26 августа 1932 года. Четверг.
Москва. Большая Якиманка. Азиатская ресторация Ковальского.
…Место действительно было довольно уютное, готовили в ресторации с азиатским национальным стилем, преимущественно это была китайская и японская кухни. Заведение Ковальского рестораном традиционной азиатской кухни, конечно же, не являлось — устланного бамбуковыми циновками и уставленного низенькими столиками возвышения здесь не было, и разуваться при входе было не нужно. Ресторация пользовалась успехом у заезжих европейцев, помешанных на всем восточном, и совершенно не в почете была у москвичей. Азиаты здесь были и вовсе редки, японские и китайские дипломаты заглядывали к Ковальскому нечасто, поэтому Чебышев не опасался встретить здесь неожиданных посетителей, случайных гостей, сослуживцев и знакомых. И появление в ресторации Масатанэ, захаживающего к Ковальскому регулярно, выглядело естественным и замотивированным — напротив ресторации находился небольшой антикварный магазинчик, и туда обязательно заглядывал перед каждым посещением ресторации у Ковальского Масатанэ.
Чебышев пришел минут за пятнадцать до назначенного времени. На входе его встретил сам хозяин заведения. Никто с таким мастерством не мог организовать обед или ужин, встретить и проводить гостей. Уже само присутствие Ковальского придавало любому мероприятию солидность.
-К вашим услугам. — Ковальский вежливо раскланялся.
-Завтрак на двоих организуете?
Ковальский вынул маленькую записную книжечку, пометил в ней «обед на две персоны».
-По какому разряду?
-По первому. В японском стиле. Рыба, рис…
Ковальский отметил в своей записной книжечке и это. Официант — азиат в темно — синем костюме, с лица которого, по — видимому никогда не сходила сладкая улыбка, непрерывно кланяясь, провел Чебышева по полутемной зале. Чебышев по — хозяйски расположился в дальнем конце небольшого зала, за столом, скрытым за деревянной, довольно симпатичной баллюстрадой.
Вскоре появился Масатанэ. Чебышев встал поприветствовать гостя и пригласил его занять место напротив. Масатанэ понял, что заказ уже сделан, и, пока вокруг стола ходил официант, он обменялся с Чебышевым несколькими общими фразами.
Завтрак был молниеносно сервирован по — японски: на деревянном столе без скатерти вместо тарелок стояли деревянные лакированные ящички, в которые были уложены лакированные коробочки с едой. На маленьких деревянных фигурках в виде зверьков с прогнутыми спинами лежали тёмные бамбуковые палочки. Официант принес сакэ и перед каждым гостем поставил сакадзуки, чуть больше напёрстка. Гости взяли горячие и влажные махровые салфетки, протёрли ими руки, официант налил сакэ, и тут же на стол были поставлены тонко нарезанная сырая рыба и рисовые шарики.
-Первый тост у нас положено пить за наше японское Солнце, за императора, но будем считать, что у нас на двоих — два государя: у меня — мой, у вас — ваш. — сказал Масатанэ.
-Узнаю в ваших словах черту профессионального дипломата. — улыбнулся Чебышев.
За государей выпили стоя.
-Интересная вы нация, японцы, — сказал Чебышев. — Едите никакую рыбу, сырую и даже несолёную, и пьете никакую водку, а всё вместе получается вкусно. По крайней мере, забавно!
Сакэ было горячим, чуть подслащенным, с нежным запахом.
-Ваша водка очень легкая. — сказал Чебышев.
-Не скажите, друг мой. Она кажется легкой, но только до той поры, пока вы не встали из — за стола. А от вашей водки у меня ноги отказывают сами и сразу. — ответил японец и добавил с сильным японским акцентом, — У меня никогуда не быро такобо. Я пурохо сэбя чуфусутуфую.
И сам рассмеялся шутке. Чебышев подхватил легким смешком, взял кусочек рыбы, обмакнул её в остром васаби, разведённом в соевом соусе, выпил сакэ и закусил. Масатанэ одобрительно хмыкнул:
-А вы так ловко пользуетесь палочками! Словно прирожденный японец!
-Это вам так кажется, Кендзи — сан. В Европе отвыкли от своего, национального, теперь вам каждый неряха с палочками кажется виртуозом.
