Глава III — Король Хакон II Сильный (Gott Mit Uns!)

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой скандинавский цикл, и сегодня речь пойдет про эпоху правления короля Хакона II Сильного. Рассказано будет об отноше­ниях с дворянами, Новгородом, шведско-норвежской унии, и многом другом.

Содержание

Хакон II Сильный

Единственный сын Эрика Красивого, Хакон, стал вторым монархом своего имени в Швеции. Он был почти точной внешней копией своего отца, отличаясь от него лишь еще бóльшим ростом (189 см, что было заметно больше среднего роста европейцев того времени), и огромной физической силой, поддерживаемой постоянными упражнениями, в том числе и с клинком в руках. Без особого труда он мог рубить секирой головы, легко управлялся с боевым молотом, ради смеху гнул подковы и ломал заготовки железных мечей, за что и заслужил прозвище Сильного. Отличал его и прагматизм, свойственный потомкам ярла Биргера, но при этом полностью отсутствовали сколь-либо заметные управленческие навыки, а навыки дипломатии, по словам самого же Хакона, были «ниже среднего». Но именно этих способностей в первую очередь ждали от короля, или хотя бы от его приближенных – потому Хакон с молодых лет искал себе помощника умного и распорядительного, умелого в делах управления государством. Таковой нашелся среди многочисленной родни по линии бабушки – Аксель Моненшерна, землевладелец и предприниматель, который занял пост риксдротса в 1316 году. Главным его достижением стало создание системы сухопутных дозоров и «летучих отрядов», а также системы морских патрулей для отражения набегов ушкуйников на берега Норвегии и Швеции, в результате чего их негативное воздействие на Скандинавию значительно снизилось. Однако Аксель был чрезвычайно непопулярен при дворе из-за своих эксцентричных выходок, порой грубых и оскорбительных для старого дворянства, в результате чего король был вынужден в 1321 году сместить своего родственника с поста риксдротса, а на его место поставить главного помощника Моненшерны – Бьорна Гриппена, из мелких дворян, сдержанного и мрачного, но в целом умелого и молодого управляющего. Это успокоило дворянство, а сам Гриппен оказался еще более эффективным риксдротсом, чем его предшественник.

Супругой Хакона Сильного была норвежская принцесса, Ингеборга Хаконсдоттир Хорфагер. Она была старшей дочерью и единственным законным ребенком короля Норвегии, Хакона V Святого, что, с учетом законов наследования Норвегии, делало ее детей будущими монархами государства Хорфагеров. Свадьбу сыграли вскоре после окончания Ганзейской войны, когда были восста­нов­лены все довоенные связи между Швецией и Норвегией. Заключая этот брак, Эрик Красивый предполагал выгодный династический исход и унию двух государств, но его сына интересовали прежде всего внешние и личные качества его невесты. К счастью, Ингеборга оказалась хорошей женой, отличной матерью и неплохим политиком – пользуясь придворной борьбой между партиями и сословиями, она добилась в 1321 году своего включения в состав риксрода. С материнством у нее, правда, все вышло не так удачно, как хотелось бы – за все время супружеской жизни она родила лишь трех детей, девочку и двух мальчиков, при этом девочка прожила лишь несколько дней. Мальчики же выросли и стали знаменитыми:

— Эрик XIII (1316–1367), знаменитый реформатор и «коллекционер корон», женат на Хельвиг Эстридсен (1315–1367) [1];

— Вальдемар Воитель (1320–1382), 1-й Принц Датский. Знаменитый воин, гуляка, бабник и интриган, женат на датской дворянке, дочери Нильса Эббесона [2]. Его дети, несмотря на свою принадлежность к младшей ветви династии Фолькунгов, именовали себя Дракенами, в честь лично герба Вальдемара – золотого дракона, и носили потомственный титул принцев и принцесс Датских.

