиц…
Гранат, как утверждает замполит, на лодке не было, но были автоматы и патроны к ним.» Начальник Северо-Западного направления оперативного управления ГШ ВМФ капитан 1 ранга Владимир Важов комментируя заявления Гущина заявил: «Документально доказать существование такого приказа сегодня невозможно — в архиве этих документов нет. Могу только сказать, как специалист, что у Гущина для этого не было возможностей. На лодке могло быть только 20 фугасных гранат, которые, конечно же, могли натворить массу неприятностей, но привести к взрыву 1350-тонной подлодки, сделанной из особо прочной корабельной стали способной выдержать давление 25 килограммов на квадратный сантиметр, конечно же не могли. Даже торпеду взорвать было нельзя, потому что в торпедном аппарате она не взрывается из-за специальных предохранителей. А снаружи торпедный аппарат тоже нельзя подорвать, так как он прочнее, чем корпус лодки. Поэтому приказ о взрыве подлодки мне представляется просто-таки невыполнимым.
Могу предположить, что Гущин получил указание вывести из строя технические средства секретного характера: радиоаппаратуру, приборы торпедной стрельбы, шифровальную машину — граната для этого сгодится. Но все остальное взорвать нельзя.
Была ли на лодке торпеда с ядерной боеголовкой? Видимо, была. Тогда на Балтике ходили лодки с такими торпедами. Но и при этом у боеголовок такой торпеды есть свои степени предохранения от несанкционированного взрыва. Они не сработают даже при взрыве самой торпеды.»
Как видно из заявлений не совсем понятно были на борту помимо стрелкового оружия гранаты или нет, кроме того говоря о торпедах в торпедных аппаратах представители флота не упоминают о запасных торпедах (до шести штук) находившихся в носовом отсеке на стеллажах.
Помимо готовности экипажа защищать свой корабль спецназ флота тоже готовился это сделать. Захаров Геннадий Иванович бывший в 1978-1983гг. командиром 561-го морского разведывательного пункта Балтийского флота, спецназа ГРУ на Балтике вспоминал: «В 1981 году на Балтике мы тоже едва не вступили в действие. Тогда подлодка Балтфлота с ядерными боеприпасами на борту села на мель у берегов Швеции. Шведы не хотели ее выпускать и загородили выход своим судном. И я по приказу командования разработал операцию по захвату этого судна. Ставилась задача заставить шведскую команду сдернуть нашу лодку с мели и уйти на ней в нейтральные воды. Если бы они отказались, у нас были специалисты для управления на каждый пост. Мы были готовы выполнить задачу, но дипломаты решили проблему по своим каналам — шведы подлодку выпустили.»
Политическое урегулирование.
Когда Швеция отклонила советские запросы, ее представители указали, что она сама будет осуществлять все процедуры. После этого, советский МИД получил от шведского посла в Москве условия об освобождении подлодки. Шведское правительство выдвигало четыре требования:
1. СССР приносит извинения за вторжение;
2. СССР оплачивает все затраты операции спасения субмарины;
3. Спасение будет осуществлено шведскими судами;
4. Командир и офицеры лодки будет допрошены на шведском судне или на шведской территории.
СССР принял первые три условия, последнее было наиболее унизительным и его принятие вызвало значительные споры.
К этому моменту к разрешению возникшей ситуации подключили представителей советского посольства в Швеции. 30 октября из Стокгольма в Карлскруну чтобы уяснить на месте событий обстановку и оказать необходимую помощь нашим морякам вылетели, сотрудник разведки Григорьев Борис Николаевич работавший под прикрытием второго секретаря советского посольства и военно-морской атташе Юрий Просвирнин. Их сопровождал офицер связи штаба ВМС Швеции капитан 2 ранга Перси Бъерлингом. Прибыв на место, в штабе военно-морской базы наши дипломаты встретились с командиром базы капитаном первого ранга Леннартом Фошманом. Сотрудник разведки Григорьев Борис Николаевич работавший под прикрытием второго секретаря советского посольства в Швеции с июня 1977 по март 1982г. вспоминал: «Первое, с чем он обращается к нам, а вернее, к Просвирнину, заставляет нас недоумевать: вопрос задается таким тоном, словно мы сидим на скамье подсудимых, а Фошман представляет обвинение.
— Почему ваш флот ведет себя неподобающим образом?
Просвирнина удивляет и сам вопрос, и форма, в которой он поставлен. Обладатель тихого, деликатного голоса, уравновешенного характера и скромных манер поведения, за которыми скрывались твердая воля и принципиальность, он скорее похож на провинциального дореволюционного интеллигента, чем на строевого офицера Генштаба.
— Я имею в виду силовую демонстрацию ваших кораблей на рейде базы, — поясняет Фошман.
