I. Модификаторы вероятностей (стратегическое развертывание «Альтернатива»)
Первые замечания о грандиозном плане военной кампании 1941 года мы находим в ежедневных записях Ф.Гальдера: «31 января 1941 года. Встреча с командующими группами армий на квартире у главкома. Обоснованные сомнения в осуществимости „Барбароссы“». Позднее генерал-фельдмаршал Рундштедт опубликовал некоторые заметки, сделанные им на этом совещании:
«Фюрер: …следует ясно понять: нам отпущены часы, именно часы, чтобы радикальным образом изменить ситуацию. Война приобретает мировой характер; вступление в нее не только Советского Союза, но и Соединенных Штатов Америки неизбежно уже в ближайшие месяцы. Я посмотрел данные по военному производству в этих странах, и они меня испугали. Если мы не выиграем войну в 1941 году, к середине 1942 года рейх будет раздавлен. Таким образом, речь идет о том, чтобы в течение весны-лета 1941 года коренным образом изменить соотношение сил. Принципиально вопрос о Восточной кампании решен. Следует, однако, отдавать себе отчет, что мы вступаем в борьбу с противником совершенно иным, нежели Франция. Русская армия — назовем вещи своими именами — разгромила в Семилетнюю войну войска Фридриха Великого, а в 1812-1814 годах — Наполеона. Опыт Мировой войны также не настраивает на оптимистический лад. Я хотел бы обратить внимание присутствующих на один принципиальный момент: опыт истории показывает, что русскую армию можно, а иногда и несложно разбить. Зато очень трудно воспользоваться плодами победы. Прошу вас высказываться, господа.
Фон Рундштедт, командующий группой армий „Юг“: В рамках стратегического плана „Барбаросса“ наступление должно было вестись в двух приблизительно равных по силам группировках. Севернее Припятских болот сосредоточиваются войска групп армий „Север“ и „Центр“, имея задачу действовать против Белостокской и Минской группировок противника, прикрываясь со стороны Прибалтики явно избыточными силами в составе двух полевых и танковой армии. Южнее Припяти моя группа армий совместно с румынскими и венгерскими войсками наступает на Луцк и далее на Киев. С точки зрения штаба группы армий „Юг“ этот план не обеспечивает возможности быстрого разгрома противника.
Фюрер: Вы согласны с этим, фон Бок?
Фон Бок, командующий группой армий „Центр“: Да, согласен. Весь план построен на случайном мотиве — он предполагает, что противник сохранит крайне невыгодную для него группировку войск в Белостокском выступе. Если же русское командование разместит свои войска более рационально, тогда в лучшем случае соединения Гудериана и Клейста нанесут удар по воздуху. В худшем случае мы в первый же день операции бросим танки против подготовленной долговременной обороны. Скорее всего, они даже ее прорвут, но очень дорогой ценой.
Фон Лееб, командующий группой армий „Север“: Меня беспокоят два обстоятельства. Во-первых, если русские примут решение отходить на восток, как они сделали это в 1915 году, группа армий „Север“ не сможет им помешать. Даже если мы упредим противника с выходом к Западной Двине, мосты в Риге и Двинске он успеет уничтожить. Возникнет неизбежная оперативная пауза, за время которой противник значительными силами займет оборону по реке.
Фюрер: Я должен понимать вас так, что наряду с разрывом между смежными флангами групп армий „Юг“ и „Центр“ в районе Припятских болот, вы прогнозируете еще и разрыв между группами армий „Север“ и „Центр“?
Фон Лееб: Да, потому что если дела у Бока пойдут сколько-нибудь хорошо, он к десятому-двенадцатому дню операции подойдет к Смоленску и переправится через Днепр. Я же смогу только начать форсирование Западной Двины не раньше двадцатого дня. Само по себе это приведет к обязательной потере темпа в наступлении четвертой, а возможно, и третьей танковой группы.
Фон Рундштедт: Иными словами, если противник не окажет нам любезности дать разгромить себя в приграничных районах страны, мы почти неизбежно потеряем время на линии Западная Двина — Днепр.
Фон Лееб: Прогнозируемая задержка наступления может иметь существенное значение, если русские воспользуются оперативной паузой для того, чтобы вывести Финляндию из войны…»
Следствием этого совещания явился знаменитый «меморандум Манштейна»2, составленный по прямому указанию А.Гитлера. Приведем здесь выдержки из этого замечательного документа, полный текст которого можно найти в любом аналитическом издании, посвященном плану «Шлиффен».
«Достижение стратегической цели кампании — разгрома Советского Союза и вывода его из войны как военной и экономической (в идеале — и политической) силы — затрудняется прежде всего размерами русской территории.
Следует считаться с четырьмя возможными планами действий русских.
1. Превентивная война с наступлением:
а) на Бухарест — Плоешти; и
б) на Люблин, далее на Будапешт — Вену с поворотом на Бухарест — Плоешти, либо на Берлин;
в) на Варшаву с поворотом на Кенигсберг или на Данциг;
г) на Варшаву с дальнейшим движением на Лодзь и Берлин;
д) наступление против Финляндии (возможно, в координации с англичанами, действующими против Северной Норвегии).
Наступления могли быть поддержаны воздушными и морскими (прежде всего, на Черном море: в Румынии, Болгарии или Турции) десантами.
2. Оборона по линии „старых укрепрайонов“.
3. Оборона по линии Западная Двина — Днепр.
4. Глубокое отступление на линию промышленных районов: Ленинград, Москва, Харьков, Ростов-на-Дону.
Стратегический план должен обеспечить безусловный и быстрый разгром противника вне зависимости от того, какой план будет им избран. Это подразумевает глубокий обходный маневр с выходом в тыл „линии промышленных районов“.
Поскольку для двойного охвата не хватает сил, единственной возможностью остается „шлиффеновское наступление“.
Желательность скоординировать в операции действия армии и флота приводит к выбору левого (северного) фланга как ударного.
Таким образом, следует нанести главный удар в Прибалтике.
Действующая там группа армий „Север“ (при поддержке прикрывающей ее правый фланг группы армий „Центр“) должна разгромить войска противника на северо-западе, захватить Ригу и Двинск, войти в районе Новгорода в соприкосновение с финскими войсками и далее развернуть наступление на Ярославль, Казань, Горький, обходя Москву с востока.
Такой план сулит быстрый и полный успех, однако:
1. Удар из Финляндии на Ленинград и далее на Новгород не обеспечен достаточным количеством сил и средств, что может привести к соединению войск союзников в районе Мги и потере оперативного времени;
2. Перед группой армий „Север“ стоит задача с боем преодолеть оборонительную линию Западной Двины в нижнем течении, что также может привести к серьезным задержкам;
3. И главное — развернуть в Восточной Пруссии количество войск, потребных для операции „Шлиффен“, не представляется возможным.
Исходя из этого, предлагается произвести развертывание на территории противника — в ходе Сааремской, Пярнусской и Рижской десантных операций.»3
Следующий шаг был сделан на закрытом совещании в поместье Геринга. Можно только присоединиться к официальной германской историографии, называющей это совещание, на котором были сформулированы понятия «тотальной войны» и выработана концепция Европейского Союза, «историческим». Впервые был поставлен вопрос о психологическом и, в известном смысле, о цивилизационном содержании войны.
Присутствовали фюрер, рейхсмаршал авиации Г.Геринг, Ф.Гальдер и А.Хойзингер. Кроме того, был приглашен Э.Манштейн по случаю назначения временно исполняющим обязанности командующего четвертой танковой группой.4
Участники признали, что война Осью проиграна. Или, словами Г.Геринга: «при правильных и своевременных действиях антигитлеровской коалиции, эта коалиция побеждает, используя простые технические приемы».
Тем самым, высшие иерархи рейха согласились с концепцией А.Гитлера, согласно которой стратегический план летней кампании
Анализируя сложившуюся обстановку, фюрер сказал:
«Причина вероятного поражения рейха лежит в основном в морально-этической плоскости. Германия взяла на себя инициативу развязывания войны и нарушения международного законодательства.
Как минимум, это повлекло за собой откровенно негативную для Германии позицию США. В сущности, с лета
Стараниями „гестапо“ и иных одиозных организаций, пропаганда союзников работает в идеальных условиях. Соблазнительно предположить, что те, кто определяет в рейхе оккупационную политику, являются платными агентами англичан, но увы — предательство, в отличие от глупости, имеет какие-то пределы.
Насколько можно понять из представленных рейхсмаршалом документов, шансы включить оккупированные территории в нормальный экономико-информационный кругооборот минимальны, и, напротив, эти территории постоянно будут потреблять наши войска и ресурсы.
И не будем заблуждаться: общий психологический настрой у наций, сражающихся против „нацистского варварства“, достаточно высок.
Все это — почти невидимые, эфемерные факторы, но, благодаря им, война приобрела для союзников сакральное значение (Крестовый поход), что сделало невозможным заключение компромиссного мира.
Я много размышлял о параноидальной уверенности Запада в неизбежной победе „Добра“ над „Злом“… раз уж немцы добровольно взяли на себя роль „Зла“, они, с точки зрения западного обывателя, обречены. Уверенность в неизбежности победы, разделяемая „свободными народами“, есть реальная стратегическая сила.