Масатанэ вздохнул, развел руками, размеренно выпил, совершенно естественно, по — русски, крякнул, закусил и сказал:
-Завтрак окончен, пришла пора излагать суть дела.
-Кендзи — сан, я ведь к вам с просьбой. Посодействуйте по знакомству…
-Уж не обессудьте, но сразу замечу, что помогу, чем смогу. А чем не смогу — не помогу. — И Масатанэ вежливо кивнул.
Чебышев сделал вид, что разочарованно вздохнул:
-Кендзи — сан, я посчитал излишним оглашать наше предложение официальным порядком. Это могло бы вызвать нежелательные последствия, хотя, я уверен, сведения о нашей с вами беседе все равно достигнут заинтересованных лиц. Но это случится чуть позже.
-Если вы прибегли к таким мерам предосторожности, могу судить, что ваше предложение по — настоящему серьезно.
-Кендзи — сан, помогите организовать приезд в Россию знаковой фигуры, близкой к императору и правительству.
-А ко мне вы, господин Чебышев, обращаетесь потому, что со знаковой фигурой уже определились?
-Приятно иметь с вами дело, Кендзи — сан. Все — то вы сразу понимаете.
-Согласитесь, много ума не надо, чтобы понять о какой знаковой фигуре идет речь — ведь я в дружественных отношениях с принцем Каем, кузеном императрицы Нагано. Я его сопровождал в европейском турне три года тому назад.
-Я наслышан.
-Вот как?! — усмехнулся Масатанэ. — И о том, что произошло во время визита британского посланника в Кобленце тоже?
-А что там произошло?
-Вы знаете, не люблю англичан. — вздохнул Масатанэ.
-Кто ж их любит? — поддакнул Чебышев. — Английскую политику иначе как произволом не назовешь.
-Произвол разный бывает. Есть узаконенный. На палевой бумаге, скрепленный сургучными печатями, в сафьяновом переплете, хранящийся в министерском сейфе…
-Верно говорите.
-Англичане…Насмотрелся я на эту нацию торгашей в Рейнланде, в начале двадцатых. Время было непростое, вы помните?
Чебышев кивнул.
-Англичане с французами года два как дали гарантии Рейнской Республике, ввели оккупационные контингенты и тянули за это с рейнландцев непомерные репарации…Двенадцатилетние немецкие девочки отдавались французским зуавам за пару чулок, черный рынок, рейнская контрабанда…К чему это я? Один англичанин в Кельне рассказывал мне, например, такой спекулятивный вариант, думал, что я оценю по достоинству британскую сметливость: английский офицер или солдат переводит в Голландию семьдесят пять фунтов стерлингов, это ему дозволялось французскими «дружественными» властями. Затем это офицер или солдат сам ехал в бельгийские голландские провинции и брал с собой еще двадцать пять фунтов, это ему также дозволялось. В Валлонии, или во Фландрии, или в Льеже, он покупал на все деньги сливочное масло и по возвращении продавал его на черном рынке. Прибыль достигала соотношения один к ста…
-М — да…Так что случилось в Кобленце, Кендзи — сан?
-Принц посещал Кобленц с обычным визитом. Произошла встреча, рутинная в — общем — то, с британским посланником. Едва англичанин передал письмо своего министра иностранных дел, Хентсворта, кажется, в котором речь шла о возможной встрече между японскими и китайскими представителями с участием уполномоченного лица от британского правительства, принц Кай вознегодовал и заявил британскому дипломату, что не желает встречаться с китайцами, добавив при этом, что ему плевать и на британского представителя. Принц сказал буквально следующее: «Старая дерьмовая собака, должно быть, взбесилась, если думает, что может навязывать свои штучки». Надо было видеть лицо британца — он был бледен, взволнован, он буквально обливался потом, и дрожа от ярости, еле слышно сказал в ответ: «Если принц, говоря о старой дерьмовой собаке, имеет в виду министра иностранных дел Великобритании, я могу заверить его высочество, что подобные оскорбления не останутся без ответа и я донесу их до правительства и королевского двора, потребовав самым решительным способом извинений».
-Скандал…- Чебышев покачал головой. — А что же принц?
