Ранним утром 30 марта 1878 года из Кронштадта в Ораниенбаум пешим порядком по уже начавшей разрушаться ледовой дороге вышла колонна моряков — 66 офицеров, 606 нижних чинов и небольшой обоз. Вел колонну капитан-лейтенант К. К. Гриппенберг. В Ораниенбауме моряков ожидал специальный поезд, и на следующий день они уже были в Ревеле.
Здесь в порту их ждал зафрахтованный в Гамбурге немецкий пароход «Cimbria»; уже 1 апреля он вышел в море. Куда спешили русские моряки? Что за таинственная экспедиция затевалась?
В середине 70-х годов прошлого столетия обстановка на Балканах резко обострилась. Назревала очередная русско-турецкая война. В историю она вошла как война 1877-1878 годов. Помимо освобождения болгар от турецкого ига Россия ставила перед собой задачу укрепить влияние на Черном море и в зоне проливов. С этим никак не могла согласиться Англия. Ее позиция была столь непримирима, что начало войны с Турцией грозило привести к столкновению и с «владычицей морей». О войне России с Англией Бисмарк как-то сказал: «бой быка с китом». Канцлер понимал, что в открытом сражении ни та, ни другая сторона не в состоянии разбить друг друга, но каждый из противников имел свои слабые стороны. Ахиллесовой пятой Англии была ее морская торговля.
В России хорошо помнили первую Американскую экспедицию, блестяще осуществленную в 1863—1864 годах адмиралами С. С. Лесовским и А. А. Поповым. Угроза крейсерской войны в океане с базированием русских крейсеров на порты Соединенных Штатов оказала тогда решающее влияние на позицию Англии. Вот и на этот раз решили повторить прошлый опыт. В ноябре 1876 года командующие русскими эскадрами адмиралы И. И. Бутаков (брат знаменитого адмирала Г. И. Бутакова) на Средиземном море и О. П. Пузино на Тихом океане получают приказ «идти в Америку».
В это же время наш посол в Вашингтоне получает запрос:
«Не осталось ли в архивах русского посольства… следов от плана, который был разработан на эскадре в 1863 г.? Если да… то пусть в посольстве составят докладную записку из имеющихся документов».
Телеграмма поставила посла в затруднительное положение. Однако вскоре он вспомнил, что один из флаг-офицеров С. С. Лесовского лейтенант Л. П. Семечкин, ставший уже капитан-лейтенантом и адъютантом великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича, находится на Всемирной выставке в Филадельфии. Посол обратился к нему за помощью.
«Просьба пришлась как нельзя по адресу. Семечкин мог ясно припомнить всю переписку 1863 г., которая велась… через него. Поработав над имеющимися документами, пополнив недостающие сведения своими воспоминаниями»,
он составил подробную докладную записку. Ее вывод звучал так:
«Не нарушая своего нейтралитета, Америка может дополнить наш флот продажей России нескольких крейсеров и снаряжением их у себя».
Война с Турцией началась 10 апреля 1877 года; разрыва отношений с Англией, к счастью, не произошло.
«Вследствие этого записка Семечкина была положена под сукно, а Бутаков и Пузино получили предписание идти обратно в Россию».
Между тем война на Балканах шла полным ходом. Русские наступали, и чем ближе они подходили к Константинополю, тем непримиримее становилась позиция Англии. Куда уж, казалось, больше, если королева Виктория писала своему премьеру, что
«будь она мужчиной, немедленно отправилась бы бить русских».
К началу 1878 года Турция практически была разбита, и 20 февраля в занятом русскими войсками пригороде Константинополя Сен-Стефано был подписан мирный договор. Увы, его условия настолько не устраивали Англию, что она начала открыто готовиться к войне. Британский флот появился под Константинополем.
Вот тогда-то и вспомнили о докладной записке Л. П. Семечкина. Однако сразу возникли вопросы:
«Есть ли возможность… приобрести крейсера в Америке? Допустит ли американское правительство выйти… крейсерам из своих портов и насколько велики их шансы на устойчивую деятельность?»
Изучение этих вопросов генерал-адмирал поручил специально созданной комиссии. Вскоре идею в целом одобрили, и комиссия вынесла ее на решение императора.
