Kaiserreich: Мир победившего империализма. Часть 4. Vive la Revolution!
Предыдущие части
Содержание:
Политическая нестабильность во Франции
Пока на Потсдамской мирной конференции великие державы вели жаркие дискуссии, Франция всё больше закипала. Поражение на Марне и падение Парижа вызвали цепную реакцию. Когда после четырех лет неимоверного напряжения сил в бесконечной кровавой бойне произошло чувствительное поражение и потеря столицы, в нации что-то надломилось. Потеря Парижа вызвала в народе ощущение безнадёжности, что вводило солдатские массы в уныние и порождало стремление к миру любой ценой. Одновременно нарастало раздражение против режима, втянувшего Францию в бедственную и оказавшуюся бессмысленной войну. Французское правительство, жаждавшее реванша и связавшее с войной свою судьбу, выжимало из своей страны ради победы все соки. Оно уверяло народ, что победа близка, что у Антанты больше ресурсов, что Германия обречена. Но Франция проиграла. Падение Парижа стало последней каплей. Вот как вспоминал об этих событиях французский солдат Габриэль Борель:
«Нас охватило отчаяние. При этом мы до последнего надеялись на лучшее. Офицеры постоянно кормили нас обещаниями. «Смотрите, немцы выдыхаются!» – говорили они, когда немцы рвались вперед на Марне, – «Скоро мы перейдем в наступление!». «Их фронт растянут, их коммуникации растянуты! Всего один удар, и их ждет крах!» – громогласно заявляли они, когда немцы шли на Париж. «С потерей столицы ещё не потеряна Франция! Они находятся на последнем издыхании, они проглотили кусок, который не смогут переварить! Мы не можем проявлять слабость, когда они надорвались! Мы УДАРИМ по ним! И будем бить, в то время как они будут бежать до Берлина, поджав хвосты!» – истерично кричали они, когда немцы взяли Париж. Но у нас ничего не получалось. Наш фронт был прорван на Марне. Мы потеряли Париж. Мы не смогли отбить столицу. Нам говорили, что коммуникации немцев растянуты, что они измотаны, что это их слабость. Но почему тогда никто этой слабостью не воспользовался?! Почему у нас ничего не получалось?! Где были британцы?! А может быть, эти немцы и не так сильно выдохлись, как мы? На эти вопросы не было ответа. Мы были растеряны. Растеряно было и наше командование, хотя оно и пыталось бравировать уверенностью в победе. А растерянность поражала нашу волю. Шло время, и всё больше людей оказывалось сломленными. С каждым днем мы всё меньше верили в победу. Многие не выдерживали. Кто-то дезертировал, некоторые части начали бунтовать. Масла в огонь подливали наши офицеры. За прегрешения дезертиров и мятежников отдуваться приходилось всем остальным. Каждый раз, когда кто-то сбегал, офицеры устраивали нам разнос. За чужие проступки нас в лицо называли предателями и угрожали казнью. Пойманных дезертиров и арестованных мятежников расстреливали прилюдно, чтобы «преподать нам урок» и отвратить от измены. Отчаянно стремясь сохранить хоть каплю дисциплины, они делали только хуже – от их истерик, голословных обвинений и запугиваний мы всё меньше хотели сражаться дальше. Среди нас распространялись настроения: «Если мы не достигли победы, то пусть будет хотя бы мир! Мы своё отвоевали». И настал момент, когда мы уже не могли сопротивляться искушению…».
«Священное единение» трещало по швам. Вся страна сошла с ума. Началась всеобщая паника. Деморализованные солдаты, посчитав, что война проиграна, начали массово дезертировать. Люди массово уклонялись от призывов. Солдаты действующей армии поднимали мятежи и отказывались дальше воевать. На этом фоне росло левое антивоенное движение. А вишенкой на торте стала общенациональная забастовка. Падение Парижа и неудачная попытка его отбить окончательно уничтожили «Священное единение». Солдаты устали от войны, интеллигенция начала разочаровываться в идеях реваншизма, потенциальные призывники не желали проливать кровь в уже проигранной войне, а женщины стремились вернуть домой своих мужей и сыновей. 17 августа 1918 г. в Лионе произошел «Женский бунт», когда жены и матери попытались воспрепятствовать отправке солдат на фронт. За ним немедленно последовала цепная реакция – солдаты отказались подчиняться офицерам и начали либо разбегаться по домам, либо поднимать мятежи. Реакция со стороны рабочего класса последовала незамедлительно – в знак солидарности с женщинами и мятежными солдатами, 18 августа рабочие Лиона объявили всеобщую забастовку. Забастовка моментально начала распространяться – на следующий день ею был охвачен Сент-Этьен и большая часть Луары, а ещё через день забастовка вспыхнула в Крезо. Через неделю была объявлена уже общенациональная забастовка, к которой присоединилась значительная часть промышленных городов и районов Франции, а также железнодорожники, что быстро парализовало страну.
Очень быстро ведущую роль в забастовке взял на себя ВКТ, точнее, его революционно-синдикалистское крыло. Впрочем, ряды радикалов быстро росли. Реформистское крыло ВКТ переживало тяжелый кризис и раскол. Неудачи в войне летом 1918 г. и падение Парижа подтолкнули многих умеренных к разочарованию в войне и переходу на сторону радикалов. Сторонники войны до победного конца остались в меньшинстве. Революционные синдикалисты же приобретали всё большее влияние, а их популярность в массах росла бешеными темпами. Лидером движения был Эмиль Пуже. Синдикалисты выступали за отставку правительства и немедленное прекращение империалистической войны. При этом они пытались самостоятельно организовать и сопротивление германской оккупации. Правда, всё вышло по принципу «хотели как лучше, а получилось как всегда»… Армия была охвачена мятежами, в том числе и под влиянием левых радикалов, и потому оказалась неспособна на эффективные наступательные действия. У британских союзников тоже было немало проблем – армия была деморализована (хотя и не так, как французская), вместо контрнаступления против немцев англичанам часто приходилось помогать французам поддерживать порядок в своих рядах, да вдобавок в самый неподходящий момент, в начале сентября 1918 г. начинается Война за независимость Ирландии. В результате британцы просто топтались на месте. Попытки синдикалистов организовать сопротивление также оказались безуспешными – их ополчения оказались слабо организованными по сравнению с закаленными в боях немецкими армиями. Единственное, что синдикалисты могли более-менее успешно делать – так это разлагать германские части изнутри через пропаганду, но их усилия нивелировались чувством победной эйфории у немцев.
