31 августа 1932 года. Вторник.
Москва. Британское посольство.
Английское посольство поначалу разместилось на «Английском подворье» (второе название — Старый Английский двор), которое располагалось на улице Варварка в Зарядье. Это подворье, построенное московскими купцами в XV веке, позднее, в эпоху царя Ивана Грозного, было передано для нужд английских торговых представителей (завозили в Россию сукно, металлическую посуду, порох, вывозили меха, пеньку и древесину). С середины 90 — х годов XIX века английская дипломатическая миссия наконец покинула ставшее крайне тесным даже несмотря на значительные переделки и пристройки «Английское подворье» на Варварке, и переехала в Колпачный переулок, у Покровки, в любезно предоставленный представителем английской фирмы «De Jersey & Co» Андреасом Кнопом особняк — настоящий готический замок с граненой зубчатой башенкой и щипцовыми фигурными завершениями, в прекрасный образец неоготического стиля, тяготеющего к «тюдоровской готике». Особняк был построен в неоготическом стиле архитектором Карлом Васильевичем (Густавичем) Трейманом в 1900 году. Здесь же, неподалеку от особняка, располагался евангелическо-лютеранский кафедральный собор святых апостолов Петра и Павла. На Варварке осталось британское торговое представительство.
Английское посольство в Москве возглавлял посол Его Величества, сэр Перси Лорейн, 12 — й и последний баронет Киркхарл в графстве Нортамберленд, непревзойденный дипломат, с интеллектом, энергией и немалым высокомерием. Он знал русский язык, немало занимался историей русской политики, очень высоко ставил русскую классическую литературу. На Ильинке* его не очень — то привечали за спесь, которую ошибочно полагали явлением типично британским, и даже не всегда скрывали этого — глава российского внешнеполитического ведомства князь Долгоруков не упускал случая дипломатично, но с тонкой издевочкой, «поддеть» «типичного Джона Питбуля». Посол явственно чувствовал и всю тяжесть нерасположения к себе со стороны Форин — оффиса и Даунинг — стрит 10; премьер — министр при упоминании имени посла морщился и грубо, в стиле валлийских анекдотов отзывался об умственных способностях Лорейна, лорд Хардинг, помощник статс — секретаря по иностранным делам отказывался принимать доклады, в английском внешнеполитическом ведомстве кривили рты. Впрочем, посол спокойно и терпеливо относился к тому, что министерство иностранных дел и кабинет министров предпочитали своих оптимистичных послов своим пессимистичным и считали тех, которые предостерегали их против надвигающихся опасностей и бедствий, «немного неуравновешенными», «нервными» или «нездоровыми».
Тем не менее, сэр Лорейн однажды был удостоен личной аудиенции русского государя, продолжавшейся целых сорок две минуты — факт неслыханный, особенно если учесть, что его предшественник не имел личной встречи с Федором Алексеевичем ни разу за все время пребывания на своем посту. Дипломатическая Москва долго говорила об успехе сэра Лорейна и делала из этого выводы огромного политического масштаба.
Вторничное совещание аппарата британского посольства в Москве началось в девять часов утра. Обычно подобные совещания проводились в десять часов — это давало возможность с утра просмотреть почту, ознакомиться с русской прессой и текстами телеграмм, полученными накануне. Но посол Его Величества внес изменения в административный распорядок миссии, сделав совещания по вторникам частью дипломатической деятельности.
На совещание были приглашены «сливки» посольства: начальник политической канцелярии посольства и первый секретарь Рэмси Алан Гордон, старший советник посла Дэвид Хардиндж, второй секретарь Хэмфри Уилсон, коммерческий советник британской миссии Малькольм Каррингтон и военный атташе полковник Чарльз Джеймс Эшби.
В ожидании, когда соберутся все приглашенные, посол молчаливо помешивал сахар в микроскопической чашечке кофе. На столе перед Лорейном лежала газета.
-Господин посол, вы уже читали? — спросил полковник Эшби, небрежно кивая на газету.
Посол кивнул.
-Неплохая статья, рекомендую. — полковник Эшби обратился к присутствующим. — «Европа парализована страхом»…Звучит, а?
-С нее и начнем наше совещание, джентльмены, — откашлявшись, негромко проговорил посол, когда все приглашенные (последним явился Чарльз Энтони Вудвард Мэннинг, занимавший должность советника по международному праву в политическом отделе посольства) собрались в его рабочем кабинете. — Позавчера в пражской «Господжарске Новины», газете, весьма близкой к политической канцелярии доктора Крамаржа, появилась прелюбопытная статья. Я позволю себе зачитать некоторые моменты, излагаемые в статье…
Сэр Перси Лорейн отставил чашечку кофе, взял газету и монотонно стал читать:
«Снова, в который раз, правительства нескольких стран Западной Европы заговорили о своей озабоченности судьбами стратегической «сцепки» между военно — политическими системами, сложившимися в рамках Рейнского гарантийного пакта. Для этого им пришлось даже наметить созыв конференции в Лиссабоне на середину октября. «Европа парализована страхом», — заявил министр иностранных дел Франции господин Моизи, объясняя это «исчезновением условий безопасности вследствие логики ослабления военной мощи Европы и пресловутая русская угроза, вытекающая из существа договоренностей между Россией и некоторыми европейскими державами. По словам Маизи, западных европейцев напугала перспектива развития «привилегированных» отношений между Россией и Германией. Об «опасности» сокращения германского вклада в оборону Европы толкуют и по другую сторону Ла — Манша, запугивая англичан перспективой ослабления безопасности их страны и ее континентальных союзников. Маизи устрашает французскую нацию «нейтрализацией» Германии, которая — де непременно произойдет, если зарейнский союзник Франции захочет и дальше идти по пути новых сближений с Россией и слишком открываться Востоку, как выразился, например, председатель военной комиссии французского национального Собрания Франсуа Фийон. Он даже выдвинул требование — не дать Германии «сползти к слишком нейтралистской политике». В том же духе выступает и премьер — министр Франции Анри Молле. В интервью нашей газете он, хотя и в несколько деликатной форме, но недвусмысленно, предостерег Берлин от нейтрализма, который, по его словам, обязательно толкнул бы Германию в объятия России и явно стал бы поводом для кризиса. Конечно, все эти тревоги беспочвенны: в Германии пока не наблюдается никаких признаков, на основе которых можно было бы предположить, что она помышляет впасть в «нейтрализм», или хуже того, для западно — европейских «партнеров», броситься в объятия матушки России. Несерьезно выглядят и страхи по поводу западно — европейской «сцепки». Если говорить не о широкой публике, а о правительственных сферах, осведомленных о положении вещей, то вряд ли можно всерьез поверить в их обеспокоенность. Дело, скорее, в преднамеренных пропагандистских формулировках, призванных обосновать и оправдать официальный курс Парижа и Лондона на сохранение по меньшей мере их собственных политических, экономических и военных потенциалов. И Париж, и Лондон по — прежнему полны решимости способствовать образованию западно — европейского военно — политического союза и объединению военно — экономических структур»…
Сэр Перси Лорейн отложил газету и сказал:
-Я просил подготовить обзор европейской и здешней прессы, в котором разбирается тема данной статьи.
