Кировская Весна. 1936 год. Часть 2
окончание августа и сентябрь 1936 года
24 августа 1936 года. Испания. Тухачевский
Ровно через две недели с момента прибытия в Картахену, Полномочный представитель СССР в Испании Михаил Николаевич Тухачевский направил шифротелеграммой в Москву обобщающий рапорт по состоянию дел. В его основе лежали доклады членов советской военно-дипломатической миссии, прибывших вместе с Тухачевским на крейсерах, а также докладные записки советника Розенгольца и военно-морского атташе Владимира Митрофановича Орлова, которые прибыли в Мадрид поездом из Парижа. Для систематизации переписки была принята сквозная система нумерации рапортов.
Рапорт № 1 от советской военно-дипломатической миссии в Испании.
Секретно.
Генеральному секретарю ЦК ВКП(б), Предсовнаркома СССР тов. Кирову.
Личный состав советской военно-дипломатической миссии в Испании, изучив ситуацию на местах, выявил следующее:
В связи с изменой основной части сухопутных войск перед правительством Испании встала задача сформировать вооруженные силы фактически заново. Состояние военного строительства аналогично нашей ситуации в 1917 году. Испанское правительство в первые дни после мятежа было совершенно уверено в том, что получит необходимую помощь от правительства соседней Франции, сформированного одноименным блоком левых сил «Народный Фронт», но практическая помощь к настоящему моменту из Франции не получена и получена более не будет, за исключением поступившей в Испанию небольшой группы самолетов.
Достоинствами процесса военного строительства в Испании являются:
- Во-первых: повсеместный революционный энтузиазм народных масс.
- Во-вторых: традиционно высокие боевые качества испанского народа, в свое время завоевавшего для эксплуататорских классов Испании значительные территории разных стран и континентов. Рядовой состав стойко преодолевает естественные тяготы военной службы, различными партиями сформированы отряды милиции, по классовому составу преимущественно из рабочих и крестьян.
- В-третьих: готовность нового премьер-министр Ларго Кабальеро, вступившего в должность 4 сентября 1936 года, реорганизовать военное дело в соответствии с рекомендациями советских специалистов.
При этом, военное строительство в Испании до сего дня было осложнено, в основном, четырьмя обстоятельствами:
- Во-первых: организация и центральное управление военными силами на сегодня отсутствуют. Боевые части имеют нерегулярную структуру, именуясь колонны, батальоны, полки, роты без всякой привязки к их численности и структуре. Наряду с вооруженными силами различными партиями, профсоюзами, городами и общественными организациями организованы отряды партийной милиции и партизан, не подчиненные единому командованию с военными частями, принимающие участие в военных операциях по своему усмотрению, и по своему же усмотрению прерывающие свое участие в операциях.
- Во-вторых: основная часть офицеров изменила республике и перешла на сторону мятежников, что создало острый дефицит квалифицированных командных кадров всех уровней и в армии, и на флоте (из 15 000 испанских офицеров верность присяге сохранило 200 человек). Руководят боевыми частями в подавляющем большинстве каменщики, бригадиры и проч.
- В-третьих: рядовой состав в массе своей не имеет никаких самых элементарных военных навыков и понятия о военной дисциплине. Ни ходить строем, ни обращаться с винтовкой, ни метать гранаты, ни рыть окопы рядовой состав совершенно не умеет по причине отсутствия какого-бы то ни было военного первичного обучения. Штыковой бой на винтовках рядовым совершенно не известен, в ходу только навахи. Часовые несут воинскую службу по своему разумению, не зная ни устава гарнизонной и караульной службы, ни общих принципов службы часового – курят, спят на посту, едят и прочее. До мятежа 1936 года в Испании имела место профессиональная армия, почти вся перешедшая на сторону мятежников, а последнее участие Испании в военных действиях имело место в период карлистских войн – ни в Империалистической войне, ни в англо-бурской войне Испания не участвовала.
- В четвертых: формируемые правительственные вооруженные силы испытывают острую нехватку всех видов вооружения и военной техники, исключая только холодное оружие и револьверы.
Для коренного изменения ситуации с нашей точки зрения необходимы:
- Реорганизация системы управления, обучения и построения вооруженных сил Испании: Переход от милиционной партийно-профсоюзной разнородной системы к централизованной армии под единым командованием.
- Срочные массированные поставки военного снаряжения и организация их ремонта и производства в Испании. В первую очередь правительству Испании нужны винтовки и боеприпасы к ним, ручные гранаты, ручные и станковые пулеметы, полевая артиллерия и боеприпасы к ней, танки, самолеты.
- Усиление личного состава правительственных вооруженных сил советниками со знанием испанского языка – грамотными командирами и штабными работниками, командным составом учебных воинских частей, а также военными специалистами: летчиками, артиллеристами, связистами, разведчиками, танкистами.
Полномочный представитель СССР в Испании Тухачевский
Мадрид. 24 августа 1936 года
Доклад был проанализирован в советском правительстве, и в Испанию был направлен список вооружения, которое СССР бы готов поставить в Испанию, а также стоимость каждого образца. После согласования цен и объема поставок первой партии началась планирование, а затем транспортировка вооружения и военной техники в Испанию.
Не желая открывать завесу секретности, первые поставленные в Испанию партии вооружения состояли исключительно из иностранных винтовок и артиллерийских орудий выпуска до 1917 год, хранившихся к тому моменту на складах РККА в статусе «мобилизационных запасов третьей очереди».
