Капрал Ройбах сидел в башне "Мадонны" и вспоминал. Он вспоминал четыре года бессмысленной бойни в которой он подневольно принимал посильное участие. Он вспоминал первые дни Революции, когда бежал трусливый Император и запуганный до кровавого поноса Двор Его Величества преданно поддакивая и приседая скоропостижно утверждал безумные указы нового революционного кабинета.
Вспоминал бешеную радость от ощущения внезапно навалившего счастья и свободы, пришедшее в замен угрюмому ожиданию конца. Конца который ежедневно обещали им, собравшимся на Площади Столицы юнцам и старикам будущие Неизвестные Отцы, обещавшие каждый вечер последний и решительный Штурм Имперской Охранки на их утлые баррикады. Тогда чудом обошлось и Император бежал, как то внезапно сникнув и бросив награбленное в надежде найти приют в соседней Хонтии.
Ройбах вспоминал тот праздник и веселье, улыбки счастливых людей окружавшие его на улицах Столицы и тела Героев погибших при штурме Имперской канцелярии. Их лица и тех кто выжил и готовился к новой светлой жизни, мелькали перед взором капрала. Лица товарищей вместе с которыми он записался добровольцем в первые же дни после Победы и лица тех кто этого не сделал. Лицо сестрички, не прошедшей аттестацию по территориальному акценту, потому что всю свою жизнь она прожила там, на юге Империи. Юге, который по чьей то преступной недальновидности вдруг превратился в одну из провинций Хонтии. Последнее известие от сестрички он получил на марше в Герштат, когда их броне-дивизия рывком пыталась оседлать ракадное шоссе связывавшее границу Империи и Дрин. Это была короткая записка, из которой он узнал, что больше он свою сестру не увидит. Лагерь перевоспитания Аотшвиц — место откуда выпускают только дым. В небо.
Ройбах вспоминал горящие угольными столбами в небо молельные дома в городах куда входила его дивизия и обугленные тела самосозженцев. Акуратные ряды самоубийц валявшиеся рядами у стен чветущих усадеб и санитарные зачистки городов от Хонтийских террористов. Смеющиеся лица Гвардейцев на фоне развалин селений Востока и лица "освобожденных" ими дехкан. Вспоминал цветные пятна гражданских, большие и маленькие, бегущие по бесконечному полю и пытающиеся укрыться от кинжальных очередей его "Мадонны". Он вспоминал это и многое другое, все то что выворачивало на изнанку смысл слов льющихся из репродукторов агит-машин.
Ройбах падал. Он падал в свой персональный ад. Место которое он сам себе создал, когда все что происходило вокруг него за эти годы вдруг всплыло и начало задавать вопросы. Ему — Ройбаху. И он не мог найти ответ, не мог спрятаться за дежурными фразами, заученными и отскакивающими от зубов. Капрал смотрел на дно. Дно собственной жизни и видел там только ужас.
Из забытья капрала вывел хрип рации в шлемофоне. Он приподнял голову и упершись лбом в резиновый упор визира крутанул рукоятку обзорного перископа. Их потрепанный в боях пятый броне-кавалерийский пехотный полк расположился подковой на склонах неглубокой впадины, по дну которой пролегало разбитое четырех летней войной шоссе. Кое где в тени, под пятнистыми бортами "Дикобразов" вспыхивали огоньки сигарет. Между машин уныло слонялись сгорбленные фигурки мото-пехоты, а над командирской машиной суматошно моргал красным фонарь секретной связи.
Рация просипела еще раз и Ройбах понял о чем докладывает боевое охранение. Гвардия. С запада, со стороны Столицы в долину входила длинная колонна черных транспортеров во главе с командирским бронеходом "Дракон-5". Аспидно-черный цвет всех без исключения транспортеров говорил о принадлежности колонны к Гвардии. Её колонна втянулась в долину и уткнувшись в фигурки командира броне-водушного полка барона Дуду и его заместителей, встала.
