Виталий Пенской. Кое-что о внешней политике-Tyrann’a-5. Казанщина. Продолжение — два шага назад и один шаг вперед
Продолжение интересного цикла статей из ВК историка-медиевиста Виталия Пенского, который, думаю, заинтересует читателей и коллег.
1546 год выдался на редкость беспокойным и суетным, и в этом году произошла немало событий, имевших далеко идущие последствия. Миссия Шлитте (к которой мы еще вернемся) — только одно из них, а сегодня речь пойдет о других.
С чего начать — а хоть и с того, что в этом году случилось в Казани. А там произошли весьма примечательные перемены. После набега 1545 г., когда русские ратники навели изрядного шороху и за малым делом чуть было не взяли in flagranti самого «царя», прохлаждавшегося в пригородных садах, Сафа-Гирей занялся поиском ответа на вопрос — кто виноват в том, что его чуть было не взяли со спущенными шароварами, и что делать? Виноватых нашли быстро — «царь» наехал на казанскую знать, обвинив ее в том, что она доброхотствует Москве и навела неверных на Казань. В общем, между Сафа-Гиреем, скорым на расправу, и казанскими князьями, огланами и мирзами пробежала здоровенная черная кошка, нет, котище. Не дожидаясь, когда «царь» приступит к сносу голов направо и налево, князья казанстии пораскинули мозгами и решили — такой «царь» нам не надобен и единогласно заявили Сафа-Гирею — а не пошел бы ты, ваше величество, куда-нить подальше, солнцем палимый и ветром гонимый?
От такого предложения Сафа-Гирей пришел в некоторое изумление, но, опять же пораскинув мозгами, решили не дожидаться, пока его тупо или зарежут, или преподнесут грибочков, которые съедобны один раз, и съехал с Казани. Князья же казанстии поторопились отписать в Москву, что де не надо нас больше воевать, мы де изгнали шайтана Сафа-Гирея, это он, собака сутулая, во всем уиноват, а мы тут вовсе не при делах и вообще, хотим видеть нашим царем бывого «царя», брата Джан-Али, касимовского царевича Шах-Али.
Московские бояре, донельзя обрадованные таким предложением, недолго размышляли над сделанным им предложением и по быстрому порешали вопрос с Шах-Али — собирайся, мол, на царство, не медли, пока место нагрето. Новый «царь» с помпой, с блестящей свитой и двором ( и московскими «комиссарами») в’ехал в Казань. Началось его очередное, на этот раз очень недолгое правление.
Почему, спросите вы, недолгое? А потому, что обиженный до глубины души изменой казанских «лутчих людей» Сафа-Гирей пылал жаждой мести и по первости направил свои стопы к Ак-Кубеку, «царю» астраханскому, потребовав у того помощи конно, людно и оружно для восстановления справедливости. А не дашь, продолжал дальше Сафа-Гирей, я нашлю на тебя дядюшку. Ак-Кубек, у которого были вроде бы нормальные отношения им Москвой, и с соседними ногаями, но не очень хорошие отношения с Крымом (по старой недоброй традиции), от греха подальше решил дать надоедливому экс-царю искомое и отослать его куда подальше.
Зря он это сделал — Сафа-Гирей бестолку сгонял к Казани и только уморился без меры, ибо казанцы ворота ему не открыли, а обзывались всяким словами нехорошими со стен и валов и всяко разно крутили пальцами, показывая наглядно, где они видели бывого «царя». Тем временем некто Ямгурчи, казакующий царевич, опираясь на помощь горячих горских джигитов, напал на Ак-Кубека, и изгнал его из Астрахани. Посыпая главу прахом, Ак-Кубек отправился искать справедливости, а Ямгурчи на радостях со своими джигитами устроил большой сабантуй, в ходе которого немножко выпотрошили купецкий караван, к несчастью проезжавший через Астрахань во время этого большого праздника жизни.
Купчишки-обиженки били челом крымскому «царю» Сахиб-Гирею и тот немедля ухватился за представившуюся отличную возможность порешать в нужном ключе астраханский вопрос. В Крыму была объявлена тотальная мобилизация, и, собрав войско, во главе своей лейб-гвардии и двора «царь» отправился восстанавливать справедливость.
Гром крымских пушек и пальба ханских аркебузиров-тюфенгчи оказались донельзя убедительным аргументом, и Ямгурчи, подтянув шаровары, поторопился удалиться. Торжествующий Сахиб-Гирей въехал в Астрахань, изрядно напугав тем самым ногайского бия Шейх-Мамая и его братью. Поразмыслив, от греха подальше Едигеевичи били челом «царю» и признали его своим господином. Довольный Сахиб-Гирей, одним махом двух зайцев убивахом, милостиво принял ногайских послов, но, памятуя о судьбе своего старшего брата, отъехал из Астрахани домой, оставив всех в недоумении — а что, собственно говоря, это было.
В наибольшем выигрыше от астраханского взяться оказался Сафа-Гирей. Воспользовавшись дядюшкиным успешным успехом, он заявился к ногайскому нурадину (официальному преемнику бия на случай его кончины) Юсуфу и сделал тому предложение, от которого нурадин не смог отказаться. Сперва, правда, Юсуф и его сыновья хотели прирезать Сафа-Гирея как подлого шакала в память о старинной «дружбе», но, выслушав его предложения, Юсуф решил повременить. А предложил Сафа-Гирей много — тут и возобновление выплат казанских взимков ногаям, и передача части казанских земель в улус сыновьям Юсуфа, и самое главное, Сафа-Гирей пообещал — как только, мол, возьму я Казань, срублю пару голов (больше не буду, я добрый — успокоил он Юсуфа), так сразу сделаю твоего, нурадин, старшего сына Юнуса казанским Мамаем, т.е. «великим князем», беклярбеком. Ну как было отказать такому человеку? Нурадин и его сыновья решили повременить убивать Сафа-Гирея (закрыв глаза на то, что он подлый шакал) и Юнус во главе батькиного войска отправился добывать себе беклярбекство, а Сафа-Гирею царское седалище.
Поход Ногаев на Казань был успешен. Шах-Али, успевший поссориться с казанскими князьями, бежал, князья, немношк для приличия посопротивлявшись, открыли ворота (спойлер — себе на голову, ибо пылающий жаждой мести Сафа-Гирей немедля позабыл об обещанном и устроил казанской знати подлинные проскрипции, отчего многие казанцы, желая сохранить голову на плечах, бежали — кто в Москву, кто к ногаям, а кто еще дальше). Торжествующий Сафа-Гирей в’ехал в стольный град и начал наводить в нем die Neuordnung. A в этом новом порядке для Юнуса, каков сюрприз однако, кто б мог подумать, места не оказалось — Сафа-Гирей кинул своего союзника с особым цинизмом. Оскорбленный в лучших чувствах Юнус съехал с Казани несложно хлебавши, а Сафа-Гирей обзавелся еще одним кровным и непримиримым врагом.
А что Москва? Увы, Москва не смогла помочь Шах-Али. Известие о том, что крымский «царь» собрался в поход, а куда — неведомо, изрядно обеспокоили Боярскую думу, не забывшую о том, с каким трудом удалось отразить нашествие «царя» пятью годами раньше, в жаркое лето 42-года. Все внимание бояр было направлено на крымскую «украину», войско ушло на переводы через Оку под Коломну, и сам Иван со двором впервые в жизни отъехал на « берег» боронить православный люд и церкви от басурман. Когда же в лагерь под Коломной пришли подлинные вести о том,, что произошло в Астрахани и Казани, было уже поздно что-либо предпринимать. Все нужно было начинать с начала.
To be continued.
