АИ: противокорабельные ракеты ВМФ США с 1945 по 1980 год

Данный материал относится, условно говоря, к "миру советских авианосцев", который в последнее время все более и более тесно пересекается с "миром Тихоокеанской Конфедерации". Поэтому наличие отсылок (в т.ч. взаимных) в материалах неудивительно.

SSM-N-3 “Seekbat”

https://alternathistory.ru/ssm-n-3-seekbat-amerikanskaya-prk-vtoroi-mirovoi

Примечание: вследствие неточностей при переводе, и противоречивых сведений в ряде источников в тексте были допущены некоторые ошибки. SSM-N-3 “Seekbat” состояла на вооружении с 1945 по 1953 год (а не по 1958, как ошибочно указывалось) и серийное ее производство велось с 1945 по 1946 год. Помимо ВМФ и береговой артиллерии США, ракета состояла на вооружении только ВМФ Китайской Республики.

Также не было упомянуто, что помимо морского базирования, рассматривалась возможность развертывания на патрульных бомбардировщиках PB4Y “Privateer” но из-за неудобного радиокомандного управления, опыты не продвинулись дальше теоретической проработки.

Приношу извинения за доставленные неудобства.

SSM-N-1(4) “Dingbat”

Противокорабельная ракета SSM-N-4 “Dingbat” была разработана Бюро Боеприпасов (Bureau of Ordnance) в рамках программы “Perseus—I”. В то время как работавшая над параллельной программой “Perseus—II” лаборатория аэронавтики создала свою противокорабельную ракету SSM-N-3 “Seekbat” на базе JB-2 “Loon”[1], инженеры BuO предпочли пойти по более сложному, но и более перспективному пути.

Основной для их разработки стала серия экспериментальных ракет “Горгона”, разрабатываемая ВМФ США с 1943 года. В первоначальном проекте, “Perseus—I” представлял собой сигарообразный снаряд аэродинамической схемы “утка”, оснащенный в качестве силовой установки 14-дюймовым пульсирующим воздушно-реактивным двигателем, весьма схожий по общей     концепции с ракетой “Горгона IIС”. Согласно расчетам, дальность действия должна была достигать 75 километров при весе снаряда не более 900 килограмм.

Флот, несмотря на то, что в августе 1945 года на вооружение поступила SSM-N-3 “Seekbat”, придавал большое значение программе “Perseus—I”. Главной причиной были неудовлетворительные характеристики “Seekbat”: в особенности значительные размеры и вес ракеты, не соответствовавшие, по мнению командования ВМФ, ее весьма ограниченным боевым возможностям. Выдвигались нарекания и к радиокомандной системе управления на маршевом участке. Хотя фирма “Рипаблик”, занимавшаяся серийным производством JB-2 “Loon” и SSM-N-3 “Seekbat”, предложила ряд улучшений своего снаряда – в частности, складывающееся для хранения крыло – ВМФ принял решение разработать в рамках программы “Perseus—I” новую ракету.

Первые бросковые испытания неуправляемых версий “Perseus—I” начались весной 1946 года. Но несмотря на все усилия ВМФ, послевоенное сокращение финансирования военных разработок сказалось и на этой программе. Осенью 1946, программа “Perseus—I” была лишена высшего приоритета и последующие два года финансировалась по остаточному принципу.

Ситуация переменилась только в 1949 году, после того как конфликт в Корее впервые поставил бывших союзников на грань войны. Военный флот США направил доклад в Конгресс, в котором особо указывалось, что в свете существующих советских военно-морских программ положение дел с противокорабельными ракетами трудно признать удовлетворительным. Лишь небольшая часть кораблей ВМФ США была оснащена ракета SSM-N-3 “Seekbat”, а опыты по установке таковой на патрульных самолетах так и не были удовлетворительно завершены. В то же время, советский флот стремительно наращивал численность, массово закладывая новые эсминцы проекта 30-бис и крейсера проекта 68-бис. В перспективе дальнейшего расширения боевых возможностей советского флота (особенно авианосного), Конгресс пересмотрел свое отношение к программе “Perseus—I” и авторизировал ее перезапуск с повышенным приоритетом.

