Крейсера проекта 26 и 26-бис. Часть 1: Генезис

Корабли проектов 26 и 26-бис. Первые крейсера советского флота, заложенные в СССР. Грациозные красавцы, в чьих силуэтах легко угадываются стремитель­ные очертания итальянской школы… Казалось, уж об этих-то кораблях нам должно быть известно практически все: они строились в нашей стране, все архивные документы должны быть под рукой. Тем не менее, среди всех крейсеров Российского императорского и Советского флота, наверное, нет кораблей, которые удостаивались бы столь противоречивых оценок, как крейсера типа «Киров» и «Максим Горький». Конкурировать с ними в этом вопросе могут разве что советские атомные крейсера, по странному совпадению также являющиеся крейсерами типа «Киров». Удивительно, но факт: даже классификация кораблей проекта 26 и 26-бис до сих пор является предметом дискуссий.

В ВМФ СССР эти крейсера числились легкими, и советская историография, как и большая часть современных публикаций также относит эти корабли к подклассу легких крейсеров. Действи­тельно, «если что-то плавает, как утка, крякает как утка и выглядит как утка, то это утка и есть»: проекты 26 и 26-бис не только именовались легкими крейсерами, они создавались на базе проекта легкого итальянского крейсера, а размеры и прочие основные характеристики, за исключением главного калибра, вполне соответствовали данному классу кораблей. Были в мировой практике легкие крейсера и побольше, были лучше защищенные или более быстро­ход­ные, но немало было таких, которые уступали по этим характеристикам советским крейсерам. Единственное отличие «Кирова» и «Максима Горького» от иностранных кораблей данного класса заключается в том, что калибр их орудий на дюйм крупнее, чем это было принято.

Вот на это-то различие и указывают сторонники иной точки зрения: невзирая на все выше­сказан­ное, первенцы советского кораблестроения следует считать не легкими, а тяжелыми крейсерами, поскольку согласно международной классификации любые крейсера с орудиями свыше 155-мм считаются тяжелыми. И это – одна из причин полярных оценок наших кораблей. Ведь если сравнивать «Максима Горького» с «Фиджи», «Монтекукколи» или «Лейпцигом», наш крейсер (по крайней мере – на бумаге) очень неплох, но, конечно, на фоне «Хиппера», «Зары» или «Такао» тип 26-бис выглядит бледновато.

В предлагаемом Вашему вниманию цикле статей автор попробует разобраться в истории создания крейсеров проекта 26 и 26-бис. Понять, для решения каких задач они проектировались и как определились их тактико-технические характеристики, были ли эти корабли клонами итальян­ских крейсеров или же следует считать их детищем советских кораблестроителей, каково было качество их постройки, что стало их сильными сторонами и что – слабыми. И, конечно, сравнить советские крейсера с их иностранными аналогами.

История крейсеров проекта 26 и 26-бис началась 15 апреля 1932 года, когда начальник Морских Сил РККА В.М. Орлов утвердил подписанное начальником УСУ (учебно-строевое управление, фактически – штаб флота) Э.С. Панцержанским оперативно-тактическое задание на разработку легкого крейсера. Согласно документу крейсеру вменялось в обязанность:

1. Обеспечение боевых действий подводных лодок у своих баз и в море
2. Разведка, поддержка разведки и атак эсминцев
3.  Отражение десантов противника и обеспечение своих тактических десантов
4. Участие в комбинированном ударе сил флота по противнику в море и на позиции
5. Бой с крейсерами противника

На этих задачах следует остановиться чуть подробнее. Откуда, к примеру, взялась никогда и нигде не ставившаяся легкому крейсеру задача по обеспечению боевых действий подводных лодок? Крейсера должны были выводить подлодки из базы, действовать совместно с ними, наводить их на неприятеля, и осуществлять управление…  Но ведь это же корабли совершенно различных качеств и назначения! Как умудрились советские военморы увязать в одну упряжку «коня и трепетную лань»?

