Танкист на иномарке.
Интересное интервью ветерана Великой Отечественной войны Дмитрия Федоровича Лозы. В годы войны Дмитрий Федорович был танкистом, однако воевать ему пришлось не на отечественных машинах, а на танках союзников, о которых он знает абсолютно все.
(P.S. Господа патриоты, не забываем миносовать!)
— Дмитрий Федорович, на каких американских танках вы воевали?
— На Шерманах, мы их звали Эмчи — от М4. Сначала на них стояла короткая пушка, а потом стали приходить с длинным стволом и дульным тормозом. На лобовом листе у них стояла подпорка, для фиксации ствола во время марша. В общем, машина была хорошая, но, со своими плюсами и минусами. Когда говорят, что, мол, плохой был танк — я отвечаю, извините! Плохой по сравнению с чем?
— Дмитрий Федорович, у вас в части были только американские машины?
— Шестая танковая армия воевала на Украине, в Румынии, в Венгрии, Чехословакии и Австрии, а в Чехословакии закончила. А позже нас перебросили на Дальний Восток и мы воевали против Японии. Напомню, что армия состояла из двух корпусов: 5-го Гвардейского танкового Сталинградского корпуса, он воевал на наших Т-34, и 5-го механизированного корпуса, где я служил. До 1943 года в этом корпусе стояли английские танки Матильды и Валентайн. Англичане нам поставляли Матильды, Валентайны и Черчилли.
— Черчилль позже поставляли?
— Да, попозже,а после 1943 года наши совсем отказались от этих танков потому, что очень серьезные недостатки выявились. В частности, на тонну веса этого танка приходилось где-то 12-14 л.с., а уже в то время считалось для нормального танка иметь 18-20 л.с. Из этих трех типов танков -лучший, канадского производства, Валентайн.
Броня обтекаемая, а главное , что на нем стояла 57-мм длинноствольная пушка. С конца 1943 года мы перешли на американские Шерманы. После Кишиневской операции наш корпус стал 9-м Гвардейским. Я дополню о структуре — каждый корпус состоял из четырех бригад.
В нашем мехкорпусе было три мехбригады и одна танковая бригада, где я воевал, а в танковом корпусе было три танковые бригады и одна мотострелковая. Так вот, в нашей бригаде с конца 1943 года поставили Шерманы.
— Но английские танки не изымали, они воевали до своего конца, то есть был период, когда ваш корпус имел смешенную матчасть — и английскую и американскую. Возникали ли дополнительные проблемы в связи с наличием такой широкой номенклатуры машин разных стран? Например, со снабжением, ремонтом?
— Проблемы со снабжением были всегда, а вообще-то, Матильда — говенный танк, просто невероятно! Я хочу особо подчеркнуть один недостаток. Какая-то дурная голова в Генштабе спланировала операцию так, что наш корпус бросили под Ельню, Смоленск и Рославль. Местность там лесисто-болотистая, то-есть, отвратительная. А Матильда,танк с фальшбортами и разрабатывался, в основном, для действий в пустыне. В пустыне хорошо — песок высыпается, а у нас грязь забивалась в ходовую между гусеницей и фальшбортом. У Матильды коробка перемены передач (КПП) была с сервомеханизмом, для легкости переключения передач. В наших условиях она оказалась слабой и постоянно перегреваясь выходила из строя.
У англичан уже тогда, в 1943-м, был агрегатный ремонт, то есть, сломалась КПП — ты четыре болта отвернул, коробку долой, новую поставил и поехал. А у нас так не всегда получалось. У меня в батальоне был старшина Нестеров, бывший колхозник-тракторист, в должности батальонного механика. Вообще, в каждой роте был механик, а этот был для всего батальона. Еще у нас в корпусе был представитель английской фирмы, которая производила эти танки, вот фамилию забыл. Она была у меня записана, но после того, как меня подбили, все у меня в танке сгорело, и фотографии, и документы, и записная книжка.
