Врангель-1920. Часть 2. «Новороссийская мышеловка»…

Предыдущая часть

Содержание:

Общая военно-стратегическая обстановка на фронте

Рушился фронт белых армий на юге России, разлагался тыл, нарастали симптомы надвигающейся катастрофы. Военные неудачи и политические ошибки, особенно по отношению к казачеству, сделанные руководством ВСЮР во главе с генералом А.И.Деникиным привели к отступлению Белых армий и началу первичной эвакуации из Новороссийска раненых и больных военнослужащих.

Собственно говоря, а когда же гражданские беженцы и чины вооруженных сил юга России осознали конец деникинской эпопеи? Когда «ростовские рысаки начали свой бег, или как сейчас выражаются, драп»?

Повлиял ли на стремление к эвакуации и внешний фактор? (в ноябре 1919 г. премьер —  министр Англии Ллойд — Джордж дважды высказывался по русскому вопросу: 8 ноября 1919 на ежегодном банкете лорд — мэра Лондона и 17 ноября в палате общин. По его мнению, «большевизм и его опасная доктрина не могут быть побеждены силой оружия». Кроме того, он констатировал, что борьба сторонников Деникина за Единую Россию противоречит стремлениям Британской империи. Когда об этих выступлениях стало известно на белом Юге, настроение добровольцев и их сторонников резко упало)…

Тот факт, что дело добровольцев оказалось обреченным в глазах Ллойд — Джорджа, сделал его почти обреченным и в их собственных глазах. Это, безусловно, подтолкнуло значительную часть беженцев к эвакуации.

Между тем, белое командование решило в начале февраля 1920 — го года перейти в контрнаступление, нанося удар на левом фланге с целью захвата Ростова и Новочеркасска. Численность основных группировок ВСЮР на фронте составляла: Отдельного Добровольческого корпуса — 10 тыс., Донской армии — 37 тыс., Кубанской армии — 7 тыс., итого — 54 тыс. штыков и сабель, что не уступало, а в действительности даже несколько превосходило главные силы Кавказского фронта красных.

26 — го января 1920 — го года генерал Деникин отдал директиву о переходе в общее наступление северной группы армий «с нанесением главного удара в Новочеркасском направлении и захватом с двух сторон Ростово-Новочеркасского плацдарма». Наступление предполагалось начать в ближайшие дни, когда ожидалось усиление Кубанской армии пополнениями и новыми дивизиями.

Командование красных, несмотря на понесенные потери и трудности, связанные со снабжением, также готовилось к наступательным действиям. Оно решило опередить противника и, произведя перегруппировку сил, приказало войскам Кавказского фронта 1 — го февраля перейти в наступление. Предполагалось силами 8-й, 9-й и 10-й армий форсировать Дон и Маныч, прорвать оборону белых, а затем вводом в прорыв 1-й Конной армии С.М. Буденного на стыке между Донской и Кубанской армиями расчленить их и разгромить по частям. Командование ВСЮР, получив сведения о переброске 1-й Конной армии в стык между 9-й и 10-й армиями, создало ударную конную группу под командованием генерал-лейтенанта А.А. Павлова в составе 2-го и 4-го («мамантовского») Донских корпусов, насчитывавшую от 10 до 12 тыс. шашек.

В первые два дня наступления попытки частей красных 8-й и 9-й армий форсировать Дон и Маныч успеха не имели из-за упорной обороны белых. Лишь к вечеру 2 — го февраля кавалерийским дивизиям 9-й и 10-й армий удалось преодолеть Маныч и захватить небольшой плацдарм. 10-я армия, усиленная двумя стрелковыми дивизиями из состава 11-й армии нанесла поражение только что сформированному 1-му Кубанскому корпусу генерал-лейтенанта В.В. Крыжановского и 3 — го февраля овладела станцией Торговая. 4 — го февраля конница Павлова атаковала 1-ю Кавказскую кавалерийскую и 28-ю стрелковую дивизии красных, отбросив их за Маныч, но красные части задержали ударную группу противника, выиграв время для подхода 1-й Конной армии в район Торговой. Павлов пытался атаковать главные силы Буденного под Шаблиевкой, но был отбит и на следующий день начал отход к Егорлыкской, причем до половины личного состава его группы замерзла во время бурана в безлюдной степи, в результате чего из 10-12 тыс. шашек в строю осталось не более 5,5 тыс.

6 — 8-го февраля Добровольческий и 3-й Донской корпуса прорвали оборону войск 8-й армии и овладели Ростовом и Нахичеванью. По словам Деникина, это «вызвало взрыв преувеличенных надежд» в Екатеринодаре и Новороссийске, и прежде всего, в стане соратников самого главнокомандующего…Именно 6-го февраля «главный враг Деникина», генерал Врангель, которому общественное мнение, армия и гражданское население справедливо приписывало лавры спасителя Одессы, покинул Крым и убыл в Константинополь. Первоначальный успех контрудара должен был затмить недовольство Деникиным и брожение в войсках…

Однако движение на север не могло получить развития, потому что неприятель выходил уже в глубокий тыл Добровольческого корпуса — к Тихорецкой». В эти же дни 9-я советская армия нанесла поражение 1-му Донскому корпусу, вынудив его отойти на южный берег Маныча, а 1-я Конная армия во взаимодействии с ударной группой 10-й армии под командованием М.Д. Великанова окружила в районе Белой Глины 1-й Кубанский корпус и разгромила его. Погиб и командир корпуса генерал Крыжановский вместе со своим штабом. Красные захватили до 4,5 тыс. пленных, всю артиллерию корпуса, три бронепоезда и много другого военного имущества. Командование ВСЮР ввело в бой против 1-й Конной армии и группы Великанова конную группу генерала Павлова. Однако, ослабленная от морозов, она была наголову разгромлена 12 — го  февраля в ожесточенном встречном сражении у Егорлыкской, после чего белые, лишившись последнего подвижного резерва, начали отход по всему фронту, преследуемые войсками красных.

К 16 — му февраля Добровольческий корпус генерал-лейтенанта А.П. Кутепова, оставив по приказу командования Ростов и отойдя за Дон, продолжал отражать атаки красной 8-й армии, однако ослабленный 3-й Донской корпус уже отходил к Кагальницкой, открывая фланг добровольцев у Ольгинской. В это время наступавшие с северо-востока войска красных 10-й и 11-й армий вели бои на подступах к Тихорецкой и Ставрополю, а части экспедиционного корпуса 11-й армии продвигались от Святого Креста к Владикавказской железной дороге, поддерживаемые восстаниями большевистского подполья во всем Минераловодском районе.

17 — го февраля генерал-лейтенант В.И. Сидорин отвел войска Донской армии, в оперативном подчинении которой находился и Добровольческий корпус, за реку Кагальник, но части не остановились на этой линии и под давлением противника отошли дальше. В этих условиях командование ВСЮР считало необходимым задерживаться на естественных водных рубежах, надеясь на возрождение у донцов и кубанцев духа и воли к борьбе за освобождение от большевиков своих областей. С середины февраля (начала марта) армии отступали в общих направлениях линий железных дорог от Кущевки (Добровольческий корпус), Тихорецкой (Донская армия), Кавказской и Ставрополя (Кубанская армия) — на Новороссийск, Екатеринодар, Туапсе. Наступившая весенняя распутица помогала в организации отхода, сдерживая наступательную активность красных.

В ночь на 22 — е февраля  генерал-майор П.С. Махров, только что назначенный на должность генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего ВСЮР, изложил начальнику штаба генерал-лейтенанту И.П. Романовскому свои соображения о необходимости принятия следующих мер:

«а) немедленно отдать приказ о самой энергичной эвакуации Новороссийска и Екатеринодара, начиная с госпиталей,

б) произвести рекогносцировку путей, как на юг, так и на запад через Таманский полуостров, имея в виду возможность переброски войск на Керчь,

в) готовить переправы через Кубань».

Романовский решительно возразил против приказа об эвакуации Новороссийска, объясняя это тем, что такая мера произведет неблагоприятное впечатление на войска и население. Таково же было и мнение Деникина. Решение о начале общей эвакуации, не говоря уже о ее проведении, представлялось главнокомандующему ВСЮР весьма непростым и деликатным. Поставленный прямо перед союзниками, он мог повлиять на их готовность продолжать материальное снабжение армии, брошенный же в массы – подорвать импульс к продолжению борьбы.

Однако союзники уже не строили никаких иллюзий по поводу перспектив и исхода этой борьбы. Начальник британской военной миссии генерал-майор Г. Хольман, встретившийся с Махровым на другой день после вышеупомянутого доклада у Романовского, просил принять самые решительные меры к немедленной погрузке семей военнослужащих, подлежащих эвакуации. Вмешательство британского генерала возымело результаты, и в тот же день градоначальнику Новороссийска генералу Макееву было отдано соответствующее приказание.

23 — го февраля на совещании в ставке главнокомандующего Махров предложил, в случае невозможности удержаться на рубеже Кубани, отвести Донскую армию на Таманский полуостров, обеспечив прикрытие ее отхода силами Добровольческого корпуса, а затем переброску всех частей в Крым. Такое решение было основано на том, что одновременная планомерная эвакуация из переполненного беженцами Новороссийска представлялась весьма проблематичной: в силу отсутствия необходимого тоннажа и морального состояния войск не было надежд на возможность погрузки всех людей, не говоря уже об артиллерии, обозе, лошадях и запасах, которые неизбежно пришлось бы бросить.

Отход армии к Новороссийску

Еще в феврале, в период боев за Ростов и Новочеркасск, штабом главнокомандующего совместно с командующим флотом был разработан секретный план возможной эвакуации. Для обеспечения выполнения этого плана в черноморском бассейне должен был оставаться определенный тоннаж судов. Все корабли, и другие плавсредства были распределены по следующим портам, назначенным для эвакуации — Тамань, Туапсе, Анапа, Новороссийск, Геленджик, Сочи,. В тех же портах «приписки» был образован неприкосновенный запас угля, машинного масла и продовольствия на случай объявления эвакуации.

Основной базой эвакуации белой армии был назначен Новороссийск. Хорошо оборудованный Новороссийский порт являлся главной базой снабжения Добровольческой армии иностранными грузами, и на складах находились огромные запасы вооружения и прочего имущества. В порту англичане имели свою базу, через которую проходили все выгружаемые ими в Новороссийске грузы. В Новороссийске постоянно находился вспомогательный крейсер флота белых или один-два миноносца, которые время от времени для устрашения грузин и зеленых и для наблюдения за нелегальным судоходством посылались вдоль кавказского побережья. И там же, в Новороссийске, сосредотачивался основной тоннаж судов, основные запасы продовольствия, угля, машинного масла и пр.

Туапсе — единственный между Новороссийском и Поти оборудованный порт, связанный железной дорогой с Армавиром, был почти не использован. Изредка сюда приходили транспорты, доставлявшие снабжение местным гарнизонам и грузинскому фронту, и иногда заходил один из миноносцев.

Подготовка морской части эвакуации Новороссийска, в том, что касается транспортных средств, была возложена на начальника морского транспорта инженер-механика генерал-майора М. М. Ермакова, но в несколько оставшихся в его распоряжении дней было чрезвычайно трудно собрать в Новороссийске требуемое количество пароходов. Необходимо отметить, что в это время большинство больших пароходов и некоторые из транспортов, частично на фрахте французского и английского правительств, находились за проливами и не могли быть возвращены в скорое время. Острая нехватка кораблей возникала из-за того, что на стадии погрузки не удавалось полностью отсеивать тифозных и в ходе рейсов появлялись новые больные тифом, и именно из-за этого большинство кораблей вынуждены были отстаиваться в карантине прежде чем получали разрешение на выгрузку пассажиров и корабль мог совершать следующий рейс. Конечно и страдания беженцев дополнительно увеличивались из-за длительного пребывания на транспортах. Ведь большинство транспортов были грузовые и не приспособленные для длительного пребывания на них пассажиров.

После достаточно успешной эвакуации Одессы транспорты и пароходы из Крыма были направлены в Новороссийск, так же как и четыре мобилизованных морской базой в Константинополе парохода. Пароходы необходимо было снабдить углем и прочими материалами, некоторые освободить от груза, что было помехой для быстрого прихода их в Новороссийск. Несмотря на все принятые меры, количество сосредоточенного тоннажа не позволяло сразу взять всю массу людей, которых следовало эвакуировать, но по предложению морского командования эвакуация должна была продолжаться несколько дней, что позволило бы транспортам, ввиду короткого расстояния до порта разгрузки Феодосии (переход 12 — 15 часов), совершить по два или более рейсов.

Как только было принято принципиальное решение об эвакуации из Новороссийска, генералом Деникиным сразу же был отдан приказ о сосредоточении судов в портах, согласно ранее выработанному плану. Кроме русских пароходов, в Новороссийск прибыло также несколько иностранных, из которых находившиеся в распоряжении английской миссии транспорты по выдаваемым пропускам брали связанных с армией гражданских лиц, также легко раненных и больных.

Главный тоннаж для эвакуации беженцев и раненых из Новороссийска брались предоставить англичане. Особенно много делал в этом направлении глава Британской военной миссии при штабе Деникина генерал Холмен. Чтобы активная деятельность британского флота в деле помощи сторонникам Деникина не будировала общественность Англии, Адмиралтейству Его Величества пришлось заявить, что британские суда направляются в Черное море «исключительно с целью защиты британских граждан и британских торговых интересов». Для эвакуации из Новороссийска англичане выделили восемь кораблей: «Браунфельдс», «Брюенн», «Бургомистр Шредер», «Габсбург», «Ганновер», «Капуртала», «Панама» и «Эмпайер». Кроме того в «английской» эвакуации были задействованы русские суда, которым англичане предоставили топливо. С русской стороны первоначально участвовали «Анатолий Молчанов», «Саратов», «Владимир», «Кавказ», «Екатеринослав», «Дооб», «Новгород» и «Херсон». Почти все эти корабли эти совершили несколько рейсов; на них вывозили и гражданских беженцев и раненых.

Относительно организованная эвакуация Одессы, хотя и носившая признаки беспорядочности, чуть было не превратившие вывоз армии в катастрофу, произвела огромное впечатление на командование ВСЮР. Генерал Деникин, по настоятельной просьбе Лукомского, направил в Севастополь категорический приказ о немедленном направлении свободного тоннажа в Новороссийск.