Тем временем, отчаявшись переломить ход войны в свою пользу, французское правительство согласилось на перемирие, которое было заключено 6 октября 1918 г. Также в условиях общенациональной забастовки, парализовавшей страну, правительство Клемансо согласилось уйти в отставку, и вместо него было сформировано переходное временное правительство из либералов и социалистов. В то же время общенациональная забастовка привела к формированию альтернативного центра силы, которым стал изрядно радикализовавшийся ВКТ, утверждавший своё «законное право на власть» через свою профсоюзные структуры и новую систему местных советов. По своей сути, во Франции, аналогично России в 1917 г., установилась система двоевластия между Временным правительством и ВКТ. На начальном этапе серьезного конфликта ещё не было – обе стороны присматривались друг к другу, плюс в ВКТ, несмотря на стремительную радикализацию, пока ещё первенствовало умеренное крыло. Кроме того, внимание обеих сторон было направлено в большей степени на начавшуюся Потсдамскую мирную конференцию – Временное правительство с опорой на непобежденных британских союзников пыталось выторговать для Франции наименее унизительные условия мира, в то время как ВКТ, особенно радикальная его часть, надеялось прорваться на конференцию, чтобы использовать её в качестве площадки для пропаганды идеи справедливого «революционного мира». Впрочем, делегатов синдикалистов на конференцию не пустили, поэтому ВКТ требовал от Временного правительства продвижения на переговорах леворадикальной линии, используя в качестве орудия давления на власти общенациональную забастовку.
Тем временем переговоры складывались для Франции не лучшим образом. Британия, как непобежденный член Антанты, всячески старалась препятствовать чрезмерному усилению Германии и старательно защищала интересы Франции. Но проблема была в самой Франции, которая потеряла Париж, значительную часть северных территорий и находилась в глубоком политическом кризисе. Германия чувствовала это и упорно настаивала на своем – на колониальном переделе. А обстановка в самой Франции в этот момент обострялась всё больше и больше. Левые радикалы быстро разочаровались в ходе переговоров. Конечно, основная их масса, памятуя о Брестском мире с Россией, изначально относилась к Потсдамской конференции скептически, но всё же они до конца надеялись попытаться использовать их для пропаганды своих идей и поднятия рабочего народа всего мира на революцию. Для этого нужно было добиться отправки на конференцию делегации синдикалистов, которая бы использовала конференцию для пропаганды идей революционного мира, а также вела бы обструкционистскую работу по отношению к империалистическим замыслам. Однако идея этой делегации была заблокирована Временным правительством. А на конференции речь шла лишь о переделе колоний и репарациях с Франции. Раздражение нарастало не только среди синдикалистов, но и среди патриотических кругов. Обстановка накалялась.
Напряженность в отношениях между Временным правительством и ВКТ нарастала. Консервативные круги и правых либералов раздражала обструкция со стороны ВКТ, и они всё больше склонялись к насильственному наведению порядка. Параллельно росли противоречия между либеральным и социалистическим крылом Временного правительства. Но пока что никому не получалось обеспечить себе решающего перевеса. И тогда все политические силы Франции обратили свой взор на армию. Армия находилась в смятении. Поражение в войне с Германией стало отправной точкой в её разложении. Многие солдаты были охвачены левыми настроениями. После поражения на Марне и падения Парижа армию захлестнула волна дезертирства. Вспыхивали мятежи. Многие солдаты присоединялись к общенациональной забастовке. В свою очередь, многие офицеры (особенно высокого ранга) были злы на солдат и в особенности на левых радикалов, обвиняя их в предательстве Франции. И Временное правительство, и ВКТ понимали, что от контроля над армией зависела судьба Франции. Поэтому они стремились перетянуть военных на свою сторону. Так началась «Битва за армию». Левые радикалы и синдикалисты сделали ставку на пропаганду среди рядового состава. Временное правительство поддерживало офицеров и высшее командование, надеясь, что те смогут восстановить дисциплину. Как показала практика, в сложившихся условиях более эффективной показала себя борьба за рядовой состав.
Стремясь навести порядок в войсках, Временное правительство прибегало и к другим способам. После заключения перемирия оно попыталось демобилизовать армию, рассчитывая разоружить самые буйные элементы и распустить их по домам. Однако демобилизация проходила со скрипом. В стране уже вовсю бушевала общенациональная забастовка, и многие солдаты, вместо того чтобы сдать оружие и снаряжение, присоединялись к бастующим во всем вооружении и обмундировании. Кроме того, ещё до заключения перемирия многие солдаты дезертировали. Вскоре они начали «всплывать» в составе разбойничьих банд, независимых антиправительственных вооруженных формирований и участников всеобщей забастовки. На бастующих предприятиях и политических демонстрациях кишмя кишели вооруженные люди, на подступах к охваченным забастовкой заводам и фабрикам были установлены пулеметы и артиллерийские орудия, а по улицам колесили броневики и танки с красными флагами.
Франция была парализована. Жизнь в ней представляла собой единый политический митинг. На улицах крупных городов происходили многотысячные шествия с красными флагами и транспарантами. Не работали железные дороги, городской транспорт, водопровод, освещение, телефонная и телеграфная сеть. Бастовали аптеки, почта, типография и даже банки. Магазины, предприятия, учреждения были закрыты. Власть стремительно уходила из рук Временного правительства.
Конечно, у Временного правительства были верные войска. Большая часть офицерского корпуса была лояльна. Это позволяло перетянуть на свою сторону многие части за счет преданности их личного состава своим офицерам. Постепенно начинали консолидироваться консервативные круги, стремящиеся навести порядок. Страна раскалывалась на два враждебных лагеря.
Обстановка продолжала накаляться. На конференции в Потсдаме Германия выдвинула Франции тяжелые требования. Она требовала колоний. Французская делегация, осознавая, что страна не в том положении, чтобы торговаться, склонялась к уступкам. Но уступки немцам только раздражали рядовых французов. Консерваторы были недовольны унизительными условиями мира, который навязывали Франции немцы. Левые радикалы же были недовольны империалистическим характером намечающегося мирного договора. Но поскольку наказать немцев не было возможности, они занимались перепалками друг с другом. Консерваторы заявляли, что даже несмотря на успешное наступление немцев в 1918 г. и падение Парижа, шанс победить ещё был, надо было просто немного потерпеть. Они заявляли об «ударе в спину» и обвиняли социалистов, синдикалистов и левых радикалов в измене. Левые радикалы обвиняли правительство в губительном втягивании страны в «империалистическую войну» и призывали жестоко наказать всех «плутократов и кровопийц, губителей трудового народа». На улицах городов чуть ли не каждый день происходили перепалки, драки и даже вооруженные столкновения. Страна бурлила. И в это самое время Временное правительство, порвавшее с социалистами и постепенно переходившее на консервативные позиции, потихоньку готовилось начать поступательную «зачистку» мятежников и забастовщиков, и осторожно копило силы. Страна сидела на пороховой бочке. Оставалось самое малое – поднести горящую спичку…
Конфликты, уличные потасовки и вооруженные столкновения между консерваторами и левыми радикалами происходили регулярно. Были нападения на отряды немцев и даже на бывших союзников Франции – британцев. В общем, до настоящего взрыва было недалеко. И 10 февраля 1919 г. он произошел.
