Великая Греция (Μεγάλη Ελλάδα). Глава II. Начало освободительной войны (1821-1823)

Великая Греция (Μεγάλη Ελλάδα)

Продолжаю публикацию первой части темы «Великая Греция», посвященной Греческой революции 1821 года и войне за независимость 1821-1829 годов. Во второй главе повествуется о начале освободительной войны, в том числе кампаниях 1821-1822 годов и 1823 года. Глава подготовлена на основании исторических источников и энциклопедий. Исторические события представлены в хронологической последовательности и взаимосвязи. Так как, в данный период событий, связанных с альтернативным развитием истории не происходит, статья отнесена к рубрике «реальная история».

Предидущие части

Глава II. Начало освободительной войны (1821-1823)

Содержание:

Кампания 1821-1822 годов

Турецкие войска, усмирившие Али-пашу Янинского, обратились против греков. Хуршид-паша действовал против Фессалии, флот угрожал Наварину, но был отбит Норманом. Ипсиланти и Никитас приняли на себя предводительство в восточной Греции, а в западной – Маврокордатос. Начались военные действия и в Македонии, где салоникский паша рассеял толпы вооруженных христиан при Ниосте и перебил до 5 тысяч мирных жителей. Неуспешны также были дела греков и на западе. 4 июля греки были совершенно разбиты близ Петы и Сулиоты, бросив свой родной город, скрылись в горы и на острова. Маврокордатос и Боцарис заперлись в Месолунгах. Драм-Али с 30 тысячами прорвался через Фермопилы, а Юсуф-паша направился на Коринф и занял его и Акрополис. Весной турецкий флот усмирил острова Кандию, Самос и Хиос, но во время стоянки своей при Хиосе он был атакован греческими брандерами, сжегшими два турецких корабля. Перенесенные неудачи и жестокости турок заставили греческих предводителей забыть свои раздоры и несогласия, они действовали сообща против Хуршида-паши, и последний отступил к Лариссе. В декабре греки овладели Навплией. 1822 год, благодаря согласованности действий греческих предводителей, окончился удачно.

Патрасское морское сражение 20 февраля 1822 года

Патрасское морское сражение (греч. Ναυμαχία της Πάτρας) – морское сражение между флотом восставшей Греции и флотом Османской империи и её североафриканских вассалов. Выделяется на фоне других морских боёв и сражений восьмилетней Освободительной войны Греции, в ходе которой греческий флот, состоящий из вооружённых коммерческих судов, использовал главным образом брандеры. В Патрасском сражении, греческий флот впервые использовал в качестве своего основного оружия артиллерию в линейном бою и вынудил османский флот искать убежище на подконтрольном Великобритании острове Закинф. Патрасское сражение стало «первым настоящим морским сражением» в ходе Освободительной войны.

В 1803 году, почти за 20 лет до начала Освободительной войны Греции против Османской империи, Адамантиос Кораис, в своей «пророческой речи» о роли флота в будущей, когда бы она ни состоялась, Освободительной войне, повторил слова, услышанные им от капитанов острова Идра, в свою очередь приписываемые Фемистоклу: «Будет у нас земля и Отечество пока мы имеем 200 вооружённых судов». С началом Освободительной войны в 1821 году, восставшая Греция могла выставить против османского флота только вооружённые коммерческие суда. Согласно послевоенным документам удовлетворявшим финансовые иски судовладельцев трёх островов, являвшихся костяком греческого флота, в период Освободительной войны, остров Идра выставил 59 вооружённых коммерческих судов, остров Спеце – 47, остров Псара – 40. Им противостоял османский флот, который насчитывал 4 трёхпалубных линейных корабля с 84 орудиями каждый, 13 двухпалубных кораблей с 74 орудиями каждый, 7 фрегатов, 5 корветов, большое число бригов и других парусных кораблей. Кроме османского (султанского) флота в войне против восставших греков приняли участие флоты вассальных султану Туниса, Триполи и Алжира, впоследствии и флот Египта, с его новыми европейской постройки кораблями, включая первые пароходы, появившиеся в Восточном Средиземноморье. К середине войны османские и вассальные силы насчитывали 150 больших и малых боевых кораблей с 2000 орудиями, в то время как флот греческих вооружённых коммерческих судов насчитывал около 80 единиц с 800 малыми орудиями. Огневое превосходство османского флота было очевидно и по следующим причинам: Радиус стрельбы орудий османских линейных кораблей достигал 3500 м (результативный 2500-3000 м), вес их ядер колебался между 33-44 фунтами. В то же время радиус стрельбы орудий греческих судов не превышал 1800 м (результативный 900-1100 м), вес их ядер колебался между 12-18 фунтами. В этих условиях, и начиная с 27 мая 1821 года, когда брандер под командованием молодого Димитриоса Папаниколиса сжёг в бухте Эрессос на острове Лесбос турецкий фрегат, брандеры стали основным оружием греческого флота в боях с намного более сильным противником. Пантеон греческого флота пополнили несколько десятков капитанов брандеров. Хотя греки не были пионерами в использовании брандеров в парусном флоте, только в годы Освободительной войны Греции 1821-1829 годов брандеры были использованы в таких больших масштабах, в любое время суток и против судов у причала, на якоре и на ходу.

Воланакис Константинос «Сожжение османского фрегата в Эрессос»

Основная эскадра османского флота вышла в Эгейское море на подавление греческого восстания в августе 1821 года и соединилась у Родоса с 14 египетскими кораблями, которыми командовал Измаил Гибралтар. Попытка турецко-египетской эскадры высадить 27 августа десант на юге Пелопоннеса была отражена, после чего эскадра доставила продовольствие осаждённым турецким гарнизонам крепостей Метони и Корони. 7 сентября турецко-египетская эскадра доставила подкрепления в осаждённую повстанцами крепость Патры. 23 сентября египетско-алжирская эскадра Измаил Гибралтара разрушила прибрежный город Галаксиди в Средней Греции и захватила его парусники. Разрушение Галаксиди на раннем этапе войны стало серьёзным ударом для восставших и не оправдало их надежд на роль флота галаксиотов в ходе войны. 12 ноября 1821 года, султан наградил командующих османских флотов за разрушение Галаксиди. К концу 1821 года большинство кораблей османского флота перешли на зимовку и ремонт в Константинополь.

Однако взятие греческими повстанцами в октябре города-крепости Триполица в центре Пелопоннеса, диктовало османским властям необходимость обеспечить подкреплениями и припасами прибрежные крепости, с тем чтобы они выстояли до начала новой кампании летом 1822 года. При этом, британский историк Дуглас Дакин, в своей работе «Объединение Греции, 1770-1923», пишет, что без помощи сухопутных сил «у османского флота не было ни сил, ни необходимых способностей» для спасения цепи изолированных прибрежных крепостей. Греческий историк Стефанос Папагеоргиу, отмечает, что кроме прочего, греческое восстание создало османскому флоту большую проблему с комплектацией экипажей, османский флот не мог более рассчитывать на опытных греческих моряков, составлявших до того значительную часть его личного состава. В особенности если учитывать замечание историка Димитриса Фотиадиса, что турки были неплохими артиллеристами, но никудышными моряками, в силу чего, для работы с парусами и для навигации в целом, османский флот использовал в основном греков, а также более раннее утверждение французского адмирала и историка флота Жюрьен де ла Гравьера, что «без греков не было бы османского флота». Османская эскадра выступила из Константинополя 27 января 1822 года. Сам по себе зимний поход был необычен для османского флота, что объясняется озабоченностью осман судьбой прибрежных крепостей Пелопоннеса. Большие линейные корабли были оставлены в Константинополе, где остался и командующий флотом капудан-паша Кара-али (Насух-заде Али-паша).

Эскадра, вышедшая в зимний поход насчитывала 7 фрегатов, 6 корветов, 19 бригов и 24 транспорта, с грузом провизии и боеприпасов. На борт транспортов были взяты также 4 тыс. солдат «какламанов», как презрительно именовали греки и албанцы турок из Азии, отличая их от балканских турок или отуреченных земляков. Солдатами командовал Кара-Мехмет паша. Командование эскадрой было поручено Пепе-Али, которого в силу ослабленного состава флота именовали капудан-беем. В ходе этого зимнего похода, к эскадре присоединились алжирские, тунисские и египетские корабли. Последние под командованием Измаил Гибралтара. Огибая Пелопоннес с юга, 30 января османская эскадра попыталась неожиданной атакой взять крепость Ньокастро (Наварин). Эта атака вызвала панику населения Наварина и региона. Однако атака турецкого десанта была отражена греческими повстанцами. Значительную роль в отражении турецкой атаки сыграли около 40 иностранных офицеров филэллинов, возглавляемых вюртембергским генералом К.Ф. Норманом и только что прибывших на Пелопоннес из Марселя. Турецкая эскадра была вынуждена продолжить курс к северу в штормовых условиях и 2 февраля встала на якоря у «нейтрального», находившимся под британским контролем острова Закинф. Турецкая эскадра оставалась на «нейтральном» рейде 11 дней. 13 февраля эскадра прибыла в Патры, крепость которой османы продолжали удерживать, и высадила здесь «какламанов» Махмуда-паши.

Корабли греческих островов не предприняли никаких попыток прервать курс турецкой эскадры в Эгейском море, которая 26 января прошла недалеко от острова Псара, а 27 января у острова Идра. Причина была предельно банальной – революционное правительство задолжало судовладельцам за все их предыдущие расходы. Сразу после получения известия о выходе османского флота в Эгейское море, в своём письме от 25 января, судовладельцы просили у революционного «Центрального правления» участия хотя бы в выплате жалованья экипажей. К счастью для греческого флота и восстания, 14 января повстанцы взяли крепость Коринфа вместе с казной гарнизона и сокровищами турецкого землевладельца Кямил-бея. Из этих денег Центральное правление выслало судовладельцам 35 тысяч турецких грош и, чуть позже, ещё 213 тысяч долговыми бумагами. Первой выступила эскадра острова Псара. Эта эскадра, которой командовал Николис Апостолис, насчитывала 15 вооружённых судов и 1 брандер, командиром которого был Константин Канарис.

Петер фон Гесс «Андреас Миаулис на борту парусника Кос»

Эскадра Идры (26 судов) выступила 10 февраля, под командованием триумвирата Андреаса Миаулиса, Лазароса Пиноциса и Янниса Вулгариса. Миаулис имел статус первого среди равных, но де-факто командование эскадрой Идры перешло к нему. В тот же день, под командованием Гикаса Цупаса, выступила эскадра острова Спеце (19 судов и брандер капитана Пориотиса). Эскадры сошлись у островка Элафонисос у юго-восточной оконечности Пелопоннеса. Псаритоты разделили по эскадрам груз пороха, полученного ими из России от своего прославленного престарелого земляка Иоанниса Варвакиса. После чего и несмотря на надвигающийся шторм, «Трёхостровной флот» (Τρινήσιος στόλος), как часто в греческой историографии именуются объединённые эскадры трёх островов, спешно оставил Элафонисос и вышел на поиски османской эскадры. Обогнув в штормовую погоду юг Пелопоннеса, эскадры трёх греческих островов вошли 15 февраля в пролив между Катаколон на северо-западе полуострова и островом Закинф. Миаулис созвал совещание «адмиралов» на борту своего «Ареса». В своей речи Миаулис высказал идею, что поскольку турецкая эскадра была ослаблена в числах, но главным образом отсутствием линейных кораблей, эскадры трёх островов получили возможность оставить тактику налётов на единичные корабли или группы кораблей, и атаковать османскую эскадру. Миаулис был настойчив и убедил адмиралов. 2 фелюги были посланы в разведку в Гларендзу. Разведчики доложили, что османская эскадра стояла в Патрах. Греческие эскадры выступили на рассвете следующего дня, но на подходе к Патрам штормовой встречный ветер вынудил их встать на якоря напротив Патр, у Месолонгиона. 18 февраля, попытка подойти к Патрам маневрируя под штормовым ветром была безуспешной. На совещании 19 февраля адмиралы озвучили своё твёрдое решение атаковать османский флот в соответствии с линейной тактикой и невзирая на шторм. Ночью ветер несколько стих и за 3 часа до рассвета греческие суда подняли паруса. Подход греческих эскадр при сильном шторме стал для турецкого флота полной неожиданностью. Османские фрегаты и корветы в беспорядке рубили концы и якорные канаты, пытаясь выйти из порта и покинуть рейд. «Арес» Миаулиса настиг уходящие османские корабли, вклинился между двумя турецкими фрегатами и разрядил свои ядра с двух бортов, снеся мачту одного из фрегатов.

