Kaiserreich: Мир победившего империализма. Часть 6. Гражданская война в России. Катастрофа на Востоке
Предыдущие части
Самая масштабная и кровавая битва между революцией и реакцией происходила в России. К моменту победы Германии в Вельткриге гражданская война в России шла уже примерно 10 месяцев. Большевики находились на осадном положении. Со всех сторон они были окружены врагами. На обширном востоке основные противники большевиков, представленные Комучем и Временным Сибирским правительством, наконец объединились в единую силу – Директорию. На севере высадились интервенты Антанты. На юге Краснов и Деникин были готовы к самым решительным действиям. Но самая могущественная сила окопалась на западе. Балтийское герцогство в Прибалтике, гетман Скоропадский в Украине, за которыми стояла всесокрушающая сила – Кайзеррейх. Империя, чья армия наголову разгромила большевиков в открытом сражении. Империя, которой большевики всё ещё боялись бросить вызов напрямую. Империя, ставшая главной преградой на пути Мировой Революции.
Содержание:
Состояние России в 1918 году
Хотя ряд прогерманских режимов рассматривались большевиками как слабые (например, режим гетмана Скоропадского), пока что их позиции выглядели непоколебимыми благодаря опоре на германские штыки. Но судьба этих режимов зависела от того, победит ли Германия в Вельткриге или нет. И германские марионетки, и большевики пристально следили за ходом Великой войны – одни с напряжением, другие с надеждой. Первым звоночком были германские солдаты в Париже. Это зрелище – показатель того, что поражения Германии и аннулирования Брестского мира в ближайшее время ждать точно не стоит. И пока что ход гражданской войны в России был таким же, как в РИ. Но 6 октября 1918 г., когда было заключено перемирие, закрепившее победу Германии во Франции, стало понятно, что из Украины, Беларуси и Прибалтики Рейх просто так не уйдет.
Однако были ослаблены другие враги Советской власти! Очень многие белогвардейцы предпочитали ориентироваться на проигравшую Антанту – чувства союзнического долга всё ещё были сильны в их сердцах, а Германию они продолжали воспринимать как злейшего врага России. Тем тяжелее им было справиться с разочарованием, когда поток помощи от Антанты с каждым днем ослабевал всё больше и больше. После победы Кайзеррейха обоснование захвата Архангельска и Мурманска как «помощь» России в войне против Германии потеряло всякий смысл.
Война закончилась, и теперь не было необходимости в том, чтобы «не допускать» попадания российских военных запасов в руки немцев. Более того – с течением времени Антанта всё больше вовлекалась в более актуальные дела, пока Россия окончательно не превратилась чуть ли не в периферию её интересов. Раскручивался маховик гражданского противостояния во Франции, а также часть сил Британии была направлена в бунтующую Ирландию. При этом британцам никто не мог помочь.
Франция пала под натиском Германии и революционной стихии. Малые члены Антанты либо также потерпели поражение, либо отказались плясать под британскую дудку, почувствовав слабину Антанты. США тоже не стали присоединяться к интервенции. Раз Америка не принимала участия даже в Вельткриге, то что уж говорить о гражданской войне в России! США, так и не вовлёкшие себя в европейские дела, тем более не сумели выработать адекватной стратегии по отношению к России. Максимум, что они делали – так это поставляли оружие и припасы некоторым из антибольшевистских сил и осторожно прощупывали почву через дипломатические контакты со всеми сторонами. По убеждению госсекретаря США Роберта Лансинга, политика США по отношению к гражданской войне в России и к большевикам должна заключаться в том, чтобы «оставить этих опасных идеалистов в покое и не иметь с ними никаких дел».
Только Япония ввела свои войска на российский Дальний Восток, но она была заинтересована не столько в свержении большевиков, сколько в усилении своего влияния в Азии. Ввиду отсутствия американских войск в России их нужно было компенсировать другими войсками. По просьбе британцев больший, чем в РИ, контингент отправила Канада. Кроме того, взамен РИ американской интервенции в этом мире существенно усилилась активность Японии. Японцы стремились высадиться во Владивостоке под любым предлогом. Британия и США, имевшие свои интересы в Азии и не желавшие чрезмерного усиления Империи Восходящего Солнца, долго колебались. Британцы надеялись, что получится вовлечь в это предприятие американцев, пускай США и не участвовали в Вельткриге. Поскольку, в отличие от РИ, на чувство союзнического долга надавить не получится, британцы тем не менее использовали аргумент об усилении в случае бездействия как Японии, так и Германии, чего американцы, даже будучи нейтральными, не желали. Если американцы примут участие в интервенции, чрезмерная активность японцев будет парализована.
Однако американцы и тут не изменили своему изоляционизму. Они на деле проявили готовность помочь чем угодно – оружием, припасами, деньгами – но только не солдатами. И тогда британцам ничего не оставалось, кроме как дать Японии карт-бланш. Тем более, что под боком у Британии закипала Франция, и англичанам приходилось бросать всё большие силы для улаживания дел у себя под боком. Франция была важнее России, но и у неё появился «конкурент».
С каждым днем, с каждой неделей и с каждым месяцем для британцев всё более и более актуальным становился внутренний фронт. Великобритания переживала глубокий послевоенный кризис. Несмотря на «Мир с Честью», все осознавали, что Британия скорее проиграла, чем нет – и это, вместе с военным шоком и подорванной войной экономикой создавало серьёзные проблемы внутри страны. И многие политики осознавали, что лучше решать свои проблемы, чем проблемы России.
В этих обстоятельствах совершенно естественно, что белогвардейцы получат от Антанты куда меньше помощи – среди Западных стран царила разобщенность, неуверенность и неразбериха, они не понимали, кого поддерживать и где приложить свои силы. По своей сути, дело Антанты в России вытягивали только Британия и Япония – Франция погрузилась в кризис и смуту, а американцы ограничились лишь материальной и политической помощью. А вскоре и эта скудная помощь стала сокращаться.
Парад японцев во Владивостоке
Разгром северной группировки Белой армии
В связи с активной работой на Потсдамской конференции и в особенности в связи с раскручиванием маховика гражданской войны во Франции британцы после долгих раздумий приняли решение прекратить поддержку белогвардейцев на Севере России. В спешном порядке в течение мая 1919 г. британские войска снимались с передовых позиций и уже к 27 мая последний британский корабль покинул Архангельск. Получив сведения о готовящемся отступлении, части Красной Армии перешли в атаку 4 мая 1919 г. При поддержке артиллерии речного флота оборона была прорвана, организованное отступление превращалось в бегство. Интервенты бросали тяжёлую технику.
17 мая британцы были вынуждены взорвать два своих монитора. Белогвардейский Северный фронт под командованием генерала Миллера, оставшись без поддержки, стремительно разваливался. Повсюду вспыхивали антибелогвардейские восстания. К наступающим частям Красной Армии присоединились моряки, сформировавшие бpонепоезд «Красный моряк». Белогвардейцы не выдерживали натиска, тем более что в тылу, в самом Архангельске, вспыхнуло восстание. Восставшие, при поддержке освобождённых из тюрем политических заключённых, не дали белым увести часть остававшихся в Архангельске кораблей.
10 июня 1920 г. генерал Миллер и Северное правительство покинули Россию, а на следующий день, 11 июня, красные войска заняли Архангельск. Узнав о взятии Архангельска, с вооружённым восстанием выступила также подпольная группа в Мурманске. 12 июня город перешёл в руки большевиков. Таким образом, оставшиеся белогвардейские части оказались отрезаны от линий снабжения и от возможности морской эвакуации. 14 июня части Красной Армии из-под Петрозаводска перешли в стремительное наступление вдоль Мурманской железной дороги. 1 июля 1919 г. дивизия вступила в Мурманск.
Бегство интервентов из Архангельска
Восточный театр военный действий
Всё большее брожение нарастало на сибирском фронте. Ещё до победы Германии в Вельткриге антибольшевистские силы на Востоке России отступали всё дальше и дальше под ударами Красной Армии. «Демократическая контрреволюция» не сумела стать силой, способной возглавить по-настоящему всенародное сопротивление большевикам. Нерешительность эсеров и меньшевиков в аграрном вопросе не позволила им получить поддержку крестьян – они не предложили альтернативную программу, а реализация Декрета о земле, против которого они ничего не имели, откладывалась до созыва Учредительного собрания.