25 августа 1936 года. Испания. Воронов
Сдав свою часть отчета маршалу Тухачевскому, я направился к нашему военному атташе товарищу Горину, а он порекомендовал мне обратиться к начальнику артиллерии республиканской армии подполковнику Фуэнтесу. Весь следующий день я безуспешно пытался разыскать его. В военном министерстве никто толком не знал, где он и что делает. Пробовали разыскивать в различных штабах вблизи Мадрида, но и там его не оказалось.
Во второй половине дня я вместе с тремя нашими товарищами-волонтерами выехал на один из участков Мадридского фронта в районе Хетафе. Здесь мы получили первое на испанской земле боевое крещение, попав под огонь фашистской артиллерии. Мы были людьми достаточно обстрелянными, и близкие разрывы вражеских снарядов не вывели нас из равновесия, зато о нашем спокойном поведении под обстрелом пошла неплохая молва.
Поиски Фуэнтеса продолжались. Наконец один из офицеров-артиллеристов сообщил, что Фуэнтес обычно находится на своей квартире. Меня соединили с ним по телефону. Фуэнтес наотрез отказался встретиться со мной, сославшись на то, что не имеет никаких указаний от высших инстанций по поводу использования волонтеров.
До крайности раздосадованный, я вместе с переводчиком отправился прямо на квартиру Фуэнтеса. В прихожей меня встретила супруга подполковника, бойкая испанка. Она доложила мужу обо мне. За дверью слышался ее звонкий голос на повышенных тонах и резкие слова хозяина.
Переводчик сообщил, что подполковник не хотел со мной встречаться, но его супруга уговорила принять гостя. Фуэнтес принял меня недружелюбно. Без знания испанского языка, по его мнению, я не смогу принести пользы. Подполковник самодовольно хвастался своим боевым опытом и пренебрежительно заявил, что в помощи иностранцев не нуждается.
— Напрасно вы приехали. Ничем не сможете помочь испанской артиллерии, — сказал в заключение Фуэнтес и предложил найти работу в военном министерстве или генеральном штабе.
Я кипел от негодования, но удержался от резкостей и, официально раскланявшись, удалился. На следующий день Фуэнтесу было объявлено решение военного министерства Испании, и он был вынужден примириться с моим пребыванием при нем в качестве военного советника.
Скоро я убедился, что Фуэнтес не утруждал себя фронтовыми делами. Вся его работа выражалась в малопродуктивной переписке с министерством, департаментом и штабами. Он плохо знал обстановку на фронтах и еще меньше — в подчиненных ему частях и подразделениях.
Подавляющее большинство кадровых офицеров-артиллеристов, оказалось по ту сторону баррикад. Испанская артиллерия в боевом отношении была весьма слабой. На ее вооружении состояли устаревшие орудия времен первой мировой войны, да и тех было крайне мало. Испытывался острый недостаток в боеприпасах. Зенитной и противотанковой артиллерии вовсе не было. [9]
26 августа 1936 года. СССР. Москва. Институт военных переводчиков.
Еще 26 июля 1936 года совместным приказом наркоматов обороны и просвещения в Москве учредили Институт военных переводчиков, с задачей подготовки военных переводчиков английского, немецкого, французского, итальянского и испанского языков. Ректором Института был назначен преподаватель Восточного / Специального факультета Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе Николай Николаевич Биязи. Учеба началась на базе Второго московского пединститута иностранных языков в период летних каникул, и, одновременно, начался поиск новой учебной базы.
Все мужчины — студенты Первого и Второго московских пединститутов иностранных языков были определены в кадры Красной Армии и зачислены слушателями Института на все четыре курса.
Одновременно с 27 июля были организованы ускоренные трехмесячные курсы военного перевода с испанского языка для лиц, владеющих испанским, а также ускоренные трехмесячные курсы испанского языка для кандидатов на должности военного советника в Испанской республике – в военных округах отбирались исключительно командиры со знанием испанского , либо португальского, либо французского языка, как наиболее близкого из числа распространённых по языковой группе. Призваны были также и командиры запаса со знанием французского языка.
Сергей Львов так вспоминает о своих первых опытах преподавания:
1936 год. Меня предупредили: моими слушателями будут курсанты, уже закончившие общевойсковое училище. Перед ними я робел. Вид мой был отнюдь не бравый. Более чем скромное обмундирование и ботинки с обмотками — сущее наказание. Решил начать с психической атаки. Продемонстрирую несколько примеров военного перевода, потом скажу: “Вот что я умею, и этому научу вас”. Слушатели мои немного французский язык знали, но испанского не нюхали. Взяв с собой пачку газет и письма испанских солдат, я с замирающим сердцем вошел в класс. Перед дверьми маячил дежурный — выше меня наголову, выправка умопомрачительная, обмундирование какое мне и не снилось. Я взялся за ручку двери. “Ты куда?” — грозно осведомился дежурный. “В класс”. — “Чего ради? К нам сейчас преподаватель придет!” — “Это я!” — “Брось заливать,” — начал дежурный, но вдруг осекся, широко распахнул дверь передо мной и гаркнул “Встать! Смирно!”. Отделение, вскочило со своих мест.
Растерявшись, и видя перед собой аудиторию из одних бравых строевиков и блистательных красавиц, я, вместо того, чтобы продемонстрировать на примерах в чем состоит работа военного переводчика, сразу сказал: “Сейчас я покажу вам, что умею…” — тут у меня распустилась обмотка. Я поставил ногу на табуретку и начал обматывать ногу, но продолжал говорить: “И этому научу вас”. Слушатели задохнулись от смеха. “Все погибло, — подумал я с отчаянием. — Появился перед ними как клоун. Это непоправимо”. Но отступать некуда. Делая вид, что не слышу смеха, я приказал: “Раскрыть любую газету на любом месте!” Дежурный раскрыл Мундо Обереро. И я стал переводить с места, сам себе приказав: “В темпе”. Потом проделал тоже самое с выхваченным наудачу трофейным письмо. Особенно впечатлил слушателей перевод письма. Словом я заставил своих учеников забыть мою неприличную молодость, гротескно-нелепое поведение и даже обмотки”.