У германского народа, над которым довлеет негативный опыт прошлой войны, подобной уверенности нет, несмотря на все одержанные нами громкие победы.
Как ни трудно сказать это, но националистическая идея, спасительная для послеверсальской страны, не соответствует требованиям момента и не отвечает идеологическим потребностям Германии — повелительницы Европы. В этой связи нам придется пересмотреть внутреннюю политику рейха.
Со времен Гинденбурга мы много твердили о „тотальности войны“, о „напряжении всех сил нации“, но так никогда и не дали себе труда понять, что на самом деле означают эти слова — напряжение всех сил. С этого дня я освобождаю вас и себя от химеры, называемой „мировоззрение“. Отбросьте все убеждения, забудьте все предрассудки — личные, классовые, религиозные, клановые, национал-социалистические — если они мешают добиться победы и мира».
В ответ Г.Геринг сформулировал концепцию «позитивной цели» войны. Позднее она была оформлена А.Хойзингером, И.Риббентропом и А.Гитлером в виде «Потсдамской декларации», провозглашающей задачи и цели Европейского Союза.
Весной 1941 года события резко сгущаются. Участники тех тревожных предгрозовых дней — все как один — говорят о резком изменении психологической атмосферы в рейхе. Как было показано А.Силантьевым в «Теории информационных объектов» в стране (начиная с высших штабов и далее по линии вертикальных связей) произошло переключение «энергетической подпитки» с низших на высшие моды националистического эгрегора. Хотя это явление было вызвано искусственно, держалось на личном «магнетизме» фюрера и оказалось нестойким, оно привело к макроскопическим изменениям в распределении исторических вероятностей и стало предвестником «революции сознания» 1968 года.
Между тем, Мировая война шла своим чередом. Переворот в Югославии и тяжелые проблемы на итало-греческом фронте вызвали к жизни операцию «Марита». Наступление на Балканах стало бы фатальной ошибкой рейха, если бы оно не оказалось включено в общий реестр кампании 1941 года, в схему метаоперации «Альтернатива».
Предварительная директива по развертыванию «Альтернатива» была отдана одновременно с началом Югославской кампании. Это означало, что у ответственных исполнителей оставалось лишь несколько недель, чтобы выполнить колоссальный объем намеченных мероприятий. Фюрер не зря говорил о напряжении действительно всех сил безраздельно преданного ему в тот момент рейха.
«Я решил немедленно после завершения операции на Балканах начать наступления „Гиперион“, „Морской лев“ и „Блау“.
Целью развертывания „Гипериона“ является дальнейшее оказание помощи итальянскому союзнику, а также отвлечение внимание Англии и России на Средиземноморский регион. Предусматривается проведение „непрерывной операции“ против Мальты и Тобрука, с развитием на Александрию и Суэц. Командование на местах должно уяснить, что в течение весны-лета 1941 года резервы противника, находящиеся в Северной Африке, на Островах и на Ближнем Востоке, должны быть скованы любой ценой вплоть до самого существования экспедиционного корпуса.
Общая координация действий вооруженных сил „Оси“ на Средиземном море возлагается на рейхсмаршала Геринга.
Целью развертывания „Морской лев“ является стратегическая дезинформация командования Красной Армии. Я один несу ответственность за решение, граничащее с безумием: высадить на английском побережье войска группы армий „Запад“, несмотря на то, что практически вся авиация и большая часть флота рейха, в том числе — высадочные средства — будут в последующие дни задействованы на Востоке. В течение месяца или двух войскам генерал-фельдмаршала Листа придется рассчитывать только на самих себя и удерживать плацдарм при недостаточном снабжении и в условиях вероятного превосходства противника в воздухе. Если какая-то армия в мире и сможет сделать это, то только армия Великой Германии.
Целью наступления „Блау“ является развертывание на территории Латвии и Эстонии войск специальной Десантной группы армий, захват мостов через Западную Двину, соединение частей и соединений, наступающих с прибалтийских плацдармов, с корпусами группы армий „Север“, дальнейшее продвижение к Пскову и Новгороду, установление взаимодействия с войсками немецко-финской группы армий „Финляндия“ и, в конечном итоге, занятие выгодного оперативного положения для последующего осуществления плана „Шлиффен“.
Верховное главнокомандование оставляет за собой принятие решения о вступлении в силу директивы „Шлиффен“5.»
Организационно директива «Альтернатива» предусматривала выделение из состава группы армий «Запад» и войск в Германии специальной Десантной группы армий, базирующейся на Кенигсберг, Данциг, Киль. Войска этой армейской группы при поддержке основных сил Океанского флота Германии, отдельного воздушного флота6 и воздушно-десантных войск должны были овладеть островами Моонзундского архипелага и районом города Рига. (Действиям в Эстонии отводилась вспомогательная роль).
Таким образом, Десантная группа армий развертывалась на территории противника, захватывая оперативные центры позиции (Рига и Сааремаа) и прорывая в первый же день операции линию обороны по Западной Двине.
Группировка войск на Карельском перешейке усиливалась за счет 18-й германской армии, перевозимой из Германии.
Предполагалось, что Десантная группа армий, развертываясь, войдет во взаимодействие с группой армий «Север» в районе Шауляя. В ходе общего наступления северного крыла немецкие войска встретятся с финнами в районах Нарвы, Луги, Новгорода. В дальнейшем предполагалось наступать в рамках исходной идеи плана «Шлиффен» — на Рыбинск и Ярославль с обходом Москвы с северо-востока; финская армия прикрывала операцию продвижением в направлении Архангельска.
Взаимодействие войск левого крыла (группы армий «Финляндия», «Десантная», «Север») обеспечивалась подчинением их общему начальнику — командующему Северным оперативным направлением.
На группу армий «Центр» была возложена задача прикрытия южного фланга СОНа, чего рекомендовалось достичь наступлением в направлении на Минск, Витебск.
Группа армий «Юг» выполняла самостоятельный шлиффеновский маневр на правобережной Украине.
План «Альтернатива» был шедевром, но он требовал от исполнителей напряжения всех сил и, сверх того, безукоризненной работы всех звеньев Генерального Штаба. Речь шла о том, чтобы бросить в огонь сражения все силы, которыми располагала Германия. В резерв не выделялось ни одной дивизии. Поколдовав над графиками перемещения войск7, Гальдер и Хойзингер сумели создать виртуальные резервы: «удалось, не имея специально выделенных войск, постоянно иметь свободные группировки в районе крупных железнодорожных узлов. Так, одна из таких групп, носящая название ОГ „Польша“ была готова к отражению возможной атаки на Варшаву в первых числах мая. За несколько дней до начала операции „Альтернатива“ отдельные части данной группы были передислоцированы на предписанные им позиции почти из всех групп армий Восточного фронта. Так что если бы русские все-таки организовали мощный танковый удар на Варшаву, их ждал бы любопытный сюрприз. Аналогичные группы в различное время существовали в Кракове и Познани»8.
Уникальность «Альтернативы» состояла еще и в том, что оперативный план, насколько можно судить, представлял собой продукт творческого взаимодействия гениального дилетанта и высокоталантливых профессионалов из ОКХ. Со свойственным ему юмором, Ф.Гальдер пишет в своих мемуарах: «Сначала один генерал-фельдмаршал предлагает осуществить переброску нескольких дивизий неподготовленных солдат в глубокий тыл противника, используя практически всю транспортную авиацию Германии и Италии. Даже если бы удалось решить проблемы с переброской всего этого количества самолетов из Италии и Греции и их размещением в Восточной Пруссии, совершенно невозможной выглядит попытка последовательной посадки трех сотен самолетов на русскую (sic!) автомобильную дорогу, не говоря уже о безаварийном взлете с нее. Я уже не говорю о том, что при планировании данной операции этот генерал-фельдмаршал рассчитывал на то, что все самолеты еще и не понесут ощутимых потерь в течение как минимум трехдневного воздушного моста!
Затем другой, не менее опытный, хотя и безумный военачальник, но уже в чине ефрейтора (я нарочно не называю фамилий, дабы не обидеть чем-то этих умных и талантливых людей, просто взявшихся не за свое дело) пытается запланировать выгрузку десанта на необорудованное побережье прямо с океанских лайнеров…
Всего только мысль о возможности проведении подобных замыслов в жизнь побудила меня к решительным действиям. В кратчайшее время мне, с неоценимой помощью Оперативного отдела, пришлось пересмотреть планы всех тех операций, которые вызывали сомнение в своей реализуемости. Прежде всего, это касалось собственно операции „Блау“. В результате мне удалось не только избавиться от запредельно рискованных действий, подобных описанным выше, но и сэкономить значительное количество ресурсов. Правда, для этого пришлось просмотреть не менее четырех основных вариантов расположения войск и распределения транспортных средств.