-Если буквально, дословно на русский перевести…«Мнение жополиза меня не волнует» — так ответствовал принц Кай…
-Потрясающе. Посланник великобританский нашел в себе силы воспроизвести слова принца крови, потомка богини Аматерасу, в телеграмме, адресованной в Лондон?
-Полагаю, что посланник продиктовал что — нибудь вроде того — «эпитеты, примененные в адрес министра, не могут быть повторены в гостиной».
-Разрыва не последовало, так ведь?
-Конечно, нет. Англичане послушно проглотили полупьяный бред избалованного и распустившегося мальчишки.
-До чего же предупредительны английские дипломаты! — иронически заметил Чебышев. — Вообще, политические режимы в Европе все еще остаются в руках старых господствующих классов. Но столь мягкая реакция англичан не удивляет.
-Отчего же?
-Я рискну настаивать, что мы имеем дело с прямым выражением идеальной сущности предпринимательского класса. Война, конфликт, драка, противоречат его интересам и чужда его культуре. Это культура денежного расчета, а не кулачного боя.
-У англичан достаточно сильно развиты комплексы.
-Комплексы?
-Комплексы, комплексы. Комплекс аристократизма, например. Элемент аристократической культуры.
-А, понимаю. — Чебышев улыбнулся. — Вы хотите сказать, что старые высшие сословия полностью господствуют в британской дипломатии и в британской армии?
-Безусловно. Офицерский кодекс чести имеет, безусловно, феодально — рыцарское происхождение. Сохранить честь — значит «не уступить».
-Отсюда ведь можно провести прямую связь между милитаризмом и аристократизмом. Надо четко понимать, что агрессивная политика — это кредо англосаксов, Для них важнее собственное господство, ради которого они готовы поставить на кон все. Политика, нацеленная на военный успех, политика, заботящаяся о военной мощи. Все остальные интересы, помимо военно — политических, принимаются во внимание, только если служат главному интересу. Благодаря этому любые дипломатические маневры не поддаются полной рационализации. Особенно опасна в таких ситуациях стратегия устрашения, или «блеф».
-Но англичане спасовали. И уступили. Полагаю, реликтовые представления о «чести» уступили инстинкту самосохранения. Возможно, в описанном вами случае, мы наблюдаем результат сплава интересов монополистической буржуазии и государства. — сказал Чебышев. — Замечено, что за денежными расчетами стоят материальные ценности. Говоря современным языком, судьба сражений и военных кампаний англичанами теперь решается не на поле боя, а в результате соответствующих записей в бухгалтерских книгах. Сражаются на бирже. Изменить это свойство, теперь присущее западным элитам, мы наверное, не сможем…
-Почему? — тотчас вскинулся японец.
-У современной буржуазии совершенно иной кодекс чести. Для нынешнего бритта дело чести — заплатить по счету, а не бравировать задолженностью.
-Политический авторитет Старого мира остается высоким…
-Хотя исторически он чувствует себя обреченным, Кендзи — сан. Старый мир готов прибегнуть к любым средствам, чтобы продлить свое существование. А англичане…Англия подошла к поворотному моменту своей истории. Из — за самоуверенности, рожденной чувством имперского превосходства, Англия упустила инициативу. Вместо укрепления морального авторитета и обеспечения устойчивого превосходства, способного продвинуть цивилизацию вперед, Англия два десятка лет упивалась своей безнаказанностью, наводила свои порядки и насаждала свои взгляды. Англия готова прибегать к любым средствам, чтобы консолидировать свою нацию и подтвердить тем самым легитимность собственного господства. Во времена тяжелых политических кризисов ссылка на внешнего врага — обычное дело.
-Да…Полдесятка войн развязали, дюжину конфликтов по всему миру спровоцировали! — закивал Масатанэ. — Лондон слишком увлекся ролью мирового полицейского и великой державы. И допустил ряд просчетов у себя под носом. Англичане вогнали в депрессию основных союзников в Европе, вывели на мировую арену новых экономических колоссов, я говорю о России и Америке, которые аккуратно сдвигают бриттов с пьедестала «кузницы мира». Зачем — то еще нас унизили, не дав надежно закрепиться в Китае.