«При личном представлении государю… Семечкин разъяснил его величеству некоторые стороны дела, устранил… сомнения и окончательным результатом… было то, что государь приказал снарядить экспедиционную партию и поручить организацию всего Семечкину». Когда министр финансов сознался, что не в состоянии ассигновать сумму, на которую рассчитывал первоначально, император спросил Л. П. Семечкина: «Есть ли возможность ограничиться выделенными средствами?
– Конечно, ваше величество… придется только иметь в виду всего три, самое большее четыре крейсера.
– В таком случае, – решил государь, – с Богом и за дело».
Было это вечером 28 марта 1878 года. Телеграмма в Кронштадт ушла немедленно.. Командиров будущих крейсеров управляющий Морским министерством назначил на следующий же день. Ими стали капитан-лейтенанты К. К. Гриппенберг, Ф. К. Авелан и Е. А. Алексеев. Руководство экспедицией поручалось
«старшему из командиров – Гриппенбергу, который должен был подчиняться Семечкину по прибытии последнего в Америку».
Внезапность и таинственность экспедиции, а также материальные выгоды, которые она в себе таила, были столь заманчивы, что от желающих не было отбоя.
«Как только в Кронштадте узнали… что капитан-лейтенант Гриппенберг будет начальником отряда, так список стал быстро пополняться и несколько часов спустя состав был уже полон… оставалось только отбиваться от новых просителей».
Все офицеры получили подъемные пособия от 400 до 800 рублей и потому «успели не только рассчитаться с долгами, но и обзавестись необходимыми вещами и статским платьем». День спустя закончилось комплектование и команд.
Итак, 1 апреля 1878 года «Cimbria» вышла в море. Ее безопасность от англичан гарантировалась немецким флагом. Кстати, когда на следующий день императору доложили,
«что отряд уже… на пути в Америку, он даже изумился быстроте исполнения, но что… всего удивительнее, это тщательное сохранение секрета экспедиции».
Первой заботой К. К. Гриппенберга стало расписать офицеров и матросов
«по фиктивным обязанностям, вроде того, что на корабле значились буфетчики, столяры, садовники, хлебопеки и проч.».
Уже в море К. К. Гриппенберг вскрыл пакет. В нем приказывалось
«обогнуть Северную Англию и… идти в небольшой порт Северо-Американских Штатов, South-West-Harbour».
Расположенный в малонаселенном штате Мэн, почти на границе с Канадой, порт этот как нельзя лучше подходил для пребывания российских экипажей – меньше глаз, меньше разговоров. Впрочем, был и еще один резон, чисто русский. В штате Мэн действовал «сухой закон»: здесь были запрещены любые крепкие напитки.
Между тем для осуществления задуманного плана недоставало «крейсерских карт», составлением которых и занялся Л. П. Семечкин. Несколько дней и ночей усиленной работы – и карты были готовы, большие, с подробно обозначенными торговыми путями, с расчетом количества проходящих по ним судов, с обозначением точек их пересечения и
«процента вероятности захвата в них призов»,
с указанием мест снабжения крейсеров и, наконец, с кружками, обозначающими убежища, где крейсеры могли укрыться
«для освежения команды и починки механизмов».
Император также пожелал ознакомиться с картами.
«Семечкин был позван в кабинет его величества, где удостоился объяснить свои предложения. Государь, выслушав все весьма внимательно, изволил похвалить составителя и саморучно нанес на карту несколько кружков, увеличив… число… убежищ. Затем, обняв Семечкина и пожелав ему успехов… отпустил его от себя».
На второй день Л. П. Семечкин был уже в пути. Не желая давать повода «к разного рода толкам» он уехал
«столь неожиданно, что бывшие у него в тот день гости ровно ничего не подозревали».
Прибыв в Париж, Л. П. Семечкин
«тотчас проехал дальше в Гавр, взял билет на один из пароходов и вскоре отправился в Нью-Йорк».
Когда американский лоцман поднялся на борт парохода и предложил пассажирам последние номера «New York Gerald», в глаза бросились крупные заголовки: «Таинственные пассажиры из России», «Русские крейсера в Америке» и им подобные: появление «Cimbria» уже возбудило любопытство американской прессы.
