Эпоха великих русских мореходов и исследователей, часть I (Russia Pragmatica III)

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Публикую подцикл, касающийся проекта Russia Pragmatica III, и касаться он будет эпохи великих русских мореплавателей и исследователей, которая продлится с 1725 по 1746 годы. Рассказано будет как о кругосветных плаваниях и континентальных первопроходцах, так и о основании первых русских заморских колоний. Это первая статья из двух в подцикле.

Содержание:

Северные экспедиции

Еще в правление Петра I стали все чаще подниматься вопросы об организации научно-исследовательских экспедиций под русским триколором. Сам царь считал их в первую очередь способом поднять престиж империи, ускорить ее развитие, а также показать европейцам, что «московиты» уже пошли совсем не те, что раньше, и заслуживают признания частью развитой европейской цивилизации. Но даже без учета этих внешнеполитических целей экспедиции могли принести огромные практические выгоды. Так, к примеру, у России имелось огромное количество земель, которые формально принадлежали ей, но были плохо исследованы и в плане географии, и в плане животного и растительного мира. Важным вопросом оставались поиски полезных ископаемых, а также удобных маршрутов для переброски людей и товаров между различными владениями империи в азиатской ее части. Определенные шаги стали предприниматься еще в Северную войну – отправлялись малые и средние группы геологов и рудознатцев, которые искали полезные ископаемые во всех концах государства, а в 1718 году в Сибирь отправился естествоиспытатель Мессершмидт во главе с не в меру любопытными дворянскими детьми, которые на протяжении 8 лет колесили по обширному и слабо изученному региону, нарабатывая обширный пласт информации в области ботаники, зоологии, географии и многого другого.

Впрочем, в эпоху Петра I подобные исследования не могли быть массовыми из-за серьезного дефицита средств. Даже экспедицию Мессершмидта пришлось снаряжать за личные деньги великого князя Невского и Меншикова, так как в казне не было ни копейки на подобные цели. Однако войны закончились, долги возвращались, и появлялись новые возможности для отправки научно-исследовательских экспедиций. После смерти Петра I «шефство» над этим процессом взяла вдовствующая императрица Екатерина, которая стремилась продолжить дело супруга, потому процесс не только остановился, но и был ускорен. В первую очередь было решено обратить внимание на северные и восточные берега России, омываемые Северным Ледовитым и Тихим океанами. Не забыли и про внутренние исследования географии и природы Сибири. Всего при прямом покровительстве Екатерины Великой будет организовано 10 экспедиций, каждая из которых принесет свои плоды [1]. В этот список вошли:

• Первая экспедиция Беринга (1724-1729). Отправлена Петром I с целью составления точных карт русских берегов Охотского моря и Камчатки, а также поиска пролива между Азией и Америкой. Также экспедиция должна была подготовить основу для формирования Сибирской флотилии, включая поиск удобных незамерзающих стоянок и создание местной инфраструктуры. Возглавлял ее датчанин на русской службе, Витус Беринг, младшим командиром выступал Симеон Третьяков – человек великого князя Невского. Началась экспедиция в 1724 году, когда отряд Третьякова по суше отправился на полуостров Камчатка, в то время как Беринг занялся строительством двух галиотов «Святой Петр» и «Святой Павел», и смог выйти в море лишь в 1725 году. За последующие 4 года Беринг обследовал берега Охотского моря от устья реки Уда до Берингова пролива. В Авачинской бухте Беринг нашел группу Третьякова, которая зимовала в ней, и установила, что та не замерзает зимой, в результате чего было решено основать в ней городок Петропавловск – главную базу строящейся Сибирской флотилии.
• Академическая экспедиция (1733-1746). По сути своей представляла несколько групп исследователей, которые занимались изучением географии и природы Сибири, а также провели ревизию архивов сибирских городов, благодаря чему удалось восстановить много информации о былых исследователях региона, включая Семена Дежнева. Продлилась целых 13 лет, собрала колоссальный объем информации о регионе, заложив основу для дальнейшего изучения региона. Помимо прочего, именно Академическая экспедиция обнаружила в Сибири запасы многих полезных ископаемых, которые станут разрабатываться позднее.
• Двинско-Обская экспедиция (1734-1738). Возглавлялась С. В. Муравьевым, главной ее целью было составление точных карт местности между Северной Двиной и устьем реки Обь. Начало экспедиции оказалось связано со скандалом, так как ее руководитель, Степан Муравьев, проявил грубость и жестокость по отношению и подчиненных, и местных поморов, из-за чего в 1736 году, после возвращения в Архангельск, его вместе с помощником разжаловали в матросы, а новым начальником отряда стал С. Г. Малыгин, который повторил экспедицию, и дошел до устья Оби. В результате этого за 4 года удалось составить достаточно точные карты берегов северных морей, включая полуостров Ямал и берега Карского моря.
• Обско-Енисейская экспедиция (1734-1743). Фактически серия из 4 небольших походов исследовательских групп, которые составляли карты северных берегов России между устьями Оби и Енисея. Участники экспедиции сильно страдали от цинги, с высокой смертностью. Корабли несколько раз терпели крушения у малоизвестных берегов, или затирались льдами. Тем не менее, задача экспедиции за 9 лет была выполнена.
• Ленско-Енисейская экспедиция (1735-1742). Также серия из нескольких малых экспедиций, задачей которых было исследование берегов Сибири между устьями Енисея и Лены. Отправной точкой служил город Якутск, расположенный далеко от моря, на реке Лена. Несмотря на большие проблемы и достаточно высокую смертность, свою задачу выполнила.
• Ленско-Колымская экспедиция (1735-1742). Изначально планировалась для исследования берегов Сибири от устья Лены до Чукотки и Камчатки, но затем было решено разделить ее на две части, и задача основной была сужена до исследования участка берега между устьями рек Лены и Колымы. Экспедиция оказалась связана с большими сложностями, были предприняты несколько попыток, и задача была выполнена ценой огромных усилий.
• Камчатско-Колымская экспедиция (1735-1745). Самостоятельная экспедиция Семена Третьякова, которая должна была установить очертания северо-восточной оконечности Сибири, между устьями рек Колыма и Камчатка. Фактически представляла собой две попытки – первую морскую, которая завершилась неудачно из-за сложной ледовой обстановки в Беринговом проливе, и второй, в которой Третьяков вновь прибег к собачьим упряжкам, и исследовал берега Чукотского полуострова по суше. Проявил при этом значительные дипломатические таланты, избежал многих конфликтов с чукчами, но в ходе остальных сражений с ними все равно погибло больше людей, чем от заболеваний. Ценой значительных усилий и больших потерь задача была выполнена. Сам Семен Третьяков умер на обратном пути от цинги.
• Верхнеудинско-Охотская экспедиция (1735-1742). Должна была найти более простой путь в Охотск из Якутска, чем по рекам Лена и Алдан. Первая попытка, предпринятая А. Скобельциным в 1735-37 годах, закончилась неудачно, хотя ему удалось составить точные карты достаточно обширного региона. Вторую попытку в 1737-1742 году предпринял Антиох Степанов, старообрядец на государевой службе. Он решил нарушить запрет на продвижение по реке Амур, и, пользуясь достаточно неясными границами с Китаем между реками Шилкой и Удой, во главе небольшого отряда углубился в спорные земли, и фактически обследовал достаточно обширные территории левого берега Амура вплоть до реки Зеи. Был найден простой водный путь на реку Уда, но из-за того, что часть пути пролегала по Амуру, он остался недоступным для России. Тем не менее, саму экспедицию Степанова признали успешной.
• Вторая экспедиция Беринга (1735-1742). Главной ее целью было исследование берегов южнее устья реки Уда, а также составление точных карт Курильских островов, Сахалина, Приморья, Мацумаэ [2] и нахождение устья Амура. За время экспедиции пришлось заняться не только картографией, но и изучением возможностей колонизации тех или иных территорий, включая даже побережье Маньчжурии, а также принять участие в айнско-японской войне на Мацумаэ (Айнумушире). По результатам экспедиции были окончательно присоединены к России Курильские острова и установлены точные очертания берегов Сахалина. Тем не менее, одну из главных задач – поиск обильных источников продуктов питания, без чего укрепление русского влияния в бассейне Тихого океана было сомнительным, выполнить не удалось.
• Экспедиция Шпанберга (1738-1745). Ответвление экспедиции Беринга, чьей задачей стало, с одной стороны, точное исследование берегов и внутренних частей Айнумушира, а с другой – составление также карт берегов Японии. За 7 лет была оказана значительная поддержка айнам в борьбе с японцами, а также составлены достаточно точные карты основных японских островов, за исключением южных.

По результатам всех этих экспедиций в распоряжении России оказались достаточно точные и подробные карты обширных берегов ее азиатской части, от полуострова Ямал до Кореи и Японии включительно. Особенно ценными были карты тихоокеанских берегов, которые стали основой для дальнейшего развития региона, и укрепления русского присутствия в нем. Малые экспедиции для исследований собственных территорий в дальнейшем отправлялись регулярно, но такого большого значения они уже практически не имели. В то же время, даже «внутренние» экспедиции времен императора Иоанна III базировались не на пустом месте, а на основе результатов первой русской кругосветной экспедиции, которой суждено будет стать большим прологом к экспансии Российской империи в мировом океане в грядущие десятилетия.