Брак этот оказался в целом счастливым, хоть и сохранилась информация о том, что Хакон несколько раз изменял своей супруге с видными норвежскими и шведскими дворянками. Королева также единожды поддалась соблазну, завязав короткий роман с германским дворянином на шведской службе. Однако эти ошибки не мешали королю и королеве выполнять свои функции, как и не привели к большим разногласиям – до конца своей жизни и Хакон, и Ингеборга не покидали и всячески поддерживали друг друга, а после смерти короля норвежская принцесса, как это уже становилось традицией матерей Фолькунгов, стала одним из ближайших советников своего сына, Эрика.

Шведско-норвежская уния

Хакон V, король Норвегии, умер в 1319 году, не оставив прямых наследников мужского пола. Не было у него и братьев, которые могли бы принять корону согласно устоявшимся законам наследо­вания. Единственным законным родственником усопшего была лишь его дочь, королева-консорт Швеции, а единственным потомком мужского пола – внук Эрик, наследник короны Швеции. Династи­ческий кризис, приближение которого в Норвегии ощущали уже давно, вступил в полную силу. Ситуация усугублялась тем, что из-за условий развития Норвегии, а также политики последних королей в государстве практически отсутствовала знать – дворянство быль представлено семей­ствами, которые по благосостоянию мало чем отличались от зажиточных крестьян [3]. Более того, норвежское дворянство уже привыкло служить королю и не видело никаких особых перспектив у иного порядка дел. Сразу стало ясно, что выход у Норвегии, собственно, один – пригласить на трон малолетнего Эрика Фолькунга, а пока он не достигнет совершеннолетия – доверить правление регенту, королеве Ингеборге, или даже самому Хакону II, королю Швеции. Собственно, проблемой это не было – Норвегия и Швеция уже длительное время сосуществовали в мире, дворянство обоих государств стало смешиваться, а купечество уже несколько десятилетий состояло в Фёрбунде. Кроме того, несколько раз шведские короли выступали в защиту норвежских интересов, поддерживали соседей финансово, а в начале столетия помогли защитить северные границы от набегов поморов и ушкуйников. Король Хакон II также был вполне желанной кандидатурой в качестве регента, как благодаря своей норвежской супруге, так и тем, что не раз доброжелательно высказывался в адрес норвежского государства и его порядков. Вскоре после того, как последний Хорфагер умер, дворянство отправило в Стокгольм посланников с просьбой представителям Фолькунгов прибыть в Осло, недавно отстроенную столицу Норвегии, и обговорить детали будущего норвежской монархии.

Король Хакон II и королева Ингеборга явились в Норвегию лично, тем самым отметив всю важность будущего союза двух государств. Королеву не остановило даже то, что она была на первых месяцах беременности, и должна была беречь себя от всякого рода потрясений вроде тряски пути из Стокгольма в Осло. Вместе с ними прибыл и риксдротс Аксель Моненшерна. Все трое имели свои интересы в соседнем государстве. Ингеборга в первую очередь преследовала личные цели – объединить государство ее отца с государством ее сына, усилить позиции свои и своей семьи. У Хакона был интерес военно-политический – получив под свое начало норвежское войско, он бы укрепил свои позиции в регионе, кроме того, ликвидировалась протяженная общая граница, которую надо было защищать – отныне это должна была быть лишь граница между разными частями государства Фолькунгов. Риксдротс видел политические выгоды на будущее – Норвегия была оплотом централизации и практически абсолютной королевской власти, ее крестьянство было целиком свободным и поддерживало короля, а экономика стала бы отличным дополнением экономики Швеции, особенно по части рыбной ловли и судостроения. Не стоило также забывать, что норвежцы были куда более умелыми мореходами, чем шведы, что могло особенно пригодиться для развития судоходства и в случае очередной войны с Ганзой. Переговоры в Осло прошли едва ли не мгновенно – все знали, что просить, и какие уступки делать. В результате этого в Осло был заключен договор об унии, согласно которому Швеция и Норвегия объединялись под началом Фолькунгов в одно государство. При этом Норвегия сохраняла свои управление, королевский совет и законы, а ее королем становился сразу Эрик XIII – но с оговоркой, что до его совершеннолетия главой Норвегии будет король-регент Хакон Сильный. Налоги, уплаченные норвежскими кресть­янами, должны были оставаться в Норвегии, а дворянство получало полную свободу в плане связей и контактов со шведским дворянством. Кроме того, норвежцы попросили Хакона о достаточно странной услуге – прислать им на постоянное место жительства выборных дворян, дабы те влились в структуру управленческого аппарата Норвегии, который испытывал острый недостаток кадров. Король не мог отказать такой просьбе – в перспективе это приводило к слиянию элит, а затем и самих народов. В дальнейшем Хакон, Ингеборга не раз посещали Норвегию и уделяли ее делам много времени, что обеспечило их широкую популярность.