При подготовке этих вариантов серьезно пригодился накопившийся опыт в планировании перебросок и размещения войск. К тому времени уже был полностью разработан план эвакуации войск из Югославии и Греции. Первоначально на это мероприятие отводилось 18 дней, теперь я смог бы завершить отвод всего за неделю. Одновременно в Генеральном штабе прорабатывалась процедура переброски войск с Западного фронта на Восточный. Эта операция по размаху и сложности до сих пор мне напоминает поворот великих северных рек на юг, по слухам, планируемый русскими9.
Как ни странно, наибольшие трудности в кампании вызвало планирование сосредоточения войск группы армий "Север". В самом деле, весьма затруднительно вместить более полумиллиона человек в Восточную Пруссию, да так, чтобы они не мешали передвижениям друг друга и были готовы к выполнению самых разнообразных задач. В результате корпуса группы генерал-полковника Клюге растянулись от Тильзита до Быдгоща, практически на
Фюрер не оставил воспоминаний, но известно, что он весьма резко возражал против распространенного утверждения, что план «Альтернатива» не имел аналогов в военной истории. В интервью советскому журналу «Новый мир»10 он заявил, в частности: «Основная идея была прямо и непосредственно взята у Наполеона. Великая Армия, приковав внимание противника к Булонскому лагерю, форсированным маршем устремилась на территорию Германии, где и развернулась из походного порядка в боевой, попутно окружив в Ульме авангардную армию Мака. Никто в Генштабе не верил, что удастся скрыть от Сталина подготовку войны на Востоке. Поэтому понадобился „Морской лев“ — если что-то и могло убедить русское командование в том, что мы надолго завязли на Западе, то только реальная высадка на английской территории. После нее все предостережения агентурной и общевойсковой разведки относительно „Блау“, „Альтернативы“ и „Шлиффена“, воспринимались как очевидная дезинформация. Пишут, что русские „не смогли обнаружить немецкий десантный флот на Балтике“. Конечно же, его обнаружили, и не один раз. Поверить не смогли…
Далее, в условиях неизбежной войны между СССР и Германией мы были заинтересованы в том, чтобы Сталин нанес удар первым. В Генштабе рассматривались две возможных версии — действия против союзников Германии, то есть нападение на Румынию и Финляндию, и атака непосредственно германских войск в Польше и Восточной Пруссии. Второй вариант был более опасен, но в целом нас устраивали оба.
Здесь опять-таки необходимо сослаться на пример Наполеона. В кампании 1806 года он предоставил Пруссии кажущееся преимущество во времени, спровоцировав ее на несвоевременное наступление. Мы сделали то же самое. Жуков и Тимошенко считали, что у них есть по крайней мере месяц, в течение которого немецкая авиация и сухопутные войска будут скованы на Западе, в Югославии и Греции. В действительности с переброской сухопутных войск мы уложились в двенадцать дней, а авиация — за счет „Маятника“ — появилась в Румынии и Польше.»
Операция «Маятник», разработанная Хойзингером и Ешоннеком, была столь же тривиальна для дилетанта, сколь невозможна для профессионала. Речь шла о последовательном использовании внутренних операционных линий.
В Первую Мировую войну Германия едва не взяла верх над своими неизмеримо более сильными противниками за счет быстрого маневра соединениями между Западным и Восточным фронтом. Осуществлялся этот маневр по 19-ти сквозным железнодорожным колеям. В рамках указаний фюрера и Геринга о развертывании «Альтернативы» был создан аналог «сквозных магистралей» для авиации.
Многие до сих пор считают, что авиационное соединение можно перемещать между аэродромами со скоростью самолета. В действительности, воздушное соединение включает в себя многочисленные аэродромные службы и систему снабжения горючим и боеприпасами. Потому перебазирование авиации — дело более сложное и более долгое, нежели переброска стрелковых частей или даже танковых групп. Летом 1940 года Герингу, Шперле и Кессельрингу понадобилось больше месяца для того, чтобы переместить базовые аэродромы «Люфтваффе» из района Рейна к побережью.
На совещании в Каринхалле, 7-го февраля 1941 года, А.Гитлер в самой общей форме поставил вопрос о значительном увеличении мобильности авиации рейха. Первоначальное обсуждение этой проблемы в штабе ОКЛ свелось к обоснованию причин, по которым сделать это невозможно. Фюрер, у которого вошло в привычку никак не реагировать на первое «нет», обратил, однако, внимание рейхсмаршала на ряд приемов, применявшихся в сухопутных войсках во время позиционной войны: войска перебрасывались без имущества и снаряжения. Другими словами, тяжелое вооружение считалось принадлежащим участку фронта, а не конкретному армейскому корпусу.
Ешоннек предложил эскизный план, предусматривающий создание новой административной структуры — мобильного Резервного воздушного флота. Хотя фюрер со вздохом облегчения согласился с данным, сугубо компромиссным решением, рейхсмаршал не был удовлетворен паллиативными мерами. И именно в эти дни ему на глаза попалась статья А.Хойзингера, проводившего любопытные аналогии между позиционной войной на Западном фронте в Первую Мировую войну и действиями авиации в «Битве за Англию». Геринг пригласил начальника оперативного отдела ОКХ на очередное совещание руководящих звеньев «Люфтваффе» и предложил Хойзингеру рассмотреть проблему «вне всякой авиационной специфики». Результатом совместной работы штабистов ОКХ и ОКЛ оказалась операция «Маятник», название которой стало нарицательным.
«Хойзингер сумел свести неразрешимую проблему создания мобильных авиационных соединений к тривиальной задаче из области теории графов. Слишком громоздкая в новых условиях эскадра была упразднена, основной единицей планирования стал „аэродром“, снабженный всем необходимым для обеспечения боевой работы более управляемой и маневренной группы. На первый взгляд, это решение выглядело на удивление неэкономичным: „Маятник“ поглотил три четверти всего стратегического запаса горючего рейха, а также весь материальный резерв „Люфтваффе“ и „Люфтганзы“. Однако при планировании „Альтернативы“ „вистов“ не считали».
«…В нашем случае авиационных направлений было семь; транспортная задача сводилась к тому, что между этими направлениями надлежало осуществлять любые переброски — возможно, даже всех наличных самолетов — и притом в течение светового дня. Чтобы самолет мог совершать такие перелеты, он должен „знать“ по одному аэродрому в каждом из направлений и — в случае необходимости — аэродромы подскока. Это естественное требование сразу приводит к идее проволок — подграфов сети аэродромов, заданных для каждого самолета. Укрупняя единицу планирования, приходим к проволокам для воздушного соединения, под которым понимается максимальное количество самолетов, которые могут обслуживаться па одном аэродроме, а именно — группа»11.
Фюрер предложил привлечь к перевозкам по «Маятнику» резерв пилотов из числа тех, у кого не хватало налета для использования в боевой линии. Если такая мера и носила крайний характер, она, во всяком случае, выглядела естественнее, нежели использование на фронте курсантов военных училищ, что было характерно для Советского Союза на поздних этапах кампании 1941 года.
Несмотря на круглосуточную работу всех служб, «Маятник» вплоть до начала сражения оставался бумажной разработкой — ни один из выводов Хойзингера не был проверен на практике. Во время встречи на высшем уровне в Рейкьявике после Карибского кризиса 1962 года А. Хойзингер признался Б.Лиддел Гарту:
«Я до сих пор не понимаю, почему все это получилось. Переброски делались „с листа“ и прошли буквально без сучка, без задоринки. Я определял „технические потери“ в „Маятнике“ в 25%, из них 10% — безвозвратные. В реальности общие потери не превысили 5%.
Самое интересное заключается в том, что после войны мы попытались „разыграть“ „Маятник“ на маневрах 1948 года, и это было „душераздирающее зрелище“. Потребовалось около двух лет тяжелого труда, чтобы „довести“ схему до работоспособного состояния»12.
II. Изменение Реальности
На 30 апреля 1941 года вооруженные силы Оси в Европе были развернуты следующим образом:
Южное оперативное направление (зона ответственности «Гиперион»):
Общее руководство осуществляет рейхсмаршал авиации Г. Геринг. Направление включает итало-германскую группу армий «Средиземноморье» под командованием генерал-полковника Э. Роммеля (Африканский корпус, воздушно-десантный корпус, итальянская африканская армия, 51-й корпус из состава 2-й армии, 18-й горный корпус из состава 12-й армии), итальянский флот, авиационные соединения. (Задействованные немецкие войска: 2 воздушно-десантные, 2 горные, 2 пехотные, танковая и моторизованная дивизия).
Западное оперативное направление (зона ответственности «Морской лев»):
Общее руководство и тактическое командование группой армий «Запад» (1-я, 7-я, 15-я армии, танковая группа «Нормандия»: 24 пехотные, 2 танковые, моторизованная дивизии) осуществляет генерал-фельдмаршал В.Лист.
Восточное оперативное направление (зона ответственности «Припять»):
Общее руководство и тактическое командование группой армий «Юг» осуществляет генерал-фельдмаршал К.Рундштедт.
Группа армий «Юг» (К.Рундштедт): 17-я армия (5 пехотных, 3 легких, 2 горнострелковых, 2 охранных дивизии), 11-я армия (11 пехотных дивизий), 1-я танковая группа (8 пехотных, 3 танковых, 3 моторизованных дивизии), румынская армия, Венгерский корпус.