В итоге, перезапущенная как SSM-N-4 “Dingbat”, ракета имела сигарообразный фюзеляж длиной 7,85 метров. Она была выполнена по стандартной аэродинамической схеме, с расположением руля направления под корпусом ракеты. Размах стреловидного крыла достигал 3,05 метра. При хранении крыло складывалось, раскрываясь вручную и фиксируясь на пусковой установке. Размах сложенного крыла составляя всего 1,42 м.

В движение ракета приводилась прямоточным воздушно-реактивным двигателем Marquardt RJ30, диаметром 510 миллиметров. Двигатель размещался в кормовой части ракеты, с подфюзеляжным воздухозаборником (что несколько снижало эффективность системы, но уменьшало сопротивление воздуха) и дозвуковым диффузором. Максимальная скорость составляла 818 километров в час, запаса авиационного топлива в двух баках хватало на 52 километра полета. Запуск осуществлялся с помощью твердотопливного стартового ускорителя с короткой пусковой рампы.

Система управления ракеты состояла из двух элементов. На маршевом участке, сразу же после запуска, ракета двигалась “по лучу”, используя систему автоматического управления ATC/FS-2. Два расположенных на вращающейся раме излучателя генерировали узкие пересекающиеся лучи: при этом правый излучатель передавал сигналы на частоте 110 мегагерц, а левый – 250 мегагерц. Бортовая аппаратура ракеты, принимая устойчивый сигнал на частоте 110 мегагерц воспринимала его как инструкцию, что ракета отклонилась вправо от расчетного курса, и вырабатывала соответствующие команды рулевым машинкам. Прием сигнала на частоте 250 мегагерц, соответственно, означал отклонение влево. В области пересечения лучей, таким образом, образовывалась узкая равносигнальная зона, при нахождении в которой ракета воспринимала оба сигнала одновременно, и специальное реле фиксировало горизонтальный руль в нейтральном положении.

Во избежание неуправляемого “виляния” ракеты, на маршевом участке углы максимальные отклонения рулевых плоскостей были ограничены 5 градусами.

Пройдя расчетную дистанцию (определяемую при помощи транспондера), ракета получала с борта корабля-носителя сигнал, автоматически отключавший систему наведения на маршевом участке, и приводивший в действие активную радиолокационную ГСН ракеты[2]. Пиропатрон выбивал стопор, ограничивающий максимальные углы отклонения рулей, и ракета автоматически начинала поиск и захват цели. Поражение цели обеспечивалось 227-кг боевой частью, оснащенной автоматически приводящимся в действие при активации ГСН контактным взрывателем.

Новый противокорабельный снаряд поступил на вооружение в 1952 году, сменив устаревающую SSM-N-3 “Seekbat”. Развертывание новой ракеты проводилось в основном на эскадренных миноносцах: при этом демонтировалась одна из 127-мм АУ, и на ее место устанавливался вращающийся комплекс антенн ATC/FS-2. Сами ракеты обычно устанавливались на рельсовых направляющих поверх торпедных аппаратов, и требовали наведения в сторону цели перед запуском.

Практически сразу же начались эксперименты с установкой новой ракеты на патрульные самолеты – в первую очередь, патрульные противолодочные P-2 “Neptune”. При этом антенны излучателей системы наведения на маршевом участке монтировались на законцовках крыльев самолета. Хотя эксперименты, проводившиеся с 1951 по 1954 год доказали работоспособность концепции, они же продемонстрировали ее главный недостаток: необходимость для самолета-носителя удерживать прямой курс на цель во время маршевого участка полета запущенной ракеты. Это влекло за собой существенно повышенный риск для патрульного самолета даже от зенитной артиллерии противника, не говоря уже о управляемых снарядах или палубных истребителях. В попытке решить эту проблему была предложена концепция “обратного запуска”, при которой запуск ракеты осуществлялся в противоположном вектору движения самолета направлении – и, таким образом, самолет-носитель должен был удаляться от цели в процессе наведения ракеты, а не приближаться к ней. Тем не менее, эту идею сочли неудобной, и в итоге воздушная версия ракеты — ASM-N-4 “Dingbat” – была развернута в 1955 году лишь на нескольких резервных эскадрильях патрульной авиации.