Сама же Норвегия от заключения унии со Швецией, в общем-то, только выиграла. Уже длительное время она находилась в кризисе развития – был достигнут демографический предел, население дальше не могло увеличиваться, так как местного и привозного продовольствия не хватало для пропитания всего населения. Многие районы, удаленные от моря, жили впроголодь. Даже Фёрбунд не был в состоянии целиком исправить положение, так как требовались системные перемены в самой Норвегии, включая развитие коммуникаций и внутренней торговли. Местное дворянство самостоятельно не могло эффективно управлять государством. Кроме того, под угрозой внешних вторжений Норвегия в одиночку оказалась слабой, фактически проиграв последние две войны с Данией и Ганзой. Все эти проблемы целиком или частично решались благодаря унии со Швецией – уже при риксдротсе Гриппене в стране быстрыми темпами стал развиваться внутренний рынок, голод стал отступать, а недостаток административных кадров восполнялся за счет шведов. Многие норвежские семьи стали переселяться на восток, где еще были какие-то земли, а также приняли активное участие в освоении Финляндии и распашке новых земель в Швеции. При этом Хакон II настаивал на том, чтобы к норвежским порядкам относились уважительно и лишний раз не ломали их – первое время требовалось, чтобы норвежцы привыкли к шведскому господству, а также максимально утвердить собственно шведское дворянство в государстве-униате, чтобы начать его непосредственную интеграцию и провести ее без особого сопротивления. Сочетание всех условий развития Норвегии привело к тому, что, с одной стороны, ее благополучие постепенно стало укрепляться и развиваться, а с другой – зависимость и интеграция ее в состав Швеции постепенно набирали обороты. Оппозиция слияния Швеции и Норвегии практически не существовала, ее составляли немногие дворяне во главе с незаконной дочерью последнего Хорфагера, Агнес, и родом ее мужа, Судреймами. Бюргеры и крестьяне Норвегии были целиком за Фолькунгов, так как последние гарантировали их права и свободы. Духовенство же хоть и колебалось, но в целом поддер­живало мир и порядок в Норвегии – а его Хакон II в свое правление смог достаточно эффективно обеспечить.

Пятый шведский крестовый поход и Ореховский мир

После перемирия с новгородцами, заключенного в 1310 году, на восточной границе вновь возоб­новилась «малая война» — отряды шведских хирдманов, русских дружинников, просто разбойники или близкая к ним братия грабили пограничные земли обоих государств, совершая постоянные набеги. Под шумок к набегам подключались и местные финно-угорские племена, включая карелов. Такое положение в этом регионе уже стало привычным, и успело вырасти несколько поколений, которые не знали иного. Между тем в Новгороде продолжали сменяться князья. В 1322 году новым князем стал Юрий Данилович, бывший также князем Москвы, и положение на севере его совершенно не устраивало. Кроме того, он стремился укрепить свой авторитет в Новгороде и вообще на Руси, а в самом Новгороде стали все чаще раздаваться голоса о том, что надо бы вернуть обратно потерянные территории. В результате было решено нанести удар по главному оплоту шведов на Неве, Ландскроне, а затем совершить поход на Выборг. Укрепление на Ореховом острове стало перестраиваться в полноценную каменную крепость, которая должна была сторожить вход в Ладожское озеро. В Ландскроне заранее узнали о готовящемся походе и приготовились к обороне, но укреплений оказалось недостаточно для сдерживания русичей, и город был взят. Население было уведено в полон, а укрепления частично разрушены – впрочем, вскоре их восстановили, а в Ландскроне появился небольшой новгородский гарнизон. Победоносная армия князя двинулась на Выборг, однако с этой крепостью вышла осечка – ее строили куда более серьезно, а гарнизон возглавлял Густав Свенссон из рода «Красная Ночь», или же Рёднатт, основателем которого и был он сам. Это был уже немолодой воин, «полукровка», сын шведского дворянина и финской девушки, печально известный тем, что его врагов убивали среди ночи, в постелях, устраивая настоящую резню. Никто не мог доказать вины Густава Свенссона в этих убийствах, но все знали, что за всем стоит он. В результате этого собственные воины боялись его больше, чем русских дружинников; кроме того, Рёднатт неплохо организовал защиту города. В результате этого приступ был отбит, и из-за недостатка снабжения русская армия была вынуждена отступить на зиму в Новгород. Чувствуя себя победителем, князь Юрий отправил дипломатов в Стокгольм, просить мира на своих условиях.