Заморские интересы России

Амбиции Петра и здесь заходили куда дальше собственных владений – имея перед собой примеры успешных европейских колониальных империй, русский царь, а с 1721 года и император, был твердо уверен, что будущее России также связано с заокеанской торговлей и заморскими владениями. Еще в 1717 году он начал подумывать о колонизации далекого Мадагаскара [3], но был вовремя остановлен великим князем Невским, который также разделял колониальные амбиции своего царственного родственника, но понимал, насколько большая и сложная эта задача. И прежде чем ломиться в колониальную гонку и отправлять десятки торговых судов в Индию и Китай, требовалось отправить группу первопроходцев, которые смогли бы составить точные карты, исследовать экономические и политические возможности в мировом океане, найти новые пути для русской экспансии, и вообще проделать большую предварительную работу. Подготовку к плаванию начали еще в 1718 году, когда даже не закончилась Северная война, для чего было решено построить два фрегата, с особенно тщательным контролем над качеством. Увы, корабли в результате оказались недостаточно хороши для многолетнего заморского плавания, потому их просто включили в состав Балтийского флота, а подготовку к плаванию отложили на более благоприятные времена.

Вновь подготовка к кругосветной экспедиции началась в 1722 году, уже после окончания Северной войны. На сей раз к ней подошли куда более ответственно, в первую очередь – в плане постановки конкретных задач. Всего глобальных целей для предприятия сформулировали пять:

• Исследовать берега русских владений в бассейне Тихого океана, по возможности укрепив там русское влияние и приведя к подданству местные народы;
• Установить дипломатические отношения с Японией и заключить с ней торговый договор;
• Проложить «русский» маршрут для торговли с Китаем;
• Найти возможные опорные пункты по дороге в Китай, где можно утвердить русское влияние и построить форпосты, с возможным дальнейшим развитием колоний;
• Исследовать берега Мадагаскара и оценить перспективы его колонизации;

Организация самого плавания также проводилась на более высоком уровне. Закупки продовольствия для него контролировались лично царем, заранее заключались договоренности о закупках в иностранных портах и колониях, добывались карты известных или малоисследованных территорий. На отечественных верфях под строгим контролем строились 32-пушечный фрегат «Екатерина», и две 24-пушечные шнявы – «Елизавета» и «Анна». Для их строительства не поскупились, и выделили средства даже за закупку за границей качественной древесины, включая красное американское дерево, из которого составлялся набор кораблей. Подбирались кадры – как отечественные, так и зарубежные. И если научные кадры было решено набирать без оглядки на подданство, то командный состав экспедиции решено было назначить сугубо русский. Во главе всего предприятия был поставлен Яков Иванович Бровкин (1680-1741) – опытный штурман и капитан, сын одного из приближенных князя Невского и царя Петра, уже успевший зарекомендовать себя в качестве морехода. Он уже не раз водил торговые караваны в Европу, побывал в Средиземноморье и Атлантике, доплывал до берегов Африки и Америки, что делало его самым опытным капитаном дальнего плавания из тех, которых можно было найти в России. В его подчинении находился Роман Романович Невский (1695-1749) – еще один выходец из ближнего круга царя, младший сын великого князя Невского, с ранних лет посвятивший себя морской службе. Помимо непосредственных профессиональных навыков и некоторого опыта мореходства по портам Северной Европы, он также был неплохим художником, что могло принести экспедиции свои выгоды. Невскому поручили командовать «Екатериной», а «Елизавету» возглавил другой морской офицер – Матвей Корсаков, бывший постоянным подчиненным Бровкина во время его заморских плаваний. Третий корабль, шняву «Анна», должен был возглавить еще один отечественный моряк, но подходящих и свободных людей в короткий срок не нашли, а вскоре последовало соглашение с испанцами, в результате которого командовать кораблей назначили выходца с Пиренейского полуострова, поступившего на русскую службу. Впрочем, дипломатическая подготовка плавания составляла совершенно отдельную задачу для русского правительства….

Мореходство и дипломатия

По меркам России Петр I оказался поистине великим дипломатом, который, чередуя переговоры, компромиссы и силовые акции, смог выдернуть Россию из фактической изоляции и забвения, и поставить ее в ранг европейских держав, к которым начинали прислушиваться даже такие «вечные» гранды, как Франция, Великобритания и Австрия. Потому, запланировав еще в 1710-е годы первую русскую кругосветную экспедицию, он решил извлечь из нее максимальные выгоды, в том числе и в плане международных отношений. Требовалось с помощью наметившейся экспедиции как можно сильнее укрепить репутацию России, показав, что она не только сильная военная держава с большими амбициями, но еще и способна в масштабную научно-исследовательскую деятельность, и имеет вполне конкретные желания и возможности расширить свое влияние на мировой океан. Кроме того, в самой России пока еще не хватало в достаточных количествах ученых, потому поддержка иностранных специалистов была не лишней в столь серьезном деле. Однако уже в самом начале Петр встретил, мягко говоря, прохладный прием со стороны основных европейских игроков. Предложения принять участие в большой интернациональной заморской экспедиции, отправленные в Лондон, Париж и Амстердам остались без ответа. Вена также отказалась выделять хотя бы ученых, считая, что и ей, и России, как сухопутным державам, не стоит заниматься подобным «баловством».