В числе судов, спешно присланных морским командованием в Новороссийск были товаро-пассажирский пароход «Смоленск» (из-за плохого состояния по прибытии в Новороссийский порт он использовался как блокшив для жилья семей офицеров флота), транспорт «Великий князь Александр Михайлович», товарные пароходы «Волга» и «Сокол», госпитальный транспорт «Св.Николай», ранее выведенный из Одессы.

14-го февраля из Константинополя прибыли суда Русской базы: учебное судно «Свобода» (парусник), которое до этого занималось перевозкой солдат с Салоникского фронта для пополнения белой армии, танкер «Баку» (доставил в Новороссийск около 900 пудов дрянного зонгулдакского угля и теплое обмундирование) и два частных парохода — «Луч» и «Свет», ранее ушедшие из Одессы.

15-го февраля Новороссийск с беженцами на борту покинули пароходы «Шилка», «Заря» и «Самара» (в общей сложности вывезено было около 4 тыс.человек). Суда направлены были в Константинополь. 18-го февраля «Луч» и «Свет» приняли свыше 800 беженцев и отправились в Константинополь. В дальнейшем оба парохода были зафрахтованы британскими властями и в Новороссийск больше не вернулись.

20-го февраля из Варны прибыл госпитальный пароход «Петр Великий». Еще 16-го февраля 1920 года пароход прибыл в болгарский порт Варну из французского порта Марсель. В его трюмах находились продукты и дорогие вина для французских войск, находящихся в России и Болгарии. Кроме того, из Франции и греческих островов на судне возвратились на родину болгарские военнопленные. После разгрузки в Варне транспорт ушел в Новороссийск.

23-го февраля 1920 года виду неблагоприятного положения на фронте генерал Лукомский приказал задержать в Новороссийске все коммерческие суда. Также им было предложено морскому командованию весь свободный тоннаж направлять исключительно в Новороссийск.

24-го февраля в Новороссийск прибыли транспорт «Хоракс» с углем и наливная шхуна «Кара-Кермен». На следующий день в Новороссийск прибыли пароходы «Саратов», «Ксения», «Россия», госпитальный транспорт «Тигр» и буксирный катер «Гаусман» (из Керчи). По судам был распределён имеющийся на «Хораксе» уголь. С 26 -го февраля суда стали принимать беженцев, больных и тыловые учреждения армии.

27 -го февраля в Новороссийск прибыли транспорт «Веха», который должен был принять семьи морских офицеров и чинов Морского ведомства,  пароходы «Дыхтау» (с грузом угля),  «Поти»,  паровые шхуны «Конка» и «Пандия». В тот же день из Феодосии пришли паровые шхуны «Астрея» и «Павел», и транспорт Добровольного флота «Екатеринодар». Он оставался на рейде, а баржи и мелкие суда подвозили к нему беженцев и эвакуируемых чинов армии ( главным образом из числа выздоравливающих).

Для эвакуации из Новороссийска англичане выделили и заблаговременно сосредоточили восемь судов: «Браунфельдс», «Бруэни», «Бургомистр Шредер» (приняв 300 человек раненных и больных, 25-го февраля ушел в Пирей), «Габсбург», «Ганновер», «Капуртала», «Панама» и «Эмпайер». Для снабжения судов углем англичане выделили тральщик «Вотан» и транспорт «Рио-Прадо». Кроме того в «английской» эвакуации были задействованы русские суда, которым англичане предоставили топливо. С русской стороны первоначально участвовали «Анатолий Молчанов» (совершил уже один рейс в Крым), «Саратов» (принял около 2300 беженцев, в том числе весь Донской кадетский корпус во главе с генерал-майором Черечукиным; ушел на Кипр, затем в Александрию), «Владимир», «Кавказ», «Екатеринослав» (ушел в Болгарию), «Дооб», «Новгород» (ушел в Салоники) и танкер «Баку».

25-го февраля был отдан приказ об эвакуации Екатеринодара и примерно в тот же день — распоряжение о рекогносцировке путей и сооружении переправ через Кубань. «И то и другое было поздно…, — отмечал впоследствии генерал Махров, — Это было поздно и в день моего первого доклада, т.е. 21 февраля…». Как бы то ни было, план эвакуации в Крым с Тамани был Деникиным принят (любопытно отметить, что не без влияния генерала Я.А.Слащова, представившего 24-го февраля доклад с предложениями об отводе главных сил армии, особенно конные части, на Таманский полуостров и предложившего занять последний своими войсками) и работа по его воплощению в жизнь началась.

К 27-му февраля северный фронт белых откатился на линию реки Бейсуг. В тот же день Деникин с целью выиграть время для организации переправ через Кубань и отхода на ее левый берег отдал приказ: удерживая линию Бейсуга и прикрывая екатеринодарское и туапсинское направления, перейти в наступление правым флангом Донской армии. Однако собранные в районе Кореновской донские корпуса, несмотря на все попытки Сидорина убедить казаков в необходимости сражаться,  в бой не пошли.

1-го марта решение об отводе Донской армии на Таманский полуостров уже было окончательно принято главкомом, однако предложение генерала Слащова о занятии Тамани силами Крымского корпуса хотя и выглядело здраво, и, возможно, способствовало бы более значительному успеху планируемой эвакуации, поддержки у Деникина не получило. Отчасти ввиду нежелания распылять и без того незначительные средства тоннажа, отчасти из-за желания не допустить грызни среди добровольцев и донцов — главкому было известно о том, что еще 23-го февраля после совещания в ставке главнокомандующего ВСЮР Махрова посетил начальник штаба Добровольческого корпуса генерал-майор Е.И. Достовалов, который впервые высказал мысль о том, что в случае эвакуации добровольцы должны быть обеспечены судами в первую очередь ( в своем докладе об обстановке на фронте Достовалов значительно преувеличивал заслуги добровольцев и очернял Донскую армию).

К тому же Деникин должен был учитывать настроения среди донцов. Командование Донской армии, хотя и задумывалось о возможности эвакуации, сомневалось в том, что эта идея получит поддержку казачества. 26-го февраля на совещании в штабе Донской армии был заслушан доклад генерал-квартирмейстера генерал-майора Г.Я. Кислова, в котором говорилось о том, что отход на Новороссийск противоречит чаяниям казаков, не желающих удаления от «порога Родины», потери лошадей и матчасти, неизбежной при эвакуации, что «разговоры у казаков о Грузии, о Персии, а не о Крыме, куда стремится только офицерство». В связи с этим предполагалось «ясно и определенно выяснить намерения добровольцев, и если планы их и казачества окажутся различными, то, не разрывая с ними связи, двигаться дальше разными путями». Далее указывалось на перспективу объединения с кубанцами и создание единого командования. Начальник штаба армии сообщил, что «Донская армия будет отходить на юг с базированием на Новороссийск, откуда предположена и экспедиция по побережью, и другие линии базирования — Армавир, Туапсе, куда организуется кубанская экспедиция».

Складывающаяся на фронте ситуация и настроения в штабах Донской армии и в частях кубанцев говорили  о глубокой деморализации, охватившей войска, и прежде всего казачьи части после неудачных попыток остановить наступление красных на Дону и Маныче. В таких условиях приказы главнокомандующего, равно как и командармов, оставались всего лишь благими пожеланиями, не оказывавшими уже никакого влияния на действия подчиненных им войск. Иными словами, командование теряло управление войсками, в результате чего борьба становилась бесполезной и бесперспективной.  Хуже всего было то, что деморализация создавала почву для трений между казачеством и добровольцами. Чувство отчужденности и розни между штабами Сидорина и Кутепова нарастало с каждым днем, сказываясь на ходе боевых операций.

Так, предложение Деникина о выводе Добровольческого корпуса в резерв главнокомандующего вызвало волнение и недовольство в донском штабе, где сочли, что добровольцы оставляют фронт и уходят на Новороссийск. Генерал Сидорин, в свою очередь, под влиянием своего окружения  предложил план перехода к партизанщине: бросить Кубань, тылы и сообщения и уходить на север. Этот план был категорически отклонен Деникиным, что же касается штаба Добровольческого корпуса, то здесь предложение донского командование вызвало целую бурю: «в намерении донцов идти на север добровольцы усматривали их желание пробиться на Дон и распылиться там, предоставив добровольцев их собственной участи, если… не что-либо худшее».

Вечером 1-го марта Деникин получил от Кутепова отправленную накануне телеграмму, в которой командир Добровольческого корпуса требовал принятия мер к эвакуации «бойцов за идею Добровольческой армии» и предоставления ему диктаторских полномочий «в отношении всех лиц и всякого рода военного, казенного и частного имущества и всех средств, находящихся в районе Крымская — Новороссийск». Отдельным пунктом указывалось на необходимость передачи в исключительное ведение Добровольческого корпуса железной дороги Тимашевская – Новороссийск. В ответной телеграмме Кутепову главнокомандующий поставил все дальнейшие действия в зависимость от развития общей ситуации (отход Добровольческого корпуса на Новороссийск предусматривался в случае, если казачий фронт развалится) и резко парировал требования, выходившие за рамки субординации и приличия. Прибывший в один из ближайших дней в ставку Кутепов выражал сожаление о своем шаге, объясняя его крайне нервной атмосферой, сложившейся в корпусе на почве недоверия к правительству и казачеству. Однако состоявшаяся между ним и Деникиным беседа уже не могла повлиять на принятое решение.

На следующий день главнокомандующий обратился к начальникам британской и французской военных миссий с письмом, в котором просил передать в Верховный совет Антанты просьбу о том, чтобы «по примеру того, как в 1915 году Сербская армия была эвакуирована на остров Корфу, Державы Согласия дали гарантию в эвакуации на случай необходимости кадров частей Вооруженных сил Юга России и русской интеллигенции куда-либо на нейтральную территорию, где эти части могли бы сформироваться и подготовиться к продолжению борьбы с большевиками».

Далее в том же письме Деникин просил распоряжения глав миссий о включении в число эвакуируемых из Новороссийска больных и раненых военнослужащих ВСЮР также и тех чинов, которые были совершенно небоеспособны вследствие болезней и преклонного возраста, и спешном вывозе их, ради того, чтобы разгрузить тыл в Новороссийске и в Крыму. В случае, если эвакуация вышеназванной категории не будет признана союзниками возможной, главком просил «спешной доставкой нам угля помочь русскому флоту произвести эвакуацию этих лиц в Батум».

Ко 2-му марта обстановка на фронте сложилась настолько неблагоприятно, что ставку главнокомандующего было решено переместить из Екатеринодара в Новороссийск. К тому времени, когда поезд главнокомандующего прибыл в Новороссийск, атмосфера в городе была весьма напряженной. В его окрестностях повсюду действовали отряды «зеленых», с которыми не могли справиться выделенные против них силы 2-й пехотной и Донской Сводно-партизанской дивизий. В  9 часов вечера от причала отошел пароход «Св. Николай», на котором среди женщин и гражданских лиц можно было видеть совершенно молодых и вполне здоровых военнослужащих.

В ночь на 3-е марта после неудачного боя под Кореновской правый фланг Донской армии откатился к Пластуновской. Добровольческий корпус в это время сдерживал противника в районе Тимашевской, имея уже в своем тылу конницу красных. Это обстоятельство побудило генерала Кутепова отдать приказ об отходе корпуса на один переход назад. Сидорин отменил это распоряжение, приказав Добровольческому корпусу перейти в наступление и восстановить свое положение, в чем штаб корпуса увидел перспективу окружения и гибели. И это имело под собой основания, так как в тот же день правый фланг донцов в беспорядке отошел к ст. Динская в переходе от Екатеринодара. Поскольку столкновение грозило принять крайне острые формы, Деникин счел необходимым изъять Добровольческий корпус из оперативного подчинения командующему Донской армией и подчинить его непосредственно себе.

К вечеру 3-го марта Добровольческий корпус, Донская армия и часть Кубанской, не сумев сдержать противника на линии реки Бейсуг, сосредоточились на ближних подступах к Екатеринодару. Следующий рубеж: линии рек Кубань — Лаба и Кубань — Белая главнокомандующий считал «последним оплотом, за которым легко, возможно и совершенно необходимо оказать упорнейшее сопротивление, могущее совершенно изменить в нашу пользу исход операции». В соответствии с изданной в тот день директивой, Донской армии предписывалось «активно сдерживая продвижение противника на Екатеринодар, при первой же возможности нанести удар его конной группе», Добровольческому корпусу – «в связи с Донской армией сдерживать наступление противника, прикрывая пути на Новороссийск и Таманский полуостров». В эти дни Деникин откровенно высказался перед представителями союзного командования о перспективах продолжения борьбы: «Оборонительный рубеж – р. Кубань. Поднимется казачество — наступление на север. Нет — эвакуация в Крым».

Между тем надежды главкома ВСЮР на то, что «казачество поднимется», имели под собой определенные основания. С началом весны под влиянием репрессий и насилий, чинимых красными, несмотря на запреты своего командования, Кубанская армия начала быстро расти. За счет возвращения в строй дезертиров ее численность, несмотря на тяжелые потери в боях на Маныче, увеличилась с 7-8 тыс. в начале января до 40 тыс. чел. в начале марта. В директиве главкома от 3-го марта командующему Кубанской армией генерал-лейтенанту С.Г. Улагаю предписывалось «продолжать самым энергичным образом формирование кубанских частей». О том, что «настроение кубанских казаков резко меняется к лучшему» указывал несколько дней спустя в письме к командиру 3-го Кубанского корпуса генерал-лейтенанту С.М. Топоркову кубанский войсковой атаман генерал-майор Н.А. Букретов.

4-го марта белая армия с боем оставила Екатеринодар. Красные захватили до 20 тыс. пленными (в том числе более 7 тыс. офицеров), 40 орудий, более 100 пулеметов, 4 бронепоезда и 30 аэропланов. В этих условиях Деникин отдал директиву об отводе войск за Кубань и Лабу и об уничтожении всех переправ. Фактически же переправа кубанских и донских частей, на которых «психологическая линия» на реке Кубань не произвела никакого впечатления, началась в условиях паники и полной неразберихи накануне и закончилась в день издания директивы. На следующий день после упорных боев с сильной советской конницей перешел на левый берег Кубани и Добровольческий корпус, которому в соответствии с вышеупомянутой директивой было приказано, помимо обороны низовьев Кубани, прикрыть частью сил Таманский полуостров у Темрюка.