Однако из Стокгольма дипломаты быстро вернулись, прислав русскому князю символический ответ – боевую секиру. Весной 1323 года у Выборга высадилась шведско-норвежская армия во главе с самим королем Хаконом II, и тут же, не теряя времени, двинулась к Ландскроне. Там находился небольшой русский гарнизон, который удалось застать врасплох. Часть воинов перебили, остальные попали в плен. Король тут же приказал начать восстанавливать Ландскрону, а сам с армией погрузился на лодки и двинулся к Орешку. Крепость как раз строилась, причем гарнизон Нотебурга попал в положение, сильно похожее на положение гарнизона Орешка десятилетием ранее, когда из-за малочисленности русичи не могли помешать шведам строить крепость. Однако с появлением королевской армии все изменилось, русские были разбиты и рассеяны. На этом Хакон II не остановился – взяв основные свои силы, он двинулся рейдом вдоль берегов Ладожского озера и Невы, заходя все глубже, сжигая поселения и всячески нанося урон новгородцам. Небольшой же отряд на лодках, который возглавил Густав Свенссон Рёднатт, двинулся дальше по Свири, в Онежское озеро, и дальше на север, с одной целью – закончить подчинение пограничных племен карелов и выйти к берегам Белого моря. Это задание затянулось, шведам пришлось зимовать у одного из подчиненных племен и даже принять участие в войне с его соседями, оказав поддержку новым вассалам короля, после чего двинулся дальше, и наконец вышел к заветному берегу моря. Путь назад также не был простым, но в конце 1324 года Рёднатт все же вернулся в Ландскрону и доложил королю о проделанной работе. А в 1325 году Хакон II решился на дерзкий рейд вглубь новгородской земли, к самому городу Новгороду. В мечтах он лелеял взять этот город внезапным штурмом и включить его в состав своего государства, но советники и здравомыслие постоянно говорили ему, что это маловероятно, и не стоит ставить себе невыполнимые цели. Тем не менее, рейд удался в лучших традициях викингов. Кроме того, часть населения была уведена в качестве военнопленных в Швецию, где выполняла строительные работы. Часть из них после конца войны переедет в Ландскрону и останется там жить на постоянной основе. Рейд короля свеев и гётов тем более угнетающе подействовал на новгородцев после того, как князь Юрий был убит, а новым князем Новгорода стал Александр Михайлович. И хотя князья в городе уже давно почти ничего не решали, частые несчастья, обрушившиеся вместе с войной на новгородцев, стали постепенно склонять их к миру. Тем не менее, в 1326 году они попробовали перехватить инициативу, собрали войско и двинулись к Ландскроне – но Хакон II, находившийся там, вовремя узнал о выдвижении войск противника, быстро собрал всю свою армию, переправил ее через речку и нанес удар по новгородцам у реки Ижоры. После тяжелого и кровопролитного сражения, в котором шведский король был ранен, новгородцы организованно отступили, оставив поле боя и победу за северянами. На этом активная часть войны фактически закончилась.