Существовала также версия ракеты для наземных пусковых комплексов. Последняя модификация получила наиболее широкое международное распространение, и была поставлена в Данию, Голландию, Норвегию, Китайскую Республику и Республику Корея. В 1958 году, после снятия эмбарго[3], ряд пусковых комплексов приобрела Аргентина.

Ракета SSM-N-4 “Dingbat” состояла на вооружении ВМФ США с 1953 по 1964 год. Но уже к концу 1950-ых, развитие противовоздушной обороны советских авианосных соединений привело к тому, что эта ракета перестала рассматриваться как эффективное оружие. Главным недостатком считалась совершенно неудовлетворительная дальность действия, не превышавшая 50-52 км и невозможность оснащения ядерной боевой частью (что в тот момент воспринималось как критический недостаток). К тому же несовершенная и громоздкая система управления на маршевом участке препятствовала развертыванию ракеты на борту палубных самолетов[4]. Фирма-производитель предложила заменить систему наведения на маршевом участке полуактивной радиолокационной, но общий объем доработок был сочтен чрезмерным для явно устаревшей ракеты.

В 1961 году, с появлением новой противокорабельной дозвуковой ракеты BGM-34 “ Firefly ”, устаревшая SSM-N-4 “Dingbat” начала постепенно сниматься с вооружения. Флот де-факто начал снятие ее с вооружения еще в 1959, запретив установку ракеты на новые строящиеся корабли. К 1963, “Dingbat” полностью исчезла из арсеналов ВМФ, но Национальная Гвардия сохраняла в резерве 18 наземных батарей и около 400 ракет до 1968 года. Всего с 1953 по 1957 было выпущено более 1200 ракет SSM-N-4 и ASM-N-4, из них 550 были поставлены на экспорт или израсходованы на испытаниях.

RSM-N-8 (RGM-34) “Firefly”

В 1955 году, американский ВМФ был всерьез встревожен вступлением в состав советского флота первого тяжелого авианосца проекта 81 “Волгоград” (в момент закладки – “Сталинград”). Сорокапятитысячетонный гигант, самый большой военный корабль, когда-либо построенный до этого советской промышленностью, нес на борту шестьдесят два самолета и вертолета, и был по своим боевым возможностям практически эквивалентен американским авианосцам класса “Мидуэй”. Вступление в строй этого корабля ознаменовало послевоенное возрождение советского авианосного флота.

Американские адмиралы высказывали опасения по поводу новой советской авианосной программы еще с 1952 года, когда аэрофотосъемка, проведенная нарушившим советское воздушное пространство фоторазведчиком RB-45С, продемонстрировала стоящий на стапелях завода имени Орджоникидзе гигантский корпус. Теперь же тревога только усугубилась. Было очевидно, что русская палубная авиация чрезвычайно затруднит нанесение ударов по советским эскадрам существующими средствами поражения.

Ответом со стороны американского флота стала начатая в 1957 году программа разработки противокорабельных управляемых снарядов нового поколения. Состоявшие на вооружении противокорабельные ракеты SSM-N-4 “Dingbat” уже не удовлетворяли требованиям из-за своего недостаточного радиуса действия. Аналитики ВМФ рассчитали, что для эффективного поражения авианосного ордера, способного поднять 40-50 реактивных околозвуковых истребителей, необходимо применить боевые ракеты радиусом действия не менее 100 километров. Высоко оценивалась также сверхзвуковая скорость снарядов (для успешной пенетрации противовоздушной обороны) и оснащение таковых ядерными боевыми частями.

В ноябре 1957 года, ВМФ США впервые сформулировал четкие требования к сверхзвуковой противокорабельной ракете радиусом 80-110 километров, предназначенной для вооружения палубных стратегических бомбардировщиков A-3 “Skywarrior”. Этой ракетой в итоге стала знаменитая “Виверна”, ASM-N-19 “Wyvern”, принятая на вооружение в 1963 году.