В день сдачи Екатеринодара Махров представил Романовскому доклад, основанный на данных рекогносцировки пути между Анапой и станицей Таманской, произведенной его родным братом, Генерального штаба  полковником В.С. Махровым. Результаты рекогносцировки были благоприятными: две дороги, северная и южная, были удобнопроходимы для всех родов войск, имели на своем пути ряд преград и дефиле, способствовавших обороне, и находились под прикрытием корабельной артиллерии русского и союзного флота. Керченский порт имел транспортную флотилию для переброски в сутки около 10 000 чел. и до 1000 лошадей. Кроме того, «фланговое положение армии на Тамани в отношении путей сообщения противника вынудило бы последнего направить сюда значительные силы, что дало бы возможность замедлить наступление большевиков на Новороссийск и выиграть время для подхода судов».

В своем докладе Махров предлагал направить на Тамань Донскую армию, мотивируя это тем, что донцы были небоеспособны и в массе недисциплинированны. Без прикрытия с тыла они, отходя на Новороссийск, могли бы создать в порту беспорядок и затруднить эвакуацию. Будучи же обеспеченными с тыла надежными добровольческими частями, они спокойно могли бы следовать по двум дорогам к Тамани для переправы в Керчь. К тому же на Тамани имелось больше возможностей для перевозки лошадей, представлявших собой один из важнейших и ценнейших ресурсов для ведения маневренной войны. На Тамань предполагалось направить и часть Кубанской армии генерала Улагая.

Добровольческий корпус намечалось направить в Новороссийск, как единственное соединение, еще способное отходить с боями и прикрывать отход остальных. Не успевших погрузиться в Новороссийске, предполагалось направить по прибрежной дороге на юг, чтобы в пути, если удастся, подобрать их на транспорты. Главнокомандующий одобрил все эти соображения и приказал спешно стягивать транспортные суда в Керчь и одновременно подготовить лошадей для оперативной части ставки, чтобы перейти в Анапу, а затем следовать с войсками береговой дорогой на Тамань. Деникин собирался лично присутствовать и руководить переброской войск через Керченский пролив.

5-го марта в Новороссийске состоялась встреча Деникина и Сидорина, на которой обсуждались возможные пути отступления. Сидорин категорически отказался от предложенного ему главкомом варианта отхода, считая, что его хотят, как он выразился, заманить в «новую ловушку», и предлагал отводить Донскую армию на Геленджик и Туапсе. Однако Деникин, используя вышеприведенные аргументы в пользу Таманского полуострова, настаивал на своем варианте. На следующий день после ряда совещаний Сидорина со старшими начальниками Донской фракции Верховного Круга и членами Донского круга было принято решение исполнить пожелание генерала Деникина о том, чтобы Донская армия отходила на Тамань.

Деникин наметил и другой путь отхода белой армии в Крым — через Тамань. Еще в директиве от 4 марта при отходе за реку Кубань на Добровольческий корпус возложено было, помимо обороны низовьев ее, прикрытие частью сил Таманского полуострова у Темрюка. Рекогносцировка пути между Анапой и станцией Таманской дала вполне благоприятные результаты; полуостров, замкнутый водными преградами, представлял большие удобства для обороны; весь путь туда находился под прикрытием судовой артиллерии, ширина Керченского пролива очень незначительна, а транспортная флотилия Керченского порта достаточно мощна и могла быть легко усилена. Деникин приказал стягивать спешно часть транспортных средств(главным образом-мелких каботажных судов, буксиров, барж и болиндеров) в Керчь. Таманский полуостров в смысле эвакуации представлял большие возможности. Действительно, оборона полуострова со стороны Кубани не требовала больших сил, тогда как малое расстояние до Керчи позволяло, не говоря о пароходах, даже десантным баржам вместимостью на 1500 человек сделать в одни сутки два или даже три рейса.

Для этой цели начальник действовавшего в Азовском море 2-го отряда судов капитан 1 ранга II.H. Машуков получил от командующего флотом вице-адмирала A.M. Герасимова приказание сосредоточить в Темрюке и Тамани имевшиеся в его отряде мелкосидящие канонерские лодки, баржи и прочие плавучие средства для перевозки в Крым большого количества людей.

6 — го марта Деникин посвятил в свои предположения относительно порядка проведения эвакуации армии и отхода части сил через Тамань в Крым прибывшего в Ставку генерала Сидорина, который отнесся к ним с большим сомнением. По его докладу донские части утратили боеспособность и послушание и вряд ли были согласны идти в Крым. Но в Георгие-Афипской, где расположился штаб Донской армии, состоялся ряд совещаний, и донская фракция Верховного Круга, признала недействительным постановление о разрыве с главнокомандующим ВСЮР, а совещание донских командиров в конце концов присоединилось к решению вести войска на Тамань.

Хотя переход на Тамань предполагался лишь в будущем, а директива Ставки требовала пока удержания линии реки Кубань, 4-й Донской корпус, стоявший за рекой выше Екатеринодара, тотчас же спешно снялся и стал уходить на запад.

7-го марта Деникин отдал последнюю свою директиву на Кавказском театре: Кубанской армии, бросившей уже рубеж реки Белой, удерживаться на реке Курге; Донской армии и Добровольческому корпусу оборонять линию реки Кубани от устья Курги до Ахтанизовского лимана; Добровольческому корпусу теперь же частью сил, обойдя кружным путем, занять Таманский полуостров и наиболее боеспособными своими подразделениями прикрыть от красных северную дорогу от Темрюка.

Ни одна из армий директивы не выполнила.

Эвакуация Новороссийска.

К 4-му марта в Новороссийском порту сосредоточились: эскадренные миноносцы «Беспокойный», на котором находился начальник восточного отряда судов капитан 1 ранга В. И. Лебедев, «Пылкий», «Капитан Сакен» и посыльные суда «Летчик» и «Охотник». Вечером 4-го марта в Новороссийск прибыли: гидрографическое судно» «Казбек», плавбаза подлодок «Добыча», транспорты «Владимир» «Херсон», «Кавказ», «Анатолий Молчанов», «Дооб», «Екатеринослав», пароход «Дунай», тральщики «Альбатрос» и «Баклан». Все транспорты были заранее расписаны для приема войск: транспорт «Владимир», «Херсон», «Анатолий Молчанов», «Дооб», пароход «Дунай» — должны были брать донцов и кубанцев, «Екатеринослав», «Кавказ»,  тральщики «Альбатрос» и «Баклан» — артиллерию и добровольцев. «Казбек» и плавбаза подлодок «Добыча» отводились под размещение штабов и учреждений ВСЮР.

Предназначенный для эвакуации генерала Деникина и его штаба вспомогательный крейсер «Цесаревич Георгий» стоял у первой пристани, на которой под охраной бронепоезда находились штабные поезда, а в предвидении какого — либо внезапного нападения с другой стороны ошвартовалась подводная лодка «Утка». На внешнем рейде, под флагом командующего Средиземноморского флота адмирала Сеймура, стояли английский дредноут «Эмперор оф Индия», крейсер «Калипсо», матка гидропланов «Пегасус», несколько пароходов и пять английских миноносцев, а также отряд французских кораблей в составе двух броненосных крейсеров, двух эскадренных миноносцев и канонерской лодки. Для эвакуации подданных своих стран итальянцы прислали старый крейсер «Этна», а греки — эскадренный миноносец «Иеракс» («Ierax»).Кроме того, скорее в качестве наблюдателей стояли американский крейсер «Гальвестон» и два миноносца.

Приказ генерала Деникина об эвакуации в Крым основной массы населения и армии был отдан в ночь на 5-е марта. Он поразил своей неожиданностью, хотя, несомненно, многие уже ждали его. Белые армии постепенно отходили к югу, и занятая ими территория, на которой скапливались беженцы, раненые и больные, уменьшалась. Это вызвало необходимость разгрузить тыл от небоевых элементов, и таким образом частичная эвакуация через Новороссийск началась до крушения фронта. Эвакуация гражданских беженцев в приказе фигурировала лишь как эвакуация семей военнослужащих, находившихся на фронте. Но к ним следовало так же приплюсовать мужчин непризывного возраста, верхний предел которого неоднократно менялся и в последние дни был снижен до 43 лет. Кроме того, выезжали белобилетники, законно или незаконно получавшие освобождение от воинской службы, (а также откровенные дезертиры, приобретавшие документы нелегально). Женщины (кроме медицинских сестер) могли эвакуироваться беспрепятственно. Дополнительное послабление было сделано относительно выезда интеллигенции. Командование ВСЮР полагало, что в Крыму, для обороны, после успешной эвакуации Одессы, боевого элемента достаточно.

В первый день эвакуации особой тревоги и паники не наблюдалось. Скорее удивляла какая-то медлительность и относительное спокойствие среди эвакуируемых. Был большой беспорядок, не чувствовалось железной руки власти. Но все же, хотя и беспорядочно, с опозданием, кто-то отдавал распоряжения, кто-то исполнял их, и дело эвакуации шло своим чередом. Уже с раннего утра 5-го марта по улицам Новороссийска начали передвигаться повозки и группы людей, направлявшихся в сторону порта. В первую очередь Новороссийск решено было «разгрузить» от многочисленных лазаретов, околотков, тыловых учреждений, от беженского элемента, коих в городе скопилось довольно много, путем эвакуации их за границу. Погрузка лазаретов, многочисленных управлений и служб, а также некоторых групп населения шла довольно организованно и в полном порядке. В первые, после объявления эвакуации сутки, Новороссийск покинули уже грузившиеся пароходы с беженцами и не боевыми элементами армии. Так, в ночь на 6-е марта ушел английский транспорт «Бургомистр Шредер», имея 5000 беженцев и некоторое количество легкораненных на борту (Строевых военных высадили в Севастополе, а раненых и больных вывезли на Кипр. На нем англичане также вывозили в Крым со складов военную технику). В этот же день ушли «Анатолий Молчанов» с более чем тысячью пассажиров и зафрахтованный донским правительством пароход «Дунай» с чинами донских правительственных учреждений и членами семей, общим числом 900 пассажиров.

6-го марта ушли пароходы «Новгород» (530 человек в Салоники, прибытие в Салоники 12-го марта) и «Иртыш» (прибытие в Салоники 13-го марта, 770 пассажиров).В этот же день в Новороссийск прибыли пароходы «Лазарев» и «Бруэни».

7-го марта ушел в Пирей приспособленный как госпитальное судно пароход «Херсон», имея 1042 раненых и больных на борту. Другие раненые и неспособные носить оружие были направлены на пароходе «Екатеринослав» в Болгарию, куда был также эвакуирован кадетский корпус, иные через Салоники в Сербию. В индивидуальном порядке беженцы устраивались на ходившие в Константинополь пароходы Русского общества и другие, принимавшие при уплотнении до 800 пассажиров.

9-го марта был укомплектован специальный госпитальный рейс транспорта «Тигр» с 1350 сыпнотифозными, который отбыл в Феодосию 10 — го марта (вообще, тиф радикально сказался и на скорости проведения эвакуации. К тому же больные тифом не подлежали «английской эвакуации». Это было сделано, чтобы не задерживать суда в тифозных карантинах). По глубочайшему утверждению Деникина — по условиям тоннажа и морального состояния войск одновременная, планомерная эвакуация их при посредстве Новороссийского порта была немыслима: не было надежд на возможность погрузки всех людей, не говоря уже об артиллерии, обозе, лошадях и запасах, большую часть которых предстояло бросить. Поэтому для сохранения боеспособности войск, их организации и материальной части, эвакуация была начата столь заблаговременно.

Новороссийск тех дней, в значительной мере уже разгруженный от беженского элемента, представлял из себя военный лагерь и тыловой вертеп. Улицы его буквально запружены были молодыми и здоровыми воинами-дезертирами.

9-го марта утром к Деникину в Новороссийск прибыл генерал Сидорин. Он был подавлен и смотрел на положение своей армии совершенно безнадежно. Все развалилось, все текло, куда глаза глядят, никто бороться больше не хотел, в Крым, донцы, очевидно, не желали идти. Донской командующий был озабочен главным образом участью донских офицеров, затерявшихся в волнующейся казачьей массе. Им грозила смертельная опасность в случае сдачи большевикам. Число их Сидорин определял в пять тысяч. Деникин уверил его, что все офицеры, которые смогут добраться до Новороссийска, будут посажены на суда.

Но по мере того, как подкатывала к Новороссийску волна донцов, положение выяснялось все более и притом в неожиданном для Сидорина смысле: колебания понемногу рассеялись, донские казаки увидели на рейде десятки судов, замаячила перспектива спасения, и все донское воинство бросилось к судам. Для чего — вряд ли они тогда отдавали себе ясный отчет. Под напором обращенных к нему со всех сторон требований генерал Сидорин изменил своей тактике и в свою очередь обратился к Ставке с требованием судов для всех частей Донской армии в размерах, явно невыполнимых, как невыполнима вообще планомерная эвакуация войск, не желающих драться, ведомых начальниками, переставшими повиноваться.

Между тем Новороссийск, переполненный свыше всякой меры, ставший буквально непроезжим, залитый человеческими волнами, гудел, как разоренный улей. Шла борьба за «место на пароходе» — борьба за спасение…

7-го марта в Новороссийск начали прибывать отдельные воинские подразделения Добровольческой армии и части Донской армии, сохранившие относительный порядок. По согласованию с Деникиным, донские части начали грузиться на суда. Первые транспорты с войсками начали уходить из Новороссийска в ночь с 7 на 8 марта. Транспорт «Владимир» принял на борт части 8-й Донской пластунской бригады генерал-майора Свирчевского (350 штыков, 70 сабель, 7 орудий, 9 пулеметов) и 8-й пехотной дивизии генерал-майора С.И. Руднева (остатки Апшеронского, Ширванского и Дагестанского полков, главным образом штабы и некоторые строевые подразделения, общей численностью до 700 штыков). Когда погрузка этих частей была закончена, на «Владимир» приняты были также: 2-я Кавказская пластунская горная батарея (4 легких орудия без упряжек и зарядных ящиков), Кавказский инженерный батальон  (3 роты, 256 сапер), сводный полк 31-й пехотной дивизии, Кавказский отдельный артдивизион (около 100 человек при 2-х легких гаубицах), 2-й Партизанский генерала Алексеева полк, остатки 1-го и 3-го Черкесских конных полков, 2-й Астраханский казачий полк и терские пластуны 1-й Терской пластунской бригады  полковника Лесикова. Всего транспорт принял почти 5000 чел.).