Группа армий «Центр» (Ф.Бок): 4-я армия (12 пехотных дивизий), 12-я армия (12 пехотных дивизий), 3-я танковая группа (4 пехотных, 2 танковых, 3 моторизованных дивизии), 4 дивизии непосредственного подчинения.
Всего задействовано немецких войск: 52 пехотных, 3 легких, 3 горных, 6 охранных, 4 танковых, 4 моторизованных дивизии.
Северное оперативное направление (зона ответственности «Альтернатива»):
Общее руководство и тактическое командование Десантной группой армий осуществляет генерал-фельдмаршал барон фон Глук.
Группа армий «Финляндия» (В.Лееб): 18-я германская армия (6 пехотных дивизий), Норвежский горный корпус (2 горные дивизии), 61-й корпус, финская армия.
Десантная группа армий (фон Глук): 8-я армия (4 пехотные дивизии), 3-я армия (12 пехотных, две танковых, моторизованная дивизии), 6-я армия (4 пехотных, танковая дивизии).
Группа армий «Север» (Г.Клюге): 16-я армия (12 стрелковых дивизий), 9-я (9 пехотных дивизий, 3 охранные дивизии), 2-я армия (12 стрелковых дивизий), 2-я танковая группа (4 танковых, 3 моторизованных дивизии), 4-я танковая группа (4 танковых, 3 моторизованных дивизии).
Всего задействовано немецких войск: 64 пехотных, 2 горных, 9 танковых, 5 моторизованных дивизий13.
Таким образом, немецкое командование привлекло к нанесению главного удара 139 пехотных, 3 легких, 6 горных, 9 охранных, 2 воздушно-десантные, 19 танковых, 15 моторизованных дивизий. Практически это было все, что имелось в распоряжении Германии, включая внутренние, охранные и оккупационные войска, тыловые службы. Данные источников расходятся относительно того, какая часть из перечисленных дивизий и корпусов существовала преимущественно на бумаге: в первой половине 1941 года ОКХ формировал 58 дивизионных, 16 корпусных и 4 армейских штаба, все они были включены в оперативное расписание (и соответственно, вошли в приведенную выше таблицу). Как отмечал В.Браухич: «часто балансировка поддерживалась не в реальном, а в информационном пространстве — там, где не хватало войск, распускались слухи об их наличии и создавались высшие штабы, имитирующие боевую работу соединений дивизионного состава; вместо танков использовались раскрашенные в камуфляжные цвета „фольксвагены“; роль недостающих эсминцев и легких крейсеров успешно выполнили шаланды, боты, сейнера, баркасы и прочая плавающая мелочь, сыгравшая в Северном море знаменитый „Вальс Отражений“»14
При проведении в жизнь столь сложной системы операций, как «Альтернатива», важнейшее значение приобретала проблема командования. В данном случае она усугублялась тем фактом, что сплошь и рядом наиболее тяжелые и опасные оперативные задачи выглядели наименее престижными. В дни, предшествующие развертыванию «Альтернативы», все высшее командование вермахта прошло испытание чеканной формулировкой Шлиффена — «больше быть, чем казаться».
С замещением высших командных должностей в «Альтернативе» связана историческая загадка, породившая не меньше споров, нежели проблема личности В.Шекспира. Понятно, что речь идет о командующем Северным оперативным направлением, который не принимал участия ни в предшествующих, ни в последующих событиях войны. Первоначально назначение «барона фон Глука» было воспринято военными, как сугубо политический акт фюрера, вызванный постоянными конфликтами между фон Леебом и Клюге. Однако, проведенные в марте-апреле штабные игры резко повысили престиж Барона; в мае, когда началось сражение, он уже пользовался непререкаемым авторитетом в войсках и высших штабах15. Большинство историков считают известный очерк «Поход Барона» апокрифом, созданным в штабе Десантной группы армий. Следует все же признать, что, если этот документ и не принадлежит самому командующему, то он явно написан близким к нему человеком. Заметим здесь, что «Поход Барона» был впервые издан в 1953 году (в юбилейном сборнике, посвященном десятилетию «Альтернативы»), причем в качестве авторов комментариев выступали Браухич и Гальдер; вступительная статья принадлежала фюреру.
Отвлекающие действия на Средиземном море
Наступлению на Средиземном море придавалось совершенно особое значение. Здесь должны были пройти проверку идеи и методы, положенные в основу весенне-летней кампании 1941 года и, прежде всего, концепция «непрерывной операции». В военно-исторической литературе этот принцип нередко приписывают фюреру, однако уже Субудай применял «непрерывную операцию» вполне сознательно; а Наполеон положил данный метод организации войны в основу своей блистательной Итальянской кампании. Позднее, в русско-японскую войну, принцип непрерывности использовался Того, а во время событий 1914-1918 гг. — Макензеном.
Суть «непрерывной операции» — в сломе «естественных биоритмов» крупных соединений. Как правило, период активности сменяется временем, необходимым для отдыха, перегруппировки, восстановления сил, затишья на фронте. В приложении к войне это означает, что каждое соединение имеет свой «коэффициент использования», определяющий, какую часть общего времени кампании оно может использоваться активно. Соблазнительно компенсировать недостаток ресурсов увеличением этого коэффициента. В действительности, однако, ритмы объективны, и в первом приближении «рабочие частоты» совпадают у обоих противников.
Тем не менее, одна из сторон может резко повысить темп «игры», беря взаймы у будущего. В данном случае рейх искусственно увеличивал коэффициент использования войск, самолетов и кораблей в мае-июне, расплачиваясь за это резким упадком активности осенью и зимой. Последнее, несомненно, привело к затягиванию войны и спровоцировало бледную и бестолковую кампанию 1942 года, однако в целом расчет фюрера оправдался: в критические дни начала сражения мощь вооруженных сил «Оси» почти утроилась за счет «повторного боевого применения» уже задействованных частей и соединений, когда один и тот же десантный корпус с промежутком в несколько дней сражается на Мальте и на Кипре, а затем он экстренно перебрасывается на русский фронт (частично, по «Маятнику») и обеспечивает захват мостов через Ригу.
Литература по операции «Гиперион» весьма обширна (прежде всего, следует упомянуть «Стратегию непрямых действий» Б.Лиддел Гарта и «Борьбу за Средиземное море» Б.Перретта), однако метафорой этой необычной кампании, несомненно, является очерк, написанный Г.Герингом для «Всемирной истории войн, обработанной „Сатириконом“»: «Итак, первая цель — Мальта. Но Горячо Любимый Рейхсмаршал поставил вопрос о том, что без поддержки флота ВВС понесут слишком большие потери, а выводить флот только для поддержки мелкой десантной операции как-то не солидно.
В ответ на это генерал-полковник Роммель высказал мысль в том духе, что мол, флот мог бы помочь ему под Тобруком и заодно эскортировал бы ему очередной конвой с горючкой и боеприпасами и, в конце концов, неплохо было бы избавить англичан от Александрии. (…) Часа три спустя наш скромный „Ударный флот транспортов“ вышел в море, так как Горячо Любимый Рейхсмаршал хотел пить утренний кофе уже на Мальте.
Но, к сожалению, кофе не получился утренним, к тому же „Литторио“ порядочно трясло от выстрелов орудий главного калибра, чего Горячо Любимый Рейхсмаршал, прямо скажем, не любил. К счастью, через полчаса (в 5:00 03.05.41) начался второй авианалет, и трясти стало поменьше. Но только Геринг решил досмотреть прерванный сон, как высадившийся в 5:30 воздушно-десантный полк встретил сопротивление и, яростно матерясь по радио, запросил помощи. Ему помогал весь флот. К тому же мимо совершенно случайно пролетала планерная дивизия, которая, услышав весь этот шум, решила, что без нее на Мальте ну никак не обойдутся. После этого начал материться уже Генштаб…»16
Отвлекающие действия в Северном море и на Британских островах
Операция «Морской лев» была самой сложной из числа запроектированных «Альтернативой». Сама по себе она носила сугубо демонстративный характер, но какие-то шансы на успех, пусть временный и иллюзорный, ей могли обеспечить только отвлекающие маневры, построенные с нарушением уже всех правил и традиций войны. После того как в 1940 году вермахт не решился на десантную операцию против разбитой английской армии, войскам группы армий «Запад» предстояло действовать против противника, вполне оправившегося и выстроившего долговременную оборону. Не только господство на море, но и господство в воздухе над Островами безоговорочно принадлежало англичанам. Листу не хватало высадочных средств (основная часть тоннажа была задействована на Балтике), тральщиков, десантной авиации. И тем не менее…
Операция «Морской лев» была соткана из пустоты.
Ее рисунок строился на многостороннем маневре крейсерскими соединениями. Речь шла о том, чтобы одновременным выходом в море нескольких рейдерских групп отвлечь корабли Его Величества от выполнения насущных задач в Ла-Манше и Северном море. Далее вступал в действие «Вальс Отражений».
«Целью совместной операции флота, сухопутных сил и „Люфтваффе“ — „Вальс Отражений“ является отвлечение флота противника россыпью ложных целей в Северном и Ирландском море.