Просвирнин отвечает, что ему об этом ничего не известно. Это еще более распаляет шведа, обвинения и возмущения сыплются из него, как из худого мешка горох. Обращение командования Балтфлотом к шведам с просьбой разрешить им снять лодку с мели своими силами он воспринимает как личное оскорбление: мало того, что «У-137» грубо вторглась в запретный район, так туда хочет зайти целый отряд советских кораблей! Объяснение командира «У-137» о том, как и почему он оказался в трех милях от штаба базы ВМС в Карлскруне, шведская сторона принять никак не может. Неужели русские и впрямь считают шведов идиотами, когда выдвигают версию об одновременном выходе из строя всех навигационных приборов на борту лодки — и эхолота, и радара, и гирокомпаса? Советские дипломаты желают нанести визит на лодку? Об этом не может быть и речи, лодка находится в запретном районе, допуск туда иностранцев вообще, а уж советских граждан тем более невозможен.
Наконец он берет себя в руки и понижает тон. Мы спрашиваем, в каком положении находится лодка и ее экипаж. Это опять раздражает Фошмана, он возмущается «нахальством русской подлодки, вероломно нарушившей нейтралитет Швеции», обещает примерно наказать нарушителя и… неожиданно предлагает:
— Я вас сейчас прямо из кабинета свяжу с капитаном Гущиным. На борту «У-137» находится рация. Но я выдвигаю одно условие: вы должны уговорить командира лодки согласиться на то, чтобы шведские офицеры допросили его об обстоятельствах, при которых он оказался в запретном районе базы, и целях, которые он при этом преследовал.
Мы переглянулись с Просвирниным — собственно, мы и ехали сюда для того, чтобы установить связь с лодкой. Адъютант Фошмана подошел к рации и стал связываться с бортом «У-137». Через минуту он торжественно протянул трубку военному атташе. Юра взял трубку, представился и попросил пригласить к телефону капитана Гущина. Он поинтересовался положением дел на борту, условиями питания и настроением экипажа и в ответ услышал, что там все более-менее в порядке, если не считать опасности получить пробоину в корпусе и нехватки курева. На этом разговор с Гущиным, кажется, закончился.
Юра вернул трубку на место и обратился к Фошману:
— Господин капитан первого ранга, командир «У-137» просит принять меры по снятию лодки с мели, потому что может возникнуть течь.
— Об этом не может быть и речи. Пока шведская сторона не узнает об истинных мотивах пребывания лодки в шхерах Карлскруны, пока капитан Гущин не будет опрошен нашими экспертами, лодка останется на месте!
Вслед за этим хозяин кабинета холодно и недвусмысленно дал понять, что аудиенция закончена.»
Позже уже в гостинице столкнувшись с журналистами крупнейших в Швеции газет «Свенска Дагбладет» и «Экспрессен», Б.Н.Григорьев и Ю.Просвирнин на свой страх и риск решили попытаться исправить ситуацию доведя до шведов нашу точку зрения на возникшую ситуацию. Журналистам было сказано, что лодка зашла в запретный район не преднамеренно, а сбилась с курса из-за поломки навигационного оборудования; что они прибыли в Карлскруну для поддержания контакта со шведскими военными и решения вопроса о ее снятии с мели; что они не могут отдать приказ командиру лодки, чтобы он явился на допрос к шведам, и что такой приказ может поступить только из базы; что борт лодки — это суверенная территория Советского Союза, и этот статус должен уважаться всеми, в том числе и шведами; что мы не усматриваем в данном случае аналога с нарушителем советского воздушного пространства американским летчиком Пауэрсом, сбитым двадцать лет тому назад войсками ПВО над Свердловском и т. д.
Морякам советского отряда находящимся у шведских берегов, и о которых говорил командующий шведской базой, приходилось нелегко в осеннем штормовом море. Один из участников тех событий, служивший в аварийно-спасательной партии (АСП) по имени Юра и находившийся на спасательном буксире «Локса» в своих воспоминаниях писал: «К лодке нас не подпустили, мы бросили якорь. Но вскоре начался настоящий шторм. Якорь пришлось поднять, и "Локса" ходила взад и вперёд, содрогаясь от ударов волн. Лучше всего сила стихии ощущалась вечером. Я лежал на коечке в кубрике, и меня чуть ли не подбрасывало вверх. Слышно было, как штормовая волна грохочет о борт. Позже я узнал, что шторм был девятибальный.
