Сибирь, 0010 P.A.

 Сибирь, 0010 P.A.

— Ну?

— Баранки гну, — глухо и неприветливо отозвались на почти правильном русском две торчавшие из-под недр моторного отделения ноги.

 Капитан Олег Скворцов мрачно воззрился на высящуюся прямо перед ним неуклюжую громаду самоходной пусковой установки ”Тюльпан”. Массивная гусеничная самоходка, чем-то напоминающая арктические вездеходы из довоенных журналов, недвижной громадой застыла посреди дороги. Солнечные блики играли на застекленных смотровых щелях кабины, массивные броневые заслонки над которыми были откинуты вверх и зафиксированы в таком положении. Если бы у Марины Мишиной, чье негромкое насвистывание доносилось сейчас из откинутого верхнего люка, была бы такая возможность, она бы открыла и бронестекла и наслаждалась бы замечательным солнечным днем. Но увы – конструкторы самоходки подобной возможности не предусмотрели, и все, что оставалось мехводу, это фальшиво насвистывать ”I don’t want to set the world on fire”

  [1]. 

 Солнце уже поднялось довольно высоко над чахлыми верхушками деревьев защитной лесополосы.  Высаженные еще в конце сороковых лиственницы и ели с честью выдержали испытание временем, но вот испытание радиацией в свое время оказалось им не по силам. Некогда сплошная полоса защитных насаждений превратилась в редкие рощицы, разделенные широкими промежутками, где еще угадывались остатки рыжего леса[2].

 За узкой полосой леса раскинулась Пустошь – бесконечное, до самого горизонта, пространство, заросшее жесткой, побуревшей под яркими солнечными лучами, травой. След от ядерного взрыва, стершего с мировой карты Красноярск, протянулся вслед за ветром больше чем на сотню миль, оставив этот огромный шрам на равнинах Сибири. Радиация была везде – кружилась в небе с частичками пепла… плыла в облаках… падала вместе с окрасившимся в черный цвет дождем[3], впитываясь в беззащитную землю.

 Люди избегали этих мест. Хотя со времен Войны прошло уже больше десяти лет, и уровень радиации здесь упал до приемлемых 80-100 микрорентген в час, все еще мало кто отваживался селиться даже на краю опустевшей равнины. Память о прошедшем кошмаре все еще была слишком ярка у уцелевших. Лишь немногие смельчаки-мародеры, на свой собственный страх и риск, бродили по Пустошам, в поисках сохранившихся сокровищ Старого Мира.

Дорога, на которой застыли сейчас машины 8-ой отдельной батареи реактивной артиллерии, пролегала почти по самому краю Пустоши. Оставаться здесь надолго вряд ли можно было назвать особо полезным для здоровья времяпровождением – дозиметры на поясах ясно говорили о том, что растрескавшийся, сухой грунт еще далеко не полностью истощил свой смертоносный заряд. К сожалению, выбора особого не было. 

…Самоходка замерла поперек серой полосы дороги, разворотив правой гусеницей успевший вырасти на обочине кустарник. Серебристая сигара ракеты, лежащей на решетчатом поддоне, нависала над старым, выщербленным асфальтом всеми своими десятью метрами алюминия. Так машина стояла уже полчаса – с того момента, как с пронзительным завыванием нещадно эксплуатируемого изношенного дизеля, резко свернула вправо и остановилась посреди марша.

 В недрах моторного отсека что-то загромыхало. Торчащие наружу ноги в потрепанных шортах цвета хаки энергично задергались, и, наконец, их обладатель выдвинулся из глубин самоходки, вытирая перемазанные в машинном масле руки куском тряпки.

 — Кранты, — с великолепным висконсинским акцентом произнес Мартин Уэлс, устало опускаясь на надгусеничную полку самоходки, — Коробка передач полетела.

 — И? – убедившись, что американец не собирается продолжать, намекнул Олег, — Это вообще чинится в наших-то полевых условиях? – вопрос, который выдавал вопиющую некомпетентность командира батареи в вопросах конкретики техобеспечения вверенной техники, к сожалению, был достаточно типичен.