-Между прочим, в Карлсбаде, совсем недавно, мне довелось разговаривать с одним американцем австрийского происхождения, приехавшим из Рима. — сказал Чебышев. — Он там состоит корреспондентом одной американской газеты. Этот американец, ссылаясь на секретаря английского посольства в Праге, процитировал мне слова британского посла…
-Любопытно…
-«Было бы желательно, чтобы Россия и Япония возможно сильнее потрепали друг друга, чтобы не исчезли между ними такие географические районы на Крайнем Востоке, в которых возможны трения. Япония в таком случае не будет угрожать Англии в Малайе, а Америке — в южных морях». Каково?
-Да уж…- японец покачал головой.
-Я позволю себе немного поразмышлять. Вслух.
-Прошу.
-Мы можем только постараться заставить их поменять отношение.
-Так как же собираетесь менять?
-Ни шага, ни полшага уступок. Это первое. Ультиматумом на ультиматум. Это второе. Надо показать, что мир — это улица с двусторонним движением.
-Понимаю. — согласился Масатанэ. — Вы настроены достаточно серьезно.Только такой разговор Запад может воспринимать.
-Кендзи — сан, выбор названной вами персоны связан отчасти с тем обстоятельством, что принц весьма близок к японскому генералитету и вхож в круги, симпатизирующие адмиралам. Посредническая роль принца Кая в вопросах урегулирования трений между армией и флотом известна далеко за пределами Токио.
-Это имеет определенное значение?
-Да.
-И вы хотели бы, что бы я уговорил принца приехать в Россию?
-Да.
-В качестве кого?
-Было бы желательно, если его высочество совершит короткое турне в Москву. Исключительно как частное лицо. Впрочем, поездку можно и замотивировать к обоюдному интересу сторон. Скажем, обставить ее как частный политический зондаж…Миссия мира, поиск компромиссов и путей сближения двух держав.
-И вы готовы гарантировать безопасность принца в России?
-Разумеется. О чем речь, Кендзи — сан?!
-Понимаете, одно дело, если его высочество подавится вишневой косточкой в императорском дворце в Токио, и совсем другое, если по приезде в Москву с кузеном императрицы случится почти фольклорная история…
-Фольклорная? Не понимаю…
-«Шел трамвай десятый номер, на Зацепе ктой — то помер»…- негромко продекламировал Масатанэ.
Чебышев был готов поклясться, что декларировал японец с истинно одесскими нотками в голосе.
-Кендзи — сан, вы не перестаете меня удивлять. Кто из нас больше русский — вы или я?- улыбнулся Чебышев.
-Я ведь около года работал во Владивостоке, на нелегальном положении. — снисходительно пояснил японец, — Изображал из себя торговца — разносчика. И знаком с образчиками русского бытового и уголовного фольклора.
«Ах, ты ж макака желтолицая!» — весело подумал про себя Чебышев. — «Ну, получай тогда плюху!». Он плеснул себе сакэ, быстро выпил, крякнул по — русски, тихо сказал:
-Один мой знакомый, тоже японец, соотечественник ваш, Кендзи — сан, как — то изображал из себя дворника. Кто — то из моих коллег обратил внимание, что дворник Рахметуллин, служивший при воздухоплавательном парке, отдавая дань уважения вышестоящим лицам, посещавшим аэродром, делал движение, напоминающее японский ритуальный поклон «рэй — со»…
-Браво!
-По опыту своей службы мой коллега хорошо изучил движения этого поклона. По своей последовательности они неповторимы и вырабатываются у японцев автоматически. Нарочно подделать их невозможно. Ну, а остальное, как вы понимаете, рутина — он составил рапорт, дворника взяли под негласное наблюдение и…
-Еще раз браво!
-Кендзи — сан, может быть все — таки посодействуете с приездом принца Кая?
Масатанэ пожал плечами.
-В русской лавке много товаров. Для всех желающих.
-И как понимать вашу фразу о лавке, полной товаров?
-Фразу можно понимать в том смысле, что Россия готова предложить Японии на выбор все, что угодно — от политического и экономического сближения до открытой конфронтации, уважаемый Кендзи — сан.
-Открытая конфронтация — это война?
-Если война — это не синоним политической борьбы или экономической конкуренции, а продолжение того и другого, то мы должны иметь в виду «войну» как специфический способ решения конфликта, а именно: решение конфликта вооруженной силой. Склонность к войне в этом специфическом смысле слова проявляет тот, чьи цели могут быть достигнуты только военными средствами, кто привык решать таким образом конфликты и кто готов идти до конца для решения проблемы.