Попробуем разобраться, как такое получилось. Для этого вспомним, что менее двух лет до описываемых событий, в 1930 году инженер А.Н. Асафов предложил идею эскадренной подвод­ной лодки. По его мнению, возможно было построить подводный корабль с надводной скоростью до 23-24 узлов, способный поддержать свою надводную эскадру, атакуя боевые корабли неприятеля. Во времена, когда руководство морскими силами СССР увлекалось развитием «москитного флота», такие идеи были просто обречены на понимание и поддержку «отцов-командиров». Так началась история подводных лодок типа «Правда», три первых (и последних) корабля этой серии как раз и были заложены в мае-декабре 1931 года. К слову сказать, дорого­стоящий эксперимент по созданию эскадренной лодки закончился оглушительным провалом, поскольку попытки сочетать заведомо несочетаемые элементы быстроходного корабля и ПЛ никак не могли стать удачными. Обводы эсминца, требовавшиеся для достижения высокой скорости, совершенно не подходят для подводного плавания, а необходимость обеспечения хорошей мореходности требовала большого запаса плавучести, из-за чего ПЛ стало крайне тяжело погружаться.

Однако не следует винить наших моряков в чрезмерном авантюризме – идея выглядела крайне привлекательной и попробовать, вероятно, стоило, тем более что подобные попытки предприни­мались и другими морскими державами, в том числе и такими, как Англия и Франция. Хотя, конечно, в то время ни в одной стране мира попытки создать эскадренную ПЛ не увенчались успехом (к чему-то подобному удалось приблизиться только с появлением атомных энергети­чес­ких установок, да и то с известными оговорками). Но до тех пор, пока создание эффективной эскадренной ПЛ представлялось возможным, задача по взаимодействию с ними для легкого крейсера выглядела вполне рациональной.

Участие в комбинированном ударе.  Здесь все достаточно просто – в начале 30-х годов теория «малой морской войны» еще сохраняла свои позиции. Основное допущение этой теории заклю­чалось в том, что в прибрежных районах такие виды вооружений, как авиация, подводные лодки, торпедные катера, вкупе с современной сухопутной артиллерией и минами способны разгромить заведомо превосходящие морские силы противника.

Не вдаваясь в подробности дискуссий сторонников «малой войны» и традиционного флота, замечу, что в тех конкретных экономических условиях, в которых находился СССР на рубеже 30-х годов, о могучем океанском флоте можно было только мечтать. При этом задача обороны собственного побережья стояла весьма остро, так что опора на «москитный флот» как временная мера являлась до известной меры оправданной. И если бы сторонники «малой морской войны» занялись вдумчивым развитием морской авиации, подводных лодок, средств связи, уделяя особое внимание разработке эффективной тактики их применения и практике экипажей (не числом, а умением!), то польза от всего этого была бы не просто несомненна, но колоссальна. К сожа­ле­нию, развитие отечественных легких сил пошло совсем по иному пути, рассмотрение которого уведет нас от темы статьи слишком далеко.

Комбинированный удар являлся, по сути, высшей формой боя в теории «малой войны». Смысл его заключался в том, чтобы быстро и незаметно для противника сконцентрировать максимум сил в одном месте и нанести неожиданный и сильный удар разнородными силами – авиацией, эсмин­цами, торпедными катерами, подводными лодками, по возможности – береговой артиллерией и проч. Небольшой нюанс: иногда комбинированный удар называют сосредоточенным, что не совсем верно. Разница между ними заключается в том, что комбинированный удар предполагал одновременную атаку всеми силами, в то время как сосредоточенный удар осуществляется путем последовательного ввода в бой отрядов разного типа. Во всяком случае, наибольшие шансы на успех достигались в прибрежных районах, поскольку именно там возможно было сосредоточить максимум легких сил и обеспечить наилучшие условия для атак береговой авиации. Одним из основных вариантов боевых действий являлся бой на минной позиции, когда противник во время выдвижения к ней ослаблялся действиями подводных лодок, а комбинированный удар наносился во время попыток ее форсирования.