Правый мятеж в Нанте «Огненных крестов»
В Нанте местные консерваторы и их сторонники, до крайности раздраженные вечными демонстрациями и забастовками «красных», решили организовать восстание, чтобы показать «кто в доме хозяин», поднять дух «сил порядка» и дать импульс борьбе против анархии во всей Франции. Ведущую роль в организации восстания сыграла военизированная организация «Огненные кресты», в связи с отчаянными временами образованная на 9 лет раньше, чем в РИ. Костяк этой организации составили офицеры и бывшие фронтовики, награжденные боевыми орденами. Речь, конечно, идет о тех солдатах и офицерах, которые выступили против левых радикалов и перешли на националистические позиции. Они настаивали на том, что Франция могла отбиться от Германии и даже победить, надо было только не поддаваться панике и не вестись на провокации левых радикалов. Среди «Огненных крестов» набирала популярность «Легенда об ударе ножом в спину». Согласно этой легенде, французская армия могла переломить ход войны, ведь в этот момент наступательный порыв немцев начинал выдыхаться, Германия с треском проигрывала войну на истощение, а ресурсы Антанты многократно превосходили германские, но Республике не дали возможности достичь победы – Франция получила «удар в спину» от оппозиционной «пятой колонны». Во Франции пробудился уже проявивший себя во время Дела Дрейфуса антисемитизм – «внутренних» и «внешних» врагов республики увязывали с еврейским заговором. Легенда, зародившаяся в националистических и консервативных кругах Франции, перекладывала вину за поражение в войне с армии и правительства на ту часть общества (синдикалисты, радикальные социалисты), которая в военные годы критиковала правительство и армию, осуждала войну, солидаризировалась с забастовочным движением и не демонстрировала патриотических настроений. И итогом предательства была анархия, которая окончательно добьет Францию, если не принять чрезвычайных мер. «Огненные кресты» видели выход из положения в наведении порядка, насильственном разгоне левых радикалов и перестройке государства по авторитарному принципу. Отправной точкой в реализации этого плана должен был стать мятеж в Нанте.
«Огненные кресты» были одной из самых мощных организаций, противостоящих левым радикалам. Их ячейки имелись не только в Нанте, но и во всех крупных городах Франции. Наличие хорошо разветвлённой подпольной сети позволило создать ядро будущего сопротивления. Также «Огненные кресты» контактировали со все более правеющим Временным правительством, но из-за его слабости предпочитали пока что действовать самостоятельно. Тем не менее, они планировали наладить координацию совместных действий с Временным правительством, однако в связи с тем, что официальные власти проявляли нерешительность, «Огненные кресты» решили взять инициативу на себя. Они рассчитывали на возможность распространения восстания на другие города Франции, присоединения к их наступлению Временного правительства и других союзных «Огненным крестам» группировок, а в итоге всё должно было закончиться разгоном забастовок и зачисткой левых радикалов.
10 февраля 1919 г., ранним утром, ещё до рассвета, отряды «Огненных крестов» атаковали оружейный склад в Нанте. Они напали с нескольких сторон на бойцов «красных», охранявших склад, захватили его и начали разбирать оружие. Восстание начало распространяться стремительно. На разных концах города активизировались «дремавшие» ячейки «Огненных крестов», к ним присоединилось несколько военных частей. «Красные» практически не оказали достойного сопротивления, и уже к концу дня большая часть Нанта оказалась в руках восставших. Буквально сразу же начался так называемый «белый террор». Восставшие расстреливали рабочих, участвовавших в забастовке, и топили в реке тех, кто принадлежал к леворадикальным партиям (или подозревался в принадлежности к ним).
Расширению и распространению восстания в немалой степени способствовала растерянность, слабая организованность и отсутствие координации среди леворадикальных сил. «Красным» была нанесена пощечина, которая развеяла ореол их всесилия, и это вызвало цепную реакцию – в самых разных уголках Франции начались восстания против левых радикалов. Правда, Временное правительство некоторое время проявляло нерешительность – и теряло драгоценное время. В конечном итоге оно поддержало восстание, но из-за потерянного времени не удалось в приемлемые сроки наладить взаимодействие между правительственными войсками и восставшими.
Сами «красные», оправившись от первого шока и придя в себя, обнаружили, что немалая часть страны находится под контролем их врагов. Другой вопрос, насколько полным был этот контроль. Многие города были поделены между вооруженными отрядами левых и правых, но с лихвой хватало и более сложных случаев. Разные группировки в рядах как левых, так и правых, могли конкурировать и даже конфликтовать друг с другом. С подобной проблемой столкнулись левые: их лагерь представлял собой конгломерат различных левых сил – умеренные и радикальные социалисты, марксисты, синдикалисты, анархисты. Их взгляды на строительство нового общества могли различаться, также в деле противостояния правым нередко разные группы тянули одеяло на себя. У правых ситуация была ненамного лучше. Остатки регулярной армии, оставшиеся верными правительству, сплотились вокруг авторитетных генералов, среди которых на ведущие роли выдвинулись Анри Петен и Фердинанд Фош. Однако Временное правительство рассматривало военных как опасных конкурентов за власть и потому периодически ставило им палки в колеса, чтобы не допустить их чрезмерного усиления. «Огненные кресты» и другие подобные правые организации горячо поддерживали военных, но они часто действовали на своё усмотрение, что порождало несогласованность.
Начало Гражданской войны во Франции
На начальном этапе гражданской войны ещё не оформились фронты в полном смысле этого слова. В основном (особенно это касалось центра и юга страны) оформлялись очаги тех или иных сил в городах, причем, в некоторых городах довольно долго не мог установиться единственный и неповторимый победитель. Доходило даже до такого – например, очаг, скажем, «красных» был окружен силами лоялистов, а те в свою очередь были окружены другим кольцом «красных».