Надо сказать, что порт, куда прибыли русские экипажи, был чуть ли не самым захудалым на всем восточном побережье США. Его жители почти не вели торговли, лишь изредка появлялись здесь простые рыбачьи лодки. Только к июню с приездом немногочисленных дачников жизнь в поселке несколько оживлялась. Недалеко от пристани стояла таможня,
«занятая, как водится… пограничной стражей, существовавшей здесь скорее для порядка, чем по необходимости».
Можно себе представить, какую сенсацию произвело появление здесь 16 апреля «Cimbria».
«Осторожно пробираясь к берегу, этот океанский великан, миновав… банки и мели, встал на якорь посередине рейда при полном стечении всех жителей».
Исполняя свои обязанности, а скорее удовлетворяя любопытство, начальник таможни подошел на своей крохотной шлюпке к судну и, увидев большое количество матросов, обратился к капитану:
«Кто вы и зачем сюда пожаловали?
– Мы эмигранты из России, – последовал ответ, – рассчитываем найти приют в гостеприимной Америке.
Начальник таможни еще раз с удивлением окинул взором… толпу однообразно одетых «колонистов» и попросил показать бумаги».
Найдя их в полном порядке,
«объявил, что даст знать… начальству, а пока просит повременить со съездом на берег».
То ли власти штата были заранее предупреждены, то ли
«американцы вообще враги излишних формальностей»,
но ответ пришел быстро. Начальник таможни немедленно известил капитана о полной свободе съезжать на берег,
«обяжитесь только словом не свозить на берег ни вина, ни табака, потому что штат наш принадлежит к числу тех, в которых потребление этих продуктов запрещено законом».
Слово было дано, и К. К. Гриппенберг тотчас отправился на телеграф. Однако на станции случилось затруднение. Во-первых, телеграфистам никогда не приходилось «переговариваться цифрами», во-вторых, они совершенно не знали расценок в Россию. Тем не менее, шифрованные телеграммы ушли, и вскоре всем стало ясно, «что за народ такой пожаловал к ним в гости».
В конце апреля «Cimbria» посетила комиссия американских морских офицеров.
«Германский капитан… предъявил ревизорам бумаги, в которых значилось, что экипаж состоит из людей самых разнообразных и в высшей степени мирных профессий».
Удовольствовавшись для проформы поверхностным обзором и не обратив никакого внимания на найденные на судне морские палаши, члены комиссии обменялись с русскими рукопожатиями и охотно согласились на предложенный им роскошный завтрак. Вообще говоря, вся эта комедия была очень мило разыграла и по окончании завтрака
«колонистам были выражены самые искренние пожелания успеха».
Увы, далеко не так просто обстояло дело с общественным мнением. Натянутые отношения с Англией, прибытие большой партии русских моряков, шифрованные телеграммы в Петербург – все это настолько возбудило общественность, что «нескромная американская печать усердно принялась обсуждать вопрос о русских крейсерах». В результате буквально через несколько дней после появления «Cimbria» весь мир уже знал, что русские что-то замышляют.
Естественно, первой заботой Л. П. Семечкина по прибытии в Америку было увидеться с послом. Из Нью-Йорка в Вашингтон он выехал первым же поездом; перед отъездом дал телеграмму в Филадельфию своему знакомому банкиру В. Баркеру. Через несколько часов в вагон еще не остановившегося у платформы филадельфийского вокзала поезда, в котором ехал «кэптен Семечкин», вскочил В. Баркер. Короткие объятия, приветствия и между друзьями произошел следующий разговор.
– Что нового? – спросил Л.П.Семечкин.
– Ваше дело у меня в шляпе, – улыбнулся В.Баркер. – Вы надолго в Вашингтон?
– Нет, всего на несколько часов. А что?
– Да то, что нельзя терять времени. У меня на примете прекрасное судно. Оно устроит вас по всем статьям. Я уже начал переговоры. Если его недорого отдадут, вы сделаете отличное приобретение. Впрочем, его торгуют еще и англичане, могут дать больше. Как бы не прозевать. Смотрите!
Обсудив некоторые детали сделки и решив в принципе, что пароход надо покупать, друзья расстались: В. Баркер возвратился встречным поездом в Филадельфию, Л. П. Семечкин отправился в Вашингтон. Быстро закончив посольские дела, он срочно выехал в Филадельфию, куда для осмотра покупаемого судна уже были вызваны необходимые офицеры с «Cimbria».