Константинос Воланакис «Подвиг брига Арес»

В бой успели вступить корабли капитанов М. Томбазиса, Г. Сахтуриса, А. Криезиса, Г. Псевтиса, Г. Цупаса, И. Куциса, А. Сотириу, А. Лембесиса, Д. Леонидаса, Л. Кутрумбиса, Н. Апостолис, К. Кодзиаса, И. Макраса, А. Яннидзиса. «Агамемнон» капитана А. Цамадоса целый час сражался с 3 турецкими фрегатами. Примечательно, что корабль И. Куциса, получив повреждения, перешёл на противоположный берег пролива, где с помощью жителей Месолонгиона, заделал течи и успел вернуться на место сражения к его окончанию. Однако по причине шторма, смены ветров и ухода османской эскадры, многие корабли греческих эскадр не сумели принять участие в сражении. Фотиадис, несколько поэтически для историка, пишет, что немногие греческие суда, принявшие участие в сражении, «походили на задиристых соколов, которые дрались с превосходящими их в числах орлами». Бой длился 6 часов. Используя благоприятную для неё перемену ветра, турецкая эскадра сумела оторваться от передовой группы греческих судов и взять курс на юго-запад. Миаулис прекратил бой и дал приказ встать на якоря на рейде Месолонгиона.

Потрёпанная турецкая эскадра не стала искать безопасной якорной стоянки у Патр и прямым ходом направилась в нейтральный британский Закинф. Не зная о намерениях Миаулиса, Пепе-Али дал команду своим капитанам войти в порт невзирая на ночь. Однако в результате полного беспорядка, при входе порт, 2 корабля османской эскадры сели на мель, а британские и австрийские военные корабли были вынуждены выпустить несколько ядер против турецких кораблей, чтобы те не навалились на них. Согласно рапорту трёх греческих адмиралов и по информации полученной ими с Закинфа, 1 турецкий фрегат не подлежал ремонту и был выведен из строя, многие получили серьёзные повреждения. 130 турецких моряков были убиты. В то же время греческие адмиралы заявляли, что у них были только раненные («до 20 человек»).

23 февраля греческие корабли подошли к Закинфу и, увидев выходящую из порта турецкую эскадру, бросились в атаку. Им на перехват вышли 2 английских фрегата. Британский капитан заявил Миаулису, что Закинф является нейтральной территорией и что только при форс-мажорных обстоятельствах разрешается и турецким и греческим кораблям находиться в его водах. Миаулис дал команду своим кораблям отойти, но почти сразу же, Пепе-Али использовал тезис о форс-мажоре, и его эскадра вновь вошла в порт Закинфа. Эта игра продолжилась несколько недель, пока выполняя другие задачи и вновь разрешая свои проблемы со снабжением греческие корабли не покинули воды Закинфа. После чего и при содействии англичан, эскадра Пепе-Али разбилась на отряды, из которых два основные совершили переходы в Константинополь и Александрию, в ожидании начала новой летней кампании Османского флота.

Иоаннис Алтамурас «Патрасское сражение»

Хиосская резня 11 апреля 1822 года

Более чем 2 тыс. лет торговцы и судовладельцы Хиоса играли важную роль в торговле и дипломатии Восточного Средиземноморья и Чёрного моря. Османы оставили хиосцам право почти полной внутренней автономии, поскольку хиосская торговля и плантации мастиковых деревьев, растущих только на Хиосе, приносили большие доходы Османской империи. Велико было влияние космополитов-хиосцев и в самом Константинополе. Историки отмечают, что правящие классы острова не желали присоединится к освободительной войне Греции, боясь потерять свою безопасность и благополучие. Близкое расположение Хиоса по отношению к берегам Малой Азии внушало им небеспочвенные опасения. К началу Революции остров населяли 120 тыс. человек, из них около 115 тыс. были православными греками, остальные католики, турки и евреи. 28 тыс. проживали в городе. Турок было всего 2 тыс., 2 тыс. католиков и всего 70 евреев. Когда хиосцев спрашивали, почему здесь так мало евреев, то ответом было, что им нечего здесь делать, поскольку хиосцы более способные торговцы нежели евреи. На острове было 66 сел, из которых 22 «мастиковых» были самыми богатыми, находились под защитой сестры султана и имели привилегии вплоть до права иметь колокола в церквях. Кроме того, на острове было 300 монастырей, и 32 села работали на монастыри. Нельзя утверждать, что благополучие лишило хиосцев патриотизма. Но их патриотизм был направлен на меценатство и образование. Остров дал нации большое число просветителей, таких как Адамантиос Кораис. Хиосцы участвовали также и почти во всех тайных революционных обществах.

Несмотря на то, что Греция – страна маленькая, география и история выпестовали различный характер у жителей различных её областей и островов. Мягкие по характеру и более склонные к коммерции, жители Хиоса были далеки от воинственности жителей греческих вольниц Мани и Сули. Будучи мореходами, хиосцы отличались и от своих соседей c острова Псара, с их полу-пиратскими традициями, но также и от жителей (также полуавтономного) Самоса, с его революционными традициями в русле Французской революции. Первым из соседей 10 апреля 1821 года восстал остров Псара и сразу развернул военные действия на море и налёты на малоазийский берег. 24 апреля на Самос прибыл предводитель самосских революционеров, Ликург Логофет, и два дня спустя Самос восстал. В тот же день греческий флот потопил в проливе между Хиосом и малоазийским берегом турецкий корабль и захватил ещё один. 27 апреля 1821 года греческий флот встал на якоря в бухте Паса-вриси, Хиос, но старейшины Хиоса отказались присоединиться к восстанию и слёзно просили греческий флот уйти, хотя на этот момент на острове было всего лишь 300 османских солдат и 200 турко-критян.

Хиос продолжал оставаться ещё целый год вне восстания и событий. Правитель Хиоса попросил 10 заложников из местной знати во главе со священником Платоном. Хиосцы, подчёркивая свою лояльность, дали 40 заложников, которых турки заточили в крепость, а трёх самых знатных отправили в Константинополь для пущей своей безопасности.

Для того чтобы обезопасить Хиос, султан прислал Вахита-пашу c тысячным войском. Вахит-паша был образованным турком, знал французский, был послом в Париже в 1802 году, министром иностранных дел в 1808 году. Но последующие события показали, насколько Вахит-паша был образован, настолько же он был жесток. В своих мемуарах он писал: «Рубка дерева и человеческого горла отличаются, но не в случае горла неверного, и мудрый законодатель комментируя этот священный канон говорит, что истребление неверного для мусульманина есть благое дело и равносильно рубке дерева или куста».

Антонис Бурниас был уроженцем хиосского села Пирама и служил лейтенантом в армии Наполеона во время его похода в Египет. В ноябре 1821 года Бурниас в мундире офицера французской армии появился в Триполи и предстал перед Димитрием Ипсиланти и его адъютантом, французом Максимом Рейбо. Бурниас предложил возглавить экспедицию на Хиос, но Ипсиланти решил, что для подобной экспедиции нет ещё возможностей и необходимых предпосылок и, что предложение Бурниаса – авантюра, а сам Бурниас не внушает доверия. Ипсиланти перепроверил правильность своего решения, послав на остров хиосца, но жителя Одессы и старого этериста, Иоанниса Раллиса. Вскоре был получен ответ от Раллиса, что никаких предпосылок на успех у экспедиции не было. Бурниас покинул Триполи с пустыми руками, но идею не оставил и отправился на Самос. Вождь Самосской революции Логотетис поддержал предложение Бурниаса. Самосец Логотетис не признавал аргумента близости Хиоса к Малой Азии. Самос был ещё ближе (местами всего в полумиле) и был готов отразить нападение турок. Логотетис не мог согласиться с тем, что прошёл год после начала восстания, а Хиос, с почти полностью греческим населением, не принимает в нём участие.

10 марта 2500 самиотов на своих кораблях и кораблях с островов Калимнос и Касос высадились в бухте Мегас Лимонас, Хиос. У них было несколько пушек с небольшим количеством ядер. В тот же день Вахит довел число заложников из знати до 160 человек. На следующее утро 1500 турок вышли из крепости и попытались сбросить самиотов в море, но самиоты одержали верх в непродолжительном сражении и заперли турок в крепость. Многие островитяне присоединились к революции. Однако большая часть населения оставались тверды в своём намерении не ввязываться в конфликт. Когда самиоты вошли в город, то нашли большинство домов и магазинов запертыми, так их владельцы хотели показать Вахиту отсутствие вины с их стороны. Но на следующий день прибыли крестьяне из сел, и число повстанцев возросло. Одной из первых акций Логотетиса был роспуск аристократического совета старейшин. Затем Логотетис обратился за помощью к временному правительству и к островам Псара, Идра и Спеце. Псариоты откликнулись сразу и на следующий день их флотилия патрулировала между Хиосом и Азией. Но Идра и Спеце решили ждать, пока временное правительство не покроет предыдущие расходы. Тем временем на Хиосе Бурниас, не способный примирится с мыслью, что он, наполеоновский офицер и хиосец, должен подчинятся самосцу Логотетису, назначил сам себя командующим и во всем противился самиотам.

