Русско-турецкая война 1735-1739 годов, часть I. Война неизбежна (Russia Pragmatica III)

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический цикл Russia Pragmatica III, и сегодня настал черед первой статьи по русско-турецкой войне 1735-1739 годов. Рассказано будет о предпосылках к войне, раскладе сил, и ее начале.

Содержание

У турок неспокойно

Султан Махмуд I

Начало XVIII века Османская империя встречала сильно ослабленной. Ею была проиграна Великая Турецкая война, власть постепенно деградировала из-за частых переворотов, интриг и заговоров, османская армия стремительно теряла боеспособность. В 1703 году случилась очередная насильственная смена правителя – был свергнут султан Мустафа II, и на смену ему пришел Ахмед III. Этот правитель оказался весьма способным и инициативным, и самое главное – смог сформировать из своих родственников и соратников эффективную команду [1]. Он четко осознавал, что традиционный турецкий путь развития уже не отвечает требованиям времени, и требуется хотя бы частичная вестернизация страны. Однако решительным реформам препятствовали множество факторов – янычары, реакционное духовенство, элиты. Несмотря на это, правительство империи все же старалось развивать и укреплять государство, но в 1711-1715 годах это привело лишь к не нужной войне с Россией и Австрией, которую турки с треском проиграли, и христианское воинство едва не взяло штурмом Константинополь.

Однако правительство Ахмеда III вместе с ним самим доказало свою эффективность и прагматичность. Даже из понесенного поражения оно смогло извлечь большие выгоды. Согласно мирному договору с Россией, на Балканах появилась цепочка новых княжеств, вассальных султану, но фактически подконтрольных Петрограду – и тем самым Османская империя поставила в тупик Австрию, которая, в случае попыток продвинуться дальше на юг, столкнулась бы с союзом Высокой Порты и русского царя. При этом с территорий княжеств были изгнаны турецкие феодалы и янычары, что значительно ослабило корпус капыкулу в политическом плане – и султанское правительство смогло продолжить свои «европейские» реформы, в первую очередь – создать низам-и-джедид при поддержке французских военных советников, специально присланных по просьбе Ахмеда III. А уже в начале 1720-х годов новые полки начали обкатывать в большой войне с Персией, а точнее – ее раздробленными осколками. Турки смогли занять обширные территории на западе страны, дошли до Исфахана и вплотную подошли к Тебризу, но в Закавказье были вынуждены вновь пойти на уступки России. Делалось это без особого желания, но с прагматичным расчетом – на войне с более простым врагом подготовить достаточное количество опытных кадров, собрать силы, и лишь потом воевать с русскими уже значительно обновленной и более боеспособной армией.

К большому сожалению турок, успехи Ахмеда III оказались лишь временными. В Персии внезапно случился Надир-шах, который неожиданно смог собрать армию ничуть не хуже османской, даже едва сформированного низама, и на границе между старой империей Сефевидов и Османской империей закипели ожесточенные бои. К концу 1720-х годов турки потерпели поражение, были изгнаны с этих территорий, и даже более того – сложилась угроза потери Ирака. Это вызвало бурю возмущения в столице, которой воспользовались недовольные курсом государствам янычары и суннитское духовенство. В Константинополе начался мятеж, и Ахмеда III вынудили отречься от трона, заменив его Махмудом I – куда более консервативным султаном. Правда, Махмуд вскоре расправился с мятежниками и теми, кто пытался повлиять на него, и фактически возобновил политику своего предшественника, но джин уже был выпущен из бутылки. Империя дестабилизировалась, начались волнения в регионах, откровенный саботаж со стороны чиновников. Вооруженные силы, на создание которых тратились огромные средства, стали приходить в упадок. Видя это, русские наместники в Балканских княжествах стали проводить все более самостоятельную политику, и по указке из Петрограда даже приступили к формированию народной милиции на случай конфликта с турками. Видя это, Махмуд I собрался воевать с русскими, дабы ликвидировать балканские автономии, но увяз в конфликте с Надир-шахом.