Итак, план, разработанный еще в Петербурге, начал претворяться в жизнь. Основными действующими лицами являлись сам Л. П. Семечкин и филадельфийский банкир В. Баркер. О нем Л. П. Семечкин писал как о своем друге, с которым он
«сблизился еще в 1876 году на Международной выставке в Филадельфии». «Вортон Баркер, — писал он, — считается одним из самых почтенных граждан Филадельфии. Репутация его, как человека коммерческого… безупречна. По нашему обоюдному согласию все юридические сделки совершались г. В. Баркером на его имя… Суда покупались и записывались… на его фирму и «de jure» считались американскими. Он же заключал контракты со строителями и поставщиками. Имени русского правительства не было видно вовсе, кроме интимного договора между мною и г. Баркером».
В марте 1878 года В. Баркер подал в правительство предложение о создании экспрессной линии Аляска – Сан-Франциско. Для этого ему требовалось приобрести три — четыре быстроходных парохода. Благодаря солидному капиталу и связям Баркера в правительственных кругах, проект возражений не встретил. Правительство оставило за собой лишь право освидетельствовать пароходы и признать их годными для предполагаемой цели. Что же касается найма экипажей, то
«Америка всегда славилась большой свободой и потому… право найма принадлежало исключительно предпринимателю».
Так возникло, очевидно, не без ведома правительства, фиктивное пароходство В. Баркера. Суть же состоявшегося между ним и Л. П. Семечкиным «интимного договора» заключалась в следующем:
«В. Баркер приобретает на свое имя столько судов, сколько ему будет заказано, производит на них такие переделки… какие ему укажут».
Далее В. Баркер должен был вывести суда в океан под американскими флагами
«в такое время, какое будет вызвано соображениями русского правительства. Для затрат ему делаются необходимые авансы. Окончательный расчет производится при исполнении всех взаимных обязательств. При найме капитанов, офицеров и команды В. Баркер руководствуется указаниями Семечкина и для исключения всяких претензий со стороны властей заключает с ним нотариальный договор».
Выведя суда за пределы территориальных вод США, В. Баркер
«в присутствии необходимых свидетелей и нотариуса передает… Семечкину все свои права на пароходы, совершив на все купчую крепость. Затем американцы спускают свои флаги и садятся на приготовленный для них пароход. Русские командиры вступают в свои права, поднимают военные флаги и озабочиваются приемкой на… суда военных снарядов, пушек… и проч., которые им подвозят специальные пароходы. После превращения мирных торговых судов в военные крейсера эскадра… направляется в назначенное ей место».
Первым судном, купленным Россией буквально через 48 ч после прибытия Л. П. Семечкина в Америку, стал «Stat of California».
«Я остановился в Филадельфии, – вспоминал Л.П.Семечкин, – чтобы возобновить сношение с некоторыми из прежних друзей… и осмотреть на верфи гг. Крампов оконченный в постройке, но еще не спущенный пароход «Stat of California»… Осмотрев внимательно корпус, стоявший на стапеле, и машину, собранную в мастерской, я убедился, что пароход… имеет право называться лучшим в Соединенных Штатах по тщательности и прочности постройки».
Будучи признан годным «для крейсерских целей», пароход был немедленно куплен за 400 тыс. долларов. Кстати, В. Баркер не ошибся. Зная о намерениях русских, англичане также начали скупать через своих агентов в Америке пароходы. Среди намеченных к покупке был и «Stat of California», за который Крамп запросил с них полмиллиона долларов; однако английское адмиралтейство тянуло с ответом и указание о покупке прислало через два дня после того, как пароход стал русским.
И все же шила в мешке не утаишь. Приобретение Россией «Stat of California» вызвало шум в американской прессе.
«Имеют ли русские право покупать суда? Даже если соблюдены все формальности, должно ли этим довольствоваться правительство?»
Пришлось обращаться к самым крупным юристам-международникам, среди которых были известный государственный деятель, соратник А. Линкольна, сын и внук двух президентов Ч. Адамс, крупнейший юрист и дипломат бывший министр юстиции К. Кашинг, член Конгресса герой гражданской войны генерал В. Бутлер и другие. Все они относились сочувственно к делу русских.