  Несмотря на все старания НРП[4], придававшего особое внимание комплектованию и поддержанию армии, было почти невозможно найти достаточное количество компетентных технически специалистов, для поддержания всего того зоопарка найденной, восстановленной, собранной из деталей и кое-как изготовленной техники, которая составляла основу арсенала. Особенно, если речь шла о машинах, чьи лучшие дни не то что миновали еще до Войны, а даже вообще никогда не наступили.

 — Чинится, — с напускной беззаботностью отмахнулся Мартин. Затем, устало вздохнув, он безнадежным тоном завершил фразу, — Заменой самоходки.

Фальшивое насвистывание из недр бронированной громады мгновенно прервалось. Секунду спустя, над распахнутым люком кабины самоходки показалась коротко стриженная светловолосая голова в неуклюжем танковом шлеме. Сдвинув на лоб потертые защитные очки и облокотившись на откинутую крышку люка, Марина, с явным беспокойством за судьбу своей 2П4, прислушалась к разговору. 

— Я имел в виду что-то менее радикальное, — поморщился капитан Скворцов.

— А что может  быть менее радикальным? – риторически вопросил Уэлс. Стянув с головы форменное кепи, ракетный техник попытался оттереть с него масляные пятна, — Эта машина, — он обличающе ткнул пальцем в бронированный борт самоходки, — и в лучшие-то годы особой подвижностью не отличалась, а сейчас просто пережила все сроки эксплуатации! Ее вообще изъяли с какой-то базы хранения, где она стояла за двадцать лет под дождем, снегом и радиацией!

 — Двадцать ровно, — автоматически поправил его Олег, — Мартин, но это же нелепо! Должен быть способ… 

— Может, какой-то способ и есть, — покладисто согласился Мартин, — Только вот one sma-a-a-l detail, — перешел он на родной язык, — Я его не знаю. Тебе напомнить, что я вообще авиамеханик… был? И к танкам имею ровно то отношение, что в ваши ВВС меня не взяли из-за сомнительного заокеанского происхождения? И вообще… если бы эти ПВО не сбили мой B-52, когда мы возвращались от Иркутска, меня бы тут вообще не было!

 Тяжело вздохнув, капитан Олег Скворцов стянул с головы форменную фуражку и бессильно опустился на надгусеничную полку самоходки.

 В сотый уже раз молодой офицер мысленно проклял тот безумный марш-бросок, благодаря которому 8-я отдельная батарея реактивной артиллерии застряла сейчас посреди Пустошей. А ведь изначально-то все выглядело достаточно разумно! 8-ой отдельной батарее надлежало передислоцироваться поездом в Братск, оттуда – снова по недавно отремонтированной железной дороге до Тайшета, и, наконец, снова поездом – к фронту. Все было разумно и не требовало слишком много от старой, порядком уже изношенной техники…

 Только оказавшись в Братске, Олег выяснил, что генеральный штаб из далекого Владивостока слишком оптимистично оценивал логистическую ситуацию. Железная дорога, как любезно разъяснили офицеру доброжелательные железнодорожные служащие, функционировала на самом-то деле только до Тайшета. Оттуда до линии фронта, приближавшейся к Канску, батарее предстояло добираться на собственных колесах и гусеницах – у кого что было. А если еще конкретнее, то предстоял марш-бросок на сотню с лишним километров по среднестатистическим послевоенным грунтовкам.

 Напрасно Олег доказывал через хрипящий радиопередатчик, что хотя по паспорту, дальность его самоходок, изготовленных на базе ИСУ-152 и составляет двести двадцать километров по шоссе, но то, во что превратилась за послевоенное десятилетие дорога, шоссе даже до Войны не называли. Взаимосвязи времени, пространства, и изношенности шасси машин, которые были построены еще чуть ли не в годы Второй Мировой были явно непонятны его начальству, особенно преподнесенные через скрежещущую ионосферу. И, что самое обидное, капитан Скворцов не мог отрицать того, что в общем-то начальство было право, требуя не дожидаться решения транспортной проблемы, а добираться до пункта назначения своим ходом. Боевые действия против ”генералиссимуса” Рыжкина шли полным ходом, и несмотря на то, что войска НРП успешно теснили противника, понятие ”лишние ресурсы” у них не существовало…

 Антон Рыжкин был одним из той неприятной когорты диктаторов, как грибы после весеннего дождя возникших после Войны, которые искренне считали, что наличие усов и безудержные репрессии автоматически дают их обладателю место в истории, рядом со Сталиным. Историческая роль последнего была предметом жарких дискуссий историков и идеологов НРП – одни кричали, что Сталина на руках носить надо, другие призывали сровнять Иосифа с землей и пыли не оставить – но в том, что Рыжкину ничего подобного не светит, все историки были единодушны.