На фронте запрещалось вести записи, но я вел потихоньку. Так вот, представитель фирмы постоянно мешал нам ремонтировать отдельные узлы танка. Говорил, «Здесь заводская пломба, ковырять нельзя!» То есть выбрасывай агрегат и ставь новый. А нам что делать? Нам танк чинить надо. Нестеров у нас ремонтировал все эти коробки передач запросто. Представитель фирмы раз подошел к Нестерову, «Ты в каком университете учился?», а Нестеров отвечает «В колхозном». (Просто умиляет, знаете ли… Так и вспоминается бессмертное: «на фиг нам ваш мелкоскоп — мы на глаз пристрелямши!» Авт.).
Шерман был гораздо лучше в плане ремонтопригодности. Знаете, что одним из конструкторов Шермана был русский инженер Тимошенко? Это какой-то дальний родственник маршала С.К.Тимошенко. Высокое расположение центра тяжести было серьезным недостатком Шермана. Танк часто опрокидывался на бок, как матрешка. Вот благодаря этому недостатку я, возможно, и остался жив. Воевали мы в Венгрии, в декабре 1944 года.
Веду я батальон, и ,на повороте, мой механик-водитель ударяет машину о пешеходный бордюр. Да так, что танк перевернулся. Конечно, мы покалечились, но остались живы. А остальные четыре мои танка прошли вперед и там их сожгли.
— Дмитрий Федорович, у Шермана была резино-металлическая гусеница. Некоторые современные авторы указывают это как недостаток, поскольку в бою резина могла выгореть, тогда гусеница разваливалась и танк останавливался. Что вы можете сказать по этому поводу?
— С одной стороны, такая гусеница — это большой плюс. Во-первых, у такой гусеницы срок службы вдвое больше обычной, стальной гусеницы. Боюсь ошибиться, но, по-моему, срок службы траков Т-34 был 2500 километров. Срок службы траков у Шермана был свыше 5000 километров. Во-вторых, Шерман по шоссе идет как автомобиль, а наш Т-34 так громыхает, что его за черт знает сколько километров слышно.
А что было отрицательного? В моей книге «Commanding the Red Army’s Sherman Tanks» есть очерк, называется «Босоногие». Там я описал случай, произошедший с нами в августе 1944 года в Румынии, во время Яссо-Кишиневской операции. Жара стояла страшная, где-то + 30 градусов. В сутки тогда мы проходили до 100 километров по шоссе. Резиновые бандажи на катках разогревались настолько, что резина, плавясь, отлетала метровыми ошметками. И недалеко от Бухареста наш корпус встал: резина облетела, катки стало заклинивать, шел ужасный скрежет и в итоге мы остановились.
Об этом было срочно доложено в Москву: шутка ли? Такое ЧП, весь корпус встал! Но новые катки нам привезли очень быстро и мы три дня их меняли. Уж не знаю, где они смогли найти столько катков за такое короткое время?
Еще один минус резиновой гусеницы: даже при небольшой гололедице танк становился, как корова на льду. Тогда нам приходилось обвязывать гусеницы проволокой, цепями, забивать туда болты, чтоб хоть как-то можно было ездить. Но это произошло только с первой партией танков. Увидев это, американский представитель сообщил об этом на фирму, и уже следующая партия танков пришла с дополнительным комплектом траков с грунтозацепами и шипами. Грунтозацепов было, по-моему, по семь штук на гусеницу, то есть всего 14 штук на танк.
Они лежали в ящике ЗИП. Вообще у американцев работа была поставлена четко, всякий замеченный недостаток устранялся очень оперативно. Еще один недостаток Шермана — конструкция люка механика-водителя. У Шерманов первых партий этот люк, расположенный в крыше корпуса, просто откидывался вверх- вбок. Механик-водитель открывал его част, высовывая голову, чтобы лучше видно было. Так у нас были случаи, когда при повороте башни, пушкой задевали люк и он, падая, сворачивал шею водителю.