Начались интенсивные занятия. Рассказывает Нина Арзуманова, заведующая кафедрой европейских языков: «Работать приходилось много, занимались в три смены. Уставали страшно. Но не унывали — очень интересно учить, передавать знания. После занятий, поздно вечером, готовились к следующему дню. Сидели все вместе за одним столом и боялись засмеяться, чтобы не погасить коптилку»
Интересна оценка работы старшим инспектором Красной Армии по иностранным языкам А.А. Игнатьевым, побывавшим 26 августа 1936 года на занятиях: “Кратковременное посещение не может быть приравнено к инспектированию. Хорошее моральное состояние личного состава, как преподавательского, так и слушательского: значение поставленной перед институтом задачи вполне осознается даже на младшем курсе, составленном по преимуществу из молодежи. Внешняя военная дисциплина замечаний не вызывает. Языковые достижения указывают на ту степень усердия и прилежания, которая соответствует важности момента. В этом отношении были осмотрены занятия двух групп курсантов на курсах подготовки военных советников, составленных из более слабых курсантов. Отмечается живое ведение урока исключительно на испанском языке, овладение курсантами, хотя и в замедленных темпах, разговорной речью. Создание и постановка дела курсов военных переводчиков в столь короткий срок, возможны были только благодаря исключительной энергии ректора института Н.Н. Биязи. [12]
1 сентября 1936 года. СССР. Москва. Уборевич
— Прошу Вас доложить план мероприятий по поставкам в Испанию – обратился Уборевич к приглашенному начальнику специально созданного управления Х Генштаба РККА СССР полковнику Григорию Григорьевичу Шпилевскому.
— Иероним Петрович, в рамках Ваших указаний одной из центральных задач мы считаем обеспечение маскировки. В этих целях на вагонах с прибывающими в порт отправления грузами будут делаться ложные надписи, например “Владивосток”, при этом через агентуру планируем распространять слух о направлении грузов на Дальний Восток. Действительный характер специальной командировки и пункты разгрузки будут сообщаться советским специалистам и морякам в самый последний момент перед отходом судов.
Транспорты с оружием и иными военными грузами условно будут именоваться “игреками” с очередными порядковыми номерами (например, “игрек-1”, “игрек-2” и т. д.). Для каждого из них сформируем комплект судовых документов, отдельный, тщательно разработанный маршрут следования и план дезинформации противника. При подходе к зоне блокады на кораблях будем выключать огни, менять флаги, названия, окраску, сопроводительные документы, силуэты. Опасные районы суда будут проходить ночью. При необходимости замаскируем также членов команд и пассажиров.
Склады НКО получат наряды на отгрузку вооружения и техники по неизвестному для них адресу. После погрузки каждому железнодорожному эшелону присваивается номер воинского транспорта и весь его путь до порта назначения регулировался военным отделом сообщений из Москвы. Все складские документы на грузы направим с железнодорожным транспортом, а количественный перечень отправляемого имущества будет доноситься в отделение “X” через соответствующие центральные управления Наркомата обороны.
Приёмкой приходящих со складов грузов в морских портах отправления будут заниматься специальные группы. Погрузочные команды исключительно из краснофлотцев военно-морских баз, а охрану всей территории и обеспечение погрузочных работ буксирами, катерами, плавучими кранами и различными подсобными материалами возложим лично на начальника соответствующего порта.
На каждый пароход планируем назначить специальную группа сопровождения из радистов и шифровальщиков во главе с морским специалистом. Для выполнения заданий по транспортировке грузов будет установлена круглосуточная радиосвязь с “игреками”. Каждому пароходу будет назначено время по Гринвичу, когда он был обязан выходить на радиосвязь с Москвой. Радиообмен дважды в сутки из коротких, заранее разработанных сигналов. Практическое выполнение этой задачи будет возложено в Москве на отдельный радиодивизион НКО (командир — майор И. Данилов).
Планируется доставка грузов через советские черноморские порты (Одесса, Севастополь, Феодосия, Керчь) и далее — через Босфор, Дарданеллы. После прохода Дарданелл – задержка на одни-двое суток у греческих островов для выполнения мероприятий по маскировке. Далее они уже идут под другим флагом и названием. В Средиземном море маршруты “игреков” будут проложены южнее обычных торговых путей (южнее острова Мальта), в направлении к мысу Бон и от него на запад вдоль африканского побережья. У берегов Алжира, каждый раз в новой точке, суда будут брать курс на Картахену. [8]
— Отлично сработано, молодцы, – похвалил подчиненного Уборевич и расписался на рапорте, придав ему силу официального документа.
Первым судном, прибывшим в Картахену с советским оружием, был испанский пароход “Комнечин” (“Кампече”). Он доставил 4 октября 1936 г. из Феодосии 6 гаубиц английского производства и 6 тыс. снарядов к ним, 240 немецких гранатомётов (100 тыс. гранат), 20350 винтовок с 16,5 млн. патронов.. [8]
2 сентября 1936 года. СССР. Москва. Политбюро ЦК ВКП(б)
— Думаю, товарищи, наша партия, профсоюзы, широкие народные массы относятся пока к происходящим в Испании событиям пассивно – обратился к товарищам Киров
— Согласен, Сергей Миронович, общественность на сегодняшний день не охвачена – немедленно согласился Каганович.