Высокая Порта и Россия

Отношения между Россией и Османской империей в это время оставались достаточно сложными. Ахмед III стремился максимально придерживаться нейтралитета, и всячески добивался мирного сосуществования с русскими – запретил крымским татарам набеги, соблюдал условия мирного договора 1715 года, заключил договор о разделе западных территорий государства Сефевидов. Расчет его был сугубо прагматичным – выгадать время на реорганизации армии, чтобы затем военным путем вернуть все утраченное у русских. Именно правительство Ахмеда трезво оценивало ситуацию и понимало, что даже австрийцы не били их так сильно, как это сделал в свое время Петр I, что делало русских главными, и самыми опасными врагами, которые при старой армии за несколько лет дошли до окраин Константинополя. Однако эта целиком оправданная политика выжидания и выигрыша времени ради реформы армии не вызвала понимания у турецких правящих кругов, и Ахмеда III в результате свергли, а следующий султан, Махмуд I, смог лишь частично продолжить былой курс, и был намерен идти на конфронтацию уже вскоре после прихода к власти.

Однако и без этого русско-турецкое пограничье оставалось тревожным местом. Крымские татары, де-юре соблюдая требования султана, не совершали большие набеги на русские владения – но вот налеты мелких банд не прекращались никогда. Русские закупорили им выход из Крыма в Таврийскую степь, и татары изменили направление своих мелких рейдов, наводнив южный берег Крыма, находившийся в русском владении. Крупные города оказались практически в осадном положении, мелкие поселения обезлюдели. Гарнизоны крепостей не раз били татарские банды, совершали ответные рейды, и даже заходили на территорию ханства – но набеги продолжались. Причем их характер действий небольших татарских банд позволил и хану, и султану отговариваться тем, что это всего лишь бандиты, и никакой связи с правительством они не имеют, потому их действия не могут расцениваться как враждебные акции хана. И великодушно разрешили… Громить эти мелкие банды и преследовать их на пограничных территориях Крымского ханства. Что сути дела не меняло, ибо набеги продолжались, а так как прибыль с них была не очень большой – то ханское войско по факту перешло на полное содержание за счет Стамбула, которого вечно не хватало, но было достаточно для поддержания орды в качестве кучки мелких банд.

Проблемы с татарами возникли и севернее, в Причерноморье, на границе между Очаковским эялетом Османской империи и Гетманщиной, вассальной России. После договора 1715 года татар, ранее обитавших в Буджаке и Добрудже, выселили с тех территорий, и большая часть переселилась и перекочевала в междуречье Днестра и Днепра. Само собой, любовью к славянам они после такого не отличались, и стали совершать регулярные набеги на территорию Правобережья и Подолья, действуя отрядами малых и средних размеров. Однако здесь был не Крым, а территория казачьей вольницы, с многовековой историей противостояния со Степью, и в результате набеги причерноморских татар вызывали лишь ответную реакцию в виде гайдамацкого движения. Гайдамаками [2] называли небольшие отряды местного ополчения, обычно с ядром из числа реестровых казаков, вокруг которых собирались вооруженные крестьяне. Эти отряды, преимущественно конные, встречали татарские банды на границе, и били их в десятках и сотнях стычек, преследуя затем вглубь степи. В 1730 году, после переворота в Стамбуле, натиск со стороны татар усилился, но это лишь увеличило активность запорожцев – реестровики стали организовывать постоянные заставы на границы, а гайдамаки стали собираться в большие группы, и уходить далеко в степь, делая уже собственные набеги на татарские стоянки. Россия пыталась надавить на турок, чтобы те усмирили татар – но турки в ответ требовали уже остановить действия казаков, в результате чего всю эту историю лишь спускали на тормозах, а война между гайдамаками и степняками продолжалась.

