Kaiserreich: Мир победившего империализма. Часть 5. Vox Populi
Предыдущие части
Содержание:
Состояние Италии накануне революции
Италия, потерпевшая поражение в Вельткриге, весьма легко отделалась. Хотя по Постдамскому договору итальянцы потеряли Венето, они сумели сохранить все свои колонии. Почему так? «Мир с Честью» действительно предполагал хоть какой-то баланс ввиду того, что из Центральных Держав реальных успехов добилась лишь Германия во Франции и немного Австро-Венгрия в Северной Италии. Соответственно, Италия потеряла лишь те земли, которые захватила Австро-Венгрия непосредственно в ходе войны. Однако итальянцам было от этого не легче.
Факт остался фактом – Италия войну проиграла. И осознание этого висело на простых итальянцах тяжким грузом. Зачем Италия вступила в эту бойню? Какие выгоды она рассчитывала извлечь? Даже маленькие (по сравнению с Францией) территориальные потери были откровенно издевательским утешением – погибших сынов Италии не вернуть. Возвращаясь с фронта, военная молодежь заставала дома неприглядную картину. К разочарованию в войне прибавлялись тягостные впечатления бедности и несовершенств окружающей жизни. В богатых отелях веселились иностранные туристы, по-прежнему трактующие Италию, как страну певцов, музеев, гидов и художников. Рядом с наглым счастьем военных нуворишей и тыловых выскочек, этих «акул» спекуляции и военного индустриализма, – зияла нищета, стонала нужда, гнездилась законная зависть. Создавалась благоприятная почва для уверений, что «война нужна была только капиталистам». Сурово встретила их родина: усталостью, хозяйственной неурядицей, политической неразберихой и заботами, заботами, заботами…
Многие находили свои места занятыми, и не знали, куда деваться. Ощущалось перепроизводство интеллигенции, нищавшей, как никогда. В университетских городах, вследствие дороговизны жизни и, в частности, квартир, наблюдалось опустение университетов. Словом, надвигалась жестокая реакция истощения после нечеловеческого подъема и надрыва войны. В стране нарастало раздражение и злость. Лидеров Италии народ обвинял во всех смертных грехах – за то, что они проиграли войну; за то, что они посылали тысячи людей на убой; за то, что они вообще втянули Италию в войну. Народ ненавидел политиков, которые начали войну. Народ ненавидел капиталистов и спекулянтов, отсиживавшихся в тылу и богатевших на военных заказах. Народ ненавидел иностранцев – как врагов, так и союзников, постоянно требовавших от Италии отвлечь внимание противника от них. До всех них народный гнев пока ещё не мог дотянуться. Поэтому многим ничего не оставалось, кроме как вымещать свою злость на «мелких сошках», которые, быть может, ни в чём не были виноваты, но которые ассоциировались у народа с ненавистной войной.
«Презрение к армии нарастало с такой стремительностью, что в 1919 г. правительство специальным распоряжением запретило солдатам появляться на улицах в мундире и при оружии. Храбрые воины, доблестно ведшие на войне солдат в атаку, подвергались на улицах самым грубым оскорблениям. Озорники срывали с них ордена. Воины эти на оскорбления могли отвечать только кулаками, тогда как оскорбители были вооружены ножами и револьверами. Железнодорожные рабочие являлись хозяевами государственных железных дорог. Если офицер в мундире вошёл в вагон, то кондукторы требовали удаления его. И если офицер отказывался уйти, его просто выбрасывали. Объектом особой ненависти стали карабинеры и королевская гвардия, охранявшие порядок. Против них были пущены в ход насилия всякого рода. Над отрядами, посланными, чтобы установить порядок, смеялись. В солдат плевали. Обиженным было приказано, чтобы они не смели защищаться. Если карабинеры или королевская гвардия пытались воспользоваться поездом, чтобы отправиться из одного города в другой, железнодорожные служащие отказывались двинуться с места, покуда солдаты не уйдут из вагонов. В рядах армии стало обнаруживаться неудовольствие и непослушание. Солдаты не могли постоянно выносить обращение с ними, как с дикими животными. <…> Патриотизм и гордость своим отечеством всячески осмеивались. Социалистические газеты восхваляли, как героев, дезертиров с фронта и изменников, бежавших в начале войны в Австрию и Швейцарию», – писал британский журналист Персиваль Филлипс, бывший свидетелем драматических событий в Италии.
В стране нарастал глубокий кризис. В Италии резко упал авторитет нынешнего политического режима. Упал авторитет монархии. Националисты упрекали правительство за то, что оно проиграло войну. Социалисты упрекали правительство за то, что оно вообще вступило в войну. Все они отчаянно желали всё изменить. И все они готовы были действовать.
Сентябрьское поражение в Битве при Тревизо и последующее наступление Австро-Венгрии привело всё в полный беспорядок. На фронте солдаты панически бежали с поля боя. В тылу нарастало брожение. Начинались бунты и мятежи. Всё это было поддержано забастовками. Практически все слои общества требовали отставки правительства и отречения короля. «Долой Орландо! Долой короля!» – с такими лозунгами на транспарантах проходили многочисленные и многолюдные демонстрации. Даже заключение долгожданного перемирия не успокоило обстановку. Война закончилась, но народ ещё не свёл с правительством свои счеты. Забастовочное движение только нарастало. 9 ноября многочисленная толпа рабочих и крестьян с красными флагами выступила на Рим. Их поддержала Итальянская социалистическая партия (ИСП). На их стороне также выступили Итальянская националистичнская ассоциация (ИНА) и Итальянская радикальная партия (ИРП).
Толпа была настроена решительно, и участники похода начинают вооружаться – часть винтовок захвачена со складов, часть добровольно передана сочувствующими солдатами (многие из которых сами присоединились к шествию). В Риме Витторио Орландо заявляет, что страна стоит на пороге мятежа. После встречи с королем Виктором-Эммануилом Орландо готовит приказ о переходе на чрезвычайное положение и вводе дополнительных войск в Рим. Однако король проявил нерешительность. Он попытался вступить в переговоры с оппозиционными партиями, поддержавшими поход на Рим, предлагая им сформировать правительственную коалицию. Тем не менее, оппозиция решила идти до конца. Несмотря на заверения военных о том, что армия верна королю, Виктор-Эммануил отклоняет приказ о чрезвычайном положении. Столкнувшись с непоколебимой решительностью революционеров, король и правительство решили признать свое поражение. 15 ноября 1918 г. правительство во главе с Орландо подало в отставку. Отрёкся от престола король Виктор-Эммануил III. Италия была провозглашена республикой.
Однако на этом всё не закончилось. Празднование свержения монархии затянулось, и страна постепенно затягивалась в пучину анархии. Новое республиканское правительство носило коалиционный характер, но всё же ведущую роль в нём играла ИСП. Однако в рядах ИСП назревали разногласия. Если в РИ многим по мозгам сильно ударил опыт русской революции, то что уж говорить о мире, где вдобавок ещё бурлила и Франция, буквально под боком! Ещё во время войны сформировалась «революционная фракция непримиримых», которая под влиянием событий во Франции всё больше усиливалась. Сторонники этой фракции, которую возглавляли Серрати и Ладзари, стали известны как максималисты. В рядах ИРП максималистам противостояли реформисты во главе с Турати, Тревесом и Модильяни. Они имели большинство в социалистической парламентской группе и в социалистических муниципалитетах. Реформисты считали, что нужно поддерживать только те требования, которые касались непосредственных общедемократических задач борьбы. Что касается борьбы за диктатуру пролетариата, то этот лозунг, по мнению реформистов, мог только отдалить осуществление общедемократических задач. Реформисты считали, что свержения монархии было более чем достаточно, и теперь можно демократическим путем сформировать полноценное социалистическое правительство, которое и проведёт нужные реформы.
Всеобщее ликование по поводу свержения монархии сгладило противоречия между фракциями. Ненадолго. Вскоре разногласия вспыхнули с новой силой. На май 1919 г. были назначены выборы в новый республиканский парламент. Социалисты были главными фаворитами, но в их рядах постепенно нарастали разногласия. Масла в огонь подливал разгоряченный народ – от новой власти ожидали радикальных перемен. Всё большую популярность набирала идея рубить с плеча – как поступили большевики в России. В Италии радикальные лозунги безвозбранно гуляли по городам и весям, взбудораженным грядущими социалистическими преобразованиями. Левые радикалы пользовались удобным случаем усилить свою пропаганду на соблазнительные темы: «земля – крестьянам, фабрики – рабочим!». Они требовали не затягивать и приступать к форсированному строительству социализма немедленно. Посев попадал на благодарную почву и готовил пышные всходы.