Пробовали приготовить обед, но вода выплёскивалась на плиту, и ничего сварить было нельзя. Питались бутербродами и консервами. Чай умудрялись как-то кипятить. В кают-компании творилось нечто невообразимое: вода из задраенных иллюминаторов просачивалась на палубу и переливалась от борта к борту. Вместе с ней перемещались кружки, сухари, нерастаявшие куски сахара. Присел на скамейку и стал скользить по ней то вправо, то влево. Пробовал пройти по коридору. Получилось. Только бросало то на одну стенку, то на другую. Наружу выходить не рискнул. Всё было видно в иллюминатор. Линию горизонта заслоняли гребни волн, сквозь облака тускло просвечивало солнце. Воздух был наполнен водяной пылью, которую ветер гнал по поверхности моря. Всё это очень напоминало нашу позёмку, только вместо снега — водяная пыль. От созерцания красот природы отвлекло очередное поручение Толи П.: поскольку жестокий шторм на меня не действовал никак, мыть посуду пришлось мне. В целом справился, хотя и начало мутить. Спустился в кубрик, лёг, отошло.
Шторм продолжался где-то неделю. Наконец ситуация с подводной лодкой благополучно разрешилась с помощью шведской стороны; мы направились домой и прибыли к вечеру седьмого ноября.»
Вечером 30 октября впервые в истории советско-шведских отношений Москва приносит Стокгольму официальные извинения за инцидент с «У-137». Видимо после этого начались изменения и в шведской позиции, требования об интернировании и предании суду экипажа лодки, прозвучавшие из уст некоторых военных, политиков и высокопоставленных чиновников, шведскими дипломатами смягчаются. Они являясь прагматиками понимают, что, унизив великую державу один раз, вряд ли стоит загонять ее и дальше в угол — это очень опасно.
30 октября и 1 ноября служба радиоперехвата шведской контрразведки зарегистрировала интенсивный радиообмен между подводной лодкой и военно-морской базой в Калининграде: командир лодки подвергся разносу со стороны своего начальства. Шведы вводят запрет на пользование кодом и просят общаться с домом открытым текстом и на фиксированной частоте. На «С-363» не соблюдают это условие и получают от Фошмана строгий выговор.
31 октября в Москве и Стокгольме продолжались переговоры, но дело не трогалось с места, ибо шведы не отходили от своей жесткой формулы: сначала опрос капитана лодки, а потом уже снятие ее с мели и передача советской стороне. В субботу командование карлскрунской базы провело показательную силовую акцию со стрельбами десантированием подразделений шведского спецназа на острова, находящиеся в непосредственной близости от подлодки. Посол М. Яковлев заявил шведской стороне протест.
Воскресенье 1 ноября прошло под знаком подготовки к опросу А. Гущина. Пресса и официальная Швеция праздновали победу над Советами, которые пошли на выполнение практически всех условий шведской стороны. Григорьев Борис Николаевич вспоминал: «Вечером нам в гостиницу позвонили из штаба базы и предложили еще раз переговорить по радио с лодкой… В разговоре с Гущиным мы узнаем, что советский адмиралитет, кажется, соглашается на проведение его опроса (а не допроса, на чем настаивают шведы), но только на борту лодки. Для шведов это лингвистическое крючкотворство не имеет никакого практического значения, потому что и тот и другой вариант переводятся с русского языка одинаково — «ферхер». Гущин сообщил, что команда, естественно, устала от постоянного давления, оказываемого на нее шведами, но держится бодро. Вызывает опасения сама лодка, так как волнение на море усиливается и есть опасность, что лодка начнет биться днищем о грунт.
Потом с Гущиным через переводчика говорил Карл Андерссон. Он попытался убедить Гущина в том, чтобы он согласился предстать перед шведской экспертной комиссией на шведской территории, но тот сослался на полученные по радио инструкции. Ситуация вновь заходит в тупик.» Видимо вечером Главнокомандующий ВМФ СССР Адмирал Флота Советского Союза С.Г.Горшков разрешил командиру покинуть подводную лодку на период расследования аварии.
Утром 2 ноября правительство Швеции официально заявило: «Во время встречи министра иностранных дел Олафа Ульстена с советским послом Яковлеым последний сообщил, что советское правительство дало согласие на допрос командира подводной лодки на борту шведского корабля вне охраняемой зоны. Представители советского посольства могут присутствовать при этом. В связи с расследованием планируется посещение лодки». Таким обратом, впервые после окончания второй мировой войны Москвой было дано разрешение на допрос иностранными военными советского офицера и посещение ими советской подводной лодки. Через час капитан 3-го ранга Андерсон доставил на вертолете командира подводной лодки и штурмана на борт шведского торпедного катера. Допрос в присутствии двух представителей советского посольства длился почти семь часов. Непосредственный участник этого допроса Григорьев Борис Николаевич вспоминал: «У трапа нас ожидает капитан «Вэстервика». По морскому и дипломатическому обычаю он встречает нас, прикладывая руку к фуражке, представляется и сообщает, что через несколько минут сторожевик отдаст концы. Нас провожают в крошечную каюту и приносят бутерброды с кофе. Перси куда-то исчезает, а к нам у двери приставляют часового с карабином и открытым штыком. Это похоже не на гостеприимство, а взятие под стражу. Бутерброды застревают у нас в горле. В это время раздаются звуки команд, работавший на малых оборотах двигатель взрывается мощным ревом, и мы чувствуем, как сторожевик отходит от причала. Сразу начинается сильная болтанка, Юра определяет, что мы уходим в южном направлении.
