Англо-французская война 1893 года. Эпизод 11: Краткие туры в Ла-Манш
Морское сражение у острова Альборан 18-го сентября не выявило явного победителя, однако имело различные последствия для обеих сторон, военного и политического характера, и в том числе явилось причиной некоторых кадровых перестановок.
Адмирал Сеймур, оказавшийся не таким бравым, каким считался по сию пору, допустивший досадные промахи, которые могли стоить весьма дорого силе и престижу Британской Империи, вынужден был признать невозможность дальнейших активных действий до получения подкреплений из метрополии для ослабленного флота в Гибралтаре, и уже 20-го сентября был отстранен от командования — Адмиралтейство намерено было предать его суду за малодушие, проявленное в бою с французской эскадрой. Адмиралтейство сообщило, что Их лордства не могут сохранять полное доверие офицеру, который не сумел принять разумные и должные меры в ходе сражения с французской эскадрой. Поэтому Сеймура решено было сменить немедленно. 22-го сентября адмирал спустил свой флаг, но продолжал оставаться в Гибралтаре; ему оставалось писать пространные письма в свое оправдание и ожидать суда. Вместо Сеймура на должность командующего Средиземноморской эскадрой был назначен контр-адмирал Маркхэм. Тот самый Маркхэм — британский морской офицер и полярный путешественник, двоюродный брат К. Р. Маркхема, совмещавший морскую службу с активной литературной деятельностью, опубликовавший описания своих путешествий, а также биографии Дж. Франклина, постоянный сотрудник многих издательств и журналов, собравший обширные коллекции, входивший в совет Королевского географического общества…
Замена Сеймура на Маркхэма, хотя и временная, была не вполне удачной. После катастрофы «Виктории» в июне этого года, контр-адмирал Маркхэм, как говорится, «ходил, оглядываясь», предпочитая ничего не делать и ждать инструкций сверху.
Судебное разбирательство над Сеймуром было отложено до окончания военных действий. По злой иронии судьбы, суд должен был пройти на борту старого трехдечного линкора «Хиберния», на Мальте, где совсем недавно, 17 июля, сэр Кульм-Сеймур, только что назначенный командующим британским Средиземноморским флотом, председательствовал во время разбирательства по факту гибели броненосца «Виктория» и судил контр-адмирала Маркхэма, своего нынешнего преемника на посту командующего…
Адмирал Дарлодо Дез Эсар, упустивший верный шанс разделаться с британской эскадрой в бою, был отправлен в почетную отставку — его спешно отозвали в Париж. Очередные парламентские выборы во Франции, назначенные на август 1893 года, ввиду войны были отменены, но решено было создать переходное правительство, возглавить которое было поручено «прогрессисту» Шарлю Дюпюи. Он «присмотрел» адмирала в качестве кандидатуры на пост морского министра и в Париже желал провести с ним подробные консультации.
Адмирал Жервэ, продолжавший разрабатывать планы нанесения урона английскому флоту, готов был лично растерзать Дарлодо Дез Эсара, по сути имевшего возможность эффектным ударом завершить войну с Англией: мало кто сомневался, что после нескольких очевидных поражений англичане не пошли бы на уступки и не согласились бы начать переговоры о мире. Державшего в руках французскую победу в войне с британской короной адмирала публично никто обструкции подвергать не решался, но его профессиональные качества и навыки однозначно были взяты под сомнение…
Война вдруг показала уязвимость положения Британской империи…В последней трети XIX в. Англия на международной арене придерживалась политики «блестящей изоляции», которая сводилась к отказу от заключения длительных международных союзов. Островное положение, огромные колониальные владения, сильнейший в мире военно-морской флот, промышленное и финансовое превосходство над другими державами позволяли Англии сохранять свободу действий на международной арене. И политика «блестящей изоляции» не мешала ей заключать временные соглашения, способствовавшие осуществлению ее экспансионистских планов. Лидер консерваторов маркиз Солсбери громогласно заявлял: «Изоляция никогда не помешает сотрудничеству с одной, двумя, тремя или со всеми вместе державами в определенных целях». Вызов, неожиданно брошенный французами, поколебал уверенное положение Британской империи. Недовольство других европейских держав, возникшее с начала военных действий, могло привести к ухудшению отношений между ними и Англией
Совместные действия европейских держав («Европейский концерт», т.е. великие державы Европы) в поддержку Франции лишали британские правящие круги мнения, что Англия может и должна достичь своих целей с помощью европейских держав и, что этот метод наиболее безопасен для целостности Британской империи. Англичане с удивлением убедились, что позиции их страны на международной арене не столь прочны, как прежде. И это в тот момент, когда Великобритания представляла собой крупнейшее государственное образование, Империю с большой буквы, которую требовалось сохранять, защищать, а если и получится, то и расширять. В связи с этим необходимость защиты имперских интересов Британии выходила на рубеже веков на первое место во внешнеполитическом курсе ведущих политический партий страны и правительства.