Реформисты из ИСП клятвенно обещали провести столь желаемые народом реформы, но только после выборов. Народ доверился им и согласился немного потерпеть – и на майских выборах ИСП одержала уверенную победу. Было сформировано новое правительство во главе с лидером реформистского крыла ИСП Филиппо Турати. Однако преобразования, которые требовал разгоряченный народ, буксовали.
Во-первых, существовали и другие силы, которые даже в условиях падения монархии и взрывного роста популярности крайне левых движений сумели консолидироваться и навязать на выборах какую-никакую конкуренцию. Остатки старорежимных либеральных и демократических партий объединились в коалицию «Либералы-Демократы-Радикалы», которая, хотя и безнадёжно отстала от лидеров, всё же заняла третье место на майских выборах. Второе место заняло католическое движение, представленное Итальянской Народной партией, созданной 18 января 1919 г. Хотя победа социалистов была более чем убедительной, всё же реформистское крыло ИСП расценило, что второе и третье место, если выступят против социалистов единым фронтом, могут создать определённые проблемы. Было два варианта – либо вступить с ними в жесткую борьбу, либо пойти на уступки. Реформисты, выбравшие курс мирного построения социализма, выбрали второе.
Во-вторых, от реформ серьёзно отвлекала Постдамская мирная конференция. Хотя было быстро решено, что Италия передаст Австро-Венгрии Венето, всё же страсти ещё не утихли. Северный сосед, даже несмотря на то, что он стоял на краю пропасти, даже в условиях глубочайшего и опаснейшего кризиса был твердо намерен либо превратить Италию в свою марионетку, либо максимально ослабить её. Социалисты упорно сопротивлялись росту Австро-Венгерского влияния, но в то же время в их рядах появились и те, кто был склонен согласиться с главенством Двуединой империи. Дипломатический фронт будоражил националистов, которые считали, что Италия больше не должна идти ни на какие дальнейшие уступки.
В-третьих, в стране нарастал глубокий экономический кризис. Военные убытки составляли 12 млрд. лир. По итогам Постдамской конференции Италия теряла Венето. Война потребовала от страны колоссального напряжения всех её и без того скудных ресурсов. Государственный долг вырос более чем в 4,5 раза. Резко увеличились налоги. И как результат этого – инфляция и рост цен. Количество находившихся в обороте бумажных денег увеличилось за годы войны в 8 раз, а цены выросли более чем в 3,5 раза. Кроме того, война создала сильный перекос в экономике, который дал о себе знать после заключения мира. Внутренний рынок, который стимулировал индустриальный подъем в Италии во время войны, был обусловлен военной конъюнктурой. Промышленное производство, особенно в машиностроении, в значительной мере превышало спрос мирного времени. В то же время рост военных расходов усилил инфляционный процесс. Сразу после войны, лишившись рынков сбыта, замерли в итальянской индустрии огромные производственные мощности, которые только путем инвестиции новых и больших капиталов могли быть включены в экономику мирного времени. А пока приходилось сокращать многих из тех, кто работал на войну в промышленности, и в то же время решать проблему трудоустройства тех, кто был на фронте во время войны. В результате – огромная безработица. Доходило до того, что некоторые задавались вопросом: «А стоило ли было вообще воевать?». Например, русский автор Сандомирский писал: «Я в Италии с большим интересом выслушал любопытное мнение в разговоре с одним видным экономистом, который, старательно избегая парадоксов, доказал, что для Италии, с экономической стороны, в сущности, не было бы никакой разницы, если бы в войне она победила, а не проиграла».
Все эти проблемы надо было как-то решать, причем срочно. А это отвлекало от реформ, делало курс правительства половинчатым и непоследовательным.
А народ, видя, что социалистические преобразования буксуют, всё больше свирепел. Видя, что столь желанные ими реформы раз за разом откладываются то из-за говорильни в парламенте, то из-за сражений на дипломатическом фронте, простые люди обращали полные надежды взоры на всевозможных радикалов. Не получая ожидаемых благ, даже, напротив, ощущая приближение крутых времен экономии, безработицы, обесценивания денег, слыша призывы к терпению и самоограничению и, с другой стороны, вдохновляясь обольстительными призывами к революции, крестьяне и рабочие стали и впрямь переходить к методу «непосредственных воздействий». Они практически усваивали мысль, что их освобождение должно быть делом их собственных рук.
Крестьянам нравилась идея упразднения помещиков, и леворадикальную агитацию они воспринимали прежде всего под знаком этой идеи. Деревня широким фронтом при всем своем внутреннем расслоении, пошла в атаку на «латифундии», где они сохранились, и на земледельцев. Крестьянство – казалось бы, «наиболее устойчивый и благонадежный класс современного общества» – выходило в Италии, как и в других странах, на большую историческую арену.
По стране прокатывается волна аграрных беспорядков. В ряде местностей они кончаются благополучно: добровольным выкупом земли. Но там, где, как на юге, помещики упорствуют, волнения превращаются в погромы. Вместе с тем обостряются взаимоотношения различных групп внутри самого крестьянства, причем сельский пролетариат становится предметом воздействия наиболее крайних и решительных революционных элементов. Для батраков и хуторки в десяток-другой гектаров кажутся лакомой добычей и, следовательно, их нынешние владельцы – ненавистными кулаками, буржуями, которых не грех пощипать. Это усложняет и без того непростую аграрную проблему. Правительство стремилось пойти навстречу разумным домогательствам крестьян, социалисты и католическая народная партия вносят в парламент законопроект о немедленной экспроприации необработанных частновладельческих земель. Сразу же после майских выборов ИСП приняла закон о передаче крестьянам королевских земель, конфискованных в пользу государства после ликвидации монархии. Но и проводимые властью мероприятия, направленные к устранению земельного крестьянского голода, не могут ввести в берега взволнованную народную стихию.
Начало революции
Центром развивавшихся событий в эти переходные годы суждено было, конечно, стать городам и рабочему движению. Требования рабочих непрерывно возрастали. Улучшив во время войны свое материальное положение за счет государства, рабочий класс не только не хотел расставаться с достигнутыми благами, но стремился их закрепить и приумножить. Препятствия лишь раздражали и озлобляли его. Ослепительным маяком освещал его борьбу огромный и шумный пример России и Франции. Россия Ленина, больше почувствованная, нежели понятая, а также общенациональная забастовка во Франции, воспринимались итальянскими массами, как символ социальной справедливости, награда измученным окопникам, наказание военным акулам, возмездие коварным империалистам. Не коммунизмом, а «властью рабочих, солдат и крестьян» привлекали Россия и Франция сердца.
Демонстрация итальянских ветеранов войны
В рядах ИСП продолжал нарастать раскол. Несмотря на то, что ситуация всё больше выходила из-под контроля, реформисты в рядах ИСП продолжали делать ставку на парламентаризм. Турати объявлял о поддержке только тех требований руководства социалистической партии, которые касались непосредственных общедемократических задач борьбы. Что же касается борьбы за диктатуру пролетариата, то этот лозунг, по мнению реформистов, мог только отдалить осуществление общедемократических задач. Предложенной максималистами и вообще левыми радикалами борьбе за диктатуру пролетариата противопоставлялась борьба за реформы: дальнейшая демократизация выборов, искоренение бюрократии, восьмичасовой рабочий день, минимум заработной платы, контроль трудящихся над управлением предприятиями и т.д. В одном из своих выступлений в парламенте в 1919 г. Турати заявил: «Мы консерваторы в том смысле, что выступаем за умеренное, постепенное и обдуманное осуществление необходимых изменений, с тем, чтобы не было прыжков в неизвестное, конвульсий, разочарований и возврата к прошлому». Реформисты собирались примириться с теми буржуазными партиями, которые были готовы на компромисс и стремились создать прочную коалицию во главе с социалистами. Грозящую революцию Турати и его сторонники рассчитывали предотвратить реформами – правильная идея, но только не тогда, когда революция уже у ворот. Тогда мало хороших намерений – нужна сила, чтобы претворить их в жизнь, нужна власть, способная повелевать, принуждать и действовать. Нужна идея, покоряющая и завораживающая, жгущая сердца людей. Такой силы, такой власти и такой идеи у парламентарного итальянского правительства не было.