Ещё одной особенностью первого этапа гражданской войны было то, что в ней участвовали прежде всего иррегулярные формирования. В связи с окончанием войны, а также с целью снизить угрозу солдатских мятежей, Временное правительство провело масштабную демобилизацию армии. К концу 1918 г. большая часть армии была расформирована – остался только мизер самых опытных, квалифицированных и, что самое главное, верных частей, на которые можно было опереться в случае чего. Однако демобилизация проходила медленными темпами, при этом властям пришлось столкнуться с массовым дезертирством и участием значительных масс солдат в общенациональной забастовке. Из-за массового дезертирства и разложения армии в конце войны на руках у населения оказалось много оружия, которое всплыло у революционеров, а также у разного рода бандитов. В результате с обеих сторон сражалась масса солдат, имевших боевой опыт, до зубов вооруженных и оснащенных военной техникой. Правда, здесь у лоялистов было преимущество – большая часть офицерского корпуса сохранила верность правительству, так что с точки зрения организации у них ситуация была гораздо лучше, чем у красных. Однако на «красных» работала массовость. Временное правительство было крайне непопулярно в глазах населения, и когда оно совместно с военными присоединилось к попытке «Огненных крестов» разогнать «красных», это вызвало жесткое противодействие. Синдикалисты не теряли времени даром, и время, отведенное им до начала гражданской войны, они тратили на работу с массами. Благодаря этому они сумели обеспечить себе поддержку, которая оказала им огромную помощь не только в борьбе против лоялистов, но и в соперничестве внутри «красной» коалиции. Но массовость — ничто без готовности к действию, и с этим у «красных» было всё в порядке – уже в ответ на Нантское восстание разразились не менее крупные восстания против Временного правительства. Даже Париж частично вышел из-под контроля – на протяжении всей гражданской войны часть города и значительная территория в предместьях контролировалась «красными».
На относительную стабилизацию фронта потребовалось чуть больше четырех месяцев. «Красные» контролировали практически весь центр, а также часть севера и юга страны (при этом существовало немало окруженных очагов лоялистов). «Столицей» «красных» был Лион. Лоялисты удержали север Франции и побережье Средиземного моря на юге страны. Теперь можно было приступать к полноценным наступательным и оборонительным действиям.
Несмотря на массовость «красных», лоялисты брали умением и большим единством. На начальном этапе войны «красные» потерпели ряд крупных поражений, а в конце июля южная группировка лоялистов при поддержке своего «речного флота» подходила к Лиону, в то время как на севере красные с трудом обороняли Шалон-сюр-Сон. Однако развить успех лоялистам не удалось. В тылу полыхали восстания. Даже в самом Париже очаг «красного» сопротивления подавить не удалось. Лоялисты рассчитывали на более высокий профессионализм своих войск и стремительность действий. Их тактика – собрать все силы в кулак и ударить по главному центру восстания, как с севера, так и с юга. Обезглавив «красных», будет уже легче додавить остальные их очаги.
Однако наступление продвигалось медленнее, чем хотелось бы. Чтобы не распылять силы, лоялисты решили ударить на одном направлении, рассчитывая на то, что ответные атаки «красных» захлебнутся из-за их слабой организованности. «Красным» на тот момент действительно не удавались наступления. Зато отлично удавались восстания. Продолжалось сопротивление в Париже. То тут, то там в тылу лоялистов происходили вооруженные выступления. Если не получалось подавить их с наскока, то лоялисты нередко предпочитали просто окружить их малыми силами и продолжать главное наступление. Однако в какой-то момент восстаний вспыхнуло столько, что на их подавление уходили почти все необходимые для наступления резервы. К тому же линия фронта по мере продвижения вперед всё больше превращалась в узенькую «дорогу жизни», которую мог перерезать даже небольшой отряд противника.
На севере в первых числах августа лоялистам пришлось отступить от Шалон-сюр-Сона. Во второй половине августа на юге лоялисты потерпели тяжелое поражение в Битве при Вьене. Тем не менее, несмотря на поражение наступления, лоялисты взяли под контроль крупные территории. В начале сентября на севере их фронт проходил по линии Ла Рошель – Пуатье – Бурж – Невер – Дижон, а на юге – Безье – Монпелье – Валанс – Систерон – Монако. Однако в тылу осталось множество очагов восстаний «красных», которые продолжали держаться и отвлекали на себя слишком значительные силы, чтобы можно было наступать дальше. Лоялисты уже не могли проводить наступления, а «красные» пока ещё не могли. Наступил период затишья, в ходе которого обе стороны могли перегруппировать свои силы, привести в порядок свои тылы, передохнуть и приготовиться к новому раунду.
«Красным» пришлось столкнуться с жестокой реальностью. Несмотря на огромную популярность, на массовость их движения, летом 1919 г. они оказались на грани поражения. Почему? Причин было великое множество. В отличие от большевиков в России «красные» во Франции представляли собой конгломерат левых сил. Французская секция Рабочего интернационала (СФИО) пережила глубокий раскол, когда большинство её членов вышло из состава партии – часть из них присоединилась к синдикалистам, часть основала собственное коммунистическое движение. Самой влиятельной силой в лагере «красных» были синдикалисты, занявшие лидирующие позиции в ВКТ и стоявшие у истоков общенациональной забастовки. Но и у них выделялось как относительно умеренное крыло, так и радикальное – так называемые якобинцы, выступавшие за большую централизацию экономики и за усиление роли государства в рамках синдикалистской системы, требовавшие проведения более жесткой линии по отношению к своим врагам. Было немало анархистов. У всех них было своё видение строительства нового общества – где-то различия были мизерными, а где-то серьёзными. И они пытались воплотить свои идеи в жизнь как минимум на своих подконтрольных территориях.
Какие только эксперименты там не проводились! Очень многие пытались построить коммунизм за несколько месяцев. Во многих контролируемых «красными» районах значительная часть экономики оказалась под рабочим контролем. Заводы и фабрики находились под управлением рабочих комитетов, а в сельской местности создавались коллективные (коллективизированные) сельскохозяйственные либертарные коммуны. Коллективизировались в том числе отели, парикмахерские и рестораны, и управлялись самими трудящимися данных заведений.
Наиболее важным аспектом проводимых «красными» (особенно синдикалистами и анархистами) преобразований было создание либертарной социалистической экономики, основывавшейся на координации через децентрализованные и горизонтальные федерации объединений индустриальных коллективов и аграрных коммун. Это было достигнуто посредством экспроприации и коллективизации частных производственных ресурсов (и некоторых более мелких структур). Экономическая политика, проводимая в областях, контролируемых анархистами, исходила в первую очередь из коммунистического принципа «от каждого по способностям, каждому по потребностям». В некоторых областях товарно-денежные отношения были полностью ликвидированы; их заменяли рабочими книжками и различными купонами, распределение осуществлялось исходя из потребностей, а не «по труду». В локальном масштабе произведенные товары, если были в изобилии, распределялись свободно, в то время как другие предметы могли быть получены за купоны на коммунальном складе. Излишками товаров обменивались с другими анархистскими городами и деревнями, деньги использовались для обмена только с теми сообществами, которые не приняли новую систему. Одна из французских анархистских газет торжествующе заявляла:
«Здесь вы можете бросить банкноты на улице, и никто не обратит внимания. Рокфеллер, если ты явишься к нам со всем своим банковским счётом, ты не сможешь купить себе чашку кофе. Деньги, твой Бог и твой слуга, были отменены здесь, и люди счастливы».