«Г-н Адамс созвал репортеров главнейших газет и разъяснил, что американский закон позволяет продавать оружие, но запрещает выпускать вооруженные экспедиции. Закон… позволяет продавать корабли, но последние должны выходить из гавани без пороха и вооруженных людей… Статьи, разъясняющие дело, были напечатаны в 3500 газетах».
Единственным условием, которое все считали обязательным, являлась церемония смены флага. Все считали, что спуск американского и подъем Андреевского флагов должен непременно производиться вне пределов Соединенных Штатов, то есть на расстоянии трех морских миль от американского берега.
«Всякий корабль пользуется правом экстерриториальности. Приобрести его он может только у своих берегов или в пределах вод, никому не принадлежащих».
Не согласиться с этим было нельзя.
Что же касается судовладельцев, то
«искусно сосчитав финансовые возможности русских, они решили, что дело с ними иметь выгодно».
Немаловажную роль в этом сыграла и поддержка «Промышленной лиги», в состав которой входило 1500 заводов и более 2 млн. рабочих.
«Русские дали работу многим тысячам людей, и потому Лига также приняла сторону наших».
8 мая при стечении многочисленных зрителей пароход «Stat of California» сошел на воду; будущий крейсер получил имя «Европа».
«Спуск был замечательно удачен, без малейшей задержки и без единой царапины у рабочих, что было сочтено… за отличное предзнаменование относительно будущей службы судна. В командование пароходом… немедленно вступил капитан-лейтенант Гриппенберг».
Вторым судном, купленным за 275 тыс. долларов, стал «Columbus», получивший имя «Азия». Его также привели в Филадельфию и также поставили для переоборудования на завод В. Крампа.
«Последовательность… и осмотрительность, с которой действовала наша экспедиция, – вспоминает Л. П. Семечкин, – произвела на американцев сильное впечатление».
Деньги у русских были, и сколько они будут покупать судов, никто не знал. Цены на пароходы подскочили. В результате для приобретения третьего крейсера пришлось осмотреть несколько десятков судов, пока за 335 тыс. долларов не удалось купить пароход «Saratogas». Переименованный в крейсер «Африка», он также был поставлен на завод Крампа. Активное участие в переоборудовании судов принимали русские моряки – командиры, офицеры и нижние чины.
Что же касается управления всеми работами, то оно велось из Нью-Йорка. Так было удобнее для сношения с деловыми лицами: банкирами, агентами фирм, директорами океанских компаний, поставщиками различных припасов. Да и Л. П. Семечкина в Филадельфии знали слишком хорошо.
Действовать негласно в Нью-Йорке было значительно легче. Впрочем, отделаться от репортеров оказалось трудно и здесь. Когда они убедились, что «добром от русских… ничего не выведаешь», то устроили настоящую осаду гостиницы, где жил Л. П. Семечкин со своими помощниками. Зато удобство гостиницы заключалось в том, что в ней имелся телеграф.
«Сношение с заводом Крампа, где также было телеграфное бюро, не терпело никаких проволочек. В рабочем кабинете Семечкина лежали чертежи переделываемых судов, велись журналы всем работам, а его помощники, специалисты по различным вопросам, выполняли расчеты по всем нововведениям, предлагаемым командирами. Приходит, например, с завода телеграмма. «На каком шпангоуте можно поставить то или иное приспособление?» Корабельный инженер тотчас садится за выкладки и немного спустя по телеграфу дается ответ: «На 15-м или на 22-м»».
И все же основная часть русских моряков еще долго оставалась на «Cimbria». Как принимали их в американской провинции? Ведь штат Мэн – это не Нью-Йорк и не Вашингтон.
«Наши офицеры и матросы на «Cimbria», – докладывал Л. П. Семечкин, – приняты американцами как дорогие друзья и… взаимные отношения остаются самые лучшие».
А вот что писала об этом газета «Кронштадтский вестник»:
«Мы не можем не воспользоваться… случаем, чтобы не высказать наше сочувствие и… благодарность великой американской нации… за тот радушный прием, какой встретили наши моряки с парохода «Cimbria». Мы совершенно уверены, что Россия и русский флот никогда не забудут этого приема и услуг, им оказанных… Отношения России и великой республики Северо-Американских Штатов с давних пор отличаются необычайно дружеским и взаимодоброжелательным тоном… Такие отношения между великой республикой Северной Америки и самой могущественной из империй старого континента не могли не отразиться на их гражданах. Они везде встречаются как друзья, как люди искренне убежденные во взаимном доброжелательстве и готовности оказать друг другу взаимное содействие».