Рабочие были склонны к поддержке большевистской власти. Буржуазия, недовольная социалистической окраской новых правительств, в основной массе не оказала эсерам и меньшевикам поддержки. «Политика пряника» эсерам и меньшевикам не удалась, а «политика кнута» оказалась ещё более провальной. Когда «Демократическая контрреволюция» попыталась создать свои вооруженные силы и объявила мобилизацию, не гнушаясь при её проведении репрессивными мерами, это вызвало у крестьян только ярость, а у эсеров и меньшевиков не оказалось достаточных сил и способностей, чтобы утопить восстания всех недовольных в крови.
Не имея прочной социальной, а тем более военной базы, «Демократическая контрреволюция» стала легкой добычей большевиков с одной стороны и военно-диктаторских режимов с другой. Даже объединение Комуча и Временного Сибирского правительства в единую Директорию не помогло наладить их военную машину и организовать большевикам достойное сопротивление.
Осенью 1918 г. наступление Красной Армии заставило Директорию перебраться из Уфы в более безопасное место – Омск. Там на должность военного министра был приглашен адмирал Колчак. Эсеровские руководители Директории рассчитывали, что популярность, которой пользовался Колчак в русской армии и на флоте, позволит ему объединить разрозненные воинские формирования, действовавшие против советской власти на огромных пространствах Сибири и Урала, и создать для Директории собственные вооруженные силы. Однако русское офицерство не желало идти на компромисс с социалистами.
Колчак — верховный правитель России
В ночь с 17 на 18 ноября 1918 г. группа офицеров арестовала социалистических лидеров Директории и вручила всю полноту власти адмиралу Колчаку. По настоянию Антанты Колчак был объявлен «Верховным Правителем России» – британцы рассчитывали с помощью инструмента «легитимности» не только объединить все антибольшевистские силы России, но и как-то ограничить влияние Германии, перехватив у неё инициативу в деле организации подлинной и «законной» альтернативы большевикам.
Плакат времён Гражданской войны в России
Адмирал Колчак деятельно взялся за организацию по-настоящему эффективного антибольшевистского сопротивления. Он твердо стремился навести порядок железной рукой. 28 ноября 1918 г. Колчак встретился с представителями печати для разъяснения своей политической линии. Он заявил, что его ближайшей целью является создание сильной и боеспособной армии для «беспощадной и неумолимой борьбы с большевиками», чему должна способствовать «единоличная форма власти».
С первых же шагов своего существования правительство Колчака вступило на путь исключительных законов, введя смертную казнь, военное положение, карательные экспедиции. Все эти меры были предназначены для наведения порядка в тылу и повышения боеспособности армии… но в то же время они вызвали массовое недовольство населения. Крестьянские восстания сплошным потоком залили всю Сибирь. Огромный размах приобрело партизанское движение. Но были вещи и похуже…
Помощь со стороны союзников постепенно сокращалась. Американцы так и не приняли участие в интервенции. Белогвардейцы получали от Дяди Сэма только материальную помощь – и на том спасибо. Размер помощи от британцев до февраля 1919 г. был тот же, что и в РИ, но с этого момента по мере эскалации гражданской войны во Франции эта помощь быстро сокращалась – британцы расценили, что помогать французским лоялистам важнее, чем российским белогвардейцам. И хотя британцы даже во Франции действовали нерешительно, белогвардейцам было от этого не легче.
Японцы? Японцы вели свою игру, и далеко не факт, что действия Империи Восходящего Солнца были выгодны Колчаку. Особой проблемой стал Чехословацкий Корпус, который из ценного союзника стремительно превращался в головную боль.
Борьба за Чехословацкий корпус
Уже осенью 1918 г. чехословацкие части стали отводиться в тыл и в дальнейшем не принимали участия в боях, сосредоточившись вдоль Транссибирской магистрали. Колчаковский переворот осложнил отношения между чехами и белогвардейцами – командование Чехословацкого Корпуса восприняло данное известие без особого энтузиазма, хотя оно, под нажимом союзников, не оказало противодействия новоиспеченному Верховному Правителю. А когда до корпуса дошло известие о победе Германии, то никакие силы уже не могли заставить чехословаков продолжать войну.
Офицеры Чехословацкого корпуса в Сибири
В рядах Чехословацкого Корпуса нарастало брожение и даже паника. Намеченный план – эвакуироваться из России и продолжить войну во Франции против Германии – рухнул как карточный домик. Теперь их единственной целью было просто уйти из России – подальше от войны. Но куда? На родину? Чехия осталась под властью Габсбургов. И многие бойцы Чехословацкого Корпуса боялись возвращаться под власть империи, которую они когда-то предали.
Конечно, австрийцы не собирались применять драконовские наказания. Рядовым членам Корпуса, не замешанным в реальной подрывной деятельности, была обещана амнистия. Наказание должны были понести прежде всего те, кто участвовал в формировании корпуса, агитации за вступление в его ряды среди чехов, был замешан в военных преступлениях и т.д. Под это определение однозначно попадало командование Чехословацкого Корпуса, и, естественно, командиры и организаторы прикладывали все усилия, чтобы отбить у рядового состава желание сдаваться немцам и австрийцам.
В результате у многих действительно пропало всякое желание возвращаться в Чехию. Даже многие из тех, кто железно получит амнистию, сомневались в том, что им стоит возвращаться – даже не понеся наказания, они вернутся на родину как предатели, и это наложит свой отпечаток на их послевоенную жизнь. Значит – эмиграция. Но какая страна будет готова их принять?
Самым подходящим вариантом для эмиграции были США – несмотря на неучастие в интервенции, та часть общественности, которая следила за событиями в России, сочувствовала чехам, а Томаш Масарик (так и оставшийся в США) активно лоббировал и пиарил Чехословацкий Корпус среди американских политиков. Именно Масарик выступил с инициативой организации силами американцев и британцев эвакуации Чехословацкого Корпуса на территорию США.
Томаш Масарик
Однако этот процесс проходил со скрипом – лоббирование дело сложное, муторное и долгое, и даже если американцы согласятся помочь чехам, то всё равно будет необходимо согласовывать план «спасательной операции» с британцами и японцами. А ведь, между прочим, время работало против них – чем дольше затягивались дела с эвакуацией, тем больше накалялась обстановка. Чем больше времени проходило, тем больше нервничали чехи. Среди них даже начали распространяться слухи, что британцы могут выдать чехов австрийцам в обмен на те или иные уступки на Потсдамских переговорах. Чем дальше откладывалась вожделенная эвакуация, тем сложнее было успокоить чехов. А противник времени зря не терял.
Эсеры, потерявшие власть в результате переворота Колчака и понесшие большой урон, всеми силами стремились отомстить «реакционному» Верховному Правителю. В декабре 1918 г. московская организация ПСР приняла решение отказаться от вооруженной борьбы против Советской власти и заключить с ней перемирие до окончательной победы над «колчаковской и иной реакцией». В начале января 1919 г. ветераны Комуча, известные как группа меньшинства партии эсеров, во главе которой был В.К. Вольский, опубликовала заявление:
«Делегация членов партии эсеров и президиума съездов Всероссийского Учредительного Собрания призывает всех солдат народной армии прекратить гражданскую войну с Советской властью… и обратить оружие против диктатуры Колчака». Однако один в поле не воин, и эсеры не оставляли надежду склонить на свою сторону и прежних союзников – командование и личный состав Чехословацкого Корпуса, официально не признававших новоявленной власти и не проявлявших активности в боевых действиях с момента ноябрьского переворота. В одной из листовок, обращенной непосредственно к легионерам, прямо звучал призыв на борьбу с Колчаком: «Мы зовем вас, если вы останетесь здесь к моменту общего восстания против Колчака, подняться вместе с нами на борьбу с ненавистным народу правительством». Эсеры настаивали, что только совместная борьба против Колчака дала бы возможность примирения русской демократии с братским чешским народом. «Если же вы устали, если у вас нет сил на дальнейшую борьбу, то не мешайте хотя бы нам восстановить поруганную свободу! Тогда идите домой, на родину! Там, вернувшись под власть реакционной тирании Габсбургов, может быть, вы поймете, сколько мук, сколько боли и сколько ненужного зла вы причинили измученному русскому народу за период власти Колчака! Время идет. Пропасть растет! Не делайте же её бесконечно глубокой».
Солдаты Чехословацкого корпуса
Активизировались и большевики. Хотя Красные официально и находились в конфликте с чехами, но нейтралитет Корпуса открывал им некоторые возможности. Расценив, что победа Германии может негативно повлиять на взаимоотношения между чехами и Антантой, большевики начали предпринимать попытки выйти с Корпусом на контакт. Также Красные всеми силами стремились развернуть деятельность своих агитаторов среди рядовых бойцов Чехословацкого Корпуса.