— Предлагаю в городах, селах, на всех предприятиях, в колхозах и учреждениях от имени профсоюзных организаций созвать митинги – проявил инициативу Молотов, — на митингах ставить короткие доклады, освещающие события в Испании, и принимать резолюции-обращения солидарности с героическим испанским народом, борющимся под руководством своего законного национального правительства за свободную республиканскую Испанию против мятежников, фашистов, поддерживаемых германским и итальянским фашизмом.
— Не лишним будет и голосовать за отчисления в пределах от одной четверти до половины дневного заработка – выдвинул идею Микоян.
— Также следует подготовить обращение ЦК профсоюзов в газетах, комсомолу — организовать митинги молодежи, печати — широко освещать кампанию солидарности в прессе – дополнил коллег Киров.
Задачи обкомам, крайкомам, ЦК нацкомпартий были направлены телеграммой. По инициативе работниц Трехгорной мануфактуры им. Дзержинского в начале сентября 1936 года началась новая кампания помощи женщинам и детям Испании. В стране прошла серия митингов. В короткий срок на счёт газеты "Труд" № 150001 поступило 14 млн. рублей. [4]
4 сентября 1936 года. Испания. Центральный фронт. Кольцов
Кольцов, сменивший маску корреспондента газеты «Правда» на комиссарский наган, лежал вместе с другими в цепи, растянувшейся по обе стороны шоссе Мадрид — Лиссабон, несравненно ближе к Мадриду, чем к Лиссабону. Часть дружинников была при старых испанских ружьях, у командира колонны был хороший короткий винчестер, а у Михаила — только пистолет. Сзади них дымила двумя большими пожарами красивая Талавера-де-ла-Рейна. Кольцов смотрел в бинокль, стараясь разглядеть живого марокканца.
— Зачем вам бинокль? — спросил майор. — Ведь у вас очки. Четыре стекла в бинокле, и два очка, и два глаза — это вместе восемь глаз. Сколько мавров вы видите?
— Ни одного. Я перестаю верить, что они существуют. Я уеду из Испании, не повидав мавров.
— Вы ко всему подходите с чрезмерными требованиями… — Майор стал растирать ладонью черную жесткую щетину на лице. — Но я думаю, что через два часа на том самом месте, где мы лежим, будет стоять или лежать человек в чалме или феске, с темной кожей.
— Это будет знаменательно. Известно ли вам, что на этом же самом месте, где мы лежим, чуть ли не в том же месяце сентябре были в тысяча восемьсот девятом году разбиты французские интервенты?
— Вот видите! А вы сомневаетесь в силе испанского оружия.
— Я не сомневаюсь, но французов разбил здесь английский фельдмаршал герцог Веллингтон.
— Он дрался не один, у него было больше половины испанских сил. Мы, испанцы, отвыкли драться в одиночку. Нужно, чтобы всегда кто-нибудь помогал. Мавры били нас в Марокко, пока мы не соединились с французами. Теперь «Испанская фаланга» наступает с марокканцами, немцами и итальянцами. Если Республика хочет устоять, ей нужны французы, или Мексика, или Россия.
— И это говорите вы, офицер испанской армии? Чего же требовать от солдат!
Пули попискивали над ними очень часто. Цепь лежала неспокойно, число бойцов все время таяло. Они уходили то пить воду, то оправиться, то просто без объяснения причин и не возвращались. Майор относился к этому философски, он только старался вслух регистрировать каждый уход:
— Эй ты, задница, ты забыл ружье, возьми на себя хотя бы труд отнести его в тыл! Тебя не уполномочивали передавать мятежникам государственное имущество!
Или:
— Шевели ногами поскорей, а то тебя и в Талавере нагонят! Лупи прямо в Мадрид, выпей в Вальекас хорошего вермута в мою память!
Или:
— Что же вы меня оставляете одного занимать иностранного товарища? Ведь мы соскучимся здесь вдвоем!
Или:
— Подождите еще час, нам привезут обед, и тогда мы улепетнем вместе!
Кольцов кипел от огорчения и злости. Он упрекал майора:
— Вы держитесь с ними провокационно и презрительно. Так не поступает лояльный офицер. Ведь это неопытный народ, а вовсе не трусы. Вы думаете, что, если мы с вами спокойно лежим, а не удираем, нам прощаются все грехи? Если вы командир, вы обязаны во что бы то ни стало удержать свою часть на месте, хотя бы расстреляв десяток трусов. Или если это невозможно, то организованно отступить, в полном порядке и без дезертиров.
Огонь со стороны фашистов усилился. Дружинники отвечали частой, оторопелой стрельбой. Майор тоже приложился и выстрелил не прицеливаясь. Он сказал:
— Вы подходите с неправильными мерками. Здесь не Европа, не Америка, не Россия, даже не Азия. Здесь Африка. А я сам кто такой?! Я болел два года кровавым поносом в Марокко — вот весь мой боевой стаж. У меня общность идей с солдатами — хорошо. Может быть, даже общность интересов. Но я их вижу в первый раз, пусть они даже самые отличные ребята. Мы не верим друг другу. Я, командир, боюсь, что они разбегутся. Они, солдаты, боятся, что я их заведу в ловушку.
Кольцов не мог успокоиться:
— Давайте соберем эти семьсот человек, повернем на юг и ударим вверх, перпендикулярно шоссе. Противник отскочит. Ведь совершенно же ясно, что он продвигается небольшими силами!