Эта концепция, несмотря на ее высокую перспективность, вызвала ряд серьезных возражений со стороны Бюро. Ряд высокопоставленных офицеров флота придерживался мнения, что более дальнобойная ракета (пусть даже менее скоростная), была бы более эффективным решением в ситуации противостояния авианосных соединений, оснащенных современной реактивной авиацией. Кроме того, высказывалась критика по поводу неприспособленности изначального проекта “Виверны” для запуска с боевых кораблей и наземных пусковых установок. В итоге, NAMU предложило в инициативном порядке разработать более простую дозвуковую ракету для компенсации недостатков ASM-N-19 “Wyvern”.

Первоначально, флот встретил это предложение в штыки, но после того, как летом 1958 года анализ проблемы показал, что ASM-N-19 “Wyvern” вряд ли будет готова к применению в ближайшие несколько лет, отношение к инициативе NAMU изменилось. В сентябре 1958 года, комитет по вопросам развития вооружений провел ряд заседаний, посвященных обсуждению “промежуточной” ракеты. Рассматривался ряд возможных сценариев: радикальное усовершенствование ASM-N-4 “Dingbat”, создание противокорабельной версии стратегической крылатой ракеты SSM-N-8 “Regulus-II”, но в итоге было принято компромиссное решение. Новая ПКР должна была быть создана на базе уже доказавшего свою надежность беспилотного самолета Ryan BQM-34 “Firebee”.

Работа над проектом началась в марте 1959 года. Разработка продвигалась очень быстро – ведь большая часть аппаратуры, по сути дела, была отработана заранее – и в основном инженеры сосредоточили усилия на проектировании и изготовлении системы самонаведения. Уже осенью 1959 года были проведены пробные запуски оснащенных исследовательской аппаратурой дронов AQM-34С с борта специально модифицированного палубного бомбардировщика A-3 “Skywarrior”. Необходимость отработки системы управления на маршевом участке, впрочем, несколько задержала проект, и в результате первые запуски прототипа ракеты состоялись только в 1961 году. Не дожидаясь официального завершения работ, флот заказал  первую партию ракет, а уже в 1962 году RSM-N-8 “ Firefly ”  была официально принята на вооружение.

Конструктивно, RSM-N-8 “Firefly” мало чем отличалась от послужившего ей основой беспилотного самолета. Подобно AQM-34С “Firebee”, ракета имела узкий сигарообразный фюзеляж с короткими стреловидными крыльями и расположенным под корпусом турбореактивным двигателем “Continental” J-69-T-29. Выдвинутый вперед воздухозаборник, располагался прямо под головным обтекателем, скрывающим параболическую антенну радиолокационной головки самонаведения.

По сравнению с разведывательным прототипом, запас топлива боевой ракеты уменьшили примерно на 1/3. Освободившееся место использовали для размещения 454-килограммовой полубронебойной боеголовки. Дальность действия при этом уменьшилась приблизительно до 320 километров (при воздушном запуске)¸ что, впрочем, считалось более чем достаточным для любого практического применения. Скорость ракеты достигала 0,95 МаХа.

Система управления ракеты была двойной: навигация на маршевом участке обеспечивалась инерциальным автопилотом, дополненным радиокомандной аппаратурой управления AN/AMG-4 (для надводных кораблей – AN/SMG-4) с борта носителя. Наведение на атакующем участке осуществлялось с помощью активной радиолокационной головки самонаведения, разработанной “Western Electric”. Это была первая американская ГСН, на которой внедрили принцип работы на переменных частотах, призванный улучшить ее устойчивость к средствам РЭБ.

Ракета предназначалась для применения с подвесок палубных и береговых патрульных самолетов, в первую очередь – A-3 “Skywarrior” и P-2 “Neptune”. Первый мог нести две ракеты на подкрыльевых съемных пилонах, второй – до четырех ракет на пилонах или две под корпусом, в дополнение к иному вооружению.

Версии ракеты, запускавшиеся с поверхности (надводных кораблей или береговых установок) отличались наличием складывающегося крыла. Ракеты хранились в пусковых контейнерах и запускались с помощью пары сбрасываемых твердотопливных ускорителей Mark 23 Mod 4: ранние версии ракеты перед запуском выдвигались из контейнера с помощью гидравлической рампы, чтобы механики вручную раскрыли и зафиксировали крыло. Более поздние ракеты поверхностного базирования имели автоматический механизм раскрытия крыла в воздухе и стартовали прямо из контейнеров. Версии пусковой установки обозначались, соответственно, как Mk-14А и Mk-14B, для комплексов с выдвижной рампой и для комплексов с запуском из контейнера.