Советское правительство предпринимало все возможные шаги, чтобы добиться примирения с чехами. Например, Троцкий строжайше приказал привлекать виновных в расстреле пленных чехословаков к самой суровой ответственности.
«Настал момент, – заявлял он, – когда обманутые и преданные английскими, японскими и русскими империалистами чехословаки должны понять, что их спасение в союзе с российской советской властью».
Большевики предлагали Чехословацкому Корпусу вступить с ними в союз, в обмен предлагая чехам стать полноправными гражданами Советской Республики как членами равной социалистической семьи народов, где никто не будет притеснять их, подобно Габсбургам, и использовать их в своих коварных целях, подобно британцам.
4 ноября 1918 г. ВЦИК выступил с воззванием к солдатам чехословацкой армии с предложением о мире и возможности пропуска чехословацких эшелонов через территорию России при проведении возможной эвакуации. Все предпринятые Советским правительством действия не могли не усиливать антиинтервенционистские и антиколчаковские настроения – прежде всего среди рядового состава Чехословацкого корпуса. Немалую помощь большевикам в деле усиления их влияния на чехов оказал колчаковский переворот.
Разрыв адмирала Колчака с эсерами оказался грубым политическим просчетом. Эсеры были глубоко обижены на Верховного Правителя и собирались жестоко отомстить Колчаку за то, что он воспрепятствовал установлению социалистической демократии. Эсеры перешли на нелегальное положение и начали активную подпольную работу против режима Колчака, став при этом фактическими союзниками большевиков. Хотя эсеры и большевики всё ещё оставались враждебными силами, тем не менее, именно через эсеров большевистские агитаторы выходили на контакт с солдатами Чехословацкого корпуса. Вражда враждой, но для эсеров Колчак был большим злом, и потому они позволяли большевикам вести свою работу по настраиванию чехов против Верховного Правителя и Антанты.
Была и другая проблема. Чехословацкий Корпус не был в восторге от колчаковского переворота. Российское отделение Чехословацкого Национального Совета даже выпустило следующее заявление:
«Чехословацкий национальный совет (отделение в России), чтобы пресечь распространение разных слухов о его точке зрения на текущие события, заявляет, что чехословацкая армия, борющаяся за идеалы свободы и народоправства, не может и не будет ни содействовать, ни сочувствовать насильственным переворотам, идущим в разрез с этими принципами. Переворот в Омске от 18 ноября нарушил начало законности, которое должно быть положено в основу всякого государства, в том числе и Российского. Мы, как представители чехословацкого войска, на долю которого в настоящее время выпадает главная тяжесть борьбы с большевиками, сожалеем о том, что в тылу действующей армии силами, которые нужны на фронте, устраиваются насильственные перевороты. Так продолжаться больше не может. Чехословацкий национальный совет (отделение в России) надеется, что кризис власти, созданный арестом членов Всероссийского Временного Правительства, будет разрешен законным путем и потому считает кризис незаконченным». Монархистов они недолюбливали, о чем отмечал британский разведчик Б. Локкарт: «Чехословаки не любили царского режима, который отказывался признавать их как самостоятельную национальность. Они были демократы по инстинкту, сочувствовали русским либералам и социалистам-революционерам. Они не могли дружно работать с царскими офицерами, составлявшими основные кадры в армиях антибольшевистских генералов».
Симпатии Чехословацкого Национального Совета были на стороне эсеров. Однако чехи зависели от Антанты и вынуждены были смягчить свою позицию. Тем не менее, это грозило в перспективе конфликтами, но пока чехи сохраняли нейтралитет.
Белогвардейцы в Сибири
Весеннее наступление Колчака в 1919 году
Тем временем Колчак пришел к выводу, что настало время действовать. В начале марта 1919 г. 107-тысячная армия Колчака развернула наступление с востока против примерно сопоставимых сил Восточного фронта РККА, намереваясь соединиться в районе Вологды с Северной Армией генерала Миллера, а основными силами наступать на Москву.
В это же время в тылу Восточного фронта красных начинается мощное крестьянское восстание против большевиков (так называемая «Чапанная война»), охватившее Самарскую и Симбирскую губернии. Численность восставших достигла 150 тысяч человек. 14 марта 1919 г. колчаковцы взяли Уфу. В марте-апреле войска Колчака, взяв Уфу, Ижевск и Воткинск, заняли весь Урал и с боями пробивались к Волге, но были вскоре остановлены превосходящими силами Красной армии на подступах к Самаре и Казани. Казалось бы, всё развивается неплохо. Но нет…
«Чапанная война» против большевиков очень быстро завершилась пшиком. Плохо организованные и вооружённые повстанцы были к апрелю разгромлены регулярными частями Красной армии и карательными отрядами ЧОН, и восстание было подавлено. Большевики быстро оправились от удара и, несмотря на тяжёлое положение на других фронтах, были нацелены на реванш. 12 апреля в тезисах о положении на Восточном фронте Ленин выдвинул лозунг «Все на борьбу с Колчаком!». 28 апреля 1919 года Красные перешли в контрнаступление. А в это время закипали колчаковские тылы…
Даже будучи не задействованным в прямых боевых действиях, Чехословацкому Корпусу приходилось непросто. Ведь многочисленные партизанские отряды, состоявшие в основном из недовольных политикой правительства Колчака крестьян, действовали главным образом вдоль железной дороги. Так что чехам постоянно приходилось ввязываться в бои, прибегая к крайним мерам, которые восстанавливали местное население против легионеров. А антиколчаковское партизанское движение ширилось с каждым днем. Несмотря на жесткость наказания за проведение диверсий на железной дороге, в течение только апреля 1919 г. партизанами было подготовлено и совершено 10 крупных железнодорожных катастроф, не говоря о бесчисленных нападениях на поезда и станции и о разрушении путей. Часто партизаны присылали чехам следующие заявления:
«Если будете с нами, мы поможем вам и примем как братьев в социалистической семье народов! Если будете против нас, то все вы погибнете в негостеприимной Сибири! И за что? За интересы империалистов, которые используют вас в своих коварных целях!».
Чешский вопрос
С весны 1919 г. Чехословацкий Корпус оказался фактически скованным на железнодорожной магистрали между Новониколаевском и Иркутском. Чехословацкие солдаты, только что вырвавшиеся из окопов, очутились в огне партизанской войны и были вынуждены выполнять роль карателей, что только ускоряло процесс радикализации настроений и углубляло внутренний кризис в Корпусе.
Чешские легионеры на Транссибирской магистрали
Среди чехов продолжало нарастать брожение. В связи с глубоким падением их боевого духа уже осенью 1918 г. чехословацкие части стали отводиться в тыл и в дальнейшем не принимали участия в боях, сосредоточившись вдоль Транссибирской магистрали. Падение их боевого духа в Сибири не смог остановить даже авторитетный генерал Милан Штефаник во время своей инспекционной проверки в ноябре – декабре 1918 г. Он издал приказ, по которому всем частям Чехословацкого Корпуса предписывалось покинуть фронт и передать позиции русским войскам.
27 января 1919 г. командующий Чехословацким Корпусом в России генерал Ян Сыровы издал приказ, объявляющий участок магистрали между Ново-Николаевском и Иркутском операционным участком Чехословацкого корпуса. Сибирская железнодорожная магистраль таким образом оказалась под контролем чешских легионеров, а фактическим распорядителем на ней являлось командование британских интервентов в Сибири и на Дальнем Востоке. Все понимали, что Чехословацкий Корпус стал ненадежен и с ним нужно было что-то делать.
Вопрос об эвакуации в США пока ещё находился только в стадии обсуждения, так что единственный способ хоть как-то обуздать чехов – не вовлекать их в боевые действия. Легионеры ещё участвовали в охранных и карательных операциях против красных партизан от Ново-Николаевска до Иркутска и Читы, но главным образом их задействовали на хозяйственных работах: ремонт локомотивов, подвижного состава, железнодорожных путей. Однако с течением времени даже это перестало нормально действовать. Настроение рядового состава Чехословацкого Корпуса было уже на грани полной деморализации.
Рисуя сложившуюся на фронте обстановку, генерал Сыровы писал в одном из своих донесений, что «физические, а главное моральные силы солдат полностью исчерпаны», они уже не верят в приход союзников и обвиняют в своих бедах политическое и военное руководство, доверие к которому подорвано. Люди так устали, обессилены, упали духом, что «дисциплина полностью пала и парни поддаются дезорганизующим и провокационным воздействиям».