Зато в некоторых других странах на предложение России откликнулись с радостью. В первую очередь отозвалась…. Целиком сухопутная Пруссия, которая по факту не имела собственного флота и заморских интересов, но желала таким образом укрепить отношения с Россией, да и собственный престиж поднять также не помешало бы. Правда, у пруссаков возникли проблемы – никто не хотел рисковать собой в особо опасном мероприятии, потому прусская делегация ученых оказалась весьма скромной – молодой художник и естествоиспытатель Ульрих Брандт, и находящийся уже в возрасте Фридрих Удольф, медик, увлекающийся ботаникой. Вместе с ними король Фридрих Вильгельм I выделил некоторое количество средств на снаряжение экспедиции. Вторым государством, откликнувшимся на зов из Петрограда, стала Швеция. После окончания Северной войны правительство Арвида Горна всячески старалось улучшить отношения с Россией, и восстановить былой престиж государства, потерянный после поражения. Кроме того, шведское научное общество уже давно оформило запрос на активную исследовательскую деятельность, но заморские экспедиции требовали больших средств, и потому откладывались на неопределенное время – а предложение русских давало возможность дешево и сердито отправить в кругосветное плавание собственных людей. В результате этого Стокгольм обеспечил определенную финансовую поддержку экспедиции, выделил для нее два десятка своих самых опытных моряков, выучивших русский язык, и снарядил в плавание одного из лучших своих профессоров-медиков и естествоиспытателей – Улофа Рудбека Младшего, который еще в конце 1690-х годов провел собственную экспедицию в Лапландию, преследуя научные цели. Вместе с ним в плавание подрядились и два его студента – Карл Линней и Петер Артеди, будущие знаменитости европейского масштаба, сыгравшие огромную роль в развитии естественных наук [4].

Совершенно неожиданный поворот приняли переговоры с Испанией, начатые еще в 1720 году. Вся их соль заключалась в том, что после войны Четверного союза (1718-1720) испанские Бурбоны оказались фактически в международной изоляции – им были стабильно враждебны англичане и голландцы, французы предали их. Сама Испания считалась уже сильно ослабленной, второстепенной морской державой, которую не трогали только потому, что та поставляла в Европу колониальные товары по дешевым ценам и с уже отработанной системой логистики. Король Фелипе V и королева Изабелла Фарнезе предпринимали все возможные усилия для выхода из изоляции, но вынуждены были больше времени тратить на восстановление Испании после столетия упадка и тяжелых войн. Лишь с Австрией наметилось временное сближение, но оно оставалось нестабильным. На этом фоне предложение от России, с которой у Испании еще не было даже постоянных дипломатических отношений, выглядело вроде бы странно, но вполне уместно и выгодно. В 1721 году страны обменялись послами, и проект испанского участия в русской кругосветной экспедиции стал обретать плоть и кровь. Правда, в Мадриде все равно опасались, что экспедиция эта может плохо закончиться, потому от отправки собственных кораблей король отказался.

Вместо этого Фелипе V даровал право русским заходить в испанские колонии, и закупать там продовольствие, а также командировал на их корабли большую делегацию опытных моряков, картографов и ученых. Среди них числились медик и ботаник Хосе Аркадио де Ортега, картограф Хорхе де Валенсуэла и Каньедо, а также опытный офицер, не раз плававший через Атлантику, Мигель де Валедо и Мадригаль, который в результате был временно взят на русскую службу, и возглавил один из кораблей экспедиции. Еще один человек присоединился к экспедиции в последний момент – итальянский ботаник Джулио Понтедера, приглашенный испанцами и шведами при согласии русских. Помимо всего этого, Фелипе V выдвинул два требования – исследовать берега Америки к северу от Новой Испании, и перед публикацией результатов всех изысканий предварительно подвергнуть их цензуре на случай, если какие-либо открытия окажутся стратегически важными для России или Испании [5]. Петр I принял эти требования с пониманием, и пообещал все так и сделать, при этом «выбив» из испанцев решение о том, что заседание по поводу результатов исследований будет проведено в Петрограде. Никто еще не догадывался, к чему приведет это небольшое участие испанцев в русской экспедиции в дальнейшем….