-Это не относится к России?
-Если только тот из названных мною пунктов, где речь идет о готовности идти до конца. Россия готова.
-Вы слоняетесь предложить не войну, а сделку? На каких условиях?
-Предлагается сделка, выгода от которой будет достаточно велика, что многократно перевесит иные возможные преимущества, которые Япония только предполагает получить или рассматривает.
-Рынки сбыта? Концессии?
-В том числе. Но вероятно, и что — то большее.
Японский дипломат, хищно улыбаясь, спросил, словно бы невзначай:
-Развейте мои сомнения: прав ли я, полагая, что Россия желает нормальных отношений со всеми странами, не ущемляющих русских интересов, и относится ли это также и к Японии?
-Уважаемый Кендзи — сан, я не могу не скрыть своего восхищения. Вы демонстрируете образцовый пример умения опытного, пристрастного дипломата заполучить высказывания, нужные для отчета, нацеленного на продолжение процесса сближения двух наших держав. Разумеется, Россия искренне желает со всеми странами нормальных отношений и надеется на подобные отношения с Японией, без ущемления интересов двух великих держав. И начать можно с малого — с установления доверительных контактов. Канала.
-Вы будете наделены такими полномочиями?
-Я получу при необходимости такие полномочия. Давайте представим, что мы с вами саперы. Мы готовим плацдарм. Серьезные предложения требуют серьезной подготовки. Обычно переговоры готовятся заранее, в течение нескольких месяцев. Определяются формат темы, формируются вопросы, вырабатываются соглашения.
-Согласен.
-Мы с вами вполне могли бы провести предварительные репетиции, чтобы не сорвать спектакль.
-Благодарю вас, — Масатанэ слегка кивнул головой в знак удовлетворения ответом русского. — Я доволен в высшей степени, почти что академическим характером нашей беседы, хотя она сейчас вряд ли приведет нас к какому — то положительному результату. Я также рад, что наша беседа была столь дружественна и носила самый сердечный тон. Уверен, что обе наши державы продолжат продвигаться дальше, осторожно и без всякого давления, в том числе и извне.
-Если наши предложения понравятся принцу Каю…
-А если не понравятся? Лягут поперек интересов Японии, как его высочество их понимает и визит окончится ничем? И переговоры провалятся?
-Вот нам и надо проговорить все возможности. Подготовить не один, не два, а сразу несколько вариантов сценария предстоящей встречи. Кендзи — сан, думаю вы согласитесь со мною — в политической области уже сказано достаточно.
-Безусловно. — улыбнулся Масатанэ. — По моему мнению и в области экономической сделано достаточно. В области же политической можно было бы, на основании сказанного, пожалуй, попытаться продвинуться дальше, однако не торопясь, поэтапно. Между Японией и Россией, конечно, при улучшении экономических отношений — могут улучшиться и политические отношения. Но только вы, русские, можете сказать, в чем конкретно должно выразиться улучшение политических отношений. Если теперь вы искренне меняете вехи и действительно хотите улучшения политических отношений с Японией, то вы обязаны сказать нам, как представляете себе конкретно это улучшение. Дело зависит целиком от вас. Всякое улучшение политических отношений между двумя державами мы, конечно, приветствовали бы. В Японии происходят процессы, которые отражают нынешние политические веяния в мире. Япония хочет дружить с Европой. И с Россией.
-Вот мы и готовы сказать об этом. Принцу крови. Что грядет, как сложится? Изменения в экономике естественным образом влекут за собой изменения в политике. В лучших традициях нашего ведомства я это опускаю — и так все понятно или, наоборот, непонятно. Клубок интересов и противоречий велик и завязывается все туже, лично мне напоминает пресловутый гордиев узел. Как бы ни стали разворачиваться события, изменения в политике европейских стран грядут грандиозные.
-Сильно сказано…
-Кендзи — сан…Драгоценный камень нельзя отполировать без трения. Также и человек не может стать успешным без достаточного количества трудных попыток. — процитировал Чебышев слова Конфуция.
-Сколько ни шлифуй черепицу, драгоценным камнем она не станет. — Масатанэ, улыбнувшись, «катнул» ответную фразу — шар молниеносно, легко.