Используются эскортные корабли флота, все способные выйти в море мелкие суда, десантные корабли. Операция включает: создание в Северном море искусственного слабого задымления, сокращающего видимость до 2-
В задачу авиации входит создание противнику максимальных затруднений при атаках, в том числе — при атаках ложных целей.
Для увеличения количества ложных целей в Ла-Манше следует использовать в своих целях незаконную эмиграцию из Бельгии, Дании и Франции. В этих странах организуется утечка информации об операции „Блокада“, призванной с 20 числа „закрыть“ побережье и резкое увеличение давления на население в приморских районах.
Корабли „Вальса“ должны заполнять Северное море и Ла-Манш максимально хаотично. „Отвлекающие“ суда идут под разнообразными флагами (включая советский и американский). От них требуется максимально затягивать досмотр. При необходимости корабли могут капитулировать в рамках операции „Милосердие“».
«Милосердие» предусматривало сдачу в плен десантных средств, застигнутых на переходе и последующее их освобождение на английской земле. До этого, впрочем, дело не дошло.
Шестого мая «Маятник», до этого озабоченный насыщением противовоздушной обороны Восточного фронта, заработал на Англию. «Принцип удвоения», с математической точностью выведенный Хойзингером, превратился из абстрактных цифр в конкретные самолеты. Их было около 150017. Погода не оставляла желать лучшего.
Для того, чтобы наверняка сломить сопротивление британской авиации в первый же день операции (начиная с 10 мая «Маятник» начинал обратное движение: на повестке дня стояла высадка «Блау»), А.Кессельринг принял решение нанести удар по выявленным агентурной разведкой линиям связи, радиолокационным станциям и центрам наведения истребительной авиации. В ночь на седьмое мая легкие самолеты, действуя на малой высоте, высадили на английской территории диверсионные подразделения абвера — с той же задачей: нарушить связь и электроснабжение.
Утром седьмого мая начался выход в море рейдерских групп (операция «Кольцо Нибелунга»). И внезапно, через четыре часа после рассвета, когда по статистике внимание операторов максимально ослабевает, первые волны германских истребителей прошли над Ла-Маншем.
Действия диверсантов были не слишком удачны, но какая-то часть стратегически важных коммуникационных линий все же вышла из строя. Это не воспринималось как проблема — в конце концов, был не 1940 год, английские части успели приобрести приличный боевой опыт, и на восстановление системы связи в полном объеме было нужно совсем немного времени — один или два часа.
Кессельринг не дал Даудингу этого времени.
Разработанная студентами-математиками схема хаотичного налета позволила нащупать слабые места в системе ПВО Южной Англии. Туда и устремились бомбардировщики. К четырем часам дня Даудинг понял, что схема обороны с использованием центрального наведения выведена из строя.
Произошло то, о чем предупреждал профессор Линдеманн, научный консультант Черчилля: централизованная система более устойчива, нежели сетевая, но если она разваливается, она разваливается сразу и полностью. И не было уже никакой возможности передать группам и эскадрильям, что необходима инициатива с их стороны, что система раннего предупреждения не функционирует, и что ни при каких обстоятельствах помощи не будет.18
Операция 2-го воздушного флота носила непрерывный характер: за первым налетом последовал второй, затем над Англией появились ночные истребители. К вечеру 8-го мая У.Черчилль, получив приблизительное представление о масштабе потерь 10-й и 11-й групп, потрясение воскликнул: «Это же Балаклава!». На следующий день воздушное наступление продолжалось в тех же масштабах. А в полночь 10 мая, когда на Ла-Манше и в Северном море вовсю шел «Вальс Отражений», радио передало обращение великого фюрера германской нации к народу Единой Ирландии. Черчилль уже знал, что из Шербура и Бреста вышли транспорты, что немецкие «карманные» линкоры (позавчера замеченные в Атлантике) внезапно повернули на северо-восток и взяли курс на Ирландское море.
…Утром 10 мая радиопередатчики Берлина зачитают еще одно обращение: «Немецкий флаг развивается над Корнуоллом! Сегодня, в 4 часа утра германские войска высадились на территории Англии, осуществив самую масштабную и сложную десантную операцию в истории человечества.
Война вернулась туда, откуда 27 лет назад она ушла.
Никогда немецкий народ не питал ненависти к английскому народу. Никогда Германская империя не ставила своей задачей уничтожить Британскую.
Не наша — ваша политика заставила Германию пересечь Ла-Манш.
И не нас, а свое правительство должны винить вы в тех бедах, которые постигли Англию, в том ужасе, который всегда сопровождают войну и оккупацию.
Германия более не заинтересована в продолжении этой войны».
Отвлекающая операция «Морской лев» вступила в фазу нарастания.
Сааремаа
Последовательность действий при проведении Сааремской, Пярнусской и Рижской десантных операций изучена любителями военной истории не хуже таблицы умножения. Особое внимание уделяется точному расчету времени. Немало военных кампаний исполнители провели с часами в руке (в германском Генеральном штабе это считалось традицией), но только развертывание «Блау» подразумевало в буквальном смысле этого слова использование секундомера.
Высадка первого диверсионного отряда произошла 11 мая в 20.00. Был вечер выходного дня, идеальный момент для проведения первой, скрытой фазы операции.
Как и в Англии, задачей диверсантов была связь. Ни Москва, ни Ленинград, ни Рига не должны знать, что происходит на острове.
Ночная выброска воздушно-десантного полка сопровождалось потерями (как и предполагалось), но стрельбы практически не было. Ошарашенные бойцы гарнизона попали в плен раньше, чем успели понять, что происходит. К утру разгрузились транспорты «быстроходного эшелона», а германские артиллеристы сменили своих русских коллег на береговых батареях и зенитных установках. И — главное — аэродром был захвачен неповрежденным, с первыми лучами зари на него уже началась переброска авиации Десантной группы армий. Барон фон Глук всегда утверждал, что наступление — это перенесение линии действия авиации вперед.
Вместо заключения
«Он начал еще раз перебирать в уме основные этапы операции и ее дальнейшего развития. Снова и снова проверял он расчеты своего штаба и опять убеждался в неотразимости и силе удара. Главное — успешно высадиться, а дальше весь вопрос в скорости передвижения. Высадка, развертывание, удар, перегруппировка, второй удар… В голове проносились названия городов, стоявших на пути его армий, возможности к сопротивлению, пропускные способности дорог, контрольные сроки прохождения, возможные альтернативные варианты развития событий. Он в очередной раз поражался красоте замысла фюрера и любовался этой операцией, как произведением искусства.
Впрочем, война для него всегда была произведением искусства, доставлявшим эстетическое наслаждение. Он, разумеется, бывал на передовой, видел смерть, поля, усеянные трупами, разрушенные города. Но стоило ему склониться над картой, как весь этот кровавый мир таял словно дымка. Для него оставались только значки, абстрактные дивизии, линии снабжения, изохронные точки, оперативные центры, темпы продвижения. Порой ему казалось, что на самом деле нет никакой войны с горами трупов, стратегическими бомбардировками и прочими ужасами сражений — а есть только эти значки на карте, подчиняющиеся определенным правилам игры. В такие минуты он ощущал себя божеством, одним движением карандаша решающим судьбы мира.
Он поднялся с кресла и вышел из кабинета. Тактический информационный центр целиком занимал красивое старинное здание в центре Копенгагена. Он спустился в огромный подвал и остановился, чтобы издалека понаблюдать за работой обрабатывающего отдела.
Сюда стекалась вся информация о положении дел в Европе. После обработки по строго заданным алгоритмам она наносилась на десяток карт в различных проекциях, в том числе и на изохронные карты различных родов и группировок войск, и заносилась в информационные таблицы. Несмотря на огромное количество данных и на десятки методов сортировки, работа протекала быстро и четко. „А эти студенты, оказывается, тоже могут понимать, что такое порядок и дисциплина“, — удовлетворенно подумал Барон.
Этот Центр был еще одной идеей фюрера, начавшей воплощаться в жизнь два месяца назад. Для работы сюда были приглашены студенты старших курсов и аспиранты физико-математических специальностей. Под управлением младших офицеров Генерального штаба они на удивление быстро освоили весь процесс работы и теперь за короткое время из Центра можно было получить любую информацию по состоянию дел на всех фронтах. Как и большинство идей фюрера, эта идея полностью себя оправдала.
Между тем, ситуация развивалась весьма удачно для рейха. Четкая работа Генерального штаба вдвое уменьшала время переброски ударных сил и, несмотря на грозящую войну на три фронта (Англия, Африка, Россия), шансы выиграть эту великую битву неуклонно росли. Весь план кампании был рассчитан с учетом максимального знания противника об этом плане и наилучших ответов на удары рейха. Но противник знал меньше, чем предполагалась, а быстрота происходящего постепенно насыщала информационные возможности его штабов, и противник начал делать ошибки.