Командование корпуса, союзников и колчаковское правительство беспокоили начавшаяся демократизация чешского войска и проникающие в солдатскую среду пессимистические настроения ввиду неясности дальнейшей судьбы. Обещанная руководством эвакуация постоянно откладывалась на неопределенный срок. Обещанная союзниками помощь выражалась только в материальной поддержке и присылке незначительных воинских контингентов, находившихся глубоко в тылу. Победа Германии и её союзников в Вельткриге ставила на повестку дня сложный вопрос – что делать? Выдать чехов Габсбургам? Эвакуировать их в нейтральную страну? Или оставить в России в качестве пушечного мяса в крестовом походе против большевизма? И никто не мог предложить вариант, устроивший бы всех…
В конце апреля – начале мая 1919 г. среди чехов начали распространяться слухи, что их планируют задействовать в боевых действиях на стороне Колчака. Британские союзники уверяли их, что ничего подобного они не замышляют, но чехи им не слишком-то и верили – учитывая, как ранее союзники использовали Корпус в своих интересах. Вот как вспоминал об этом Эдвард Бенеш:
«…Наша армия в России для союзников являлась лишь одной из шахматных фигурок, они очень материалистически, просто, даже безжалостно реалистически считали, что там столько-то людей, которыми можно пожертвовать в нужный момент… Многие наши солдаты привыкли к тому, что ими помыкают как угодно, и потому они скептически относились к любым обещаниям и увещеваниям наших союзников. Тогда ходили разные слухи – что нас отправят на войну против большевиков, что нас оставят здесь, и даже что нас выдадут австрийцам… Это были самые дикие сплетни. Но наши солдаты оказались в таком положении, что они ожидали самого худшего и потому готовы были поверить в любой вздор…».
Хотя чехов действительно не отправляли на фронт, это не успокаивало их. Они требовали решить свою проблему – проблему эвакуации. Командование не желало возвращать Корпус в Чехию к Габсургам. Хотя среди рядового состава хватало тех, кто был готов вернуться на родину в расчете на получение амнистии, их голос был заглушен громкими, настойчивыми и чуть ли не истеричными требованиями командования, идеологов и офицеров – куда угодно, только не к немцам и Габсбургам!
В принципе, был компромиссный вариант эвакуации в США, предложенный Масариком, но переговоры с американцами по этому поводу только-только начинались, и, учитывая, что США не участвовали в интервенции, и вообще там были распространены изоляционистские настроения, окончательный план эвакуации будет готов далеко не сразу – а чехам хотелось уехать из России немедленно. В результате в Корпусе назревал раскол.
Кроме того, отношения чехов с Колчаком сразу не сложились. Чехи хорошо относились к эсерам, и потому они крайне прохладно встретили колчаковский переворот, свергнувший Директорию. Белое офицерство, и особенно его черносотенно-монархическое направление, настороженно относилось к взаимоотношениям чехословацкого командования с эсерами и меньшевиками.
После неудач на фронте белогвардейское и чехословацкое командования занялись обвинением друг друга в поражениях, в стремлении спрятаться за чужую спину, избежать активного участия в боях. Трещина, которая пролегла между чешским командованием и правительством Колчака, все больше расширялась по мере углубления кризиса белого движения. Чехи хотели дистанцироваться от политики, проводимой колчаковцами. А нарастание кризиса в проблеме чешской эвакуации ещё больше накаляло напряженность.
Адмирал Колчак и командование Чешского корпуса
Снижение боеспособности корпуса было налицо. И, тем не менее, различные политические силы, участвовавшие в Гражданской войне, сохраняли надежду на мобилизацию в своих интересах хотя бы части легионеров. С одной стороны, колчаковское правительство попросило союзников, в первую очередь американцев, обладающих необходимым морским тоннажем, срочно приступить к эвакуации чехов.
Министр иностранных дел Российского правительства И.И. Сукин просил представителя колчаковского правительства С.Д. Сазонова повлиять на скорейшее решение вопроса относительно чехов, указывая на необходимость скорейшей их замены другими иностранными войсками «ввиду действительной ненадежности чехов». Однако одновременно колчаковцы высказали предложение о «вызове из среды чешских войск добровольцев, которые пожелали бы отправиться на фронт и помочь нам в борьбе с большевизмом». За это правительство согласилось предоставить всем добровольцам привилегии, равные тем, которыми пользовались «русские участники освободительного движения».
В среде членов Российского правительства ещё не было принято окончательного решения по вопросу участия чехов в регулярной армии. Однако выходившая за пределы кулуаров информация порождала самые дикие сплетни. В результате прямой конфликт между чехами и Колчаком прошел острее и гораздо раньше, чем в РИ.
6 мая 1919 г., чехи, разгоряченные слухами о намерении Колчака и союзников задействовать солдат Корпуса в белогвардейском наступлении, и до которых начали доходить сведения о планах британцев эвакуировать войска с севера России, окончательно разозлились. Поводом для взрыва послужил конфликт солдат Чехословацкого Корпуса с колчаковскими офицерами, которые в ходе этого самого конфликта повели себя агрессивно и вступили с чехами в конфронтацию. В ответ чехи начали нечто вроде солдатской забастовки, своими действиями практически парализовав Транссибирскую магистраль. Всё, что они думают о Колчаке, они высказали в своём меморандуме от 13 мая 1919 г.:
«Под защитой чехословацких штыков, местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужасается весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности — составляет обычное явление, и ответственность за всё перед судом народа всего мира ложится на нас. Почему мы, имея военную силу, не воспротивились этому беззаконию? Такая наша пассивность является прямым следствием принципа нашего нейтралитета и невмешательства во внутренние русские дела. Мы сами не видим иного выхода из этого положения, кроме одного – мы должны прекратить эту войну и покинуть Россию».
Колчак был крайне раздражен этой выходкой, которая спутала ему все карты в самый ответственный момент – во время потенциально опасного контрнаступления Красных! Ответ Колчака на этот меморандум был достаточно резок, в частности в нём было сказано, что «прослеживается связь меморандума с попыткой большевистского восстания в Сибири… Я заявляю, что малейшие шаги в этом смысле будут мной рассматриваться, как враждебные, фактически оказывающие помощь большевикам. И я отвечу на это вооружённой силой и борьбой, не останавливаясь ни перед чем».
Переговоры с бунтующими чехами
Британцы всячески пытались успокоить чехов, выступая посредниками между ними и колчаковцами. Но получалось не очень хорошо. Чехи были зависимы от держав Антанты, и потому после переворота они не могли выступить против Колчака, которого поддерживал Запад. Однако их терпение не было безграничным. И «солдатская забастовка» была инструментом давления на британцев, а также американцев – чехи были намерены таким образом надавить на своих союзников, чтобы те как можно скорее решили проблему эвакуации. Параллельно нарастал конфликт внутри самого Чехословацкого корпуса.
Командование и рядовые солдаты вели себя как лебедь, рак и щука. В то время, как значительная часть командования была склонна к компромиссу с британцами, и была готова дать время на подготовку эвакуации, то большая часть рядового состава стремилась любой ценой как можно скорее сбежать от чужой войны куда угодно.
При этом и среди этих людей намечался раскол – часть желавших эвакуации возлагала надежды на план Масарика об эмиграции в США, но в то же время многие поверили в обещание австрийцев об амнистии (прежде всего такой вариант был приемлем для рядовых бойцов, которые знали, что они люди маленькие, австрийскую контрразведку вряд ли заинтересуют и что на русской службе ничего такого из ряда вон выходящего не делали).
Но у обоих вариантов были свои подводные камни. Переговоры Масарика с американцами слишком затягивались, при том, что из США никаких обнадёживающих сведений пока что не поступало – так что вариант был желанным, но всё ещё туманным. Для многих рядовых членов был привлекателен предложенный австрийцами вариант с амнистией, но тут тоже было много проблем.
