Над тёмной, как патока, водой лениво плыла дымка. В тех местах, где из глубины вырывались пузыри, она начинала кружиться, образовывая небольшие смерчики. Легко, словно танцуя, серые полупрозрачные вихри скользили к берегу, но по мере приближения к черте, разделяющей воду и прибрежные камни, они замедляли движение и растворялись в породившей их пелене.
Тонкая нить с тускло поблёскивающей капелькой на конце рассекала поверхность реки. Остовы рыб, сонно снующие в толще воды, не обращали на неё никакого внимания. Один костяк, побольше и позубастее, повернул голову, неторопливым движением ухватил за спину небольшой скелетик и потащил его ко дну. Одетый в рубище человек на берегу успел заметить, как пойманный вяло дёрнул остатком хвоста, но высвободиться не смог, и через мгновение и хищник и жертва уже исчезли из виду.
Человек повёл плечом, и нить, привязанная к палке, выскользнула из воды. Рыжеватый кружок на её конце стремительно таял; крупные чёрные капли с примесью меди стекали по нити в реку. Закрепив палку между валунами, человек перевёл глаза на каменную плиту, где лежала последняя монета. Насупив брови, он стряхнул пальцами пыль с металлического кружка, легко проткнул в нём небольшую дыру острым, как коготь дракона, ногтем и привязал монету к нити. Затем он широко размахнулся, забросил самодельную удочку и начал плавно двигать палку слева направо. Тускло-красная капелька, светлея на глазах, побежала под водой против течения.
В толще смолистой жидкости мелькнула неясная тень. Человек напрягся, затаил дыхание, глаза его расширились.
К поверхности реки, жадно вытянув вперёд худые руки, нёсся белёсый силуэт, чрезвычайно похожий на рыбака. Человек резко дёрнул удилище, медная капелька выскочила из воды и полетела к обитателю глубины. Тот рванулся к монете, однако успел ухватить лишь побуревший конец нити: едкая жидкость слизнула с него оплывший комок металла в самый последний момент. Водяной призрак с искажённым от ярости лицом выдохнул несколько тёмно-зелёных пузырей, развернулся и камнем ушёл на дно.
Одновременно с этим человек на берегу издал отчаянный вопль и сжал в руках палку так, что та затрещала. За его спиной плоский участок скалы пошёл волнами; базальт тёк, как воск, каменные наплывы складывались в громадный бородатый лик.
– Неужели опять не поймал? – шевельнулись чёрные губы. В голосе звучала явная издёвка, и рыбак лишь крепко стиснул зубы.
– Вот видишь, как плохо, когда жадничают, приятель, – продолжал скрипучий голос. – Если бы хоть кто-то не поскупился и догадался захватить с собой не обол, а золотую монету, ты мог бы сколько угодно заниматься своей рыбалкой – ничего наживке не сделалось бы. Да и твоя скаредная душонка к золоту торопилась бы гораздо быстрее, чем к меди, и очень скоро ты бы живым покинул аид. А так – сам видишь: излишняя жадность при жизни может иной раз и по цепочке аукнуться. Я же просил только на лодочке покататься, тебе жалко было ребёнка через речку перевезти?
– И это верховный бог… – пробормотал себе под нос человек и зло хмыкнул. Скала хихикнула.
– Сейчас Сизифу с Танталом расскажу, пускай повеселятся. Удачной рыбалки!
Каменные глаза закрылись, черты исполинского лица заострились, потрескались, покрылись лишайником; за несколько минут скала приобрела свой обычный вид. Харон поднялся с колен, отряхнул ветхий подол, отвязал от удилища нить и спрятал её за пазуху. Опираясь на мокрую палку, как на посох, он медленно побрёл к переправе, где уже долгое время волновалась очередь. Умершие перекатывали под языкам оболы, морщились от кислого вкуса во рту и с опаской глядели на реку, над которой поднимались сизые испарения. Первые в очереди уже тёрли виски и с недоумением оглядывались вокруг.