А волна народного гнева нарастала. Максималисты и другие радикальные силы были готовы оседлать эту волну. И при этом у них был пример – Россия и Франция, где различные левые силы проводили преобразования немедленно, не тратя время на компромиссы. Ещё до выборов в новый республиканский парламент, 21 января 1919 г. на собрании социалистов Филиппо Турати заявил: «Мы должны подготовить сознание к приходу социалистического общества, но в то же время необходимо действовать для постепенной трансформации общества». Внезапно его прервал чей-то голос: «Это слишком долго!». Турати удивился: «Если вы знаете более короткий путь, укажите мне его». Тогда много голосов ответили: «Россия, Франция! Да здравствует Ленин! Да здравствует Пуже!».
В июле 1919 г., в связи с подготовкой к очередному съезду социалистической партии происходит организационное оформление максималистского течения в ИСП. В Учредительном манифесте максималисты объявили себя прямыми наследниками «революционной фракции непримиримых». В манифесте обращалось внимание на несоответствие старой программы партии 1892 г. новой исторической ситуации. В связи с этим в манифесте максималистов указывалось на необходимость пересмотра старой программа партии на предстоящем съезде. Общее направление классовой борьбы в Италии и во всем мире, подчеркивалось в манифесте, требует революционного выступления пролетариата «за закрепление итогов революции, окончательное уничтожение господства буржуазии и организацию пролетариата в государственный класс». В манифесте содержалось ультимативное заявление:
«Кто считает возможным сотрудничество с буржуазией, кто думает о возможности предотвращения решительного столкновения между пролетариатом и буржуазией, кто верит в соглашения и в мирный закат капитализма, тот не имеет права гражданства в нашей партии».
Впрочем, многие максималисты, и прежде всего их лидер Джачинто Минотти Серрати, стремились сохранить единство партии, что делало их позицию по отношению к реформистам более терпимой. То есть, для многих максималистов революционный путь строительства республики был скорее программным лозунгом, чем руководством к действию. В условиях, когда народные массы закипали и требовали немедленных радикальных решений здесь и сейчас, это создавало для максималистов риск потерять столь ценную в данной ситуации популярность. Тем более другие группировки не сидели на месте.
Почти одновременно, также в июле 1919 г. в социалистической партии организационно оформилась фракция абстенционистов во главе с Амадео Бордигой. Эта фракция относилась к представительной демократии как к извращению идей классовой борьбы и средству притеснения. Поэтому попытка реформистов ИСП адаптировать систему представительной демократии к социализму была для абстенционистов большим разочарованием. Они сосредоточились на работе с массами, игнорируя участие в парламентской жизни.
Также оформляется группа «Ордине Нуово» во главе с Антонио Грамши, в которую входил также Пальмиро Тольятти. Они делали главный упор в своей деятельности на вопросе об организации масс, о преобразовании «демократии масс» аморфной и хаотической в строго организованную и боеспособную «рабочую демократию». В борьбе за осуществление этих задач «Ордине Нуово» большую роль отводила «внутренним фабрично-заводским комиссиям», созданным во время войны на всех крупных промышленных предприятиях Италии. Это была близкая, понятная и уже привычная для рабочих форма организации. Как и профсоюзы, эти комиссии защищали интересы рабочих перед предпринимателями. Однако в отличие от профсоюзов внутренние комиссии строились по производственному принципу. Они избирались рабочими всех цехов предприятия и защищали их интересы как интересы единого коллектива. Тем самым ломались традиционные профсоюзные рамки объединения пролетариата только по профессиям, что приводило нередко к разобщенным действиям рабочих внутри одного предприятия. Ординовисты предложили освободить внутренние комиссии от этих ограничений, и создать на их основе органы борьбы за диктатуру пролетариата. Преобразованные внутренние комиссии, которые стали называть фабрично-заводскими советами, должны были стать постоянной формой организации масс, вовлечь их в политическую борьбу, приучить их рассматривать себя как армию на поле боя:
«Каждое предприятие составит один или несколько полков этой армии со своим низшим командным составом, со своей службой связи, со своими офицерами, со своим генеральным штабом, избранным и наделенным властью на основе свободных выборов, а не навязанных сверху».
Это принесло свои плоды – «Ордине Нуово» сыграло немаловажную роль в организации массового забастовочного и стачечного движения в Италии, что существенно усилило её влияние.
Резко возросло влияние анархо-синдикалистов. Итальянский синдикальный союз (УСИ) возрос до 600 000 членов, Итальянский анархистский союз — до 20 000 членов. В игру вступает и Бенито Муссолини.
Итальянские анархисты
Нарастание беспорядков в Италии
Тем временем обстановка продолжала закипать, постепенно перетекая чуть ли не в анархию. В феврале 1919 г. металлургические предприятия принуждены заключить с главной конфедерацией металлургов (ФИОМ) коллективный договор, на основании которого устанавливается восьмичасовой рабочий день и признается за рабочими ряд прав и выгод. Исполнение договора обеспечивалось фактическим рабочим контролем. Но уже вскоре после этого компромисса вспыхнула забастовка 300 тыс. рабочих, выдвинувших новые требования. Предприниматели, в значительной степени под давлением фактически правящей ИСП, пошли на новые уступки. Но революция не останавливалась в своих домогательствах: напротив, каждая победа вдохновляла её на дальнейшую борьбу. Наиболее крайние, наименее осмысленные притязания рабочих поощрялись её идеологами: им нужно было доконать буржуазию окончательно и всерьез.
В конце февраля – начале марта 1919 г. бастовали металлисты предприятий «Ансальдо» в Генуе и некоторых соседних районах. В апреле прошла всеобщая забастовка в Риме, которая представляла собой одновременно протест, вызванный конфликтом с предпринимателями, и манифестацию солидарности с русским и французским пролетариатом. Почти одновременно вспыхнула всеобщая забастовка в Милане, поводом для которой послужил разгон полицией митинга трудящихся и убийство рабочего. Забастовки солидарности с миланскими рабочими прошли во многих крупных городах страны. Волна забастовок, митингов и демонстраций рабочих прокатилась по всей Италии 1 мая 1919 г.
Разгон митинга рабочих в Милане
Сформированное после майских выборов правительство быстро погрузилось в раздоры. Одной из проблем был вопрос о земле. Нарастал конфликт между сельским пролетариатом и широкими массами крестьян-собственников – если массы сельскохозяйственного пролетариата, объединенные в Федерацию трудящихся земли, требовали социализации земли (передачи её в собственность кооперативам), то среднее, а также беднейшее крестьянство стремилось получить землю в личную собственность. ИСП сразу же выдвинула программу социализации земли. Однако с первой же парламентской сессии социалистам начала ставить палки в колеса Итальянская народная партия, которая выступала за укрепление и охрану мелкой земельной собственности. Постепенно оправлялись от нанесенного свержением монархии удара старорежимные партии. Уже на майских выборах остатки старых партий «Левая» и «Правая» объединились в коалицию, в союз с которой вступила Радикальная партия. Несмотря на сильное отставание от социалистов, они надеялись взять реванш и отыграться на будущих выборах, предварительно пытаясь всеми законными способами ослабить правительство социалистов. Они активно критиковали ИСП за пособничество забастовочному движению, заявляя, что уступки рабочему движению ведут страну не к демократии, а к анархии, и что необходимо срочно обуздать народную стихию и восстановить порядок.
Народная партия тоже переходила в оппозицию социалистическому правительству. Её лидер Луиджи Стурцо долго колебался, но в конце концов и он перешел на антисоциалистические позиции. Неспособность (и нежелание) социалистов обуздать народную стихию побудили лидера католических народников сделать окончательный выбор.
ИСП из-за умеренности и нерешительности реформистов стремительно теряла популярность. Народ требовал радикальных преобразований, и, не дождавшись их, многие рабочие и крестьяне принялись самостоятельно устанавливать порядки, о которых они мечтали. Максималисты и абстенционисты чувствовали, что они тоже могут уйти на дно вслед за тонущими реформистами. Однако они также проявляли нерешительность. Пытаясь сохранить единство в рядах ИСП, максималистское большинство социалистической партии не шло на разрыв, надеясь, что всё обойдётся. Абстенционисты со своей стороны не могли дать позитивного решения проблемы борьбы за власть. Росло влияние синдикалистов, с которыми потихоньку начинала сближаться «Ордине нуово».
Тем временем революционная анархия продолжала нарастать. Росло забастовочное движение, рабочие стремительно радикализовывались. В августе 1919 г. в Турине был создан первый рабочий совет, и отсюда такие же рабочие советы стали стремительно распространяться по всей стране. В советы избирались представители от каждых 15–20 человек. Рабочие советы контролировали технический персонал и администрацию, требовали увольнения людей, «проявивших себя врагами рабочего класса», пытались контролировать процесс производства и финансовые потоки.