В 1327 году стало ясно, что дальнейшие военные действия не сулят ничего хорошего, и потому обе стороны согласились подписать мирное соглашение. Дипломаты встретились во вновь строящейся крепости Орешек, расположенной напротив шведского Нотебурга. К этому времени восторг и былой задор крестоносцев в Швеции давно сошел на нет; война на востоке воспринималась уже как нечто не совсем полезное, а скорее даже обременительное. Новгородцы также были готовы замириться со шведами, так как сил и средств на войну с ними не хватало, особенно с учетом того, что предстояло воевать еще и на других фронтах. Таким образом, обе стороны ради мира готовы были пойти на уступки, что предопределило быстрый ход переговоров и их удачное завершение. Согласно подписанному Ореховскому (Ореховецкому) «Вечному миру», шведы утвердили свое владычество над землями к северу от Невы и Свири, а также к западу от течения Нижнего Выга и Выгозера; все территории к северу, омываемые Белым и Мурманским (Баренцевым) морями, также утверждались за шведами. Судоходство по пограничным рекам и озерам объявлялось свободным. При этом племена карелов сроком на 25 лет оставались двойными данниками, продолжая платить дань и Фолькунгам, и Новгороду. Кроме того, Новгород получал право свободной торговли по Неве и в Балтийском море, а его купцы получили официальное приглашение в состав Фёрбунда. Это приглашение фактически означало, что Швеция готова не только открыть торговые пути для новгородцев, но и оказать их торговле поддержку и защиту, так как Балтийский торговый союз находился под официальной протекцией Фолькунгов. Наконец, обе стороны обязывались соблюдать мир на границе, т.е. сдерживать порывы своих подданных, и по возможности прекратить взаимные набеги небольших отрядов. На этом переговоры закончились, и послы разъехались домой. Несмотря на то, что последний пункт фактически оказался невыполнимым, в дальнейшем Ореховецкий мир соблюдался обеими сторонами достаточно ревностно – в Швеции не видели причин менять выгодную торговлю с Новгородом на сомнительную экспансию по болотам и лесам, а у Новгорода всегда хватало иных забот, так что в каком-то смысле мир действительно оказался вечный. Впрочем, у любой вечности есть свой конец, и конец этой настал уже в следующем столетии.

Дворянская война 1336-1340 годов

Несмотря на свой воинственный нрав, после заключения Ореховского мира Хакон II не воевал – если не считать войнами турниры и мелкие стычки на границах. Это благотворным образом сказалось на экономике и благосостоянии государства. Несмотря на то, что столицей Фёрбунда был Висбю, наибольшее количество сделок заключалось в Стокгольме, и именно туда заходило самое большое количество торговых судов, из-за чего город стремительными темпами рос. Строились церкви, соборы и монастыри, число которых достаточно быстро увеличивалось. Духовенство в целом богатело и было довольно, целиком содействуя королю во всех начинаниях. Скандинавская торговля благодаря Фёрбунду и унии с Норвегией процветала, и в Восточной Балтике все же окончательно вытеснила Ганзу, чьи корабли практически не посещали города восточнее линии Готланд – Курляндия. Благодаря действиям умелого риксдротса казна постоянно росла; даже военные расходы времен войны с Новгородом не были чрезмерно обременительны для нее, впервые после долгого времени. Горное дело и металлургия продолжали набирать обороты, кузнечное дело совершенствовалось и уже перешло на стадию собственного развития, а не заимствования приемов и технологий из Фландрии и Германии. Активно росли и второстепенные города – в основном благодаря притоку иностранцев, в первую очередь – немцев, фламандцев и англичан. Они бежали от болезней, преследований, бедности, войн, по иным причинам – и так или иначе прибывали в достаточно спокойную и тихую Швецию, которая если и воевала, то где-то там, далеко [4].