Майор отрицательно мотал головой и растирал небритые волосы на щеках.
— Я уже пробовал это третьего дня, спасибо! Меня хотели расстрелять за ввод народной милиции в окружение противника. Какой-то парень из ваших же, коммунистов, Листа или Листер, еле спас меня. Они часто нестерпимы, эти испанские коммунисты, эти ваши родственники. Они всех всему учат и у всех всему учатся. Не война и не революция, а какая-то сиротская школа, не понимаю, какое вам всем это доставляет удовольствие! Но, честно говоря, если уж записываться в какую-нибудь партию, то или в «Испанскую фалангу», или к вам. Не знаю, выйдут ли из нас, офицеров, коммунисты, но из коммунистов офицеры выйдут. Они твердолицые. В Испании можно добиться чего-нибудь, только имея твердое лицо. На месте правительства я для этой войны отдавал бы вместо командирского училища на три месяца в коммунистическую партию.
Взрыв раздался позади них, и облако черного дыма медленно всплыло у самого края шоссе.
— Семьдесят пять миллиметров, — торжественно сказал майор. — Это здесь пушка-колоссаль. Теперь наши кролики побегут все. А вот и авиация. Теперь все в порядке, как вчера.
Три самолета появились с запада, они шли линейно над дорогой, не бомбя. Цепь поднялась и с криками кинулась бежать во весь рост.
— А тьерра! Абахо! — заорал Михаил, размахивая пистолетом. — Кто придумал эту идиотскую цепь?! Ведь даже в Парагвае теперь так не воюют!
Небритый майор посмотрел на него недоброжелательно.
— Вы все учите, всех учите. Вы все знаете. Вы себя чувствуете на осенних маневрах тысяча девятьсот тридцать шестого года. А знаете ли вы, что у испанцев нет опыта даже русско-японской, даже англо-бурской войны? Мы смотрим на все это глазами тысяча восемьсот девяносто седьмого года. Признайтесь, господин комиссар, неприятно и вам лежать под «юнкерсами»? Ведь такого у вас не было, э?
— Это неверно, — сказал задетый Кольцов. — Я бывал под воздушной бомбардировкой, правда не под такой. Один раз я был даже под дирижаблем, в германскую войну, я был тогда подростком.
«Юнкерсы», вытянувшись в кильватер, бросили на шоссе по одной бомбе.
— Следите за автобусными пассажирами, — сказал майор. — Они боятся, что им разобьют шоссе и они не смогут вернуться к женам. О нас они не подумали. Ну и пусть катятся к черту.
Дружинники набивались в автобусы и в автокары. Машины покатились назад, к Талавере. Они удирали от самолетов, и их счастье было в том, что «юнкерсы» пронеслись слишком быстро вперед. Еще только одна бомба разорвалась на дороге — мятежники явно берегли боеприпасы и шоссе.
Талавера была вся забита машинами, повозками, беженцами, скотом, вьючными мулами и ослами. У мостов через Тахо и Альберче стояли длинные хвосты эвакуирующихся частей и гражданского населения. Генерал Рикельме прислал динамитчиков, чтобы приготовить взрыв мостов, — их схватили, как фашистов, и трех расстреляли — трупы их лежали на брезентах у берега Тахо. На некоторых домах уже (или еще) развевались белые флаги и лоскуты. Сладострастно и игрушечно улыбалась раскрашенными талаверскими плитками церковь Вирхен-дель-Прадо. Михаил потерял в толпе майора и потом снова увидел его издали, в толпе на мосту, спорящим с шофером автобуса.
Уже в сумерках на окраине началась перестрелка. Это местные фашисты преследовали по пятам отступающую народную милицию.
Михаил Кольцов вышел из Талаверы в восемь часов вечера. Он ничего не ел полные сутки и ничего не мог достать — солдат не кормили, интендантство удрало раньше всех. Уже перейдя мост, на возвышенной равнине, он повалился на сухую траву у шоссе, рядом с группой усталых бойцов. Один солдат дал ему большую кисть черного винограда и кусок хлеба. Мигрень мучила его. Он поел и заснул. [6]
На следующий день командующий Центральным фронтом генерал Рикельме сдал Талаверу-де-ла-Рейну без боя, что вызвало в республике волну негодования. Правительство Хираля было вынуждено уйти в отставку. Новым премьером стал наиболее авторитетный из всех республиканских политиков, 67-летний Ларго Кабальеро. [6]
11 сентябрь 1936 года. СССР. Москва. Политбюро ЦК ВКП(б).
11 сентября 1936г. на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение отправить первый пароход с продовольствием: «3. Поручить Наркомвнешторгу отправить для детей трудящихся Испании бесплатно 1500 тонн сахара, 500 тонн масла, 300 тонн маргарина, 250 тонн печенья, 300 тонн консервов (разных), 100 тонн сгущенного молока и 50 тонн конфет, обязать Наркомвнешторг сосредоточить указанные продукты экспортного качества в Одессе не позднее 18 сентября 1936 года». [4]
18 сентября – 6 октября 1936 года. Теплоход Нева.