Как только весть о восстании на Хиосе дошла до Константинополя, султан дал команду всем воеводам малоазийского побережья собраться в Смирне и Чешме. Отряды османов стали стекаться напротив Хиоса, сопровождаемые ордами черни, готовой участвовать в резне и грабеже. 24 марта из Константинополя во главе с капуданом-пашой Кара-али вышел османский флот, в составе 16 фрегатов, 18 корветов и бриг с войсками на борту. 30 марта османский флот появился у Хиоса. Флотилия псариотов препятствовала высадке турок из Чешме, но противостоять флоту была не в состоянии и отошла. В городе началась паника. Часть жителей уходила в села, другая решила остаться, считая, что не провинилась. Кара-али сделал несколько выстрелов, но не торопился с действиями, желая получить подробности о восстании у Вахита. Шлюп с 80 солдатами посланный Кара-али из-за неумелого управления сел на мель и самиоты перебили всех турок в нём. Кара-али начал обстрел города всеми имеющимися орудиями. Одновременно из крепости выступили турки и атаковали повстанцев, но самиоты повернули их назад. Однако, это был временный успех. Вскоре началась высадка с кораблей, и самиоты стали отходить. В это же время отряды и иррегулярные орды из Чешме, на всевозможных судах, начали высаживаться на острове. Кое-кто из хиосцев питал иллюзии и вышел встречать турок, но их тут же убивали. Вина их, как считалось, заключалась в том, что «во-первых, они были богатыми, во-вторых, имели семьи и наконец, то что делает две предыдущие вины невыносимыми, они были безоружными». Приказ Вахита был «даровать жизнь только молодым, согласным принять ислам, старики исключаются». В течение 24 часов в городе и близлежащих селах было убито от 8 до 10 тыс. человек. Примечательно, что в варварстве больше всех отличились турки из города-крепости Монемвасия, которым греки при сдаче крепости даровали жизнь и переправили их в Малую Азию. В монастыре Святого Мины собрались 3 тысячи женщин, детей и стариков. Несколько вооруженных хиосцев держали турок на дистанции. В пасхальное воскресенье 2 апреля турки обложили монастырь и попытались пробить дыры в стенах. У первой дыры, пробитой турками, оказался Фатурос, он зарубил ятаганом одного за другим 21 турка, после чего его ятаган сломался, и он продолжал их бить доской. Но все больше турок пробиралось в монастырь. Считанные лица из 3 тыс. вышли живыми из монастыря. Устав от резни турки заперли оставшихся в живых в церкви и сожгли их, предварительно разорив монастырь в поисках золота, серебра и других ценностей. У жителей сёл не было первоначальных иллюзий горожан. Тысячами устремились они к западному побережью и в горы, скрываясь в пещерах. Вахит признавал, что «неверные этого острова не виновны в преступлении сепаратизма» и вину возлагал на самиотов, но отмечал, что массовые убийства послужили причиной великого добра, «поскольку по причине этих обстоятельств, много молодых неверных нашли спасение в исламе, получив вечное отпущение грехов и их души освободились от вечного ада, который наверняка их ждал». Немногочисленные местные и многочисленные евреи из Смирны выслеживали хиосцев и по стопам турок принимали участие в резне с криками «свобода, свобода, получайте свободу от ятагана». Хиосец Андреас Мамукас, участник событий, попавший в плен, но бежавший и впоследствии ставший депутатом парламента и писателем, писал о смирнских евреях: «эта христианоборствующая нация с неуёмной ненавистью ринулась грабить и разрушать».

Чтобы разведать обстановку, с острова Псара на западный берег были посланы 2 маленьких судна. Прибыв в Волиссос и найдя там тысячи беженцев, капитаны решили разбогатеть на чужой трагедии и, взимая неимоверную плату, загрузили свой корабли по ватерлинию беженцами. Корабли не вернулись на близлежащий Псара, а направились на более отдаленные острова Архипелага. Не дождавшись возвращения первых двух, псариоты послали ещё 2 корабля, на борту которых были Константин Канарис и Константис Никодимос. Пройдя вглубь острова, Канарис и Никодимос направили беженцев и самиотов в Волиссос. Забрав как можно больше беженцев, корабли вернулись на Псару, после чего корабли псариотов один за другим вывезли и спасли тысячи беженцев и самиотов с их вождем Логотетисом. Хиос был торговым и морским центром, это объясняет существование на острове консульств почти всех европейских стран. Когда началась резня, католики и многие греки искали защиту в консульствах. Консулы решили разбогатеть на трагедии, обирая до нитки ищущих спасения. Особенно отличились в грабеже и шантаже консул Австрии, Неаполя, Франции и Британии. Не искал выгоды и открыто выступил против зверств Вахита лишь консул Дании – грек из Фессалоники, за что и был убит. Вахит не хотел утруждать себя поисками прятавшегося в горах населения. Выпустив заложников во главе со священником Платоном, он заявил, что дарует амнистию селянам, требуя от них только выдачи самиотов. Распространение этой новости было поручено священнику Платону и другим головам. Но как только первая группа покаявшихся была сдана консулами Вахиту, она тут же была убита. Та же участь постигла и осмелевших селян, вышедших с красными флагами повиновения. Заложники, в которых теперь отпала необходимость, также были убиты.

1 июня 1822 года капитаны Канарис и Пипинос вывели свои брандеры из гавани Псара. Турки праздновали последний день рамазана. 2200 человек, много знатных гостей, собрались на борту флагмана Кара-али. На реях висели тела нескольких повешенных греков и «подарок», присланный с острова Крит Кара-али, голова и правая рука корсиканского филэллина Балеста. Греческие брандеры подошли к якорной стоянке турецкого флота. 2 самых освещённых двупалубных фрегата стояли на якоре в миле от берега. Перед ними находились ещё 12 фрегатов, которые легче всего было атаковать. Но Канарис и Пипинос намеревались убить капудана-пашу. Канарис повел брандер между турецкими судами, как оказалось – к флагману. Налетев на флагман, Канарис зажег брандер и прыгнул в шлюпку. На веслах, под огнём шлюпка ушла. Пипинос атаковал второй двупалубный фрегат, но вероятно брандер был плохо закреплён, и турки смогли его отвязать. Но и неуправляемый брандер Пипиноса внёс панику и нанёс повреждения многим судам. Тем временем огонь на флагмане разрастался, 84 орудия стали взрываться один за другим. Турецкие суда в панике стали сниматься и уходить в Чешме и на юг. Жордин писал: «если в этот час у греков было бы ещё несколько брандеров, то они сожгли бы весь турецкий флот». Паника перенеслась на берег. Вахит и другие побежали в крепость. Через 50 минут после атаки Канариса огонь достиг порохового погреба, и флагман взлетел на воздух. Согласно австрийскому консульскому агенту, из 2286 человек, находившихся на борту, спаслись лишь 200. Кроме сожжёного флагмана, один турецкий фрегат вышел из строя и ещё 6 турецких кораблей были повреждены. Тело капудана-паши Кара-али было погребено в крепости. Паника на турецком флоте не прекращалась. В каждом встречном греческом судне туркам мерещился брандер, немногочисленные греческие корабли гонялись за турками до о-ва Тенедос. 24 июня турецкая эскадра вошла в Дарданеллы под прикрытие береговых батарей. Французский адмирал и историк флота Жюрьен де ла Гравьер позже писал: «хиосская резня не прошла безвозмездно, и море снова перешло под греческий контроль».

Литрас Никифорос «Сожжение турецкого флагмана на Хиосе Константином Канарисом»

После сожжения флагмана и гибели капудана-паши и 2 тыс. турок, Вахит решил отомстить. Большая часть населения была убита, остальные проданы в рабство. Из 120 тыс. населения на острове выжили 1800 человек. 30 тыс. были убиты, 48 тыс. было продано в рабство и около 40 тыс. нашли спасение на Псаре и других греческих островах. По приказу турецкого паши убивали детей до 3 лет, мальчиков и мужчин старше 12 лет и женщин старше 40 лет. Многие дети были проданы в рабство и обращены в ислам. Из 700 церквей только 1 чудом осталась не сожжённой. Греческое слово сфаги (греч. σφαγη – резня) употребляется для описания этого события выжившими очевидцами, разбросанными по Европе и ставшими частью хиосской диаспоры. После этого остров потерял своё хозяйственное значение. Население Хиоса так и не восстановило свою былую численность.

Восстание в Наусе 1822 года

Городу Науса (Иматия), регион Центральная Македония, с греческим в основном населением, в годы османского правления были предоставлены автономия и торговые привилегии. Это отчасти объясняет негативное отношение знати города к деятельности «апостолов» тайного революционного общества Филики Этерия, кульминацией которого была выдача туркам старейшиной города Зафиракисом Теодосиу апостола Д.Ипатроса и последовавшая мученическая смерть последнего, в январе 1821 года.

Восстание в Наусе (греч. Ολοκαύτωμα της Νάουσας). Благополучная Науса выступила почти через год после начала восстания, 19 февраля 1822 года. Восстание возглавили военачальники Каратасос, Анастасиос и Гацос, Ангелис (который скорее всего принадлежал славяноязычному меньшинству – в болгарской историографии упоминается как болгарин Ангел Гацо) к которым примкнул и старейшина Теодосиу, Зафиракис. Повстанцам удалось освободить близлежащие сёла и дойти до города Верия, но хотя турки покидали Верию, повстанцы в город не вступили и отошли, узнав, что против них выступили 15 тысяч турок из Салоники, под командованием Мехмет Эмин-паши, известного и как Абдул Абуд Лубут (несуший дубину).

Спасаясь от нашествия, в город стало стекаться и население окрестных сёл. Повстанцы в затяжных боях сумели задержать продвижение турок. 12 марта повстанцы нанесли поражение туркам у монастыря Домбра, что не помешало туркам приступить 16 марта к первой осаде. 24 марта турки приступили к артиллерийскому обстрелу и 30 и 31 марта совершили 2 атаки на город, которые были отбиты защитниками. Наконец через месяц после начала осады, 11 апреля 1822 года, им удалось сжать кольцо вокруг города. Защитникам города, костяк которых составляли 400 клефтов Каратасоса, удалось продержаться до 13 апреля, когда при содействии политических противников Зафиракиса турки вошли в город. Каратасос и Гацос сумели прорваться, но их семьи были пленены. Зафиракис с сыном и другими военачальниками оборонялся 3 дня в своей родовой башне, после чего при прорыве был взят в плен и обезглавлен. Военачальник Зотос получил ранение при прорыве, вернулся в родовую башню Зафиракиса и взорвал пороховой погреб, вместе с собой и наседавшими турками.

Резня в городе продолжалась 5 дней и затронула и 120 сёл в округе. По одним данным погибло около 5 тыс. человек и столько же было продано в рабство. Многие молодые женщины и матери с детьми в руках бросились в водопады реки Арапица, разделяющую город на две части, чтобы избежать турецкого рабства. Разрушение Наусы положило конец Греческой революции в Македонии, но многие жители города и окрестных сёл продолжили своё участие в Освободительной войне в Южной Греции. После разрушения города привилегии были упразднены и демографический состав населения изменился.

Битва при Пета 16 июля 1822 года

Битва при Пета (греч. Μάχη του Πέτα) – сражение между греческими повстанцами и турецко-албанскими силами, произошедшее, у села Пета, ном Арта, Эпир в ходе Освободительной войны Греции 1821-1829 годов и закончившееся поражением сил греков.

В годы османского владычества над греческими землями некоторые области и острова Греции сохранили свою автономию. 4 области только номинально признавали власть султана и с оружием в руках отстаивали свою автономию: это были области Мани (Пелопоннес), Сфакия (остров Крит), Химара (Северный Эпир, остался на территории Албании) и Сулион (Эпир). В конце XVIII – начале XIX веков в Эпире утвердил свою власть Али-паша Тепеленский. Сулион, только номинально признаваший власть султана, не признавал и власть Али-паши. Войны между сулиотами и Али-пашой велись на всём протяжении периода с 1792 по 1803 годы, часть греков при этом перебралась на Ионические острова. В дальнейшем Али-паша сам стал вынашивать сепаратистские планы и в июле 1820 года был объявлен султанским указом бунтарём. В августе 1820 г. султанские войска осадили Али-пашу в городе Янина. Сулиоты заключили союз со своим бывшим врагом, который признал за ними власть в Сулионе, возвратились в родные горы и начали партизанскую войну в тылу султанских войск. Греческая революция началась в феврале 1821 года, но в Эпире султанские войска все ещё были заняты осадой Али-паши. Взяв город Янина в январе 1822 года и покончив с Али-пашой, султанские войска высвободились как для похода в Южную Грецию, так и для войны с сулиотами.