Обзорами прессы обычно занимался аппарат советников посла. Собственно, аппарат советников, не более чем политический отдел, который организовывал сбор и обработку политической информации по стране пребывания, в британском посольстве в Москве был представлен всего двумя сотрудниками — русские власти с крайней неохотой шли на какие — либо увеличения «дипломатической квоты» для английской стороны.
Дэвид Хардиндж начал свое сообщение раздраженным тоном, в котором сквозила некая безнадежность.
-…«Русский курьер» вчера поместил куцый комментарий к материалу чешской прессы, в которой взвешиваются шансы Москвы на продолжение курса на нейтрализацию Германии. Автор статьи пишет, что у России нет ни одного пункта в повестке вероятных переговоров, по которым русские и немцы смогли бы договориться. Ни одного. Русское правительство может добиться успеха только с помощью доброй воли неудачливого правительства Германии. «Русскому курьеру» вторит проправительственная газета «Вече», утверждающая, что нынешнее правительство потеряло все свои козыри, не имеет достаточной поддержки в верхах и среди русских политических партий…
-Что еще? — устало спросил посол.
-В «Биржевых ведомостях», «Голосе», «Правительственном вестнике» довольно слабые материалы, в основном касающиеся вероятных перспектив экономического сотрудничества России и Германии. Отмечается понимание того, что продолжение интенсивного развития возможно при осуществлении активного присутствия на западных рынках.
-Собственно, все ваше сообщение сводится к одному: в русской прессе об интересующем нас вопросе вероятного русско — германского сближения не говорится ничего, либо говорится очень глухо?
-Именно так. Русских гораздо больше интересуют результаты парламентских выборов в Германии. Публикуют уточненные результаты голосования, сведения о партийном и персональном составе избранного рейхстага, знакомят читателей с позицией германского канцлера.
-Что еще?
-В России германские выборы оценивают следующим образом: произошло ослабление центральных и усиление правых партий. Впрочем, неослабленными оказались в центре — католическая партия «центра» и на левой — социал — демократы. Они сохранили свое прежнее значение, и этим определяется возможность гладкого «парламентского» развития политической жизни Германии. В эмоциональных комментариях, как обычно, недостатка нет. В «Вечернем времени» высказано мнение, что эти выборы — «русские», так как «русский вопрос» на них главный. В то же время в «Новостях» «отмечают «легкомысленную постройку этих выборов», что в результате не сулит ничего хорошего. Очень хорошо высказался Мартенс, бессменный руководитель русской академической Комиссии по изучению естественных производительных сил, давший политический комментарий выборам в Германии…
-Зачитайте. — распорядился посол.
-«Несмотря на весь «антимодернизм» католичества, вся современная демократическая Европа, и не только одна Европа, считается с влиянием Рима как моральной и политической силы, пожалуй не менее, а более, чем абсолютистская Европа XVII и XVIII веков. Думал ли Вольтер, когда он произносил свое пресловутое «Ecrasez I’mfame!»*, что в первом тридцатилетии века нынешнего ни в одной культурной и демократической стране Европы нельзя будет управлять без католиков? В Австрии и Франции нельзя управлять без католиков, премьер — министр преимущественно протестантской Голландии — католический священник, в Чехии глава кабинета — католический деятель. Теперь и во главе правительства Германии стоит католический священник — профессор»…
-Благодарю вас, Дэвид, — сказал посол Лорейн без тени благодарности в голосе и Хардиндж вдруг почему — то покраснел. — Есть у кого — нибудь дополнения?
-Есть. — Каррингтон поднял руку и шутливо помахал ею в воздухе, как бы привлекая к себе внимание присутствующих. — Это к вопросу о желании Германии «броситься в объятия матушки России». Вчера я виделся с германским торговым атташе Лорхером. Он поведал мне веселую историю о том, как министериаль — директор германского внешнеполитического ведомства* на днях, в Потсдаме, катал на лодке супругу русского посла и неожиданно затянул русскую народную песню «Из — за острова на стрежень». Супруга русского посла подхватила. Сцена в лодке была прямо — таки идиллическая…
-Анекдот. — буркнул старший советник посла Дэвид Хардиндж.
-Есть еще дополнения? — спросил посол.
Второй секретарь Хэмфри Уилсон принялся длинно и невразумительно излагать слух, который ему сообщил московский корреспондент парижской газеты «Матэн», в свою очередь узнавший его от кого — то из посольских чиновников, который слышал его от кого — то, имевшего связи в неназываемых московских деловых кругах. Дело сводилось к тому, что будто бы кто — то из русских промышленников вел осторожные беседы со шведским посланником на предмет организации неофициальных встреч российских и шведских дипломатов.
-В неназываемых московских деловых кругах? — переспросил посол, доставая из внутреннего кармана костюма рабочий блокнотик.