В береговом исполнении, ракетный комплекс “Firefly” поставлялся обычно в двух вариантах: полумобильном, в котором пусковой контейнер, аппаратура обеспечения и радар управления огнем располагались на нескольких полуприцепах (и должны были быть соединены кабелями при установке на позицию), и мобильном – в котором вся система была объединена на общем шасси 8-осного тяжелого трейлера[5].

Корабельная версия обычно включала два (на малых кораблях и фрегатах) или четыре пусковых контейнера (на крейсерах и эсминцах), размещенных побортно. Несколько эсминцев военной постройки, модифицированных по программе FRAM, получили спаренные вращающиеся пусковые установки, смонтированные на основании снятых 127-миллиметровых АУ, но подобное решение было сочтено слишком громоздким.

Первая версия ракеты, под обозначением RSM-N-8a “Firefly” (позднее, RGM-34A) была принята на вооружение в 1962 году. Это было довольно простое управляемое оружие, способное приближаться к цели только на большой высоте – до 18000 метров — и атаковать исключительно из вертикального пикирования. Флот рассматривал такую схему атаки как уже устаревшую, уязвимую и для ЗРК и для патрулирующих истребителей – в целом, не соответствующую требованиям прорыва достаточно плотной противовоздушной обороны советских авианосных соединений.  В том же 1962 году была принята на вооружение версия RSM-N-8a1, оснащенная 20-килотонной ядерной боеголовкой.

Следующая версия ракеты, RSM-N-8b “Firefly” (RGM-34B), появившаяся в 1964, была уже более совершенным оружием. Ракета была оснащена радиолокационным высотомером, что позволяло ей летать на много меньших высотах, чем RSM-N-8a с барометрическим. Алгоритм атаки ракеты был значительно усовершенствован – теперь, после захвата цели своей ГСН, ракета немедленно переходила в пологое пике, и пролетала последние 40-50 километров до цели на высоте не более 150 метров, скрываясь за радиогоризонтом от радаров противника. Уязвимость для истребителей, впрочем, сохранялась, но ВМФ США логично предполагал, что маленькая и быстрая ракета будет сложной мишенью для советских палубных истребителей Миг-19КОР, не оснащенных системами лобовой атаки.

Версия ракеты, обозначенная как RSM-N-8с (RGM-34С) появилась в 1965 году. Эта версия была оснащена улучшенной ГСН, способной осуществлять селекцию и распределение обнаруженных целей. По интенсивности отраженного сигнала, ракета могла приблизительно различать основные классы кораблей, наводясь именно на ту цель, параметры которой были предварительно запрограммированы (т.е. ракета, запрограммированная атаковать авианосец в ордере, игнорировала существенно меньшие эсминцы эскорта). Эффективность применения ракеты против групповых целей существенно возросла, и к 1967 году ракеты серии “C” заменили все предыдущие на вооружении.

Ракета RGM-34D была специфической удлиненной версией ракеты, разработанной для наземных пусковых установок. За счет увеличения длины фюзеляжа на 1,8 метра, удалось увеличить запас топлива и повысить дальность действия при запуске с поверхности до 280 километров. Флот этой версией не заинтересовался, и она была принята на вооружение исключительно береговых батарей, контролируемых Национальной Гвардией в 1970 году.

В 1972 году на вооружение поступила RGM-34E. Помимо замены устаревшей ламповой электроники на транзисторную, эта версия ракеты включала ряд специальных усовершенствований, предназначенных для облегчения пенетрации противовоздушной обороны противника. Ракета была оснащена детектором излучения: в случае обнаружения излучения радара противника, ракета совершала противозенитный запрограммированный маневр. Не довольствуясь этим, инженеры BuO установили в хвостовой части ракеты батарею из 80 пусковых установок дипольных отражателей, разработанных на базе 20-миллиметрового “заградительного” патрона авиационных пушек. Маневрируя, ракета через каждые 5 секунд выстреливала облачко диполей, тем самым до крайности затрудняя работу радаров противника.