На том этапе своего развития, советский флот не собирался идти в мировой океан или даже в отдаленные морские районы – ему просто не с чем это было делать. Основной задачей ВМС РККА на Балтике являлось прикрытие Ленинграда с моря, на Черном море – защита Севастополя и оборона с моря Крыма и Одессы, ну а на Дальнем Востоке, в силу почти полного отсутствия морских сил, перед ними и вовсе никаких задач не ставилось.

В этих условиях пункт об участии советских легких крейсеров в комбинированном ударе стано­вился безальтернативным. Разумеется, советские адмиралы желали всячески укрепить легкие силы, которым предстояло выполнять основную задачу флота; но даже будь это не так, никто бы не понял руководство МС РККА, пожелай они назначить для крейсеров иные задачи. Создавать наисовременнейшие легкие крейсера без возможности использовать их для выполнения важнейшей задачи флота? «Это хуже, чем преступление. Это ошибка».

Правда, тут может возникнуть вопрос – каким именно образом следует использовать легкие крейсера в комбинированном ударе? Ведь очевидно, что любая попытка отправить их в артил­лерийский бой против линкоров, линейных или даже тяжелых крейсеров заведомо обречена на неудачу. Автору не удалось найти прямой ответ на этот вопрос, но, по всей видимости, он содер­жится во втором пункте ОТЗ – «Разведка, поддержание разведки и атак эсминцев».

В те годы разведывательные функции при эскадрах надводных кораблей повсеместно возлага­лись на легкие крейсера. Авиация предоставляла лишь предварительные данные, но когда расстояние между готовящимся к противоборству флотами сокращалось до нескольких десятков миль, именно выдвинутые вперед дозоры легких крейсеров должны были обнаружить прибли­жа­ю­щегося противника, удерживать с ним визуальный контакт и извещать командующего о строе, курсе, скорости главных сил неприятеля. Поэтому легкие крейсера были весьма быстроходны, чтобы не дать тяжелым кораблям противника сблизиться на опасные дистанции, достаточно сильны, чтобы драться на равных с кораблями своего класса, а наличие многочисленной артиллерии среднего калибра (130-155 мм) позволяло им эффективно бороться с вражескими эскадренными миноносцами. Следовало ожидать, что вражеские легкие крейсера первыми обнаружат и попытаются перехватить советские эсминцы, дабы не допустить их до главных сил. Соответственно, задача отечественных крейсеров заключалась в том, чтобы разгромить или отогнать легкие силы неприятеля и вывести лидируемые эсминцы на рубеж атаки тяжелых кораблей. Отсюда, собственно, пункт ОТЗ «Бой с крейсерами противника».

К сожалению, руководители морских сил РККА не стремились к аптекарской точности в формули­ровках, потому что в противном случае этот пункт наверняка звучал бы как «Бой с легкими крейсерами противника». Такой бой мог происходить в двух ситуациях – во время комбини­ро­ванного удара по тяжелым кораблям, что было описано выше, или же в ходе атаки вражеских транспортных или десантных конвоев. Советская военно-морская мысль предполагала, что такие конвои будут иметь «двухуровневую» защиту – эсминцы и (максимум) легкие крейсера в непо­средственном охранении транспортов и более крупные корабли, такие как тяжелые или даже линейные крейсера, в качестве дальнего прикрытия. В этом случае предполагалось, что совет­ский крейсер должен быстро сблизиться с конвоем, круша его непосредственное охранение артиллерией, атаковать торпедами транспорты и быстро отступить, чтобы не попасть под огонь тяжелых кораблей.