Особенно теплые взаимоотношения у обителей «Cimbria» сложились с жителями города Бангор, одного из ближайших к месту стоянки.
«Мэр Бангора м-р Гамлин оказал нашим морякам столько внимания и любезности, был причиной того особого гостеприимства и сочувствия, каким нашим моряки и наше дело пользуется в Америке и… в штате Мэн».
Да и «Cimbria», когда стало ясно, «что… незачем уже хранить строгое инкогнито, сделалась местом общедоступным». Не проходило дня, чтобы здесь
«не было гостей обоего пола. Танцевальные вечера, обеды и пикники следовали один за другим. Денег у всех было много, народ все был молодой, а потому скуки и не могло быть!»
Впрочем веселье весельем, гостеприимство гостеприимством, а доступ на пароход был открыт отнюдь не всем. Английскому морскому атташе адмиралу Гордону,
«нарочно прибывшему в South-West-Harbour»,
в приеме на «Cimbria» было отказано. Неудачей закончилась попытка посетить пароход и у английского консула. Наблюдать за «Cimbria» ему пришлось
«поселясь чуть не на самой пристани».
Между тем события в Европе развивались своим чередом. 13 июня 1878 года открылся Берлинский конгресс, ставивший своей целью пересмотр Сен-Стефанского мирного договора. Его открытие вызвало третий пик обострения дипломатических отношений России с Англией. На этот раз Морское министерство отреагировало заказом Крампу крейсера «Забияка». Контракт предусматривал постройку корабля всего за четыре месяца (от закладки до спуска на воду). Его стоимость определялась в 275 тыс. долларов. В случае невыполнения договорных условий предусматривались штрафы. Проектную документацию верфь разработала в рекордно короткие сроки — всего за три недели. 1 июля крейсер «Забияка» был заложен, 9 сентября спущен на воду, а через четыре месяца и 18 дней испытан в пробном плавании. К сожалению, ранний ледостав на реке Делавэр и суровая зима не позволили завершить испытания в 1878 году. Да и дела с «Забиякой» у Крампа шли туго. Сдать крейсер удалось только на следующий год и то с большими штрафами: за опоздание со спуском на 9 дней – 63 тыс. долларов, за переуглубление на 9 дюймов – 60 тыс. долларов, за меньшую на 0,5 уз. скорость – 35 тыс. долларов. В результате вместо договорной цены Крамп получил всего 153 тыс. долларов и то с условием, что обеспечит корабль полными запасами для перехода в Европу. В итоге «Забияка» стал самым дешевым крейсером российского флота. Справедливости ради надо сказать, что это никак не отразилось на дальнейших отношениях Ч. Крампа с русскими заказчиками. Контракт есть контракт, и его условия американские промышленники привыкли соблюдать строго.
Тем временем переоборудование трех крейсеров шло полным ходом, и к концу 1878 года все три корабля были готовы. Отношение к русским морякам оставалось самым доброжелательным.
«Правительство Соединенных Штатов позволило нашим крейсерам делать все, что угодно… но не позволяло поднять русский флаг. Это было единственное ограничение».
9 декабря 1878 года «Европа» и «Азия» отошли от заводской стенки. Следуя вниз по реке, они прошли мимо делавэрских мысов и, выйдя через полчаса из пределов вод Соединенных Штатов, спустили американские флаги и подняли Андреевские. Покинул вскоре Соединенные Штаты и крейсер «Африка». Какие чувства и впечатления увозили с собой русские моряки? Прежде всего признательность за гостеприимство и исключительно доброжелательное отношение со стороны американцев, восхищение их деловитостью, организованностью и достигнутым уровнем развития техники. Вместе с тем далеко не все в американской жизни воспринималось русскими однозначно.