Появляется Перси, мы заявляем ему решительный протест и требуем убрать «почетный караул». Офицер связи исчезает и через минуту приводит с собой незнакомого длинного рыжего верзилу в форме старшего лейтенанта (Просвирнин сразу узнал в нем офицера из разведотдела штаба обороны Леннарта Борга). Не представляясь, подполковник начинает нам объяснять, что, «поскольку мы находимся в запретном районе, выходить из каюты господам дипломатам запрещается». Тогда мы требуем либо вернуть нас на берег, либо предоставить связь с посольством. Шведы предпочитают второе. Нас провожают в рубку к капитану, и оттуда мы быстро дозваниваемся до столицы и связываемся с Рымко. Советник-посланник обещает обжаловать действия военных в МИД Швеции. Когда мы вернулись обратно, часового у каюты уже не было.
Минут через двадцать катер стал на якорь, спрятавшись за остров, но качка продолжалась довольно приличная. Опять потянулись тягостные минуты ожидания. Вдруг включили радио, и мы услышали, как диктор, захлебываясь, точно вел репортаж с хоккейного матча, на котором «Тре крунур» с разгромным счетом выигрывала у сборной СССР, вещал о том, что вертолет с Гущиным уже поднялся в воздух и находится в пути. Мы посмотрели на часы — время было начало второго. Потом стали передавать, что на море поднялся невероятно сильный шторм и что подводную лодку начинает сильно бить о грунт. Стоявшие кольцом вокруг лодки катера и суденышки шведов разбросало по всему Гусиному проливу. С борта «У-137» полетели ракеты с сигналом «SOS». Создавалась драматическая ситуация: лодку без промедления нужно было снимать с мели, а ее капитан отсутствует.
Напряжение достигло наивысшей своей точки. Стиснув зубы, осознавая свою беспомощность, мы сидели в четырехметровой каюте и смотрели в пол. (Примерно через три часа, когда мы сидели на процедуре опроса капитана подлодки, шведы нам сообщили, что лодку успешно сняли с мели и под конвоем отвели в затишье. От сердца немного отлегло, мы понимали, что в такую нелегкую погоду могло произойти что угодно, однако шведские спасатели остались на высоте.)
В это время нам сообщили, что Гущин уже на борту «Вэстервика». Через несколько минут в каюту к нам шагнул молодой, светловолосый, крепко сбитый, среднего роста капитан третьего ранга. Лицо чисто выбрито, а белое кашне, отглаженная форма и рыжеватые усы только подчеркивали его задорный нрав и боевитость. Мы вскочили на ноги, и Гущин звонким голосом начал было по всей форме рапортовать, приставив руку к фуражке:
— Товарищ капитан первого ранга, докла…
Мы прервали его на полуслове и бросились на него, чтобы крепко обнять. Он смущенно заморгал своими белесоватыми ресницами, ошеломленный такой неуставной встречей. Дверь каюты открылась, Перси просунул свою голову внутрь и сказал, что в нашем распоряжении всего несколько минут, потому что комиссия уже собралась и ждет нас в кают-компании. Нам удается обменяться несколькими словами. Узнаем, что на лодке, все в норме. Сообщаем Анатолию, что лодку уже сняли с мели, подбадриваем его перед лицом предстоящей дуэли со шведскими навигационными экспертами. Он уверяет нас, что все будет хорошо. Вместе с ним прибыл замполит Беседин, который стоял на вахте в ту злосчастную ночь 27 октября. Юра передает Гущину пару бутылок водки и несколько блоков сигарет. Вот что, оказывается, привез с собой в командировку из Стокгольма военный атташе! Молодец!
Бъерлинг проводит нас в кают-компанию — помещение, посреди которого стоит овальный стол, а по его краям — мягкие сиденья. За стол можно только протиснуться, и то поочередно. Занимаем с Просвирниным и Бъерлингом места «согласно купленным билетам». Во главе стола восседает Карл Андерссон, ему ассистирует эксперт по вопросам навигации и специалист-подводник капитан второго ранга Эмиль Свенссон из военно-морского штаба, помогают сотрудники разведотдела штаба обороны Рольф Мальм, Эрланд Сеннештед и упомянутый выше Л. Борг, переводит переводчик из Стокгольма Пэр Янссон. Мы с Юрой сидим напротив Андерссона, а Гущин с Бесединым — по правую руку от нас через Бъерлинга.