-Составьте телеграмму в Лондон с изложением слухов. Пусть подошьют к делу. — с усмешкой в голосе сказал Малькольм Каррингтон.
Посол пометил что — то в своем маленьком рабочем блокнотике.
-Вреда не будет. — кивнул он, убирая черную записную книжечку во внутренний карман костюма и обводя собравшихся строгим взглядом. — Однако, вы зря посмеиваетесь, мистер Каррингтон: особые проблемы Швеция все — таки вызывает. В первую очередь своей нейтралистской самостоятельной политикой. Ее ближайшие соседи — Дания, Норвегия тоже не очень довольны тенденциями усиления нашего политического влияния. А русские весьма удачно оказывают поддержку этой линии, как бы закрепляя статус северных стран как «вольных» торговых посредников. Теперь перейдем к указаниям общего характера: в связи с отмечаемым в эту среду русским религиозным церемониалом на Красной площади и в Кремле, все мы, здесь присутствующие, обязаны быть на гостевой трибуне. Мы получили из протокольного отдела русского министерства иностранных дел приглашения и стандартные пропуска для прохода на трибуну, отведенную под размещение иностранных дипломатов. Я имел честь разговаривать с дуайеном дипломатического корпуса в Москве и обсудил с ним вопросы, могущие возникнуть по ходу завтрашней церемонии. Русское внешнеполитическое ведомство получило заверения дуайена, что все главы дипломатических представительств почтят своим присутствием торжество. Надеюсь, вы все хорошо понимаете ответственность. Любой наш прокол, любую нашу ошибку, даже протокольного характера, русские воспримут крайне болезненно. Тем более, если это произойдет в день их религиозного торжества. Русские вообще люди очень ранимые. И не очень расположены к нам, англичанам. Мне, да и вам всем, представляется неоспоримым тот факт, что антибританская кампания Москвы нисколько не умерла. И отношения в настоящее время ничуть не лучше, чем прежде. Поэтому не стоит создавать лишних затруднений, которые могут поставить нас в неловкое положение.
-Во имя политической целесообразности. — добавил Хардиндж.
-Я вас понял, мистер Хардиндж. — с усмешкой ответил посол. — Я тоже привык рассматривать любой вопрос с точки зрения интересов Британской империи.
-Мы справимся, сэр, — ледяным тоном сказал первый секретарь Гордон. — Английская дипломатия гибкая, но стабильная. Мы умеем проявлять выдержку и умение широко смотреть на вещи.
-Но твердую решимость обеспечить наши национальные интересы и достигать успеха там, где это кажется недостижимым, никто не отменял. — добавил Хардиндж.
-Безусловно, мистер Хардиндж. — сказал посол, — Поэтому я также прошу довести до сведения всех сотрудников миссии, чтобы не было никаких демонстраций пренебрежительного отношения к русским религиозным церемониалам. Мы должны показать своим примерным поведением, что уважительно относимся к русским традициям.
-Этот день по русской церковной традиции называется началом индикта или новолетием. — сказал Гордон. — Это был день «подведения итогов» урожая, уплаты оброков и пошлин, завершения действующих торговых договоров и заключения новых, сдачи в аренду земельных, охотничьих и рыболовных угодий. Сентябрьское новогодье имело под собой и церковную основу. В этот день русскими почитался преподобный Симеон, первый столпник, прозванный в народе Летопроводцем. В Русской Православной Церкви слово «инди́кт» сохранилось в церковном Уставе и служит для обозначения годового круга богослужения. Начало индикта, или начало новолетия, является церковным праздником.
-Пожалуй, новолетие является самым незаметным православным праздником. — заметил второй секретарь Хэмфри Уилсон. — На Руси продолжают жить по старому византийскому календарю, даром что самой Византии уже нет.
-Дурацкая традиция, вы не находите? — буркнул полковник Эшби. — Русские отмечают новый год в сентябре. Они и в самом деле варвары.
-Полковник, принцип православной церкви таков, что святость не принадлежит к обычному и обыденному пространству и времени. — сказал Каррингтон. — Даже иконы, установленные на стенах храма, не должны часто менять свое месторасположение. Их не должно касаться перемещение с одного места на другое. Мощи, хранящиеся в специальных ковчегах и закрытых раках, не должны соприкасаться с устами грешника. Такой же неприкосновенностью обладают и церковные догматы и формулы, в которых не допускается вносить коррективы и исправления…
-Благодарю вас за разъяснение. — обидчиво выдавил из себя полковник Эшби.
-Полковник Эшби, вам следует получше ознакомиться с традициями и обычаями русской жизни. — сухо сказал Каррингтон. — В России, вот уже на протяжении веков первый день осени — это церковно — государственный праздник. В этот день совершается особая праздничная служба — «чин летопроводства», во время которой епископ с процессией выходит на городскую площадь, где поются праздничные песнопения, читается Апостол и Евангелие, а затем под пение тропаря праздника все идут в храм, там совершается Божественная Литургия. Главное торжество по традиции происходит в Москве на Соборной площади Кремля. На площади воздвигается помост, на него поднимаются патриарх и царь и возвещают оттуда об окончании года. Патриарх, по обычаю, святит воду и этой водой кропит царя и стоящий вокруг народ, осеняя крестом государя, молится об его долгой и счастливой жизни, а народ в это время громко кричит: «Великому Государю нашему и детям его многая лета!». При этом все радостно поздравляют друг друга, желая каждому долгой жизни.
Слова коммерческого советника вызвали легкое оживление среди собравшихся, однако никто не стал возражать. Сэр Перси Лорейн сидел очень прямо за своим столом, и по его красивому лицу было видно, что он едва сдерживает неприязнь ко всем присутствующим.
-Я нахожу это анахронизмом и отсталостью русской цивилизации. — не сдавался Эшби. – Россия — это страна суровой и невежественной монархической диктатуры, погрязшей в своей ортодоксальности и стремящейся экспортировать мертвую азиатчину.
-Бывали ли вы, дорогой полковник, в русской церкви, на богослужении? — спросил Каррингтон.