А вот дворянство понемногу начинало негодовать. Та исключительная поддержка, которой пользовались бюргеры и купцы, тот особый статус, который получило духовенство, ни в коей мере не касались их, дворян, феодалов-землевладельцев и просто представителей знатных фамилий. Им оставалась лишь одна функция – служить королю, беспрекословно выполняя его приказы, мирясь с достаточно высоким положением всех других сословий. Все это не могла вынести значительная часть этого сословия, привилегии, дарованные королем, уже считались чем-то само собой разумеющимся, из-за чего получалось, что король был что-то должен дворянам. Но с другой стороны, существовала также и широкая прослойка иных дворян. Частью это были мелкие служилые дворяне, которые получили землю в бесплатное пользование в обмен на воинскую службу – а раз король мало воевал, то и служить часто не надо было, что позволяло сосредо­точиться на простых земных радостях или иных родах деятельности – так, многие служилые дворяне так или иначе были связаны с торговлей или ремеслом, делая вклады или даже держа небольшие ремесленные цеха. Существовала и более богатая и знатная прослойка дворян-лоялистов, которые не желали ослабления власти короля по своим причинам. Главной из этих причин был, конечно же, порядок в стране, который способствовал процветанию и благополучию. Была еще одна прослойка дворянства – самая бедная, похожая по статусу на дворянство Норвегии, мало отличимое от зажиточных крестьян [5]. Они оказались наиболее деятельными и ревностными сторонниками сильной королевской власти и не разрывали связей с крестьянскими общинами, выступая скорее в качестве их лидеров, что делало их таким образом самыми бедными, и в то же время самыми влиятельными из всех дворян. Одним из таких дворян был, к примеру, Амунд Стуре, основатель дома Стуре [6], родившийся в 1310 году и к началу 30-х годов отметившийся при дворе короля Хакона II беззаветной преданностью и способностями ко многим делам. Король любил способных людей, принимал их у себя, поддерживал и ставил на важные должности, «затирая» высокородных дворян.

Последнее совершенно не нравилось знати, и когда в 1236 году Амунда Стуре назначили маршалом, отказав в назначении сразу нескольким именитым дворянам, долго копившийся гнев вырвался наружу. Случился мятеж недалеко от Стокгольма, который, впрочем, был быстро подавлен хускарлами, но вслед за ним заполыхало во всей Швеции. Мало того – с мятежниками быстро установила связь Ганза, оказала поддержку финансами и наемниками, и вот уже в Гёталанде полыхало масштабное дворянское восстание, возглавленное неким Нильсом Хестом. Случилось это все столь неожиданно и стремительно, что Хакон II даже не успел вовремя собрать войско, когда мятежники уже появились под стенами столицы. Король вместе с семьей попробовал бежать в Далекарлию и Норвегию, но пути к бегству преградили мятежники – и пришлось переплывать Ботнический залив и оставаться в Або, пока его люди собирали армию для подавления восстания. Королева Ингеборга отправилась в Норвегию, поднимать местные войска; с востока прибыл отряд Рёднатта, к которому присоединились карелы. Хакон II не поскупился даже и нанял два отряда наемников – один из Новгорода, другой из Тевтонского ордена. Денег хватало еще на несколько сотен, но взять их было неоткуда – традиционный германский рынок наемников оказался закрыт Ганзой, которая таким образом стремилась расшатать Швецию изнутри и ослабить Фёрбунд. Наконец, у Або собрались отряды крестьянского ополчения и финские всадники, часть из которых продолжала оставаться язычниками. Новый удар по позициям короля нанесла церковь, часть представителей которой перешла на сторону мятежников, возмущаясь все той же кадровой политикой короля. Ситуация складывалась крайне тяжелая – но в 1237 году в Або вернулась королева Ингеборга, и не одна, а с лейдангом – норвежским морским ополчением, состоящим из свободных крестьян и дворян с четкими роялистскими настроениями. Сил собралось достаточно для удара по мятежникам, как и кораблей – и король тут же пересек Ботнический залив и высадился под Стокгольмом. Город открыл ворота перед королем, гарнизон из немецких наемников был безжалостно перебит. Попытавшиеся было дать генеральное сражение дворяне были разбиты, Нильс Хест попал в плен и был вскоре казнен на главной площади столицы. Хакон принялся в жесткой форме подавлять восстание. В одном из последних сражений, случившихся в январе 1340 года, он получил рану, но не принял ее всерьез – впереди были важные для династии свершения.

