Галера эпохи модерна

Как говаривал старик Байрон: «Благодатны дни юности. Старость любит возвращаться к ним сквозь туман времени. Старец вспоминает в сумерках о солнечных часах утра». Вот и мне сейчас наша каторга кажется замечательным во всех отношениях кораблем. Да-с.

Какие, спросите, в эпоху модерна галеры? Ну, множественное число тут действительно не уместно – каторга была уникальна, существовала в единственном числе и числилась в списках 1-й Тихоокеанской эскадры. Сплав  современных на тот момент научных достижений, инженерной смекалки и извечной русской безалаберности. Квинтэссенция концепции «идеальной боевой машины» 1896 года, тогда ещё вице-адмирала, С.О. Макарова. Бронепалубный крейсер первого ранга.

Специалисты Нового Адмиралтейства сумели втиснуть в ограниченное водоизмещение всё, что нужно для боя и даже чуть больше, но совершенно забыли про обитаемость. В итоге что-то похожее на полноценную каюту имел только командир. Говорят, старый плотник Владивосток­ского порта безбожник Никанор, помнивший адмиралов Лазарева и Нахимова ещё безусыми гардемаринами, случаем оказавшись внутри этой «идеальной машины», истово перекрестился и помянул турецкие невольничьи галеры, как пример заботы о людях. С тех пор и повелось. Не знаю, правда ли это, но когда после выпуска из Корпуса летом 1903 года я прибыл по назначению на дальневосточную эскадру, крейсер иначе не называли даже в штабе Владивостокского отряда. Я тогда, признаться, был весьма озадачен, получив от капитана I-го ранга Николая Карловича Рейценштейна короткое указание: «На галеру!» Видя след легкой паники на моем лице, дежурный флаг-офицер  мичман Пашенька Басаргин милостиво пояснил, что мне предписано убыть в распоряжение командира крейсера «Варяг» капитана второго ранга Владимира Ильича Бланка.

Не будучи лично знаком с кораблем, но помня его описание в майском номере Морского сборника от 1902 года посвященном началу его первой кампании и предстоящему отбытию на Восточные рубежи Империи, я считал его этакой разновидностью «Мацусимы» – не слишком боеспособной «вещью в себе». Уж слишком неустойчивой казалась платформа нормальным водоизмещением чуть более шести тысяч тонн для шести 203/45-мм орудий в трех двухорудийных башнях.   Как показало время, я был не одинок в своей заочной оценке – крейсер оказался без натяжек «вещью в себе». Командование относилось к нему как к «белому слону» и через пару месяцев задвинуло стационером в Чемульпо. А его боеспособность мне ещё предстояло оценить в реальных условиях в качестве командира башни № 2 ГК.

Очередной намек на то, что служба не будет скучной, встретил меня уже на палубе крейсера. Он был облачен в идеально сидящую белую форму с погонами поручика вроде как восемнадцать лет упраздненного Корпуса морской артиллерии. Над правым карманом кителя жетон об окончании Михайловского артиллерийского училища и знак Варшавского кадетского корпуса. Ко всему прочему ещё и поляк. Зацный и моцный пан Дзержинский. Феликс Эдмундович. Мой непосредственный начальник, старший артиллерист корабля. Вечный ВРИО старшего офицера. Никогда не повышающий голоса даже на нижних чинов, предельно вежливый и корректный, и настолько же беспощадный. В экипаже за глаза прозванный Железным Феликсом. Но вот артиллерист от бога. Он-то и проводил меня в каюту командира.

Форма Корпусов Императорского флота. ( www.antologifo.narod.ru)

Тут меня чуть было не постигло неожиданное разочарование.

– Пхаходите, голубчик, не стесняйтесь! Может чайку? – навстречу мне из-за столика поднялся небольшого роста широкоплечий и сухощавый человечек, очень живой и очень приветливый. Скуластое, румяное лицо, с аккуратными усами и бородкой – рыжеватого цвета – и слегка вьющимися на голове волосами, тоже рыжеватыми. Картавит, руки сунул куда-то под мышки и вообще, весь – какой-то слишком простой, не чувствовалась в нем ничего от просоленного морского волка и «первого после бога». Вот только глаза… Необыкновенные, пронизывающие, полные внутренней силы и энергии, темно-темно-карие глаза, взгляд которых порождал ощущение, что перед вами человек отнюдь не обычного типа. Так что минут через десять я выбрался на палубу с ясной уверенностью, что …

–  Species decipit. Внешность обманчива.

Я обернулся. Рядом, задумчиво рассматривая меня, стоял совсем ещё молодой, немногим старше меня, иеромонах. Это оказался наш корабельный батюшка, представившийся как отец Александр. «Отцу» тогда едва исполнилось двадцать пять лет. Он буквально за несколько лет до этого закончил православную Тифлисскую духовную семинарию и принял постриг. Но не сошелся во мнениях со своим земным руководством и был направлен на флот, учиться смирению. Сын сапожника Виссариона из далекого Гори оказался неплохим психологом и быстро нашел общий язык, как с офицерами, так и с нижними чинами, органично уравновешивая бескомпромиссного старпома. А его цитата из сочинения Децима Ювенала совершенно точно характеризовала и командира, и его корабль.

Так что ничего особо удивительного в том, что вице-адмирал Камимура Хиконодзё не сумел нас отловить в Чемульпо, и не было.