-Нет.
-Вот — вот. Если бы бывали, то убедились воочию в том, что русские люди святые. А святых нельзя победить.
-Хватит. Полковник Эшби, находите, что хотите и чем хотите, но про себя. И пожалуйста, не афишируйте своего собственного взгляда на положение вещей. — сказал посол Лорейн. — Самое главное сейчас для нас — сохранить доверие со стороны русских властей.
-А между тем, русские то и дело дают понять нам, что мы их обидели. Чем — то. Не знаю, чем именно. — вставил Гордон. — Их отношение к нам подчеркнуто — холодное, мы находимся под постоянным наблюдением. Мы испытываем серьезнейшие затруднения в повседневных деловых контактах с их министерствами…
-Все объясняется просто. — сказал Малькольм Каррингтон. — Едва мы вырабатываем твердое мнение, позиция Лондона за какие — то часы меняется существенно. Мы должны начинать все сначала. Нам даже блефовать не с чем. Скоро вы все увидите это. На конференции в Лиссабоне. У нас всюду круглый ноль. Ноль былой мощи и ноль силы Британской империи, над которой никогда не заходит солнце…
Посол взглянул на коммерческого советника с легким неудовольствием. Ему было известно, что Каррингтон представляет в посольстве интересы «Интеллидженс сервис». Сэр Перси Лорейн был карьерным дипломатом. Он был весьма осмотрителен в выборе знакомств, старался избегать каких — либо неудобств в карьере и всегда сторонился людей из «службы», не верил им и опасался их.
-Удивительно, почему же русские все еще готовы вести игру с полными нулями? — усмехнулся Мэннинг, до этого момента хранивший молчание. Посол Лорейн внутренне напрягся — взгляды Мэннинга по некоторым вопросам международной жизни зачастую вызывали скандальный резонанс из — за чрезмерной оригинальности и категоричности суждений. К тому же, по меркам британской дипломатической службы, он был еще сравнительно молод для занимаемого им поста, раньше занимался преподавательской деятельностью в Оксфорде и, вдобавок, не являлся даже англичанином по происхождению. Впрочем, опыта дипломатической работы ему было не занимать: некоторое время, больше года, Мэннинг был личным помощником Генерального секретаря Рейнской Лиги Наций.
-И почему же? — коммерческий советник столь откровенно ухмыльнулся, что Лорейн даже зажмурился от неудовольствия и возмущения.
-Вероятно потому, что есть ожидание разумной возможности соглашения. — ответил Мэннинг. — Двусторонние переговоры позволят рассеять недоразумения и устранить атмосферу беспокойства, создавшуюся в отношениях двух великих держав.
Посол перевел дух. Он ожидал, что Мэннинг «закусит удила» и начнет всерьез спорить. Но тот решил проявить благоразумие. Однако Каррингтон решил поддеть молодого сотрудника:
-Я слышал, вы в Оксфорде учили школяров, а после перекладывали бумажки на столе самого главного в Рейнском «Союзе народов». Ни то, ни другое не идет на пользу практической деятельности, но предоставляет шанс поиграть в теории, что вы нам сейчас и продемонстрировали. Сказали бы уж проще: нам надо потянуть время. Как сложится конференция в Лиссабоне неизвестно. Нужно иметь запасной вариант. Если ничего не выйдет в Португалии, миссия лорда Милна окажется спасительной соломинкой — мы готовы к диалогу, чтобы там русские себе не думали, мы послали к вам, русские, славного парня, Монти Милна, целого министра!
Мэннинг сердито засопел, собираясь ответить, но взглянул на мертвенно — бледного посла и промолчал.
-Я не думаю, что русское министерство иностранных дел питает иллюзии относительно шансов проводить политику сближения с нами. — сказал Каррингтон. — Монти Милн в роли переговорщика? Абсурд! Переговоры не могут вестись ради переговоров, за исключением тех редких случаев, когда их проводят страны, пребывающие в состоянии конфронтации.
-Россия и Англия не находятся в состоянии войны или конфронтации, но сам факт встречи в Москве уже можно считать успехом. — возразил Мэннинг.
-Угу. После двух конференций: в Лондоне и в Генуе, идея сколачивания коалиции против России еще не испустила дух, но и не исторгнула из своего чрева никакого результата. Надежды кабинета Его Величества на встречу в Лиссабоне. Уж там сколотят блок! А пока не сколотили, можно пустить пыль в глаза и отправить в Москву лорда Милна. Порой мне приходит в голову, что может быть, было бы проще вообще не затевать этой интриги с поездкой сэра министра в Москву.
-Парламент настроен достаточно решительно…
-Те, кто направляет сюда рубаху — парня Монти, ни минуты не думали о серьезной повестки для переговоров. Британский министр едет в Москву только потому, что не может не ехать. Но, отправившись на переговоры, он заранее решил не делать ничего, что могло бы способствовать улучшению англо — русских отношений. Господин посол, сэр, позволите мне высказать мнение?
Посол кивнул.
-Поднимать идею общеевропейского договора, на мой взгляд, преждевременно. Я бы не советовал. Вся эта идея с антирусской коалицией окажется связана с ситуацией щекотливой. Нам бы стоило забыть на время о сколачивании блока против Москвы. Англия, вернее кабинет, делает ошибку.
-Англию легко пинать. — сказал Хардиндж.
-Да уж, пнуть старушку под зад несложно. — дерзко рассмеялся Каррингтон.
-Неслыханно! — Хардиндж чуть не задохнулся от возмущения. — Каррингтон, вы думаете, когда и что говорите?!
-Постоянно. — кивнул коммерческий советник. — Кстати, и вам советую.
-Довольно. Я слышал достаточно и прошу прекратить подобного рода разговоры. Это касается исключительно вас, Каррингтон. — сказал посол, решив поддержать своего советника. — Мы стоим на зыбкой почве. Что дальше?
Первый секретарь растерянно пожал плечами.