Было немало тех, кого эти преобразования приводили в восторг. Например, анархо-синдикалист Рудольф Рокер, посетивший весной-летом 1919 г. контролируемый синдикалистами Бордо, высказал по отношению к местным порядкам немало комплиментов.
«Более или менее случайно я попал в единственный во всей Западной Европе массовый коллектив, в котором политическая сознательность и неверие в капитализм воспринимались как нечто нормальное. В Бордо я находился среди десятков тысяч людей, в большинстве своем — хотя не исключительно — рабочих, живших в одинаковых условиях, на основах равенства. В принципе, это было абсолютное равенство, почти таким же было оно и на деле. В определенном смысле это было неким предвкушением социализма, вернее мы жили в атмосфере социализма. Многие из общепринятых побуждений — снобизм, жажда наживы, страх перед начальством и т.д. — просто-напросто исчезли из нашей жизни. В пропитанном запахом денег воздухе Германии нельзя себе даже представить, до какой степени исчезли здесь, во Франции, обычные классовые различия. Здесь были только крестьяне и мы — все остальные. Все были равны»,
– писал Рокер в своих публикациях.
В своих статьях, которые расходились по всей леворадикальной прессе мира, Рокер давал картину общества, в котором царит свобода, равенство и братство:
«Тому, кто находился здесь с самого начала, могло показаться, что в июне или июле революционный период уже близился к концу. Но для человека, явившегося сюда прямо из Германии, Бордо представлялся городом необычным и захватывающим. Я впервые находился в городе, власть в котором перешла в руки рабочих. Почти все крупные здания были реквизированы рабочими и украшены красными знаменами, на всех стенах были намалеваны факел и молот и названия революционных партий; все церкви были разорены, а изображения святых брошены в огонь. То и дело встречались рабочие бригады, занимавшиеся систематическим сносом церквей. На всех магазинах и кафе были вывешены надписи, извещавшие, что предприятие обобществлено, даже чистильщики сапог, покрасившие свои ящики в красный цвет, стали общественной собственностью. Официанты и продавцы глядели клиентам прямо в лицо и обращались с ними как с равными, подобострастные и даже почтительные формы обращения исчезли из обихода. Никто не говорил больше «месье» или «мадам», не говорили даже «вы», — все обращались друг к другу «товарищ» либо «ты» и вместо «Bonjour» говорили «Salut!».
Чаевые были запрещены законом. Сразу же по приезде я получил первый урок — заведующий гостиницей отчитал меня за попытку дать на чай лифтёру. Реквизированы были и частные автомобили, а трамваи, такси и большая часть других видов транспорта были покрашены в красный цвет. Повсюду бросались в глаза революционные плакаты, пылавшие на стенах яркими красками — красной и синей, немногие сохранившиеся рекламные объявления казались рядом с плакатами всего лишь грязными пятнами. Толпы народа, текшие во всех направлениях, заполняли центральную улицу города, из громкоговорителей до поздней ночи гремели революционные песни. Но удивительнее всего был облик самой толпы. Глядя на одежду, можно было подумать, что в городе не осталось состоятельных людей. К «прилично» одетым можно было причислить лишь немногих женщин и иностранцев, — почти все без исключения ходили в рабочем платье или в одном из вариантов формы народного ополчения. Это было непривычно и волновало. Многое из того, что я видел, было мне непонятно и кое в чём даже не нравилось, но я сразу же понял, что за это стоит бороться. Я верил также в соответствие между внешним видом и внутренней сутью вещей, верил, что нахожусь в рабочем государстве, из которого бежали все буржуа, а оставшиеся были уничтожены или перешли на сторону рабочих.
К ощущению новизны примешивался зловещий привкус войны. Город имел вид мрачный и неряшливый, дороги и дома нуждались в ремонте, полки запущенных магазинов стояли полупустыми. Мясо появлялось очень редко, почти совсем исчезло молоко, не хватало угля, сахара, бензина; кроме того, давала себя знать нехватка хлеба. Уже в этот период за ним выстраивались стометровые очереди. И все же, насколько я мог судить, народ был доволен и полон надежд. Исчезла безработица и жизнь подешевела; на улице редко попадались люди, бедность которых бросалась в глаза. Не видно было нищих. Главное же — была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы. Человек старался вести себя как человек, а не как винтик в капиталистической машине».
Леворадикальные газеты расхваливали экономические и социальные эксперименты французов, и даже признавая отдельные неудачи, они выплёскивали всю свою ярость и яд на «капиталистов» и «империалистов», которые объявлялись единственными виновниками всех бед. Леволиберальные издания, такие, как американские журналы «Нэйшн» и «Нью Рипаблик», также обвиняли «консерваторов» в стремлении очернить «красных» и защищали Французскую революцию от нападок буржуазной прессы, обвиняя ту в лжи по отношению к левым радикалам. Например, в феврале-марте 1919 г. американский леволиберальный журнал «Нэйшн», характеризуя освещение событий в России и Франции в буржуазной прессе, писал:
«Рассказы о Варфоломеевских ночах, которых никогда не было, в сочетании с дичайшими слухами об обобществлении женщин, убийствах и потоках крови поспешно распространяются в США, в то время как любая хоть сколько-нибудь благосклонная по отношению к русским и французским революционерам новость, любой пример конструктивного достижения подавляются и замалчиваются».
Однако сами «красные», в отличии от читателей пристрастных газет, начинали осознавать, что что-то идет не так…
Вооруженная борьба с лоялистами и социальная революция развивались в условиях раздробленности рабочего движения. Рабочая милиция была недисциплинированной, не имела плана борьбы, резервов, единого командования, испытывала недостаток в оружии. На многих территориях отсутствовала центральная власть. Тыл «красных», экономика подконтрольных им земель находились в состоянии растущей децентрализации и беспорядка. Быстро нарастала угроза разрыва пролетариата с мелкой буржуазией, порождённая действиями экстремистов. Всё это привело к тому, что на территории «красных» произошло несколько крупных восстаний, не менее массовых и ожесточенных, чем восстания против лоялистов – и это нанесло левым радикалам ощутимый урон. А всей этой раздробленности воль, целей и сил, горячечному нетерпению и головокружению от первых побед противостояла пускай и немногочисленная, но дисциплинированная, мотивированная и вооружённая до зубов армия лоялистов. Прежние формы борьбы и организации становились ныне недейственными и даже вредными.