После сражения 18-го сентября война должна была получить новый виток, она продолжалась и исход ее все еще был неясен. Война казалась теперь долгой и гораздо более жестокой, нежели это представлялось ранее. Учитывая специфику существования Британской и Французской империй, возникновение локальных вооружённых конфликтов, наносивших урон национальной безопасности государства, было неизбежным. В сложившихся условиях англо-французского конфликта, очень многим маловероятным казалось их мирное урегулирование.
Великобритания оказалась не готова к войне. Русский военно-морской агент капитан 1-го ранга З.П.Рожественский отметил в своем докладе для Петербурга о настроениях, царивших в Британии после сражения у Альборана: «У меня была возможность поговорить с несколькими старшими офицерами Адмиралтейства, что помогло мне. Я увидел мрачную Англию. Уже нет никакого энтузиазма насчет войны с Францией…Мрачная и довольно угрюмая решимость хоть что-то сделать с безнадежным беспорядком, в который ужасные решения британского правительства втянули страну и народ. Только Господь знает, чем все это кончится и сколько еще это продлится».
Королева Виктория, совершив 21-22-го сентября двухдневную поездку на юг Уэльса, в сердцах произнесла бессмертную фразу: «Нужно что-то с этим делать», имея в виду войну…Это был достаточно популистский жест и политики забеспокоились, что тем самым королева выходила за рамки своей конституционной роли.
Сами политики были настроены пока еще достаточно решительно. Складывалось впечатление, что они, выражая свою ненависть к Франции, по меткому выражению лорда Розбери, «проглотили словарь синонимов» — «эгоистичная, корыстная, жестокая, расчетливая, коварная, опасная и амбициозная» Франция посмела бросить вызов Англии и теперь должна была испить чашу поражения до дна, чего бы это ни стоило Британской империи…
Глава внешнеполитического ведомства Великобритании лорд Розбери с горечью отметил, что сиамский кризис и последовавшая за ним война с Францией «подорвали репутацию и политический статус величайших и наиболее дальновидных государственных деятелей из ныне живущих». 26-го сентября лорд Розбери, выступивший в палате общин с речью о необходимости поиска компромиссов в деле урегулирования военного кризиса между Англией и Францией, был встречен такой враждебностью, что покинул парламент, а на следующий день, посчитав, что его политическая карьера разбита, подал в отставку, уступив министерский портфель лорду Солсбери. Тот был готов проводить более примирительную внешнюю политику в отношении…Германии…
В этой связи британские правящие круги начали осознавать необходимость повернуться лицом к Германии. Резюме «Таймс» было следующим: «Мы сказали достаточно, чтобы вновь вернуться к вопросу о длительности сердечных отношений между нами и Германией. Мы должны противодействовать неосновательным и вымышленным слухам, стремящимся затмить наши отношения».
Но более откровенно высказался журнал «Найтинс Сенчури»: «Безопасность Англии ныне зависит от поддержки Германии, и, чтобы обеспечить эту поддержку, мы должны быть готовы, если необходимо, пойти на некоторые жертвы».