-Перейдем к частностям… — посол вновь вынул черную записную книжку из внутреннего кармана. Она неприятно, картонно, хрустнула, когда он раскрыл ее. — Вчера у меня была аудиенция у князя Долгорукова. Он, хотя и держался очень любезно, но совершенно отчетливо дал понять, что не потерпит никакого обсуждения российской внутренней политики.
-Есть повод? — подал голос полковник Эшби.
-Разумеется. — кивнул посол.
-Весомый?
-Русские крайне негативно оценили прибытие в Москву нашей правительственной делегации во главе с министром внешней торговли лордом Милном. Он едет в Россию, чтобы выслушать какие — либо конкретные предложения по восстановлению нормальных, дружеских связей, от русского правительства, поскольку сам он на это не уполномочен.
-Таких предложений лорду Милну сделано не будет. Это было ясно с самого начала. — сказал Каррингтон. — У русских на этот счет серьезные возражения.
Посол даже ухом не повел на реплику коммерческого советника:
-Основной упрек, который мне высказал князь Долгоруков — миссию лорда Милна он считает светским визитерством. И вдобавок, что лорд Милн намерен заниматься изучением внутренней социально — политической обстановки в России. Форин — оффис допустил утечку в прессу, чтобы успокоить оппозицию, заверив всех, что он тесно сотрудничает с русским правительством. Среди множества слов, видимо, промелькнуло и про интерес миссии лорда Милна к делам внутрироссийским.
-Насколько мне известно, в действиях лорда Милна никакой критики российской внутренней политики не отмечено. — заметил Гордон.
-Пока не отмечено. — тотчас ответил Каррингтон на реплику Гордона.
-Лорд Милн тоже получил приглашение на предстоящее торжество? — спросил Гордон, бросив едкий взгляд в сторону Каррингтона.
-Да. Но едва ли он поспеет к завтрашнему торжеству. Лорд Милн решил ехать в Россию через Германию и Польшу.
-Господи, кто в Россию ездит через Польшу? — воскликнул Каррингтон. — История не самый сильный конек лорда. Какого черта его понесло в польские хляби?
-Он пожелал встретиться с рядом германских и польских политиков, в частности с Сапегой, бывшим премьер — министром. — пояснил посол. — Это несколько увеличит срок прибытия лорда Милна в Москву, но, по всей видимости его желание посетить Германию и Польшу отвечает его замыслам.
-И русские спокойно реагировали на это? — спросил Каррингтон.
-Да. Русское правительство, по словам министра, готово к консультациям с кабинетом Его Величества и другими органами по всем вопросам, относящимся к улучшению как дипломатических, так и экономических отношений. Более того, князь Долгоруков уведомил меня о том, что царь вручил лорду орден…
-Даже так? — удивленно воскликнул Гордон.
Посол с неудовольствием, хотя и скрытым, посмотрел на своего советника:
-Это вызвало недовольство лорда Чэшэма и нашего внешнеполитического ведомства. Форин — оффис разразился пространной телеграммой, смысл которой сводится к тому, что принятие иностранных орденов членами Кабинета противно твердо установленному обычаю и потому должно быть отклонено.
-Что вы ответили лорду Чэшэму? — лениво поинтересовался Каррингтон.
-В самом деле? — спросил полковник Эшби. — Ситуация выглядит довольно пикантно. Возможны толки…
-Никаких толков. — решительно ответил посол. — Толки, кривотолки, суждения и прочее пусть останутся элементами, присущими провинциальным кумушкам, собравшимся посудачить. Орден вручен русским монархом, об отказе не может быть и речи. Я стараюсь получить указание из Лондона на исключительный характер миссии лорда Милна, что и снимет все вопросы вокруг щекотливого момента. Я позже ознакомлю вас с проектом моей телеграммы и мы вместе попробуем выработать приемлемый для Лондона вариант.
-У меня есть все основания полагать, что получение лордом Милном русского ордена — это единственное достижение его миссии в России. — хмыкнул Каррингтон. — Впрочем, я не удивлен — большие ожидания зачастую оборачиваются серьезными разочарованиями. Уверен, что у русских есть сомнения на счет визита лорда Милна, поскольку это только жест и тактические маневры, а не действительное стремление к сотрудничеству. Его ждут длинные и бесперспективные беседы.
-Теперь все, джентльмены, вы можете быть свободны. Мистер Каррингтон, прошу вас задержаться и уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени.
31 августа 1932 года. Вторник.
Москва. Британское посольство.
-…Неслыханно, Каррингтон! Вы ведете себя совершенно недипломатично!
-Сэр…
-Ваши пикировки с полковником Эшби и мистером Мэннингом разлагающе действуют на других сотрудников миссии. — ледяным тоном сказал посол Лорейн.
-В самом деле? — усмехнулся Каррингтон. — Право, наши, как вы изволили выразиться, пикировки, не носят характера кровной вражды. Так, милые бранятся, только тешатся, как говорят наши русские друзья…
-Я напомню вам другую поговорку: умный любит учиться, а дурак любит учить.
-Сэр, я вас понял. Я сделаю выводы и извлеку уроки.
-Не паясничайте, мистер Каррингтон. Хватит. Все, черт возьми, имеет свои границы, в том числе и ваши, излишне вольные трактовки происходящих событий. Я жду от вас практических шагов, а не набора скабрезностей. Мы на грани нового противостояния с русскими. У нас не хватает сотрудников, посольство обескровлено, работа приостанавливается, а вы устраиваете балаган в моем присутствии!
-Сэр, я не сразу стал понимать…
-Что именно?
-Это наша проклятая сверхдержавная чопорность, — вздохнул Каррингтон. — Мы все думаем, что все происходящее в Европе и в мире, касается нас. Убейте, но я не могу понять — почему?
-А я не могу понять, отчего вы уверены, что вам все сойдет с рук?
