75 лет назад в воздухе под Берлином…
Еще одна интересная статья из жж Андрея Фирсова.
Среди многочисленных «мифов» об авиации Второй мировой есть такое устоявшееся мнение, что в конце зимы – начале весны 1945 г. на Восточном фронте немцы чуть ли не вернули себе превосходство в воздухе:
«Советская авиация действовала с раскисших аэродромов, занятых во время молниеносной Висло-Одерской операции, а «люфтваффе» могло действовать с качественных бетонных полос в районе Берлина и имели «короткое плечо» снабжения».
Интересный взгляд с Запада на эту проблему на профильных форумах:
Во многих работах утверждается, что
«в январе 1945 г. для усиления своих частей на Востоке люфтваффе перебросили значительную часть истребителей с Запада. Вместе с уже находящимися на Востоке частями самолетов-штурмовиков это была серьезная сила, главным недостатком которой была нехватка топлива».
«В феврале 1945 г. люфтваффе достигли определенное превосходство в воздухе… 2 февраля 6-й воздушный флот люфтваффе выполнили 1440 боевых вылетов, встретив незначительное число советских самолетов. Согласно данным наземных частей в этих районах отмечено 600 пролетов советских самолетов».
«Люфтваффе сохраняли эффективность истребительных частей до самого конца… 24 апреля 1945 г. люфтваффе выполнили на всех фронтах по крайней мере 800 вылетов, заявив 50 побед и уничтожение сотен советских грузовиков и танков».
Однако тут возникает масса вопросов:
Сами «люфты» успели к тому времени понести серьезные потери в летном составе во время операции «Боденплятте», и несмотря на наличие у немцев на Востоке 2500 самолетов, имелся дефицит горючего, из-за чего в частности была остановлена работа летных школ. Возникает вопрос, действительно ли имевшее превосходство люфтов могло оказать какое-нибудь влияние на военную обстановку на Востоке?
Нужно отметить, что «Восток» и «Запад» уже для Германии слились в один фронт – в январе от Берлина до советских войск у Кюстрина было 60 км, а в апреле до войск союзников у Магдебурга – 100 км. Располагались ли самолеты немцев на бетонных аэродромах? Какие-то – да, но большинство частей было распределено по взлетным площадкам практически без какой-либо наземной инфраструктуры. Были ли эти силы эффективны? Дело в том, что как раз на фоне многочисленных потерь и поражений воздушные части проходили процесс расформирования, немногочисленные оставшиеся опытные летчики практически не имели возможность из-за недостатка снабжения совершать боевые вылеты, а счет побед был практически нулевым.
Для примера, из истории JG 4:
«В январе 1945 г. после расформирования I./JG 4, в которой я служил, был переведен вместе с несколькими товарищами, включая унтера Эриха Бойера, в III./JG 4, и первыми словами приветствия от командира группы Штрашена были: «Что, я теперь должен продолжать войну вместе с детьми?» По полудни 20 числа поступил приказ на второй или третий уже за день вылет на бомбежку частей противника у Кюстрина. Под истребители подвесили контейнеры с осколочными бомбами SD 2. После сброса бомб мы должны были вести свободную охоту и штурмовать все обнаруженные наземные цели. Однако, учитывая скорость, с которой откатывался фронт и отсутствие радионаведения – это было непросто. Мы делали все возможное… чтобы предоставить время для отступления ландверу и беженцам. Мы не могли предотвратить поражения, но могли спасти только несколько жизней…»
Однако, если отвлечься от Кюстрина, то в Балтийском регионе и в Силезии попытки люфтваффе как-то задержать наступление Красной Армии оказались абсолютно безуспешными.
Действительно, если взглянуть на имеющиеся возможности люфтваффе и обстановку, то видим: максимум, что могли противопоставить немцы – это истребители с подвеской одной 250-кг бомбы (кидаемой даже не «по сапогу» – пилот Fw 190 элементарно не видел цели из-за «лобастого» мотора!); у немцев полностью отсутствовала система радионаведения, позволяющая вывести ударные самолеты на наступающие колонны Красной Армии (которых надо было еще «отделить» от огромного числа беженцев на дорогах); погода менялось от «плохой» до «очень плохой», а еще большинство полевых площадок, на которые рассредоточились немецкие авиационные части, размокло; использование истребителей для штурмовок с малых высот вело к высоким потерям от огня с земли.