В августе — сентябре 1919 г. в Лигурии, после провала переговоров о заработной плате, до полумиллиона рабочих-металлистов и судостроителей оккупировали свои фабрики и управляли ими четыре дня. Правящее правительство социалистов встало на сторону рабочих: оно заставило руководство предприятий пойти на уступки. В сельскохозяйственных районах страны развернулась борьба за раздел помещичьих земель. Широкие размеры приняло забастовочное движение батраков. Почти в каждой деревне существовали так называемые «каморры труда» и «красные лиги», которые регулировали зарплату, продолжительность рабочего дня батраков. Идея «своей рабочей мафии» была ближе сердцу итальянцев, даже северян, чем идея власти Советов.
Захваченная рабочими фабрика в Лигурии
Потеря правительством контроля над страной
Правительство полностью потеряло контроль над народом и страной. Правящая ИСП всячески потакала рабочему движению и одновременно пыталась направить его в конструктивное русло. Получалось это очень плохо. Италия была подобна судну, несущемуся без управления. Вот что рассказывал об этом времени Персиваль Филлипс:
«В муниципалитетах, захваченных грубой силой синдикалистами, либеральному меньшинству не разрешали высказывать свое мнение. Большинство заставляло ораторов замолчать при помощи криков или бросания палок и стульев. Рабочих насильно вербовали в леворадикальные профсоюзы и облагали тяжелыми налогами. И, если рабочие не могли или не хотели платить, к ним являлись ночью и взыскивали двойную сумму. В случае, если рабочие не могли уплатить штрафов, их жестоко избивали. Синдикалистские ораторы проповедовали свободу для рабочих классов, устанавливая в то же время такое рабство, какого трудящиеся массы никогда раньше не знали. Политикой синдикалистов было запугивание буржуазии. «Чем больше нам уступают, тем сильнее надо нажимать на них дальше; чем сильнее мы будем нажимать, тем больше нам будут уступать», – говорили синдикалисты.
<…>
С тех пор, как была свергнута монархия, новое социалистическое правительство вело себя крайне двулично – оно откровенно ублажало смутьянов, но в то же время пыталось создать среди здравомыслящих слоев общества впечатление, что оно пытается навести порядок. Правительственные приказы были сформулированы в неопределенных выражениях. Полиции рекомендовалось «проявлять твердость, но в то же время сдержанность». Теперь взгляните, каковы были результаты. Когда рабочие в Милане захватили несколько фабрик, полиция получила приказ не вмешиваться. Лейтенант армии вел грузовик с несколькими солдатами, когда по ним раздались выстрелы с крыш фабрик, где засели рабочие с винтовками. Лейтенант направил грузовик, как таран, в ворота фабрики, выбил их и заставил 300 вооруженных рабочих, засевших в здании, сдаться. За это офицер был разжалован и прогнан со службы. Он не действовал с достаточной «сдержанностью». Другой лейтенант получил приказ повести своих солдат из одной деревни в другую, где происходили беспорядки. Прямая дорога вела через деревушку, всё мужское население которой устроило баррикаду. За этим заграждением крестьяне, вооруженные охотничьими ножами, ждали солдат. Чтобы избежать кровопролития, проявляя «сдержанность», лейтенант обошел деревню. За это его разжаловали и прогнали со службы. Офицер не проявил достаточной «твердости».
<…>
Крестьяне, которым агитаторы толковали, что земля принадлежит работающим на ней, захватили поместья. Правительство негласно одобряло нарушение прав землевладельцев. На севере Италии леворадикальные кооперативные общества контролировали весь сбор урожая. Помещику не позволяли нанять ни жнецов, ни молотильщиков. Они не могли довольствоваться также сельскохозяйственными машинами. Его урожай погибал, и хлеб осыпался или поле убирали другие.
Заводы и фабрики работали плохо, а стачки объявлялись по самому ничтожному поводу. Синдикализм настойчиво стремился парализовать промышленность целой страны, чтобы таким образом поставить в прямую зависимость от себя всё то население, которое ещё не присоединилось к революционерам. С этой целью были основаны кооперативы. Правительство активно субсидировало эти кооперативы, и рабочие должны были состоять в них. На севере Италии, то есть в промышленном центре страны, все рабочие должны были стать синдикалистами. Сотни рабочих, против воли, под давлением, публично объявляли себя синдикалистами, на что горько жаловались в тесном кругу. Далеко не все рядовые социалисты были радикалами. Собственно радикальный, боевой элемент всегда был, как мне сказали, сравнительно невелик. Но вожди так искусно подражали своим предшественникам, насадившим в России Советы, установившим анархию во Франции, что гнали, словно хлыстом, тысячи безвольных рабочих, которые сами не знали, куда они идут. Социалистическое правительство не желало заступиться за рядовых рабочих. Полиция не решалась вмешаться. Что же касается армии, то само слово это равносильно анафеме. И рабочие, как бараны, устремились в синдикалистский загон…».
Италия была в отчаянном положении. Буржуазная газета «Коррьере делла сера» писала: «Италии грозит катастрофа. Революция до сих пор не произошла не потому, что ей кто-либо преградил путь, а потому, что Всеобщая конфедерация труда на неё пока не решилась».
Тяжелый внутренний кризис в Италии усугублялся позором на дипломатическом фронте. Как проигравшая сторона, Италия была вынуждена пожертвовать частью территории и уступить Австро-Венгрии Венето. Территориальные потери были довольно умеренные (ведь к итальянским колониям никто руки тянуть не стал), однако это было далеко не всё. После победы в Вельткриге беды Австро-Венгрии не закончились – всё только начиналось. И ради спасения империи Габсбургам нужны были все возможные средства. Поэтому на Потсдамской мирной конференции был поднят вопрос о репарациях с Италии, который оказался более острым, чем о репарациях с Франции. Если Германия вполне могла удовлетвориться колониями, то Австро-Венгрии нужны были деньги и только деньги. Отчаянно искавшей любые средства из любых источников, Двуединой Монархии не оставалось ничего, кроме как вцепиться мертвой хваткой питбуля в поверженного врага. «Vae victis!» – таков был девиз австрийской дипломатии на потсдамских переговорах. И австрийцы прикладывали все усилия, чтобы одновременно стрясти с Италии деньги на восстановление своей экономики и одновременно превратить её в свою марионетку. И оказалось, что жесткая австрийская линия… нашла положительный отклик в самой Италии!
Социалистическое правительство чувствовало, как ситуация выходит из-под контроля. Реформистские круги в ИСП постепенно начинала раздражать нарастающая анархия в стране. Они всё больше склонялись к тому, что самоуправство синдикалистов и других радикалов только навредит реформам. Кроме того, они чувствовали, как почва уходила у них из-под ног. Народ, не дождавшись мгновенных улучшений, уходил к более радикальным группировкам. В стране нарастал экономический кризис, эксперименты левых радикалов с рабочим контролем и прочим привели дела в стране в полнейший беспорядок, а бесконечные забастовки усугубляли ситуацию. Многие из реформистов начинали приходить к выводу, что у них не осталось выбора, кроме как заручиться поддержкой внешних сил, чтобы успокоить обстановку и нормально провести необходимые реформы. А что до репараций – то, похоже, они будут куда меньшим бременем для экономики, чем разрушительная сила дикой народной вольницы…
Старорежимная коалиция «Либералы-демократы-радикалы» и примкнувшая к ним Народная партия также видели в австрийцах надежду на наведение порядка и отстранение от власти ИСП, с которыми оппозиция связывала все беды в стране. Они тоже готовы были согласиться с уступками в пользу Двуединой монархии ради того, чтобы разогнать всех социалистов, синдикалистов и анархистов и вернуться к «нормальным временам». «Габсбурги, простите нас за то, что мы пошли на вас войной в 1915 г.! Это всё козни Антанты, совратившей нас своими лживыми обещаниями! Мы откажемся от всех претензий к вам, мы выплатим все репарации, мы будем хорошо себя вести, только помогите спасти Италию от анархии!» – такие настроения были распространены среди старорежимных партий.
В этих условиях правительство проявляло готовность идти на любые уступки. На переговорах в Потсдаме итальянские дипломаты безоговорочно согласились с репарациями. А за закрытыми дверями итальянцы и австрийцы тайно обсуждали возможность перехода Италии в политическую зависимость к Австро-Венгрии, в обмен на всевозможную помощь от Двуединой монархии в деле борьбы с анархией.