Зайдя в шифровальный отдел, Барон с интересом посмотрел на группу евреев-шифровальщиков, испуганно обернувшихся на открывшуюся дверь. Идея Барона построить все военные шифры на основе идиш привела к появлению этих … в военных штабах. Не появись на свет новый указ фюрера о политике претворения в жизнь Нюрнбергских законов, эта идея вообще не могла быть применена. Но фюрер потребовал, чтобы статус еврея доказывался по правилам судебного разбирательства с соответствующим количеством доказательств, и чтобы до решения суда человек считался невиновным. Это сильно замедляло искоренение евреев. Что там доказывать, ведь видно же, что еврей! А поди докажи. А пока не доказано, может работать и на армию.
Барон попросил адъютанта принести ему в кабинет очередную сводку по фронтам. Поднявшись в кабинет, он достал бутылку коньяка и плеснул себе в бокал. Этот коньяк ему привез Геринг на личном самолете во время своего последнего визита в Копенгаген. На бутылках не было этикеток, но Геринг говорил, что по словам хозяина замка (какого-то виноградаря из Франции) этому коньяку не менее ста пятидесяти лет. Половину ящика они с Герингом выпили за время его визита. Сейчас Барон допивал последнюю бутылку. А Геринг в это время „отдыхал“ на Средиземноморье. С эскортом около трехсот истребителей и таким же количеством бомбардировщиков…
Судя по поступавшим сводкам, этот отдых проходил великолепно. Англичане, ошеломленные резко усилившимся натиском, терпели одно поражение за другим. Операция „Гиперион“, которая вначале казалась несбыточной мечтой (фюрер, кажется, охарактеризовал ее как бред сумасшедшего), была близка к завершению. Итальянский флот господствовал(!) на Средиземном море. Естественно, при поддержке „Люфтваффе“. До падения Александрии и Порт-Саида оставались считанные дни. Английские корабли не высовывались из портов, в то время как армии Роммеля шли форсированными маршами к Суэцу. Барон подошел к карте, висевшей на стене и начал переставлять флажки.
(…)
Посмотрев на сводки с востока, Барон расхохотался.
Авиация России упорно пыталась нанести удар по Варшаве и Плоешти, раз за разом наступая на одни и те же грабли. Избыточная организация ПВО этих районов приводила к огромным потерям русских. А разработки Хойзингера позволяли в течение восьми часов восстанавливать количество истребителей „Люфтваффе“ на Восточном фронте. Еще два таких налета — и у русских не останется авиации. А наступление на Варшаву силами четырех(!) дивизий… „Кто-то на той стороне сошел с ума“, — решил Барон.
Политические последствия налетов русских были просто великолепны — для рейха, разумеется. Эти удары не позволяли Англии заключить военный союз с СССР, в котором сейчас нуждались обе стороны, конгресс США поставил вопрос о корректировке внешней политики в связи с неспровоцированным нападением СССР на Румынию. Рейх имел полное право адекватного ответа на агрессию против его земель на востоке, что в перспективе могло улучшить политическое положение. Русские же только усиливали дипломатическую изоляцию своей страны. После начала наступления рейха уже никто не придет на помощь России.
Адъютант принес новые данные разведки по Прибалтике. „Либо разведка врет, либо эта ситуация будет названа "зевком века" по окончанию этой войны“, — решил Барон. Общее количество войск оставалось на уровне десятка дивизий. Оперативный центр позиции — Ригу — защищал только небольшой гарнизон, на Сааремаа находилась пара батальонов пехоты. Судя по всему, операция „Блау“ пройдет успешно и Десантная группа армий пройдет через Прибалтийский особый военный округ, как нож сквозь масло.
Через два часа выгрузка будет закончена, а через три — начнется второй этап операции „Блау“ — наступление на Псков и Новгород. Эти города должны быть захвачены к 21 мая, а к 19 группа армий „Север“ должна соединиться с Десантной группой в районе Резекне. И 36-му корпусу отводилась основная роль — нанести удар по шоссе Рига — Псков и далее Псков — Новгород и при поддержке пехотного корпуса пройти за девять дней
К этому же времени 6-я армия должна выйти к Нарве, а группа армий „Финляндия“ начать обход Петербурга с востока. Тогда капитуляция северо-западной группировки русских будет решенным вопросом. А дальше: Ярославль, Вологда, Москва — любой из вариантов опасен для противника. Растерянность русских будет неизбежным следствием этой операции.
(…)
Барон усмехнулся. Как он и рассчитывал, его действия и множественность вариантов продолжения наступления привели в растерянность Ставку русских. Похоже, что на его участке фронта противник стягивал войска к Москве. Барона это вполне устраивало.
Между тем, наступление русских в Карпатах захлебнулось из-за полной невозможности снабжать наступающую группировку под ударами „Люфтваффе“. Группа армий „Юг“ перешла в контрнаступление и уверенно продвигалась к Днепропетровску. А о непонятной попытке русских организовать в начале мая операцию против Варшавы уже никто не вспоминал. Как и о четырех задействованных там дивизиях.
На пути к Ярославлю находились жалкие остатки войск Советского Союза, попытки которых организовать хоть какую-то оборону напоминали агонию. Завтра он снова разрежет их на части и начнет новый победный марш, отрезая Москву с севера. Группа армий „Финляндия“ уже блокировала Петербург и начинала продвижение к Архангельску. Север России более не мог обороняться. После захвата Ярославля останется совсем немного до полного разгрома большевиков. И его армии, армии Барона, внесут основной вклад в дело борьбы с большевизмом.
Завтра Десантная группа будет усилена 4-й танковой группой. Этот кулак никто не сможет остановить. Через неделю его войска будут в Вологде, а через десять дней падет Ярославль.
Главным было точно рассчитать продвижение пехотных корпусов. Двигаясь по местности, бедной хорошими дорогами, пехота должна была успевать прикрывать южные фланги танковой группы и одновременно отрезать Москву от севера страны. Северный фланг танковой группы оставался неприкрытым (группа армий „Финляндия“ двигалась к Архангельску через Петрозаводск), но по расчетам Барона, в той болотистой местности, что располагалась между его северным флангом и группой „Финляндия“, русские просто не успевали нанести фланговый контрудар по наступающей группировке. Да и нечем было его наносить. Конечно, классическая теория не позволяла настолько обнажать фланги, но сейчас было время других теорий — операций на грани невозможного. Только за счет этого рейх выигрывал эту войну.
Адъютант принес новые данные фоторазведки. Полнейшее отсутствие авиации противника позволяло разведчикам без помех проникать вплоть до Твери. Дальше начиналась зона ПВО Москвы, которая по-прежнему была сильна. Впрочем, сейчас Барона это не интересовало.
(…)
Сидя поздним вечером в номере „люкс“ лучшей городской гостиницы Ярославля, Барон вместе с адъютантами и девочками из армейского госпиталя пил русскую водку (где коньяк Геринга? да и был ли он?), отходя от страшных моментов позапрошлого дня. Когда он продвигался вместе с 4-й танковой группой к Вологде, русские, видимо, решив, что он повернет на Архангельск, задумали контрудар по его (предполагаемому) тылу и направили к Вологде четыре танковые дивизии.
Встречный бой в районе Пречистого был страшен. Впервые за всю историю войн на поле битвы сошлось в лобовом столкновении около двух тысяч танков. Бой продолжался несколько часов, и только благодаря многократному превосходству в авиации Барону удалось одержать победу. Окрестности Пречистого по окончании боя напоминали огромную свалку металлолома. Барон подумал, что если бы не явно слабое воздушное прикрытие русских, судьба войны могла решиться несколько раньше, чем планировал фюрер. Благодарить за это надо было нерешительность русских. Увеличь они воздушное прикрытие и добавь еще одну танковую дивизию — от 4-й танковой группы остались бы одни воспоминания. Происшедшее было оборотной стороной „операций на грани риска“. Барон впервые увидел эту сторону и посмотрел в лицо разгрому. Счастье, что русские не рискнули отвлечь от обороны Москвы большие силы, хотя, по словам русских командиров, Жуков настаивал на этом. Победи Жуков на том совещании — и недавнее падение Англии не помогло бы рейху.
Так или иначе, о марше на Москву можно было забыть. Танковая группа поредела более чем вдвое. Сейчас ее нужно было объединять с 36-м танковым корпусом и думать, что делать дальше. На все это уйдет не меньше недели. „Русские могут успеть очухаться. Тогда они прикроют и это шоссе на Москву. Надо искать новое направление удара“.
(…)
Фронты других групп армий были также сильно растянуты. Группа армий „Север“ прикрывала пространство от Вышнего Волочка до Витебска, пытаясь закрыть фланги Барона. Группа „Центр“ уже прошла Минск, но ее южное крыло завязло в обороне русских у Мозыря. Мехкорпуса противника изматывали ее постоянными контрударами, сильно задерживавшими продвижение группы. Группа армий „Юг“ вела бои на правом берегу Днепра. Растянутый до невозможности фронт держался только на авиации и слове фюрера.
Весь план войны был построен на борьбе за время. И именно для выигрыша времени до такой степени растягивался фронт. И сейчас, в наиболее критический момент, его танковые части вынуждены были терять неделю на перегруппировку. Это могло стоить победы…»19.
Комментарии
Нетрудно заметить, что ключевое изменение Реальности, описанное в данной альтернативе, вовсе не относится к области военного планирования. Руководство рейха принимает куда более важное — и куда более невероятное решение. Оно решается изменить саму цель войны.