В этот же и последующий день взяли курс на Крым пароходы «Лазарев» (принял 9-ю Донскую казачью дивизию генерал-майора А.С Секретева: 700 человек, 11 лошадей, 7 орудий и 13 пулеметов), «Бруэни» (штаб 2-го Кубанского корпуса, 1-й Черноморский полк Кубанского казачьего войска в количестве около 100 шашек, 3-я Кубанская пластунская бригада, имевшая около 400 штыков, 6 легких орудий и 17 пулеметов, лазареты 2-й и 3-й кубанских казачьих дивизий, остатки 2-й Кубанской казачьей дивизии, в составе 1-го Кубанского, 1-го Лабинского и 1-го Линейного казачьих полков, общей численностью около 500 шашек, совершенно не имеющих при себе оружия)  и несколько других небольших судов.

Вечером 8-го марта Новороссийск покинули также пароход «Виолетта» с гражданскими чинами правительственных учреждений Юга России и их семьями, транспорт «Рома» (с частями 2-й и 3-й Донских отдельных добровольческих бригад, общей численностью около 600 штыков, 60 лошадей, при 2 орудиях и 11 пулеметах, и 13-й Донской конной бригады, численностью до 300 человек, 20 лошадей, при 4 пулеметах и легкой гаубице), танкер «Баку» (принявший, помимо 300 беженцев, имущество Донской армии и огнеприпасы — свыше 4 тыс.снарядов и более полумиллиона патронов), пароход «Черномор» (принявший на борт около 600 штыков и сабель 3-й  Донской пластунской бригады генерал-майора Сутулова и 3-й Донской стрелковой бригады, при 14 пулеметах и 9 орудиях), пароход «Г. Гапонов» (принял штаб 3-го Донского отдельного корпуса, части сохранившей боеспособность 2-й Донской стрелковой бригады полковника Ерофеева, в составе Лейб-Гв.Финляндского полка, 3-го Донского стрелкового полка, Донского учебного полка, инженерной роты, 17-й Донской и английской траншейной батарей, 2-го Донского стрелкового артиллерийского дивизиона, 1-й Донской тяжелой батареи, общей численностью 740 штыков, 57 сабель при 9 орудиях, 56 пулеметах, а также при 60 лошадях), «Харакс» (принял 3-ю Кубанскую пластунскую отдельную бригаду полковника Цыганка: 450 человек, 9 пулеметов, 5 орудий), пароход «Румянцев» (с частями 2-й Донской конной дивизии, общей численностью около 400 человек, при 2 орудиях, 4 пулеметах и 25 лошадях), пароход «Херсонес» (остатки 1-го конного генерала Алексеева полка и 10-й Донской конной бригады: всего около 400 человек, 2 орудия), пароход «Ай -Тодор» (принял штаб 2-го Донского корпуса и остатки 14-й Донской отдельной конной бригады генерал-майора Туроверова: всего до 300 человек, 48 лошадей, 3 полевых орудия).

На рассвете 9-го марта в Новороссийский порт прибыли: шхуны «Энергия», «Екатерина», «Михаил-Архангел», парусно-моторная яхта «Пернач» (бывш.«Колхида»), пароход «Мечта». В течение дня они приняли на борт части 6-й Донской пластунской бригады из состава 8-й Донской казачьей дивизии (300 штыков, 100 шашек, при 7 орудиях и 20 лошадях), 16-й Донской конной бригады из состава 7-й Донской казачьей дивизии (280 штыков и 250 сабель, при 78 лошадях, 24 пулеметах,12 патронных двуколках, 2 орудиях), а также несколько мелких воинских команд Добровольческого корпуса (всего — до 2500 человек, 12 орудий и 44 пулемета).

На «Добычу» перешел штаб 7-й Донской пластунской бригады во главе с генерал-майором А.А.Дукмасовым, которого сопровождал «конвой», составленный из остатков бригады (138 штыков, 10 сабель, 1 орудие). Туда же удалось погрузить обоз 7-й Донской казачьей дивизии, 6 полевых кухонь, 40 лошадей и конную батарею (пять орудий).

Около 11 часов утра из Темрюка пришли тральщик «Скиф», паровая шхуна «Перикл», пароход «Граф Игнатьев», буксир «Ольга Мефенити» и три болиндера. Болиндеры могли принимать лошадей. Немедленно началась погрузка. Лошади боялись спускаться в трюм, погрузка затянулась до вечера. Всего удалось погрузить на два болиндера 74 лошади. Третий болиндер оставался в порту — на него то заводили, то сводили лошадей. Наконец уже в ночи на него удалось погрузить полсотни лошадей. Остальные суда, прибывшие из Темрюка, спешно грузили инженерное и артиллерийское имущество армии.

Ближе к часу дня из Керчи на буксире парохода «Анапа» пришла шхуна «Аспадия», на которой только что был закончен ремонт, однако машина находилась в полуразобранном состоянии. На шхуну погрузили  имущество донских пластунов 7-й Донской пластунской бригады, на «Анапу» — около 100 беженцев из числа семей донских офицеров. Оба судна немедленно вышли в Керчь.

В четыре часа дня в Новороссийск пришли посыльное судно «Буг» и транспорт «Маргарита». Посыльное судно приняло несколько команд технических войск, а «Маргарита» была отведена к Нефтяной гавани, где должна была принять команды бронепоездов и артиллерийское имущество.

1-я Донская дивизия, стоявшая в районе Крымской, могла ударом на Варениковскую (всего тридцать верст от Крымской) восстановить положение, но такого приказа не получила. 7-го марта бросила 1-ю Донскую дивизию и ушла, не предупредив ее, на Новороссийск добровольческая конница Барбовича. К Барбовичу присоединилась сформированная на Дону бригада генерала Чеснокова (Клястицкий  и Мариупольский гусарские и Чугуевский уланский полки). Лишь благодаря личному вмешательству Деникина, отходившие конные части Барбовича удалось остановить. Деникин поставил Барбовичу задачу занять и удерживать район Анапы.

9-го марта три Донских корпуса заняли Ильскую и Абинскую и теснились к Крымской, которая была забита «добровольцами», идущими к Тоннельной. 1-я Донская дивизия вопреки логике получила  9-го марта приказ идти на Тамань. Отступавшие донцы были «облеплены» «зелеными», которые уговаривали казаков переходить к ним. В Смоленской  к «зеленым» чуть было не ушли 4-я и 5-я конные бригады 2-го Донского корпуса. Но когда армия прошла, бригады все же двинулись за ней, оставив у «зеленых» 500 человек с оружием. В Холмской ушел к «зеленым» Черкасский полк.

10-го марта «зеленые» подняли восстание в Анапе и Гостогаевской станице и захватили эти пункты. Действия деникинской конницы против «зеленых» были нерешительны и безрезультатны. В тот же день большевики, отбросив слабую белую часть, прикрывавшую Варениковскую переправу, перешли через Кубань. Днем конные части их появились у Гостогаевской, а с вечера от переправы в направлении на Анапу двигались уже колонны неприятельской пехоты.

В тот же день авангард 1-й Донской дивизии (Атаманский полк, 6-я сотня лейб-казаков и эскадрон лейб-гвардии Конно-гренадерского полка), общей численностью до 700 шашек, занял Анапу, но дальше на Тамань путь был закрыт. В Анапе оказались два парусника, пришедшие из Керчи (морская шхуна «Ваня» и шхуна «Амалия»), и старенький изношенный колесный пароход «Аполлон» (287 брт, 6 узлов). Командир атаманцев принял решение грузиться на парусники и «Аполлон». Вооружение и конский состав пришлось оставить в порту, зато 300 человек (а также приставшие к ним 400 беженцев) благополучно были вывезены в Керчь. 11-го марта Анапа была атакована красными (78 и 79 стрелковые полки и 16-я кавалерийская дивизия), и 1-я Донская дивизия, потеряв 44 казака, отошла к Тоннельной. Сбившуюся вместе боеспособную конницу генерал Драгомиров предлагал собрать в кулак и бросить в рейд по красным тылам, чтобы она, пройдя Кубань и Дон, вышла к Крымскому полуострову с севера, со стороны Перекопа. Все эти планы остались неисполненными.

«Добровольцы» (корниловцы и алексеевцы) заняли фронт от Тоннельной до Абрау-Дюрсо. Вдоль железной дороги развернулись донцы. Штаб Донской армии все еще торчал в Крымской. В ночь с 11-го на 12 -е марта в Новороссийске у пристани вблизи цементного завода встал поезд Деникина, охраняемый английским караулом. 12-го марта рядом с поездом Деникина остановился поезд Донского Атамана, охраняемый юнкерами и атаманским конвоем. В 9 утра на бронепоезде подъехал генерал Сидорин. В поезде Деникина состоялось совещание, на котором были обсуждены вопросы эвакуации донских и кубанских частей.

Для руководства эвакуацией Деникиным была создана особая комиссия во главе с «почтенным генералом» Вязьмитиновым. Сидорин тоже назначил эвакуационную комиссию в составе инспектора донской артиллерии генерала Майделя, двух генералов И.Т. и К.Т. Калиновских и полковника генерального штаба Добрынина.

Кубанские войска, совершенно дезорганизованные, находились в полном отступлении, пробиваясь горными дорогами на Туапсе. С ними терялась связь не только оперативная, но и политическая: Кубанская Рада и атаман на основании последнего постановления Верховного Круга, помимо старших военных начальников, которые оставались лояльными в отношении главнокомандующего, побуждали войска к разрыву со Ставкой. Большевики ничтожными силами легко форсировали Кубань и, почти не встречая сопротивления, вышли на левый берег ее у Екатеринодара, разрезав фронт Донской армии. Оторвавшийся от нее к востоку корпус генерала Старикова пошел на соединение с кубанцами. Два других донских корпуса, почти не задерживаясь, нестройными толпами двинулись по направлению Новороссийска. Многие казаки бросали оружие или целыми полками переходили к «зеленым.

Из Абинской 11 — го марта штаб Донской армии перешел в Крымскую, где к нему и присоединился ехавший из Новороссийска генерал Кельчевский.

В Крымской пути отхода последних частей Добровольческого корпуса и Донской армии совпадали.

Вся станция была забита обозами, частями. Станция была переполнена вагонами до такой степени, что для продвижения и маневрирования поездов приходилось специальными приспособлениями опрокидывать десятки вагонов с пути.

В Крымской командующий Кубанской армией Улагай, который все еще никак не мог добраться до Новороссийска, обратился к Сидорину с просьбой ориентировать его в происходящих событиях, так как он решительно ничего не знает. В Крымской же в Донском штабе была получена короткая телеграмма из ставки. В телеграмме глухо говорилось о том, что «ввиду изменившейся обстановки на фронте отход на Тамань невозможен». Нужно было направляться на Новороссийск.

Часам к 4 дня 11-го марта на станции Крымской были получены точные, верные сведения о положении на фронте. Из переданного ставкой по телеграфу приказа командира Добровольческого корпуса генерала Кутепова штаб Донской армии узнал о форсировании большевиками всего нижнего течения Кубани, о занятии ими Анапы, о стягивании частей Добровольческого корпуса на фронт Тоннельная — Абрау-Дюрсо. Противник, таким образом, находится в глубоком тылу Донской армии. По словам Сидорина, менять направление движения армии было уже невозможно. Последний путь через горы, которым могла воспользоваться Донская армия, шел от Абинской на Шапсугскую и Геленджик. Но части, получившие директиву идти на Тамань, миновали эту дорогу. Теперь путь на Тамань был отрезан. Приходилось двигаться только на Новороссийск.

Движение на Тамань с перспективой новых боев на тесном пространстве полуострова совместно с колеблющейся казачьей массой смущало добровольцев. Новороссийский порт влек к себе неудержимо, и побороть это стремление оказалось невозможным. Корпус ослабил сильно свой левый фланг, обратив главное внимание на Крымскую – Тоннельную, в направлении железнодорожной линии на Новороссийск. Действия деникинской конницы против «зеленых» были нерешительны и безрезультатны. В тот же день большевики, отбросив слабую белую часть, прикрывавшую Варениковскую переправу, перешли через Кубань. Днем конные части их появились у Гостогаевской. Повторенное наступление конницы генералов Барбовича, Чеснокова и Дьякова на Гостогаевскую и Анапу было еще менее энергично и успеха не имело.

Пути на Тамань окончательно были отрезаны…В этой связи основная масса судов, предназначенных для эвакуации армии и беженского элемента с Тамани, спешно направлялась в Новороссийск и Геленджик.

Обстановка на фронте в тот день складывалась следующим образом. Корниловцам удалось отбить ряд атак противника на Верхнебаканскую и Тоннельную, однако части 8-й и 9-й советских армий овладели Крымской. 16-я кавалерийская дивизия красных, продвигавшаяся со стороны Гостогаевской, к вечеру заняла район Глебовки, откуда марковцы отошли на высоты западнее Новороссийска. Разъезды красных были замечены на линии Васильевка – Борисовка, то есть уже на ближних подступах к городу. Одновременно поднявшие «зеленое знамя» 1-й и 2-й Запорожские полки с артиллерийской батареей под командованием полковника Сухенко заняли станицу Неберджаевскую, перерезав шоссе, ведущее к морю.

Ввиду стремительно развивавшихся событий командование ВСЮР было вынуждено скорректировать план эвакуации войск, отведя на нее два дня и одну ночь. Основную массу личного состава запасных и тыловых частей и учреждений, а также больных и раненых нужно было принять в порту Новороссийска с утра 13-го марта и быстро погрузить их первую партию. Во второй половине дня с обороняемых участков должны были сниматься главные силы боевых частей и соединений и тоже прибывать в порт. В трех-пяти верстах от городских окраин они занимали свои последние позиции, которые должны были удерживаться арьергардами до тех пор, пока основная масса войск не будет эвакуирована.