Уступчивость итальянских дипломатов на конференции в Потсдаме раздражала всех простых итальянцев. Многие помнили, что именно Австро-Венгрия препятствовала объединению Италии во времена Рисорджименто. Националисты обвиняли социалистическое правительство в предательстве, а Муссолини припоминал ИСП то, что они когда-то выступали за невмешательство в Вельткриг и даже выгнали его, Муссолини, за то, что он призывал вступить в войну!
«Разве они не проявили свою предательскую сущность ещё тогда, когда выступали за нейтралитет во время войны? – вопрошал Муссолини в одной из своих статей, – И что мы сделали за их подрывную деятельность? Ничего! А теперь мы расплачиваемся за своё бездействие. Пока наши солдаты проливали свою кровь на фронте, они отсиживались в тылу и вели ханжеские речи о мире во всём мире! Когда мы проиграли, они занимались морализаторством о бесполезности войны. А теперь, когда они пришли к власти, они продают австрийцам Италию, торгуют её землями, торгуют её народом!».
Левые радикалы – синдикалисты, анархисты, «Ордине нуово», а также многие максималисты и абстенционисты в рядах ИСП всё больше разочаровывались в курсе реформистов и воспринимали их уступчивость на Потсдамской конференции как предательство и продажу новорожденной республики империалистам. На этой почве стало намечаться сближение между левыми радикалами и националистами. Тот же Муссолини, хотя и не доверял левым радикалам, но всё-таки проявил готовность сблизиться с ними ради противостояния социалистам-реформистам и старорежимным партиям. Благо социалистическое прошлое Муссолини тоже помогло ему найти с левыми радикалами общий язык.
«Мир с Честью» вызвал взрыв народного негодования, которое зрело на всём протяжении переговоров. Но пока ещё леворадикальной оппозиции и националистам не хватало единства, организованности и злости для того, чтобы смести правительство, как ураган солому. Потребовалось ещё некоторое время для того, чтобы новый скандал побудил их к по-настоящему решительным действиям.
Образование Республики Фиуме
Что самое любопытное, скандал этот не был чисто итальянским. Дело в том, что в условиях унизительного «Мира с Честью» многие итальянцы, как левые радикалы, так и националисты, жуть как мечтали показать ненавистным Габсбургам бяку. И вскоре нашелся один смельчак. Известный поэт Габриеле д’Аннунцио переехал в принадлежащий Австро-Венгрии город Фиуме. Официально он вёл себя там вполне пристойно, но в тайне под прикрытием поэтического клуба он собирал группу своих сторонников – как местных, так и приезжих. Параллельно через контрабанду он собирал оружие. Австрийской полиции и спецслужбам не удалось вовремя раскрыть эту схему, так что подготовка к Великому Делу прошла для эпатажного поэта без сучка и без задоринки.
12 февраля 1920 г. группа вооруженных сторонников д’Аннунцио, одетых в чёрные рубашки, захватила одно из административных зданий Фиуме. Выступая с балкона, д’Аннунцио провозгласил независимость Республики Фиуме, свободной от австрийского угнетения. Учитывая, что бунтовщики были неплохо вооружены, полиция приняла решение дождаться подхода подкреплений, а пока – окружить захваченное административное здание. Это дало время д’Аннунцио, чтобы провозгласить себя диктатором – Команданте – и ознакомить удивлённую публику с основными программными документами новой республики.
В частности, д’Аннунцио полностью зачитал конституцию Республики Фиуме, которая была написана в стихах, содержала немало пунктов, высмеивающих Австро-Венгрию, и даже провозглашала обязательное музыкальное образование, которое было объявлено фундаментом политического строя государства. Также мятежниками был спет государственный гимн Республики Фиуме, который чуть менее, чем полностью состоял из ехидного толстого троллинга в адрес Габсбургов.
Хотя д’Аннунцио искренне надеялся на всеобщее восстание итальянского населения Австро-Венгрии, этого не произошло. Он остался в одиночестве, а Республика Фиуме не продержалась и дня. Дождавшись подхода подкреплений, австрийская полиция быстро взяла штурмом захваченное здание и арестовала большинство мятежников. Несмотря на то, что была перестрелка, всё прошло довольно «мирно» – никто не погиб, было только несколько раненых. Однако самого д’Аннунцио – главного зачинщика мятежа и сепаратиста – взять не удалось. Вместе с несколькими сторонниками он сумел вырваться из окружения и скрыться, а затем окольными путями вернуться в Италию.
На родине д’Аннунцио встретили как героя. Национальное пристрастие итальянцев к «bella figura» оказалось важнее, чем идейные разногласия, к тому же идеи, которыми руководствовался д’Аннунцио в фиумской авантюре, настолько пестры, что любой мог найти в них что-нибудь приемлемое для себя: и коммунист, и синдикалист, и националист, и анархист, и монархист. Вот как вспоминал об эффекте, оказанном на итальянский народ Фиумской авантюрой, Антонио Грамши:
«Фиумская авантюра противопоставлялась безволию центрального правительства, дисциплина военной силы, с помощью которой д’Аннунцио пытался захватить Фиуме, противопоставлялась дисциплине закона, на которой основана власть правительства. Авантюра в Фиуме воспринимается многими итальянцами как база для реорганизации государства, как здоровая сила, которая представляет «подлинный» народ, «подлинную» народную волю, «подлинные» интересы, как сила, которая должна изгнать из столицы узурпаторов и показать иноземным врагам, что итальянский народ не сломить».
И националисты, и левые радикалы видели в выходке д’Аннунцио ту линию, которой и должна была придерживаться Италия в своих отношениях с Австро-Венгрией. Националисты видели в фиумской авантюре воплощение национального духа, готовность итальянцев до конца сражаться за своё достоинство. Левые радикалы видели в ней неплохой укол в адрес проклятых империалистов. А вот для социалистического правительства история с Фиуме стала головной болью.
Австро-Венгрия не была намерена просто так оставлять эту выходку без ответа. Возможно, при других обстоятельствах «мятежа» Габсбурги и не стали бы так бушевать. Но это было полноценное вооруженное выступление – сторонники д’Аннунцио были вооружены винтовками и пистолетами, взяли в заложники персонал административного здания и рассчитывали спровоцировать полноценное восстание. Это нельзя было расценить как простое хулиганство. Любое уважающее себя государство будет действовать. И Австро-Венгрия в жесткой форме потребовала от Италии выдачи д’Аннунцио для того, чтобы он предстал перед судом.
Ультиматум Австро-Венгрии усугубил политический кризис в Италии. Социалистическое правительство оказалось перед трудным выбором, от которого зависела судьба страны и сама их власть. Если правительство упрется, оно лишится всякой поддержки Двуединой Монархии и останется один на один со злобной толпой забастовщиков, синдикалистов и националистов – не факт, что они вдруг полюбят правительство за то, что оно заступилось за д’Аннунцио. Давили и старорежимные партии с католическими народниками – они считали, что сумасбродный поэт опасен для самой Италии, и потому выдать его австрийцам будет в интересах родины. После долгих раздумий правительство всё-таки приняло решение.
Горячая фаза революции
Был отдан приказ об аресте д’Аннунцио и передаче его австрийским властям. В народе он произвел эффект разорвавшейся бомбы. За д’Аннунцио вступились все – и националисты, и синдикалисты, и леворадикальные социалисты. Как оказалось, хулиганская выходка эксцентричного поэта сделала для Революции больше, чем тысяча забастовок.
19 марта 1920 г. страна вспыхнула революционным пламенем. Арестованный д’Аннунцио был отбит толпой у полиции, рабочие ответили на действия правительства серией масштабных забастовок, а националисты устроили серию нападений на полицию и правительственные объекты. Экономика страны была в одночасье парализована. «Вы предатели дела социализма! Вы предатели Италии!», – такие выкрики раздавались в адрес правительства в Риме и Турине, в Милане и Неаполе. Улицы Рима превратились в арену для кровопролитных сражений, боев и потасовок между бушующей леворадикальной и националистической толпой и немногими оставшимися верными правительству войсками.
Спровоцированная Фиумским кризисом революция поставила многих социалистов перед трудным выбором. Реформисты никак не могли отвертеться, и потому у них не было иного пути, кроме как держаться за власть до последнего. А вот у максималистов и абстенционистов выбор был. Они могли не идти на разрыв с непопулярной ИСП, сохранить её единство – и погибнуть вместе с ней. Или же они могли покинуть её и присоединиться к революции – и не просто спасти себя, но и принять самое деятельное участие в строительстве нового мира. Но – уже не как лидеры, ибо теперь в авангарде движения находилась новая сила.