Один или два таких случая у нас было. Потом это устранили и люк приподнимался и просто сдвигался в сторону, как на современных танках.
У Шермана ведущее колесо было спереди, то есть, карданный вал шел через весь танк , от двигателя к КПП. У тридцатьчетверки все это стояло рядом. Еще один большой плюс Шермана заключался в подзарядке аккумуляторов. На нашей тридцатьчетверке для зарядки аккумулятора нужно было гонять двигатель на полную мощность, все 500 лошадей.
У Шермана в боевом отделении стоял зарядный бензиновый мотоблок, маленький, как мотоциклетный. Завел его — и он тебе зарядил аккумулятор. Для нас это было великое дело! Уже после войны, я долгое время искал ответ на один вопрос. Если загорался Т-34, то мы старались от него отбежать подальше, хотя это запрещалось. Боекомплект взрывался. Некоторое время, с полтора месяца, я воевал на Т-34, под Смоленском.
Подбили командира одной из рот нашего батальона. Экипаж выскочил из танка и немцы зажали их пулеметным огнем. Они залегли там, в гречиху и в это время танк взорвался. К вечеру, когда бой затих, мы подошли к ним. Смотрю, командир лежит, а кусок брони размозжил ему голову. А вот когда Шерман сгорал, то снаряды не взрывались. Почему так?
Однажды на Украине был такой случай. Меня временно поставили на должность начальника артснабжения батальона. Подбили наш танк. Мы выпрыгнули из него, а немцы зажали нас плотным минометным огнем. Мы залезли под танк, а он загорелся. Вот мы лежим и некуда деться. А куда? В поле?
Там немцы на высотке все простреливают из пулеметов и минометов. Лежим. Уже в спину жар печет. Горит танк. Мы думаем -всё, сейчас бабахнет и тут будет братская могила. Слышим, в башне бум-бум-бум! Ага, это бронебойные вышибает из гильз: они же унитарные были. Вот сейчас огонь доберется до осколочных и как ахнет! Но ничего не случилось. Почему так?
Почему наши осколочные рвутся, а американские нет? Если кратко, то оказалось, что у американцев более чистое ВВ, а у нас был какой-то компонент, увеличивавший силу взрыва в полтора раза, но при этом увеличивая и риск взрыва боеприпаса.
Считается достоинством то, что Шерман изнутри был очень хорошо выкрашен. Так ли это? — Хорошо — это не то слово! Прекрасно! Для нас тогда это было нечто. Как сейчас говорят — евроремонт! Это была какая-то евро-квартира! Во-первых, прекрасно покрашено. Во-вторых, сидения удобные, обтянуты были каким-то замечательным особым кожзаменителем. Если танк твой повредило, то стоило буквально на несколько минут оставить танк без присмотра, как пехота весь кожзаменитель обрезала. А всё потому, что из него шили замечательные сапоги! Просто загляденье!
— В вашей книге «Commanding Red Army Sherman Tanks» написано, что с января 1944 года в 233-й танковой бригаде Шерманы М4А2 были вооружены не короткими 75-мм, а длинноствольными 76-мм пушками. Для января 1944 года это слишком рано, такие танки появились позднее. Еще раз разъясните какими пушками были вооружены Шерманы в 233-й ТБр?
— Не знаю, у нас Шерманов с короткоствольными пушками было мало. Очень мало. В основном — с длинноствольными пушками. Не только наша бригада воевала на Шерманах, может, в других бригадах были? Где-то в корпусе я видел такие танки, но у нас были танки с длинной пушкой.
— Дмитрий Федорович, в каждом Шермане, приходившем в СССР было личное оружие для экипажа: автоматы Томпсона. Я читал, что это оружие разворовывалось тыловыми частями и до танкистов практически не доходило. Какое оружие было у вас: американское или советское?