12-го марта Добровольческий корпус, два донских и присоединившаяся к ним кубанская дивизия без директивы, под легким напором противника сосредоточились в районе станции Крымской, направляясь всей своей сплошной массой на Новороссийск. Экстренными мерами, предпринятыми генералом Кутеповым, положение на линии фронта удалось стабилизировать, часть обозов Донской и Кубанской армии сразу была направлена на Геленджик и Туапсе. Красных сдерживали корниловцы, алексеевцы и Донская Сводно-партизанская дивизия.

Приказ об отходе к окраинам Новороссийска был отдан генералом Кутеповым 13-го  марта, в четыре часа утра (№1648). Несмотря на то, что на командира Добровольческого корпуса к этому времени была возложена оборона города, что должно было подразумевать командование всеми находившимися в районе Новороссийска частями ВСЮР, в приказе совершенно ничего не говорилось  об арьергардных соединениях Донской армии. Упоминалась лишь 1-я Донская конная дивизия, переданная в оперативное подчинение генерала Барбовича несколькими днями ранее. Данное обстоятельство можно объяснить только тем, что к вечеру 12-го марта на передовой уже не оставалось донских частей.

Выполняя приказ Кутепова, Дроздовская и Алексеевская дивизии, а также 8-я Донская дивизия генерал-майора И.Н. Коноводова, начали движение на Новороссийск через Неберджаевскую, но были остановлены засевшими там накануне восставшими кубанцами Сухенко. Под сильным обстрелом добровольцам и казакам удалось прорваться в обход Неберджаевской на ведущее к морю шоссе, однако часть артиллерии и обозов пришлось бросить. Отход Корниловской дивизии вначале происходил беспрепятственно, так как красные ее не преследовали, а конные их части шли параллельно движению корниловцев. При спуске обеих сторон с горных перевалов в долину реки Цемес в районе села Мефодиевка, завязался бой, однако огнем артиллерии, бронепоездов и кораблей конница красных была рассеяна.

Утром 13-го марта станцию Тоннельная, которая уже находилась под обстрелом красных, покинули три последних бронепоезда («Казак», «Мстислав Удалой» и «1-й Отдельный легкий»), однако далее станции Гайдук (10 верст от города) они продвинуться не могли из-за разобранных путей. Команды оставили бронепоезда и пешим порядком  направились в порт, прибыв туда к 23.00, когда предназначенный для них пароход № 412 уже три часа как ушел.

Основная эвакуация Новороссийска началась 12 марта. На рассвете в Новороссийск прибыли пароходы «Хоракс», «Саратов», «Сухум», «Поти» и  «Самара», предназначенные для эвакуации боевого элемента армии и беженцев. На пароход «Саратов», рассчитанный на максимальное количество 1860 человек, было погружено более 3000 гражданских беженцев, на «Поти» — более 4500. Пароходы вышли в море перегруженными до крайности, все палубы и мостики, трюмы и проходы были буквально забиты людьми.

Между тем, эвакуация Новороссийска продолжалась полным ходом. В достаточно спокойной обстановке шла посадка на танкер «Баку», пароходы «Мечту», «Сухум», «Самару» и  «Хоракс». Еще за городом офицеры и квартирьеры Новороссийского гарнизона, собранные в отдельный батальон, а также Алексеевский полк, специально предназначенный для поддержания порядка при погрузке, встречали подходившие части, указывали им дорогу к пристани, сообщали правила погрузки. Около пароходов были сооружены баррикады, охраняемые «добровольческими» караулами с пулеметами. К вечеру на эти суда погрузились следующие части: Лейб-Атаманский полк (300 сабель, 40 лошадей и одно орудие); 3-й Дзюнгарский донской калмыцкий полк (около 450 сабель, при 2-х пулеметах); штаб 1-й Донской казачьей дивизии во главе с генералом Дьяковым; Лейб-казачий полк (400 сабель при 2-х орудиях и 10-ти пулеметах); 18-й Донской полк (300 сабель, 80 лошадей, 3 пулемета); сохранившие относительный порядок 3-й и 4-й Таманские полки (около 500 кубанцев), а кроме того — из числа разных полков кубанской армии, вольно или невольно потерявших связь со своими полками, еще до 300 человек и не менее 600 беженцев, другие грузы, главным образом — патроны и снаряды, не считая ручного оружия, пулеметов, седел и нескольких походных кухонь для прокормления военных в пути); штаб и тылы 3-го Донского корпуса, находившегося под командой генерала Гуселыцикова (непосредственно же части корпуса начали отход в сторону Туапсе).

Слухи, а затем и подтвердившиеся сведения о том, что в порту Новороссийска  находится значительно большее число судов, чем ранее предполагалось, вдохнули уверенность в войсках, защищавших подступы к городу. Многие уверовали в то, что «вывезут всех», надо только «чуточку продержаться». Между тем, силы двух советских армий, с которыми активно взаимодействовали «зеленые», продолжали оказывать натиск на отступающие войска ВСЮР.

Казалось, катастрофа белой армии становилась неизбежной и неотвратимой. Положение остатков Вооруженных Сил на Юге России, сосредоточивавшихся в Новороссийске, казалось трагически безвыходным. По последним сведениям, Новороссийск был уже как будто бы окружен большевиками со всех сторон. Уже поступили сведения, котировавшиеся как официальные, что Туапсе отрезано конницей Буденного; Сочи находится в руках не то красных, не то «зеленых»; Анапа и Геленджик заняты большевиками. Тем не менее, несмотря на безвыходность положения, у всех почему-то была твердая уверенность, что, в конце концов, как-нибудь удастся погрузиться на пароходы. Все отгоняли от себя мысль о возможности другого исхода. Пароходы должны прийти, они придут… Но здесь же возникали опасения, как бы на эти пароходы не ринулась толпа озверевших людей, как бы не разыгралась страшная катастрофа, когда и при наличии пароходов нельзя будет на них погрузиться…

Вопрос о погрузке сильно беспокоил командный состав, и эта тяжелая, неблагодарная задача в Донской армии была возложена на одного из наиболее энергичных представителей командного состава — генерала Карпова. Англичане в порту Новороссийска также приняли ряд предосторожностей: приготовили танки, пулеметы и с утра расставили на путях к пристани усиленные караулы. Здесь стояли английский гигант, транспорт «Ганновер» и огромный итальянский, зафрахтованный главным командованием, пароход «Барон Бек».

На рассвете 13-го  марта штаб Донской армии получил из ставки приказание выдвинуть на фронт Донскую учебную бригаду, состоявшую из юнкеров, пулеметчиков и стрелков, находившуюся под командой генерала Карпова. Так как в силу целого ряда условий на учебную бригаду нельзя было возложить выполнение этой задачи, то таковая была возложена на Донскую Сводно-партизанскую дивизию.

С раннего утра 13-го марта дороги к пристаням были покрыты сплошным потоком людей и лошадей. На лицах у всех было беспокойство и страх. У всех в голове вертелся неотвязчивый вопрос: можно ли будет попасть на пароход? Никто в этом не был уверен, так как с таким нетерпением ожидавшиеся пароходы все еще не прибыли.

Отсутствовала и надежда на помощь англичан, которые, казалось, ко всем относятся в общем корректно, но с леденящим равнодушием. По-видимому, они считали, что миссия их на юге России заканчивается и что им ничего другого не остается, как уезжать к себе на родину. Представителям Антанты чуждо и непонятно было все происходившее. Отдельные английские офицеры в разговорах с русскими офицерами прямо высказывали свое недоумение по поводу того, что они видели: «Почему вы бежите? Почему такие огромные силы не могут удержать самой природой укрепленного, в сущности неприступного Новороссийска?». Что им можно было на это ответить? Как англичане могли понять психологические переживания отступавших, когда сами отступавшие не могли уяснить себе смысла того, что происходило, и в частности своего душевного состояния. Все чувствовали, что они не могут уже бороться, что опустились руки, что надвигается фатальный, как казалось, неизбежный конец двухлетней борьбы. Бесконечная усталость от мировой и Гражданской войн переплеталась с чувством горькой обиды и разочарования в том, что в борьбе жертвы были напрасны, что окончательная победа над большевиками, в чем раньше все были уверены, превратилась в катастрофическое поражение. Здесь было и сознание того, что все к лучшему и, быть может, для нас самих же выгодна победа большевиков, которая окажется для них пирровой победой. Целый ряд причин, одним словом, создавали такое психологическое настроение, при котором совершенно нельзя было рассчитывать на боевую стойкость частей.

Еще в 14.45 Кутепов отдал по Добровольческому корпусу приказ (№1650) о порядке отхода и погрузки на суда. Согласно этому приказу, отход главных сил намечался на 20 часов, а арьергардов — на 3 часа ночи. Таким образом,  изначально запланированное время эвакуации сокращалось на целый день, однако даже установленные им временные рамки оказались нарушены, и уже после обеда к порту начали подходить главные силы добровольческих частей и соединений, командирами которых, по-видимому, двигало опасение, что отведенные им суда достанутся другим. Отступление затруднялось тем, что основная шоссейная дорога, ведущая в Новороссийск, была забита беженскими обозами, артиллерией и повозками. Связь между ставкой и войсками была нарушена и едва могла поддерживаться конными ординарцами. Чтобы облегчить отход, линкор «Император Индии» периодически вел огонь по районам, прилегающим к железной и шоссейной дорогам, а также по окрестным высотам. Обстрел с моря был достаточно эффективным, и какое-то время сдерживал наступление противника. Удачные попадания «Императора Индии» наводили панику в рядах красных. Благодаря огню «Императора Индии» удалось удержаться на передовых позициях весь день и это обстоятельство сыграло немаловажную роль: так называемые «главные позиции» заняты не были; большая часть пехоты Добровольческого корпуса в этот день спешно грузилась на пароходы; занятие позиции было лишь обозначено слабыми частями, не объединенными единым командованием; достаточных сил в распоряжении генерала Барбовича, начальника обороны северного сектора Новороссийска, не было, — все, что с утра попало в боевую линию, стремилось грузиться, помимо разрешения начальства. Так, когда в 11 ч. утра, по настоятельной просьбе генерала Чеснакова, генерал Барбович решил поддержать его полком, то в нем, по докладу командира 4-го Мариупольского гусарского полка (полковника Ковалинского), вместо должных 400 шашек оказалось всего 67

В городе шел погром. Громили магазины, громили и расхищали громадные склады с продовольствием и английским обмундированием, которые за недостатком времени и пароходов нельзя было эвакуировать. По улицам валялись ящики с консервами, кожаные куртки, шинели… Всюду рыскала местная беднота, стараясь утащить домой все, что можно было.

Время шло. С каждым часом сгущалась атмосфера. Перед пристанью бушевал людской поток, угрожая снести все и английские, и русские караулы. Заволновались и англичане. Огромная масса людей глухо волновалась. Казалось, что вот-вот плотина, отделявшая пристань от людского моря, будет разрушена и тогда произойдет нечто ужасное. Но опасения эти были преувеличены. В девять часов утра на «Барон Бек» началась погрузка раненных.

Затем начали проходить к пристани через рогатки и караулы штабы и отдельные воинские части. Строжайший контроль проверяет всех проходящих. Одиночным людям, не принадлежащим к составу частей и учреждений, приходится плохо. Они мечутся, умоляют взять их…Перед пароходом выстраивается огромная очередь. Погрузкой лично руководят начальник английской миссии генерал Хольман и генерал Карпов. Погрузка поэтому проходит в образцовом порядке.

Видя перед собою огромное количество людей, англичане решили, что седла нужно бросить на берегу. С каким-то остервенением с размаху отбрасывали седла в сторону казаки. А многие тут же бросали и свои вещи. Однако вскоре казаки стали хватать брошенное обратно — около полудня в Новороссийск прибыли транспорты «Кронштадт», «Трувор», тральщик «Георгий» и посыльное судно «Севастополь». Вид крупнотоннажных судов на рейде и у причалов Новороссийска вносил некоторое успокоение в войска, продолжавшие скапливаться в порту и на прилегающих улицах.

На «Кронштадт» спокойно и без суеты грузились донцы: 1-я дивизия, Сводно-партизанская дивизия, часть 7-й конной бригады.

На транспорт «Трувор» в первую очередь были погружены 1100 раненных, больных и 400 других пассажиров. «Севастополь» взял 80 раненных, два лазарета с персоналом, а тральщик принял тылы двух донских батарей с 4-мя исправными орудиями. После полудня суда вышли в Феодосию.

Около 16 часов в Новороссийск пришли транспорты «Владимир» (переоборудованный под прием раненных), «Тигр» и «Лазарев». Пароходы «Тигр» и «Лазарев» приняли свыше 1500 раненных и больных и до 1000 беженцев, после чего немедленно направились в Феодосию. Транспорт «Владимир», отданный целиком под размещение раненных, больных и гражданского элемента, продолжал принимать эвакуируемых.

Вечером ожидался шедший из Константинополя пароход «Колыма», и из Севастополя вышел большой транспорт «Рион».

Появление красных частей в непосредственной близости от Новороссийска вызвало панику среди отступавших войск, которые вместе с обозами ринулись в город, где еще накануне скопились многочисленные донские и калмыцкие беженцы. Распространились слухи, что конница красных горными дорогами обошла Новороссийск с востока и заняла Геленджик. В таких условиях о правильной эвакуации нечего было и думать, и Кутепов, явившись к главнокомандующему, доложил, что моральное состояние войск таково, что ночью придется оставить город.

Фактически к вечеру 13 марта на фронте находились: 8-я и 6-я Донские дивизии, 1-я Донская конная бригада. У Добровольческого корпуса фактически оставались на фронте только часть из Корниловской дивизии и полк дроздовцев.

Опасаясь не успеть на пароход, командир Сводно-партизанской дивизии Ясевич самовольно снял свои части с фронта и привел их в порт раньше срока. К моменту начала срочной эвакуации деникинских войск в Новороссийске скопилось около 100 тысяч человек. Для их вывоза требовались дополнительные суда и дополнительное время, которого уже не оставалось.

Вечером 13-го марта в Новороссийск пришла очередная партия пароходов, высланная из Крыма: «Колыма», «Днепр», «Батум» и транспорт «Николай 119», благодаря которым явилась возможность эвакуировать значительное количество желающих покинуть территорию, пока еще находившуюся под контролем белой армии. Суда встали под погрузку у Восточного мола, близ Цементного завода.