В условиях дискредитации реформистского социализма всё большую популярность набирал революционный синдикализм. Но в одиночку он не был способен по-настоящему эффективно оседлать волну Революции. Важную роль сыграло сближение синдикалистов с «Ордине нуово», благо в их идеологии есть точки сближения с синдикалистами. На протяжении долгого времени Грамши и «Ордине нуово» копили в себе недовольство излишней умеренностью и уступчивостью реформистов и теперь, когда ситуация вышла из-под контроля, они приняли решение пойти на разрыв, вступив в союз с синдикалистами.
Союз с ними решил заключить и Муссолини. Хотя он находился на националистических позициях, он находился в довольно сложной с идеологической точки зрения ситуации – он не очень хорошо относился к левым радикалам, но терпеть не мог социалистов, вставших во главе правительства; при этом он также не любил и старорежимные партии, да и католическую Народную партию не жаловал. При этом Муссолини был солидарен с рядом идей синдикалистов. Поэтому он тоже присоединился к Революции, надеясь в будущем направить её в «национальное» русло.
Итальянские националисты
Силы были явно неравны, а социалистическое правительство обречено, и в этих условиях многие максималисты и прежде всего абстенционисты наконец решились на разрыв с реформистами. Первыми, сразу же после начала Революции, ИСП покинули абстенционисты во главе с Амадео Бордигой. За ними последовали многие максималисты. «Фракция Бордиги» присоединилась к Революции и вместе с синдикалистами, «Ордине нуово» и Муссолини вступила в борьбу против «предателей социализма». Это окончательно добило партию, и ИСП в одночастье рухнула.
Смена власти в Риме
23 марта 1920 г. Рим оказался в руках леворадикальных революционеров. Часть социалистического правительства была арестована, многие реформисты сумели бежать на север, в контролируемое австрийцами Венето. На юг они уходить не стали – пока шли бои в Риме, там формировалось своё правительство, которое само желало арестовать социалистов.
Старорежимные партии, Итальянская Радикальная партия и Народная партия уже давно перешли в оппозицию к ИСП. Когда арест д’Аннунцио спровоцировал Революцию, они не стали вступаться за политический труп, в который превратились социалисты-реформисты. В Неаполе они провозгласили своё правительство, которое и наведёт порядок в стране. Однако всё было далеко не так просто. Левые радикалы подняли восстание и в Неаполе. На юге ширилось крестьянское движение, которое надо было как-то обуздать. Поэтому от похода на Рим пришлось пока что отказаться.
Некоторые районы сохранили формальную верность свергнутому социалистическому правительству. Большая часть Лацио, Умбрия, Марке, Тоскана, Эмилия, западная часть Ломбардии не были подконтрольны леворадикальным революционным властям. Хотя революционеры захватили Рим, их главный центр располагался в Пьемонте.
Гражданская война в Италии
Видя, какой бардак творится у самых границ, Австро-Венгрия, тяжело вздохнув, была вынуждена вмешаться, несмотря на то, что ей очень хотелось, чтобы никто не мешал ей сосредоточиться на внутренних делах. 9 апреля 1920 г. под предлогом защиты законного правительства австрийские войска вошли на территорию Италии и заняли большую часть Ломбардии (кроме региона Павии) и часть Эмилии-Романьи (регионы Феррары, Модены, Болоньи, Равенны, Форли-Чезены, Римини и Сан-Марино). На большее австрийцы не пошли – слишком много было проблем у себя дома, так что войска были небольшими и должны были не столько воевать, сколько поддерживать порядок.
Австрийцы не спешили проливать кровь за своих марионеток – пусть наступательные действия дальше проводят сами итальянцы. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, и австрийцы были намерены только помочь северным итальянцам в деле формирования своей армии. Под надзором австрийцев было сформировано новое правительство Италии, в котором состояли улизнувшие от революционеров социалисты-реформисты, часть старорежимных партий, Народной партии, Радикальной партии и пр. (это были те члены своих партий, которые остались на севере). При помощи австрийских офицеров миланское правительство начало формирование армии.
Однако для этого миланского правительства было выдвинуто одно условие. Главные силы старорежимных партий, католической Народной партии во главе со Стурцо и части находящихся на юге членов Радикальной партии сформировали в Неаполе альтернативное правительство, и им не нравилось, что в Северном правительстве были широко представлены остатки нелюбимых ими социалистов, пускай это были и реформисты. Они не были намерены признавать Северное правительство как правительство всей Италии. Тогда австрийцы предложили соломоново решение (в смысле: то решение, где он предлагал разрубить младенца на две половинки) – после войны Италия должна была остаться разделенной на Северную и Южную, при этом, чтобы избежать споров между этими государствами за Рим, должна была быть восстановлена Папская область в границах 1861 г. Север и Юг после недолгих раздумий согласились.
Сговор двух «легитимных» правительств с австрийцами вызвал всеобщее возмущение простых итальянцев, и в «спорных регионах» начались жестокие столкновения между сторонниками Северного правительства и революционерами. На помощь им спешили силы из Турина, но дело продвигалось тяжело. Революционерам не хватало организации, и их спасло прежде всего то, что у Северного правительства не хватало поддержки, а у австрийцев – желания воевать. Австрийцы лишь расположили в Ломбардии и подконтрольной части Эмилии-Романьи небольшие гарнизоны, которые обеспечивали порядок и помогали Северному правительству формировать свои войска.
В начале мая, не дожидаясь окончательного формирования армии, войска Северного правительства начали поход в Пьемонт. Они сходу захватили Павию и Новару, и 19 мая подошли к Турину. Однако они потерпели поражение, и левые радикалы перешли в контрнаступление. Силы левых радикалов были остановлены у Новары и Павии, и, не желая вовлекать себя в войну ещё и с австрийцами, революционеры переключили своё внимание на юг. Северное правительство не решилось начинать новое наступление на Пьемонт и ушло в оборону – зализывать раны.
В Тоскане, Умбрии и Марке творился хаос. Борьбу за власть вели левые радикалы, сторонники северного и южного правительства. Хотя Рим и был захвачен революционерами, местные левые радикалы не рисковали выходить за его пределы, ожидая атаки с любого направления. Важным аргументом было пленение Папы Римского – даже будучи левыми радикалами, революционеры не решились поступать с Его Святейшеством так же, как поступили в России большевики с царской семьёй. Поэтому Папа фактически находился под домашним арестом.
Итальянские революционные солдаты
В начале июня левые радикалы навели порядок в Лигурии, а также окончательно утвердили свою власть в трех областях Эмилии-Романьи – Пьяченце, Парме и Реджо-нель-Эмилии. После этого они двинулись в Тоскану на помощь своим союзникам. Параллельно в Тоскану, Умбрию и Марке вторглись силы Северного правительства, которые могли быть спокойны за свои тылы, защищаемые австрийцами. Противостояние левых радикалов и Северного правительства в Срединной Италии было долгим и упорным – длилось оно без малого пять месяцев.
Активизировалось и Южное правительство. Всю весну и часть лета оно занималось наведением порядка в своих тылах. В первых числах апреля было окончательно подавлено леворадикальное восстание в Неаполе. Но всё ещё бушевали крестьянские восстания на юге Апеннин и на Сицилии. Подавление этих восстаний было долгим и сложным. Однако в деле наведения порядка Южное правительство нашло неожиданного союзника.
Как оказалось, сицилийская мафия была враждебно настроена к левым радикалам, и потому она была готова помочь Южному правительству в борьбе с революционной стихией. Коза Ностра активно предоставляла властям развединформацию и даже сформировала собственные вооруженные отряды, помогавшие правительственным войскам в борьбе с крестьянскими бунтами. Также мафия практиковала и непрямое воздействие – где-то авторитетом, где-то «добрым словом», а где-то пистолетом Коза Ностра приводила буйных крестьян к повиновению. Где-то после беседы с авторитетным мафиозным эмиссаром крестьяне складывали оружие и расходились по домам, где-то неожиданно сгорел какой-нибудь важный объект и восставшие понимали намек, а где-то какой-нибудь особо лихой и харизматичный вожак просыпается утром в обнимку с отрезанной лошадиной головой (в лучшем случае – многие такие вожаки, прогуливаясь по своим владениям, неожиданно получали в брюхо заряд рублёных гвоздей из лупары).
Тем не менее, несмотря на столь внушительную помощь, войска Южного правительства несли большие потери и потратили на подавление бунтов очень много сил. К концу июля совместными усилиями неаполитанских властей и мафии с огромным трудом порядок на Сицилии был худо-бедно наведен, и теперь Южное правительство могло переключиться на свою основную задачу – освобождение Рима.