Грузовой рефрижераторный теплоход «Нева» (построен в 1931г. на заводе им. А.Марти в Ленинграде, водоизмещением 6950 тонн, скорость 12 узлов. Капитан Кореневский) из Одессы вышел 18 сентября и 26 сентября в полдень он прибыл в Аликанте. Перед входом в порт «Нева» прошла среди стоящих на внешнем рейде десятка иностранных военных судов. У причала собрались группы населения, портовых рабочих и милиционеров. Капитану «Невы» нанесли визиты префект г. Аликанте и другие представители местных республиканских властей. Теплоход посетили делегации испанских трудящихся, много женщин и детей. Все это происходило на фоне стоящего на рейде немецкого линкора. Когда теплоход «Нева» входил в порт, вдоль бортов иностранных военных судов толпами собрались матросы. Однако, через несколько минут их всех словно ветром сдуло с палуб: очевидно, по приказу офицеров они вынуждены были спуститься в нижние помещения. Место матросов на бортах судов заняли офицеры с фотоаппаратами в руках и начали снимать теплоход в различных положениях.
Матросов с немецких и итальянских военных судов, как правило, в городе было не видно: Офицеры боялись, чтобы они не заразились революционным духом. Не часто, очевидно, бывали на берегу и офицеры. Наши моряки наблюдали, как был встречен один катер с германского военного судна, подошедший к берегу: возмущенная толпа начала плевать и бросать камни в офицеров, и народной милиции пришлось взять их под охрану.
Встреча теплохода была исключительно теплой. Советские моряки не устраивали никаких митингов, и теплоход быстро стал под разгрузку. Груз включал в себя всего 59933 ящика и бочки весом 2024,9 тонны: 4254 мешков сахара — 430т., 19685 ящиков масла — 575т., 2783 бочки и 2000 ящика маргарина — 346,5т., 2083 ящика сгущенного молока — 56,2т., 3126 ящиков концентрированного какао — 84,4т., 1650 ящиков мясных консервов — 57,7т., 1738 ящиков рыбных консервов — 71,4т., 2698 ящиков овощных консервов — 94,4т., 19672 ящика печенья — 302,9т., 244 ящика карамели — 6,1т. Грузчики работали круглые сутки, чтобы поскорее освободить теплоход и доставить продукты в районы, где они особенно необходимы. А потом управление порта прислало обычный официальный счет с перечислением обязательных сборов, которые уплачивают суда заходящие в Аликанте. Только внизу была приписана общая сумма их — ноль песет, ноль сантимов.
Во время выгрузки Нева стояла в центре волнолома порта Аликанте. Справа, в нескольких стах метрах от того же волнолома, стояли английский транспорт «Вульвич» и английские миноносцы «Н-36» и «Н-37». Моряки этих судов проходили в порт мимо борта «Невы» и останавливались, наблюдая выгрузку. Прямо против Невы стояло аргентинское военное судно, а несколько в стороне, на расстоянии 0,8 мили, — итальянские эсминцы; катера, отправляющиеся с этих эсминцев на берег, обычно делали крюк, чтобы пройти мимо теплохода. Таким образом, каждый мог видеть, что тара из легкой фанеры и мешки никак не могли содержать самолеты или боеприпасы.
Однако, поверенный в делах Германии в республиканской Испании, находившийся в средиземноморском порту Аликанте, проследив за разгрузкой «Невы» донес своему руководству, что, по его данным, в 1360 ящиках с маркировкой «рыбные консервы» на самом деле находились винтовки, а в 4000 ящиках с мясом — патроны.
29 сентября теплоход «Нева» покинул Аликанте и направился в Одессу, куда без происшествий пришел 6 октября. [4]
26 сентября 1936 года. Испания. Аликанте. Кольцов.
«Нева» пришла сюда деловито и просто, тихо проскользнула сквозь строй иностранных крейсеров и тотчас же запросила у портовых властей вагоны и рабочую силу для разгрузки. Вот и теперь подъемный кран непрерывно выгружает из трюма аккуратные, новые ящики с русскими надписями.
На борту чисто и безлюдно, снизу тянет теплым знакомым запахом. На запах я спускаюсь в кают-компанию. Стол накрыт, на белой скатерти стоят тарелки вроде как с борщом, за столом никого нет; я сажусь, беру ложку — это в самом деле борщ. Входит толстая девушка, ставит еще одну тарелку с борщом; она, не улыбнувшись и не удивившись, говорит:
— Здравствуйте, товарищ Кольцов, мы вас еще вчера ждали, дайте я переменю борщ, он остыл, публика наша бреется.
Постепенно появляются капитан Кореневский, его старпом, парторг, комсорг. Они еще в состоянии недоумения: что за страна, почему все так? Буржуазный строй, а ходят с красными знаменами, всюду серп и молот, коммунисты приходят на теплоход совершенно открыто — не будет ли у них неприятностей? Получив разъяснения, они все-таки еще настороже. К тому же с разгрузкой все идет очень медленно. С портовыми властями, при всей их любезности, очень трудно столковаться, на теплоходе никто не говорит на иностранных языках, только старпом произносит несколько английских слов, больше бытового содержания. Полпредство никого не прислало из Мадрида, а по телефону ни до чего нельзя было договориться.
Мы ходим по пароходу, — как странно и весело видеть все это советское, русское здесь, у пальм Средиземного моря, эти вафельные полотенца, папиросы «Пушка», журнал «Партстроительство» в красном уголке, спортивные тапочки у кочегаров и балалайку на гвозде в столовой! Надписи на ящиках с грузами пока непонятны для испанцев, — я прочитываю аппетитные заголовки наиболее популярных произведений Анастаса Микояна и его авторского коллектива. Но через два дня начнется массовый и общедоступный перевод этих произведений на испанский язык — они попадут в руки и рты здешних ребят.