Впрочем, не одни только татары тревожили русские границы. С 1730 года значительно усилилась поддержка кавказских племен со стороны самой Высокой Порты. Появились исламские проповедники, посланники, за ними стали прибывать караваны с оружием. Ситуация усложнялась тем, что с Северным Кавказом еще Петр I сделал большую ошибку, де-юре силой подчинив себе Дагестан… И оставив все как есть. В результате этого многие дагестанские князьки, включая шамхала Тарковского Адиль-Гирея, который еще вчера был самым верным сторонником русских, начали устраивать набеги на прибрежные гарнизоны, резали посланников, вели переговоры с турками, и даже объявляли о своей независимости. Принятые против них меры оказались недостаточными, зато дагестанцы вовсю стали трубить о том, что злые русские готовятся покорить весь Кавказ, что насторожило прочие местные народы, включая даже тех, кто был настроен к России весьма дружественно. В результате этого турецкая агитация легла на благодатную почву, и горцы активизировали свои набеги на русские территории. Именно с турецкой подачи в 1730 году де-факто началась активная фаза Кавказских войн, до того слабо тлеющих [3]. О поддержке турками горцев в России знали, но так как никаких договоренностей между племенами и Стамбулом не было, то и привлечь султанское правительство к ответственности не получалось.

А в 1733 году грянуло антитурецкое восстание в Абхазии. В этом регионе находился ряд турецких крепостей с сильными гарнизонами, а само княжество считалось вассалом Османской империи. На него постоянно давили мусульманские власти, требуя исламизации, и урезая права самоуправления. Систематически ущемлялись, и даже физически уничтожались памятники культуры, сильные удары переживала абхазская экономика, и без того далеко не процветающая. Это несколько раз вызывало большие восстания, но в 1733 полыхнуло уже по полной. Князь, Манучар Чачба-Шервашидзе, стал собирать все возможные силы для борьбы с турками – но их решительно не хватало. Тогда он обратился за помощью к России, обещая принести вассальную присягу в обмен на поддержку против турок. Императрица Екатерина сочла повод для вмешательства уместным, но не хотела начинать войну с турками, пока шла война за польское наследство, в результате чего помощь была оказана неофициальная, в виде «вольноотпущенных» кубанских и донских казаков, при небольшом количестве офицеров регулярной армии, выступавших военными советниками. Те вмешались в конфликт на стороне абхазов достаточно серьезно, в ряде сражений разбили турецких карателей, и даже взяли крепость Сухум-кале, совсем недавно перестроенную французскими инженерами. Однако в одной из небольших стычек в 1735 году случилось несчастье – в плен попали несколько десятков кубанцев во главе с капитаном Русской Императорской армии, Андреем Болотниковым. Под пытками они твердо стояли на том, что самолично явились в Абхазию, и Российская империя тут не при чем, но это ситуацию не исправило – пленные были с особой жестокостью казнены в Стамбуле, а Высокая Порта получила удобный casus belli. Учитывая, что русские войска увязли в Польше, а саму империю лихорадило из-за Великой ревизии, более удобного момента для нападения ожидать было глупо. В мае 1735 года Османская империя официально объявила войну России.

Силы Османской империи

В общих чертах османская армия с 1715 года изменилась мало. Она все еще базировалась на основе феодального и полуфеодального конного ополчения, а также наемных пехотных полков, формируемых на время войны. Элитный корпус капыкулу, ослабленный со времен последней войны с Россией, деградировал и выродился, уже практически не представляя из себя военной силы, и больше играя в политику. Понимая, что с таким воинством империя проживет недолго, правительство Ахмада III приступило к созданию низам-и-джедида, или просто низама – войска нового порядка, по факту новой турецкой регулярной армии европейского образца, создаваемой с помощью французских специалистов с 1721 года. Благодаря ослаблению янычар процесс шел в целом успешно, и уже к 1725 году численность низама достигла 25 тысяч пеших и конных, но затем последовала череда неудач в войне с персами Надир-хана, и численность низама заметно сократилась, а в 1730 году «западническое» правительство Ахмеда III свергли, и над низамом нависла угроза расформирования. Однако новому султану удалось подавить сопротивление реакционных кругов, и низам не только был сохранен, но и дополнительно расширен. Правда, из-за внутренней нестабильности империи, качество этого воинства продолжало оставаться недостаточным для противостояния европейским армиям вроде русской.