Бой воинов Сулиоты

Восставшая Греция решила послать экспедиционный корпус на помощь сулиотам. Возглавить экспедицию вызвался председатель временного правительства Александр Маврокордато. Как писал греческий историк Коккинос: «желание приобрести военную славу обуяло его с того дня, как началось противоборство с Ипсиланти, которого он хотел превзойти как военного, успев к этому времени нейтрализовать Ипсиланти как политика».

Прибыв в Месолонгион, Маврокордато выстроил свои войска (около 3 тыс. человек). Греческие повстанцы-крестьяне с удивлением и недоверием наблюдали за своим политиком, более известным политическими интригами, который верхом, в маршальском мундире и с маршальским жезлом объезжал войска. В строю выделялся первый, и единственный тогда, батальон регулярной армии (560 человек), созданный политическим противником Маврокордато, Дмитрием Ипсиланти и корсиканцем Иосифом Балестой. Батальоном командовал итальянский филэллин Тарелла, он состоял в основном из добровольцев греческой диаспоры, многие из которых имели опыт службы в регулярных армиях. В рядах батальона было и 93 иностранцев-филэллинов: 52 немца, 13 итальянцев, 12 поляков, 5 французов, 4 швейцарца, 3 датчанина, по одному бельгийцу, голландцу и венецианцу. Большинство из иностранцев в прошлом были офицерами, между которыми случались ссоры – например, француз Маниак вызвал на дуэль немца Хобе и убил его.

Маврокордато выступил из Мессолонги 16 июня и 22 июня подошёл к Компоти. На следующий день из Арты выступили турки с пехотой и кавалерией, но греки и филэллины разбили их. В стычке особенно отличился немецкий генерал Норман-Эренфельс. «Маршал» Маврокордато, окрыленный первым успехом, совершил роковую ошибку: разделил свои и без того малые силы на 2 части. Он послал 25 июня 1200 бойцов под командованием опытных командиров Маркоса Боцариса, Анастасиоса Каратасоса и Искоса на помощь сулиотам. 150 бойцов остались в Компоти, а остальные 1500 подошли ещё ближе к Арте, заняв село Пета. Однако сам Маврокордато отправился к Лангада «чтобы присылать им провиант».

Турки Арты заперлись в стенах города, но им посчастливилось взять в плен итальянца Мональди. Турки обещали сохранить ему жизнь и итальянец выдал информацию о численности греческого лагеря, однако был казнён. Тем временем посланные на помощь сулиотам силы были разбиты турко-албанцами Ахмет-Вриони в сражении при Плака, утром 29 июня (11 июля) 1822 года. Боцарис вернулся в Пета только с 30 бойцами. По словам греческого историка Коккиноса: «…если бы существовал командующий, то он немедленно отозвал бы свои силы от стен города, поскольку объективная задача, то есть помощь сулиотам, сорвалась. Вместо этого командующий произвел себя в начальника снабжения».

Утром 4 (16) июля 1822 года, 8 тысяч турок и албанцев выступили из Арты и пошли к Пета. Во главе их был Кютахья Решид Мехмед-паша. Узнав о предстоящей атаке, повстанцы стали спешно сооружать из камней укрепления. Военачальник Александрос Влахопулос дал совет Тарелла также строить бастионы и получил от последнего ответ: «Наши груди – наши бастионы». Регулярный батальон сражался, выстроившись в каре, и был вынужден организованно отступать. Из 93 иностранцев-филэллинов выжили только 21. Одним из них был тяжело раненый генерал Норман, который после сражения обратился к Маврокордато со словами: «Князь, мы потеряли всё, кроме чести». Генерал Норман был вывезен в город Мессолонгион, где и умер через несколько дней. Его именем защитники города назвали один из бастионов. Потеряв всякую надежду на помощь, окруженные сулиоты подписали 28 июля в английском консульстве города Превеза условия сдачи Сули. Однако, оставив родину, они через Ионические острова выбрались в Южную Грецию и участвовали практически во всех сражениях Освободительной войны.

Битва при Дервенакии 8 августа – 10 августа 1822 года

Битва при Дервенакии (греч. Μάχη των Δερβενακίων) – сражение, состоявшееся и закончившееся победой греческих сил над османскими войсками, одно из важнейших событий Освободительной войны Греции 1821-1829 годов. Разгром сил Драмали-паши спас сердце Греческой революции, полуостров Пелопоннес, который остался под греческим контролем до прибытия египетской армии Ибрагима-паши в 1825 году.

После того как сепаратист Али-паша Тепеленский в городе Янина в Эпире был побеждён султанскими силами, освободившиеся османские силы и мобилизованные подкрепления были переориентированы на юг. Командование группировкой было поручено Махмуду Драмали-паша (родился в городе Драма, отсюда его имя). Победителю Али-паши и последнему правителю Пелопоннеса, Хуршиту-паше, султан предписал оставаться в городе Лариса, для обеспечения снабжения экспедиционных сил. Греция не видела турецких сил подобного масштаба в течение века, с последних турецко-венецианских войн. Эта группировка османских сил насчитывала 30 тысяч (по некоторым данным 40 тысяч) солдат. 3/4 турок были при конях, но кавалерия как таковая насчитывала 8 тысяч клинков. За армией с припасами шли 30 тысяч мулов и 500 верблюдов. Армии и обозам понадобилось 5 дней, чтобы перейти мост реки Аламаны между Ламией и Фермопилами. Половину армии Драмали-паши составляли разношерстные мусульмане Балкан, но костяком его армии служили отборные 8 тысяч кавалеристов и 7 тысяч албанцев, опытных в ведении горной войны. Значение, которое турки придали армии Драмали, подчеркивало присутствие ещё 7 пашей, включая Эрип Ахмет-паши, бывшего министра внутренних дел. Перед Драмали-пашой была поставлена задача: подавляя восстание на своем пути, пройти через Восточную Среднюю Грецию, выйти к Коринфу, снять осаду с крепостей Нафплиона и отбить у греков столицу Пелопоннеса, Триполицу. Драмали выступил из Ламии в конце июня 1822 года, прошёл через область Беотия и 1 июля сжег Фивы. Он не предпринял попыток отбить у греков Афинский Акрополь, который пал в руки повстанцев 21 июня. Но пока что его армия не встречала сопротивления. Две дороги вели на Коринфский перешеек: первая, через прибрежные Скироновы скалы. Но с древности все армии избегали его. Другая, через горы Герания. По следам Драмали шли со своими отрядами (забывший об обидах греческого правительства) Андруцос и Никитарас, ожидая что греки остановят Драмали, и они ударят ему в тыл.

Греки послали силы остановить Драмали в проходах гор Герания. Правительство поручило командование двум полководцам: первый, Георгиос Секерис, был парижским студентом, когда Николаос Скуфас в Москве в 1814 году посвятил его в «Филики Этерия». Секерис был патриотом, но никаким военным опытом не располагал. Второй, Ригас Паламидис, был писарем. Кроме военного опыта, он не располагал ещё и мужеством, но именно он и был назначен командиром. Под их командованием было 650 повстанцев, но как только 6 июля показалась армия Драмали, несостоявшиеся герои разбежались, распространяя панику на своем пути. Единственное, что немного задержало Драмали, это флаги, развевающиеся на брошенных позициях. В тот же день армия Драмали вошла в Коринф. Драмали послал Хуршиту, а тот в свою очередь султану, весть что с восстанием покончено. Дворцы украсились флагами, в мечетях пели благодарствия Всевышнему. Одним из первых рэйс-эфенди (министра иностранных дел) поздравил посол Британии Перси Смити, 6-й виконт Стрэнгфорд.

Крепость города Коринфа, Акрокоринф была взята повстанцами сразу после падения Триполицы. Её положение было первостепенной важности на пути к Аргосу и Нафплиону. Было бы естественно если правительство разместило здесь отборный гарнизон, во главе с испытанным военачальником. Но правительство выделило для этой цели только 150 человек и главное, верное своей неприязни к военачальникам, поручило командование самому непригодному для этой цели – дьякону Якову Теодоридису. Но у Теодоридиса и мысли не было защищаться и задержать Драмали. В крепости держали самого богатого бея Пелопоннеса – Кямил-бея, и его гарем. Кямил-бей никак не соглашался указать где скрыты его сокровища. Теодоридис в панике даже не подумал, что Кямил-бея и гарем можно будет обменять и решил разделаться с беем и гаремом, и взорвать пороховой погреб. Бей был убит, но гарем не тронули, и Теодоридис переспав с женой бея и её служанкой «забыл» взорвать погреб. Акрокоринф в ночь позорного бегства 7 июля остался с открытыми воротами. Не веря своему везению Драмали вошёл в крепость. Ему достались и сокровища Кямила и его молодая вдова. Как свадебный подарок, Драмали предоставил невесте, за поруганную честь, греческих пленных, мужчин и женщин, которых живыми замуровали в стены.

С приближением Драмали правительство покинуло Коринф и перешло в Аргос. В нескольких километрах от Аргоса, осажденные и изможденные голодом турки были готовы сдать крепости Нафплиона. 18 июня было согласовано предоставить туркам 13 кораблей и перевезти их в Азию. Островок-крепость Бурдзи перешла сразу в руки греков. Но соглашение по основной крепости Паламиди приняло не военный, а коммерческий характер. 1/3 имущества оставалась в руках турок, а 2/3 должно было перейти в руки греков. «Комитет описи», в сопровождении 100 повстанцев вошёл в крепость. Но турки получили доступ к продуктам и стали тянуть. 7 июля, на следующий день после взятия Коринфа, 49 турецких всадников появились у Нафплиона. Осажденные турки, которые уже успели запастись продовольствием, арестовали «комитет описи». С приближением турок, министры, депутаты и простой народ бежали из Аргоса к прибрежному Мили. Дмитрий Ипсиланти, на коне, носился по улицам: «верные Отечеству, следуйте за мной». Но и у берега политики чувствуя себя в опасности, грузились на корабли и уходили на остров Идра. В эти драматические часы, когда Отечество было в опасности, основная забота политической бюрократии была целостность архивов. Политики звали с собой и Дмитрия Ипсиланти, но он остался на берегу.