— К каждому Шерману поставлялось два автомата Томпсона. Калибр 11,43 мм — здоровый такой патрон! Но автомат был дрянной. Было у нас несколько случаев. Ребята, на спор, одевали на себя пару ватников, отходили, в них стреляли. И в ватниках эта пуля застревала! Вот такой был автомат говенный. Вот немецкий автомат со складным прикладом (имеется ввиду пистолет-пулемет MP-40 фирмы Эрма — V_P) мы любили за компактность. А Томпсон здоровый — с ним в танке не развернешься.
— На Шерманах стояли зенитные пулеметы. Ими часто пользовались?
— Не знаю почему, но одна партия танков приходила с пулеметами, а другая — без. Этот пулемет мы использовали и против самолетов и против наземных целей. Против самолетов использовали нечасто потому, что немцы тоже не дураки были: бомбили либо с высоты, либо с крутого пике.
Пулемет хорош был на 400-600 метров. А немцы бомбили, наверное, метров с 800 и выше. Он бомбу кинул и быстро ушел. Попробуй его, собаку, сбей! Так что использовали, но неэффективно. Мы даже пушку использовали против самолетов: ставишь танк на склон холмика и стреляешь. Но общее впечатление — пулемет хороший. Эти пулеметы нам очень помогли в войне с Японией — против смертников. Стреляли так много, что пулеметы раскалялись и начинали плеваться. У меня до сих пор в голове сидит осколок от зенитного пулемета.
— В своей книге вы пишете о бое за Тыновку частей 5-го мехкорпуса. Вы пишете, что бой был 26 января 1944 года. Тут товарищ раскопал немецкие карты, судя по которым, 26 января 1944 года Тыновка находилась в советских руках. Кроме того, товарищ раскопал немецкое разведдонесение, основанное на допросе советского лейтенанта из истребительно-противотанкового дивизиона 359-й СД, который показал, что в Тыновке стоят советские Т-34 и американские средние танки, а также несколько КВ, закамуфлированные соломой. Товарищ спрашивает, не могла ли произойти ошибка с датой, он говорит, что неделей ранее Тыновка действительно была в немецких руках?
— Очень может быть. Ребята, там такая каша была! Обстановка менялась не по дням, а по часам. Мы окружили Корсунь-Шевченковскую группировку немцев. Они стали прорываться, а с внешнего кольца немцы тоже по нам ударили, чтоб помочь вырваться своим из кольца. Бои были такие тяжелые, что за одни сутки Тыновка несколько раз переходила из рук в руки.
— Вы пишете, что 29 января 5-й мехкорпус продвигался на запад для поддержки частей 1-го Украинского фронта, сдерживавших немецкое контрнаступление. Через несколько дней мехкорпус оказался в районе Винограда. Следовательно, 1 февраля он оказался на пути основного удара немецких 16-й и 17-й танковых дивизий 3-го танкового корпуса. Этот удар наносился из района Русаковка — Новая Гребля на север и северо-восток. За несколько дней немцы овладели Виноградом, Тыновкой, форсировали реку Гнилой Тикич и достигли Антоновки. Не могли бы вы описать роль мехкорпуса в развернувшемся сражении?
— Мы окружили немцев, замкнули котел и нас тут же бросили на внешний фронт окружения. Погода была ужасная, днем непролазная грязь: спрыгнул с танка в грязь, так было легче вытащить тебя из сапог, чем твои сапоги из грязи. А ночью ударял морозец и грязь замерзала. Вот по такой грязи нас кинули на внешний фронт. Танков у нас оставалось очень мало. Чтобы создать видимость большой силы, ночью мы зажгли фары на танках, автомашинах и двинулись вперед и всем корпусом встали в оборону. Немцы решили, что в оборону зарылось много войск, но на самом деле, корпус был укомплектован танками процентов на тридцать, к тому моменту. Бои были такими тяжелыми, что оружие раскалялось, а, порой, и пули оплавлялись. Ты стреляешь, а они плюхаются в грязь, в сотне метров от тебя. Немцы рвались, как обезумевшие, во что бы то ни стало, им терять было нечего. Небольшими группами им все же удавалось прорываться.