Местное время 14.10.
Начальник штаба базы делает вступительное слово, говорит о цели комиссии и призывает советских офицеров к сотрудничеству со шведскими экспертами «в деле выяснения истины о причинах аварии подлодки „У-137“. Переводчик переводит сказанное на русский язык, двойной повтор сказанного позволяет нам с Юрой почти дословно протоколировать ход опроса. Слова звучат обыденные, но на душе тревожно. Карл Андерссон с хитрой улыбкой на губах предупреждает присутствующих, что на процедуру опроса допущены двое советских дипломатов, однако они лишены даже совещательного голоса и не имеют право вмешиваться в прения. А нам во что бы то ни стало нужно предотвратить „избиение“ наших подводников.
Первым задает вопросы Эмиль Свенссон. Начинает он осторожно, издалека, на его губах играет хитрая улыбка человека, имеющего в колоде только одни козыри. Но, столкнувшись с ровными, спокойными ответами Гущина, он горячится, не сдерживает эмоций и с позиций своего превосходства пытается поиздеваться над «неудачливыми советскими мореходами», которые, пусть даже потеряв все навигационные приборы на борту, не могут сориентироваться в такой луже, каковой является Балтийское море.
Юра не выдерживает и просит Карлссона «приструнить» Свенссона, чтобы тот придерживался сути дела и не допускал унизительных для чести советского офицера насмешек.
Свенссон обиженно поджимает губы и садится на место. Вопросы сыплются на Гущина со всех сторон, но он спокойно и уверенно, словно на оперативном разборе результатов учений, отвечает на все и не дает сбить себя с толку. В его объяснениях присутствует логика, и это не может не злить членов комиссии. Их задача — уличить его в том, что лодка сознательно пробралась в шведские шхеры с разведывательными целями, имея на борту ядерное оружие. Выход из строя навигационных приборов — это, по их мнению, явная симуляция, рассчитанная на простачков. А о наличии на борту ядерного оружия и говорить нечего — замеры шведских экспертов из ФАО56 однозначно доказывают это.
Устав допрашивать Гущина, эксперты переключились на капитан-лейтенанта Василия Беседина, замполита Гущина. Хотя он тоже имел военно-морскую подготовку, но уклон в ней был сделан все-таки несколько другой. Он, естественно, слабо разбирался в навигационных проблемах и при первых же каверзных вопросах стал «плавать». Со стороны шведов немедленно посыпались едкие замечания, на лицах появились откровенные усмешки. Беседин покраснел, запнулся и обернулся в нашу сторону, ища поддержки. Возникла небольшая пауза, и тогда раздался голос Просвирнина:
— Не смотрите в нашу сторону. Отвечайте как умеете.
Беседин почувствовал себя уверенней и стал рассказывать о том, как протекала его вахта и как получилось, что лодка села на мель. В его рассказе шведы уловили некоторое расхождение (как мне показалось, несущественное) с показаниями командира лодки и попытались воспользоваться им для получения доказательств в пользу своей версии событий. Однако и с замполитом у них ничего не вышло. Провалились и хитроумные пассы шведов добыть под видом интереса к вопросам навигации тактико-технические подробности оснащения лодки.
Вообще, если оценивать результаты семичасового опроса в целом, то можно было уверенно сказать, что «встреча закончилась вничью».»
После возвращения с допроса командир доложил и сообщил, что шведские специалисты просят разрешения осмотреть навигационные приборы, чтобы удостовериться в их неисправности, и хотят получить выписку из вахтенного журнала в период неустойчивой работы радиопеленгатора. О просьбе шведской стороны Командующий КБФ адмирал И.М.Капитанец доложил ГК ВМФ и проинформировал Министерство иностранных дел.
Шведы были не удовлетворены встречей и желали продолжения допросов как командира так и не учувствовавшего в первой встрече штурмана субмарины. Григорьев Борис Николаевич вспоминал: «На следующее утро Перси как ни в чем не бывало сообщил, чтобы мы приготовились к повторному выходу в море, поскольку шведское командование не удовлетворено результатами опроса капитана и осмотра лодки. Только вместо замполита сопровождать Гущина на сей раз должен был штурман «У-137». Мы ответили, что, во-первых, у нас нет полномочий на повторное участие в опросе, а во-вторых, таковой достигнутыми в Москве и Стокгольме договоренностями предусмотрен не был. Офицер связи возразил, что такая договоренность была. Тогда мы попросили время на то, чтобы проконсультироваться с посольством.