Пункт: «Отражение десантов противника и обеспечение своих тактических десантов» не при­бав­ляет ничего нового к перечисленному выше функционалу советских крейсеров. Очевидно, что тяжелые корабли противника пойдут в советские прибрежные воды только для проведения каких-то важных и крупных операций, скорее всего – десантных, как это было в случае присно­памят­ной операции «Альбион». Тогда задачей советских морских сил вообще, и крейсеров в частности, будет противодействие таким десантам, путем нанесения комбинированного удара по главным силам противника или же по конвою десантных транспортов.

Какими качествами должен был обладать советский крейсер для соответствия требованиям оперативно-тактического задания?

Во-первых – корабль должен был обладать высокой скоростью, сопоставимой со скоростями эскадренных миноносцев. Только так крейсер мог, не отрываясь от эсминцев, выдвигаться в район нанесения «комбинированного удара», и только так он мог бы лидировать торпедоносные флотилии в бою. При этом советским крейсерам предстояло действовать в условиях подавляю­щего превосходства неприятельских морских сил, и только скорость давала шансы на выживание как в боях у собственного побережья, так и в рейдах на коммуникации противника.

Во-вторых – большая дальность хода для советских легких крейсеров не требовалась, и могла быть принесена в жертву иным характеристикам. Все задачи этого класса кораблей, примени­тельно к советскому флоту, решались в прибрежных районах, либо же в ходе коротких рейдер­ских «вылазок» по Черному и Балтийскому морям.

В-третьих – артиллерия главного калибра должна быть мощнее, чем у кораблей этого класса и достаточно мощной, чтобы быстро выводить из строя легкие крейсера противника.

В-четвертых – бронирование должно быть достаточно развитым (протяженным по ватерлинии). Необходимость максимальной площади брони объяснялось требованием сохранять высокую скорость, даже подвергаясь интенсивному обстрелу неприятельских легких крейсеров и эсминцев – ведь снаряды последних уже достигали калибра 120-130-мм и при попадании в район ватер­линии могли наделать немалых дел. С другой стороны увеличивать толщину вертикальной брони для противостояния более мощным, чем 152-мм, снарядам особого смысла не имело. Конечно, защита лишней не бывает, но крейсер не предназначался для боя с тяжелыми кораблями противника, а наращивание вертикальной брони увеличивало водоизмещение, требовало более мощной энергетической установки для обеспечения необходимой скорости и приводило к росту стоимости корабля. А вот горизонтальное бронирование следовало делать максимально мощным, какое только можно будет разместить на крейсере без ущерба для его скорости и мощи артил­лерии: ведь действуя в прибрежных районах, а то и на флангах воюющих армий, опасность налетов вражеской авиации игнорировать было нельзя.

В-пятых – все вышесказанное требовалось уместить в минимальное водоизмещение и стоимость. Нельзя забывать, что начале-середине тридцатых годов возможности военного бюджета и промышленности СССР были еще откровенно невелики.

Предполагалось, что для соответствия всем вышеназванным задачам крейсер должен иметь вооружение 4*180-мм (в двух башнях), 4*100-мм, 4*45-мм, 4*12,7-мм пулемета и два трех­трубных торпедных аппарата, также корабль должен был иметь возможность брать до 100 мин в перегруз. Авиационное вооружение должно было состоять из четырех «бомбардировщиков-торпедоносцев» неизвестной доселе конструкции. Бронирование борта должно было защищать от 152-мм фугасного снаряда на дистанции 85-90 кбт, палубы – от 115 кбт и ближе. Скорость должна была составлять 37-38 узлов, при этом дальность хода устанавливалась весьма незначи­тельная – всего 600 миль полным ходом, что соответствовало 3000 – 3600 миль экономи­ческим ходом. Предполагалось, что подобные ТТХ можно получить при водоизмещении крейсера в 6 000 т.