Капкан он-то расставлял по всем прикидкам именно что на «слона». 8 февраля 1904 года его эскадра в составе четырех броненосных крейсеров ( «Идзумо», «Адзума», «Токива» и «Ивате»), двух бронепалубных крейсеров («Такачихо» и  «Акаси») и 4 миноносцев  блокировала Чемульпо. К 16 часам нам на борт доставили изысканно составленный ультиматум – или мы до следующего полудня выползаем из порта и тонем, или нас утопят прямо на рейде. Мысль о героической гибели при лобовом прорыве, начавшую было витать в умах офицерского состава, Владимир Ильич пресек на корню, пообещав лично притопить самых ретивых прямо под бортом. Дабы самураев не утруждать. И убыл на берег к телеграфу, общаться с их высокопревосходительством наместником.

В результате мы покинули рейд аки тать в ночи – на цирлах и в войлочных тапках, ни с кем не прощаясь. И вышло бы почти по-английски, кабы не тот слишком бдительный миноносец. До сих пор кажется мне, будто вижу через башенный прицел округлившиеся глаза вахтенного офицера на его мостике, когда мазнул по нашему борту нестерпимо белый луч прожектора. Понимаю, что это не мог я с пары кабельтовых этого увидеть даже в хорошую оптику, что всё это игра воображения, но ничего с собой поделать не могу – помню и всё. Как-то беспомощно и жалко тявкнула баковая трёхдюймовка японца. Даже короткий мяв нашего ревуна вышел солиднее. Крейсер чуть вздрогнул и шесть фугасных чемоданов  отправились в короткий полёт. Наши чугунные бомбы не самые мощные в мире, но дестроеру за глаза хватило бы и одного.

Либеральная пресса, и наша и импортная, взвыла. Как же – хотелось крови и зрелищ, все билеты в первый ряд проданы, а тут такой афронт. Наш командир, позже просмотрев пару газет, вынес короткий и емкий вердикт: «Пгаститутки, пагитические!» И больше к этому вопросу не возвращался – у нас были более насущные проблемы. На нас Камимура обиделся! И с упорством достойным лучшего применения гонялся за нами полгода. И ведь догнал! На свою голову.

Два дыма на севере, два дыма на юго-востоке. А между ними мы. И прекрасная погода, почти штиль. 1-е августа 1904-го года. Мы как шли курсом на норд, так и не стали останавливаться. Только взвыл бешеным котом корабельный ревун и по трансляции прохрипел голос Железного Феликса: «Противоминному калибру – дробь. Башни в походное положение. Расчетам покинуть боевые посты». Еще через пару минут: «По местам стоять. Приготовиться к приему балласта». Казалось, что «Варяг» гулко выдохнул  и начал медленно садиться на боевую ватерлинию, доводя свое водоизмещение до девяти с лишним тысяч тонн.

Про сам бой и так много написано. Значительно больше, чем видели мои собственные глаза с командирского места второй башни главного калибра. Данные циферблатов центральной наводки. Взрыкивание ревуна. Вспышки наших выстрелов. И грохот. Бесконечный грохот ударов по нашей броне. Будто в кузнечном цеху. Слабые – от осколков, более серьёзные – от шестидюймовых снарядов, и редкие, как от удара поленом по затылку, когда голова сама вжимается в плечи, а сердце проваливается в самый низ живота – от 203-мм бомб. Вечность адского грохота. Два часа двадцать три минуты.

Специалисты, впоследствии не один раз разбиравшие тот бой, сделали следующие выводы:

1. Особенности конструкции крейсера «Варяг», неизвестные японским морским офицерам, не позволили им правильно определить дистанцию и скорректировать огонь по цели. В результате в первой фазе боя японские снаряды ложились со значительными перелётами.
2. Те же особенности не позволили точно определить курс крейсера «Варяг».  «Токива» и «Ивате», повинуясь команде с флагмана, довернули к югу, вместо того чтобы сделать поворот на северо-запад, чем подарили В.И. Бланку лишний час, которым он не преминул воспользоваться.
3. 250 мм крупповской брони барбетов и башен русского крейсера оказались не по зубам главному калибру «асамоидов». А 100-150-мм бронепалуба могла выдержать огонь артиллерии и калибром покрупнее.

В результате, артиллерийским огнем с предельно короткой дистанции русский рейдер в течение какого-то часа превратил флагман адмирала Камимуры броненосный крейсер «Идзумо» в пылающую развалину. Каким чудом корабль, переживший взрыв и детонацию БК в обеих башнях главного калибра, остался на плаву, одному Нептуну известно. «Адзумо» повезло меньше. Пытаясь прикрыть потерявшего первую башню собрата, он неудачно для себя попал в створ торпедных аппаратов левого борта «Варяга» и получил мину во второе котельное отделение. Потерял ход и постепенно накренился на левый борт, чтобы через двадцать пять минут словить правым бортом под броневым поясом два фугаса в районе первого котельного отделения. После этого корабль вздрогнул от внутреннего взрыва, встал на ровный киль и ушел под воду. Как  раз на глазах у экипажей подходивших к месту боя «Токивы» и «Ивате». Больше часа они преследовали удирающий во все лопатки русский крейсер, пока пара попаданий не лишило «Ивате» трубы и каземата шестидюймового орудия. В 17 часов 46 минут 01 августа 1904 года ВРИО старшего офицера крейсера «Варяг» Ф.Э. Дзержинский в вахтенном журнале сделал отметку о последнем легшем близким накрытием снаряде с японских кораблей. Бой закончился.

Из двери башни я буквально выпал. Тишина не просто давила, пригибала к палубе. Ноги, в конце концов, не выдержали, и я сел, привалившись спиной к иссеченной броне своей башни. За кормой пропадали дымы преследователей, а мы … Мы были живы. И шли домой.

БРОНЕПАЛУБНЫЙ КРЕЙСЕР I-го РАНГА «ВАРЯГ».

(водобронный крейсер)