— К сожалению, нам некогда ждать. Через десять минут «Вэстервик» отойдет от причала судоверфи, и опрос советских офицеров будет осуществлен без вашего участия, — холодно ответил Бъерлинг. (Всякий раз, когда он приходил к нам с поручением от своего начальства, то неизменно ссылался на дефицит времени.)
Посовещавшись, мы с Юрой пришли к выводу, что нам лучше будет поехать, чем оставлять наших моряков на «растерзание» разгневанным шведам. В посольство попытаемся доложиться с борта «Вэстервика».
Опять садимся в тот же «фольксваген», опять толпы журналистов, знакомые ворота судоверфи, причал, силуэт сторожевика… Все происходит по вчерашнему сценарию, только сегодня все кажется пошлым фарсом. Только сегодня нас к телефону под разными предлогами не допускают: то мы еще не покинули запретный район, то занята линия. Вот мы уже на месте, а Гущина со штурманом нет. Проходит десять минут, двадцать, но мизансцена не меняется. Те же декорации, те же актеры, только играют они сегодня из рук вон плохо.
Продержав нас на сторожевике около двух часов и так и не дождавшись Гущина, командование базы решает все-таки допустить нас к телефону. Сразу выясняем, что согласия на повторный опрос советская сторона шведам не давала. Заявляем решительный протест Л. Боргу, организатору нашего «увеселительного» путешествия, и требуем доставить нас обратно на берег.
На этом наши морские прогулки закончились.»
После того как командир советской лодки, ссылаясь на приказ командования своей базы, отказался покинуть лодку для продолжения допросов, шведы решили сами посетить лодку. Тем более что к этому времени командующий КБФ адмирал И.М.Капитанец получил указание Главкома ВМФ о порядке допуска шведских специалистов на подводную лодку и обеспечения их работы. Все указания были переданы на ПЛ. О результатах работы комиссии командующий приказал доложить немедленно. 4 ноября Андерсон в составе группы шведских специалистов поднялся на борт, намереваясь прояснить технические вопросы. Им позволили осмотреть вышедшие из строя навигационные приборы и ознакомиться с записями в вахтенном журнале, подтверждающими версию о несчастном случае. К торпедным отсекам их вообще не подпустили, то есть доказательства присутствия на борту ядерного оружия, таким образом, просто повисли в воздухе. Как выразился один из шведских контрразведчиков, принимавших участие в досмотре лодки, на борту «У-137» «была наведена клиническая чистота».
Наше руководство, надеясь на благополучное разрешение ситуации, готовилось и к ее обострению. Как вспоминал командовавший тогда КБФ адмирал И.М.Капитанец: «… шведские специалисты работали на лодке и проверяли состояние средств навигации. Как потом стало известно, они подтвердили неисправность радиопеленгатора и согласились с нашей оценкой причины происшествия.
Параллельно, на случай осложнения обстановки, штаб флота разработал и силовой вариант снятия лодки с мели и вывода ее из тервод Швеции.
… Отряд боевых кораблей в течение четырех суток маневрировал у входа в Карлскруна, ожидая приказания.» К 4 ноября в дополнение к двум боевым кораблям отряда вице-адмирала А. Калинина, прибыли эсминец, два ракетных корвета, фрегат и танкер. Это были ударные корабли из состава 76-й БЭМ — БРК пр. 56-М ("Kildin") «Прозорливый», МРК пр.1234 ("Nanuchka II") «Радуга» и «Шквал», СКР пр.50 ("Riga") «Туман». БРК имел на вооружении 1х1 ПУ ПКРК П-15М (8 ракет), а на МРК по 6 ПКР П-120 «Малахит» на каждом. Часть вспомогательных судов отряда к этому моменту покинула отряд. Так морской буксир «Сатурн», до завершения эпопеи с лодкой ушел в Финляндию забирать судно из ремонта. Шведские военно-морские силы развернутые в районе инцидента за десять дней были незначительны. Первым там оказался патрульный катер «Smyge», его сменили торпедные катера «Pitea» и «Varberg». Там же была плавбаза (?) «MUL 13» и 4 малых тральщика, у входа в фьорд 29-30 октября находилась подводная лодка «Нептун». Таможенный катер «TV103» был пришвартован рядом с ПЛ, а ледокол «Туле» блокировал вход в фьорд.
В четверг 5 ноября, проанализировав отчет по досмотру лодки, шведский чрезвычайный штаб принял решение немедленно вывести лодку в нейтральные воды и после определения степени плавучести передать ее под охрану кораблей, стоящих на рейде базы Карлскруны. Однако из-за волнения на море и наступления темноты рискованный маневр с лодкой, на борту которой предполагалось наличие ядерного оружия, был перенесен на другой день.