Британцы дали понять, что куда-куда, а в Австрию чехов они отправлять через свою территорию своими кораблями не будут. Пусть договариваются об этом с японцами, американцами или ещё кем-нибудь. В итоге оставался только один путь на родину – через территории, подконтрольные Красным. Большевики были готовы выступить посредниками и пропустить чехов на родину через свою территорию, но есть один нюанс – Красные в это время вели ожесточённые сражения с пронемецкими белогвардейцами Краснова и Бермондт-Авалова, и, соответственно, были с немцами и австрийцами на ножах. Вариант эвакуации чехов на родину через советскую территорию, таким образом, мог быть осуществлен только при условии прекращения военных действий и после долгих дипломатических обсуждений. В-общем, засада была везде…
А тем временем из-за воплощения в жизнь басни «Лебедь, рак и щука» чешская «солдатская забастовка» выходила из-под контроля. Офицеры не могли обуздать солдатскую стихию, а рядовой состав в буквальном смысле начал слетать с катушек. Почувствовали слабину колчаковских тылов красные партизаны, в конце мая – начале июня 1919 г., благодаря дезорганизации, вызванной чешской «солдатской забастовкой», партизаны подняли голову ещё выше – и в тылах Колчака началось масштабное пробольшевистское восстание, в результате которого белогвардейцы столкнулись с настоящей катастрофой – их фронт моментально рухнул.
Британские представители в Сибири хватались за голову – вся их система поддержки проантантовских белогвардейцев летела псу под хвост. При этом «горячие точки», в которых британцам нужно было решать кучу проблем, множились в геометрической прогрессии. Во Франции раскручивался маховик гражданской войны – прямо под боком у Британии. И если выбирать между русскими белогвардейцами и французскими лоялистами – англичане предпочли выбрать тех, кто ближе к их границам.
Уже весной 1919 г. немалая часть поставок, предназначавшаяся белогвардейцам, пошла во Францию. Ради оптимизации расходов и столкнувшись с недовольством уставших от войны солдат, в мае 1919 г. британцы вывели свои войска с севера России, который тут же заняли Красные. При этом дома у них бушевала левая общественность. 18 января 1919 г. в Лондоне на конференции был избран Национальный комитет движения «Руки прочь от России и Франции!». Под этим лозунгом в Британии началась подрывная деятельность левых, стараниями этих людей началась пропаганда в воинских частях, которые отправлялись в Россию. И это движение приносило свои результаты.
Одним из примеров его успехов стал отказ докеров из Восточного Лондона загрузить судно «Jolly George» вооружением, которое готовились передать британским частям и войскам Белого движения. В январе 1919 г. взбунтовались моряки судна «Queen Elizabeth», которые воспротивились приказу прибыть к белогвардейцам. К лету 1919 г. движение приобрело национальный размах. В 1919 г. Уильям Полл опубликовал брошюру под названием «Руки прочь от России», в которой писал:
«Силы империалистов знают, что сама сущность социализма — это его международная политика по созданию Всемирной республики труда. Они знают, что триумф социализма в России и Франции — только первый шаг ко всемирному торжеству социализма. Поэтому их объединённые проекты и попытки раздавить революцию нацелены на то, чтобы предотвратить распространение и триумф революционного социализма в других странах… Дикость этих узурпаторов только приводит к переходу честных умеренных социалистов и небольшевистских элементов в стан Ленина и Пуже». Комментируя успехи движения «Руки прочь от России и Франции», Ленин не без тени самодовольства писал: «Как только международная буржуазия замахивается на нас, её руку схватывают её собственные рабочие».
Британцы оказались связаны по рукам и ногам в разных точках мира, и союзное командование в Сибири было вынуждено самостоятельно разгребать полезшее изо всех щелей дерьмо самостоятельно, без достаточной поддержки от высшего руководства и других держав. И получалось это из рук вон плохо. Попытки выступить посредником между чехами и колчаковцами оказались неудачными, единственный успех – то, что они всё-таки не начали стрелять друг в друга. Однако Транссибирская магистраль оказалась парализованной – и без того тоскливую ситуацию с «чешской забастовкой» ещё больше осложняли постоянные налеты ещё больше обнаглевших красных партизан и масштабное пробольшевистское восстание в конце мая – начале июня. Беспорядок в тылу привёл к тому, что колчаковский фронт рухнул.
Сибирские партизаны
Разгром Колчака
Уже в 20-х числах мая Красные заняли Уфу, Стерлитамак и Пермь. Была окружена северная группировка Белых. А на протяжении всего лета Красная Армия непрерывно наступала на восток. Колчаковские армии были разгромлены уже в начале лета и теперь беспорядочно отступали, лишь иногда пытаясь оказать сопротивление превосходящим силам Красных. Но колчаковцы всё равно были обречены.
Дезорганизованный чешской «солдатской забастовкой» тыл привел к тому, что наступление Красных было намного более успешным и беспрепятственным, чем в РИ. Белогвардейцы оставляли город за городом. Екатеринбург и Челябинск, Тюмень, Омск, Новосибирск – все они были взяты Красными без особого труда. В начале сентября 1919 г. под ударами Красной Армии колчаковское правительство было вынуждено перебраться в Иркутск.
Чехи быстро осознали, что они натворили, но сейчас не было времени посыпать голову пеплом – нужно было спасать себя, в том числе и за счет других. Достаточно увидеть лозунг чехословацких легионеров, которым предписывалось отныне руководствоваться: «Наши интересы – выше всех остальных». Последовал приказ приостановить всякую отправку эшелонов русской армии и ни в коем случае не пропускать их, пока не проедут все чехословацкие части. На железной дороге воцарилась анархия.
Командиры чехословацких частей и начальники станций силой забирали локомотивы и вагоны у польской дивизии, которая совместно с сербскими частями по приказу британского командования в Сибири была включена в арьергард союзнических войск. Польское командование, в свою очередь, силой оружия захватывало вагоны и паровозы у колчаковцев.
Сам Колчак, крайне недовольный подобным развитием событий, жаловался британцам на происходящее. Одновременно он приказал атаману Семенову, находящемуся в Забайкалье, не пропускать чехов через контролируемую им территорию, в случае необходимости не останавливаться и перед взрывом мостов и туннелей.
Отнятый чехами паровоз
Тем временем под ногами колчаковцев буквально горела земля. Однако предстояло забить последний гвоздь в крышку гроба Верховного Правителя. И в этот момент эсеры решили, что настало время для того, чтобы отлились кошке мышкины слезки.
14 сентября 1919 г. в Иркутске было поднято антиколчаковское восстание, во главе которого стоял Политический центр, состоявший из эсеров, меньшевиков и земских деятелей. Вокруг него объединились все антиколчаковские силы социалистической ориентации. В его декларации говорилось, что Политцентр ставит своей задачей прекращение войны с Советской Россией, созыв сибирского Народного Собрания и установление договорных отношений с государственно-демократическими образованиями, возникшими на территории России. Союзные войска и чехословацкие отряды объявили о своем нейтралитете.
Атаман Семёнов попытался оказать помощь Колчаку и направил в Иркутск из Верхнеудинска около 1 тыс. человек во главе с генерал-майором Скипетровым. Одновременно Семёнов послал британскому командованию оказавшуюся безрезультатной телеграмму, просившую «или о немедленном удалении из нейтральной зоны повстанцев, или же не чинить препятствий к выполнению подчинёнными мне войсками приказа о немедленном подавлении преступного бунта и о восстановлении порядка».
Конфликт чехов и Семёновцев
Семёновские части прибыли по железной дороге к Иркутску 20 сентября. Непосредственно на станцию Иркутск бронепоезда белых не попали, так как железнодорожники пустили навстречу головному бронепоезду паровоз, повредив его и путь. Тогда семёновцы высадили у семафора 600 человек при 4 орудиях и 8 пулемётах, и начали атаку Глазкова.
Белым удалось захватить часть Глазкова до железнодорожного вокзала. Однако в дело неожиданно вмешались чехословаки, которые, ссылаясь на приказание британцев, потребовали немедленно прекратить бой и отвести войска на станцию Байкал, грозя в противном случае применить вооружённую силу. В подтверждение своих намерений чехословаки выдвинули бронепоезд «Орлик», который по вооружению и оборудованию был сильнее трёх бронепоездов семёновцев вместе взятых.
Ввиду невозможности связаться с городом и малочисленности отряда Скипетрову пришлось отвести войска. Всё было кончено. 25 сентября 1919 г. Колчак подписал указ о сложении с себя звания Верховного Правителя. Поезд, в котором находились адмирал Колчак и В.Н. Пепеляев под охраной чехословаков, прибыл в Иркутск 6 октября 1919 г. Несмотря на торжественные обещания союзников об обеспечении личной безопасности Верховного Правителя, по приказу британцев чешское командование передало Колчака представителям Политцентра. После непродолжительного следствия «Верховный Правитель России» в ноябре 1919 г. был расстрелян.