 Бывший генерал-лейтенант КГБ, с безвестной предвоенной карьерой и недоказанными заслугами (что не мешало ему каждый день возглашать о них по радио на весь радиус досягаемости своих коротковолновых станций), он с бандой прихлебателей захватил в 0004 P.A. власть в поселениях вокруг развалин Красноярска. Провозгласив своей целью “восстановление истинно социалистического общества”, он тут же, не откладывая, приступил к нелегкой работе в меру своего понимания: приказал воздвигнуть себе памятники, и превратил колхозы в трудовые лагеря с регулярными расстрелами за невыполнение указанных сверху норм.

 “Народно-трудовая гвардия”, как Рыжкин называл своих верных держиморд, вовсю пользовалась “расширенными полномочиями”, то есть безнаказанностью грабить и насиловать кого угодно и когда угодно, неустанно проводя в жизнь политику новоявленного генералиссимуса (после долгих размышлений, Рыжкин, очевидно, решил, что главе пусть даже карликового государства пребывать простым генерал-лейтенантом с сомнительными заслугами несолидно). По подсчетам аналитиков НРП, за время правления Рыжкина численность населения подконтрольных ему территорий сократилась вдвое – и винить в этом исключительно эпифитотию пшеничного фитофтороза было невозможно[5].

Поэтому не было ничего удивительного в том, что НРП, когда ее границы приблизились к территории ”владений” Рыжкина, даже не стала пытаться вступить с диктатором в переговоры. В конце концов, даже в политике есть некоторые моральные принципы. К тому же ситуацию осложняли до крайности претензии Рыжкина на Братскую ГЭС – хоть и наполовину разрушенную двумя уничтожившими Братск термоядерными взрывами, но все еще способную вырабатывать до 750 мегаватт на трех своих еще функционирующих агрегатах.

Сейчас было уже абсолютно ясно, что Рыжкину скоро конец. Никакими особыми военными талантами самозваный ”генералиссимус” не обладал, и всей его военной мысли хватало лишь на то, чтобы ввести в своей кое-как набранной ”армии” систему заложничества (во избежание дезертирства) и ставить своих гвардейцев в качестве заградотрядов (для придания своим войскам хоть какого-то подобия стойкости). Несчастные рекруты Рыжкина сражались с безнадежным отчаянием: войска Ново-Российского Пакта теснили их по всем фронтам, одерживая верх даже там, где уступали силам Рыжкина в численности.  Скоро – очень скоро – наступление генерала Грачнева к Красноярску должно было поставить финальную точку в истории Антона Рыжкина.

 Отвлекшись на миг от актуальных проблем, Олег задрал голову к яркому, безоблачному небу. Высоко, в ясной синеве неторопливо скользили, оставляя за собой белые стрелы инверсионных следов, серебристые искорки самолетов. Три бомбардировщика Ил-28, поднявшихся с авиабазы НРП под развалинами Братска, летели на восток – в очередной раз утюжить Рыжкинские позиции под Канском.

— Так что делать-то? – вернул Олега к реальности голос Марины. Опасно перевесившись через край люка, девушка смотрела сверху вниз на горюющее на надгусеничной полке начальство.

 — А что тут делать, нужно вызывать БРЭМ, — пожал плечами техник-американец, — Сама она с места не сдвинется.

 — А если на буксир? – выдвинул рациональное предложение командир.

— Кем? – хмыкнул бывший летчик, — Твоим джипом?

 Олег невольно бросил взгляд на свой командирский УАЗ, стоявший рядом с поврежденной самоходкой. Судя по страдальческому выражению фар, маленький автомобиль безмолвно умолял его лучше пристрелить, чем мучить.

 Собственно, исключая поломанную самоходку и его личный УАЗ’ик, весь технопарк батареи состоял из: второй гусеничной 2П4, стоявшей чуть впереди по дороге, потрепанного трейлера МАЗ-200В, загруженного до проседания рессор четырьмя боевыми ракетами, старого автобуса ЗИС-127, перекрашенного в маскировочные цвета и используемого для перевозки персонала, еще одного УАЗ’ика, и погрузочно-заряжающей машины сомнительного происхождения на неизвестной базе. В хвосте, замыкая автоколонну колонну, тащился, гордо нацелив в небо зенитный пулемет, БТР-40 боевого охранения.