Ибо в рамках декларированных Германией целей ее поражение (при отсутствии грубых промахов со стороны западных союзников) действительно было неизбежным. Если не рассматривать предложенный Стивеном Хоуартом20 вариант, при котором Советский Союз не вступает в войну и продолжает сохранять дружественный Германии нейтралитет, то Тысячелетнему рейху приходится вести войну на два фронта. Еще опыт Первой Мировой показал, что при таком раскладе шансов на выигрыш практически не остается. А ведь к Первой Мировой войне Германия была подготовлена куда лучше, чем ко Второй — в 1940 году Гальдер меланхолически констатировал, что «такого солдата, как в четырнадцатом году, сегодня мы даже приблизительно не имеем».
Впрочем, послеверсальские годы оказали разлагающее воздействие не только на немецкую армию. После многочисленных конференций по разоружению армии всего остального мира тоже находились в глубоком упадке. Благонамеренный пацифизм породил чудовищ: вершиной военной мысли двадцатых-тридцатых годов оказалась доктрина Дуэ — утверждавшая, что можно разгромить и уничтожить армию противника силой одного только технического превосходства, не используя большого количества войск и не подвергая своих солдат излишней опасности.
Воистину, страшнее профессионального военного может быть только гражданский миротворец! Печальный опыт Второй Мировой подтвердил, что война, руководимая штатскими политиками, оказывается куда более долгой, жестокой и кровопролитной, нежели любая кампания, спланированная и проведенная специалистами-военными21. Ничего удивительного здесь нет — ведь военные воюют друг против друга, политики же привыкли иметь дело с «электоратом», то есть с обезличенными людскими массами. Эти массы могут быть либо союзниками, либо врагами — но когда врагом оказывается не армия, а народ, начинает твориться самое страшное. В ход идут ковровые бомбардировки, массовые депортации и тотальная пропаганда.
Именно пропаганда стала главным оружием Второй Мировой войны. Иначе и быть не могло — ведь, в отличие от Первой, эта война велась не за территории, колонии или экономические зоны. Нет, в ней сражались взаимоисключающие идеологии — Добро и Зло с заглавных букв. Война велась не против государств, а против людей и их душ и победа какой-либо одной стороны знаменовала бы не поражение, а полное идеологическое подчинение, либо даже физическое уничтожение другой.
Причем Германия в этом треугольнике занимала наиболее невыгодное положение. И вовсе не по причине агрессивности или репрессивного характера гитлеровского режима. «Невмешательство» в Испанскую войну, завершившееся прямой поддержкой генералиссимуса Франко, а также Мюнхенский сговор и раздел Чехословакии показали, что страны Запада могут охотно и плодотворно сотрудничать с любым террористическим режимом. Но если советский коммунизм или западная демократия все же носили характер «общечеловеческих ценностей» и теоретически могли обрести адептов в стане врага, то национал-социализм с его теорией и практикой расового превосходства имел на это весьма незначительные шансы. Союзниками гитлеризма могли стать лишь немногочисленные национальные или религиозные фанатики, а также различные остатки «непримиримых оппозиций», от безысходности готовые сотрудничать хоть с самим Дьяволом. Положение еще более усугублялось бессмысленным и демонстративным разгулом антисемитизма в Германии. Судя по всему, фашизированное общество не может не заниматься поиском и уничтожением врага внутри себя. Но в данном случае «внутренний враг» был выбран крайне неудачно — на Западе (особенно в Соединенных Штатах) евреи имели очень большое влияние, поэтому реакция на Холокост была гораздо более резкой, чем на геноцид каких-нибудь сербов, цыган или никому не ведомых крымчаков.
В 30-е годы национал-социализм стал религией, сплотившей германский народ и давшей ему силы смотреть в будущее. Но для того, чтобы победить в войне, потребовались другие ценности, более конструктивные, нежели теория расовой и национальной исключительности, а главное — способные превратить любого противника в потенциального союзника. Причем требовалось не просто пересмотреть цели, ради которых рейх начал войну, но избавиться от ограничений, накладываемых этими целями.
В представленной вашему вниманию альтернативе Гитлер и его приближенные не только отказываются от нацистской идеологии (хотя сказать это гораздо легче, чем сделать), но и выходят за рамки той логики, того круга обязательных и неизбежных действий, которые диктуются идеологической необходимостью.
Это вовсе не так просто, как может показаться22. Да, представители любой идеологии в стремлении к практическому достижению своих целей сплошь и рядом нарушают свои же писаные и неписаные нормы и принципы — такова, к сожалению, горькая правда жизни. Но, пока они находятся в жестких рамках собственных парадигм, они не могут позволить себе начать применять чужие методы и заняться достижением не своих целей23. Между тем, вычленив из всех идеологий наиболее приемлемое и конструктивное (хотя бы на данный момент), можно очень существенно повысить эффективность своих действий24.
Позволив (в свойственной ему манере) своим военачальникам избавиться «от химеры, именуемой мировоззрением», Гитлер дал им возможность выбирать любое информационное поле для тех или иных конкретных действий. В результате немецкие генералы сразу же получили большее число степеней свободы, нежели даже теоретически могли иметь их противники. Отныне успех мог достигаться не только организацией правильных действий, но и использованием заведомо неправильных действий противника, на которые тот будет обречен, действуя в рамках своего мировоззрения.
Спор о том, насколько возможен был столь быстрый, кардинальный и одновременный перелом в мировоззренческих принципах всех высших иерархов фашистской Германии, можно оставить за скобками нашего разбора. В 1944 году заговорщики 20 июля пришли к очень похожим выводам — к сожалению, слишком поздно. На фоне описанного глобального изменения Реальности почти незаметным остается другой, куда менее значительный нюанс — внезапная смерть ни в чем не повинного Гепнера и замена его Эрихом Манштейном, наверное, самым талантливым военачальником вермахта времен блестящих побед 1940-1942 годов.
Большая часть прочих событий является лишь следствием описанных изменений. Все остальные неожиданности в ходе операции «Шлиффен» объясняются обстоятельствами, никак не зависящими от автора. Откроем страшную тайну: изложенный выше сценарий является описанием реальной стратегической игры. Как оно часто и бывает на практике, игравшая за союзников (Россию и Британию) сторона допустила несколько больше ошибок, чем предполагалось при планировании операции. В результате стал возможным успех отвлекающей операции по высадке на Британские острова, вероятность которого изначально оценивалась как почти нулевая.
С другой стороны, злую шутку с советским командованием (точнее, с игравшими за него людьми) сыграл информационный объект исключительно современного происхождения — созданный В.Суворовым миф о «Ледоколе». Решив следовать этому «гениальному» плану, командование РККА сосредоточило основную часть своих сил против Румынии, намереваясь нанести удар в тот момент, когда Германия будет отвлечена на Западе операцией против Англии. Точнее, оно было спровоцировано на такое решение германским руководством, прекрасно знающим информационное поле, в котором будет играть противник.
Помимо всего прочего, приведя в действие план «Ледокол» в его «суворовском» варианте, Советский Союз допустил грубую политическую ошибку. Вместо того, чтобы атаковать страну-агрессора, он первым напал на нейтральную Румынию. Не стоит забывать, что для нападения на Германию весной 1941 года у СССР имелся совершенно законный повод — начавшаяся 6 апреля немецкая агрессия против Югославии, грубо нарушившая советско-германский Пакт о ненападении 1939 года25.
Напротив, советское командование не имело доступа в информационное пространство, где действовала Германия. Поэтому оно не могло и предполагать, что немецкий удар будет нанесен не в самом центре позиции, а на ее крайнем северном фланге. Восточная Пруссия имеет плохое дорожное сообщение с основной территорией Германии и поэтому здесь нельзя разместить много войск. То есть войска придется перебрасывать морем, а это позволит вынести район развертывания группы армий «Север» далеко вперед — на территорию советской Прибалтики. Поскольку основная часть советских войск развернута против Румынии на южном фланге фронта, такая операция не выглядит чересчур сложной.
Конечно же, потеря Румынии может сильно ухудшить снабжение германской армии топливом. Но это произойдет не раньше, чем через пару-тройку месяцев. Между тем, в ходе всей Второй Мировой войны Германия и так не смогла выиграть ни одной кампании, длившейся более двух месяцев. Таким образом, риск становился мнимым — он целиком и полностью укладывается в другой, более глобальный, и в итоге вероятность конечного успеха не меняется.
Следует упомянуть еще одно серьезное допущение, сделанное автором (точнее, авторами) операции «Шлиффен». Дело в том, что реальное руководство гитлеровской Германии довольно слабо представляло, зачем ему нужен надводный флот и плохо умело им управлять. Более того, оно сильно переоценивало боеспособность советского флота и осенью 1941 года даже всерьез опасалось его прорыва в открытую часть Балтийского моря26. Тем не менее, при проведении «Шлиффена» германский флот действует с точностью тщательно отлаженного хронометра. Но при этом эффект информационного эха реального 1941 года оказался столь силен, что советское командование, учтя печальный опыт реальных действий своего флота на Балтике, само отказалось от активных действий. Сразу же после начала войны оно увело корабли в Финский залив — тем самым предоставив противнику полную свободу маневра.