Однако туркам в том же 1730 году чертовски повезло, ибо в Константинополь прибыл Клод Александр де Бонневаль – профессиональный французский военный, успевший послужить и Франции, и Австрии, и отметившийся как достаточно успешный организатор и умелый полководец. В Османской империи он принял ислам и стал Ахмет-пашой, быстро завоевав расположение султана Махмуда I. Француз развернул масштабную деятельность по восстановлению низама, и укреплению турецкой армии, используя другие европейские кадры и финансово-промышленную помощью самой Франции. Численность низама к 1735 году возросла до 40 тысяч, преимущественно пехоты, вооруженной и организованной на французский манер, но одетой в турецкую униформу. Такой масштабный рост войск нового порядка был связан с большим риском, из-за чего Ахмет-паша нажил себе массу врагов в лице янычар, но оно того стоило – Османская империя стремительно приближалась по боеспособности своего войска к европейским державам. Правда, вся остальная османская армия продолжала переживать упадок, и ей пока сильно не хватало мобильной полевой артиллерии вкупе с регулярной конницей. Из-за этого на бумаге огромное (до 300 тысяч) турецкое воинство на деле было представлено 40 тысячами более или менее боеспособной пехоты, и «всеми остальными» полурегулярными и иррегулярными формированиями с сомнительной эффективностью. Тем не менее, в Стамбуле считали, что для войны с ослабленной Россией этого будет достаточно.

Османский флот к 1735 году также пребывал в упадке – а точнее, и не выходил из него с конца прошлого столетия. При этом, как и с армией, на бумаге все было очень масштабно и впечатляюще – империя могла при необходимости в короткие сроки отстроить сотни гребных судов и посадить на них войска, а на якоре имела целых 60 линейных кораблей, что позволило туркам войти в пятерку самых могущественных морских держав мира. Но при углублении в детали становилось ясно, что могущество это «липовое». Организация гребных флотилий и их строительство сильно уступали русским, а уж с военно-морскими кадрами у турок всегда были проблемы даже на галерах. На парусниках с личным составом, особенно офицерскими, было еще хуже, из-за чего пришлось массово нанимать людей за границей, и приставлять к ним турецких «помощников», которые являлись скорее переводчиками. С матросами также дела обстояли не лучшим образом – после появления Греческого княжества эллины, ранее составлявшие основной костяк морских кадров империи, как-то резко перестали поддерживать турок, меньше шли на службу, а если шли – то редко работали на совесть. Но самой главной бедой турецкого флота был корабельный состав – из 60 существовавших на бумаге линейников лишь 22 были полноценными линейными кораблями, в то время как остальные 38 представляли собой перестроенные из больших транспортных судов [4] боевые корабли с количеством пушек, редко превышавшим отметку в 50 единиц. Кроме того, у турок еще и сохранялся дефицит морской артиллерии – из-за чего многие корабли оставались недовооруженными. В результате этого фактическая сила турецкого флота была гораздо ниже, чем можно было ожидать от его списочного состава, и по ряду свидетельств и экспертных оценок, османский флот в 1735 году по совокупности своих качеств уступал самому себе в 1711 году. Лишь частично эти проблемы компенсировались неплохим командующим флотом – Джаным Ходжа Мехмед-паша, алжирский турок по происхождению, был умелым моряком, имел солидный по мусульманским меркам опыт мореходства, в молодые годы успел побывать галерным рабом венецианцев, и имел определенную славу не только среди турок, но и за границей. Его таланты признавали даже видавшие виды французские морские волки. Правда, и тут не обошлось без серьезной проблемы – Мехмед-паша был настолько стар [5], что многие считали его назначение капудан-пашой скорее издевкой, чем здравым решением.