10 августа южане начали наступление на Рим, и 28 августа 1920 г. левые радикалы были окончательно выбиты из главного города Италии. В начале сентября войска Южного правительства вышли на линию по границам областей Рим – Риети – Терамо. Однако дальше наступление они вести не смогли – на большее не хватало сил, к тому же вспыхнуло новое восстание в Апулии.
Тем временем в Срединной Италии чаша весов склонялась в пользу левых радикалов. Хотя на стороне Северного правительства были большая организованность и порядок в тылах благодаря австрийцам, у них отсутствовала по-настоящему массовая поддержка в регионе. На начальном этапе им удалось достигнуть успеха благодаря полному бардаку у революционеров и тому, что людей, не принимавших левых радикалов, пока ещё было довольно много. Однако союз с австрийцами лишил их и этой поддержки, создав Северному правительству репутацию предателей.
В свою очередь, отряды революционеров продвигались медленно, но верно – единственное, что им мешало, так это слабая организация Красной Гвардии. Однако благодаря широкой поддержке, которая росла всё больше (иронично, но из-за того, что Северное и Южное правительства сотрудничали с австрийцами, левые радикалы начали приобретать в глазах многих итальянцев репутацию единственных патриотов страны) они закреплялись на захваченных территориях по-настоящему прочно.
В июле левые радикалы взяли под контроль половину Тосканы, в августе была занята остальная часть региона. Весь сентябрь продолжались ожесточенные бои за Умбрию, и левым радикалам оказали немалую помощь революционеры, выбитые южанами из Рима. К концу октября левые радикалы выбили войска Северного правительства из Марке. Затем военные действия остановились. Все три стороны несколько раз пытались начать новое наступление, но все они заканчивались полным провалом.
В ноябре войска Южного правительства начали наступление на Умбрию, но за две недели оно практически не продвинулось, и, понеся большие потери, южанам пришлось отойти на исходные позиции. В декабре-январе 1920 – 1921 гг. Северное правительство предприняло попытку наступления на Геную, надеясь рассечь территории, подконтрольные левым радикалам – но они тоже потерпели поражения, а часть армии Милана была даже окружена и полностью уничтожена войсками революционеров. Левые радикалы в январе 1921 г. сумели взять Новару на севере, но на большее их не хватило.
Заключение перемирия
Затем наступило затишье. Все три стороны в итальянской гражданской войне осознали, что в сложившейся ситуации никто из них не способен победить. Северное правительство, несмотря на спокойные тылы (спасибо австрийцам), понесли слишком большие потери в боях за Срединную Италию и в результате провального наступления на Геную, закончившегося окружением части их армии. Милан срочно нуждался в длительной передышке. Также нуждалось в передышке и Южное правительство. Несмотря на освобождение Рима, подавление восстаний на Сицилии и в Апулии далось Неаполю дорогой ценой. После взятия Рима южная армия оказалась в позиционном тупике, который она так и не смогла преодолеть. Войска устали и, кроме того, несмотря на австрийские поставки, им всё равно не хватало нормального оснащения и снаряжения. Нужно было накопить силы для решающего удара, а всё ещё неспокойному аграрному югу на это потребуется немало времени.
У левых радикалов, несмотря на очевидные военные успехи, были серьезные проблемы с организацией. Их Красная Гвардия по своим качествам и подготовке существенно уступала своим противникам из Милана и Неаполя, но с лихвой компенсировала эту проблему массовой поддержкой со стороны простых итальянцев. Однако в долгосрочной перспективе у революционеров было всё очень тоскливо – из-за продолжающихся экспериментов с рабочим контролем бардак в экономике Революционного Турина углублялся всё больше и больше. Всё это усугублялось растянутыми коммуникациями и прямыми границами сразу с двумя враждебными правительствами. Милан и Неаполь и не стали бы заключать мир с революционерами, если бы не один очень весомый аргумент – победа синдикалистов во Франции.+
Флаг синдикалистского итальянского государства
Провозгласив создание нового леворадикального государства – Французской Коммуны – французские «красные», несмотря на необходимость преодоления послевоенной разрухи у себя на родине, были твердо намерены закрепить достижения Революции во всём мире – чего бы это ни стоило. Уже в конце 1920 г. в Турин стали прибывать французские добровольцы. Как и у «Легитимного» Милана, у Революционного Турина тоже появилась своя «крыша», только, в отличии от австрийцев, французская «крыша» была настроена куда более решительно. Это был тупик, и все три стороны гражданской войны в Италии пришли к выводу, что покамест худой мир будут лучше хорошей войны…
21 марта 1921 г. между Турином, Миланом и Неаполем было заключено соглашение о прекращении огня. Хотя Милан и Неаполь не признавали революционное правительство, а Турин не признавал легитимность Северного и Южного правительства, они обязывались не вести боевых действий как минимум год. Однако даже по прошествии этого самого года гражданская война не возобновилась – раны Италии заживали слишком долго, а враждующие стороны всё никак не решались на новое наступление. Италия вновь оказалась разделённой, хотя один из её осколков и не скрывал своих претензий на восстановление единства страны.
Первым государством стала Социалистическая Республика Италия. Среди политических сил здесь на первый план выдвинулся союз синдикалистов и «Ордине нуово». Хотя синдикалисты за «забастовочный» 1919 г. и гражданскую войну заработали огромный авторитет, заняв в народной любви то же место, которое когда-то занимали социалисты, всё же и они признали над собой лидерство вождей «Ордине нуово» – Антонио Грамши и Пальмиро Тольятти. Грамши и Тольятти осознали, что синдикалисты набрали за время «забастовочного» 1919 г. и гражданской войны слишком большой авторитет, чтобы можно было от них отмахнуться и строить социализм, подобный ленинскому. Поэтому ещё незадолго до начала гражданской войны они осторожно начали работу по синтезу идей коммунизма и синдикализма.
Максималисты, абстенционисты и даже часть реформистов, покинувшие с началом гражданской войны ИСП и возглавляемые Амадео Бордигой, представляли собой крупную, но всё-таки в немалой степени второстепенную фракцию в Социалистической Италии – пока что над ними довлел нехороший ореол участия в дискредитировавшем себя социалистическом правительстве Республики 1919 г. И многие начинают потихоньку задумываться о более плотном сближении с синдикалистами. Особой силой стали сторонники Бенито Муссолини. В «забастовочный» 1919 г. он переживал немало метаний. С одной стороны, он не любил левых радикалов, во многом за неприятие многими из них участия Италии в Вельткриге, кроме того – он считал левых радикалов виновными в поражении Италии. Но в то же время находившееся у власти правительство реформистов из ИСП он возненавидел ещё больше – за слабость и в особенности за продажу Италии австрийцам и за их поведение в истории с д’Аннунцио. Также не меньше он ненавидел и старорежимные партии с католиками.
Поэтому, когда началось восстание в Риме против правительства умеренных социалистов, он выступил плечом к плечу с их врагами – пускай даже он их презирал. В ходе гражданской войны он осознал удивительный для себя факт – именно синдикалисты с социалистическими лидерами проклятого забастовочного движения больше заботились об интересах Италии, чем Северное и Южное правительства, наперегонки бросившиеся пресмыкаться перед Габсбургами. Муссолини немало помог революционерам благодаря тому, что смог привлечь в их ряды немало солдат и даже бывших офицеров – он сумел убедить их забыть про то, как когда-то относились к служивым левые радикалы. Будучи оппортунистом и фаталистом по своей натуре, Муссолини всё-таки решил сохранить верность Социалистической Республике – и найти возможность направить её по угодному ему пути национал-синдикализма.
Красной Италии предстояло сделать очень многое – в экономике был полный бардак и всем было очевидно, что во многом ответственный за этот бардак рабочий контроль надо будет как-то адаптировать к жестокой реальности. Или заменить его централизованной экономикой – на чём настаивал Муссолини и некоторые представители группы Бордиги.
Второе государство – Итальянская республика с центром в Милане – опиралось на австрийские штыки. В ней было сильно просиндикалистское движение, но пока благодаря австрийским штыкам удавалось держать ситуацию под контролем. Но положение Итальянской республики было довольно шатким – многие ненавидели миланские власти, воспринимая их как пособников австрийских оккупантов. Кроме того, Итальянская республика потихоньку начинала создавать головную боль для самой Австро-Венгрии – именно через итальянскую марионетку туда начинали потихоньку проникать опасные синдикалистские идеи.