5 ноября газета «Правда» под заголовком «О происшествии с советской подводной лодкой» публикует следующее лаконичное сообщение: «В ночь с 27-го на 28 октября с. г. советская дизельная подводная лодка номер 137, совершая обычное учебное плавание в Балтийском море, вследствие выхода из строя навигационных приборов и возникновения в связи с этим ошибок в определении места, в плохую видимость сбилась с курса и села на мель у юго-восточной оконечности Швеции. В настоящее время подводная лодка снята с мели шведскими спасательными судами и стоит на якоре в безопасном месте. Ведутся переговоры со шведскими властями о выводе подводной лодки за пределы территориальных вод Швеции». Это все, что было тогда опубликовано в Советском Союзе по поводу инцидента с «С-363» — инцидента, серьезно и надолго испортившего отношения между обеими странами. Потом, в годы перестройки, появлялись отдельные отклики в газетах и журналах, но подробного отчета об этих событиях в нашей стране до сих пор не появилось.
6 ноября в 8.15 буксир «Ахилл» начинает буксировать «С-363» из Госе-фьорда в открытое море. В 8.40 она пересекает границу территориальных вод Швеции, и ее освобождают от буксира. Лодка запускает двигатель и своим ходом устремляется к ожидающим ее советским кораблям. Лодку встречал БПК «Образцовый» (бортовой номер 446) с вице-адмиралом Калининым на борту. После этого подлодка в сопровождении буксира и спасателя взяла курс в базу. Отряд боевых кораблей возвратился в Балтийск.
Заключение.
Как только инцидент разрешился, началось расследование происшествия. Командовавший тогда КБФ адмирал И.М.Капитанец вспоминал: «7 ноября в Калининграде состоялся парад войск гарнизона и встреча с польской делегацией. В разгар встречи, которая проходила у первого секретаря Калининградского обкома КПСС Н. Коновалова, оперативный дежурный флота сообщил, что мне необходимо срочно позвонить министру обороны Д. Устинову.
Прибыв в штаб флота, я позвонил МО СССР на дачу и Доложил обстановку. Он поздравил меня с праздником и дал Указание: после прибытия подводной лодки в базу лично разобраться в случившемся и доложить. Об указании министра обороны я доложил ГК ВМФ, он подтвердил его и сообщил о назначении комиссии ВМФ по расследованию происшествия с пл С-137.
К исходу 8 ноября пл С-137 прибыла в Лиепаю. Утром 9 ноября я вылетел с группой офицеров для расследования происшествия с пл на месте. Расследование подтвердило основную причину происшествия. В то же время вскрылись недостатки в штурманской подготовке вахтенных офицеров и командира БЧ-1 лодки, а также недостатки в управлении подводной лодкой в части передачи ей информации о надводной обстановке в районах несения боевой службы. Подтвердилось, что КП флота и оперативное управление должны планировать воздушную разведку в интересах подводных лодок, несущих боевую службу в Балтийском море.
Этот просчет был учтен, и штаб авиации флота стал более предметно планировать и организовывать воздушную разведку. Мы были наказаны за упущения в обеспечении пл С-137 на боевой службе. Этот урок потребовал пересмотра ряда вопросов, касающихся обеспечения сил флота в мирное время на переходах в море и на боевой службе.»
Виновники происшествия понесли наказание, капитан 1 ранга Аврукевич был уволен из рядов Вооруженных Сил, а командир лодки капитан 2 ранга А.Гущин был снят с должности и направлен в береговую часть. Кстати, сами шведы тогда по-иному описывали его судьбу. В 1981г. шведская газета "Свенска дагбладет" со ссылкой на надежный источник сообщила, что командир подводной лодки "У-137" Гучин был приговорен к трем годам исправительно-трудовой колонии. Кроме того по их данным, после инцидента с лодкой "У-137" первый заместитель главнокомандующего ВМС СССР адмирал Егоров был смещен со своего поста и направлен на другую работу.