Ракета RGM-34F должна была стать сверхзвуковой версией “Firefly”, разработанной на базе сверхзвуковой летающей мишени BQM-34F “Firebee II”. По ряду причин, разработка этой версии ракеты затянулась. В итоге, в 1974 году ВМФ США счел, что прибавка в скорости в 0,4 МаХа не является таким уж существенным преимуществом, чтобы тратить на него деньги, и закрыл разработку после ряда не вполне удачных летных испытаний.

Вместо этого, была разработана новая модель ракеты, обозначенная как RGM-34G. Ее основной особенностью было наличие в носовой части инфракрасной камеры, сигнал с которой ретранслировался на носитель. Предполагалось, что таким образом ракета сможет более эффективно оперировать в сложной помехоопасной обстановке, а оператор – в любой момент вмешаться в ее полет и выбрать строго необходимую цель. Возможно было и высокоточное применение против наземных целей. В случае отсутствия работающей связи с носителем (если ракета опускалась ниже радиогоризонта) камера работала как обычный инфракрасный детектор для улучшения автоматической селекции помех. Системы РЭБ этой модели также были улучшены. Новая ракета была принята на вооружение в 1976 году.

RUM-34A была специфической противолодочной версией ракеты. Она предназначалась для поражения субмарин на большой дальности (свыше 50 км). Ракета оснащалась магнитометром: прибыв в расчетный сектор поиска, RUM-34 начинала поиск цели на сверхмалой высоте по раскручивающейся спирали, и при обнаружении аномалии – вертикально падала в воду, поражая цель при помощи атомной боеголовки W44, эквивалентом в 10 килотонн. Существовала также версия RUM-34B, несущая малогабаритную противолодочную торпеду.

Версия ракеты RGM-34H, на самом деле, никогда не существовала. Это обозначение было присвоено фантастической “сверхзвуковой противокорабельной ракете с лазерной поисковой матрицей, оснащенной управляемым вектором тяги”, программа “разработки” которой была частью комплексного проекта ВМФ и ЦРУ по выявлению двойных агентов в американских оборонительных структурах. Согласно “техническому описанию”, ракета имела скорость 4-5 МаХа, невосприимчивую к помехам систему лазерного сканирования и способность выполнять противоракетные маневры с перегрузкой до 8G. Естественно, ничего подобного даже не проектировалось.

К середине 1970-ых стало ясно, что дозвуковая, сравнительно высоколетящая “Firefly” постепенно начинает устаревать. Появление новых советских палубных истребителей-бомбардировщиков Миг-28К с их эффективными РЛС и приспособленными для атаки “лоб-в-лоб” ракетами с полуактивным наведением, сделало высоколетящую “Firefly” слишком уязвимой на маршевом участке. ВМФ США отреагировал на это незамедлительно, разработав и запустив в производство новую версию ракеты, RGM-34K.

Заменив исчерпавший себя J-69 на современный ТРД J-85GE-100 и усовершенствовав систему контроля высоты, BuO удалось растянуть терминальную фазу почти до 150 километров и существенно уменьшить высоту полета до 15-20 метров. Максимально возможное количество металлических деталей заменили углепластиковыми, с целью сократить ЭПР ракеты. ГСН была в очередной раз модернизирована с установкой сканирующего матричного ИК-сенсора, способного эффективно идентифицировать корабли противника (по заложенной в памяти ракеты базе данных) и выбирать оптимальный вектор атаки. Новый снаряд был принят на вооружение в 1980 году.

Это была последняя серийная версия “Firefly”. Ryan предложила еще несколько версий снаряда (в том числе контейнерного пуска для вооружения подводных лодок), но ВМФ США не выразил интереса к дальнейшим закупкам морально устаревающей ракеты.