-Дети и дураки говорят правду…
-Довольно шуток и дурацких поговорок! — посол повысил голос, — Я стою перед сложной проблемой, Каррингтон…
Сэр Лорейн нисколько не лукавил. В секретном письме Форин оффиса* послу Его Величества в Москве прямым текстом указали на необходимость предпринять шаги, способные помешать русским проводить более интегрированный политический и экономический курс, чтобы стеснить их собственное экономическое развитие, все более зависящее от технического сотрудничества с Западом. Представлялись в письме нежелательными и русские инициативы по созданию европейских консультационных механизмов…
-Понимаю, сэр. — сказал коммерческий советник. — Миссия лорда Милна, пожелавшего прежде набить брюхо польскими явствами, еще не началась, а уже как бы и закончилась. От него отделаются под любым вежливым предлогом, но, вероятно, сначала дадут ему вдосталь выговориться..
-Здесь я начинаю видеть некий заговор вокруг лорда Милна. — сказал посол. — Заговор с целью примирить нас с неизбежной неудачей вояжа в Москву.
-У министра внешней торговли весьма щекотливое положение. Ему не позавидуешь. С одной стороны, лорд Милн понимает необходимость формальных обязательств перед кабинетом, с другой — чувствует, что из его затейливых потуг ничего не выйдет, потому как направляют его разнообразные подспудные течения, которые всегда активно влияют на политику. Утешительный приз лорда, который он привезет в Лондон — русский орден. Тактика премьер — министра себя не оправдала. Хотя она и была многообещающей. Премьер — министр продемонстрировал, в первую очередь русским, способность, не оглядываясь по сторонам, принимать решения, идущие вразрез с общепринятым политическим курсом, ради урегулирования спорных международных вопросов. Он хотел, чтобы русские увидели, что есть тот, кто понимает их тревоги и опасения, тот, кто на их стороне, что с ним можно говорить. Он захотел уверить Москву, что предстоящая конференция в Лиссабоне может привести к созданию мостов между Востоком и Западом, что приезд лорда Милна — это инициатива проведения двустороннего совещания с желанием сближения и обмена мнениями, желание прояснить позиции России по ряду внешнеполитических вопросов перед конференцией. Все это наверняка сопровождалось шумом в прессе, выспренними словами о том, что кабинет давно ратовал за восстановление дружеских связей между Англией и Россией, что лорд Милн отправился в Москву в знак потепления отношений…
-Миссия лорда Милна могла иметь большое значение, наметив вехи будущего англо — русского сотрудничества. — медленно произнес посол. — Я некоторое время работал с лордом Чешэмом. Он всегда выступал за сотрудничество с Россией.
-Но с оговорками.
-Пусть с оговорками. — возразил посол. — Но я считал и считаю политику, проводимую лордом Чешэмом эталонной. Поэтому выступаю за всякую возможность договориться с русскими.
-Сэр, вы тоже склонны к теориям, как наш юный Мэннинг. — сказал Каррингтон. — Не увлекайтесь, это крайне заразная вещь…
-Премьер — министр ошибся?
-Да, сэр. Ошибся. Не учел того обстоятельства, что совещание нескольких держав за спиной России всегда вызовет в Кремле сомнения в отношении истинных намерений этих нескольких держав. Да и выбор главы делегации…Лорд Милн — известный сторонник того, чтобы не позволять «русским медведям» закрепиться там, где имеются жизненно важные для обороны и экономики Великобритании точки. Иными словами, он сторонник конфронтации. И вдруг его присылают в Москву! Через Германию и Польшу! Я удивлен русскому терпению. Могли бы попросту завернуть лорда со всей его миссией. Москва встревожена, Москва возмущена. Понятно, что Польша — это всего лишь точка напряжения. Она нужна нам только как инструмент для поддержания напряженности. И не более того. Кусок земли, зажатый со всех сторон не очень дружественными государствами. Но русским наша активность в Польше не понравится. Конференция в Лиссабоне видится русским как очередное сколачивание антирусского блока. Рано или поздно Москва столкнулась бы с тем фактом, что новый военно — политический и, отчасти, экономический альянс возникнет в Западной Европе. Как только это произойдет, целью первостепенной важности русской политики будут попытки сдерживать угрозу своим интересам со стороны новой западной группировки.
-Министр князь Долгоруков мне заявил во вчерашней беседе, что в Кремле хотели отложить визит лорда Милна, ибо считали его пока бесполезным. — признался посол Лорейн.
-И они правы. Нельзя работать с людьми, которые норовят ударить в спину.
-Советник, на чьей вы стороне?
-Разумеется на нашей, сэр. Но я прагматик, я прекрасно понимаю, что демонстрируя «русским медведям» заинтересованность в неуспехе миссии лорда Милна, мы можем потерять контроль за положением вещей, и тогда возможна эскалация конфликта, которая приведет прямиком к военному столкновению. Попытка выяснить каковы намерения России, не оказывая при этом излишнего давления, не увенчалась успехом. Топорная работа.
-Вы думаете? Между прочим, я настоятельным образом рекомендовал правительству Его Величества вести переговоры с русскими таким образом, чтобы Москва поняла всю серьезность вопроса.
-И напрасно, господин посол. — Каррингтон, не скрывая от Лорейна своих чувств, пренебрежительно скривился. — У меня есть все основания полагать, что именно этого и хотели в Лондоне. Теперь вам, господин посол, предстоит думать, как выбраться из этой ситуации. Но уверяю вас, сэр, это всего лишь милое недоразумение. Вы подготовите телеграмму, в которой сведете все в конечном итоге к общим фразам. Гораздо сложнее будет решить другой проблемный вопрос.
-Другой? О, Господи!
-Мы должны теперь ожидать от русских пропаганды идей общеевропейского сотрудничества, направленных против любой замкнутой западной политики, привлекая механизмы всеобщего внимания к огромным перспективам торговли Востока с Западом, которую будто бы «приносят в жертву» ради идеи противостояния с Россией. И поверьте мне, сэр, русская пропаганда упадет на обильно удобренную почву.
-Что вы имеете в виду?
-Есть конкретный интерес Европы к восточным рынкам, особенно для тех стран, которые испытывают проблемы с торговым балансом и заинтересованы в расширении экспорта и импорта дешевого сырья.