Боевая работа «на Кюстрин» выглядела так: вся 4-я эскадра (JG 4) 31 января выполнила только 22 вылета (четвертая группа вообще ни одного вылета). Фельдфебель Альфред Якобс из 8-й штурмовой эскадрильи вспоминал:
«Концом для меня стал Нойхаузен у Котбуса. Погода была нелетной – мокрый снег, низкие облака не позволяли подняться в воздух пилотам, не имевшим опыта полета по приборам. Зато он был у меня, и поэтому полеты на разведку и штурмовку приходилось выполнять в одиночку. Линии фронта как таковой не было, признаком того, что я уже был над захваченной врагом территорией, являлся огонь по мне легких зениток. На запад через заснеженный пейзаж катились конные повозки, а многочисленные дымки над лесом выдавали присутствие крупных частей. Не было никаких шансов остановить эту приливную волну с помощью нашего оружия. Тем не менее я сделал заход на одну из колонн, расстреливая повозки, пока не получил попадание от огня с земли по хвосту. Руль направления оказался заклинен так, что возвращаться домой пришлось очень широкими разворотами. Посадку произвел на живот. Вечером того дня меня послали в Котбус за новым самолетом – выбирать в лесу среди большого числа, стоявших вокруг завода без присмотра Fw 190. Невооруженных…»
О какой эффективности «огромного числа боевых вылетов» на «Востоке» можно говорить? Можно ли было при такой погоде найти свои цели? И попасть во что-либо? Практически все имеющиеся воспоминания пилотов из частей на Востоке – JG 300, JG 4, JG 11, JG 3 – рисуют полную неэффективность действия люфтваффе в январе-марте 1945 г.
Лейтенант Гюнтер Синнекер из I/JG 300 вспоминал:
«Зима была очень холодной. Когда мы перелетели в Лигниц в Силезии, пошел очень сильный снег. В последующие дни шли сильные ливневые дожди, и в воздух поднимались только очень опытные пилоты. Практически кроме обстрела колонн русских заняться было нечем, так как другие цели было невозможно найти. Также из-за плохой погоды было очень мало встреч с русскими самолетами…»
Тимо Шенк из 2./JG 300:
«Лигниц, февраль 1945 г. Русские форсировали Одер под Штайнау. Наши истощенные части нуждались в поддержке с воздуха. Когда позволяла погода, мы выполняли до 8 вылетов в день. Поля и дороги были забиты тысячами беженцев, которые пытались бежать от русских в сильный мороз. Большинство колонн беженцев направлялись в Дрезден. С неба это выглядело, как картина невыразимых страданий. Русские были повсюду. Мы штурмовали их с переменным результатом. Атаковать такие наземные цели, как танки, машины, пехоту, с малых высот было нелегко…»
Унтер Карл-Хайнц из 3./JG 11, базировавшейся в Штраусберге под Берлином:
«В феврале 1945 мы поднимались в воздух практически ежедневно. 8 февраля не было исключением. Это бы мой первый полет на бомбежку на Fw 190 – основной нашей задачей на ближайшее время. В основном мы несли 250-кг бомбы и иногда 500-кг бомбовые кассеты, которые сбрасывали на русские войска у Зеллина, Мохрина, Солдина… и в конечном итоге на русский плацдарм у Кюстрина и понтонные мосты вокруг Герица. Теперь из истребителей мы были вынуждены переквалифицироваться в истребители-бомбардировщики… Этот русский плацдарм у Герица был нашей настоящей головной болью. Русские саперы навели здесь понтонный мост через реку. Это сооружение было единственное в этом районе, способное выдержать тяжелые танки «Сталин». Нашей задачей стало разрушение этого моста бомбами и пушечным огнем. В первую половину марта мы вновь и вновь вылетали на бомбежку этого моста – практически без результата. В конце концов нас готовили как летчиков-истребителей, а не штурмовиков и бомбардировщиков! Похоже, мы уничтожили все вокруг моста! Но не сам мост! В военном плане с каждым днем наши вылеты становились все более бесполезными…»
19 апреля после выполнения за день трех вылетов на бомбежку мостов через Одер унтеру Герхарду Кюршнеру и другим пилотам 4./SG 3 при постановке задачи на следующей, четвертый вылет, объявили, что так как на этом кончаются последние 60 т горючего, наземный персонал штурмовой эскадрильи отправляется в пехоту. Герхард вполне разумно заключил, что вслед за техниками в пехоту пойдут и летчики, и решив: «А пошло оно все …!» сразу после взлета сбросил бомбу и полетел на Запад к американцам на аэродром Франкфурт-Рейн-Майн.