«Дети железного века» (новая редакция) — 2.
Четверг. В лето 7439 года, месяца октября в 3 — й день (3 — е октября 1930 года). Седмица 19 — я по Пятидесятнице.
Москва. Сретенка.
…Неповоротливый «штевер» заведующего Московским уголовным сыском Карла Ивановича Петерса подъехал к «Гранд — Электро» в начале пятого. Картина была знакомая: среди развалин и машин стояли и прогуливались люди, поблескивали седины, в глазах рябило от золотой мишуры на парадных мундирах — собралось человек пятнадцать, не меньше: представительные «паккарды» министра Государственного Призрения и министра юстиции, прокурорский «зауер», шведский «сааб» министра внутренних дел, «ситроен» главы Департамента Государственной Охраны, «унион» начальника Московской городской полиции, несколько карет скорой помощи и машины поневзрачнее, с начальниками поменьше рангом…Чиновный люд, призванный обеспечить правопорядок в державе и в столице…Здесь оказались те, кому положено и множество тех, которые могли пребывать где — то в другом месте. Суетились, мешали друг другу…
Карл Иванович Петерс уже знал, что столичная полиция явилась на место преступления с опозданием. Зато заявилась целым полчищем сыскарей. И ясно было — расследование началось безобразно.
Вышедшего из «штевера» Петерса тотчас поманил к себе пальцем министр внутренних дел князь Борис Викторович Ромодановский. Он был высок и костляв. На нем была уже изрядно изгвазданная в штукатурке шинель. Лицо министра было плохо выбрито и желто. Министр в одиночестве стоял возле развалин министерства Государственного Призрения и рассеянно посматривал по сторонам.
-Ну, Карл Иванович, долго едешь, я, министр, раньше тебя тут оказался. — сказал министр, даже не поздоровавшись с Петерсом, а лишь сухо кивнув головой. — Таперича явился ты, и эк, как обрадовал! В Москве с умным человеком разве раз в год удается поговорить, да и то в високосный, а нынче набежало, и при том не все из них лошадники и охотники. Готовься, Карл Иванович, к таким пожеланиям сверху, что мало не покажется. Пострашнее самого сурового приказа будут. Дело, сам понимаешь, насколько архиважное…Удели произошедшему серьезное внимание. Создай группу, сам ее возглавь. Тесное взаимодействие с прокуратурой, она тоже бросила на это дело лучшие силы.
Министр кивнул в сторону прокурорского:
-Видишь, красота подвалила! Фуражка всегда набекрень, бакенбарды на плечах, ноздри как у селедки. Эффектный служака, да к тому же серцеед — горничные все от него без ума.
-Вас, Борис Викторович, не разберешь, хвалите вы или смеетесь. — осторожно ответил Петерс.
-Господь с тобой, Карл Иванович! — вскинулся министр. — Да где же смех? Я всегда от души говорю: что на уме, то и на языке у меня. Я человек простой.
Тон, каким министр разговаривал с заведующим столичным сыском, был равнодушен и воплощал образец стабильности и нагловатой уверенности. Это почему — то неприятно поразило главного сыскаря. Министр внутренних дел, матерый лис, редко когда бывал мягок в общении, разговаривал с подчиненными не очень любезно, неприветливо, голос повышал частенько, и бразды правления министерством держал крепко, поистине ежовыми рукавицами. Карл Петерс, который голоса никогда не повышал — сказывалось нерусское происхождение, знавал князя Ромодановского давно, им приходилось не раз сталкиваться по службе. Толковый сотрудник политического сыска, опытный и искушенный стратег, человек тонкого аналитического ума, помноженного на врожденную склонность к дворцовым интригам и маниакальную недоверчивость, Борис Викторович Ромодановский предпочел двигаться наверх. В меру ублажая, но не раздражая, избегая кстати и некстати умных слов, заметных промахов, он забирался все выше и выше, и стал наконец министром. Петерс слушал министра, старательно изображая беспредельную преданность, внимание и доверие, но, как водится, держал в кармане фигу и считал Ромодановского (про себя, конечно, вслух такого не скажешь!) большим хитрецом. А быть хитрецом на Москве — не профессия, а призвание. Нелегкое, ох нелегкое, дело приводить в действие рычаги реальной власти в огромной стране, где дистанция от всемогущества до пули в затылок или петли нередко измерялась в иные времена всего несколькими саженями пути между двумя служебными кабинетами…
-Пойдем — ка, Карл Иванович ко мне в машину, пошепчемся. — сказал Ромодановский.
Министр и заведующий Московским уголовным сыском сели на заднее сидение «сааба». Шоффер тотчас вышел и затоптался возле капота.
На заднем сидении у Ромодановского был оборудован маленький ящичек с напитками в небольших пузатых бутылочках — графинчиках, наполненных разноцветными напитками. Тут же присутствовали серебряные рюмашки чуть побольше наперстка.
-С чего начнем, Карл Иванович, с зубровки или с рябиновой? — спросил Ромодановский, взявшись прозрачно — желтой рукой за один из графинчиков. — Мы тут старые: с зубровки с родной все начинают!
-Попрошу, пожалуй, рябиновой.
-Дамской? Охо — хо! Портится свет, как я вижу!