«Соединенные Штаты, – писал из Нью-Йорка корреспондент «Кронштадтских ведомостей», – это страна всемогущественного доллара… Время для американца – деньги; цель жизни – «make money». Болезнь для него невыносима; она отнимает время, нужное… для приобретения денег… Работа идет непрерывная, безостановочная – до смерти. Продлите жизнь американцу, и все остальные годы он посвятит тому же занятию – приобретению долларов… Только доллар обеспечивает в Америке положение в обществе, только доллар дает власть, влияние и часто гарантию полной безнаказанности. Страсть к его приобретению у американцев преобладающая все другие страсти».
К концу 1878 года три крейсера прибыли в Европу. До середины апреля они ждали в Копенгагене вскрытия льда в Финском заливе и, наконец, отдали якорь на Большом Кронштадтском рейде. Появление «американских крейсеров», а именно так окрестили их в русском флоте,
«оживило наш рейд и всполошило всю морскую общественность».
Крейсеры буквально заполонили гости и посетители. Побывал на них и великий князь Александр Александрович с великой княгиней Марией Федоровной. Дотошно, с профессиональным интересом, как говорится, от киля до клотика, осмотрел все три корабля генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич. Осмотр «Европы» продолжался почти два часа. Верхняя и жилые палубы, кают-компания, каюты офицеров и капитана, лазарет, шхиперская, трюмы, машина, кочегарные отделения, крюйт-камера, боевые погреба – все было подробно осмотрено. Надо сказать, что здесь было на что посмотреть. Технических новинок на кораблях было достаточно: коловратные машины для подъема шлака из кочегарок, циркуляционные пожарные помпы, электроосвещение и электрическая сигнализация, водонепроницаемые переборки и водоотливные средства, самописцы в каюте старшего механика для контроля за давлением пара в котлах и даже
«недавно изобретенная машинка для печатания писем».
Хороши были и бытовые условия экипажа.
«Света и воздуха везде много, палубы высокие и множество иллюминаторов делают то, что жизнь на кораблях этих очень приятна во всех климатах и при всяком состоянии погоды. Комфорт и изящество отделки кают поразительны».
Одним словом, было все, не было только артиллерии. Строго соблюдая законы Соединенных Штатов, стремясь избежать каких бы то ни было конфликтов с властями и американской общественностью, вооружать крейсеры не стали. Орудия решили установить в Кронштадте. Да и артиллерия в России была не хуже американской. Так построенные в Соединенных Штатах корабли были
«превращены в военные крейсера трудом русских моряков, причем американская техника соединилась… удачно с русскими военно-морскими знаниями».
Россия получила для крейсерской службы прекрасные суда.
После недолгой стоянки в Кронштадте все три крейсера отправились в дальние и кругосветные плавания. Включённые в состав Тихоокеанской эскадры, они предназначались для охраны и освоения дальневосточных рубежей России – Владивостока, Курильских островов, Камчатки. Однако приходилось совершать и значительно более дальние походы. Десятки портов Индийского и Тихого океанов от Калькутты и Сингапура до Сан-Франциско и Мельбурна посетили «американские крейсеры». Плавая почти постоянно в малоизученных районах, экипажи активно занимались их описанием. После гидрографических работ в Беринговом проливе в 1882 году имя крейсера «Африка» присвоили мысу и горе на восточном побережье Камчатки. Интересно заметить, что в кругосветном плавании крейсера «Африка» принимал участие мичман В. Ф. Руднев, будущий командир крейсера «Варяг», кстати, также построенного в Филадельфии на заводе Крампа. После возвращения на Балтику «Африка» вместе со ставшим уже учебным судном крейсером «Европа» участвовала в испытаниях изобретенного А. С. Поповым радио. В 1898 году с помощью установленных на них передающих и приемных аппаратов впервые удалось наладить радиосвязь на расстоянии трех миль.
Служба крейсера «Забияка» проходила тоже на Тихом океане; она включала в себя охрану побережья, рыбных и пушных промыслов, попутно проводились гидрографические работы. В 1894 году при плавании у Командорских островов был обнаружен не известный ранее мыс на острове Беринга. Экипаж назвал его именем своего корабля.
Когда началась русско-японская война, «Забияка» находился в Порт-Артуре. 25 ноября 1904 года он затонул от попаданий японских снарядов. Что касается «Европы», «Азии» и «Африки», то их сдали на слом в 1920-х годах.
источник: Ю. Л. КОРШУНОВ ««Таинственная экспедиция» в Америку» сборник «Гангут» вып.23