В Берлине все еще верили в подобные публикации английской прессы. В Берлине тешили себя мечтами о том, что высшее общество Великобритании не настроено скептически на какой-либо союз с Германией, особенно в условиях острой конфронтации с Францией, в которую мало кто верил, а в Европе считали слабой и вырождающейся, согласившейся пойти на договор с русскими. Германское посольство докладывало из Лондона, что британский истеблишмент питает все большую симпатию к германской нации и находили эту позицию «интересной, перспективной и важной».
Кайзер же, настроенный антианглийски, придерживался того мнения, что Англия все же не пойдет на прямой союз с Германией, хотя и выражал определенную надежду на это. Он писал канцлеру: «Одному богу известно, чем закончится англо-французская война, многое зависит от того, сколько она продлится. Я просто надеюсь, что в конце концов мои предсказания не сбудутся и, что Англия осознает пользу сближения с Германией в условиях противостояния с Францией и все возрастающей конкуренцией со стороны Америки».
Имперский Берлин устами кайзера придерживался агрессивной риторики в адрес Англии, устами канцлера продолжал источать елей.
Германское правительство продолжало использовать обширный арсенал дипломатических средств (методы уговоров, зондажей, переговоров, умолчаний, филиппик в рейхстаге и в части официозной печати), как бы демонстрируя свою лояльность и приверженность стремлениям договориться с англичанами.
Но кайзер не хотел особо развеивать опасения Лондона по поводу растущих экспансионистских устремлений Германской империи. Его охватила идея и дальше ставить Англию перед фактом серьезных изменений международной ситуации в целом. Германия желала воспользоваться англо-французской войной для скорейшего начала реализации грандиозного проекта сооружения железных дорог, призванных соединить Германию с Турцией, Сирией, Месопотамией и далее вплоть до степей и гор Центральной Азии.
Собственно, Вильгельм и не представлял себе, при всей своей эксцентричности и сумасбродности, как, каким образом, в короткий срок, можно локализовать или вовсе снять широкий спектр англо-германских противоречий, который теперь касался не только торговых операций, проникновения капитала, но и распространялся на сферу деятельности разведывательных служб и даже морского соперничества в бассейне Индийского океана и Средиземного моря.
Адмирал Жервэ, разрабатывая планы продолжения войны на море, предложил повторить поход Тулонской эскадры в море Альборан, но теперь уже с ясной и точной задачей — осуществить прорыв через Гибралтарский пролив для соединения с Северной эскадрой. Объединив силы, Жервэ был намерен навязать британскому флоту, стерегшему воды метрополии решительную борьбу и принудить Англию к миру. Жервэ был готов взяться за дело немедленно и даже уже наметил точку рандеву Брестской эскадры с Тулонской эскадрой — на широте Лиссабона.
В Париже, однако, пока считали, что сохранение достаточно сильной эскадры на Средиземноморском театре военно-морских действий отвечает политическим задачам удержания Испании и Италии от недружественных шагов и создает иллюзию господства на море именно французского флота. Вопрос господства в Средиземном море ради безопасности колоний в Северной Африке был для французов настолько важен, что ради этого они были готовы пойти на известный разумный риск. Для поддержания иллюзии о французском господстве в Средиземном море следовало организовать более активные операции — против Мальты, у берегов Египта, где в связи с т.н. министерским кризисом, суть которого заключалась в том, что хедив, без предварительной консультации с британским генеральным консулом, снял четырех пробританских министров и назначил на их место политиков, которые ранее выступали против реформ лорда Кромера, для британской стороны создалась крайне тяжелая политическая ситуация. Самовольный поступок хедива вызвал серьезное беспокойство в Лондоне. Непосредственным результатом кризиса стали пошатнувшийся в Египте престиж англичан и увеличение британского военного контингента…
Кроме того, эскадра на Средиземном море была нужна для прикрытия работ по сооружению базы в Бизерте — с началом военных действий французы активизировали постройку канала, который должен был соединить озеро Бизерта с открытым морем…
20-го сентября крейсер «Линуа» перешел в Мерс-Эль-Кебир. Туда же прибыли шесть мореходных миноносцев, которые отныне должны были осуществлять постоянное дежурство в окрестных водах. 23-го сентября шесть французских броненосцев, которыми командовал контр-адмирал Дьелуар, появились у берегов Мальты. Появление их носило больше демонстративный, нежели военный характер. 24-го сентября крейсер «Милан» захватил у Мальты два британских парохода и после досмотра объявил призом. Призовые команды повели суда в Тулон. 26-го сентября крейсер «Сфакс» захватил у мыса Бон британский пароход, шедший с грузом обозного имущества в Александрию. После досмотра пароход был потоплен подрывными зарядами. 27-го сентября броненосец «Ля Галиссоньер» захватил у западного побережья Сардинии английский пассажирский пароход, следовавший в Картахену. После досмотра пароход был отпущен.