Первая экспедиция Якова Бровкина (1725-1730)

Подготовка экспедиции подошла к концу в 1724 году, но из-за определенных осложнений политического характера окончательное решение об отправке откладывалось. Одной из главных причин была смерть высочайших покровителей проекта – сначала великого князя Невского, а затем и самого царя Петра I, который хотел лично проводить в дорогу своих первых мореплавателей. В результате этого капитаны кораблей и команды «мариновались» в Петерсхафене, ожидая отмашки, а в начале 1725 года и вовсе стали сомневаться в том, что предприятие начнется. К счастью, при Иоанне III фактическая власть оказалась в руках вдовствующей императрицы Екатерины, а та твердо была намерена продолжить дело мужа и брата. В апреле на остров Рюген прибыл молодой цесаревич Петр Иоаннович, который в торжественной обстановке благословил экспедицию в путь, и та отправилась в дорогу, навстречу штормам и открытиям. Время для плавания было не самое удачное, так как моря весной были достаточно буйными, но ледовая обстановка позволяла начать пораньше, а буйное море должно было стать проверкой на прочность для экипажей и кораблей – в случае проблем где-то в Северном море или Бискайском заливе еще не поздно было повернуть обратно. И некоторые проблемы действительно возникли – но были решительно преодолены Бровкиным во время заходов в европейские порты, после чего плавание продолжилось.

Первый этап пути русских кораблей с интернациональными командами пролегал вокруг Америки – решено было «закрыть» испанскую часть плавания в первую очередь. Для этого пришлось плыть в Южную Америку, сделав остановку в Буэнос-Айресе, а затем, обогнув мыс Горн, двинуться на север, вдоль берегов испанских владений, вплоть до Акапулько, к северу от которого начинались плохо исследованные территории. Лишь спустя год, к марту 1726 года, Бровкин смог приступить к исследованию берегов Калифорнии. Испанцы, до того слабо верившие в то, что русские смогут заплыть так далеко, теперь очень ревностно и серьезно отнеслись к действиям экспедиции, и в Акапулько предоставили Бровкину дополнительную поддержку, заодно потребовав повторно признать все территории к северу от Новой Испании за Мадридом. Признание для русского командора ничего не значило – у России и так не было интересов в этой части мирового океана, чтобы идти на конфликт с испанцами. Тем не менее, он добросовестно выполнял свою работу, и пристально наносил на карту западного берега Северной Америки. Попутно делались ценные открытия. Самым важным из них оказался залив Санта-Ана, позднее переименованный в залив Сан-Франциско – удобная и просторная естественная стоянка для кораблей, с богатыми берегами, и плодородными долинами рек поблизости. Испанцы проявили большой интерес к его колонизации, но, само собой, русским старались этого лишний раз не показывать.

Постепенно продвигаясь на север, корабли Бровкина дошли до Аляски. Ее берега, далеко не самые приветливые, были для России в чем-то мифическими, так как ранее до этой окраины Америки доходили лишь кочи Семена Дежнева, да существовали отрывочные сведения о неофициальных заходах в ее воды русских промышленников. Бровкин же стал тщательно наносить на карту ее берега, и присваивать названия открытым топонимам. Попутно предпринимались попытки привести к покорности местные племена туземцев, но они оказались не шибко заинтересованы в контактах с европейцами, не считая разве что торговли. По ходу своего плавания Бровкин постоянно отмечал удобные для основания поселений точки на карте, но самое большое и приятное открытие ожидало его в заливе, на берегах которых проживало одно-единственное племя, названное русскими кенаями. Сам залив в соответствии с этим названием стал Кенайским. Он не замерзал на зиму, и в его восточной части находилась достаточно удобная бухта и земли, вполне пригодные для земледелия, пускай и весьма рискованного. Место для основания опорного пункта оказалось тем более удобным, что кенаи согласились принять подданство России, и выделить территорию под русское поселение в обмен на военную защиту. В результате этого экспедиция задержалась, и ее силами был отстроен острог Новоархангельский, который позднее станет полноценным городом и столицей русской колонии [6]. Оставив отстроенный острог под защитой дружественных туземцев и небольшой партии собственных людей, из которых двое оказались испанцами, Яков Бровкин двинулся дальше. У него все еще была вполне конкретная цель – исследовать берега Аляски настолько насколько это было возможно, а затем еще и составить карту Алеутских островов. Вопреки непогоде, стычкам с алеутами и ряду проблем, включая вспышку цинги, это все удалось сделать к маю 1727 года, когда Бровкин приступил к исследованию берегов Камчатки, и с удивлением обнаружил в Авачинской бухте стоянку русской экспедиции Третьякова, которая уже исследовала часть полуострова, и ожидала прибытия кораблей другого исследователя – Витуса Беринга.