В 7 часов вечера был получен приказ генерала Барбовича, чтобы с наступлением темноты, оставив на позициях только слабые разъезды, частям дивизии отходить на пристань, где бросить лошадей и грузиться на пароход «Батум». Когда в исполнение этого полк к 10 часам вечера прибыл на пристань и, спешившись и оставив на набережной весь конский состав, с большим трудом прошел к «Батуму», то оказалось, что на нем мест нет. Пароход собирался отходить и был перегружен частями 1-й кавалерийской дивизии; из Сводной кавалерийской дивизии на него попал только штаб дивизии с офицерским эскадроном, — всего около 70 человек и часть чугуевских улан и клястицких гусар. Только после настоятельных требований генерала Чеснакова генерал Барбович, бывший уже на «Батуме», послал на рейд к английскому командованию офицера с просьбой помочь оставшимся без места частям Сводной кавалерийской дивизии предоставлением какого-либо транспорта. После долгого, томительного ожидания вернувшийся офицер сообщил, что англичанами будет подан для погрузки пароход, который развезет всех на другие суда. Действительно, около двух часов ночи подошел небольшой пароход «Аю-Даг», принявший первую партию в 300 человек и обещавший сделать сколько надо будет рейсов. «Аю-Даг» принял 4 орудия с запряжками и несколько повозок Марковской дивизии. На этот пароход был также погружен Сибирский батальон и еще несколько мелких частей (всего до 600 человек). Отходя, командир парохода сообщил, что согласно распоряжению английского командования, он больше не вернется. Оставался непогруженным весь Мариупольский полк, около 450 человек, и небольшая часть клястицких гусар. Положение создалось трагическое, все пароходы от пристани отошли, начинало светать, и было несомненно, что утром красные ворвутся в город…

В три часа ночи решено было грузиться на «Днепр», заканчивавший погрузку частей Самурского полка. По распоряжению генерала Чеснакова, заведующего погрузкой, в первую очередь ушли чугуевцы; во второй рейс были погружены конно-артиллеристы и часть клястицких гусар. С большим трудом пробираясь через толпу, неся на себе седла, амуницию и пулеметы, подошел Мариупольский полк к Восточному молу, но «Днепр» был перегружен и никого больше принимать не мог…

На новороссийском рейде стояли уже большой транспорт «Дон», приспособленный для перевозки лошадей транспорт «Ялта» и буксир «Доброволец». Мариупольцев начали грузить на буксир, который перевозил их на «Ялту». Затем «Ялта» подошла к молу и на него началась погрузка мариупольских гусар. На транспорт «Ялта» удалось принять 45 офицеров, 435 сабель, 40 лошадей полка, несколько обозных и патронных двуколок с конной упряжью и амуницией, а также 3 исправных пулемета.

В этот же день пассажирский пароход «Св. Николай», в Сочи взял на борт 1100 больных и 400 других пассажиров и 2 тыс. пудов муки, доставил их в Ялту. Французская канонерская лодка «Дю-Шаффо», взяв на борт 190 человек, ушла прямо в Феодосию.

Прибывший утром 14-го марта транспорт «Рион» немедленно был поставлен под погрузку — на него свозилось интендантское имущество армии, предполагалось погрузить несколько бронеавтомобилей и огнеприпасы (несколько тысяч снарядов и значительное количество патронов). На «Рион» начали погрузку лошадей и конского имущества Донской и Кубанской армий, а также ветеринарных лазаретов. Туда же грузились и чины Черноморского конного полка (около 300 человек) с обозом и лазаретом.

Транспорт «Николай 119», грузивший еще артиллерию (две полевые батареи Корниловской дивизии с передками, всего 7 орудий) и который должен был дополнительно взять команды бронепоездов, неожиданно, до окончания погрузки, снялся с якоря и направился в море. Немедленно был послан эсминец «Капитан Сакен», пароход был остановлен и возвращен под погрузку. Выяснилось, что часть команды, испуганная слухами о положении на фронте, опасаясь захвата красными в порту, решила срочно идти на Судак. Принятыми энергичными мерами команду удалось успокоить.

К утру 14-го  марта внешний периметр города занимали следующие части: 2-я бригада 52-й пехотной дивизии под командованием полковника князя А.А. Мещерского, сменившая на восточных подступах к Новороссийску Алексеевскую дивизию, 2-й полк и 3-й батальон 1-го полка Корниловской дивизии, прикрывавшие северо-восточные и северные окраины города, а также 3-й Дроздовский полк, занимавший оборону на западных и юго-западных окраинах. Рядом с дроздовцами, занимая участок у шоссейной дороги из Абрау-Дюрсо, находились сторожевое охранение 2-го Марковского полка. Марковцы удерживали свои позиции до конца дня под прикрытием огня английских кораблей, французского крейсера «Вальдек Руссо» и одной своей батареи.

В ожидании погрузки, казаки расседлывали лошадей и угоняли их в горы. Однако тем, кому посчастливилось в тот день погрузиться на суда, пришлось оставить и седла, так как места на борту катастрофически не хватало.

Днем 14 марта в Новороссийск прибыл отряд судов под командованием капитана 2-го ранга Н.Машукова (ранее действовавший в Азовском море) — пароходы «Россия», «Румянцев», «Далланд», две канонерские лодки типа «Эльпидифор» — К-10 («Ваня») и К-12 («Амалия»), ледокол, два буксира, паровая шхуна «Танаис».

В этот же день пассажирский пароход «Св. Николай», в Сочи взял на борт 1100 больных и 400 других пассажиров и 2 тыс.пудов муки , доставил их в Ялту.

Пароход «Румянцев» — принял сыпнотифозных больных (около 200 человек), персонал Новороссийского военного госпиталя, лазарет Алексеевской дивизии (с 45-ю раненными и персоналом), личный состав Военного управления порта, ушёл в Варну. Транспорт «Далланд» — принял 450 раненных и больных и около 300 беженцев. Пароход «Россия» — принял 30 тысяч пудов зерна, около 600 пудов свежемороженного мяса, около миллиона банок мясных консервов, несколько сот пудов керосина, некоторое количество инженерного, автомобильного, авиационного и прочего имущества.

Следом за ними прибыл английский угольщик «Вотан» — он доставил в Новороссийский порт две тыс.пудов угля для снабжения им русских кораблей и судов.

Вечером в Новороссийск прибыли пароходы «Саратов», «Мечта», «Хоракс», «Поти», «Самара», «Екатеринодар», предназначенные для эвакуации боевого элемента армии и беженцев…На пароход «Саратов», рассчитанный на максимальное количество 1860 человек, было погружено более 3000 человек, на «Екатеринодар» — более 4500. Пароходы вышли в море перегруженными до крайности, все палубы и мостики, трюмы и проходы были буквально забиты людьми.

Между тем, эвакуация Новороссийска продолжалась полным ходом. В достаточно спокойной обстановке шла посадка на «Мечту», «Сухум», «Хоракс», «Поти», «Самару». Вскоре в Новороссийск прибыли шесть транспортов («Шилка», «Инкерман», «Сарыч», «Туркестан», «Ялта», «Самара») и два коммерческих парохода («Маргарита» и «Ольга»).

Еще за городом офицеры и квартирьеры Новороссийского гарнизона, собранные в отдельный батальон, а также Алексеевский полк, специально предназначенный для поддержания порядка при погрузке, встречали подходившие части, указывали им дорогу к пристани, сообщали правила погрузки. Около пароходов были сооружены баррикады, охраняемые «добровольческими» караулами с пулеметами.

Теперь, в первую очередь, на суда грузились добровольцы, конные части донских и кубанских казаков, и тыловые учреждения. К вечеру на эти суда погрузились следующие части:

-18-й Донской полк (300 сабель, 80 лошадей, 3 пулемета);

-сохранившие относительный порядок 3-й и 4-й Таманские полки (около 500 кубанцев, а кроме того-из числа разных полков кубанской армии, вольно или невольно потерявших связь со своими полками, еще до 300 человек и не менее 600 беженцев, другие грузы, главным образом — патроны и снаряды, не считая ручного оружия, пулеметов, седел и нескольких походных кухонь для прокормления военных в пути);

-штаб и тылы 3-го Донского корпуса, находившегося под командой генерала Гусельщикова (непосредственно же части корпуса начали отход в сторону Туапсе);

-Штаб Донской армии;

-две батареи Корниловской дивизии (5 орудий с передками и конским составом);

-Штаб 10-й Донской дивизии с начальником дивизии генералом Николаевым, обозом дивизии и 78-ю лошадьми;

-обоз и лазарет Марковской дивизии;

Суда, под охраной двух эсминцев, вышли немедленно в Феодосию.

В Геленджике находилось несколько мелких частей Добровольческого корпуса армии, отдельные донские казачьи части, сводный отряд Черкесского полка (весь боевой элемент общей численностью до 1200 человек) до 300 раненных и несколько тысяч беженцев. Для их погрузки в Геленджик уже были высланы три французских миноносца, две баржи с буксирами, посыльное судно, тральщик.

В то же самое время, в черноморских горах, по дороге в Сочи и Туапсе, бесконечной вереницей тянулись отступавшие кубанцы и донцы. Это была целая конная армия, состоявшая из небоеспособных, думавших только о собственном спасении людей, которых инстинкт самосохранения неумолимо толкал к обетованным берегам Черного моря у Сочи и Туапсе. В этой армии число кубанцев с беженцами превышало сорок тысяч человек. Двигавшийся вместе с кубанцами 4-й Донской конный корпус увеличился, благодаря беженцам и обозам, до двадцати тысяч всадников. И эти силы также необходимо было вывозить. Поэтому командованием ВСЮР было принято решение о подаче освобождаемого в крымских портах тоннажа судов именно в Сочи и в Туапсе. Вместе с кубанскими частями к Туапсе двигались Рада, правительство и войсковой атаман Букретов. Авангард кубанцев составлял особый отряд, находившийся под командой помощника кубанского военного министра генерала Болховитинова — генерала Морозова и состоявший из ушедших после сдачи Екатеринодара юнкеров, учебного дивизиона, Атаманского полка и других отборных частей. В Туапсе были отправлены пароход «Корнилов», два буксира и ледокол «Илья Муромец».

Постепенно пароходы, беря как можно больше людей, отходили от пристаней. Для эвакуации были использованы все возможные плавучие средства. Большая баржа, на которой поместилось несколько сот людей, была выведена на рейд одним из пароходов; стоявшая разоруженной в порту речная канонерская лодка К-15, благодаря энергии командовавшего ею подпоручика по Адмиралтейству, была приведена в порядок и, взяв на борт триста казаков, ушла в Феодосию. Несколько малых портовых буксиров, беря по 30-40 человек, выходили на рейд и там перегружали людей на борт пароходов, стоявших на рейде. После чего буксиры смело возвращались в гавань.

Последними из Новороссийска уходили войсковые транспорты. В 21 час сопровождаемые канонеркой «Лукулл» (принявшей на борт до 300 человек) ушли в Феодосию «Шилка» и «Инкерман» (взяв на борт до 2000 человек и по несколько тысяч пудов продовольствия каждый). В 23 часа в Севастополь ушла «Маргарита» с Марковской дивизией числом в 900 человек, захватившей с собой 2 орудия с запряжками и несколько пулеметов. После полуночи ушел «Цесаревич Георгий», на котором находился штаб и управление армии, отряд охраны и команды двух бронепоездов. Генерал А. П. Кутепов со штабом Добровольческого корпуса и его охраной перешел на эскадренный миноносец «Пылкий», который ночью вышел на рейд. Корниловская дивизия грузилась на пароход «Самара», который, поджидая арьергардный батальон, приняв также и обозы дивизии, и около 40 лошадей, отошел позже. Дроздовская дивизия, без аръергардного 3-го полка, ушла на транспорте «Поти» (2000 человек, 2 орудия и 7 пулеметов). Для эвакуации двух кавалерийских дивизий, которые не вошли в первоначальный расчет, остались лишь пришедшие в Новороссийск тральщик и небольшой коммерческий пароход «Ольга».

Адмиралу Сеймуру было сообщено о бедственном положении последних защитников Новороссийска, и он приказал одному маленькому пароходу в несколько рейсов перевезти на стоявшие на внешнем рейде пароход «Туркестан» и военные корабли оставшихся кавалеристов. В два рейса пароходик увез около шестисот человек, но ввиду начинавшегося рассвета англичане не разрешили ему идти в порт в третий раз. Таким образом, на берегу остался обоз дивизии. Здесь же, на пристани, ожидали погрузки остатки Донской пластунской бригады полковника Кострюкова (до 400 человек) и генерал Гусельщиков, (который, бросив остальные части своего корпуса, явился на пристань с Гундоровским полком). После долгих препирательств генерал Гусельщиков заявил, что «если полк и пластуны не будут погружены, то пароход от пристани не отойдет, а будет потоплен. Сам Гусельщиков с двумя десятками казаков остался на пристани с лошадьми. Он намеревался погрузить конский состав на какой-нибудь транспорт.

На рассвете 15-го марта, в надежде найти возможность эвакуироваться, несколько десятков донцов и добровольцев пошли пешком кругом бухты к восточному молу, где у пристани Цементного завода еще стояли катера — тральщики «Стриж», «Роксана» и транспорт «Сарыч». Он уже имел на борту Алексеевскую дивизию и был забит людьми разных частей, и кавалеристы на него проникнуть не смогли; закончив погрузку сводного батальона новороссийского гарнизона, нескольких десятков донцов и почти что 800 беженцев, «Сарыч» после рассвета вышел на внешний рейд. В то же время ушла подводная лодка «Утка», взявшая на буксир парусную яхту «Забава», на которой нашли себе место десятка два людей. Затем ушли «Самара» (принявшая также, помимо провианта, до 600 беженцев и чинов армии), катера «Стриж» и «Роксана» (принявшие по 35-40 человек).

Порт практически опустел, но на его восточной стороне, у цементной пристани и в районе восточного мола, находилась многотысячная толпа главным образом казаков, но и других военных, а также беженцев с женщинами и детьми и их подводами, груженными всяким скарбом. Их принимали прикрывали русские и французские миноносцы и французская канонерка, стоявшая у выхода в море. Катерами и шлюпками на них стали свозить эвакуируемых с восточного мола. В районе вокзала и в северной части порта горели склады английской базы и армии и шел грабеж оставленного имущества.