Налил, однако, рябиновой, сам выпил, крякнул и перешел к делу:
-Дело политическое — это ясно. Политический террор, если подразумевать под этими словами «применение силы или угрозу ее применения в политических целях», к сожалению, имеет очень богатую историю. Громкие террористические акты совершались в разных странах и в разные исторические эпохи. Кто — то утверждал, что любой террористический акт, какими бы причинами он ни был вызван, является обыкновенным преступлением, страшным грехом или нарушением человеческой морали. Вы, Карл Иванович, ведите расследование именно как по обычному уголовному преступлению.
-Трудно вести политическое дело, как обычное уголовное. — сказал Петерс.
-Давай — ка вместе немного порассуждаем, Карл Иванович…- негромко проговорил Ромодановский. -Итак…Взрывом огромной силы на Сретенке убито несколько десятков человек, много раненных. Явно — это дело рук не уголовной шпаны, а радикалов. Каких, и догадайтесь — рэволюционэров…По логике вещей радикалы должны были, от жалких «хлопушек» в стиле бомбометателей начала века и двадцатых годов, перейти к серьезным делам и взорвать по меньшей мере вагон, начиненный динамитом. А динамит сей они мели по сусекам, и, полагаю, обратились также и к уголовным элементам. Однако, речь идет о конкретном случае, то есть о конкретном преступлении, взрыве, повлекшим многочисленные человеческие жертвы и разрушения в центре столицы. За этим фактом стоит наша действительность. На этих фактах, на этой действительности, мы и будем строить свою работу. Вы по своей линии, другие — по своей…Департамент Государственной Охраны также подключен к расследованию сегодняшнего террористического акта. Дело весьма щепетильное в какой — то мере…
-Не совсем вас понимаю, Борис Викторович…
-Вы видели, сколько одних только министров на взрыв съехалось?
-Видел…
-И, надеюсь, уразумели нашу нынешнюю, с позволения сказать, власть?
-Вот как?! С «позволения сказать»?
-Да, вот так. — Ромодановский налил еще, себе, выпил, сделал короткую паузу и продолжил. — Такого правительства у нас никогда не бывало. Истинным чудом держимся. Карл Иванович, для вас не секрет, что за фанатиком, даже за фанатиком одиночкой, стоит государственная секретная служба?
-Собственно…
— А за каждой секретной службой маячит определенная политическая комбинация. Буду с вами откровенен: эволюционная вместимость нынешнего режима оказывается где — то слишком ничтожной даже для нашей политической улиты. Политическое развитие России перерастает, перегоняет царскую эволюционность. Это обостряет нетерпение государя и озлобляет извечную нашу подозрительность. Политические реформы стоят в длинной томительной очереди у глухих ворот истории. Было время, когда жила надежда, что наш государь выступит в роли рулевого политического и экономического раскрепощения страны, но как — то так стало, она, надежда эта, куда — то исчезла. Однако, будем помнить, как поется в одной песне: «Государь у нас помазанник Божий, никогда он быть неправым не может»…
Министр внутренних дел Ромодановский умел говорить долго и красноречиво, а Карл Петерс умел слушать внимательно и терпеливо. Ромодановский с некоторых пор обожал цветастые фразы, Петерс — задумчиво морщился при цитированиях изречений великих поэтов и политиков….
-Что в итоге? — продолжал Ромодановский. — Ставя своей целью в центре всех государственных забот сохранение власти и неприкосновенность своей венценосной личности, подменивая государственные интересы личными, наш царь достиг прямо противоположного результата — его личность стала политической мишенью, центром, на котором сосредотачивается недовольство и ненависть, красным цветком, который впитал и воплотил в себе все зло. В связи с этим в России оживают настроения дворцового переворота и индивидуального политического террора. Сегодняшний взрыв — не исключение.
«Эге, а дело попахивает», — подумал Карл Иванович, — «Что — то неясное и неладное…Министр в случае чего не моргнет глазом, отдаст на закланье, а уж о поддержке и думать нечего. Лучше будет, затаившись, молчать, когда другие молчат, и дел не делать — авось тогда не подкопаются; а то сожрут и не подавятся, только высунись не к месту и не ко времени»…
-А посему, Карл Иванович…У нас в России секретных служб полным — полно, так что ведите дело осторожно и аккуратно, старайтесь не наломать дров. Докладывайте о ходе расследования лично мне. И еще…Карл Иванович, чтобы вам было легче, взгляните на это вот… — Ромодановский вытащил откуда — то и протянул Петерсу скомканные листки плоховатой серой бумаги.
-Что это?
-Прокламации. На лавке, в скверике у Крестовского переулка, что возле Антроповых ям*, найдены. Кто — то забыл кошелёк, где вместе с деньгами лежали эти самые прокламации. Полагаю, что этот кто — то — женщина. Бомбистка. Революционерка. Текст прокламаций исходит из факта, что сегодняшний террористический акт уже состоялся. Вот, пишут же — «Мы будем систематически уничтожать всякого представителя царской власти до тех пор, пока не явится возможность работать для народа законными путями, свободным словом в печати и свободной речью во Всероссийском земском собрании. Мы положим оружие только тогда, когда правительство, искренно и навсегда отказавшись от угнетения народа, созовёт свободно избранных всей русской землёю людей земских и вверит им судьбы государства…».
-Прокламации когда были найдены?
-Сегодня, Карл Иванович. Сегодня. За пару часов до взрыва.
=================================
у Антроповых ям* — местность в Москве, в районе Селезневских парных, состоящая из пустыря и двух прудов, используемых для разведения рыбы. Кроме того, воду из этих прудов использовали для парных на Селезнёвской улице.