Обращает на себя внимание достаточно странные требования к защите крейсера – если броне­палуба должна была обеспечить едва ли не абсолютную защиту от артиллерии калибра 6 дюймов, то борт должен защищать всего лишь от фугасного 152-мм снаряда и то, практически на предельной для таких орудий дистанции в 85-90 кбт. Сложно понять, с чем это связано – ведь и лидирование эсминцев для сосредоточенного удара, и атака вражеских транспортных конвоев представляли собой вид встречного и скоротечного морского боя, а, следовательно, нужно было ожидать сближения с неприятельскими легкими крейсерами на куда более близкие дистанции, нежели 8-9 миль. Возможно, что моряки оказались под впечатлением высоких характеристик 180-мм орудия и рассчитывали быстро сокрушить врага на большой дистанции. Но скорее всего, ответ следует искать именно во встречном характере боев: если корабль идет на противника, то курсовой угол на него относительно невелик и вражеские снаряды будут попадать в борт под очень большим углом, под которым даже бронебойный 152-мм ничего не сможет сделать даже относительно тонкой броне.

Таким образом, изучив ОТЗ и предполагаемые ТТХ советского крейсера мы можем сделать совершенно однозначный вывод: никто не ставил нашему кораблю задачи добиваться успеха в артиллерийском бою с тяжелыми крейсерами противника. Об этом говорит и тот факт, что крейсер в 6 000 тонн с 4*180-мм орудиями никак не может противостоять современному на тот момент «вашингтонскому» тяжелому крейсеру с его восемью 203-мм пушками и водоизмещением в 10 000 т. По меньшей мере странно было бы считать, что наши моряки этого не понимали. Кроме того, мы видим, что для бронезащиты советского крейсера задачи противостояния 203-мм снарядам ни на каких дистанциях (хотя бы сверхдальних) не ставились. Тяжелые крейсера могли стать объектом атаки для «комбинированного удара» морских сил РККА, но в этом случае задачей советских крейсеров было проложить к ним дорогу своим эсминцам и торпедным катерам, которые и должны были наносить смертельный удар.

Иными словами, в свете тогдашних воззрений, флоту требовался обыкновенный легкий крейсер, за единственным исключением: требования к главному калибру наших кораблей превышали стандартные задания для легких крейсеров. В то время как классическому легкому крейсеру достаточно было не уступать в артиллерии кораблям того же класса других стран, нашим кораблям требовалась большая огневая мощь, достаточная для того, чтобы быстро выводить из строя или даже уничтожать легкие крейсера. Это и понятно – прорываться сквозь заслоны вражеских легких сил требовалось быстро, на сколько-нибудь длительные огневые дуэли времени быть не могло.

Остальные требования: высокая скорость при умеренном водоизмещении, бронировании и дальности хода, во многом совпадали с итальянской концепцией кораблей этого класса. Небольшие, очень быстроходные, прилично вооруженные, хотя и не слишком хорошо брони­ро­ванные пенители «Mare Nostrum» соответствовали задачам морских сил РККА в куда большей степени, чем легкие крейсера других держав.

Англия, Франция, Германия – все они по большей части строили слабозащищенные корабли, почти одинаково вооруженные (8-9 шестидюймовых орудий) и обладавшие весьма умеренной скоростью (32-33 узла). Причем наиболее быстроходные из них (французские «Дюгэ Труэн», 33 уз) вообще не имели палубной и бортовой брони: 25-30 мм бронелистами защищались только башни, погреба и рубка. Еще хуже обстояло дело с заложенным в 1931 году «Эмилем Бертэном» – хотя этот корабль получил аж 20-мм бронепалубу, но его артиллерия не защищалась вовсе – ни башни, ни барбеты. Британские «Линдеры» имели хорошую вертикальную защиту цитадели, состоявшую из 76 мм бронеплит, опиравшихся на 25,4-мм подкладку среднеуглеродистой стали. Но этот бронепояс прикрывал только котельные и машинные отделения, а бронепалуба, барбеты и башни имели всего лишь дюймовую (25,4 мм) бронезащиту, чего, конечно, было совершенно недостаточно. Хотя справедливости ради следует упомянуть о довольно крепкой «коробочной» защите артиллерийских погребов, но в целом «Линдер» выглядел явно недобронированным. Германские «Кельны» располагали более протяженной цитаделью, чем их британские «визави», толщина бронепояса составляла 50 мм (и 10-мм скос за нею), но в остальном —  только 20 мм бронепалуба и 20-30 мм брони башен. При этом стандартное водоизмещение этих кораблей составляло 6700-7300 тонн.