В этот самый момент в душе Ройбаха все встало на свои места. Куда то делась бездна разверзшаяся под ногами, руки обрели силу, а взгляд пронзительную остроту. От туда, из глубин сжавшейся в комок души, всплыла великая ненависть за испоганенную его жизнь и чужие смерти. Ненависть превратилась в холодное лезвие и слилась в три коротких движения. Левая рука Ройбаха решительно потянула рукоятку взвода орудий "на себя", взгляд впился в прицел, а правая рука вжала клавишу "Огонь" до упора. "Мадонна" томно набрала в глубины своего бронированного тела воздух раскручивая роторы орудийных систем и оглушительно взвыла всей мощью обеих шестистволок.
Две сиреневые струи раскаленного металла вонзились в полумрак и уперлись в голову колонны Гвардии. В прицеле было видно как кучка человеческих фигур стоящих у бронехода Гвардии скрылась в серии слепящих разрывов. Удовлетворенно хмыкнув Ройбах довернул педалями башню "Мадонны" и корпуса гвардейских транспортеров покрылись сияющими язвами пробоин и вспышек разрывов. Редкие рикошеты вонзались в багровое небо освещенное заходящим светилом и смерть танцевала свой победный вальс среди безумных фигур мечущихся гвардейцев. Потом "Мадонна" затихла и только ровный гул турбин напрасно толкающих пустые роторы стволов не давал услышать многоголосый вой раненных.
-Ну ! Давайте ! Скорее!- закричал Ройбах ожидая, что вот вот, через секунду в борт его машины влетит раскаленная болванка Гюрзы и все закончится. Так и случилось. Два ядовито зеленых трассера с разных сторон вонзились в борта командирского бронехода Гвардии, уже разворачивавшего свой огромный ствол в сторону Ройбаха и тот окутался двойной вспышкой. А потом башня бронехода нехотя подпрыгнула и разматывая вокруг себя веер разгорающихся зарядов полетела за холм. И тут же, как по мановению волшебной палочки, колонна Гварди запуталась в густой паутине сотканной из сотен струй разноцветных трассеров. Избиение продолжалось не долго. Через полчаса последние, бешено огрызающиеся черно-погонники были добиты поднаторевшей в боях "махрой" и над долиной простерла свои мохнатые крылья тишина.
Ройбах обессилено выбрался из башни и содрав мокрый шлемофон бездумно наблюдал как за его, потрескивающую после стрельбы "Мадонну", несколько молчаливых танкистов уволокли дико верещавшего священника Паку. Того самого, что освятил месяц назад массовое самосожение жителей шахтного поселка Аттра. Штаны святоши были мокрыми до колен, а голос срывался на женский визг. Гулко рявкнули штурмовые дробовики и визг представителя Всевышнего захлебнулся.
-Ну что Рой, поехали домой? — раздался голос откуда то снизу.
Капрал опустил голову и посмотрел в глаза своего водителя Акселя. Вокруг него понемногу начала скапливаться толпа. Все смотрели на Роя и ждали. Чего ждали? Шага. Просто следующего шага. Они верили в то что Рой уже не остановится. Он устало кивнул и разом солдаты бросились по машинам. Капрал сунул руку в башню, нащупал тангенту и прижав ларингофон к горлу произнес в общий канал короткое и долгожданное слово. "Домой!" Рыкнули сотни дизелей, провернулись сотни гусениц и тысячи колес, и колонна двинулась к выходу из долины в сторону заходящего светила.
А над выжженной степью призрачными нитями неслись в разные стороны слова.
-Домой!! На Столицу! — и тут же, за краем пустыни или на гоных перевалах, в приморских дюнах и в разрушенных городах, вспухали облака пыли и выхлопных газов, и срывались с места опаленные в боях войска и рвались в сторону города который их когда то послал на Войну.
Армия шла домой и ей было что спросить, и было в кого выстрелить последним в этой войне патроном.