Шведы вопреки фактам утверждали, что подводная лодка выполняла шпионское задание, под эти утверждения они подвели доказательную базу. Им прежде всего было непонятно, как подводной лодке удалось незаметно для шведских гидролокаторов и береговой охраны глубоко зайти в запретную зону и в течение 15 часов оставаться там необнаруженной, при работающих двигателях. Откуда советская разведка узнала о запланированных на 27 октября испытаниях новейшей противолодочной торпеды, к тому же настолько своевременно, что русские успели послать в закрытую зону лодку с шпионским заданием? Об учебных стрельбах, как обычно, было заявлено за две недели до назначенного срока в открытом циркуляре ВМС, однако об истинных целях стрельб, которые содержались в строжайшем секрете, было известно самому узкому кругу высших штабных офицеров шведских ВМС. Шведская контрразведка нашла, что в бортовой журнал "У-137" были внесены ложные данные о курсе лодки, так как на этом курсе располагались многочисленные отмели и острова. По мнению офицеров военно-морской базы в Карлскруне, эта лодка, судя по мастерству маневрирования в опасных прибрежных водах, продемонстрированному ее командиром, ранее не однажды заходила в секретный район. К тому же командиру наверняка было известно, что район Гаазефьорда являлся единственным неохраняемым местом в закрытой зоне. Шведский эксперт М. Лундман считал, что "…авария "У-137" в центре закрытой военной зоны позволяет сделать вывод о том, что русские обладали самыми точными данными о военно-морских береговых сооружениях и топографии дна территориальных вод Швеции" "У-137" выполняла какое-то разведывательное задание, о сути которого шведское правительство получило только самое общее представление. Предполагалось, что это мог быть сбор сведений о системе безопасности закрытой зоны, в том числе о минных полях и подводных заграждениях. Считали также, что объектом разведки могли быть секретные сооружения береговых укреплений в районе Хастхольмена, расположенного восточнее Карлскруны. Уже после выдворения лодки, шесть недель корабли шведских ВМС прочесывали район территориальных вод в поиске советских электронно-навигационных приборов, но безуспешно.
Как впоследствии было заявлено ТАСС: «Запад пытался использовать случай с подводной лодкой "У-137" в качестве контраргумента в борьбе с противниками политики ядерного вооружения НАТО, а также для дискредитации предложений по созданию на севере Европы безъядерной зоны. Он использовался в качестве предлога для развязывания антисоветской кампании и военной истерии». В ноте, врученной шведскому послу в Москве 12 ноября 1981г., отмечалось: «…вывод шведской стороны относительно имевшего место случая, что он произошел никак не в результате навигационной ошибки, абсурден. Советская сторона, считая, что этот случай имел место в результате аварии, по праву надеется по меньшей мере на справедливое отношение к событию и его объективную оценку». По сообщению западногерманского информационного агентства ДПА из Стокгольма от 24 декабря 1981 г., шведское правительство потребовало от СССР уплаты в общей сложности 5,2 млн. шведских крон (2,1 млн. западногерманских марок) за проведение спасательных работ и оказание помощи подводной лодке "У-137".
Литература:
· Бобраков А.В. капитан 1 ранга «Дивизион плохой погоды» Журнал «Тайфун» № 2 2001г. стр35.
· Бурбыга Н. «Почему замполит не взорвал себя и подлодку» «Известия» 21.12.1991г.
· «Все о разведке и контрразведке. Всемирная история шпионажа» Глава «Дело о подводной лодке.» с сайта <http://www.shpion.h1.ru/war_29.htm>
· Горохов Дмитрий «Одиссея "Шведского комсомольца"» Журнал «Эхо планеты» № 50 декабрь 1991г. стр26-30.
· Григорьев Борис Николаевич «Скандинавия с черного хода. Записки разведчика: от серьезного до курьезного» Центрполиграф. 2002г.
· Захаров Геннадий Иванович «Руцкого в"Лефортово" я сопровождал сам» Журнал «Власть». 16 апреля 2002г., № 14
· Зубко Марат «Был приказ взорвать подлодку вместе с экипажем» «Известия» 11.12.1991г.
· Зубко Марат «Был приказ: взорвать подлодку не только с экипажем, но и ядерными торпедами» «Известия» 29.01.1992г.
· Капитанец И.М. «На службе океанскому флоту 1946-1992». Москва «Андреевский флаг» 2000г. стр509-512.
· Кочеров В., Мозговой А. «Долгие последствия одного инцидента» № 1 1993г. стр10-13.
· «О происшествии с советской подводной лодкой» «Правда» 05.11.1981г.
· Смирнов Алексей «На волосок от катастрофы. У берегов Швеции едва не взорвалась наша подлодка с ядерным оружием на борту» «Новые известия», 03.11.2009г.
· Юрий «Служба на флоте (1981-1984)» Глава 6. Море, море… с сайта <http://ngc1365.mylivepage.ru/blog/1334/2739?last_page=go>
· Leitenberg Milton. «Soviet submarine operations in Swedish waters, 1980-1986.» 1987.
· С сайта <http://www.fagotten.org/andy/sub/krank.htm>
· С сайта <sv.wikipedia.org/wiki/U_137>
· С сайта <http://www.azimutyachts.ua/news.php?view=42>
· С сайта <http://forum.skalman.nu/viewtopic.php?f=22&t=378&start=165>