Остатки реформистского крыла ИСП всё ещё занимали лидирующую роль в Итальянской республике, но партия доживала свои последние дни – даже на подконтрольных территориях она имела огромный антирейтинг, и без австрийцев Итальянская республика была бы обречена. Нишу ИСП готовилась занять Реформистская социалистическая партия во главе с Иваноэ Бономи. Также набирала силу фракция, состоявшая из северного крыла Итальянской радикальной партии. Северное крыло католической Народной партии тоже представляло собой крепкого орешка на местной политической арене.
На юге было сформировано отдельное государство с центром в Неаполе. Здесь главенствовали старорежимные партии, католическая Народная партия во главе со Стурцо, а также здесь неожиданно выстрелило южное крыло Радикальной партии во главе с Франческо Саверио Нитти, благодаря деятельности которого ещё на майских выборах после свержения монархии радикалам удалось усилить свое влияние в Южной Италии, где они ранее практически не были представлены. Они смогли удержать власть и даже освободить Рим, но, как оказалось, главные испытания были ещё впереди.
Обстановка в государстве всё ещё оставалась неспокойной, да вдобавок сицилийская мафия из полезного союзника постепенно начинала превращаться в головную боль. Стоит отметить, что на первых порах рассматривался вариант возвращения на сицилийский престол Неаполитанских Бурбонов, но старорежимные либеральные и демократические партии при поддержке сторонников Нитти заблокировали этот вариант. Так появилась Республика Обеих Сицилий. Её граница с Социалистической Италией проходила по линии границы области Терамо.
По заключенной между Северным и Южным правительствами при посредничестве Австро-Венгрии договоренности, Рим стал центром восстановленной Папской области. Папа Римский пережил за время гражданской войне немало «весёленьких» дней. Период от начала гражданской войны до освобождения Рима 28 августа 1920 г. вошёл в историю как «Красное пленение Папы». Революционеры не решились на акт, подобный убийству царской семьи в России и предпочли держать Понтифика под домашним арестом. Даже несмотря на штурм Рима неаполитанцами в августе 1920 г. левые радикалы удержались от соблазна поступить жестоко. Когда победа южан стала очевидной, революционеры плюнули на всё это дело и ушли, оставив перепуганное Его Святейшество в Ватикане. Возрождённой Папской области был передан весь регион Лацио – кроме области Витербо, которая осталась под контролем революционеров. Несмотря на официальную независимость, на деле Папская область фактически была оккупирована неаполитанцами ввиду необходимости держать на границе с Социалистической Италией сильную группировку войск. Также в конце апреля 1921 г. в Рим вошёл австрийский гарнизон.
Судьба итальянских колоний
Особым случаем были итальянские колонии. Итальянский контроль над африканскими колониями из-за гражданской войны был очень сильно ослаблен, поскольку для борьбы с революционерами в метрополию были переброшены многие колониальные части. Кроме того, были большие сложности с административными вопросами. Кому должны были подчиняться колонии – Милану или Неаполю? Офицеры также встали перед дилеммой – Милану или Неаполю должны были быть переданы войска? Этим начали пользоваться другие державы.
Осенью 1920 г. Эфиопия вторглась в Эритрею, на которую претендовала. Местные колониальные власти перебросили значительную часть войск в метрополию на борьбу с Революцией, в связи с чем на оборону Эритреи не хватало сил. Оставшиеся войска немного пооборонялись в прибрежных городах, после чего эвакуировались. Международное сообщество приняло факт захвата Эритреи и надавило на Милан и Неаполь, чтобы те тоже это приняли. У итальянцев иного выбора не было…
Итальянская Эфиопия
С двумя другими африканскими колониями было посложнее. Между Неаполем и Миланом возникли серьёзные споры о том, кому должны достаться колонии. При этом в их споры постоянно вмешивался кто-то третий. Для урегулирования споров на начало июня 1921 г. была запланирована международная конференция по проблеме итальянских колоний. Она прошла в Праге. И на ней было много дискуссий. Если с захватом Эритреи Эфиопией пришлось смириться, то по поводу Ливии и Сомали было сломано много копий.
Ливия из всех итальянских колоний была, пожалуй, самой ценной. Однако решение по ней нашлось довольно быстро. Пока на протяжении всей гражданской войны Милан и Неаполь спорили о принадлежности Ливии, незадолго до конференции вмешалась Турция, заявившая, что раз тут в Италии гражданская война, раздела имущества не избежать, и претенденты не могут договориться – то почему бы не вернуть османам их исконные земли?
Милан и Неаполь не на шутку перепугались от турецких претензий. Это дало возможность Австро-Венгрии предложить выгодное для себя, но компромиссное решение, которое оно всё время продвигала. И осколки Италии с этим согласились. Было принято решение предоставить Ливии независимость. Влияние осколков Италии в Ливии сохранялось в виде широких экономических привилегий, равных для обоих итальянских государств. Однако не менее, и даже более широкие преференции в бывших итальянских колониях получила Австро-Венгрия. Свою долю получила и Турция – важным для неё было и то, что правителем нового королевства стал фактически её ставленник Ахмад Шариф ас-Сануси. Такова была плата за мирный раздел…
Сомали оказалась ещё более сложным случаем. В это время там хозяйничал Мохаммед Хасан, религиозный лидер, объединивший местные кланы под лозунгами борьбы с засильем европейцев. Он стал головной болью британских колониальных властей в Сомалиленде, но они всё никак не могли взяться за них по серьёзному. РИ операция против дервишей постоянно откладывалась из-за участия британского экспедиционного корпуса в гражданской войне во Франции.
Хотя сухопутные войска во Франции вели себя чрезвычайно пассивно и в основном отсиживались в городских гарнизонах, британская авиация принимала самое деятельное участие в борьбе французских лоялистов против левых радикалов. Британские авиаторы вели разведку, бомбили позиции противника, сражались против только встающего на ноги «Красного» Воздушного Флота. Британские самолеты активно поддерживали наступление лоялистов против «красных» в 1919 г. и помогали сдерживать наступление левых радикалов на Париж в 1920 г. Войска и авиация постоянно требовались в других местах, так что про Сомали на время забыли.
В итоге планировать разгром Государства дервишей начали только в конце 1920 г. За это время последователи Мохаммеда Хасана распространили свою власть на часть Итальянского Сомали, воспользовавшись ослаблением колониальных сил в этом районе и общей неразберихой. В январе 1921 г. британцы наконец провели операцию против Государства дервишей на своей территории (как и в РИ, с самым деятельным участием авиации) и полностью разгромили сомалийцев. Однако Мохаммед сбежал в Итальянское Сомали, где и продолжил свою борьбу.
В связи с полной импотенцией итальянских властей и до сих пор не решенных споров между Миланом и Неаполем Британия предложила свою помощь в борьбе с дервишами, ненавязчиво при этом намекая на оккупацию англичанами северной части Итальянского Сомали и фактическую её передачу Британии. Как в Милане, так и в Неаполе часть политиков была готова согласиться с этим предложением, но многие собирались биться за свою территорию до конца. Проявила тревожную заинтересованность Германия – хотя речь шла о небольшой колонии, Рейх не желал допускать даже малейшего усиления Британии.
В результате на Пражской конференции по итальянским колониям июня 1921 г. Сомали стала предметом бурных дискуссий, в ходе которых территориальный спор между Миланом и Неаполем перетек в спор между Лондоном и Берлином. После полутора месяцев переговоров итальянцам пришлось смириться с тем, что все колонии для них потеряны. Итальянский Сомали в итоге был разделен между двумя крупнейшими колониальными империями – северная часть досталась британцам, а южная часть перешла под юрисдикцию Германии. Итальянцам была выплачена компенсация – британцы заплатили Неаполю, равную сумму предали Милану немцы.
А что же Государство дервишей? Буквально сразу же после конференции, в июле-августе 1921 г. британцы окончательно его добили – на разгром последователей Мохаммеда Хасана потребовалось меньше двух недель. Опять была использована авиация, которая уже великолепно проявила себя при первом разгроме дервишей – не подвела она и сейчас. Сам Мохаммед Хасан был убит в стычке с британцами.
Вот так нерадивые наследники и иноземные хищники разделили между собой всё, что осталось от умершей Италии… но надолго ли умершей? Всем было очевидно – мир на Апеннинах не продлится долго. Но когда Италия заполыхает вновь? Под каким флагом будет проходить новое Рисорджименто? И объединится ли Италия вообще? Никто не знал ответа. И все с замиранием сердца следили за ходом событий…