В начале утра 15-го марта на горах за Цементными заводами показались передовые отряды красных и при этих обстоятельствах адмирал Сеймур считал, что дальнейшая эвакуация людей из порта невозможна. Но в это время с «Пылкого» был замечен вышедший из ворот порта маленький паровой катер, дававший тревожные гудки. На катере, которым не без труда управлял бывший кадет Морского училища поручик А. А. Векслер, среди других оказался командир Сводно-пехотного полка, который доложил генералу Кутепову о нахождении полка на молу. Об этом было сообщено капитану 1 ранга Лебедеву на «Беспокойный», причем генерал А. П. Кутепов просил принять все меры для спасения бывших в последнем арьергарде солдат. Приказав «Пылкому», на котором было много эвакуированных, передать всех пассажиров на английский дредноут, капитан 1 ранга Лебедев с «Беспокойным» и «Капитаном Сакеном» направились в порт. Видя это, начальник французской военной миссии генерал Манжен, не желая оставаться лишь зрителем, привлек к этой операции французские корабли. Обеспечивая других, «Беспокойный» стал на якорь среди порта и открыл огонь по спускавшимся с гор красным цепям, которые, пока с дальнего расстояния, начали обстреливать порт из пулеметов. На пристани против «Беспокойного» горел поезд с боеприпасами и осколки взрывавшихся снарядов падали кругом. «Капитан Сакен» (капитан 2 ранга А. А. Остолопов) подошел к концу мола и в несколько минут вся его палуба была забита перепрыгнувшими на миноносец людьми. Отойдя от мола, капитан 2 ранга А. А. Остолопов направился к стоявшей у одной из пристаней барже, на которой находилось несколько сотен пехотных солдат и казаков и, взяв ее на буксир, вышел на внешний рейд, после чего подвел баржу к «Псезуапу» (на борт которого люди с баржи и перешли). Затем «Капитан Сакен» вернулся с баржей на буксире к концу мола, и вновь принял людей (без малого 400 человек) Французская канонерская лодка «Дю-Шаффо» тоже подошла к молу и, взяв на борт 90 человек, ушла на рейд. Примерно в то же время в порт вошла подводная лодка «Утка» (старший лейтенант Н. А. Монастырев). Красные уже успели подвезти батарею, открывшую огонь по молу и порту, но ее место было замечено с «Утки», которая, открыв огонь из своих двух 75-мм орудий, заставила батарею замолчать. Лишь расстреляв весь свой боевой запас, лодка вышла из порта.

Около 9 часов к молу подошли французский эскадренный миноносец «Ансень Ру» с генералом Манженом на борту и «Пылкий», но когда французский миноносец, наполнив палубу людьми, хотел отойти от мола, у него произошла авария в машине, и он не смог дать ход. К этому времени красные части вышли к порту со стороны вокзала и открыли пулеметный огонь с пристаней. Отошедший уже от мола «Пылкий», имея 300 пассажиров на борту, видя беспомощное состояние француза, вернулся назад и, частично прикрыв его своим корпусом, подал ему буксир. Одновременно «Пылкий» вел огонь по неприятельским пулеметам и по снова начавшей стрелять батарее. Выпустив за короткое время около ста 102-мм снарядов, около 10 часов «Пылкий» вывел «Ансень Ру» на рейд и подвел его к французскому крейсеру.

Французское правительство оценило самоотверженное поведение «Пылкого» и наградило его командира капитана 2 ранга В. А. Григоркова орденом Почетного Легиона офицерского креста, старшего артиллериста лейтенанта И. Н. Брюховецкого орденом кавалерского креста и заведовавшего заводкой буксира боцмана-кондуктора  И. Крупина военной медалью. Принимая во внимание действия подвезенной красными артиллерии, дальнейшая посылка в порт кораблей была признана слишком рискованной, но все же в это утро, не считая бывших на барже солдат, кораблями с мола было снято еще более тысячи человек, среди которых все прибывшие на мол кавалеристы, все беженцы и какой-то мусульманский отряд. Теперь на молу и на пристанях практически не осталось никого.

К 15 часам красные части завершили оккупацию всего порта и города. Новороссийск пал.

Эвакуация Туапсе

Произведя необходимую перегруппировку эвакуированных, в частности освободив русские миноносцы от пассажиров и дав им с «Эмперор оф Индия» нефть, английская эскадра, французский крейсер «Вальдек Руссо»  и другие корабли направились к крымским берегам.

После 17 часов, по инициативе капитана 1 ранга Лебедева, эсминец «Беспокойный» пошел в Туапсе с целью выяснить, не прорвались ли туда какие-либо войска. Вероятно, для ремонта машины на «Ансень Ру» в Новороссийской бухте оставались крейсер «Жюль Мишле» и миноносец «Алжерьен», которым было суждено произвести последний акт Новороссийской эвакуации.

Среди оставшихся на берегу оказалось не более двухсот человек, опоздавших на предназначенные транспорта и затем не смогших втиснуться на уже перегруженные пароходы, последними отходившими от новороссийского мола, а также остатки разных донских и кубанских полков, в 300 шашек. По предложению командира Дроздовского полка полковника Манштейна, так же не успевшего к погрузке (и оставшегося во главе взвода дроздовцев — полевого охранения при отходе в город), было решено совместно сделать попытку пробиться к Геленджику.

Видя проходивших мимо добровольцев и казаков, и узнав о цели их движения, из стоявшей толпы в одиночку и группами к ним присоединилось около четырехсот имевших оружие конных и пеших, среди них часть команды бронепоездов. Но шедшим впереди дроздовцам у Кабардинки дорогу перегородили занимавшие позицию части Красной армии. Положение казалось безвыходным, но, услыша стрельбу и видя на берегу войска, с приблизившегося французского миноносца была послана шлюпка и прибывший офицер, войдя в связь с Манштейном, предложил эвакуировать весь отряд.

Французы послали к берегу все свои шлюпки, которые буксировали паровые катера крейсера, но все же перевозка людей шла очень медленно. Когда дроздовцы начали отходить к месту посадки, чтобы задержать красных, «Жюль Мишле» открыл огонь по району дороги перед Кабардинкой. После 17 часов все бывшие здесь люди, около 900 человек, были взяты на французские корабли. Этим закончилась Новороссийская эвакуация.

Эскадренный миноносец «Пылкий», котлы и механизм которого за годы войны и революции, не имея серьезного ремонта, совершенно износились, выйдя из бухты оказался в бедственном положении и без котельной воды. После 16 часов у Мысхако его встретил вышедший в 8 часов утра из Ялты эскадренный миноносец «Дерзкий». «Пылкий» стал на якорь, и с целью дать ему воды «Дерзкий» подошел к его борту, но довольно сильная волна, раскачивая миноносцы в противоположные стороны, стала бить их один о другой, причинив этим небольшие повреждения в надстройках, и принудила миноносцы разойтись. «Пылкий» направился к оказавшемуся поблизости пароходу «Колыма», который опоздал к эвакуации. К вечеру волна немного улеглась, что дало возможность «Колыме» снабдить миноносец водой, и после починки сдавших механизмов в 2 часа ночи «Пылкий» и «Колыма» пошли в Феодосию. Этот небольшой инцидент очень показателен, в каком состоянии в то время находились многие корабли белого флота и какие усилия должны были прилагать их командиры, чтобы они все же могли действовать.

После 17 часов эскадренный миноносец «Дерзкий» вошел в Новороссийскую бухту, имея предписание присоединиться к «Беспокойному» и получить от начальника дивизиона дальнейшие инструкции. Но «Беспокойного» здесь не оказалось, и отходившие от Кабардинки французы сообщили, что он ушел в море. В ожидании получения по радио новых инструкций командир «Дерзкого» решил держаться у входа в бухту, с целью перехватить продолжавшие идти к Новороссийску транспорты и пароходы»; предполагалось, что могут быть еще другие суда, не уведомленные об оставлении порта. В 23 часа ушел в море французский отряд, и наконец около 4 часов утра на «Дерзком» получили радио с «Беспокойного», срочно идти в Туапсе. В помощь «Пылкому» из Керчи, где еще не знали о падении Новороссийска, лишь вечером был выслан буксир «Шалун», который утром 16-го марта подошел к Новороссийской бухте, у входа которой стояли вернувшийся из Феодосии крейсер «Калипсо» и французская канонерка, от которых он узнал, что Новороссийск эвакуирован и «Пылкий» уже накануне вечером пришел в Феодосию.

Выйдя по окончании эвакуации порта из Новороссийской бухты, утром 16-го марта эскадренный миноносец «Беспокойный» подошел к Туапсе и обнаружил, что порт занят перевалившими через горы казаками. Выяснилось, что 3-й Донской корпус, Кубанская армия, бригада астраханцев, другие мелкие части и семь бронепоездов, отходивших вдоль Армавир-Туапсинской железной дороги, объединились в одну группу войск под командой генерала П. К. Писарева. После безрезультатных переговоров о пропуске к морю с зелеными партизанами, занимавшими Гойхтский перевал, кубанская дивизия генерала A.M. Шифнер — Маркевича, при поддержке бронепоездов, 15-го марта заняла станцию Гойхт, и вечером следующего дня бронепоезда дошли до станции Туапсе. За ними двинулись войсковые части и бывшие с ними обозы с беженцами. Партизаны поспешно отступили по новороссийскому шоссе, и вслед за ними был выдвинут отряд казаков с батареей, занявший деревню Небуг и дошедший до Казачьей балки, в нескольких верстах от Туапсе. В районе Гойхтского перевала был оставлен арьергард в составе 2-й Кубанской дивизии  с тремя бронепоездами. Двинутые по сочинскому шоссе кубанские казаки обнаружили лишь мелкие группы партизан, которые при их приближении убегали в горы. Этими мерами, во всяком случае до подхода главных сил Красной армии из Новороссийска или с севера, спокойное проведение эвакуации Туапсе было обеспечено. По какой-то причине преследовавшие казаков 34-я и 50-я стрелковые дивизии Красной армии отстали и несколько дней не двигались вперед.

Находившийся на «Беспокойном» начальник восточного отряда судов капитан 1 ранга Лебедев по радиотелеграфу сообщил о создавшемся в Туапсе положении и просил срочно выслать из Феодосии пароходы для эвакуации многих тысяч людей. Бывшему у Новороссийска эскадренному миноносцу «Дерзкий» было приказано немедленно идти в Туапсе. Следовавшему к Геленджику, который продолжал занимать противник, начальнику 2-го отряда судов капитану 1 ранга П. Н. Машукову было передано, чтобы он со своим отрядом тоже шел в Туапсе. В Туапсе находился лишь сторожевой катер «Старший лейтенант Макаров»

В 8 часов утра 17-го марта «Дерзкий» пришел в Туапсе. Этот миноносец, как и все другие, бывшие в хорошем состоянии корабли, был захвачен в январе 1919 года «союзниками» и лишь 1 марта 1920 года был возвращен в Измите англичанами. Туда пришел эскадренный миноносец «Поспешный», который предполагалось отправить на Мальту в ремонт, и его уже сплававшаяся команда с капитаном 2 ранга Н. Р. Гутаном во главе перешла на «Дерзкий». После перегрузки всех материалов, снарядов и имущества и необходимого ознакомления с новым кораблем «Дерзкий» 12 — го  марта прибыл в Севастополь. По нефти для него там не оказалось, и через три дня «Дерзкий» был послан в Ялту для приема горючего с бывшей там баржи. Но нефть оказалась настолько густой, что ее с трудом могли перекачивать помпы, и, не догрузившись, миноносец ушел к Новороссийску. По приходе «Дерзкого» в Туапсе капитан 1 ранга Лебедев со своим флаг-офицером перешел на него, а «Беспокойный», у которого все запасы были на исходе и оставалось мало снарядов, перекачав на «Дерзкий» немного лишней нефти и взяв некоторое количество раненых, в следующую ночь ушел в Феодосию. Капитан 1 ранга Лебедев с помощью капитана 2 ранга Гутана и офицеров «Дерзкого» взял в свои руки все управление морской частью эвакуации. Было организовано управление портом, и на балконе его дома непрерывную вахту несли сигнальщики «Дерзкого», через которых шла вся связь между сухопутным командованием и стоявшим в порту на якоре миноносцем.

18 — го  марта пришел отряд капитана 1 ранга Н. Н. Машукова, который находился на канонерской лодке «Георгий», оборудованной из парохода серии «Эльпидифоров». Вслед за ними прибыл транспорт «Колхида», начали приходить из Феодосии пароходы  и прибыл находившийся у Новороссийского залива английский крейсер «Калипсо». Чуть позже подошел эскадренный миноносец «Стедфаст».

Немедленно было приступлено к погрузке войск, но тут выяснилось, что кубанский войсковой атаман генерал Н. А. Букретов, председатель рады Иванис и председатель краевого правительства Тимченко и другие лица ведут усиленную пропаганду среди кубанских казаков в смысле полного разрыва с Добровольческой армией, отказа от эвакуации в Крым и создания независимой Кубани в союзе с мифической Горской республикой, зелеными Черноморья и будто бы с активной поддержкой Грузии. Несмотря на противодействие командующего Кубанской армией генерала А. Г. Шкуро и большинства офицерства, кубанские казаки поддались этой пропаганде и не пожелали эвакуироваться. Но все эти обещания были лишь пустыми словами: Горская республика была быстро ликвидирована красными, зеленые превратились в Красную партизанскую армию, а  Грузия отказалась пропустить казаков на свою территорию. В связи с создавшимся положением началась погрузка 3-го Донского корпуса, астраханцев, попавших в Туапсе добровольцев и беженцев. Ввиду большого количества подлежащих эвакуации лиц из Феодосии были вызваны добавочные пароходы. Вечером на рейд пришли: пароход «Анатолий Молчанов», частно-владельческий пароход «Возрождение», транспорты «Саратов» и «Тигр». Пассажирский транспорт «Тигр» был предоставлен раненым и больным, беженцы устраивались по способности, в частности на пришедшие английский и французский пароходы.