-Здесь несомненным «троянским конем» русских выступает Германия? — спросил посол. — Именно она активно саботирует притязания Лондона и Парижа на контролирующую роль в вопросах отношений с Россией.
-Не только Германия, но вы правы: русско — германское торговое соглашение 1921 года пробило брешь в общей политике Европы. И теперь в эту брешь могут устремиться и другие страны. Русские добились включения в новые торговые соглашения положений о том, что стороны не будут устанавливать или сохранять какие — либо ограничения в отношении ввоза и вывоза товаров. Русские гарантировали свои торговые и научно — технические интересы в Европе, прописав четкую договорно — правовую базу. Но не это главное.
-Не главное? А что тогда главное? — недоуменно спросил посол.
-Сэр, как вы относитесь к тому, что может возникнуть новая великая сфера сопроцветания в Восточной Азии?
-Старые азиатские империи, Китай и Япония, хотят завтра стать новыми мировыми державами? — улыбнулся Лорейн.
-Сэр, есть проблема…
-Какая?
-Проблема есть и она находится именно там. В Азии. Растущее японское присутствие в Индокитае – это угроза нам всем. Больше всего оно угроза для Индии. Японии требуется нефть, каучук и все другие виды сырья, которые может дать эта область. Ещё они зарятся на саму Индию, из — за её богатства и многочисленного населения. Больше всего они хотят большую военно — морскую базу, то есть Сингапур. Если они смогут обезопасить себя с севера, а после опереться на Индокитай, то ударят на запад. Если так случится, то Малайя и Сингапур будут потеряны, а наши владения в Индии в конце концов также будут оккупированы. Там японцы получат почти всё, в чем нуждаются. А остальное им сможет предоставить Россия.
-Военная промышленность Китая слаба, у них нет опыта современной войны, их армии плохо обучены, недооснащены и дезорганизованы. Их спасают только поставки из — за границы. Японская армия не представляет большого интереса для нас. Как и японский флот.
-Премьер — министр действительно хочет отдать азиатам каучук и пальмовое масло? — ухмыльнулся Каррингтон. — Экономическая потеря для ребят из Сити станет огромной, и к тому же не последней. Я не хочу показаться паникёром, но на самом деле считаю это жизненно важным.
-Я понимаю всё это, Малькольм, правда. Вы говорите об очевидном. Я думаю, что и большая часть государственных служащих понимает. Проблема состоит в том, что иного пути не видит Сити. Там считают иначе.
-Есть еще один нюанс…
-Какой?
-Россия готова к экономическому взаимодействию с Азией.
-Что?!
-Есть несколько основных принципов. К ним я склонен отнести поиск общего при наличии расхождений, взаимное уважение и равноправные отношения, взаимная выгода и благоприятствование, установление доверия и, конечно же, ориентация на будущее и совместное развитие. Ну и борьба с торговым протекционизмом, ликвидация торговой дискриминации, содействие развитию торговли…
-Дело зашло далеко? — посол Лорейн посуровел лицом.
-Полагаю, что зайдет в скором времени. Вы услышите восторженные вопли, когда континентальное соглашение начнет приобретать вполне реальные очертания. Создание континентального союза России и Китая, или России и Японии, или России, Японии и Китая, превратит Москву в крупнейшую экономическую силу и создаст ситуацию, при которой все европейские страны вынуждены будут либо идти на все более тесное сотрудничество с русскими на условиях, продиктованных Кремлем, либо искать поддержки и союзов с другими центрами политического и экономического притяжения. С Англией, например. При достаточной гибкости и оперативности нашей внешней политики мы могли бы на что — то надеяться и расширить связи с европейской периферией, усилить там наше влияние. Но, увы, — Форин оффис шлет в Москву лорда Милна, которого здесь на дух не переносят, а премьер — министр устраивает маловразумительные политические игры, вместо того, чтобы конфиденциально провести с русскими двусторонние переговоры, которые позволили бы устранить атмосферу беспокойства и рассеять недоразумения.
-У вас надежные источники этих информаций, советник? На что мне ссылаться в отчете для Лондона?
-У меня достаточно надежные источники информаций. В ближайшее время я намерен получить подтверждения этих сведений.
-Увы, я нахожусь в унизительном положении. У меня есть приказы от правительства в Лондоне, которые, по существу, говорят мне ничего не делать и гарантировать, что не будет сделано ничего, способного вовлечь Британию в любые региональные споры.
-Я вполне понимаю обстановку, господин посол. Ко мне точно также приходят указания одно глупее другого. Это указывает на непонимание здешней сложной ситуации.
-Еще раз, Каррингтон: у вас есть надежные источники информаций, могущие подкрепить указания на беспокойство по поводу растущего японского экспансионизма в Азии и возможного союза с русскими?
-Китайский дипломат, например. Слова китайского дипломата о том, что для него несомненно одно — для того, чтобы обеспечить успех их внутреннего реорганизационного плана, китайцы должны вступить в тесный экономический сговор с Россией, крайне показательны.
-Конечно, китайцы не рассчитывают на русские кредиты. — задумчиво сказал посол. — Им не может быть неизвестно, как лондонское Сити реагировало на сообщения, что русское правительство решило продолжать ослабление ограничений и удерживать Москву в качестве одного из мировых банковских центров.
-А как Сити реагировало?
-Это сообщение русских показалось Сити более забавным, чем интересным.
-Русские намереваются перевыпустить рубль на золотой основе, в качестве международной торговой валюты. Такой, которая исключает фунт стерлингов. Если они в этом преуспеют и утвердятся, то Сити потеряет свою роль крупнейшего финансового центра. И я могу представить по крайней мере, еще одну страну, которая будет очень рада, если это случится.
-Американцы… — тяжело вздохнул посол.
-Совершенно верно.
-Поэтому слова китайского дипломата об экономическом союзе с Россией могут иметь только политический смысл?