Дальнейший ход Гражданской войны во Франции
Продвижение лоялистов до Вьена, Ла Рошеля и Шалон-сюр-Сона, угроза захвата одного из главных центров «красных», Лиона, реальная возможность поражения отрезвили французских революционеров. В этих условиях начала приобретать всё большее влияние так называемые «якобинцы» – группировка в составе синдикалистов, которая настаивала на большей централизации власти, что, по их мнению, не противоречило идеям синдикализма. Кроме того, они настаивали на необходимости проведения революционных преобразований прежде всего после победы хотя бы над французскими лоялистами. «Якобинцы» выдвинули аргумент, что в создавшихся условиях классовые интересы пролетариата, коренные интересы огромного большинства французского народа требовали максимальной концентрации всех сил и усилий для достижения военной победы над лоялистами. В своей деятельности «якобинцы» исходили из нераздельности революции и войны. «Якобинцы» настаивали на том, что фронт является главным участком революции, что интересам вооружённой борьбы с лоялистами должны быть подчинены все остальные стороны революционного процесса. Единство всех сил пролетариата, союз пролетариата и мелкой буржуазии при гегемонии первого, глубокое социально-экономическое преобразование страны, создание мощной регулярной народной армии, железный революционный порядок в тылу, военная, экономическая и политическая централизация фронта и тыла — таковы были важнейшие условия военной победы по мнению «якобинцев».
Главной надеждой лоялистов был раскол сил пролетариата, который мог бы произойти из-за соперничества между синдикалистами, партийными коммунистами и анархистами. Имея разногласия относительно конечных целей и условий достижения единства сил пролетариата, они в то же время осознали (после почти победоносного наступления лоялистов на Лион), что единство это необходимо для успеха их борьбы.
В конечном итоге уже в середине июля 1919 г. было окончательно сформировано полноценное общенациональное правительство – Комитет Общественной Безопасности, или КСП (от Comité de Salut Public). Официально во главе КСП стоял Эмиль Пуже, но на деле огромное влияние в этом органе имели «якобинцы», которые взялись за дело строительства экономики и армии. Главными идеями, которые воплощали «якобинцы», были централизация, мобилизация, строгая скоординированность. Рабочий контроль формально сохранялся, но он был построен по принципам строгой централизации и подотчетности. Теперь всю полноту власти над предприятием имел совет представителей или даже один человек – руководство предприятием было полностью подотчетно государству и выполняло спущенные сверху указания, а среди рабочих на предприятии вводилась строгая дисциплина. Армия должна была комплектоваться на основе всеобщей воинской повинности и единоначалия. По этим принципам уже начинали строить экономику и армию коммуны, находящиеся рядом с фронтом – непосредственная угроза, исходившая от лоялистов, делала чрезвычайные меры безальтернативными. А вот в городах, находившихся «в тылу» с этим было посложнее – они старались до конца держаться свободных порядков. В качестве примера можно привести самые крупные центры «красных».
Прежде всего новые меры по централизации были приняты в Лионе. С верховенством КСП и планами «якобинцев» безоговорочно согласились революционные власти Тулузы, которая была одним из форпостов «красных» на юге и находилась под угрозой удара лоялистов. А вот в Бордо старались до последнего держаться своих прежних порядков, хотя руководящую роль КСП они признали и согласились следовать его общим указаниям в деле координации военных усилий.
В течение второй половины 1919 г. КСП устанавливала свою верховную власть над подконтрольными всем «красным» группировкам территориями – где-то убеждением, где-то уговорами, где-то подкупом, где-то угрозами… а где-то и силой, но это было очень редко, по особым случаям и в населенных пунктах, которые находились близко к Лиону. Также налаживались механизмы функционирования более-менее полноценной хоть как-то централизованной армии. Конечно, всё шло далеко не идеально. В отличие от России, где революционное движение возглавила одна партия с централизованным аппаратом, строгой дисциплиной и единым лидером, революционный лагерь во Франции был представлен целым конгломератом разных группировок – хотя синдикалисты были тут формальным лидером, но анархисты и партийные коммунисты представляли собой внушительную и весьма независимую силу.
Несмотря на активную работу, проводимую КСП (в которой, при главенстве синдикалистов, было широкое представительство для партийных коммунистов и анархистов), в подобной ситуации невозможно было создать эффективную централизованную структуру в столь сжатые сроки. Полноценную регулярную армию тоже не удалось создать – значительная часть войск всё равно представляла собой подконтрольные различным группировкам отряды рабочего ополчения, но КСП смогла добиться создания единого командования, что в разы усилило боеспособность, ибо теперь войска «красных» могли действовать более-менее скоординировано и организованно. Благодаря их объединительной политике, проводимой КСП, революционный лагерь во Франции обрел какое-никакое единство, пускай даже это единство в значительной степени было стихийным. Даже те группировки, которые отказались перейти в подчинение КСП, всё же субъективно оставались врагами лоялистов.
Перелом в Гражданской войне
В октябре 1919 г. лоялисты на юге предприняли попытку захватить Тулузу, но потерпели неудачу. Впервые успешно проявила себя координация усилий «красных» через КСП – пока основные силы лоялистов застряли у Тулузы, «красные» в районе Лиона начали наступление и заняли Валанс. В декабре началось организованное наступление на север – западная группировка «красных» выступила на Ла Рошель и Пуатье. Объединение усилий, пускай в значительной степени и стихийное, дало свои плоды – перед «красными» забрезжил свет. И в тот момент, когда «красные» наконец нашли между собой какое-никакое согласие, в лагере лоялистов начались раздоры.
Так же, как и у «красных», в рядах лоялистов тоже существовали разные группировки. Во Временном правительстве главенствовали республиканцы. К лоялистам также присоединилась часть умеренных социалистов. В то же время набирали силу ультранационалистические движения. Резко усилила свое влияние организация «Аксьон Франсез», которая опиралась на националистически настроенные круги армии и аристократии. Идеология «Аксьон Франсез» подразумевала реставрацию монархии во Франции, национализм в духе «Крови и Почвы», строгую приверженность католицизму, упразднение системы департаментов и возврат к дореволюционному территориальному делению Франции. «Аксьон Франсез» негативно относилась к левым радикалам, но республиканцы для них были ненамного лучше – они воспринимали их как наследие Великой Французской революции. Все большую силу набирали лозунги восстановления во Франции монархии, и «Аксьон Франсез» находилась на гребне этой волны. Негативное отношение националистов к Временному правительству ещё больше усилилось в связи с Потсдамской мирной конференцией, на которой официальные представители Франции проявили крайнюю уступчивость к германским требованиям. Националисты считали сдачу колоний предательством интересов Франции. Это отношение разделяли многие военные и члены «Огненных крестов», среди которых начинало распространяться влияние «Аксьон Франсез».
Масла в огонь подливал вопрос об иностранной интервенции. Лоялисты быстро осознали, что в деле борьбы с «красными» без поддержки иностранных держав не обойтись. Самым очевидным вариантом была Великобритания – союзник Франции по Первой мировой войне. Их войска уже находились во Франции и, в принципе, были готовы помочь. Но нельзя было недооценивать фактор Германии.