Конечно же, остается открытым вопрос: можно ли считать вполне корректной альтернативу, созданную на основании взаимодействия настоящей и вымышленной реальностей, воздействия событий одной реальности на персонажей другой. Но сформулируем его по-иному: а можно ли вообще при создании какой-либо альтернативы уйти из-под влияния базовой Реальности? И главное — нужно ли это делать? Может быть, люди, своей волей и талантом изменявшие этот мир, пусть очень смутно, но тоже представляли, что происходит там — за гранью их Реальности?
Сноски
2. В описываемое время — командир 56-го армейского корпуса 4-й танковой группы. [Назад]
3. Э.Манштейн. Победы, которых могло не быть. Лейпциг, 1953. [Назад]
4. В связи с тяжелой болезнью Э.Гепнера, от которой генерал скончался 25 апреля 1941 года. [Назад]
5. Цитируется по: В.Анфилов Роковой май. М., 1972. [Назад]
6. Воздушные флоты «Люфтваффе» были сугубо административными объединениями. Мы придерживаемся здесь устоявшейся (хотя и ошибочной) терминологии, поскольку она была использована в оригинальном документе. [Назад]
7. О сосредоточении войск по плану «Альтернатива» см. А.Хойзингер. Управление в войне. Потсдам, 1956. [Назад]
8. Ф.Гальдер. Речь перед выпускниками академии Генерального штаба, 1950 год. Опубликовано в кн.: Ф.Гальдер Наследники Шлиффена. М., 1966. [Назад]
9. Написано в 1955 году. [Назад]
10. Десять лет Европейскому Союзу. Новый мир, № 1, 1953. [Назад]
11. А.Хойзингер. Авиация — геометрия войны. В кн.: Топология пространства решений. Амстердам, 1966. [Назад]
12. Б.Лиддел Гарт. Вторая Мировая война. Лондон, 1965. [Назад]
13. О распределении по корпусам и дивизиям см.: Б.Мюллер-Гиллебранд Сухопутная армия Германии 1939-1962 гг.) Т.2. М., 1976. [Назад]
14. В.Браухич. Вступительная статья к книге: Г.Гальдер. Наследники Шлиффена..М., 1966. [Назад]
15. Некоторые осведомленные историки (В.Анфилов, К.Типпельскирх, У.Черчилль) полагают, что под этим именем скрывался кронпринц Вильгельм Германский. Среди прочих версий — фельдмаршал Макензен и даже Михаил Тухачевский. [Назад]
16. У Лоис Макмакстер Буджолд (Игры воинов: Средиземное море в планах Оси и англо-американской коалиции) этот эпизод расцвечен иными красками:
Палермо, Сицилия. Штаб итало-германской группы армий «Средиземноморье».
— По данным оперативного отдела первый налет на Мальту прошел в соответствии с планом. Позиции зенитной артиллерии англичан выявлены, Экселенц.
— Хорошо. Подготовка бомбардировщиков ко второму налету?
— Завершена.
— Встреча транспортного флота с кораблями прикрытия?
— Командующий флотом донес о полном успехе развертывания «Гипериона». Полчаса назад корабли легли на исполнительный курс 322 градуса.
— Что сообщают лодки александрийского патруля?
— Надводных кораблей противника не обнаружено.
— И в Гибралтаре тоже тихо… Насколько этому можно доверять?
— Разведывательный отдел Генерального штаба подтверждает наличие английских кораблей в базах. Адмирал Каннингхэм два дня назад вылетел в Англию и до сих пор не вернулся.
— «Они» что, еще не поняли, что началась операция? Воистину, громкая победа сыграла с ними злую шутку. Они просто не могут себе представить, что итальянский флот выйдет в море после разгрома у Матапана.
— По-видимому. Адмирал Иакино — тоже.
— Что с фарватерами?
— Будем бомбить непосредственно перед высадкой. Это, — командующий армейской группой взглянул на часы, — через четыре с половиной часа.
— Вы уверены с точностью до минуты? — рейхсмаршал авиации и первый заместитель Главнокома с иронией посмотрел на генерал-полковника.
— Я уверен с точностью до минуты, рейхсмаршал. Мы очень хорошо подготовились к этой войне.
…Бомбардировщики второй волны не тратили боезапас на ложные цели. Прицельные удары пикировщиков были направлены на позиции зенитной артиллерии и центры управления огнем. «Левелы» разрушали проволочные заграждения на побережье и подрывали мины на фарватерах, ведущих в гавань Ла-Валетты. Английская истребительная авиация была разбита еще в утреннем бою.
Закончив свое дело, бомбардировщики развернулись на Сицилию. След их не успел истаять в воздухе, когда с низко летящих Ju 52 началось десантирование первой воздушно-десантной дивизии…
— Главкома, будьте добры!
— Назовите, пожалуйста, предмет разговора, рейхсмаршал.
— «Гиперион», первая конфигурация.
— Слушаю тебя.
— Докладываю: по всем данным ПВО острова подавлена. Истребители противника в воздухе не замечены. Активность зенитной артиллерии близка к нулю. Десантирование проходит с минимумом потерь. Корабли подойдут к острову через три часа. Потери в воздухе меньше расчетных. Потерь в корабельном составе пока не имеем. Да, похоже, флот противника так и не вышел из Александрии.
— Однако… У противника будут проблемы с общественным мнением. Поздравляю!
— Слушай, ты полагаешь, они еще могут как-то удержать Мальту?
— Сомнительно. [Назад]
17. В предшествующие дни воздушная оборона Запада была максимально ослаблена, во время разгара беев над Варшавой и Плоешти на Западе оставалось не более 200 самолетов. [Назад]
18. Английская ПВО ставила перед эскадрильями в первую очередь задачу защиты своего аэродрома и воздушного пространства над ним, а система РЛС играла роль ДРЛО, т.е. раннего обнаружения, с целью дальнейшей координации. Засекали налет еще над территорией Франции и поднимали эскадрильи на побережье, те пытались связать боем эскорт или передовую оперативную группу — с тем чтобы подтянувшиеся позднее эскадрильи «харрикейнов» спокойно сбивали бомбардировщики и изрядно пощипанный эскорт. Вообще, по инструкции командир сектора не имел права привлекать к обороне своего сектора самолеты других секторов, а тем более других групп, однако на практике это правило никогда не соблюдалось. [Назад]
19. «Поход Барона». В кн. Операция «Шлиффен» — как это было на самом деле. М., 1998. [Назад]
20. О нем см. главу 6. [Назад]
21. Здесь следует заметить, что одним из следствий утраты профессионализма армий стало появление огромного количества «штатских генералов» — людей в военной форме, но с уровнем и стилем мышления гражданских политиков. Для таких людей армия в лучшем случае является синекурой, местом, где легко можно сделать карьеру, а в худшем — средством добиться того, что не удалось сделать с помощью обычной демократической процедуры. [Назад]
22. Руководство Японии во Второй Мировой войне тоже совершило попытку выйти за рамки идеологии, объявив целью войны объединение всей Восточной Азии — «Восемь углов света под одной крышей». И это было отнюдь не только декларацией — к примеру, Бирма действительно получила независимость из рук японцев. Однако поголовное самоуправство армейских офицеров, считавших, что они лучше министерства иностранных дел понимают замыслы Микадо, свело на нет все результаты подобных благонамеренных экспериментов. [Назад]
23. Наглядным примером проблемы, разрешимой только выходом за пределы заданного «множества решений» является знаменитый «парадокс Жириновского» («каждой бабе — по непьющему мужику, каждому мужику — по бутылке водки»). Для его решения достаточно методом информационных технологий заставить общество самоидентифицироваться по трем группам — «баба», «мужик» и «непьющий мужик». В результате — цели и убеждения каждой из итоговых групп не будут вступать в противоречия друг с другом. Количественное уравнивание первой и третьей групп достигается множеством различных (в том числе и чисто информационных) способов. [Назад]
24. Исторический опыт показывает, что отступления от своих идеалов и нарушение своих же принципов обычно обходятся для идеологии гораздо дороже, нежели строгое и безупречное их соблюдение. В то же время создание условий, при которых использование чужих принципов не будет противоречить собственным идеологическим ценностям, всегда приводило к успеху наглядным тому примером служат НЭП в СССР и рузвельтовский «Новый курс». [Назад]
25. 5 апреля 1941 года (менее чем за сутки до немецкого нападения) только что пришедшее к власти в Белграде правительство генерала Симовича успело подписать с СССР договор о дружбе. То есть то, что Советский Союз никак не отреагировал на германскую агрессию на Балканах, но сути дела было актом предательства. [Назад]
26. На этот случай немцы свели все находившиеся на тот момент в Германии корабли (ЛК «Тирпиц», КРТ «Адмирал Шеер» и четыре КРЛ), в так называемый «Cевеpo-Балтийский флот», который весь сентябрь торчал у Моонзунда.
Опубликовано в сборнике «Упущенные возможности Гитлера»