Пробыв некоторое время в Авачинской бухте и решив, что Беринг сам разберется с Курилами, Бровкин решил не терять времени и отправился прямиком в Японию, а именно- в Нагасаки, единственному порут, открытому для сношений с иностранцами. Увы, наладить дипломатические контакты с японцами у него не вышло – два месяца русские корабли стояли на рейде, пока японцы делали вид, что заинтересованы в переговорах. Само собой, японцы не желали отказываться от своей изоляции, и просто тянули время – по истечению срока переговоров они дали русской делегации отказ в достаточно грубой форме. Кроме того, уже под конец этих переговоров случился ряд неприятных инцидентов, связанных с японцами. С русскими офицерами и дипломатами поступали оскорбительно, а во время визита на голландскую Дэдзиму два русских матроса были убиты при невыясненных обстоятельствах, причем было ясно, что сделано это было не европейцами, а самими японцами. С самими голландцами Бровкин наладил неплохие отношения, но те ясно дали понять, что любые попытки договориться с местными бесполезны, и прямо указывали на то, что даже они, получив преференции от сегуна, на деле находятся в крайне невыгодных условиях, владея лишь одной небольшой факторией, и постоянно испытывая лишения. К моменту окончания переговоров от надежд наладить с японцами отношения не осталось и следа.

Решив, что с этим азиатским государством каши не сваришь, и игнорируя требования японцев покинуть воды их страны, Бровкин принялся составлять точные карты всего архипелага. Больше всего его заинтересовал остров Мацумаэ. К 1727 году японцы еще не владели всей его территорией, и их присутствие было минимальным – лишь на южной оконечности имелись несколько поселений, в которых проживали чуть более 12 тысяч человек во главе с второстепенным кланом Мацумаэ. При этом на острове проживали еще и айны, которых было в несколько раз больше, и которые сильно враждовали с японскими поселенцами. И когда при контактах айны обратились к Бровкину за помощью против японцев в обмен на принятие подданства русского императора, тот вспомнил про оскорбления и лишения в Нагасаки. Помнил он и ту информацию, которую удалось добыть тайно через голландцев – что у Японии нет более или менее боеспособной армии, а мореходные суда вообще запрещено строить. Это давало России, которая уже развивала в регионе Сибирскую флотилию, превосходство над Японией в случае конфликта. В конце концов, Бровкин и Роман Невский взяли на себя всю ответственность, и поддержали айнов, заключив с ними пока еще простой союз. В ходе короткой кампании корабельная артиллерия русской эскадры разрушила японские прибрежные укрепления, а десанты при поддержке айнов без особого труда разбили феодальные дружины Мацумаэ. В Охотск на наскоро построенном ботике, названном каким-то юмористом «Нагасаки», была отправлена весточка о необходимости завершить начатое, а Бровкин тем временем отправился дальше, опасаясь увязнуть в местных политических разборках.

Дальнейшее плавание хоть и затянулось, но проходило без крупных инцидентов. Корабли Бровкина прибыли к берегам Китая, и в Кантоне продали меха, добытые на Аляске и Камчатке, взамен купив чая на кругленькую сумму. Затем последовало плавание вдоль берегов Юго-Восточной Азии, в ходе которого Бровкин тщательно изучал местные политические реалии и возможности закрепления интересов России, а затем доплыл вокруг Индии до Калата, где был достаточно радушно встречен местным ханом, Мир Абдуллой, который надеялся получить поддержку европейцев против афганцев. И хотя договоренности не были достигнуты, стороны расстались вполне довольны встречей, и с надеждами на более тесные контакты в будущем. Вслед за этим экспедиция прямым курсом отправилась к Мадагаскару, и достаточно бегло исследовала его берега, постоянно сталкиваясь с местными враждебными племенами. Вслед за этим последовала остановка в голландском Каапстаде, и медленное возвращение домой – Бровкин решил тщательно обследовать ничейные берега Африки, дабы найти там точку опоры для России. Лишь после этого корабли прибыли сначала в Испанию, а затем, немного восстановив здоровье своих команд и взяв на борт испанских представителей для грядущих переговоров, отбыл на Балтику. «Екатерина», «Елизавета» и «Анна» вошли в устье Невы 18 августа 1730 года, спустя более чем пять лет после своего отбытия из Петерсхафена. Встречала их лично вдовствующая императрица и цесаревич Петр Иоаннович. На этом первое русское кругосветное путешествие завершилось.