 Ни одна из этих машин явно не годилась на роль транспорта для пятидесятитонной самоходки.

 — А если снять ракету? – загорелась внезапно идеей Марина.

 — Она пять тонн весит, — напомнил ей Олег, — И даже если мы ее снимем, останутся еще пятьдесят. Да и куда мы ее положим?…

 — А давайте мы ее выстрелим! – выдвинула новое предложение неугомонная мехвод.

 — И скажем, что сама улетела? – съязвил Мартин.

 — Скажем, что учебный выстрел! – парировала Марина.

 Два офицера задрали головы, критически оглядывая серебристую громаду ракеты над головой. Твердотопливная неуправляемая 3Р2 вообще-то предназначалась для доставки ядерных боевых частей, но таковые с них демонтировали еще до Войны, когда передавали весь комплекс ”Филин” на хранение. Инженеры НРП, чей небольшой сохранившийся ядерный арсенал явно не предназначался для частого использования, заменили отсутствующие ядерные боевые части на ракетах осколочно-фугасными боеголовками, весом тонну. На испытаниях, ракета летела на тридцать два километра и оставила после взрыва кратер диаметром в три десятка метров – более чем неплохой сюрприз для оппонентов Союзной Армии[6]. Вот только как доставить этот неповоротливый ”cюрприз” к фронту?

 — Я в этом не участвую, — наконец, решил Мартин, — Пусковая стоит криво. Как бы мы не старались, с таким креном штатный пуск не случится. А мне не улыбается, чтобы из-за какой-то там ошибки вся эта пятитонная “кузькина мать” – идеоматическое выражение он произнес почти правильно, — Рванула прямо на стартовой.

 — Где твой дух испытателя?! – патетически вопросила сверху Марина, выпрямляясь.

 — Я не знаю, где чей дух, но если старший ракетный техник говорит, что ракету так запускать нельзя, то я ее запускать не разрешаю, — расставил все точки над ”i” Олег, — Лучше потерять время, чем угробить самоходку с экипажем. Кроме того… даже если мы от пяти тонн ракеты сумеем отделаться, что делать-то с остальными пятьюдесятью?

 Марина, прикусив губу, огляделась с высоты самоходки, изыскивая пути к спасению 8-ой отдельной батареи.

 — Прицепим ко второй машине… — начала она, — Привяжем, дернем…

 — Ну уж нет! – заорал от стоявшей в пятнадцати метрах впереди второй самоходки ее мехвод, — Вы дернете, и у меня фрикционы сгорят! Моя ходовая еще старше вашей будет!

 — Валька, не будь гадом! – громогласно потребовала Марина.

 — Буду гадом! – неистовствовал второй механик-водитель, высунувшись из люка так, что едва не свалился с самоходки, — Под трибунал пойду, но мою машину доламывать не позволю! Не хватало еще, чтобы и она застряла. Если мои фрикционы сгорят, ты мне новые родишь, что ли?!

 — Прекратить неуставное общение в форме ора! – наконец, не выдержал Олег, — Хватит, и так голова раскалывается после этого кросса по колдобинам! Что вы скандалите, как дети малые?

Слегка утихомирившиеся ”дети” бросали друг на друга недружелюбные взгляды с высоты своих машин. Олег вновь прислонился к теплому, нагретому на солнце бронированному боку машины,  ломая голову над тем, что делать: вызывать тяжелую БРЭМ с краном и большегрузным трейлером, или все же подождать, и попытаться что-нибудь придумать?

 Жара нарастала. Думалось неохотно.

 — Кто-то едет, — апатично произнес обмахивающийся кепкой Мартин, бросив взгляд на восток.

 На востоке, там, куда убегала дорога, виднелось над горизонтом облако пыли, довольно быстро увеличивающееся в размерах. Кто-то и в самом деле, приближался.