Делегации с адресами и подарками все время стремятся на теплоход. Капитан не знает, что с ними делать, как объясниться. Я предлагаю: сначала побывать в городе, уладить с разгрузкой, а во второй половине дня принимать делегации. Мы едем сначала к губернатору, затем в портовое управление, затем на почту — говорить с Мадридом. За нами тянется повсюду хвост автомобилей каких-то очень важных, очень восторженных и не очень занятых людей.
У губернатора настигает делегация от аликантской табачной фабрики с неотвязной просьбой немедленно туда приехать. Капитан колеблется, он смущен. Мы все-таки едем.
Фабрика большая, старое каменное здание, прохладные, тенистые аркады, несколько тысяч работниц. Здешние Кармен работают на фабрике по четверть века, работают и живут, проводят здесь весь день, здесь, у сигарного станка, на подостланной газете с детьми обедают, отчего крутой запах табака смешан с острым запахом вина и прогорклым — оливкового масла. У них прекрасные материнские головы, и глаза, большие, круглые, сразу полны слез при виде советского капитана, седого, прямого, в форме, с фуражкой в руке. Осмотра фабрики по-настоящему не получается. Сначала вводят в какую-то контору, и какое-то начальство представляет нас какому-то другому начальству. Но потом, в цехах, все становится стихийным. Толпа испанок тащит нас от станка к станку, из мастерской в мастерскую. Сигаретницы суют капитану сигареты, сигарницы требуют остановки каждая у своего стола, чтобы скрутить для советского моряка какую-то особенную сигару. Женщины судачат, смеются, плачут, благословляют нас, наш народ, советских работниц. Толпа растет, она все гуще, все взволнованнее; наконец, стиснутых со всех сторон, нас вдруг выносит опять во двор, на солнце, под голубое небо. Вся галерея и балкон, опоясывающие двор, наполняются женщинами в черном, с цветами в руках и волосах. Они откалывают розы от своих причесок и протягивают нам, чьи руки уже и без того полны цветов. Восторженные крики: «Вива Русиа!» Капитана Кореневского поднимают на руки. Он весь в слезах и сморкается, он потерял всю свою важность.
— Скажите им, я-то здесь ни при чем! Мы только довезли продовольствие в сохранности, а отправили его сюда советские женщины — пусть их благодарят.
Осыпанные цветами, в кликах и рукоплесканиях с тротуаров, автомобили возвращаются в порт. Тут теперь уже ни пройти, ни проехать. Еще издали видна белая «Нева», облитая чернильным пятном громадной толпы. Кое-как милиция и портовая охрана установили относительный порядок в прохождении. По трапу взбирается на теплоход непрерывная вереница молодых и пожилых мужчин, женщин, матерей с грудными младенцами на руках. Благоговейно, как паломники, проходят они через все корабельное помещение, умиляются всем советским особенностям и деталям, подолгу задерживаются в красном уголке. Очень многие пришли с маленькими трогательными подарками; каюта завалена цветами, фруктами, лентами с надписями, письмами, какими-то коробочками, рисунками. Двух официанток-комсомолок затискали и зацеловали почтенные аликантские матери семейств; здоровенные испанцы со слезами на глазах обнимают матросов. Я потихоньку переменил этот порядок, направил кавалеров к комсомолкам, а дам к нашим морякам. От этого энтузиазм возрос еще во много раз.
Аликантцы приглашают экипаж «Невы» присутствовать на бое быков. Капитан опять смущен и уединяется с парторгом и председателем судкома. Вернувшись, просит меня отклонить, конечно в самой любезной форме, это приглашение. Как я ни убеждаю, они тверды. Насчет боя быков у них указаний никаких не было.
Солнце нехотя сползает к горизонту. Голубые и розовые краски Аликанте постепенно переливаются в желтые и фиолетовые. На бульваре, среди электрических фонарей, просвечивают, как транспаранты, остролистые пальмы. Полны таверны, рестораны, настежь открыты двери парикмахерских, и мастера, обливаясь потом, втирают горячую пену в черные подбородки. Все говорят о России, о пароходе, о судаках в томате, о баклажанной икре, о двух русских комсомолках.
В кофейнях на приморском бульваре, там, где весь день сидят темные личности в котелках, там сейчас строчат за столиками телеграммы. Их несут не на почту, не в цензуру. Есть другие возможности. На германском линкоре и кругом, на аргентинском, на итальянском, на португальском крейсерах, громоздятся голенастые антенны радиопередатчиков. Вернувшись на «Неву», поднимаюсь наверх, в радиорубку. Радист дает мне наушники.
— Слышите, какая трескотня! Со всех кораблей жарят.
Трескотня в самом деле выдающаяся. Передают шифром и без всякого шифра, чего там стесняться! Завтра в германской печати будет сообщение: в Аликанте прибыл сверхдредноут «Нева», имея на палубах кавалерийский корпус, в трюме — мотомеханизированную бригаду, а в холодильниках — эскадрилью тяжелых бомбовозов и складной артиллерийский полигон.
В кают-компании, устроив через иллюминаторы легкий сквозняк, едят окрошку и пьют ленинградское пиво.
— Почему вы не пройдетесь по бульвару, чудаки? Такой вечер! Такое небо! Такие пальмы!
Нет, они очень устали. Устали и счастливы. Капитан Кореневский все еще не пришел в себя.
Только один человек на судне расстроен, сердит и ругается — начальник рефрижераторного отделения. Со своими помощниками он по-стахановски трудился день и ночь у холодильных механизмов и привез масло при температуре трюма минус семь градусов. Теперь он в отчаянии от аликантской жары и хочет всех кругом привлечь к суду.