Особняком стоят лишь французские крейсера типа «Ла Галиссоньер».

При стандартном вооружении легкого крейсера – 9*152-мм орудий в трех башнях, корабли имели чрезвычайно мощное бронирование: прикрывающий машины и погреба боезапаса бронепояс толщиной в 105 мм (утоньшался к нижнему краю до 60 мм). За бронепоясом имелась еще и 20-мм переборка до самого днища корабля, игравшая роль не только противоосколочной, но и противо­торпедной защиты. Толщина брони палубы составляла 38 мм, лоб башен – 100 мм, барбеты – 70-95 мм. На момент закладки «Ла Галиссоньер» являлся самым защищенным легким крейсером, да что там – многие тяжелые крейсера могли завидовать его броне!

Однако и цена столь могучей защиты оказалась немалой – французский крейсер имел стандарт­ное водоизмещение 7600 т, а его максимальная скорость должна была составить всего лишь 31 узел, отчего корабли такого типа совершенно не вписывались в концепцию Морских сил РККА.

Иное дело – итальянцы. В 1931 году флот дуче пополнился четверкой «Кондотьери» серии «А»: легкими крейсерами «Альберико да Барбиано». Корабли этого типа проектировались как ультимативный ответ Италии на чрезвычайно мощные (пожалуй, мощнейшие в мире) лидеры эсминцев, строившиеся во Франции. Интересно, что изначально эти детища итальянских верфей даже не считались крейсерами. Согласно заданию на проектирование эти корабли назывались «37-узловыми скаутами», чуть позже их отнесли к «эсплоратори», т.е. разведчикам – свойст­вен­ному только итальянцам классу, в котором числились также и большие эскадренные мино­носцы. И лишь впоследствии «Кондотьери» были переклассифицированы в легкие крейсера.

Их защита была чрезвычайно слабой, рассчитанной на противодействие французским фугасным 138-мм снарядам. Главный пояс толщиной в 24 мм утончался к оконечностям до 20 мм (в неко­торых источниках – 18 мм). Надо отметить, что итальянцы применили новаторскую для легкого крейсера систему разнесенного вертикального бронирования, поскольку за главным броне­поясом имелась 20-мм бронепереборка, что давало крейсеру 38-44 мм совокупной толщины верти­каль­ной брони. Но в бою с крейсером толку от этого не было никакого, потому что при подобных «толщинах» оба «бронепояса» пробивались 152-мм снарядами на любой разумной дистанции боя. Бронепалуба и траверзы также имели 20 мм, башни же защищались то ли 22-мм, то ли 23-мм бронелистами.  В общем, взгляды тех итальянских историков, которые считают корабли типа «Альберико да Барбиано» безбронными крейсерами, весьма недалеки от истины.

Однако, как это ни удивительно, но с позиции защиты среди своих иностранных сверстников итальянские крейсера вовсе не выглядят «белыми воронами» – просто потому, что и сверстники эти бронировались из рук вон плохо (не считая «Ла Галиссоньеров», которые были только заложены тогда, когда первые «Кондотьери» уже входили в состав итальянского флота). А в остальном (казалось бы!) «Кондотьери» серии «А» состояли из одних только достоинств. Не уступая в вооружении (8 152-мм пушек), они были почти на полторы тысячи тонн легче самых маленьких иностранных крейсеров – германских «Кельнов» (5280 т против 6650-6730 т) и при этом почти на 10 узлов быстроходнее.  Родоначальник серии, «Альберико да Барбиано», смог развить на испытаниях феерические 42,05 узла!