Оккупировавшие значительную часть Северной Франции в конце Первой мировой войны германские войска были грозной силой, и у многих был соблазн заручиться её поддержкой. Но этот вариант был слишком неоднозначным. С одной стороны, если немцы разгромили упорно сопротивлявшуюся ей регулярную армию Франции, то справиться со сбродом неорганизованных ополченцев для них было бы раз плюнуть. Если заручиться поддержкой и Британии, и Германии, то победа гарантирована, и порядок будет восстановлен. Но Германия была врагом Франции, и существовал огромный риск, что общественность не поймет союз с ней. Кроме того, какую цену запросит Рейх за своё согласие помочь? Так стоит ли опереться на них? Мнения разделились.
Фердинанд Фош считал, что союз стоит заключать только с Великобританией. В свою очередь, Анри Петен настаивал, что нужно заполучить помощь и Великобритании, и Германии, при этом не принося в жертву интересы Франции. Временное правительство крайне нуждалось во всей возможной помощи, кроме того, в его состав вошло немало прогерманских кадров – немцы времени зря не теряли и использовали оккупацию Северной Франции на всю катушку для установления в стране своего влияния. Так что в значительной степени Временное правительство руководствовалось стратегией Петена, вот только не в полной мере – оно получило помощь и от Великобритании, и от Германии, но ради получения германской поддержки пришлось пренебречь той частью плана Петена, которая предполагала максимально возможную защиту интересов Франции.
На Потсдамской мирной конференции Временное правительство проявило крайнюю уступчивость ради получения любой возможной помощи. Помощь от Германии действительно была получена – хотя большую часть войск с территории Франции она вывела, но при этом передала Временному правительству значительное количество оружия, техники, снаряжения, отправила советников и специалистов. Однако получение от Германии столь необходимой помощи вышло Временному правительству боком. Несмотря на появление нового актуального врага, в обществе продолжали царить антигерманские настроения. Многие были готовы преодолеть былую вражду между двумя странами, чтобы остановить Красную Угрозу, но в то же время не меньше людей чувствовало себя гадостно от осознания того, что им придется воевать против своих же соотечественников плечом к плечу с недавними врагами. Также Временное правительство обвиняли в том, что оно предало интересы Франции, уступив Германии слишком много колоний. Кроме того, Временное правительство обвиняли в нерешительности, возложив на него исключительную вину за неудачу наступления на «красных» в середине 1919 г. Любое действие оборачивалось только ещё большей критикой, любой выбор оказывался ошибочным. Конец был неотвратим – сколь веревочка не вейся, а совьёшься ты в петлю…
В то время, как противоречия в лагере лоялистов возрастали, «красные», напротив, крепили свое единство, что начинало приносить им успехи. В конце декабря, вскоре после подписания Потсдамского мира, «красные» одержали победу в упорной и кровавой Битве при Пуатье, а в начале января взяли под контроль сам город. Поражение при Пуатье стало тяжелым ударом по моральному духу лоялистов, уверенных, что «красные» так и остались дезорганизованными и разобщенными. Раздоры между лоялистами начали всё больше усиливаться, в то время как восстания в тылу продолжали бушевать. А «красные» тем временем уже нацелились на Нант.
Военный переворот в Париже
В середине февраля 1920 г. в Париже произошел переворот, в результате которого Временное правительство было свергнуто, а власть в стране взяла военная хунта во главе с Фердинандом Фошем. Переворот обосновывался тем, что Временное правительство дискредитировало себя неспособностью обуздать красный мятеж – потеря Пуатье стала последним гвоздем в крышку гроба. Однако новой метле не получилось мести по-новому. Переворот усилил позиции «Аксьон Франсез», но это оттолкнуло от новой власти многих республиканцев, позиции которых во Франции пока ещё были очень сильны. Обида многих из них была настолько сильной, что они отказались от поддержки пришедшего к власти режима. Раздоры лишь ещё больше усилились. Кроме того, переворот не понравился немцам. Они видели в нём, и не без оснований, руку британцев.
Глава французской хунты Фердинанд Фош
Фердинанд Фош, глава военной хунты, был сторонником союза исключительно с британцами и противником сотрудничества с немцами. Это обусловило то, что для немцев переворот был больным щелчком по носу. Несмотря на наличие военного контингента, немцы переворот откровенно проворонили. Всё произошло буквально у них под носом! У этого провала, в принципе, были причины. Немцы в это время продолжали распутывать клубок свалившихся на них проблем. Экономика с огромным трудом выводилась из глубокого кризиса. Нужно было переводить войска в новые колонии, чтобы прочно утвердить там свою власть. Всё ещё необходимо было тратить значительные силы и средства на поддержку своих марионеток на Востоке. Было слишком много объектов внимания. Да и руководство оккупационными силами во Франции откровенно ловило ворон. В итоге германские солдаты безучастно наблюдали, как французские войска оцепляют главные здания Парижа и проводят аресты.
Часть членов Временного правительства арестована французской хунтой. Некоторые ушли в Германию, с помощью немцев, естественно. Немцы были разозлены – и самим переворотом, и собственной безалаберностью. В результате уже в течение двух недель после переворота последние германские войска покинули Францию, а помощь лоялистам существенно сократилась. Но, как оказалось, германская помощь была отнюдь не лишней, и ослабление её потока сыграло свою роль в осложнении положения лоялистов. Переворот, который по задумке должен был привести дела лоялистов в порядок, только всё усугубил и усилил дезорганизацию в лагере лоялистов.
Сокращение помощи французским лоялистам из-за границы
В первой половине марта 1920 г. «красные» взяли Нант. Вскоре к ним под контроль перешла значительная часть Бретани – там давно бушевали направленные против лоялистов восстания местного националистического и при этом леворадикального движения. Это движение вступило в союз с «красными» и согласилось признать над собой власть КСП. Всю весну велись ожесточенные бои за Анжу и Тур с целью выхода на Ле Ман и Орлеан. Параллельно в начале апреля после многочисленных безуспешных попыток наступления восточная группировка «красных» наконец смогла взять Дижон и начала потихоньку выдвигаться к Парижу. На юге лоялисты попытались отвлечь «красных» на себя – в марте и апреле они предприняли две попытки крупного наступления на Лион и Тулузу, но они быстро завершились полным провалом. Успехам «красных» во многом способствовали раздоры среди лоялистов, немногочисленность по-настоящему верных им войск, и постоянные бунты и восстания против официального Парижа, которые вспыхивали при каждом известии об победах «красных».
А что же интервенты? Почему они в основном безучастно наблюдали за тем, как «красные» приближаются к столице? Ответ прост – у них были свои проблемы. Прежде всего – сильные антивоенные настроения среди солдат. «Если война закончилась, почему мы до сих пор воюем?» – вопрошали как британские, так и германские солдаты. В оккупационных войсках зрело недовольство, были случаи неповиновения офицерам, даже происходили бунты.