Однако с выдачей Колчака проблемы чехов не закончились. Японское командование, которое, конечно, не сочувствовало социалистическому перевороту, официально соблюдало нейтралитет. Однако этот нейтралитет был лишь кажущимся. Японский ставленник атаман Семенов поспешил выслать в Иркутск войска при первых же известиях о восстании. Вслед за семеновцами двинулся японский полк. По приказанию генерала Н. Сой японские части заняли туннели у озера Байкал, а в Токио генеральный штаб настаивал на отправке в Иркутск «для поддержания порядка» и в связи с угрозой «большевистского нашествия» еще, по крайней мере, двух батальонов пехоты.
В результате возникла острая политическая ситуация, когда формально шла борьба между колчаковцами и Политцентром, а по существу назревало столкновение между семеновскими и японскими войсками, с одной стороны, и чехословаками и британцами – с другой.
На рубеже сентября – октября 1919 г. на станции Байкал, в 60 верстах от Иркутска, произошла вооруженная стычка чехов с семеновцами. В результате конфликта несколько чехословацких солдат было убито, железнодорожная и телеграфная связь прервана. На следующий день на заседании в британском штабе чехи, с негласного одобрения англичан, категорически потребовали удаления семеновцев с Кругобайкальской железной дороги с ее десятками туннелей, так как эта «семеновская пробка» лишила возможности эвакуации.
Соответствующий ультиматум был принят и отправлен Семенову в Читу. Однако он не возымел действия. По утверждению генерального консула США в Иркутске В. Гарриса «отношения между чехами и войсками Семенова самые напряженные и конфликт может открыто вспыхнуть, как только Семенов попытается воспрепятствовать проезду чехословацких войск».
Конфликт чехов с Семеновым ещё больше привел дела в беспорядок. Эвакуация чехов на восток проходила с нехилыми проволочками. В РИ в Сибири находились американцы, которые сочувствовали чехам и оказывали им серьезную поддержку. В этом мире американцы не приняли участия в интервенции. Кроме того, наступление Красных проходило ещё более успешно, чем в РИ. В этих обстоятельствах командование британского экспедиционного корпуса расценило, что лучше в первую очередь спасать себя и союзных канадцев, чем чехов.
Главное, что не дало союзникам бросить чехов на произвол судьбы – необходимость в них, так что какую-никакую помощь им продолжали оказывать, чтобы те окончательно не слетели с катушек и не погубили всё предприятие. Британцам успешно удалось поторопить американцев, и переговоры Масарика с руководством США наконец сдвинулись с мёртвой точки. Однако своё влияние на судьбу Чехословацкого Корпуса оказывали не только американцы.
Большевистское наступление застало некоторые из чехословацких частей врасплох. Они не успели вовремя уйти и большей частью сдались Красным. Большевики начали прикладывать большие усилия по обработке пленных чехов. С одной стороны, они были готовы им предложить эвакуацию в западном направлении – на родину или в другую страну (если эта другая страна, конечно, согласится принять чехословацких гостей к себе) – через Архангельск или Беларусь. Но, настаивали большевики, зачем отправляться на растерзание к Габсбургам или влачить жалкое существование у жадных и негостеприимных империалистов, если можно стать гражданином Советской России, где все равны и царит Дружба Народов? Нужна только сущая мелочь – вступить в ряды Красной Армии и воевать против врагов Советской власти.
Красные чехи
Конечно, согласились на это предложение далеко не все – чехи устали воевать за чьи-то интересы, и в основной своей массе они не были намерены воевать за Мировую Революцию. Так что большинство чехов приняли решение оставаться военнопленными и надеяться на то, что когда-нибудь их всё-таки эвакуируют за пределы России. Тем не менее, тех чехов, которых большевикам удалось распропагандировать и переманить на свою сторону, оказалась не так уж и мало, что позволило Советам сформировать полноценное подразделение «Красных чехов», которое стало хоть и малочисленным, но одним из самых боеспособных подразделений Красной Армии.
Во время Великого Отступления, Восстания Политцентра и конфликта с атаманом Семеновым несколько небольших чешских отрядов и подразделений дезертировали и присоединились сначала к эсерам, а затем, после того, как Политцентр сдал свою власть большевикам, они вступили в ряды уже «Красных чехов».
Формируя подразделение «Красных чехов», несмотря на его малочисленность, большевики стремились к тому, чтобы ими руководили представители их народа. И такие руководители нашлись – корпус «Красных чехов» возглавил писатель Ярослав Гашек, к тому времени набравшийся немалого опыта в партийной, политической и административной работе. Несмотря на то, что до войны Гашек вёл на родине богемный образ жизни, был завсегдатаем многочисленных пражских трактиров и ресторанов, автором и участником всяческих шуток, розыгрышей и проказ, находясь в рядах Красной Армии он вёл себя по-другому. Здесь он показал себя ответственным и исполнительным человеком, хорошим организатором, к тому же беспощадным к врагам революции. Неудивительно, что его привлекли на столь ответственный пост.
Ярослав Гашек
Тем временем, в том числе под влиянием от создания большевиками корпуса «Красных чехов», союзники наконец сдвинули дело с мертвой точки. Худо-бедно удалось решить конфликт с атаманом Семеновым. Да и чехи, видя, что в связи с деятельностью большевиков им начинает грозить раскол, стали вести себя более смирно. Но это означало, что они будут и к большевикам относиться с меньшей категоричностью. Большевики получили свой рычаг давления в виде корпуса «Красных чехов», угрожая зажатым чехословакам расколом. В сложившейся политической ситуации чехословацкое командование искало выход. Стала вырисовываться тенденция ориентации на правоэсеровские группировки и возможного сотрудничества с большевиками. Еще в июле управляющий делами колчаковского правительства Г.К. Гинс утверждал, что чехословацкие руководители, с одной стороны, боятся активно выступить против большевиков, а с другой — опасаются, что в случае бездействия окажутся лицом к лицу с ними. Отсюда, по словам Г.К. Гинса «их колебание между преобразованиями власти и миром с большевиками…».
28 октября 1919 г. у станции Куйтун было подписано мирное соглашение между чехословацкой делегацией и командованием Красной Армии. В соответствии с договоренностью обе стороны обязались содействовать быстрейшему выезду чехов за пределы России, а между двигающимися на восток чешскими войсками и идущим следом за ними советским авангардом устанавливалась нейтральная зона, т.е. промежуток между арьергардом чеховойск и авангардом войск Красной Армии «от депо до депо».
В соглашении подчеркивалось, что чехословаки должны были оставить адмирала Колчака и его сторонников, арестованных иркутским ревкомом, и не вмешиваться в распоряжения Советской власти в отношении арестованных. Командованию Красной Армии передавался и золотой запас, принадлежащий РСФСР, при уходе последнего чехословацкого эшелона из Иркутска, а также все мосты, водокачки, железнодорожные постройки и туннели в исправном состоянии. В отношении отрядов, действующих против Советской власти, они должны были соблюдать нейтралитет.
Тем временем Масарик наконец добился согласия американцев эвакуировать Чехословацкий Корпус на территорию США. Чехи расположились во Владивостоке, где их подбирали американские корабли. Эвакуация заняла немало времени и 2 августа 1920 г. последний транспорт с военнослужащими Чехословацкого Корпуса покинул порт Владивосток.
Впоследствии после эвакуации бывшие бойцы Чехословацкого Корпуса разделились. Одни уехали из США и вернулись на родину – австрийцы сдержали своё слово и предоставили чехам амнистию. Другие остались в Америке и составили там сплоченную чешскую диаспору, сосредоточенную прежде всего в Калифорнии. Подобный раскол произошел и с теми чехами, которые попали к большевикам. Большинство из них выбрали статус военнопленных и впоследствии покинули Россию, когда им представилась такая возможность – большая часть чехов вернулась на родину (хотя в связи с тем, что они прибыли из Советской России, их проверяли тщательнее), кто-то осел в других странах. Идейное и распропагандированное меньшинство вошло в ряды «Красных чехов», которые, несмотря на свою малочисленность, стали одним из самых боеспособных элитных подразделений Красной Армии.
Поддержка проантантовских Белых закончилась полным провалом. Колчак был разгромлен, а на севере интервенты заранее ушли сами. При этом многие считали, что Антанта не особо-то и хотела оказывать Белым по-настоящему качественной помощи. Многие белогвардейцы жаловались на скудность поставок из Британии и США. Вот что вспоминал об английских поставках один из офицеров Северной Армии в конце апреля 1919 г., накануне начала эвакуации британцев из Архангельска и Мурманска:
«Англичане обещали оружие, снаряды, обмундирование и продовольствие. Лучше бы они ничего не обещали! Ружья, присланные ими, выдерживали не более трех выстрелов, после четвертого патрон так крепко заклинивался в дуле, что вытащить его возможно бывало только в мастерской. Их танки были первейшего типа («Времен войн Филиппа Македонского», — горько острили в армии), постоянно чинились и, пройдя четверть версты, возвращались, хромая, в город. Французские «Бебе» были очень хороши, но командовали ими англичане, которые уверяли, что дело танков лишь производить издали потрясающее моральное впечатление, а не участвовать в бою. В своей армии они этого не посмели бы сказать. Они развращали бездействием и русских офицеров, прикомандированных к танкам.