Сразу после подавления восстания Хакон II собрал риксдаг. На нем он публично осудил мятежную часть дворян, а затем огласил свое решение касательно будущего этого сословия. Имея под рукой близкий и понятный пример Норвегии, он также решил раздробить и ослабить дворянство, сделав его покорным и податливым. Главным инструментом этого должен был стать поземельный налог – отныне вся земля в королевстве без исключения объявлялась государственной, т.е. королевской; крестьяне, как и дворяне, могли арендовать ее в обмен на установленную плату, службу или иные услуги, и лишь церковь получала землю в бесплатное и бессрочное пользование в знак особого расположения к ней Хакона II, но при этом восстанавливалось положение о военном налоге с церкви в случае затяжного конфликта. Дворянин, который никоим образом не нес службы королю, отныне обязывался платить налоги, пускай и в значительно уменьшенных размерах. При нарушении этих условий король получал полное право забрать у дворянина землю [7]. Это, а также другие меры фактически разгромили шведскую дворянскую оппозицию, и отныне людям знатного происхождения оставалось или служить королю, или платить налоги и, в общем-то, смешиваться с обывателями. Не спасало дворянство и сохранение многих старых привилегий, и даже дарование новых. В дальнейшем это сословие еще доставит определенные проблемы власти Фолькунгов, но по масштабу они так никогда и не достигнут былых дворянских мятежей. Но самым главным было не это – добившись на риксдаге 1340 года согласия всех сословий, Хакон II изменил форму наследования Швеции, целиком отменив феодальные выборы. Теперь Фолькунги окончательно утвердились в качестве главенствующей династии в государстве, укрепили свою власть, и без труда могли передавать трон от отца к сыну, дочери или брату – новый закон о наследовании включал в список наследников и женщин, пускай и с рядом значительных оговорок. Увы, как следует отпраздновать эту значительную победу король не успел – рана, полученная в бою, оказалась куда серьезнее, чем казалось, и вскоре Хакон II слег, а спустя неделю и вовсе умер, предположительно от тромба. Эта неожиданная смерть шокировала государство, но уже очень скоро про нее забыли. Причиной тому было не отсутствие любви к этому монарху – он был вполне любим и уважаем своими поданными, а произошедшие вскоре значительные события, перевернувшие всю Скандинавию и приведшие ее к совершенно неожиданным последствиям.

Примечания

1. В реальности Хельвиг Эстридсен, дочь Кристофера II, умерла в младенчестве.
2. Детальнее об этом будет рассказано в следующей статье.
3. Суровая реальность. Вообще, несмотря на то, что Норвегия по меркам Скандинавии была достаточно развитым государством, почти полное отсутствие сильной знати, с одной стороны, позволило последним Хорфагерам править абсолютистски, а с другой – в случае слияния с другим государством Норвегия почти не имела шансов оказать достаточно сильное сопротив­ление интеграции.
4. Поток мигрантов с запада на восток в то время был очень велик, и если в Швеции будет чем прокормить «понаехавших», то они могут переезжать не только в Венгрию и Польшу с Литвой.
5. Опять же, суровая реальность. Насколько я могу судить, именно это «крестьянское» дворянство стало основным двигателем антидатских восстаний и восстановления независимости Швеции после Кальмарской унии.
6. А вот это уже реальный персонаж.
7. Жестко, и выглядит даже анахронизмом, но в реале если такое и возможно в XIV веке, то как раз в Скандинавии. Почему не получилось в реале? А вы посмотрите на реальную историю в указанный период. Сплошные гражданские войны между Фолькунгами, дрязги, склоки, слабаки на троне – куда тут до подобных реформ?

P.S. Это последняя статья перед достаточно долгим перерывом в этой АИшке — с одной стороны, у меня сейчас в приоритете GEV, с другой — перед написанием двух важных разделов следующей главы надо для начала вычитать несколько тематических книжек про скандинавов, а у меня, если честно, чтиво про этих ребят с нордическим характером уже из ушей лезет в последнее время. Но то, что это не конец Gott Mit Uns! — это точно.