 Олег слегка напрягся, одной рукой потянувшись за биноклем, другой – к висящему на поясе древнему ”маузеру”[7]. Хотя дорога, на которой застряла автоколонна, и пролегала на солидном удалении от фронта, а излишняя инициативность в списке добродетелей бойцов Рыжкина точно не значилась, все же полностью исключать возможность внезапного нападения было невозможно. Да и помимо приснопамятного Рыжкина, было еще кого опасаться. Различные банды, которых в округе было видимо-невидимо, представляли постоянную и вполне реальную проблему, и хотя обычно среди них не было дураков нападать на войска Пакта – никогда нельзя было исключать, что какой-нибудь особого тупой атаман все же найдется.

 Вытащив из кожуха бинокль, капитан поднял его к глазам и навел резкость. Расплывчатые пятна в облаках пыли превратились в небольшой вездеходный автомобиль, над которым на длинном флагштоке развевалось гордое знамя НРП.

 — Отбой, — махнул капитан Скворцов солдатам из замыкающего бронетранспортера, уже успевшим нацелить пулемет на приближающуюся машину, — Свои.

 Автомобиль – такой же непритязательный УАЗ’ик, разве что выкрашенный в более темные тона – остановился в сотне метров, пронзительно взвизгнув тормозами. Судя по всему, зрелище стоящей поперек дороги самоходки чем-то изрядно расстроило его пассажиров – во всяком случае, глядя на решительный вид с которым они покинули свое транспортное средство и двинулись к 8-ой отдельной, Олег сразу понял, что диалог будет проходить с криками.

 — Освободите дорогу! – потребовал молодцеватый лейтенант из ”новоприбывших”, останавливаясь в двух шагах от самоходки. Тем самым он мгновенно порушил всякие надежды на мирный исход конфронтации.

 Мартин и Олег беспомощно переглянулись.

 — Вы что не слышите? Товарищи, я говорю – уберите это… это с дороги!

— Не можем, — наконец, сформулировал общий взгляд на мир Олег. И честно ответил, ткнув пальцем в машину за спиной, — Она застряла.

 — Ну так вытащите ее к… — лейтенантик, наконец, заметил капитанские нашивки Олега, и быстро поправился, — Товарищи, дорогу необходимо освободить срочно! По этому направлению перебрасывается к фронту одиннадцатая дивизия штурмовой пехоты[8], с срочным расписанием.

 — Штурмовиков везут на фронт, — рассеяно срифмовала Марина, — Берется русский за ремонт…[9]

 — Без комментариев, сержант, — поморщился капитан, — Товарищ лейтенант, — привстав с гусеницы, шагнул он навстречу новоприбывшему, — Вы уж извините, но у нас тоже есть расписание, и мы твердо намерены его… сорвать. Коробка передач полетела! Так что… готовьтесь-ка объезжать, всей дивизией.

 — По Пустоши? – ужаснулся лейтенант.

 — Нет, погоди-ка, шеф… — задумчиво произнес не по форме Мартин, — Сдвинуть-то с дороги мы ее сможем…

 — Кем? – поинтересовался Олег.

— Второй самоходкой, — ткнул в вторую машину механик. Прежде чем Валентин успел набрать в грудь воздуха и закатить скандал, Мартин продолжил, — Нам же не нужно буксировать всю дорогу, мы просто стащим ее с дороги и развернем боком. Даже дохлые фрикционы должны выдержать.

 — Можно еще подкопать тут, — выдвинула инициативу сверху Марина, — И положить что-нибудь на грунт, чтобы сопротивление движению снизить. Уж не такая выйдет перегрузка, если тянуть медленно и аккуратно.

 — А ракета? – возразил Олег, —  Буксировать вместе с этой пятитонной дурой? В ней одной взрывчатки за восемьсот кило!

— Снимем и положим в тенечке, — подхватил идею Мартин, — Если мы никуда не едем – а пока нам не пришлют тягач и ремонтную бригаду, мы никуда не едем точно – то просто положим на грунт. Ничего с ней не сделается, можем даже брезентом накрыть для надежности…

 — Да уж, это точно, — мрачно проворчал Олег, с тоской представляя себе бесконечные радиообъяснения со штабом, которые неминуемо обрушаться на него в самом ближайшем будущем.

 — Ну что? – Мартин соскочил с гусеницы машины, и размял мышцы, — Я пошел за лопатой?…

P.S. За вычитку особая благодарность коллеге Имперцу.