Чебышев кивнул головой:
-Мне понятна ваша позиция, Кендзи — сан. Позиция самурая, привыкшего действовать по-эдосски.* И понимаю, что для вас предпочтительнее разбиться драгоценным камнем, чем уцелеть черепицей*. Но давайте попробуем и может быть, увидим золотой лотос*.
=================================
действовать по — эдосски*- Эдо — название Токио до 1864 года; с начала XVII века был резиденцией сегуна, фактического правителя Японии и главы верховного сюзерена, всего самурайства.
разбиться драгоценным камнем, чем уцелеть черепицей* — старинная японская поговорка.
увидим золотой лотос* — по буддийским представлениям, золотой лотос — аксессуар рая.
9 сентября (27 августа по русск. ст.) 1932 года. Пятница.
Лондон. Официальная правительственная резиденция премьер — министра Великобритании. Даунинг — стрит 10.
Молодой секретарь премьер — министра ожидал лорда Милна в конце коридора, который вел к залу заседаний Кибинета, расположенному в задней части здания.
-Премьер — министр ожидает вас, лорд Милн. — сказал он.
-Один?
-С ним лорд Чешэм. Я доложу, что вы приехали…
Секретарь вернулся через пять минут, слегка запыхавшийся:
-Премьер — министр готов принять… Прошу вас в кабинет Первого лорда Казначейства*.
Лорд Милн вошел в кабинет премьер — министра и церемонно раскланялся с главой правительства и министром иностранных дел.
Рабочий кабинет премьер — министра был просторный и светлый. Премьер сидел спиной к окну, склонившись над письменным столом. Правой рукой он писал, в левой держал сигару. Лорд Чешэм стоял у окна, справа от стола премьер — министра и курил длинную гаитянскую черную папиросу.
Премьер прервался, чтобы сделать затяжку, и попросил секретаря:
-Пожалуйста, распорядитесь, чтобы приготовили эг — ног для сэра Монти. Только скажите, чтобы не лили в него виски.
-Да, немного джина. — сказал лорд Милн. — Это приведет меня в чувство, и я буду готов к деловому разговору.
-Думаю, наша легкая попойка не станет поводом для дебатирования в палате общин. — пошутил лорд Чешэм.
-Монти, я очень рад, что вы согласились взвалить на себя бремя миссии в Москву и совершить европейский вояж, прежде чем приступить к переговорам о новом торговом соглашении с русскими. — сказал премьер -министр. — Нам кажется, что вы именно тот человек, кто может и должен возглавить нашу делегацию на переговорах с Москвой. Они воспримут это, как свидетельство того, что мы относимся к ним без предубеждений. Я очень вам признателен. Официальное приглашение уже прислано. Русские приветствуют ваше решение и обещают, что вы встретите в Москве теплый и радушный прием.
-Надеюсь.
-Не вызывает сомнений, что вам нелегко далось это решение.
-Это действительно так. — ответил министр внешней торговли. — Я допускаю даже, что после возвращения из Москвы меня могут освистать в палате общин…
-Ну, до этого, думаю, не дойдет. — не слишком уверенно произнес глава правительства.
Лорд Милн усмехнулся про себя…Премьер, получивший свой пост благодаря умению выступать с речами о международной политике и кажущимися возможностями самому устанавливать правила игры, все же, по мнению многих, не обладал задатками лидера и не был годным для столь важной должности ввиду несостоятельности и врожденной посредственности.
-Я опасаюсь, прежде всего того, что дезавуировать нашу инициативу в том случае, если русские предадут огласке состоявшиеся переговоры, было бы довольно трудным делом.
-Слишком многие не хотят даже намека на наметившееся было потепление отношений с Россией. — сказал премьер. — Это старая доктрина, должен заметить, которой в Англии по — прежнему придерживаются: Великобритания должна подавлять любое усилившееся на европейском континенте государство. Франция, Германия, Россия — они всегда будут для Англии конкурентами.
-Если хотите знать мое мнение, если я правильно понимаю русских, мы ни о чем с ними не договоримся. Настала пора менять нашу политику по отношению к Москве, Гарольд. Время реверансов и сантиментов прошло.