Так стоит ли удивляться, что в 1932 г. В.М. Орлов  писал Ворошилову:

«Крейсера типа «Кондотьери» следует считать очень подходящим типом легких крейсеров для Морских Сил СССР»,

а незадолго до этого (и даже до выдачи ОТЗ на советские крейсера) СССР пытался приобрести один готовый крейсер этого типа, с тем, чтобы в дальнейшем строить аналогичные корабли на своих верфях? Правда, советские специалисты отметили слабость бронирования итальянских крейсеров, из-за чего «Кондотьери» не в полной мере отвечал ожиданиям руководства МС РККА, но, по всей видимости, желание получить новейший крейсер в кратчайшие сроки перевесило остальные соображения, а для серийного строительства проект можно было бы доработать… К счастью для советского флота, сделка не состоялась – итальянцы отказались продавать один из своих новейших и только что вступивших в строй кораблей.

«Итальянского чуда» не произошло – невозможно на равном уровне технологий строить одинаково мощные и защищенные, но куда более легкие и быстроходные, нежели у конкурентов, корабли. Тем более что технологическую базу Италии с трудом можно считать равной француз­ской или британской. Попытка итальянцев вырваться вперед привела к закономерному финалу: крейсера типа «Альберико да Барбиано» оказались крайне неудачными кораблями, пере­облегченными и маломореходными, при этом в повседневной эксплуатации они не могли развивать больше 30-31 узлов.  Многие их недостатки были очевидны конструкторам еще до ввода их в строй, поэтому следующая серия «Кондотьери», крейсера типа «Луиджи Кадорна», заложенные в 1930 году, стали «работой над ошибками» — попыткой исправить наиболее вопиющие недостатки без глобальной переработки проекта.

Однако и здесь результат получался весьма далеким от ожидаемого, что опять же стало ясно еще на этапе проектирования — поэтому всего лишь год спустя на итальянских стапелях закипела работа над двумя легкими крейсерами совершенно нового типа.

В этот раз итальянский флот подошел к делу чрезвычайно разумно: задав высокие, но не чрезмерные требования к скорости новых легких крейсеров (37 узлов) и оставив неизменным главный калибр (четыре двухорудийных 152-мм башни), моряки потребовали защиты от 152-мм снарядов, согласившись на связанный с этим рост водоизмещения. Так были спроектированы крейсера «Раймондо Монтекукколи» и «Муцио Аттендоло», в которых скорость, мощь артиллерии и защита соединились весьма гармонично.

При стандартном водоизмещении в 7431 т (в некоторых источниках – 7540 т) толщина брони­ро­вания борта новых итальянских крейсеров составила 60 мм (и еще 25-30 мм – продольная переборка за главным броневым поясом), башни – 70 мм, барбеты башен – 50 мм. Неважно выглядели только траверзы (20-40 мм) и палуба (20-30 мм), но в целом такое бронирование представляло собой огромный шаг вперед по сравнению с предыдущими «Кондотьери». Следующая заказанная к постройке пара («Дука д’ Аоста» и «Эудженио ди Савойя») отличалась дальнейшим совершенствованием защиты, за что пришлось заплатить ростом водоизмещения почти на тысячу тонн и падением скорости на пол-узла. Все четыре корабля указанных подтипов были заложены в 1931-1933 гг и вошли в состав итальянского флота в 1935-1936 гг., и именно этим кораблям суждено было стать «итальянскими корнями» советского крейсера проекта 26.

Однако стоит отметить, что развитие итальянских крейсеров (в железе) и советского корабля (пока еще только на бумаге) в период 1932-33 гг шло совершенно различными путями. В то время как итальянцы, удовлетворившись огневой мощью, которую давали 8*152-мм орудий, сконцентрировались на улучшении защиты, делая это в ущерб такому традиционно важному для их школы кораблестроения параметру, как скорость, – советский корабль, получив определенный уровень бронирования, далее эволюционировал в сторону усиления вооружения.