Теодорос Колокотронис

Старик Колокотронис, как и многие военачальники, был гоним новоиспеченной политической бюрократией. Осознав угрозу которая нависла над революцией и Отечеством, Колокотронис, забыв об интригах и обидах, начал мобилизацию повстанцев. Народ, также забыв о новоиспеченных министрах, обратился за спасением к своим естественным вождям. Утром 8 июля, у Калавритских ворот Триполицы, Колокотронис обратился к 2 тыс. бойцов и населению: «Эллины, эти персияне и какламаны, что идут, намного худшие воители, нежели местные мусульмане, которых мы победили, и несут с собой богатства. Знаете, кто их заполучит? Те, кто первыми пойдут на них». Колокотронис командует своему родственнику, Антонису Колокотронису, с 300 бойцами занять позицию у Айос-Еорьоса. Организация лагеря у Айос-Еорьоса, на самой критической позиции от Коринфского перешейка к Аргосу, говорит о том, что Колокотронис уже тогда вынашивал стратегический план окружения Драмали-паши. Затем Колокотронис посылает Плапутаса на помощь Акрокоринфу. Он и подумать не мог о том, что крепость была сдана без боя. Плапутас, получив это печальное известие, разбил лагерь в Като-Белеси (Κάτω Μπέλεσι). 9 июля Колокотронис, с 200 бойцами и под своим флагом, выступил из Триполицы в направлении Аргоса. Армия, которую содержало правительство в Аргосе, разбежалась. Возле Мили Колокотронис встретился с не последовавшими за правительством на корабли вождями. Это были Д. Ипстиланти, Петробей, Папафлессас, Креватас и сын Колокотрониса, Панос. С вождями было 500 бойцов. На вопрос Колокотрониса, почему они идут в обратном направлении от противника, ответ вождей был: «Забудь о том, что тебе сделало правительство. От тебя мы ожидаем спасения Отечества. Тебя ждут эллины. Веди нас». На совете 10 июля все, без возражений, приняли план Колокотрониса. Силы, которые должны были противостоять Драмали, состояли из недисциплинированных отрядов с часто недисциплинированными командирами. Единственной приемлемой и знакомой тактикой была партизанская война. Было очевидно, что Драмали войдет в Аргосскую равнину, чтобы снять осаду с Нафплиона, а затем пойдет на Триполицу. Взяв Триполицу, он один за другим будет подавлять оставшиеся очаги восстания. Следовало перекрыть все дороги, ведущие из Аргоса вглубь полуострова. Это лето, к счастью для греков, оказалось самым жарким за многие десятилетия. Все колодцы были сухими. Следовало перекрыть и доступ к воде. Но Колокотронис мыслил не только об обороне. Для осуществления его плана следовало задержать Драмали как можно дольше на Аргосской равнине. Колокотронис решил, что Драмали не двинется дальше, если не возьмет под контроль крепость Аргоса. Вызвав Захаропулоса он дал ему команду с 100 бойцами занять крепость. Ответом было: «мы пойдем, но пропадем». Тактика выжженой земли была применена по всей Аргосской равнине. Были выжжены все склады, посевы, трава и даже камыши. По мере того как силы Драмали входили на равнину, отряды повстанцев ставили заслоны вокруг неё, в горах. Дервенакия не была подарком судьбы, а стратегическим шедевром всей военной жизни Колокотрониса.

340 км от моста Аламаны до Коринфа, Драмали прошёл всего за 10 дней. Дав людям и животным передышку, Драмали созвал военный совет, чтобы определить будущие действия. Многие из его офицеров, во главе с Юсуф-пашой из города Патр, советовали ему сделать Коринф своей базой и с помощью морских сил в Коринфском заливе изолировать Пелопоннес, и только после этого идти на Триполицу. Драмали игнорировал эти советы и, полный уверенности в своих силах, решил идти далее, в область Арголиду. 11-12 июля армия Драмали прошла теснину Дервенакию, но уже 8 июля его кавалерийский авангард снял осаду с Нафплиона. Однако первый колокол по армии Драмали прозвучал в тылу, в Средней Греции. Там на перевале горы Герании, пройденном без боя, Драмали оставил гарнизон в 300 солдат. 9 июля местные жители смыли позор, перебив гарнизон и захватив пушки. Отряд в 400 солдат посланный Драмали, чтобы отбить перевал, попал в засаду и также был перебит. Конвой в 360 животных был перебит на перевале горы Китерон. В Беотии повстанцы организовали заслоны у сожжённых Фив. Тысяча афинян и мегарийцев заняли перевал на горе Патерас. Никитарас, который следовал по пятам Драмали, сумел проскользнуть через Коринфский перешеек и соединился с Колокотронисом 16 июля. С собой Никитарас принес и письмо от «предателя» Андруцоса: «Посылаю вам 30 тысяч турок, чтобы вы помирились. Делайте с ними что хотите. Я беру на себя не пропустить Хуршита и других».

Дмитрий Ипсиланти, Яннис Мавромихалис, Панос Колокотронис со своими отрядами, после того как выжгли равнину, заперлись в крепости, вместе с начальным гарнизоном. Драмали вошёл в Аргос 13 июля. Вокруг все было выжжено и привыкший к тому что не встречал до того сопротивления, Драмали был весьма удивлен, что греки собрались защищать столь слабую и без орудий крепость. Начав артиллерийский обстрел, Драмали дал команду атаковать, но осаждённые не только отбили атаку, но совершали вылазки-контратаки. У осаждённых были кое-какие продукты, но с водой было плохо, и они цедили жижу со дна колодца. Ночью к ним пробился Плапутас с провизией. Но это не спасало положение. Было принято решение Исиланти, Мавромихалису и Паносу с 450 бойцами пробиваться, что они и сделали, совершив ночную атаку, и пробившись с малыми потерями. На следующий день, разъяренный Драмали дал приказ любой ценой взять «эту рухлядь», которая задерживала его на равнине. Перед рассветом он лично повел турок в атаку, но осаждённые отбили её и Драмали с позором ретировался.

Греческий лагерь в Мили насчитывал уже 5 тысяч человек. Колокотронис дал команду перейти в Кефалари, ближе к Аргосу. Одновременно Колокотронис получил новость, что турки оттеснили Антониса Колокотрониса от Дервенакии. Рушился его план западни. Не теряя ни минуты, «Старик» с несколькими бойцами в ночь с 18 на 19 июля, верхом, пересек равнину через турецкие позиции и прибыл в Айос-Еорьос. В тот же день Петробей принял решение атаковать турок из Кефалари и вызволить осажденных в крепости Аргоса. Объединённые силы греков достигли 8 тысяч. Повстанцы шли 3 колоннами. В одной из них было 150 добровольцев из греков Египта. В начале все шло хорошо. Повстанцы взяли батареи на холме Профитис-Илиас, откуда турки расстреливали крепость. Но в 17:30 «нас побили со всех сторон». Повстанцы отступили в панике, оставив на поле боя 250 человек убитыми. В лагере в Кефалари военачальники начали обвинять друг друга. Получив печальную новость, Колокотронис с малыми силами прошёл ночью западнее Аргоса и 20 июля прибыл в Кефалари. Греческий лагерь был в унынии и Колокотронису пришлось держать 2-часовую речь.

Через два дня, в ночь с 22 на 23 июля, Колокотронис повёл сам повстанцев к крепости. Выстроенная клином колонна повстанцев пробила проход среди позиций турок и дала возможность выйти всем осаждённым. Драмали уже проиграл игру. Жажда, голод и болезни косили его людей и животных. Стало очевидно, что надо бежать из этой проклятой равнины назад, в Коринф. Его грозное письмо от 24 июля, где он писал, что он идёт на Триполицу, заставило Петробея и Ятракоса занять оборонную позицию на дороге от Аргоса к Триполице, но убедило Колокотрониса совсем в другом. Колокотронис теперь был уверен, что Драмали повернет на север, чтобы вернуться в Коринф. Колокотронис, только со своим отрядом, пошёл перехватывать Драмали. Тем временем из Средней Греции было получено письмо от Андруцоса, что туркам идет помощь. Колокотронис послал на перешеек Ипсиланти, Панайотиса Кефаласа, Папафлессаса и Никитараса. Помощь туркам не появилась, но это стало счастливым обстоятельством, поскольку все эти силы в нужный момент оказались в нужном месте. В селе Айос-Еорьос 26 июля Колокотронис пересчитал своих бойцов. Их было 1500 человек, плюс 700, что держали Дервенакию, плюс 150 в деревне Захарья (Ζαχαριά). Эти 2350 бойцов и подоспевшие 800 бойцов Никитараса, Папафлесасаса, Ипсиланти противостояли и разобили в теснине армию Драмали. За неимением трибуны, Колокотронис пробил дыру в потолке дома где он ночевал и держал речь с крыши: «Эллины, мы родились сегодня, сегодня и умрем. Сразимся за спасение Отечества и наше собственное спасение». Но видимо одних идеалов для крестьян было мало и речь он закончил следующим: «Сегодня каждый из нас будет гонятся за турками. Бесчисленные трофеи попадут в ваши руки, это наши христианские деньги». Как бы не был уверен Колокотронис, что Драмалис отступит к Коринфу, турки опередили его. У него не было времени ни распределить свои силы, ни дать команды другим лагерям. Нужно было принимать немедленные решения. У Драмали было 4 дороги: Через Айос-Еорьос, дорога была удобной для турок и только в теснине у монастыря можно было их остановить. Через Дервенакию, основная дорога, теснина 3-4 км, часть которой становилась ущельем длиной в 600 м. Дорога через Айос-Состис, узкая дорога, почти тропа. Через Айонори (Αγιονόρι, в древности называлась Контопория (Κοντοπορεία), поскольку была самым коротким, но и сложным путём из Аргосской равнины к Коринфу). Эта дорога не играла никакой роли на первом этапе сражения 26 июля, но на втором этапе, 28 июля, через неё прошли остатки армии и сам Драмали-паша. У Колокотрониса к этому моменту было 3,5 тысячи бойцов, но этого было совсем недостаточно, чтобы перекрыть Драмали все дороги к отступлению. Колокотрони послал письма и направил отряды Плапутаса и Папаникаса с тысячей коринфян к Дервенакии и отряды Никитараса, Папафлессаса, Ипсиланти к Айос-Состису. 4-я дорога через Агионори осталась абсолютно свободной, поскольку по направлению турецкой колонны было очевидно, что они не воспользуются ею. Поскольку и Айос-Еорьос практически оставался без прикрытия, Колокотронис с 10 бойцами вывесил на вершине горы флаги, бурки, собрал вокруг животных симулируя большой лагерь. Через лазутчиков Колокотронис убедился, что турецкая колонна идет к Дервенакии и стал постепенно перенаправлять силы туда. 800 бойцов было послано на левый фланг турок, с приказом прятаться в засаде до приказа. Командирам у Дервенакии было послано указание не начинать боя и оттягивать его начало любыми способами.

Авангард турецкой армии вошёл в Дервенакию около двух часов после полудня. Это был отборный отряд, все албанцы. Прятавшихся по левому флангу греков турки не приметили. Как только албанцы подошли на расстоянии 100 метров от греческих позиций, они заручились нерушимым для грека и арнаута словом «беса» и начали переговоры. Через «дайте пройти», «клянемся больше не воевать в Морее», «надо подумать», «надо поговорить с командирами» в ужасной жаре прошло два часа. К 16:00 греческие командиры, изнемогая от жары и не получив добро Колокотрониса на начало боя, но и не желая нарушить «беса» объявили албанцам: «отойдите арнауты, будем драться». С началом перестрелки албанцы полезли по левому склону, чтобы выйти на дорогу на Айос-Состис. Там и ждала их засада. Засада была более дисциплинированна и дождалась приказа Колокотрониса: «Вперед эллины, убивайте скольких хотите из них». Турки пытались выйти на дорогу на Айос-Состис. Колокотронис тоже направлял их туда, но не зная успел ли Никитарас занять позицию, дал приказ тесно преследовать турок. Около 8 тысяч турок успели выйти из котла, пока Никитарас занял позицию, предписанную Колокотронисом. Но Никитарас не получал никакого письма. Если Никитарас и оказался в нужном месте, почти в нужное время, то это была его интуиция. Отряд Никитараса насчитывал 800 бойцов. Двигаясь в правильном направлении и услышав выстрелы, Никитарас перекрыл дорогу на Айос-Состис в 18:00. Постепенно к Никитарасу начинают подтягиваться греческие отряды, включая тех, что до того удерживали позиции в Дервенакии. Турки хоть и держали оружие в руках, практически не сопротивлялись и искали спасение только в бегстве. Бой перерастал в избиение. Никитарас не стал расстреливать турок из безопасной позиции, а обнажив клинок повел своих бойцов в рукопашную. Срубив лично 18 голов, он подтвердил закрепившийся за ним с Долиана зловещий эпитет Туркоед. Но даже для Никитараса это было не простое дело, и он криками успокаивал себя: «успокойся Никита, ты режешь турок». Через годы, в мемуарах, что Никитарас продиктовал, он говорил: «скала и лощины были покрыты трупами».