Жервэ, скрепя сердце, согласился с «политической линией» Парижа и сосредоточился на планировании операций, в ходе которых опираться ему пришлось бы только на наличные силы Брестской эскадры. Они были ослаблены, причем не только из-за потерь и необходимости ремонта поврежденных кораблей — по распоряжению Парижа для разворачивающейся у берегов Западной Африки военной кампании, в Дакар были отправлены броненосец «Ришелье» под командованием капитана 1-го ранга Обра и крейсер «Турвилль» под командованием капитана 1-го ранга Феррана, а также учебно-артиллерийский корабль «Океан», сопровождавший быстроходные транспорты «Рон» и «Саген» (на борту которых находились части 31-го пехотного полка и экспедиционной бригады морских фузилеров, общей численностью до 1300 человек)…
26-го сентября Жервэ произвел выход в море. Из Бреста вышел в составе эскадры даже броненосец «Фридланд». При этом, в густой туман и при сильном морском отливе, «Фридланд» задел верхушку скалы Робер в южной части узкого прохода Бреста и получил повреждения, которые не удалось исправить судовыми средствами: броненосец был вынужден вернуться в Брест.
Адмирал Жервэ эскадренный выход в Ла-Манш прерывать, однако, не стал. Эскадра прошла к северу от скал Каскетс, оставляя справа Ла-Хог, Шербур и Барфлер, после чего легла на обратный курс, держась в 10-ти милях от берега. На рассвете 28-го сентября эскадра благополучно вернулась в Брест.
29-го сентября французский крейсер «Коэтлогон» произвел разведывательный поиск у мыса Лизард и захватил британскую шхуну. В тот же вечер четыре миноносца из «флотилии Лизардие» — «Циклоп», «Фуге» «Фрондэр» и «Корсэр» произвели поиск у островов Джерси и Гернси и захватили британский пароход, шедший с грузом угля в Сент-Хелиер.
30 сентября из Шербура скрытно вышел пароход «Руан» французской ла-маншской линии, переоборудованный во вспомогательный крейсер. Он проследовал вдоль побережья до бельгийского Остенде, затем взял курс на Скагеррак и далее к норвежским берегам. 2-го октября «Руан» изменил курс и направился к Шетландским островам. В течение следующих трех дней вспомогательный крейсер задержал один британский пароход и один потопил. Затем пароход действовал у Кромарти, выставив минное заграждение из 14 мин, и к северу от Шотландии: им был потоплен один пароход, в качестве приза захвачено два британских парохода и парусник с грузом кардиффа, шедший в норвежский Берген. Для поимки «Руана» англичане задействовали три корабля, но вспомогательный крейсер, поставив минное заграждение в проливе Литл-Минч, проследовал к Фарерским островам, затем в Датский пролив, и далее в Северную Атлантику.
В ночь на 2-е октября адмирал Жервэ вновь вывел эскадру в море и совершил краткий вояж в Ла-Манш. На этот раз, днем 2-го октября, дозорные британские корабли обнаружили неприятельские силы к северо-западу от острова Иль-де-Бат и даже попытались вступить в перестрелку. Вследствие большой дистанции огонь британских кораблей был полностью неэффективен. Однако адмирал Жервэ не стал рисковать и решил свернуть эскадренный выход — в Брест он вернулся поздним утром 3-го октября.