Ракеты “Firefly”, в силу своей технической простоты и неприхотливости, активно поставлялись на экспорт. В списке экспортных покупателей этих снарядов были ФРГ, Норвегия, Турция, Югославия, Израиль, Бразилия, Чили и ряд африканских и азиатских стран, включая Японию. В последней был налажен лицензионный выпуск ракет, под общим индексом RGM-34J (с цифровым кодом, обозначающим конкретную модель).  Большинство стран покупали либо береговую версию комплекса, либо версию корабельного базирования – так как неприхотливость установки позволяла достаточно легко монтировать ее на любые корабли без капитальных модернизаций[6]. Всего в 1962-1984 было выпущено более 2800 ракет RGM-34 “Firefly”.

ASM-N-19 “Wyvern”

https://alternathistory.ru/asm-n-19-wyvern-sverkhzvukovaya-pkr-vmf-ssha-1960-ye

Противокорабельный SSM-N-8 “Regulus-II”

В сентябре 1958 года NAMU выдвинула инициативное предложение о переоснащении стратегических крылатых ракет SSM-N-8 “Regulus-II” в противокорабельные снаряды для нанесения ядерных ударов по советским авианосным соединениям. Переоборудованная ракета имела бы дальность порядка 810 километров и должна была запускаться с подводных лодок в надводном положении. Система наведения должна была быть радиокомандной: ракета наводилась с борта гидропланного истребителя “Sea Dart”, осуществляющего поиск цели и выполняющего целеуказание для ракеты.

Чтобы облегчить проникновение сквозь систему ПВО советских авианосцев, ракету предполагалось оснастить жидкотопливным ракетным ускорителем (также рассматривалась твердотопливная версия), который позволял ей примерно в 110 километрах от цели совершить баллистический скачок на высоту в 38000 метров и вертикально спикировать на цель. Какое-либо самонаведение не предусматривалось: предполагалось, что мощности термоядерной боевой части хватит, чтобы нанести серьезный урон противнику даже при невысокой точности попадания.

Проект не получил развития, так как его эффективность подвергалась сомнению даже на стадии первичного рассмотрения.

Противокорабельные AGM-28D и AGM-28C

В 1968 году, ВВС США инициировали программу модификации своей основной стратегической крылатой ракеты AGM-28 “Hound Dog”. В числе прочих предложений (таких, как создание версии с системой TERCOM для полетов на сверхмалых высотах – будущей AGM-28C) фигурировала версия с активной радиолокационной головкой самонаведения, для “поражения радиоконтрастных объектов”. Детали не уточнялись, но, исходя из технического задания, можно было с высокой степенью вероятности предположить, что речь идет о противокорабельной ракете.

Причиной внезапного интереса ВВС США к подобному виду оружия, стало быстрое усиление советского авианосного флота. Военно-воздушные силы опасались, что многие их передовые базы, (в т.ч. столь важные, как Туле в Гренландии ) могут быть атакованы советской палубной авиацией или даже “блокированы” действиями палубных истребителей с авианосцев, держащихся за пределами досягаемости тактической береговой авиации. Не желая зависеть в этом вопросе от моряков, они начали разработку собственного оружия противодействия.

Версия AGM-28D была оснащена аппаратурой для полетов на сверхмалой высоте, и активной радиолокационной головкой самонаведения. Ее радиус действия составлял порядка 500 км, что делало AGM-28D самой дальнобойной противокорабельной ракетой в американском арсенале. Детали проекта не были проработаны в полной мере, но предполагалось, что ракета будет запускаться с борта стратегических бомбардировщиков B-60, и предназначена для нанесения ядерных ударов по советским авианосным соединениям. Рассматривалась возможность применения маневров уклонения и средств РЭБ для успешного пенетрирования ПВО противника.

ВМФ США, узнав о программе, не без оснований заподозрил, что речь идет о попытке военно-воздушных сил нарушить монополию флота на действия против кораблей противника в океане. В 1971 году специально созванная комиссия Конгресса постановила, что специфика наступательной войны на море целиком и полностью находится в компетенции ВМФ, и обязал военно-воздушные силы передать программу AGM-28D флоту. Флот – не располагавший ни опытом применения авиационных ракет таких размеров, ни самолетами, подходящими для их базирования – не проявил особого любопытства, и в январе 1972 программа была закрыта. В качестве некоторой компенсации, ВВС США адаптировали пассивную головку самонаведения противорадиолокационной ракеты AGM-28C для обеспечения возможности наведения на корабельные радары.