Министр иностранных дел при этих словах лорда Милна неодобрительно закивал головой. Он смотрел на министра внешней торговли глазами пожилого, умудренного опытом человека. В комнате повисла тишина. Премьер застучал карандашом по столу, очевидно пытаясь отыскать подходящие возражения на выдвинутые лордом Милном доводы.
-Россия — конкурент для нас на арене большого политического предприятия. — продолжил развивать свою мысль лорд Милн. — Мы должны подавлять всех. Вопрос в том, кто конкретно заботит нас сейчас? И я отвечаю — Россия. У русских сейчас достаточно внутренних проблем и было бы грехом не воспользоваться этим для достижения определенных целей.
-Наше противоборство идет на пользу потенциальным конкурентам — Франции, Германии, Соединенным Штатам. — сказал лорд Чешэм. — Если вы посмотрите какими темпами развивается Америка, то сразу увидите, где находится настоящая угроза. Не стоит забывать и про европейские дела. Представьте, если германцы ринутся в объятия русского царя?! Этого монстра, джентльмены, нам не одолеть даже в союзе с французами, венграми, австрийцами, поляками и прочими турками. Объединенной мощи Европы не хватит, чтобы победить германо — российский континентальный альянс.
-Что вы предлагаете?
-Изменить нынешний политический курс и немедленно повернуться лицом к России.
-Я предпочитаю, чтобы у России было как можно меньше свободы действий, чтобы были установлены ограничения для России. — ответил лорд Милн. — Слишком глубоко лезть мы им не позволим.
-Вас ведь рынки беспокоят? — спросил премьер.
-Не скрою, да. Проблема рынков действительно очень осложнилась с тех пор, как Россия объявила чуть ли не монополию внешней торговли, а в Китай все глубже проникают японцы, — глубокомысленно заявил министр внешней торговли.
-Нас спасут колонии, — сказал лорд Чешэм. — У нас их теперь больше, чем когда — либо.
-Если вопросы России и Китая как наших рынков не будут разрешены в течение ближайшего десятилетия, мы задохнемся, — сказал премьер — министр. — Поэтому я соглашусь с Монти, что проблема стоит достаточно остро.
-Линия правительства ясна: миром должна управлять твердая рука. — заявил лорд Милн. — Тем скорее вы должны признать правоту тех, кто стремится в первую голову покончить именно с Россией.
-Годы не умерили вашего оптимизма, — усмехнулся лорд Чешэм
-Ваш личный опыт должен вам подсказывать, что тут опять можно просчитаться, — с ехидством ответил лорд Милн.
-Джентльмены, прошу без пикировки. — вмешался премьер. — Прежде, чем мы перейдем к деталям предстоящей поездки, я полагаю, нам следует поговорить о наших целях в более широком масштабе.
-Будем брать большой политический подряд?
-Большой и крайне важный.
-Я весь во внимании. — ответил лорд Милн.
-Мы стоим у власти достаточно давно и в связи с этим возникают определенные проблемы. — сказал премьер — министр.
В кабинете повисла тишина, премьер крутил в руках карандаш, очевидно пытаясь отыскать нужные слова.
-Мы должны создать новый, возможно более свежий образ нашего правительства, нашего политического курса. Различный подход к оценке международной ситуации можно объяснить боязнью консерваторов старшего поколения критики дорогостоящих программ перевооружения со стороны лейбористской оппозиции и связанной с этим возможной потери части электората. В качестве возможного решения внешнеполитических проблем ныне предлагается добиться компромиссного соглашения с русскими.
-Это очень интересно и я с вами в какой — то мере согласен. — заявил лорд Милн.
-Не так давно было выдвинуто предложение о более широком сотрудничестве между четырьмя европейскими странами — Англией, Германией, Францией и Голландией. В определенной степени в таком сотрудничестве видится ключ к безопасности Великобритании. Однако позиция Берлина и Амстердама не вполне ясна. — сказал премьер. — Для сговорчивости голландцев и немцев нам и понадобился «вальс» с русскими.
-И кроме того, мы покажем, что всегда нацелены на диалог, что мы исходим из необходимости развития двусторонних отношений в интересах народов, и ответственно относимся к публичным заявлениям по различным, в том числе сложным, переговорным вопросам. — заметил лорд Чешэм. — Это не так просто, как кажется со стороны…Но, поверьте мне, соглашение, пусть даже несущественное, предпочтительнее отсутствию всякого соглашения. Здравый смысл диктует, что необходимо решаться на наименьшее зло, чтобы избежать наихудшего.