Утром 27 июля, греческого лагеря не стало. То, что не удалось туркам в бою, удалось через брошенные трофеи. Никто никого не слушался, никто никому не подчинялся. Греческие крестьяне неожиданно разбогатели. Как писал позже Томас Гордон: «города Пелопоннеса в течение месяца были похожи на рынки. На улицах за бесценок продавали турецкое оружие, одежду, коней, верблюдов». Тем временем Драмали с остатками армии вернулся к Нафплиону. Но турки города отказались впустить его, считая, что со столькими тысячами лишних ртов они будут вынуждены сдаться через несколько дней. В ночь с 27 на 28, Драмали через лазутчиков получил информацию, что дорога через Айонори открыта. 2500 турок, из лучших частей Драмали и его телохранители, устремились туда. И опять лишь Никитарас с 550 бойцами успел занять позиции перед Драмали. На первом этапе это был упорный бой и не напоминал предыдущую резню. Но туркам, в 5 раз превосходившим силы Никитараса и сражавшимся за собственную жизнь, не удавалось сломить сопротивление греков. В критический момент боя Никитарас по силуэту определил, что один из верблюдов был гружен боеприпасами и разрядил свои пистолеты. Верблюд взлетел в воздух. Паника животных перешла и на турок. Драмали сбросил свой тюрбан, чтобы не выделяться и пересел с коня на осла. Турки, оставив 600 человек убитыми на поле боя, уходили по тропам в сторону Коринфа. Турки понесли бы большие потери, если бы греки не набросились на трофеи. А в этот раз было и больше, и богаче. Здесь была и казна, и имущество Драмали и других пашей. Самые дорогие трофеи достались Никите Флессасу: шуба Али-паши Тепеленского и его кинжал. Шубу Никита подарил своему брату Папафлессасу, который носил её до своей героической смерти в битве при Маньяки в 1825 году. У кинжала из хорасанской стали с рукояткой из золота, с алмазами и агатами, была более длинная дорога, пока он не перешёл в руки русскому адмиралу Рикорду. Лишь один не прикоснулся к трофеям. Его называли чистым алмазом революции и имя ему: Никитарас. Но его бойцы решили, что будет позором если командир останется с пустыми руками и подарили ему саблю из дамаскской стали и арабского скакуна. Через несколько месяцев, когда у правительства не было денег для выхода флота, Никитарас не имея ничего другого предложить, отдал и коня, и саблю. Слава за разгром Драмали принадлежит всем участникам битвы при Дервенакии. Но две фигуры выделяются: Колокотронис и Никитарас. Первому Греция обязана его стратегическому видению, упорству и методичности. Второму – его тактике и героизму на поле боя. Поэтому Вардуниотис прав, когда говорит, что Колокотронис это Агамемнон экспедиции, а Никитарас её Ахилл.

Экспедиция, которая как предполагал султан, должна была нанести смертельный удар Греческой революции, кончилась бесславно. Цифры историков разнятся, но в любом случае армия Драмали потеряла не более 1/6 своих сил. Цифры не дают характера разгрома, но это был разгром. Турки были полностью деморализованны и оставили повстанцам все свои орудия, тысячами личное оружие и коней. Драмали умер от горя в Коринфе, в декабре. В греческом языке поражение Драмали стало нарицательным (греч. νίλα του Δράμαλη – что-то среднее между позором и катастрофой Драмали – аналог русскому «швед под Полтавой»). Последняя, и неожиданная, попытка турок доставить продовольствие в осаждённый Нафплион была отбита Никитарасом 27 ноября 1822 году (в этом бою погиб иеромонах и военачальник Арсений (Крестас)). Нафплион пал в греческие руки и стал временной столицей Греции. Авторитет и слава Колокотрониса не помешали греческим политикам уже в следующем, 1823 году, посадить его в тюрьму в, уже греческой, крепости Нафплиона. Но с разгромом основных османских сил, Греческая революция прошла своё первое большое испытание. Султан, осознавший свои возможности, был вынужден обратится к своему номинальному вассалу, правителю Египта, с его европейской армией за помощью.

Первая осада Месолонгиона в октябре – декабре 1822 года

Первая осада Месолонгиона османскими силами была прведенана начальном этапе Освободительной войны Греции 1821-1829 годов. Городок Месолонгион расположен на западе Средней Греции, у устья реки Ахелоос, которая в своем впадении в Ионическое море образует полу-пресноводную мелководную лагуну Месолонгион. Греки именуют её лимно-таласса, то есть озеро-море, сродни южнорусскому слову (опять-же греческого корня) лиман. В самой лагуне расположен рыбацкий городок Этоликон. В Греции десятки мощных крепостей и городов-крепостей, но именно этому городку, с его низкой стенкой-оградой, которую сами защитники шутя называли «коровьим загоном», было суждено в годы Освободительной войны затмить славу всех остальных крепостей.

20 мая 1821 года греческий флот, под командованием Миаулис Андреас-Вокос встал за островками, отделяющими лагуну от моря. С появлением флота, Месолонгион и Этолико восстали на следующий день, 21 мая. 20 июля в Грецию, и именно в Месолонгион, прибыл греческий политик Маврокордато. Он сделал город центром своей политической деятельности. С 4 по 9 ноября здесь состоялось собрание Западной Средней Греции. В течение всего 1821 года султанские войска в провинции Эпир, на северо-западе Греции, были заняты осадой города Янина, где оборонялся сепаратист Али-паша Тепеленский. Покончив с Али-пашой, турки перешли к военным действиям против сулиотов, которые к тому времени вернулись в свои горы. Революционная Греция решила помочь сулиотам. 11 мая 1822 года Греческий парламент предоставил Маврокордато, кроме политического правления, и титул главнокомандующего силами Западной Средней Греции, удовлетворив тем самым амбициям Маврокордато, который и на военном поприще жаждал обойти своего политического противника – Ипсиланти. Поход в Эпир, под командованием Маврокордато, закончился разгромом повстанцев 4 июля 1822 года. Потеряв всякую надежду на помощь, окруженные сулиоты подписали 28 июля в английском консульстве города Превеза условия сдачи Сули и оставили свои горы 2 сентября. Разгром и продолжающиеся политические интриги Маврокордато привели к тому, что многие местные военачальники Эпира и Западной Средней Греции стали заключать сепаратные сделки, признавая власть султана, а некоторые даже перешли к сотрудничеству с турками. Ничто более не препятствовало туркам в их продвижении на юг, к Месолонгиону. Военачальник Варнакиотис, в письме Маврокордато, советовал ему укрепить стенку и копать рвы, но тот счел «детскими и глупыми, планы укрепления Месолонгиона», отвечая, что «если мы выкопаем и 10 рвов, то все равно ничего не достигнем». Тем временем сулиот Боцарис и Георгиос Кицос попытались остановить продвижение турок на юг у Кефаловрисо, но были разбиты. Повстанцы разбежались. Боцарис и Кицос, всего лишь с 35 бойцами, вошли в Месолонгион.

Турки подошли к городу 25 октября 1822 года. Кютахья Решид Мехмед-паша, лучший из военачальников которыми располагала тогда Османская империя, считал, что город нужно брать с ходу. К счастью для греков, его предложение не было принято. Последнее слово было за Омер-Вриони. Не располагая информацией о греческих силах в городе, но имея при себе многих греческих военачальников, он считал, что укрывшиеся за стеной Месолонги также сдадутся без боя. Омер-Вриони начал переговоры. 8 ноября, 7 кораблей острова Идра, под командованием Л. Панайотаса, подошли к Месолонгиону. Маленькая турецкая флотилия, блокирующая Месолонгион с моря, срочно снялась. Один турецкий корабль был поврежден, но успел укрыться на острове Итака, находившимся тогда под британским контролем. После этого, 4 из кораблей Идры переправили с противоположного берега полуострова Пелопоннес 1300 бойцов, под командованием Мавромихали, Петробей. После прибытия подкреплений, Боцарис ведший переговоры с турками «снял свою маску», говоря: «хотите нашу землю, идите брать её».

Многие жители региона спасаясь от турок, по мере их продвижения на юг, переправились на практически безлюдный остров Каламос, находившийся, тогда как и все Ионические острова под британским контролем. Но британский губернатор Мэтланд потребовал от беженцев, чтобы они немедленно покинули «британскую территорию», чем оказал неожиданную услугу повстанцам. Беженцам не оставалось ничего другого, как покинуть Каламос и прятаться в камышах реки Ахелоос и залива Амвракикос. Вооружившись чем попало для самообороны, они начали партизанскую войну в тылу турок.

24 декабря, один из осажденных в Месолонгионе, получил информацию от грека из турецкого лагеря, что турки произведут атаку на следующий день, полагая что в день Рождества Христова большинство греков будет участвовать в церковной службе. Командиры осажденных дали приказ закрыть все церкви и всем бойцам оставаться у стены. Утром 25 декабря, по пушечному выстрелу, 800 албанцев, прятавшихся в камышах, неся с собой лестницы, стали карабкаться на стену, не ожидая встретить сопротивление. Плотный огонь стал неожиданностью для албанцев. Они отступили, но сразу же предприняли ещё одну атаку. Это был уже не бой, а резня: албанцы оставили у стены 500 человек убитыми, в то время как греки потеряли только 4. После этой греческой победы, 3 греческих военачальника из турецкого лагеря бросили турок и присоединяются к осажденным.

Потерпев поражение под стеной города, имея партизан в тылу, получив информацию о том, что Андруцос, победив турок на востоке Средней Греции, движется к Месолонгиону, а также учитывая зимнюю погоду, турки приняли решение немедленно снять осаду и возвращаться в Эпир. Турецкие войска, отойдя от Месолонгиона, направлялись в город Арта, но реку Аспропотамос на их пути зимой было невозможно перейти. Турки голодали, а дожди вперемежку со снегом продолжались. Турки послали к истокам реки, в горы Аграфа, 6 тысяч своих солдат, с задачей перейти реку у истоков, добратся до Арты и вернутся с продовольствием, древесиной и плотниками для построения плотов и переправы оставшихся войск. Получив эту информацию Караискакис «как орел разрезая снежные вершины», c 800 бойцами опередил их и занял позицию в Соволако.

Обнаружив что перевал занят, турки, все ещё надеясь, что это просто шантаж, стали предлагать Караискакису 500 тысяч грош (большие деньги для той эпохи), чтобы он пропустил их. Караискакис кричал им, что они трусы, уклоняющиеся от боя. И тут состоялась Гомеровская сцена: албанец Хаджи-бедо выкрикнул, «кого ты называешь трусами, сын монашенки!» (Караискакис был незаконным сыном монашенки, от клефта Андреас Искос. Отсюда и его уменьшительная фамилия с турецкой приставкой «кара», то есть чёрный, но в данном случае означающей страшный/опасный для турок). Ответом было: «тебя, сын турчанки и твоих товарищей». Хаджибедо вызвал Караискакиса на поединок. Бой не начинался, пока исход поединка с ружьями не решился в пользу Караискакиса. Хаджи-бедо получил пулю в лоб.