Англичане присылали аэропланы, но к ним прикладывали неподходящие пропеллеры; пулеметы — и к ним несоответствующие ленты; орудия — и к ним неразрывающиеся шрапнели и гранаты. Однажды они прислали 36 грузовых пароходных мест. Оказалось — фехтовальные принадлежности: рапиры, нагрудники, маски, перчатки. Спрашиваемые впоследствии англичане с бледными улыбками говорили, что во всем виноваты рабочие-социалисты, которые-де не позволяют грузить материалы для борьбы, угрожающей братьям-большевикам.
Англичане обещали американское продовольствие для армии и для населения, обещали добавочный комплект американского обмундирования и белья на случай увеличения армии новыми бойцами, переходящими от большевиков. И действительно, эти обещания они сдержали. Архангельские склады, интендантские магазины, портовые амбары ломились от американского хлеба, сала, свинины, белья и одежды; все эти запасы служили предметом бешеной тыловой спекуляции и растрат. В наши ряды разновременно влилось немало бывших красных солдат и жителей-добровольцев, но все были разуты, раздеты и безоружны. К тому же их вскоре нечем стало кормить. А английский представитель в Архангельске уже сносился по телефону с петербургскими большевиками.
Продовольствие просачивалось тоненькой струйкой, по капельке. Не только жителям пригородов невозможно было дать обещанного хлеба — кадровый состав армии недоедал. На требование провианта из тыла отвечали: продовольствие предназначено для жителей Петербурга после его очищения от большевиков, и мы не смеем его трогать; изыскивайте местные средства. Удивительная рекомендация: снимать одежду с голого.
Лучше бы англичане совсем ничего не обещали, чем дали обещание и не исполнили его».
Взаимоотношения Антанты с остатками Белого движения в Сибире
Некоторые белогвардейцы, объясняя скудность поставок и непоследовательность политики Антанты по отношению к ним, руководствовались теорией заговора. Те, кто выражал конспирологическую точку зрения, считали, что Антанта желала расчленить Россию на отдельные слабые государства, что, даже выступая против большевиков, британцы и американцы не хотели видеть Россию сильной и стремились расколоть и поработить её. Они считали, что британцы предпочтут видеть Россию большевистской, чем сильной и единой.
И Колчак, провозгласивший восстановление Единой и Неделимой России, стал костью в горле для Антанты, которая решила всё погубить, но не допустить торжества сильного лидера. На деле это было не так. Та же Германия фактически работала на раскол Российской империи, поддерживая свои марионеточные режимы в Финляндии, Прибалтике и Украине, но при этом оказывала белогвардейцам широчайшую помощь и поддерживала их добросовестно и ответственно (что, кстати, у многих Белых, привыкших за годы Вельткрига воспринимать немцев как коварных врагов, вызывало даже некоторый разрыв шаблона).
Антанта была крайне заинтересована в сильной и единой России, поскольку им нужна была не только победа над большевизмом, но и противовес против Германии. А что до того, что это не получилось – не стоит объяснять злым умыслом то, у чего есть немало уважительных причин. Антанта проиграла Вельткриг, и потому ей было важнее смягчить своё поражение на Потсдамской конференции, чем бросать все силы и средства на помощь белогвардейцам. К тому же Антанта вышла из войны крайне потрепанной.
Франция погрузилась в пучину сначала смуты, а затем и гражданской войны. США не вступили в Вельткриг, и, соответственно, не стали отправлять войска и в Россию. Такие страны, как Греция, тоже не стали вовлекать себя в русскую эпопею. По своей сути, дело интервенции Британии пришлось тянуть на своём горбу. Конечно, были японцы. Американцы, хотя и не отправили свои войска, оказывали белогвардейцам материальную помощь, а также американцы активно участвовали в российских делах на политическом и дипломатическом уровне.
И тут возникает другая проблема – британцы, японцы и американцы воплотили в жизнь сюжет басни «Лебедь, рак и щука». Британцы делали ставку на Колчака. А вот у японцев был свой протеже – атаман Семенов. Кроме того, Япония не столько боролась с большевизмом, сколько преследовала свои цели и использовала интервенцию для усиления своего влияния на Дальнем Востоке, что очень не нравилось британцам и американцам. Великобритания и США стремились ограничить японскую экспансию в Азии, что создавало риски конфликтов и разногласий.
Масла в огонь начала подливать германская дипломатия, которая пыталась всячески поощрять японскую интервенцию в Россию и защищать японские интересы в России, которые стремились ограничить американцы и британцы. Немцы преследовали две цели – не позволить большевикам занять Дальний Восток (и тем самым связать там хотя бы часть их сил) и направить японскую экспансию на север и восток, чтобы они, увязнув там, поменьше интересовались южной Азией, где Германия начала устанавливать своё влияние.
Американцы, хотя и не отправили в Россию свои войска, тем не менее, принимали в российских событиях достаточно широкое политическое и дипломатическое участие. Они сочувствовали Чехословацкому Корпусу и оказывали ему поддержку больше всех остальных. Именно они эвакуировали чехов из России, хотя решение этого вопроса растянулось на непростительно долгий срок, за который Чехословацкий Корпус успел наломать немало дров. Силы, которым сочувствовали американцы, были и среди русских белогвардейцев. Но, как и британцы с японцами, американцы выбрали собственных протеже. Их выбором стала «демократическая контрреволюция».
Сибирское областничество в лице правительств в отдельных регионах, получившее развитие с началом гражданской войны, подавало самые серьезные надежды, вырастая на легитимной основе в альтернативу большевизму. Они – эти правительства – определенно тяготели к Америке, являясь как бы государством в государстве, формально связанными с центром, но более всего зависимыми от поддержки извне.
Госсекретарь США Лансинг рассуждал о «единой России» в виде федерации независимых государств, среди которых сибирской автономии должно было принадлежать особое место. Инициатива сибирских областников, издавна привлекая к себе внимание американцев, как казалось, способна была осуществить самые смелые идеи реформирования Российского государства на путях самоопределения Сибири и других регионов. Проамериканская ориентация многих эсеро-меньшевистских областных правительств подсказывала Вашингтону линию поведения, которая не укладывалась в упрощенные схемы по формуле «свой – чужой» и вызывала разочарование и даже осуждение многих представителей белого движения.
В наиболее резкой форме эти настроения выразил адмирал Колчак. Анализируя летом 1918 г. расстановку сил в Сибири и на Дальнем Востоке, а также оценивая шансы на получение помощи Белому Движению со стороны союзников, Колчак писал: «СШСА заняли положение, сочувствующее большевистскому развалу и разложению России, особенно определенно высказанное в известном письме президента Вильсона к представителям так называемой советской власти. Мне были ясны, особенно после недавнего личного пребывания в СШСА, полное непонимание их представителями положения вещей в России и представление их о происходящем государственном разложении России как о выражении демократической идеологии. Поэтому рассчитывать на помощь Соединенных Штатов в деле вооруженной борьбы с большевиками мне не представляется возможным».
Колчак если не знал, то догадывался, что к нему (так же, как и к ряду других лидеров белого движения) в Вашингтоне относились с подозрительностью, считая его поначалу ставленником англичан (а отчасти и японцев) и откровенно непочтительно высказываясь об архиконсервативном характере его идеологической и политической платформы. Впоследствии это проявилось после переворота. Американцы не очень хорошо относились к Колчаку, отправляли ему мало помощи (в основном американские поставки доставались чехам) и не особо жалели о Верховном Правителе, когда его сверг Политцентр.
В результате оркестр Антанты «Лебедь, рак и щука» выступил с провалом: «Вы, друзья, как ни садитесь, но в музыканты не годитесь». Протеже Британии адмирал Колчак потерпел сокрушительное поражение. «Демократическая революция», на которую возлагали большие надежды американцы, закончилась пшиком ещё раньше. Только Япония сумела сохранить своего протеже – атамана Семенова. Его положение тоже было тяжелым, но он всё ещё держался, к тому же к нему пришло неплохое подкрепление из остатков армии Колчака. Отступление армии Каппеля, хотя и было крайне тяжелым и стоило огромных потерь, тем не менее, не превратилось в ещё более тяжёлый РИ Ледяной Поход – благодаря тому, что отступление шло большей частью осенью. Потери были всё-таки поменьше, и сам Каппель выжил.