Силы Российской империи

Численность регулярной русской армии вместе с гарнизонными полками и милицией к 1735 году достигала отметки в 200 тысяч человек, еще около 120-150 тысяч могли быть предоставлены различными иррегулярными войсками – казаками, калмыками, башкирами и прочими. По общей численности такое воинство являлось самым большим в Европе – что было отнюдь не лишним, учитывая, что России требовалось держать войска на огромных территориях. При этом из состава регулярной армии лишь около 120-140 тысяч человек являлись полевыми полками, а остальные были представлены гарнизонными и милиционными войсками. Дисциплина в армии была высокой, снабжение – хорошим, боевая подготовка – одной из лучших в Европе. Военным министерством заведовал Петр Романович Невский, не отличавшийся творческим складом ума, но умевший поддерживать функционирование созданного до него системы. Среди полководцев высшего звена времен Северной войны остались лишь двое – фельдмаршал Михаил Голицын [6] и гетман Иван Обидовский, но при этом имелся ряд более молодых генералов, которые уже показали свой большой потенциал. Впрочем, Русскую Императорскую армию 1730-х годов постигли некоторые проблемы и несчастья, которые снижали ее боевой потенциал. Так, без контроля гениального администратора в лице великого князя Романа Невского, система логистики полевой армии стала переживать не самые лучшие времена, и при действиях с большим отрывом от собственных баз начинались проблемы с подвозом припасов. Имелось некоторое недофинансирование, так как значительные средства были отправлены на крупные инфраструктурные проекты и развитие государства. Кроме того, после ошеломительных успехов Северной войны и Персидского похода у солдат и офицеров утвердилось мнение, что они с легкостью смогут разбить любого врага, что привело к некоторой переоценке собственных возможностей, и серьезной недооценке любого противника, особенно турок. Но самой большой проблемой было то, что Россия была вынуждена держать войска на нескольких направлениях, «размазывая» их тем самым по большим площадям. В результате этого империя просто не могла себе позволить сосредоточить всю полевую армию против турок, и РИА на протяжении всей войны пришлось сражаться в меньшинстве.

Русский Императорский флот в своем составе имел 48 линейных кораблей, причем хорошо вооруженных, с обученными командами и уже достаточно ладно сформированным офицерским корпусом. Имелся у русских моряков и мореходный опыт, и отработанная организация, и кое-какие свои особенности. Так, линейники под Андреевским флагом были не такими крепкими, как, к примеру, корабли из английского дуба, но зато несли очень мощную артиллерию, и самое главное – команды активно тренировались ее применять, благодаря чему РИФ в ближнем бою был крайне опасен. Кроме того, благодаря наличию значительных людских ресурсов в стране в мирное время штаты судовых команд сокращались не так сильно, как в других флотах, из-за чего мобилизация военно-морских сил не требовала много времени. Имелась также отработанная система экстренной постройки гребных судов в случае войны – по расчетам, за полгода верфи на любом театре военных действий могли построить не менее сотни галер и полугалер, что значительно расширяло возможности отечественных военно-морских сил. Однако, как и с армией, у моряков имелась и переоценка своих возможностей, и недооценка вражеских, из-за чего к возможности войны с турками относились достаточно легкомысленно. При этом линейные силы по факту были разделены на две равные части, по 24 единицы в Черноморском и Балтийском флотах, из-за чего турки при полной мобилизации флота получали более чем двукратное численное превосходство над русскими. В Петрограде понимали это, и потому в случае большой войны планировалось в кратчайшие сроки снарядить Балтийский флот для плавания в Средиземное море, дабы усилить давление на турок с юга, и по возможности оказать поддержку грекам, которые готовы были восстать против османского владычества в случае подхода русских кораблей. Однако даже в теории эти планы к 1735 году были еще недостаточно хорошо проработаны, да и политическая ситуация оставалась достаточно сложной, из-за чего приступать к их реализации командующим предстояло на свой страх и риск, а сама подготовка неизбежно занимала много времени.