Начался бой, но турки, при содействии бывшего героя, ныне предателя, Баколаса, пройдя через заснеженные вершины, вышли грекам в тыл. Повстанцы стали разбегатся. Караискакис с малым числом соратников занял позицию у входа в пещеру, собираясь умереть. Одновременно он дал приказ своему горнисту дать сигнал «что мы живы и деремся». Сигнал был услышан. Из чувства чести и совести, разбежавшиеся стали возвращаться на поле боя один за другим. Тем временем, чёрное облако окутало гору и пещеру. «Клинками, вперед» скомандовал Караискакис. Опешившие от неожиданной атаки и от огня, поражающего их из разных направлений, турки в свою очередь начали разбегаться и в своем беге пытались перейти реку, держась один за другим. Но река унесла их как тюки. Турки оставили в Соволако убитыми, но более утопленными, 500 человек. Караискакис вырос как в глазах греков, так и в глазах турок. Месолонгион остался в греческих руках. Турки попытались взять его годом позже. Но город пал только после героической годовой обороны и прорыва в апреле 1826 года.

Сражение при острове Спеце 20 сентября – 25 сентября 1822 года

После того как Константин Канарис 6 июня 1822 года сжёг на острове Хиос турецкий флагман, на котором погиб и капудан-паша (командующий флотом) Кара-али, османский флот ушёл в Константинополь. Султан назначил новым капудан-пашой Кёсе Мехмет-пашу, но тот, возглавляя малую эскадру, находился в городе Патры, Пелопоннес. Османская эскадра вышла снова в Эгейское море, под командованием капудан-бея (вице-адмирала) Ибрагима. Перед эскадрой была поставлена задача пройти без остановки в Ионическое море, достичь города Патры, взять на борт командующего Кёсе Мехмета, помочь турко-албанцам Омер-Вриони переправиться на Пелопоннес, оказать содействие войскам Драмали-паши (см. Битва при Дервенакии) и вернувшись в Эгейское море, снабдить крепости города Нафплион, осажденные греками. 12 июля 1822 года эскадра была замечена западнее острова Лесбос. Эскадра насчитывала 6 двухпалубных линейных кораблей, 15 фрегатов, большое число корветов, бригов – в общей сложности 87 единиц. 13 июля эскадра прошла у острова Идра и направилась к мысу Тенарон (Матапан), южная оконечность Пелопоннеса. И греки, и турки были удивлены тем, что эскадра не зашла в Аргосский залив оказать содействие войскам Драмали-паши, но капудан-бей Ибрагим не имел информации о том, что Драмали уже находится в Арголиде. 20 июля эскадра подошла к городу Месолонгион, откуда, согласно плану, предполагалось переправить турко-албанцев Омер-Вриони на Пелопоннес. Но Омер-Вриони здесь не было, он всё ещё осаждал сулиотов в их горах, и эскадра потеряла здесь несколько дней в безуспешной попытке взять островок Василади. Наконец, 27 июля корабли эскадры отдали якоря на рейде города Патры. Но здесь была получена новость о том, что экспедиция Драмали-паши кончилась плачевно. Эскадра вышла из Патр, направляясь в Эгейское море под командованием Кёсе Мехмета для выполнения оставшейся задачи – снабжения крепостей Нафплиона. Но для Кёсе Мехмета этого было недостаточно, и он поставил себе целью уничтожение двух из трёх основных столпов греческого флота – островов Спеце и Идра.

Объединённый флот 3-х греческих островов Идра, Спеце, Псара насчитывал 53 вооружённых корабля и 10 брандеров. Патрулирующие корабли обнаружили османскую эскадру, огибающую мыс Матапан, 30 августа. Всё гражданское население острова Спеце, с его пологими берегами, удобными для высадки, перебралось на скалистую Идру. Только 60 специотов, которых возглавляли Мексис, Иоаннис и Анастасиос Андруцос, остались на острове, поклявшись «быть погребёнными на родной земле». Мексис организовал 3 пушечные батареи, самая сильная из которых была установлена в Старой гавани.

Сражение при острове Спеце (греч. Ναυμαχία των Σπετσών). Встретив свежую погоду, эскадра задержалась и появилась перед греческим флотом только 8 сентября. Греческие корабли находились между Спеце и Идра. Эскадра сразу направилась к проливу между Спеце и Идра, чего командующий греческим флотом Миаулис Андреас-Вокос не ожидал. Миаулис поднял сигнал «флот следует за адмиралом» и направился к берегу Пелопоннеса. Его план мог привести к катастрофе, но капитаны Цупас, Ламбру, Криезис, Антониос, Лембесис, Теодорис отказались следовать за Миаулисом и пошли навстречу эскадре, открыв огонь «на удивление врагам и друзьям». После этого Миаулис развернулся и также пошёл на эскадру, которая к тому времени вошла уже глубоко в пролив. Кап. Пипинос бросился со своим брандером на алжирский фрегат. Около 50 алжирских моряков, с хорошими морскими навыками, бросились на абордаж уже горящего брандера. Многие из алжирцев сгорели, но им удалось отогнать брандер от фрегата. Брандер сел на мель (которая по сегодняшний день именуется Брандер) сгорел, но не без пользы, внеся замешательство в османской линии и дав грекам передышку. С Идры, как в древности с Саламины (Битва при Саламине), старики, женщины и дети наблюдали за ходом боя.

К 14:00 исход сражения был ещё не ясен, когда в атаку пошёл брандер капитана Барбацис, Космас, находившийся в составе 18 кораблей, вставших перед Спеце и принявших основной удар османского флота. Подбодряемый экипажами других кораблей, Барбацис «превзошёл себя в этот момент» и пошёл прямо на турецкий флагман. Кёсе Мехмет не выдержал атаки Барбациса и развернул свой корабль к выходу из пролива. За ним последовала вся эскадра под возгласы греческих моряков и населения. Острова были спасены от смерти и порабощения.

9 и 10 сентября османские и греческие корабли оставались без движения, из-за безветрия. 9 сентября у входа в гавань Идры встал флагман французской эскадры Средиземного моря. Адмирал де Вьела потребовал компенсацию в 35 тыс. пиастров за груз пшеницы с французского торгового корабля, конфискованного греческим гарнизоном крепости Монемвасия. Остров не располагал такими деньгами и де Виела, сделав несколько выстрелов по острову, получил взамен 6 знатных турецких заложников, предназначенных для обмена. 11 сентября, при свежем ветре, эскадра направилась к Нафплиону, сопровождая свои транспорты и торговое судно под австрийским флагом. Но Кёсе Мехмет, не дойдя до Нафплиона всего 11 миль и получив информацию от де Виела, что между островками Роди и Даскалио что у городка Толос его ждут 2 греческих брандера (капитанов Церемиса и Теодориса) последовал совету де Виела и не повёл флот в узкости, оставив австрийца одного. Капитан австрийского корабля Иосиф Верник, видя невдалеке французский фрегат, поднял французский флаг, но капитаны греческих брандеров не поддались на уловку и арестовали австрийское судно. Эскадра, после ещё одной безуспешной попытки войти в пролив между Идрой и Спеце, ушла на Крит.

Левантийцы Смирны (Измир) зафрахтовали 2 торговых судна под английским флагом, с продовольствием для Нафплиона. Первое греки перехватили у острова Саламин, второе, под именем «The Flora of London», сумело войти в Аргосский залив. На перехват англичанина был послан бриг «Персефона», где капитаном был Катрамадос, человек с пиратским прошлым, известный и как греческий Jean Barth. Катрамадос, невзирая на артиллерийский огонь с турецких крепостей, взял английский корабль на абордаж, когда он уже собирался отдавать якоря на рейде Нафплиона. Турецкий гарнизон Нафплиона был обречён.

Сражение у Тенедоса 28 октября (9 ноября) 1822 года

После неудавшейся попытки османского флота разрушить оплот греческого флота около островов Спеце и Идра (Сражение при Спеце 8 сентября 1822 года) османский флот ушёл на остров Крит и встал в бухте Суда. 8 октября турецкая эскадра снялась и направилась к Дарданеллам. По пути сотня алжирцев высадилась на острове Миконос с целью захвата овец и коз для провианта, но подверглась атаке островитян под командованием предводительницы Миконоса, Манто Маврогенус. Эскадра не стала задерживаться на Миконосе и 15 октября прошла между островами Псара и Хиос. Встретив встречный ветер эскадра 16 октября встала на якорь на рейде острова Тенедос.

Флот острова Псара, следивший за ходом эскадры, решил попытать счастья. Но после Хиоса, где брандеры подошли к турецкому флоту под австрийским флагом, турки не подпускали к себе неизвестные корабли, под какими бы флагами они не были. На этот раз псариоты послали 2 брандера под командованием капитана Георгиоса Врацаноса и капитана Константина Канариса. Брандеры шли под османским флагом. Более того и экипажи были одеты в турецкие одежды. Бриги капитана Калафатис и капитана Сарияннис, под флагами Псары, шли за ними, имитируя погоню, и на виду у османского флота обстреливали брандеры. Уловка удалась. Несколько османских кораблей снялись и отогнали бриги Калафатиса-Сариянниса, а брандеры Врацаноса-Канариса отдали якоря на стоянке турецкой эскадры.

Вечером 28 октября Канарис, пройдя первую (корветы и бриги) и вторую (фрегаты) линии направился к большим линейным кораблям, выбрав самый крупный и полагая, что это флагман. Как оказалось, в дальнейшем, капудан-паша Кёсе Мехмет успел войти в Дарданеллы и Канарис шёл к кораблю капудан-бея (вице-адмирала) Ибрагима. При стоящем на якоре, носом к ветру, корабле Канарис намеревался закрепить брандер в носовой части турецкого судна, но в последний момент сообразил, что течения повернули его. «Не поколебавшись ни на минуту и достойными восхищения манёврами» Канарис развернул брандер, но манёвры выдали его. Турки открыли огонь и уже под огнём Канарис закрепил брандер и поджёг его. Всего через 10 минут османский корабль взлетел на воздух. Из 800 членов экипажа выжили немногие. В числе выживших был, и вице-адмирал Ибрагим, но по прибытии в Константинополь султан отнял у него голову. Врацанос закрепил свой брандер на турецком фрегате, но совершил ошибку которой избежал Канарис. Врацанос закрепил брандер к носу фрегата, ветер отгонял пламя от корабля и туркам удалось открепить брандер.

Французский адмирал и историк Жюрьен де ла Гравьер писал: «Только Канарис был безошибочен в этом виде атаки. Герой достойный стука сердца поэтов, моряк, которым никакой другой моряк не устанет восхищаться. Канарис в течение 6-ти только месяцев уничтожил 2 линейных корабля, утопив более 3 тыс. турок. Достаточно было одного его имени, чтобы целые флоты обращались в бегство».

В панике, и невзирая на непогоду, турецкие корабли снялись, ища спасение в Дарданеллах, и многие из них сели на мель у островков Мавриес. Жюрьен де ла Гравьер пишет, что в результате этой паники один турецкий корвет перевернулся, другой был оставлен экипажем и подобран в море через 5 дней, у Чесмы. Всё это и послужило причиной казни Ибрагима. Шлюпки с экипажами Канариса и Врацаноса преследовались турецкими шлюпками до мыса Пориа и утром были подобраны греческими кораблями.