Понёсшая меньшие потери армия и выживший прославленный полководец стали неплохим подспорьем для атамана Семёнова в борьбе с красными партизанами и пробольшевистскими формированиями. Да и японцы, чувствуя, что благодаря германской поддержке они не окажутся в дипломатической изоляции со стороны Великобритании и США, вцепились в интервенцию на Дальнем Востоке мёртвой хваткой, пусть даже это стоило им многих средств. Британцы и американцы не сумели надавить на Японию, и им не оставалось ничего, кроме как отступить. Чехословацкий Корпус был эвакуирован в США. Американцы окончательно свернули помощь белогвардейцам. Британцы полностью вывели свои и канадские войска из Сибири и с Дальнего Востока.
Эвакуация канадцев с Дальнего востока
Поддержка большевиков со стороны США
Но, несмотря на полное фиаско, нужно было что-то делать. Пока синдикалисты ещё не одержали победу во Франции и Италии, большевизм и левый радикализм казались британцам и американцам меньшей угрозой, чем существенно усилившая своё влияние Германия. Если проантантовские белогвардейцы потерпели фиаско, то почему бы не попробовать построить противовес против Рейха из другого материала? Складывающаяся гегемония Германии и Японии – это последнее, что было нужно как президенту США, так и Британской империи.
Вильсон пришел к мысли о создании из России, даже Советской, противовеса Германии и Японии. Частично солидарна с этим была и Великобритания, которая и так оставалась одна в Европе против всей германской мощи, и потому единая и неделимая Россия была лучшим противовесом Кайзеру – желательно «белая», но если приспичит, то и «красные» сойдут.
Начались робкие попытки найти контакт с большевиками, которые сами считали, что международное признание им не помешает. Легче всего выйти на контакт с большевиками было американцам, в связи с тем, что президент Вильсон на первых порах относился к Советам не столь категорично. Это проявилось во время переговоров большевиков и немцев в Брест-Литовске.
Тогда Вильсон сообщил Конгрессу, что российские представители в Бресте (слова большевики он избегал) «представили не только абсолютно четко сформулированные принципы, на которых они заключили бы мир, но и столь же определенную программу выполнения этих принципов». Он осудил Центральные державы, не предоставившие никаких уступок ни верховной российской власти, ни национальным меньшинствам. «Российские представители были искренними и серьезными в своих намерениях. Они не способны принять подобные предложения захвата и владычества» – заявлял тогда Вильсон.
Воспользовавшись ситуацией в России для нападок на Германию, Вильсон не находил слов для похвал в адрес «российских представителей», как он именовал большевиков, чтобы не споткнуться на первой же букве «б». «Российские представители настаивали, весьма справедливо, очень разумно, в истинном духе современной демократии, что проводившиеся совещания с тевтонскими и турецкими государственными деятелями должны были вестись при открытых, а не при закрытых дверях, и желательно, чтобы весь мир мог следить за ними». Необходима была определенность, и в этот момент прозвучал российский голос, «более звонкий и более требовательный», хотя Россия оставалась обессиленной и беспомощной. Она не станет раболепствовать, отступать от своих принципов.
Фактически, сказал Вильсон, «их понятие о приемлемой для них справедливости, гуманизме и честности было заявлено с откровенностью, широтой взгляда, щедростью духа, общечеловеческим сочувствием. Это должно вызывать восхищение каждого, кто питает любовь к человечеству. Они отказались пожертвовать идеалами и покинуть других ради собственного спасения». Президент тогда говорил об эвакуации германских войск с российской территории и о разрешении проблем, затрагивавших интересы России. Это предоставило бы «беспрепятственную и свободную возможность независимо выбрать курс своего развития и национальной политики, гарантируя России искренний и радушный прием в сообщество свободных государств под началом самостоятельно избранных ею институтов; и не только радушный прием, но и помощь любого рода, какая ей может понадобиться и какую она пожелает». Подобное отношение, заявил он, станет своего рода «кислотной пробой», проверкой добрых намерений США, их благожелательности к России и понимания ее проблем. Эта самая «проба» в российской политике Вильсона заключалась в восстановлении и урегулировании границ, внутреннем и внешнем самоопределении, открытости России миру и помощи в ее нуждах.
В той речи была выражена озабоченность ситуацией в стране, в данном случае в России, которую Германия схватила за горло, а также тем, как изменится политика, если за столом будущих мирных переговоров, когда верх одержат союзные державы, восторжествует справедливость. Президент перечислил злодеяния Центральных держав во главе с германским милитаризмом и автократией и дал понять, что они могут перегрызть горло России, если она не продолжит войну.
Судьба России ждала и другие страны, пожелавшие договориться с Германий и ее союзниками с позиции слабости. Реакция на ту речь была интересной. Ленин тогда заявил, что «это огромный шаг к миру во всем мире». Было свидетельство, что Ленин «радовался, как мальчишка, гуманным и понимающим словам президента о России, признанию им честности целей большевиков». Но Ленин нашел и изъян: «Все это очень хорошо, но почему не официальное признание, и когда?». Вильсон тогда привлек внимание Ленина, и почему бы не попробовать сделать это снова, даже несмотря на последовавшую после Брестского мира вражду и интервенцию?
Однако одно дело прийти к мысли, одно дело начать вступать в какие-никакие контакты – совсем другое дело довести всё до конца. Этого не удалось ни американцам, ни тем более британцам. В США 1919 г. прошел под знаком «Красной истерии» – с «рейдами Палмера» и «Советским ковчегом» – но в связи с тем, что волна левого радикализма захватила не только Россию, но и Францию, что Италия переживала в тот момент «Забастовочный 1919-й», «Красная истерия» проходила острее и длилась дольше.
К тому же осенью 1919 г. Вильсон пережил тяжелейший инсульт, после которого он так и не смог вернуться к своей нормальной работоспособности. В этих условиях возросло влияние политиков, большинство из которых испытали глубокое влияние «Красной истерии» и потому нисколько не были намерены развивать начинание по примирению с большевиками. В американской внешней политике вновь набирали силу тенденции к изоляции от европейских дел, усилившиеся после президентских выборов 1920 г. и приходу к власти республиканской администрации Уоррена Гардинга.
Что касается Британии, то она априори не была намерена идти на реальное сближение с большевиками, ввиду того, что ей приходилось помогать давить ещё один очаг левого радикализма буквально у себя под боком – во Франции. Кроме того, немало усилий британцы тратили на дипломатические дела – нужно было как-то сдерживать Германию и Японию. При этом в связи с гражданской войной во Франции они были одержимы страхом перед левым радикализмом, и потому британское правительство настойчиво отгоняло от себя мысли о том, что Советская Россия может стать потенциально неплохим противовесом и Германии и Японии – зачем идти на этот шаг, если большевизм является опаснейшей угрозой миру (что подтверждали события во Франции, а затем в Италии)? К тому же Британия была вынуждена постоянно отвлекаться на внутренние дела.
На волне поражения Антанты в Вельткриге страна переживала кризис, да к тому же глубоко устала от войны, и потому жены и матери крайне агрессивно реагировали на любую попытку отправить солдат в бушующую Францию, не говоря уже о далёкой России. Масла в огонь подливали разного рода социалисты и левые радикалы, которые по малейшему поводу устраивали самую настоящую истерику под лозунгом – «Руки прочь от России и Франции!». При этом популярность левых радикалов в связи с кризисом только росла, и правительству не помогала даже мантра «Вы что, хотите, как во Франции?», на которую левые давали пафосный и одновременно истеричный ответ: «Французские синдикалисты всё делают правильно! А дурдом во Франции происходит из-за козней империалистов! Руки прочь от Франции!». И этот ответ сопровождался тысячами одобрительных голосов со стороны британских рабочих… Британское правительство лихорадочно пыталось разгрести всю ту гору свалившихся на страну проблем. Но оно не могло равномерно распределить все свои силы. И это порождало непоследовательность британской политики, что на своей шкуре почувствовали сторонники Антанты из числа российских белогвардейцев.
Проантантовская часть Белого Движения потерпела крах, а сама Антанта с позором ушла из России. Теперь судьба России решалась на западе страны, где схлестнулись две главные силы в этом противостоянии – большевики и Кайзеррейх.