-Именно. Можно по — разному смотреть на русско — азиатский союз по существу, но совершенно ясно, что реально воздействовать на действительные политические соотношения и события на Дальнем Востоке могут и имеют право только те державы, имеющие там интересы и располагающие возможностями. Из европейских держав, как раз имеющих крупные интересы в Азии, — Англия и Франция.
-Но Франция занимает весьма сдержанную позицию, выжидательную, в стиле, скорее, дружественного нейтралитета. — заметил Каррингтон. — Французы пока дают ясно понять, что не пойдут с нами на переговоры по какому — либо вопросу. И не забывайте о том, что Россия есть страна азиатская. А следовательно, имеет весьма крупные интересы в Азии.
-Так вы думаете, мне стоит информировать Лондон? — спросил посол.
-Сэр, а вы как считаете? Желаете скорректировать внешнеполитическую линию Уайтхолла?
-Думаете, что подобного рода информация может оправдать себя в том случае, если появится разумная возможность соглашения с русскими? Лично я, будь в положении нашего правительства, считал бы, что Япония захватит Индокитай. Но я в Москве.
Коммерческий советник пожал плечами:
-Исходя из ваших же слов и моих собственных наблюдений, я не уверен, что лондонский Сити хочет соглашения с Москвой.
-Москва…Москва… — вздохнул посол. — Город, в котором начинались и заканчивались многие европейские начинания вот уже почти последние лет триста…
============
Министериаль — директор германского внешнеполитического ведомства* — глава Второго отдела Министерства иностранных дел Германии. Этот отдел занимался вопросами торговли, внешними сообщениями и связью, консульским делом, вопросами государственного и гражданского права, искусства и науки, личными делами немцев за границей, а также деятельностью органов юстиции, полиции и почты, эмиграцией, морскими делами, пограничными вопросами и т. д.
Форин Оффис — внешнеполитическое ведомство Великобритании, один из департаментов британского правительства.
На Ильинке* — Внешнеполитические ведомства многих стран принято эвфемически называть по именам улиц или набережных, на которых они расположены. Министерство иностранных дел Франции, к примеру, получило эвфемизм «Кэ д’Орсэ», МИД Германии — Вильгельмштрассе, Австрии — Балльплатц, Англии — Уайтхолл, в то время как Министерство иностранных дел России, располагавшееся на Ильинке, напротив каменной церкви Николы Большого Креста стали называть «Ильинкой». Это выглядело солидно, изящно и красиво. «Что там выдумали тонкие умы на Кэ д’Орсэ?» — спрашивала одна русская газета. «Ответ Ильинки «лягушатникам», — громко отзывалась на вопрос другая, более патриотично настроенная. И тогдашним культурным и образованным людям было ясно и понятно, о чём идёт речь.
пресловутое «Ecrasez I’mfame!»*(фр.) — «Раздавите гадину!». Фраза французского писателя — просветителя Франсуа Мари Аруэ (Вольтера) о суевериях и Церкви, которая их эксплуатирует. Впоследствии эти слова стали лозунгом, под которым во Франции началась борьба с церковью.
31 августа 1932 года. Вторник.
Москва. Ильинка.
-…Господин посол, по нашим сведениям, венгерская армия начала передвижение и сосредоточение вдоль границ Трансильвании. — Начальник Генерального штаба генерал Ордин — Нащокин поправил ремень. Сидевший за столом министр иностранных дел Долгоруков усмехнулся. — Как человек военный, я вполне отдаю себе отчет в том, что означают мероприятия подобного рода…
-Господин генерал, я получил сообщение из будапешта: информации, которыми вы пользуетесь, не соответствуют действительности. — Тон венгерского посла был сух и безаппеляционен.
-Ваш ответ не может удовлетворить мое правительство — сказал Ордин — Нащокин. — Повторяю: на трансильванской границе началось массированное сосредоточение венгерских войск.
-Если вы выдвигаете обвинения против моего правительства, господин генерал, я вынужден буду просить Будапешт прислать мне официальный ответ на ваш протест.
Какое –то мгновение генерал неотрывно смотрел на венгерского посла, в глазах которого метались молнии –смешинки. Догадываясь, что русскому генералу они видны, посол даже не скрывал свое снисходительное презрение к тучному, неповоротливому генералу.
-Речь идет не о протесте, господин посол. –вмешался в разговор министр иностранных дел князь Долгоруков. – я полагаю, что два цивилизованных государства могут решить все возникшие вопросы между ними путем переговоров.
-Без сомнений. — ответил венгерский посол.
-Со своей стороны хотел бы информировать вас, господин посол, что в самые ближайшие дни Россия намерена перебросить в Трансильванию не менее шести тяжелобомбардировочных и истребительных авиаполков и авиадесантные части, исключительно в рамках намеченных совместных учений России, Трансильвании и других стран, входящих в пакт Дунайских держав. — сказал Ордин — Нащокин. — Сообщаю вам это в надежде, что вы донесете до своего правительства и посоветуете быть поосторожнее, особенно на трансильванской границе.
-Такая постановка вопроса звучит несколько странно. — заупрямился венгерский посол.
-Ничуть, поскольку Трансильвания является членом пакта Дунайских держав, коему покровительствует Россия. А Россия четко определяет свои внешнеполитические цели. Поэтому я информирую вас, предупреждаю вас на тот случай, если Венгрия собирается предпринять какие — то акции, входящие в противоречие с идеей пакта Дунайских держав. И еще: Трансильвания собирается защищать свои границы, откуда бы ни исходила угроза. Это, я думаю, не противоречит и не может противоречить международному праву.
-Хорошо. — ответил венгерский посол. — Я проинформирую свое правительство о нашей беседе.
Ордин — Нащокин поклонился. Поклонился и Долгоруков, вытянув левую руку, показывая венгерскому послу на дверь, дав понять, что время аудиенции истекло. Какое — то мгновение венгр раздумывал, как ему следует вести себя в этой ситуации, но все нормы международного протокола, словно назло, вылетели у него из головы. Молча поклонившись Долгорукову и Ордин — Нащокину, он медленно пошел к большой двери, чувствуя на спине тяжелые взгляды русских.