Кампания 1823 года

В 1823 году Маврокордатос вновь решил создать прочное правительство, он созвал второе Национальное Собрание греков, и в апреле был обнародован закон об учреждении греческого правительства, местопребыванием коего избрана Трополица. Георгиос Кундуриотис был избран президентом законодательного совета, а Мавромихали – исполнительного, командование над сухопутными войсками получил Маврокордатос, над морскими – Орланди, в восточной Греции действовал Одиссей, а в западной – Боцарис. Главной заботой греческого правительства являлась добыча денег для войны и внутреннего устройства, были учреждены новые налоги, много поступало пожертвований от доброжелателей Греции из Европы и Америки. В этом году греками был занят Киссамос на острове Кандии. Сераскир-паша был разбит Одиссеем. Марко Боцарис разбил пашу из Скутари, напав ночью на лагерь его при Карпиниссе. Сам Марко Боцарис был убит в этом сражении, но брат его Константин преследовал пашу до Скутари и направился в Месолунги.

В ряды защитников Греции стали многие европейцы, и между ними известный английский поэт лорд Байрон, который и умер здесь в начале 1824 года. Борьба Греции за свою независимость стала популярной во всей Европе. Между тем, среди греческих вождей вновь возникли разногласия, против Маврокордатос восстал Колокотрони, Одиссей самовольно распоряжался в восточной Греции, но президент Кундуриотис умел заставить выполнять свои распоряжения, ему удалось заключить заем в Англии и привести в порядок военную часть.

Теодорос Вризакис «Прибытие Лорда Байрона в Грецию» (1861)

Битва при Карпениси 21 августа 1823 года

Битва при Карпениси (греч. Μάχη του Καρπενησίου) или Битва при Кефаловрисо (греч. Η Μάχη του Κεφαλόβρυσου) – сражение между греческими повстанцами под командованием Маркоса Боцариса и османскими войсками, произошедшее в ночь на 21 августа 1823 года.

После того как греческие повстанцы отбили атаку турок на Месолонгион, султан обязал Мустаи-пашу из северо-албанского города Шкодер возглавить экспедицию в Западную Среднюю Грецию. Мустаи-паша собрал 15 000 «геков» (северных албанцев) и мирдитов (албанских христиан-католиков) и направился на юг. Омер-Вриони, имевший 6000 албанцев, не покидал Эпир и должен был дождаться прихода Мустаи-паши, чтобы примкнуть к нему.

Сулиот Боцарис был одним из командиров во время Первой осады Месолонгиона, но именно ему временное правительство присвоило звание генерала. Это вызвало недовольство у местных военачальников Средней Греции. Чтобы звание генерала не внесло раздоры в греческий лагерь, Боцарис выступил перед соратниками, поцеловал, а затем публично порвал диплом генерала. 33-летний Боцарис имел к тому времени боевой опыт в горах Сулиона, воевал на стороне Али-паши Тепеленского, служил французам на острове Лефкас и в Италии, говорил по-албански и по-итальянски и снискал уважение как у греков (был побратимом Теодора Колотрони), так и у мусульман.

Мустаи-паша прибыл в город Трикала в середине июля. Отсюда он направился в горы Аграфа, которые были гнездом военачальника Караискакиса. Караискакис, которого мучил туберкулёз, встретился с Боцарисом 30 июля в Соволако. Караискакис ушёл лечиться в монастырь Пруссос, но отдал Боцарису своих бойцов. Мустаи-паша прибыл 30 июля в город Карпениси. Узнав об этом, Боцарис расположился недалеко от Карпениси, в селе Микро Хорио (Малое Село), а братья Дзавелас – в Мегало Хорио (Большое Село). Под его командованием было 1250 бойцов, из них 400 были сулиотами. Здесь у него зародился дерзкий план. Поскольку сулиоты владели албанским языком, а одежда «ляпи» Омер-Вриони (южных албанцев), в отличие от «геков» Мустаи-паши (северных албанцев), ничем не отличалась от греческой, Боцарис послал трёх лазутчиков в турецко-албанский лагерь, в Кефаловрисо, которые 7 августа целый день, никем не примеченные, ходили по лагерю, собирая информацию. Боцарис принял решение: в ту же ночь атаковать лагерь и, по возможности, взять в плен или убить Мустаи. В течение всей Освободительной войны произвести подобную атаку рискнёт только Караискакис.

Марсигли Филиппо «Последний бой Маркоса Ботсариса»

Боцарис выступил во главе 800 бойцов, а 400 бойцов во главе с З. Дзавеласом заняли Платаниа, чтобы перекрыть путь подкреплениям турецкому лагерю, в котором располагались 4 тыс. турко-албанцев. Но, получив не подтвердившуюся информацию от местного крестьянина, что к Платаниа подошли турецкие силы численностью около 8 000 человек, Боцарис изменил свой план, оставив Дзавеласу 850 бойцов. Боцарис оставил для атаки 450 сулиотов и простился с Дзавеласом со словами: «доброй встречи в подземном царстве». Боцарис дал указание своим бойцам: «Входим в лагерь с обнажёнными клинками, идём к центру лагеря, говорим между собой только по-албански, стрелять только по моему приказу. Когда начнется бой, чтобы не убивать своих, на вопрос „кто ты?“ отвечаем: „камень“». В полночь, с 8 на 9 августа, сулиоты по руслу речки вошли в лагерь. Выдавая себя за взбунтовавшихся против командиров албанцев, они вошли в лагерь, убивая клинками только тех, кто пытался их остановить. Турки ещё не определились, что происходит, когда сулиоты подошли уже к палаткам пашей. Боцарис дал команду, и горнист протрубил сигнал. Албанцы кричали «эрде Марко» («идёт Маркос») и падали от ударов клинков, не зная ответа на пароль. В первой палатке, в которую вошёл Боцарис, он обнаружил своего знакомого по двору Али-паши, старика Аго-васиари, и отдал его под охрану, чтобы спасти ему жизнь. Сразу после этого Боцарис был ранен в бок, но скрыл это от своих бойцов. Турки постепенно стали организовывать сопротивление, заняв позиции в Ампелиа, где у них был бастион. Бойцы обратились к Маркосу: «Достаточно мы их порезали, пора и уходить». Но Боцарис в горячке боя хотел взять и бастион. Здесь он и был ранен в правый висок. Сулиоты стали отходить, неся раненного Боцариса, который скончался у них на руках ещё до выхода из лагеря. После смерти Боцариса они не щадили никого на своем пути.

Турки потеряли в этом бою 1500 человек убитыми. Народная Муза зафиксировала: «1200 порезали…». Греки потеряли около 40 человек убитыми и столько же ранеными. Трикупис пишет, что было захвачено 2 знамени, 690 ружей, 1 тыс. пистолетов, много лошадей и мулов. Но победа была омрачена смертью Боцариса. Мусульмане славили Аллаха, что избавились от «Харуна Марко». Греки решили не хоронить Боцариса на месте, опасаясь, что турки осквернят его останки. Тело его было отправлено в Месолонгион. По пути эскорт сделал остановку в монастыре Пруссос, где лечился от туберкулёза Караискакис. Шатаясь, Караискакис спустился в церковь и поцеловал покойника со словами: «Когда бы брат, Маркос, и я такой смертью…». Боцарис был похоронен в Месолонги. Было произведено 33 пушечных выстрела – столько, сколько ему было лет.

«Смерть Маркоса Ботсариса»

Вторая осада Месолонгиона в конце 1823 года

В декабре 1822 года, османские силы не сумели взять город Месолонгион на западе Средней Греции. Султан обязал Мустаи-пашу из северной Албании выступить против греческих повстанцев и взять город. Мустаи-паша выступил из Шкодера с 15 тысячами, а Омер-вриони из города Арта с 6 тысячами турко-албанцев. Греческий военачальник Маркос Боцарис своим дерзким ночным налетом на турецкий лагерь попытался прервать этот турецкий поход. Турки понесли тяжелые потери, но и сам Боцарис был убит в этом бою. После гибели Маркоса Боцариса, командование сулиотами принял Дзавелас Зигурис. Вместе с другими военачальниками, он расположился на перевале горы Калиакуда (высота 2100 м) самой высокой горы нома Эвритания. С подкреплениями в 400 бойцов, прибывшими с полуострова Пелопоннес под командованием военачальника Родопулоса, общее число греческих сил достигло 2 тысячи бойцов. Позиция была сильной. На прикрытие тропинки, что выводила в тыл греческих позиций, была послана маленькая группа, под командованием военачальника Садимаса. Мустаи-паша, собрав свои силы после Битвы при Карпениси, появился перед греческими позициями 28 августа. 3 турецких атаки остались без результата. Но на следующее утро позади греческих позиций уже находились 400 мирдитов (албанцев-католиков). Метаксас, в своих мемуарах, прямо обвиняет Садимаса, что турки купили его, и он пропустил их через тропинку, которую он должен был охранять. Греки были окружены и были вынуждены прорываться. При прорыве погибло 200 повстанцев. Среди них и их командир Дзавелас Зигурис. Дорога на Месолонгион была открыта для Мустаи-паши.

Назначенный правительством эпарх (правитель) западной Средней Греции Константинос Метаксас сумел убедить военачальников Тзавеласа Рангоса, Искоса и Боцариса запереться со своими отрядами за городской стеной. В общей сложности их численность была 3500 бойцов. 20 сентября армия Мустаи появилась перед Месолонгионом. Осажденные приготовились к бою, но, к их удивлению, Мустаи не стал атаковать сам Месолонгион, а разбил лагерь напротив рыбацкого городка Этоликон (2 тысячи населения в те годы), расположенного на островке в лагуне. Это решение Мустаи необъяснимо и по сегодняшний день. Присутствие турецкой эскадры Хосрефа-паши за лагуной никоим образом не могло ему помочь в взятии Этоликон, поскольку только лодки-плоскодонки были пригодны для этой цели. Этоликон защищали 500 бойцов под командованием сулиота Кицоса Костаса. Турки установили пушки на берегу и 5 октября открыли огонь по островку. Греки, имея свободный доступ к островку, на лодках переправили из Месолонгиона 6 пушек. Командовал ими вернувшийся из Западной Европы для участия в Освободительной войне инженер Михаил Коккинис. Под руководством Коккиниса греческие пушки накрыли огнём турецкие и, понеся потери, турецкие батареи прекратили огонь и отошли. Попытка турок установить пушки на плоскодонки и атаковать Этоликон кончилась плачевно, поскольку грекам удалось сжечь их. 17 ноября, Кицос Дзавелас, с 250 сулиотами и 50 местных жителей, устроил засаду в Скали, где перехватил турецкий обоз. 130 турок были убиты. Трофеи, включая 40 коней, были переправлены в Месолонгион. Вскоре в лагерях Мустаи-паши и Омер-вриони стала остро ощущаться нехватка продовольствия, и начались болезни. 30 ноября, через 70 дней после начала осады, турки сняли её и вернулись: Омер-вриони в Арту, а Мустаи-паша к себе в Шкодер. С начала этой экспедиции и до снятия блокады турко-албанцы потеряли убитыми 4 тысячи человек. До самого конца войны «греки» северной Албании будут избегать участие в войне против восставшей Греции.

Месолонгион выстоял второй раз и остался центром Революции на западе Средней Греции. Лорд Байрон прибыл в город сразу после Второй осады и умер здесь, в апреле 1824 года.