Разбор полетов

По иронии судьбы, из пяти глобальных целей для кругосветной экспедиции целиком выполнены оказались лишь две – обследование торгового пути в Китай и Индию, и поиск возможностей для создания заморских опорных пунктов. Исследование берегов Мадагаскара оказалось недостаточно точным, и Бровкину не удалось избежать обвинений в халатности, как и в случае с Курилами, карта которых была признана неинфомартивной, и острова требовалось обследовать вновь. А еще одна цель и вовсе оказалась проваленной – японцы отказались устанавливать дипломатические отношения с Россией, а после «художеств» Бровкина на Мацумаэ вероятность наладить с ними контакты достигла отрицательных величин. Однако даже такие сомнительные результаты по основным целям плавания целиком перекрывались многими прочими достижениями, причем в восторге остался весь интернационал экспедиции. Шведская делегация приобрела огромный багаж открытий в естественных науках, в результате чего шведское научное сообщество в целом стало стремительно приобретать русофильские нотки, особенно после возвышения в 1730-е годы Карла Линнея. Прусские ученые также остались по уши довольны, сделав ряд открытий.

Но самые большие выгоды среди иностранцев, конечно же, получили испанцы. Они вообще не ожидали сколь-либо положительных результатов от экспедиции, а вместо этого получили значительный багаж знаний, и самое главное – точные карты западного берега Калифорнии и Орегона, еще неосвоенные, но давно привлекающие внимание испанских колониальных властей. И все это было достигнуто при минимуме усилий, во многом за русский счет. В результате этого испанцы первыми настояли на разделе сфер влияния на тихоокеанском побережье Америки, и после непродолжительных дискуссий было решено установить границу по 49-й параллели [7]. Территории к северу от нее признавались сферой интересов России, к югу – частью Новой Испании, которую в 1767 году выделят в отдельное вице-королевство Калифорния. Началось активное продвижение испанских отрядов на север, и основание новых поселений, главным из которых стал приморский город Сан-Франциско, основанный в 1732 году. Его же объявили главным пунктом торговли между испанскими и русскими колониями, что было не лишним, так как Россия в бассейне Тихого океана остро нуждалась в продовольствии. В Сан-Франциско она уже к 1740-м годам сможет по дешевке закупать провиант для Аляски и Камчатки, что позволит постепенно заселять эти территории, и не беспокоится об угрозе голода. Также испанцы выказали интерес в дальнейшем сотрудничестве с Россией в мировом океане, и даже готовность в ближайшее время отправить вместе с русскими полноценный исследовательский корабль под началом уже хорошо изучившего русский язык капитана Мигеля де Валедо и Мадригаля.

В России результаты экспедиции восприняли весьма положительно. Даже ее провалы были признаны неизбежными, спровоцированными объективными условиями, и Бровкин был целиком оправдан, обласкан вдовствующей императрицей, и лишь укрепил свой статус лучшего русского морехода своего времени. Даже его спорное решение по поводу острова Мацумаэ и конфликта с японцами было после разбирательства оценено положительно, и русской колонизации этого заморского владения дали зеленый свет. Главным достижением экспедиции стал так называемый «Атлас Бровкина» — схематическая карта отдельных регионов мира, на которых были указаны возможные пункты основания русских форпостов и колоний, с детальным описанием необходимых условий и местных политических раскладов. За столь ценный труд Яков Иванович заслужил ордена, богатства и почести, включая княжеский титул и землю в вотчинное владение. Заслужили награду и другие участники плавания, не считая денег, вырученных с продажи чая, которые были распределены между всеми выжившими. Огромный пласт знаний, от карт до ботаники, зоологии и политики, требовал времени на обработку и осознание, но уже в 1731 году по маршруту, проложенному для русских Бровкиным, отправились первые торговые корабли, число которых с каждым годом будет становиться все больше и больше, и Россия станет укреплять свое положение в качестве мировой торговой державы.

Цинговый вопрос

Еще одно крайне важное открытие оказалось как-то вне особого внимания конференции, не говоря уж об иностранцах, многие из которых его вовсе не заметили. Еще во время организации экспедиции на борту ее кораблей оказалось большое количество медиков, которые были наслышаны о чуме мореходов – цинге. По собственной инициативе они предложили во время плавания провести ряд экспериментов с различными средствами против цинги, для чего требовалось дополнительное финансирование на закупку сырья. Средства были выделены, и русско-испанско-шведско-прусская группа врачей и естествоиспытателей приобрела большое количество всех возможных средств против скорбута, о которых только можно было услышать в Европе, да еще и закупала по дороге все, до чего можно было дотянуться. В результате этого эксперимент, конечно же, влетел в копеечку, но зато на практике были отработаны множество теорий по борьбе с «морской чумой», а часть была наоборот подтверждена. В первую очередь это коснулось употребления батата и сырого картофеля, что практиковалось уже несколько веков испанцами. Отличные результаты показали свежие цитрусы, однако возможности их закупки были достаточно ограничены для России, пускай испанцы и разрешили их закупать в своих колониях для нужд экспедиций. Хранение цитрусов на корабле также было затруднено – свежие фрукты, закупленные в Новой Испании и сложенные в ящиках в трюмы кораблей, показали эффективность в борьбе с цингой какое-то время, но затем «выдохлись», и уже не давали практически никакого результата. Зато неплохо себя показали куда более доступные для России средства – квашеная капуста, особенно с клюквой, а также шиповник в виде чая из листьев, а еще лучше – свежих или сушеных в естественных условиях ягод. Русский медик с «Екатерины», Иван Брусникин, вместе с судовым поваром экспериментировал также с консервацией, изготавливая различные сиропы и смеси, и выработав за 5 лет плавания технологию получения концентрата ягодного сока почти без потери витамина C – хотя ни о каком таком витамине, само собой, тогда еще никто не знал.