— Запирали ли вы люки во время боев в городе?
— Мы запирали люки обязательно. Я о таком приказе ничего не слышал. Вот у меня, когда я в Вену ворвался, танк забрасывали гранатами с верхних этажей зданий. Я приказал загнать все танки в арки домов и мостов. А свой танк вынужден был время от времени выводить на открытое место, чтоб расправить штырьевую антенну и связаться по рации с командованием. Радист и механик-водитель возились внутри танка, а люк оставили открытым. И сверху кто-то бросил в люк гранату. Она взорвалась на спине у радиста и оба погибли. Так что в городе мы люки закрывали обязательно.
— Основной поражающей силой кумулятивных боеприпасов, к которым относились и фаустпатроны, является высокое давление в танке, поражающее экипаж. Если люки держать приоткрытыми, то появлялся шанс уцелеть.
— Это верно, но люки мы все равно держали закрытыми. Может, в других частях было по-другому. Все же фаустники били в первую очередь по двигателю. Танк загорался, хочешь не хочешь из танка выпрыгнешь. А тут они уже расстреливали экипаж из пулемета.
— Какой шанс выжить, если танк подбивают?
— 19 апреля 1945 года в Австрии меня подбили. Тигр прошил нас насквозь, снаряд прошел все боевое отделение и через двигатель. В танке было три офицера: я как комбат, командир роты Саша Ионов, у него танк уже подбили, и командир танка. Три офицера и механик-водитель и радист.
Когда Тигр нас прошил, то погиб механик-водитель, мне разбило всю левую ногу, справа от меня Саша Ионов, ему правую ногу оторвало, командира танка ранило, внизу под ногами у меня сидел командир орудия Леша Ромашкин, ему обе ноги оторвало. Кстати, как раз незадолго перед этим боем, мы как-то сидели, ужинали, и Леша сказал мне «Если мне ноги оторвет, то я застрелюсь.
Кому я буду нужен?» Он детдомовский, никого родных не было. И вот действительно, судьба распорядилась. Вытащили Сашу, вытащили его, и стали помогать выбраться остальным. И в этот момент Леша застрелился. А вообще, обязательно одного-двух человек либо ранит, либо убьет. Смотря, куда снаряд попадет.
Завершающая
— Какое вознаграждение полагалось за уничтоженный танк, пушки и пр.? Кто определял это или существовали жесткие правила поощрения и награждения? При уничтожении танка противника, награждался весь экипаж или только отдельные его члены?
— Деньги давались на экипаж и делились поровну между членами экипажа. В Венгрии, в середине 1944, года на одном из митингов мы решили, что все деньги, которые нам причитаются за подбитую технику, мы будем собирать в общий котел и потом отсылать семьям погибших наших товарищей. И вот уже после войны, работая в архиве, наткнулся на подписанные мною ведомости о передаче денег семьям наших друзей: три тысячи, пять тысяч и так далее. В районе Балатона прорвались мы в тыл к немцам, и так получилось, что мы расстреляли немецкую танковую колонну, подбили 19 танков, из них 11 тяжелых.
Много автомашин. Всего нам засчитали уничтоженных 29 боевых единиц техники. Мы получили за каждый подбитый танк 1000 рублей. В нашей бригаде было очень много танкистов-москвичей, поскольку наша бригада формировалась в Наро-Фоминске, и пополнение к нам прибыло из московских военкоматов. Поэтому, когда уже после войны я пошел учиться в военную академию, то я старался, насколько возможно, встретиться с семьями погибших. Конечно, разговор был печальный, но он был так необходим им, ведь я тот человек, который знает, как погиб их сын, отец или брат.
И часто рассказываю им, так и так, называю дату. И они вспоминают, а нам в тот день было не по себе. Вот мы деньги тогда получили. А иногда нам удавалось отослать не деньги, но посылки с трофеями.