Кампания 1735 года

Несмотря на то, что объявление войны оказалось целиком неожиданным для России, она смогла первой начать военные действия. Кубанское казачество всегда было готово к выступлению в поход, и едва только война началась официально, как курени (батальоны) пластунов при поддержке нескольких полков донцов, всего около 10 тысяч штыков и сабель, под общим началом кошевого атамана Нестора Чайки выдвинулись в Абхазию. С моря поддержку им оказала Азовская гребная флотилия – еще не отмобилизованная, состоявшая всего из 52 галер, полугалер, гребных фрегатов и бомбардирских судов, но способная сыграть значительную роль в действиях на приморском фланге. Командовал ею адмирал Василий Дмитриев-Мамонов, более организатор, чем флотоводец, но в целом умелый и профессиональный военный моряк. Наладив взаимодействие друг с другом, казачье войско соединилось с абхазскими дружинами, и прошлось огнем и мечом вдоль турецких прибрежных крепостей, к концу года взяв всех их. Турки попытались противодействовать им, и даже собрали 24-тысячную армию под началом Изет-паши, но на реке Ингури воинство Нестора Чайки и князя Манучара Шербашидзе дерзкой ночной атакой умудрилось разгромить турок наголову, взяв до 8 тысяч пленных, 10 пушек и большой обоз. Впрочем, последние сражения шли уже в условиях зимы, и развивать их дальше не было никакой возможности, из-за чего войска отошли к побережью на зимние квартиры, а военные действия в 1736 году на Кавказе уже не будут связаны с русско-турецкой войной [7].

Но турки очень быстро смогли отыграться в другом месте. К войне они смогли подготовиться, и сразу же после объявления приступили к активным действиям. Еще до формального объявления войны начался сбор всей крымской орды, а в порты полуострова стали прибывать корабли с войсками. После начала конфликта сборы лишь ускорились, и уже к середине июня у Бахчисарая собралось большое воинство – 30 тысяч турок, включая значительное количество янычар, и 60 тысяч татар. С моря их поддерживали 39 линейных кораблей Мехмед-паши. Предназначение у этой армии было одно – вытеснить русских с южного берега Крыма, захватив три основные крепости – Севастополь, Феодосию (Кафу) и Керчь. Ситуация для России осложнялась тем, что силы армии на полуострове были ограничены – всего около 12 тысяч человек гарнизонов, а планировавшееся подкрепление в виде кубанских казаков отправилось в результате в Абхазию. Хуже того – из трех основных опорных пунктов лишь два, Керчь и Феодосия, были более или менее укреплены с суши, и тут же располагались 2/3 гарнизонов. Армейское командование РИА на полуострове в лице генерала Фадеева (солдат потешных полков, выбившийся из крестьянских детей в генералитет благодаря личным талантам еще при Петре I и князе Невском) находилось в Керчи. Если бы турки и татары нанесли первый удар по этим двум крепостям, то шансы продержаться были достаточно неплохие, но воинство, которое возглавил Илиас Колчак-паша, решило первым делом взять Севастополь.

Севастополь был основан совсем недавно, и бурно развивался в течении двух десятилетий. Была отстроена масштабная флотская инфраструктура, береговые батареи, склады, доки, флотские экипажи и многое другое, но вот на сколь-либо развитые сухопутные укрепления не хватило ни времени, ни средств, в результате чего фортификация ограничилась линейкой редутов и тремя фортами средних размеров. Гарнизон города также был относительно слаб – всего 4 тысячи человек в составе двух пехотных полков, 12-го Черниговского и 14-го Воронежского, к которым с началом войны присоединились около 600 ополченцев из числа горожан, в первую очередь греков и армян. Командовал ими бригадир Леонид Мартынюк, человек способный, но злоупотреблявший алкоголем, из-за чего возглавлять оборону он по факту не мог. Потому сразу же после получения вести об объявлении войны армейцы были переподчинены командующему Черноморским флотом, который и возглавил оборону. А командующим этим был адмирал Петр Петрович Бредаль – великолепный морской офицер, талантливый и инициативный, который после смерти генерал-адмирала Базанова стал считаться главным русским флотоводцем наравне с Наумом Сенявиным. Он смог мобилизовать для защиты города силы флота, да к тому же привлек к обороне города все свои наличные силы морской пехоты в лице Черноморской дивизии, насчитывавшей 8 тысяч человек, да еще 2 тысячи матросов и офицеров, снятых с кораблей. Это значительно увеличило силы гарнизона, а быстрая реакция Бредаля позволила в кратчайшие сроки возвести на суше земляные укрепления, и оборудовать их артиллерией, в результате чего Севастополь готов был встретить турок огнем и ядрами уже спустя месяц после начала конфликта.