В результате кропотливой и продолжительной работы лучших умов России, Пруссии, Швеции и Испании были отработаны несколько методик, часть которых были систематизированы Брусникиным, и в Русском Императорском флоте уже в начале 1730-х годов стали известны как «Рецепт Брусникина». Основывался он на двух средствах – предотвращения цинги, и борьбы с уже возникшей болезнью. Первые должны были быть максимально дешевыми и массовыми, вторые – храниться длительное время, или хотя бы находиться в доступности для добычи за морями и океанами. В результате этого средствами предотвращения стали сырой картофель, квашеная капуста с клюквой, сушеные плоды шиповника и моченые ягоды, также вводился «флотский чай» из листьев того же шиповника, которые в сушеном виде могли храниться несколько лет. Для борьбы с проявившейся цингой выбирались свежие цитрусовые, ягоды, а также сиропы, приготовленные по рецептуре Брусникина, причем последние в закрытой от солнечных лучей таре могли храниться достаточно долгое время, из-за чего считались «последним резервом». При этом и сиропы, и лимоны для России оказались достаточно дорогими приобретениями, потому их закупка и изготовление не приобрели широких масштабов, хотя и были централизованы медицинской канцелярией Морского министерства. Вместо них уже в 1740-е годы стали использовать сушеные и перетертые ягоды шиповника, хранившиеся в герметичных бочках – при добавке во «флотский чай» даже в небольших количествах эта субстанция достаточно быстро могла излечить от цинги [8]. Для заготовки и изготовления этого, да и всего прочего потребовалось создать целую инфраструктуру, и далеко не сразу удалось наладить постоянные поставки нужных средств против цинги на корабли – так, северные экспедиции 1730-х годов достаточно сильно страдали от цинги – но приложенные усилия того стоили. Русский флот с 1740-х годов практически не знал проблем от скорбута, а на основе того же опыта, который стал основой для «Рецепта Брусникина», были созданы шведские, прусские и испанские способы борьбы с этой болезнью. Во 2-й половине XVIII века от русских эта методика перекочевала к голландцам, а от испанцев – к французам. Лишь в Британии из-за твердолобости высших чинов введение подобного рациона для борьбы с цингой задержится аж до конца XVIII века. Ряд второстепенных флотов Европы, которые будут создаваться на основе выше указанных, изначально включат в рацион своих моряков необходимые продукты, и цинга будет им незнакома в принципе. В этом плане экспедиция Бровкина окажет влияние не только на Россию, но и на весь мир. А ведь плавание 1725-1730 годов оказалось далеко не первым для Якова Ивановича….

Примечания

1. Значительная часть описанных экспедиций соответствует реалу, но совсем не упоминать их я не мог, так что пришлось углубляться в суровый реал.
2. Современный остров Хоккайдо.
3. Может байка, а может и суровый реал. Упоминания об этом я встречал, но они были недостаточно достоверны, чтобы утверждать с точностью.
4. Полагаю, запись в досье о кругосветке и большом объеме наработок в удаленных частях света пойдет Карлу Линнею только на пользу, и сделает великого ученого еще более великим. Тем более что на тот момент он еще просто увлеченный своим делом студент, а в таких случаях от предложения отправиться в рискованную, но масштабную научную экспедицию не отвергаются.
5. Таким образом, карты Северо-Западной Америки и Дальнего Востока можно засекретить, и остальные европейцы о местных берегах мало что узнают. Хотя если активно осваивать эти регионы, то долго секретность сохранять не выйдет….
6. Само собой, речь идет о реальном Анкоридже.
7. Т.е. испанцы и русские делят тихоокеанский берег Америки по реальной границе США и Канады. Все что южнее – испанское, все что севернее – русское. Что из этого может выйти – еще посмотрим….
8. Неочевидная рецептура, но для России куда более доступная, чем, к примеру, закупка цитрусовых, да и при наладке выращивания и сушения шиповника можно поиметь немало профитов, не завися от импорта.