19-го марта канонерская лодка «Георгий» пошла к Сочи для оказания содействия продвигавшимся вдоль моря на юг кубанским казакам. Туда же, в Сочи, были направлены пароходы «Саратов», «Новгород» и «Херсон» (в охранении двух эсминцев и французского миноносца). Сторожевой катер «Старший лейтенант Макаров» для выяснения намерений грузин был послан в Сухум, но к назначенному ему сроку не вернулся. 20-го марта «Ледокол № 1», подошедший из Керчи, взяв под командой мичмана, два десятка вооруженных матросов с «Дерзкого», при пулемете, был послан к Джубге, где стояли два буксира и парусные шхуны, на которых при оставлении Туапсе партизанами, часть из них бежала. С хода ледокол подошел к стоявшему на якоре «Тайфуну», на который перепрыгнули матросы «Дерзкого», но на буксире никого не оказалось. Маленький буксир «Елизавета» стоял у береговой пристани и захватить его не было возможности. Выпустив несколько 75-мм снарядов по берегу, ледокол взял «Тайфун» на буксир и привел его в Туапсе. По поводу «Тайфуна» между Лебедевым и Машуковым произошел забавный спор. Основываясь на том, что буксир был захвачен кораблем его отряда, Машуков настаивал на его зачислении в этот отряд, но Лебедев, которому «Тайфун» ввиду отсутствия в Туапсе буксиров был крайне необходим для оказания помощи при швартовке пароходов и для буксировки болиндера, напомнил старый корсарский обычай, по которому призовое судно принадлежит тем, которые первые завладели его палубой и на ней продолжали оставаться, то есть в данном случае мичман и его команда с «Дерзкого». Но в это время команда, оставив «Тайфун» стоять на якоре, вернулась на миноносец. Зная это, капитан 2 ранга Н. Р. Гутан, для продолжения занятия буксира и избежания захвата оставленного судна азовцами, срочно послал на него гардемарина. Капитан 1 ранга Н. Н. Машуков был очень рассержен таким поворотом дела.

В шесть часов утра 21-го марта «Дерзкий» с целью подбодрить находившиеся на фронте части и устрашения партизан вышел в море. У Небуга на «Дерзкий», с берега на шлюпке прибыл кубанский генерал В. Г. Науменко, заменивший отбывшего со своим корпусом генерала П. К. Писарева. Генерал В. Г. Науменко предложил пройти на северо-запад с целью установить, не подходят ли по шоссе из Новороссийска части Красной армии. Малым ходом «Дерзкий» в двух-трех милях от берега пошел дальше. У Ольгинского кордона был обстрелян из орудий конный разъезд. Затем было выпущено несколько снарядов по Джубге, где, вероятно, находилась главная база партизан, и были утоплены стоявшие у берега буксир и шхуна. На обратном пути миноносец обстрелял деревню Ольгинка, а затем по просьбе, переданной из штаба отряда, открыл огонь по склону дальней горы, до которой полевая артиллерия не доставала и где виднелась цепь партизан, убежавшая после первых же выстрелов. В это время казачья батарея обстреливала шоссе и прибрежную гору. Никакого движения войск по шоссе не было замечено, из чего можно было заключить, что с этой стороны части Красной армии еще не подходили. После захода солнца «Дерзкий» вернулся в порт.

Всего в Туапсе собралось 57 тысяч донских и кубанских казаков. Большую часть казаков здесь составляли кубанцы. 23-го марта в Туапсе, в охранении крейсера «Алмаз», пришла вторая партия пароходов: гидрографическое судно «Казбек», плавбаза подлодок «Добыча», пароходы: «Лазарев», «Россия», и транспорт «Николай 119», благодаря которым явилась возможность эвакуировать желающих. Пришли также: французский буксир, французская канонерская лодка «Дю-Шаффо», (взявшая на борт небольшое количество интеллигентных беженцев).

Вечером партизаны произвели внезапное наступление и отбросили передовые части казаков за реку Небуг. Опасаясь их дальнейшего продвижения, генерал В. Г. Науменко попросил об оказании артиллерийской поддержки с моря. В 2 часа ночи 22-го марта «Дерзкий» снялся с якоря и, подойдя близко к берегу и осветив долину прожекторами, в 4 часа утра открыл огонь залпами из своих орудий по мосту, шоссе и южному склону долины. Перед рассветом миноносец отошел в море, но в 6 часов, когда он снова стал приближаться к Небугу, по нему начали стрелять два полевых орудия, сразу давшие один перелет и один недолет. Орудия, которые стояли в разных местах, были сейчас же обнаружены по вспышкам выстрелов; развернувшись бортом, «Дерзкий» их обстрелял и после первых же близких разрывов они замолчали. С целью снова вызвать их стрельбу миноносец прошел четыре раза в двух-трех километрах от берега, но орудия упорно молчали. В 8 часов «Дерзкий» вернулся в Туапсе и подошел к «Калипсо», который дал ему сколько мог нефти. Действия на морском фланге «Дерзкого», видимо, обескуражили партизан, которые не только прекратили попытки наступать, но даже отошли назад, и высланный в этот день казачий разъезд прошел на несколько километров вперед, никого не обнаружив.

На следующий день капитан 1 ранга Н. Н. Машуков, присутствие которого было необходимо ввиду готовившегося десанта в Азовском море, ушел на «Георгии» в Керчь. Вслед за ним, несмотря на поднятый «Дерзким» сигнал «вернуться», который, возможно, не был понят, ушел и «Лазарев» (не завершив погрузку и приняв на борт только 690 чел.).  25-го марта в Туапсе прибыли тральщики «Альбатрос» и «Баклан». Они приняли около 1200 кубанцев и в ночь на 26-е марта ушли в Керчь.

Вечером того же дня в Туапсе прибыли транспорты «Батум», «Ялта» и «Корнилов», предназначенные исключительно для приема конского состава и обозного имущества. На них погрузили без малого 200 лошадей, несколько обозных двуколок, а также 400 пудов продовольствия, до двух тысяч снарядов, три орудия с передками,120 пудов керосина, различное инженерное имущество и походные кухни кубанцев. Рано утром 27-го марта в порт пришли транспорты «Маргарита», «Ольга», «Владимир» «Казбек» и «Петербург», в охранении крейсера «Генерал Корнилов».

27-го марта фактически эвакуация была закончена, и все пароходы ушли в Феодосию. У железнодорожной пристани остался транспорт «Николай 119», грузивший еще артиллерию и который должен был взять команды бронепоездов. Управление портом было переведено на транспорт, «Тайфун» с болиндером пошел в Сочи, куда должны были посылаться в дальнейшем пароходы. Надо отметить, что в Сочи и далее до Поти не было оборудованных портов и погрузка на суда была лишь возможна при помощи мелкосидящей баржи с пересадкой людей на стоявшие на якоре пароходы. Находившийся на железной дороге арьергард и бронепоезда, устроив в туннелях завалы, в этот день оставили Гойхтский перевал и начали отходить к Туапсе; кубанские части и обозы уходили на юг по сочинскому шоссе. Два бронепоезда отошли на железнодорожную пристань и командир «Николая» предложил своими стрелами снять с них и погрузить на транспорт орудия и башни. Остальные бронепоезда, кроме одного, были приведены в негодность. Транспорт должен был взять с собой находившийся в порту буксирный катер «Петр», который с трудом был приведен к его борту четверкой «Дерзкого». На остальных мелких катерах машинисты миноносца сняли части механизмов.

Окончательное оставление порта было назначено на 28-е марта, в зависимости от того, как быстро будут наступать красные, но из предосторожности стоявшие в середине порта «Дерзкий», «Алмаз» и «Калипсо» к вечеру подняли все шлюпки и были готовы к немедленной съемке с якорей. На новороссийском шоссе арьергард отошел на последний перед портом Агойский перевал, но партизаны здесь его не беспокоили, вероятно не решаясь атаковать эту крутую гору. В первую половину дня 28-го марта продвигавшаяся вдоль железной дороги дивизия красных была задержана арьергардом при поддержке бронепоезда у последней станции Кабардинка, но их части продвигались также вдоль долины Паук. В 14 часов «Николай», окончив погрузку, отошел от пристани, но на случай необходимости взять еще кого-либо был поставлен на якорь в порту и ушел лишь два часа спустя. Оставленные им пустые бронеплощадки паровоз столкнул в море. В 15 часов начался отход арьергардов. Для облегчения отступления арьергарда с новороссийского направления «Дерзкий» в 16 часов подошел к долине Агоя и выпустил десяток снарядов вдоль шоссе. В момент поворота миноносца в море, по нему открыли огонь два 3-дюймовых орудия, место которых сразу определить не удалось. «Дерзкий» обстрелял некоторые пункты на берегу, где предположительно могла бы находиться батарея, которая сделала десятка два выстрелов, причем некоторые ее снаряды ложились вблизи миноносца. Наконец, сигнальщики заметили вспышки выстрелов на склоне холма у Небуга и по этому месту был открыт беглый огонь из трех орудий, и тотчас же батарея замолчала. В 17 часов 30 минут «Дерзкий» вернулся к Туапсе и стал на якорь в двух милях от берега на внешнем рейде, невдалеке от вышедшего в 16 часов из порта «Калипсо». К этому времени арьергард с железной дороги уже отошел на юг. У вокзала был большой пожар, зажженный командой бронепоезда, и рвались боеприпасы. Сам бронепоезд отошел на Черноморский вокзал, взорвав после себя мост через Туапсинку. Через город на рысях проходили несколько сотен казаков, бывших в арьергарде на новороссийском шоссе.

Цепи красных появились со стороны Кабардинки и затем на холмах со стороны Паука. Бронепоезд обстреливал их шрапнелью, но по нему открыла довольно меткий огонь батарея; после попадания гранаты в стоявший за ним паровоз, бронепоезд отошел за поворот. Другая батарея (возможно, это был бронепоезд) более крупными снарядами обстреливала город и порт. «Дерзкий» сделал лишь несколько выстрелов, так как с мостика было трудно разобрать, где свои и где чужие. В 18 часов, вероятно приблизившись, как предполагали, 42-линейная батарея одиночными выстрелами открыла огонь по кораблям гранатами и иногда шрапнелью, целя главным образом в «Калипсо». Выбравшие заблаговременно якоря корабли малым ходом начали уходить, причем капитан 2 ранга Н. Р. Гутан, не желая при этом опережать «Калипсо», держался позади его траверза. Ответного огня корабли не открыли, так как местоположение батареи не удалось заметить, а стрелять по городу было безрассудно. Шрапнель разорвалась между мачтами «Дерзкого», и пули, как горох, рассыпались по стальной палубе, но в этой части миноносца по боевой тревоге никого не было, а проходивший здесь старший офицер лейтенант В. К. Полетика успел отпрыгнуть под настройку. Затем у самой кормы «Калипсо» поднялся фонтан воды и разорвавшийся снаряд осыпал ее осколками, после чего крейсер увеличил ход и его примеру последовал «Дерзкий». Батарея оказалась дальнобойной, и корабли находились в сфере ее обстрела 20 минут.

Через Туапсе, включая беженцев и гражданских лиц, было эвакуировано примерно 30 000 человек, некоторое количество лошадей (около 350) и орудий (не менее 12-ти трехдюймовок и две легкие гаубицы), а также значительное количество интендантского имущества, провианта (в том числе около 10 тыс.пудов муки) и амуниции.

Эвакуация Сочи

После оставления Туапсе, те кубанские части, что по ряду причин не успели эвакуироваться,  отошли на тридцать и, пройдя Лазаревку, закрепились вдоль бурной в это время года горной реки Псезуапе; затем, после трехдневного боя, они 29-го марта были вынуждены отступить до долины реки Шахе, в двадцати верстах от Сочи. Строившаяся железная дорога оканчивалась несколько километров далее у Лоо, поддерживавший казаков бронепоезд был взорван, и его команда погрузилась на прибывший к Сочи пароход «Колыма», принимавший  людей с помощью болиндера. Всего «Колыма» приняла около 2 тыс. человек.

Утром 2-го апреля «Капитан Сакен» встал на якорь у Сочи; вскоре с берега прибыл генерал  Шкуро, который имел длинный разговор с генералом С. Г. Улагаем в кают-компании миноносца. Позже было получено радио с приказанием генералу С. Г. Улагаю следовать в Батум, для переговоров с прибывшим туда из Владикавказа командовавшим войсками на Кавказе генералом И. Г. Эрдели. 3-го апреля «Капитан Сакен» пришел в Батум.

«Капитан Сакен» впервые после Константинополя смог принять полный запас нефти. Фактически в Батуме всем распоряжались англичане. Они имели здесь свою базу, через которую шло снабжение в Каспийское море и Персию, и в городе стояла их пехотная часть.

Положение казаков на остававшейся в их распоряжении маленькой территории продолжало ухудшаться. В этом поистине райском саду, которым является Черноморское побережье весной, когда все деревья в цвету, всегда был недостаток в пищевых продуктах, и казаки лишь с трудом находили себе пропитание и голодали. Ввиду этого, по распоряжению Константинопольской морской базы, пассажирский пароход «Св. Николай», нагрузив 50 тонн муки, 4-го апреля был послан в Сочи. Там он взял на борт 1100 больных и 400 других пассажиров и доставил их в Ялту.

Развязка быстро приближалась. Потеснив казаков, 9-го апреля красные части заняли Сочи, и кубанцы, в надежде быть пропущенными в Грузию, отошли в нейтральную зону; преследуя их, 11-го апреля красные дошли до границы. У нейтральной зоны, против хутора Веселый, стояли на якорях английский линейный корабль «Айрон Дьюк», эскадренный миноносец, пришедший из Крыма пароход «Бештау» и «Тайфун» со своим болиндером.

На «Айрон Дьюке» находился генерал Шкуро, который еще раз попытался повлиять на казаков. В конечном результате на «Бештау» и взятый им на буксир болиндер было погружено до трех тысяч казаков, среди них военное училище и много офицеров. Больше пароход не мог вместить, и к вечеру 13-го апреля все корабли вышли в море. Атаман Н. А. Букретов, при посредничестве генерала Н. А. Морозова, вступил в переговоры с местным красным командованием и заключил с ним при условии нерепрессирования сдавшихся договор о капитуляции, но это условие впоследствии не было признано высшими властями. Обманутые своими лидерами, казаки хотели устроить над ними самосуд, но Н. А. Букретов, Иванис и Тимченко бежали в Грузию. Некоторое количество казаков решили все же не сдаваться и распылились в окрестных горах.