А турки прибыли к городу в начале июля, хоть и пытались до этого мешать строительству обороны набегами татарской конницы. Из-за ряда причин осадные работы начинались медленно, и велись крайне неохотно. Главной проблемой турок стали их собственные союзники, татары, которые отказывались вести осадные работы, и занимались откровенным разбоем, нападая порой даже на турецкие конвои снабжения. К этому добавилось и то, что русские также проявили большую активность, регулярно срывали осадные работы и наносили урон осаждающим, в первую очередь тем же татарам, которые всегда первые попадали под удар. Однако осада постепенно продвигалась, а гарнизон встал перед серьезной проблемой в виде недостатка запасов, которых даже при урезании пайков хватило бы максимум до ноября. Турки же явно намеревались довести дело до конца, и даже флот Мехмед-паши регулярно являлся к городу, устраивая бомбардировки, в то время как Черноморский флот, взваливший на себя защиту сухопутных укреплений, не мог снарядить корабли для решительной баталии. Так шли недели и месяцы. В сентябре турки устроили первый штурм, который провалился, а в начале октября – еще один, с аналогичным результатом. Ряды защитников поредели от потерь и начавшихся болезней. Севастополь оставался полностью отрезан от внешнего мира, и никто не знал, когда же его защитникам помогут силы извне.

Примечания

1. Ахмеду III и его команде, конечно же, было далеко до великих реформаторов вроде того же Петра I, но по турецким меркам это был достаточно адекватный и здравомыслящий султан, с такой же командой. Правда, свои забавные «особенности» имелись и у них – к примеру, огромное количество средств уходило на роскошь и содержание пышного двора, а придворные, помимо прочего, фанатично увлекались выращиванием тюльпанов.
2. У слова «гайдамак» турецкое происхождение, в переводе означает «гнать», «погонять» или «нападать». Учитывая расклады в АИшке, назвать подобным образом участников набегов на татарские кочевья вполне уместно.
3. О которых детально будет рассказано в отдельном цикле статей.
4. Обычно турки называли крупные суда галеонами, но применение этого термина у меня вызывает некоторые вопросы, так как не понятно, в каких случаях он применялся. По той турецкой информации, что я читал, сложилось впечатление, что галеоны – это все крупные боевые корабли, с вооружением от 40 пушек и более, как специальной постройки, так и переоборудованные из транспортных судов, чем султанские моряки развлекались в 1-й половине XVIII века еще достаточно много. Но тут я могу ошибаться, так что в случае чего – ссылаться на меня по турецким галеонам не стоит.
5. По турецкой информации, Джаным Ходжа Мехмед-паша родился в 1640 году, в таком случае к началу русско-турецкой войны ему было уже 95 лет, что представляется уже каким-то сюрреализмом. Однако также точно известно, что к началу Морейской войны он уже был как минимум в юношеских годах (а может и старше). В таком случае он родился не позднее 1670 года, и тогда к 1735 ему уже должно было быть минимум 65 лет, что все равно достаточно почтенный возраст для боевого адмирала XVIII века. Тут даже не знаю, что сказать – то ли мужик был настолько крепок и суров, что держался молодцом, то ли с источниками касательно даты его рождения какая-то гадость…
6. В реале Михаил Голицын к 1735 году уже умер, но там история с его смертью достаточно мутная – то ли покушение, то ли несчастный случай, то ли просто естественная смерть, так что я волей авторского произвола оставил его в живых еще на несколько лет, благо он еще не настолько стар.
7. По одной очень простой причиной – на Кавказ придет Надир-шах, имеющий свое мнение по поводу границ в этом регионе, и потому и туркам, и русским уже в этих местах будет не до войны друг с другом от слова «совсем».