— Где вагоны-холодильники? А потом кто-нибудь скажет, что мы несвежее масло привезли! Не допущу я этого! Пускай мне здешний самый главный заведующий подпишет, что принял масло при минус семь!..
Нет желания уезжать из тихого города, от легкого приморского гомона его улиц, от пальм и голубого моря, от сладкого и терпкого прославленного вина, от левантийских роз в черных блестящих прическах, от холодного ленинградского пива. Проснулось и позвало надломленное плечо, в первый раз за полтора месяца кольнула внутри усталость. Но надо сегодня же обратно, в пыльный, в сухой, в тревожный, в безумный Мадрид. Ведь фашисты уже подошли к Толедо. [6]
25 сентября 1936 года. СССР. Москва. Политбюро ЦК ВКП(б).
Нарком Обороны Уборевич в волнении снял и протер стекла безукоризненно чистых очков, и поднявшись, поднес к глазам рапорт:
— Товарищи, по данным разведуправления генштаба РККА, подписание Португалией, Италией и Германией соглашения о невмешательстве, к сожалению, не снизило за последний месяц объем поставок вооружения испанским фашистам.
Через границу с Португалией огромным потоком идут доставленные из Италии и Германией морем военные грузы, включая самолеты, танки, боеприпасы к ним. Примеры радиоперехватов: «Саламанка из Леона. начальник аэродрома генералу, командующему воздухом. Получены «юнкерсов» 6, «фоккеров» 2, «драгон» 1, «хейнкелей» 6, также «хейнкелей» 30. Боеприпасов 16955, бомб А 379, Б 230. По 100 было 15. По 10 с одним 61, по 10 с пятью 6, по 5 с пятью 55. По 4–186. Горючее А 36 939, В 4532 М (300) Е (ФТ 800) Г (28317) И (243) X (1903) Атлантик (115)».
Другой перехват: «Саламанка из Севильи. генералу, командующему воздухом, от начальника второй эскадры. Получены: «юнкерсов» транспортных 3, «савойя» 2, вылетели один и три разведчика «хейнкель», авиетка для связи, одна эстафетная».
Вот третий перехват: «Получены и имеются три по шесть. Осветительных 50. Зажигательных 295. Итальянских фугасных 12397. По 50 кило 34. По … кило фугасных 853. По 2 кило фугасных 5951. По 20 кило зажигательных 302. Германских по 10 кило 172, по 50 кило 107. По 250 кило 139. По 500 кило 9. Зажигательных 17».
Это так называемая «национальная авиация» Франко. Ей противостоит 85 республиканских аппаратов, многие из которых нуждаются в ремонте. Когда появляется республиканский самолет, его атакуют от пяти до восьми германских или итальянских истребителей.
7 сентября началось проведение систематических бомбардировок позиций республиканских войск на реке Алберче немецкими бомбардировщиками "Юнкерс".
Считаю целесообразным усилить секретные поставки вооружения в рамках подписанного договора, поставив, дополнительно к ранее оговоренным винтовкам и артиллерийским орудиям выпуска до 1917 года, современные танки Т-26 в обоих вариантах, самолеты-истребители И-15, И-16, а также штурмовики Р-5Ш. Дополнительно, военные действия помогут нам выявить достоинства и недостатки нашей современной техники.
Кроме того, мы для проведения войсковых испытаний получили от шведской фирмы Бофорс по 10 автоматических 40-мм зенитных пушек в сухопутном и морском исполнении. Я бы также предложил оставив по две на заводах-изготовителях в качестве образцов, передать по четыре единицы в Испанию, что позволит провести войсковые испытания в боевых условиях
— Какие будут вопросы? Возражения? Тогда голосуем – объявил Киров, — Решение принято единогласно.
Следующим «Игреком» стал советский теплоход “Комсомол”, прибывший в Картахену спустя восемь дней с 50 танками Т-26 на борту . Всего в течение сентября — ноября 1936 г. в Испанию было отправлено 17 транспортов со спецгрузами, из них 10 советских (“Комсомол”, “Старый большевик”, “КИМ”, “Волголес”, “Карл Лепин”, “Курск”, “Андреев”, “Благоев” и “Чичерин”, а также танкер “Серго Орджоникидзе”). Благодаря хорошей организации переходов они благополучно дошли до портов назначения .
В последующие месяцы войны более 25 судов СССР, Испании и других стран продолжали перевозить оружие и военную технику для Республики. С сентября 1936 г. по май 1937 г. отделением “X” Разведывательного управления было организовано 30 таких рейсов, из них 24 — из черноморских портов в Картахену, 2 — из Ленинграда в северные порты Испании и 3 — из третьих стран. [8]
Использованная литература.
[1] Данилов Сергей Юльевич. Гражданская Война в Испании (1936-1939)
[2] Федерико, Жос. Записки испанского юноши
[3] Антон Прокофьевич Яремчук 2-й. Русские добровольцы в Испании 1936-1939
[4] Розин Александр. Советские моряки в гражданской войне в Испании в 1936-1939гг.
[5] Майский Иван Михайлович. Испанские тетради.
[6] Кольцов Михаил Ефимович. Испанский дневник.
[7] В.В. Малай. Испанский «вектор» европейской политики (июль-август 1936 г.): рождение политики «невмешательства».
[8] Рыбалкин Юрий Евгеньевич ОПЕРАЦИЯ «X» Советская военная помощь республиканской Испании (1936-1939).
[9] Воронов Николай Николаевич. На службе военной.
[10] Мерецков Кирилл Афанасьевич. На службе народу.
[11] Эрнест Хемингуэй. По ком звонит колокол.
[12] История центра подготовки военных переводчиков