Солдаты не хотели проливать свою кровь в чужих междоусобных разборках, ради того, чтобы в заморском цирке одни клоуны победили других. Ведь Родина в безопасности и их ждали родные и близкие. «Пусть они там сами разбираются! А нас верните домой!». При этом и Великобритания и Германия переживали послевоенную разруху. Их ресурсы были крайне ограничены, и тратить их нужно было на восстановление собственной экономики. У них самих был высокий риск начала бунтов, и в этих обстоятельствах лучше спасать себя, чем Францию. Кроме того, у них были другие регионы, где требовались войска.
Британия была вынуждена отправлять войска на борьбу с восставшими ирландцами. Тем не менее, англичане оставили во Франции достаточно большой контингент, а в Париж вступил британский гарнизон. Однако британские войска редко принимали участие в крупных операциях – в основном они участвовали в мелких стычках и подавлении восстаний. Боевой дух солдат был низок – после окончания войны они потеряли всякое желание воевать. Поэтому в основном британское командование отправляло своих солдат в бой тогда, когда драка неизбежна, и обычно старалось сделать так, чтобы солдаты просто отсиживались в гарнизонах.
Германия тоже была поставлена перед дилеммой. С одной стороны, получить из злейшего врага марионетку дорогого стоит. С другой – Германия, несмотря на победу в Вельткриге, находилась в тяжелом положении, и при этом из последних сил поддерживала на плаву марионеточные режимы в Восточной Европе и прогерманских белогвардейцев в России. Плюс установление своих порядков в новых колониях. Солдаты устали от войны, и они были очень недовольны тем, что даже после столь выстраданной победы они должны продолжать воевать. Возрастало брожение в войсках, существовал даже риск, что солдаты «заразятся» леворадикальными идеями. Масла в огонь подливала Британия.
Англичане не желали, чтобы Франция превратилась в марионетку Германии, и потому, даже согласившись с переделом колоний, они готовы были до конца биться за суверенитет метрополии. Возможно, они и не стали бы возобновлять ради этого войну, но у них был весомый инструмент – возможность продолжить морскую блокаду Германии. Одного только перекрытия Суэцкого канала было достаточно для того, чтобы управление новообретенными колониями превратилось в ад для Германии. Конечно, у самих англичан тоже было немало критических проблем – подавление восстания ирландцев затягивалось, Британия вступала в глубочайший кризис, не менее тяжелый, чем был у Германии. Но внешний фасад Британской империи оставался очень внушительным, и Германия, с огромным трудом решавшая собственные проблемы, решила не рисковать и не обострять. Прекрасно осознавая значение пословицы «За двумя зайцами погонишься – и ни одного не поймаешь», немцы приняли решение сосредоточиться на Восточной Европе, куда они запустили свои щупальца гораздо раньше, а из Франции вывести войска, как и договаривались в самом начале Потсдамской мирной конференции. Правда, этот процесс затянулся.
В условиях гражданской войны Франция нуждалась в любой помощи, а Германия увидела в этом неплохой шанс превратить Францию в свою марионетку. На первых порах немцы помогали лоялистам давить восстания на севере Франции. Некоторые небольшие части даже принимали участие в наступлениях, но делали это неохотно, крайне малыми силами, и далеко немцы не продвигались, предпочитая оставаться в строго очерченных границах. Однако потихоньку нараставшее брожение в войсках, которые устали от войны и всеми силами рвались домой, а также нежелание идти на обострение с Великобританией, которая настаивала на выполнении соглашения о выводе войск и сохранении суверенитета Франции, привели к тому, что Германия постепенно сокращала свой контингент.
К декабрю 1919 г. Рейх оставил только небольшие гарнизоны в Париже и городах к востоку от французской столицы, а также вдоль германской границы. Однако немцы активно снабжали французских лоялистов оружием, снаряжением и техникой. Благо за время войны всего этого было произведено с переизбытком… Также немцы активно отправляли французскому Временному правительству военных и гражданских советников. Однако после февральского переворота 1920 г. и прихода к власти военной хунты во главе с антигермански настроенным Фошем немцы в ускоренном темпе окончательно вывели из Франции свои войска и советников, а также существенно сократили объем поставок оружия и снаряжения. Раз теперь там у власти теперь чисто пробританские силы, то пусть они разбираются сами. Пусть на них свои ресурсы тратят британцы. Возможно, Франция не станет марионеткой Германии, но ослабленный и разрушенный враг всё же не самый плохой вариант.
Победная поступь «красных»
Тем временем «красные» продолжали наступать. В начале июня 1920 г. левые радикалы взяли Ле Ман, а в середине месяца с подходом восточной группировки удалось наконец захватить Орлеан. В июле «красные» начали штурм Шартра, с ходу взяв его, после чего двинулись на Париж. Битва за Париж была долгой и упорной, но во второй половине августа «красные» наконец овладели французской столицей. Британский контингент, в котором нарастало брожение, связанное с нежеланием солдат воевать после окончания войны, заблаговременно покинул Париж и отступил в северные порты. После падения Парижа фронт лоялистов рухнул, и в течение месяца «красные» взяли под контроль весь остальной север. В конце сентября 1920 г. остатки лоялистов на севере большей частью эвакуировались в Марсель. Эту операцию помог осуществить британский флот – это была последняя услуга, которую в данных обстоятельствах могли предоставить англичане своим союзникам.
На юге лоялисты не сидели сложа руки, и во время наступления «красных» осени 1919 г. – лета 1920 г. они регулярно устраивали атаки на позиции противника, надеясь прорваться к Тулузе и Лиону или хотя бы отвлечь на себя его внимание, чтобы дать передышку союзникам на севере. Однако всё, что удалось сделать южанам – только обескровить себя в бесполезных атаках. Благодаря объединительной деятельности КСП «красные» создали крепкую оборону, позволившую им отбиваться малыми силами. Кроме того, из-за разногласий по поводу переворота и сотрудничества с немцами лоялисты страдали от несогласованности своих действий.
В конце октября 1920 г. «красные» начали наступление на юг – последний оплот лоялистов. В этот раз всё прошло легко, и 19 ноября Марсель пал. Лоялистам ничего не оставалось, кроме как эвакуироваться в Алжир. Дальше их преследовать не стали.
«Красное» правительство Франции не было признано великими державами. Легитимной властью были объявлены лоялисты, укрывшиеся в Алжире и других оставшихся африканских колониях Франции. Тем не менее, дипломатические манипуляции не могли изменить факт – победителями гражданской войны во Франции стали «красные». Хоть и с огромным трудом, но они прошли испытание войной. Теперь же им предстояло пройти испытание миром.