Планируя воспользоваться итальянской энергетической установкой, 19 марта 1933 г наморси Орлов утверждает «Тактическое задание на легкий крейсер с механизмами (турбинами) итальянского крейсера «Монтекукколи».  Бронирование борта и палубы должно было составлять 50 мм, траверзов и барбетов орудий главного калибра – 35-50 мм, башни – 100-50 мм, скорость – 37 узлов, дальность экономическим ходом – 3500 миль. Все эти данные находятся в пределах первоначального ОТЗ от 15-го апреля 1932 года, разве что конкретизированы толщины брони, призванные обеспечить указанный в ОТЗ уровень защиты. А вот состав вооружения начал существенно усиливаться. Так, решено было добавить третью двухорудийную 180-мм башню, доведя число стволов главного калибра до шести, причем даже и этого наморси показалось мало – утвердив новое ТЗ на трехбашенный крейсер с шестью орудиями главного калибра, Орлов тут же приказывает просчитать возможность установки на нем четвертой такой башни. Усиливается и зенитная артиллерия: с четырех до шести увеличилось количество 45-мм зениток и 100-мм пушек, но последних (при невозможности уложиться в заданное водоизмещение) разрешалось оставить четыре. Четверка маловразумительных «бомбардировщиков-торпедоносцев» из проекта исчезла, остались лишь два разведчика КОР-2 при одной катапульте, и после всех перечислен­ных нововведений стандартное водоизмещение должно было увеличиться до 6500 т.

Интересен консерватизм, проявленный при определении скорости будущего крейсера. Как уже было сказано, советский корабль должен был получить турбины и котлы «Раймондо Монте­кукколи», который, имея 7 431 т стандартного водоизмещения, в нормальном грузе должен был развивать 37 узлов. Соответственно, от советского крейсера, чье водоизмещение на тот момент оценивалось почти на тысячу тонн меньше и при той же мощности машин следовало ожидать большей скорости, однако ее установили на уровне итальянского «родственника» – все те же 37 узлов. С чем это связано – неясно, но отметим, что советские конструкторы в данном случае отнюдь не стремились к достижению каких-то рекордных характеристик.

Интересно, что подобная «скромность» практиковалось и в дальнейшем. Наморси Орлов утвердил эскизный проект крейсера водоизмещением в 6500 тонн 20-го апреля 1933 г., и совершенно оче­видно, что для такого корабля вполне подошли бы турбины и теоретический чертеж «Раймондо Монтекукколи». Тем не менее, СССР приобретает в Италии турбины и теоретический чертеж куда более крупного «Эудженио ди Савойя», чье стандартное водоизмещение достигало 8750 т.

Возможно, моряки опасались, что водоизмещение советского крейсера по мере совершенст­во­вания проекта и дальше полезет вверх? Это было бы вполне разумно: во-первых, корабль все еще «дышал» в эскизах и не было никаких гарантий, что его ТТХ приблизились к окончательным – могли произойти достаточно серьезные изменения по составу вооружения и проч. А во-вторых, одной из проблем при определении водоизмещения корабля было то, что для него не сущест­во­вало пока многих механизмов, которые еще предстояло разработать, так что сколько-нибудь точных сведений об их массе просто не было и они могли оказаться куда тяжелее, чем сейчас предполагалось.

Таким образом, можно констатировать, что советский крейсер проектировался под специ­фи­ческие задачи морских сил РККА, отнюдь не копируя взгляды итальянского флота. Тем не менее, по совокупности тактико-технических характеристик именно итальянские крейсера типов «Раймондо Монтекукколи» и «Эудженио ди Савойя» оказались наилучшим прототипом для крейсера проекта 26. Насколько крейсера типа «Киров» копировали свой итальянский прототип?

Продолжение следует