-Монти, — премьер скосил глаза на министра иностранных дел, — Я хочу избежать всего, что может привести к ненужным недоразумениям. Мы с лордом Чешэмом еще раз обсудили вопрос о наших политических требованиях на переговорах с русскими, и мы того мнения, что в конце концов, когда настанет вопрос об ультиматировании или неультиматировании, не надо будет, в случае выполнения русской стороной других наших условий, срывать наш дипломатический раунд. Вы сможете выставить все наши политические требования как одно неразрывное целое, но по поводу этих политических требований вам лучше не принимать такого абсолютного тона, который бы делал для вас неудобным впоследствии уступку по этому вопросу. Самое разумное в нынешней ситуации — это приложить усилия, чтобы вопрос войны оказался отложен.
-Прошу простить, господин премьер — министр. — торжественным тоном сказал лорд Милн. — Можно, таким образом, констатировать, что победила линия компромисса?
Лорд Чешэм кивнул. Он относил себя к группе старых политиков во главе с премьер — министром и не могла расстаться со старым стереотипным видением Европы двадцатых годов: ему рисовалась мощь империи, незыблемое финансовое положение, а отсюда — возможность достижения компромиссного урегулирования за счет определенных уступок.
-Если бы вы знали, какое давление на меня оказывают. — вздохнул премьер — министр. — Я должен в ряде случаев действовать без предварительного детального обсуждения, хотя в принципе стараюсь всегда заранее договориться и дополнительно сообщать обо всем правительству. Но я всегда получаю согласие и одобрение кабинета.
-Сити, кажется, занимает позицию, противоположную вашей?
-Деловые круги Сити решили втянуть нас в мясорубку. — мрачным тоном сказал лорд Чешэм. — Сити хочет войны. Но война с Россией станет мировой. Нам предстоит сражаться с русскими в Европе, на Средиземном море, на Ближнем Востоке, в Азии. При таком раскладе, осмелюсь заявить, само существование империи оказывается под большой угрозой.
-Чьей империи? — насмешливо спросил лорд Милн. — Британской или русской?
Премьер — министр бросил взгляд на часы на каминной полке:
-Я готов к любым возможным вариантам. И я часто должен сдерживать кое — кого, чтобы не было совершено необдуманных действий.
-Антирусские настроения сейчас сильны в деловых кругах. — сказал лорд Чешэм. — Но также сильны голоса тех, кто считает, что два великих народа должны поддерживать нормальные отношения. Подкомитет по нуждам обороны Комитета имперской обороны представил в марте месяце правительственный доклад, в котором отмечалось, что Англия должна придерживаться долговременной оборонной политики.
-Для защиты обширных британских владений необходимо было воплотить в жизнь серьезную программу перевооружения, требовавшую длительного времени и значительных капиталовложений. — добавил премьер. -В практическом плане это означало пойти на определенные жертвы и в первую очередь — послевоенным финансовым благополучием империи. — сказал лорд Чешэм. — Против чего неизменно возражают некоторые влиятельные финансовые круги страны.
Премьер — министр все никак не мог успокоиться:
-Монти, вы выдвинете политические требования, как составную часть будущего нового торгового соглашения, а если встанет вопрос, что должно стать ультимативным, — немедленно снесетесь с Лондоном по телеграфу.
-Обуславливать наше согласие на заключение с русскими нового торгового договора такими политическими требованиями, значило бы создать неизгладимое впечатление о создании нами искусственных препятствий для прикрытия нашего нежелания участвовать в работе по подписанию соглашения. Такое впечатление подорвет веру в наши постоянные заверения о мировой торговле. — сказал лорд Чешэм.
-Я прекрасно вас понял, господа. — ответил лорд Милн.
Премьер — министр поднялся из — за стола:
-Думаю, разговор за ланчем будет исключительно полезным. Перейдем к ланчу и заодно обсудим детали…
==========
Прошу вас в кабинет Первого лорда Казначейства * — премьер — министр Великобритании исторически занимает должность Первого лорда Казначейства. И Даунинг — Стрит, 10 является официально резиденцией именно Первого лорда Казначейства.
