Русско-шведская торговля XVII века и шведская медь.
Многочисленные находки шведских монет XVII века на Северо-Западе России — явление заурядное, но часто вызывающее недоумение кладоискателей. Шведские медные деньги квадратной формы и пудовые клады мелкой монеты заставляют задумываться о масштабах шведской оккупации во времена Смуты. Но шведы оккупировали Новгород в 1611—1617 гг., а шведские медяки 1620-1670-х гг. находят вплоть до Твери. Размеры кладов бывают впечатляющими и содержат тысячи монет. Так, последний опубликованный клад шведских монет, найденный в 2005 году огородником в Волосовском районе, по объему занял половину картофельного мешка.
Нумизматами описано более 30 таких кладов, и все они имеют интересную особенность. Такие клады, как правило, однородны по составу и не содержат ни крупных номиналов, ни серебра, ни русских монет. Они содержат только шведскую монету, только медную и только мелкую. Как правило, это монета в ¼ эре.
Этот экономический феномен начался с необычного следственного дела, имевшего международные последствия.
В 1627 году, проходя мимо лавки новгородского купца Богдана Шорина, подьячий Приказной избы Гришка Федосьев заметил, как собравшиеся купцы оживленно читают какую-то бумагу. Сомнений не было — тут творилось государственное преступление. Бдительный подьячий немедленно донес об этом факте властям, и сомнительный документ был конфискован. Этим документом оказалась… копия грамоты Столбовского договора 1617 года между русским царем Михаилом Федоровичем и шведским королем Густавом Адольфом.
Но как копия межправительственного Договора попала в Новгород? Следствие по этому делу вели новгородский воевода князь П. Я. Одоевский, дьяки Григорий Волков и Рахман Болдырев. Было установлено, что в грамоте «посольская договорная запись вся описана подлинно». Во избежании обвинений в неуважении к царской власти, титул царя в «пиратской копии» договора был по всем правилам написан золотом, что в дальнейшем облегчило участь купцов.
Из материалов дела выяснилось, что купец Прокофьев после заключения Столбовского мира выехал из Новгорода в Москву, где за рубль купил копию русско-шведского договора у подьячего (государственного чиновника), который и писал сам договор. Прожив 4 года в Москве, в 1620 г. купец вернулся домой и в 1625 г. умер. Сын его в это время находился в Москве, грамота попала в руки другого купца Андрея Харламова, и находилась у него полгода. После приезда из Москвы сын Прокофьева получил документ отца и хранил его у себя, но слухи о существования такого документа уже поползли. Грамоту на время попросил купец Богдан Шорин и «велел списывать Ваське Шпилькину», т.е. скопировать её. Допрошенный Васька Шпилькин с перепугу заявил на следствии, «что грамоты у Богдана Шорина не видел и ничего не списывал». Помимо упомянутых купцов грамоту читали торговцы Богдан Толмачев, Никифор Хамов, Федор Шелковников и Сергей Иголкин.
После проведения тщательного следствия, протоколы допросов («расспросные речи») были отосланы в Москву. Поскольку политической подоплеки в деле не обнаружилось и других копий договора не было найдено, царские власти проявили к участникам этой истории снисхождение и те отделались легким испугом. Однако этот инцидент резко изменил судьбу всех участников этого дела.
Дело в том, что договор, заключенный русской и шведской сторонами в Столбове в 1617 г., включал пять статей, непосредственно касающихся вопросов торговли. Договор предусматривал, что единственным торговым партнером России, с которым русские купцы могли вести прямую торговлю, была Швеция. В 14-й статье русским торговым людям обеспечивалось право свободной торговли в Стокгольме, Выборге, Таллинне и Нарве. Кроме прямых торговых операций в Стокгольме русское купечество могло осуществлять транзитную торговлю с западноевропейскими купцами. Более того, в 15-й статье договора шведам предписывалось выделить гостиные дворы для русских купцов в Стокгольме, Ревеле, Ивангороде и Выборге. Договор открывал широкие перспективы для русских купцов… но сами русские купцы узнали о его содержании лишь в лавке Богдана Шорина спустя 10 лет после его подписания.
История с грамотой подтолкнула их к решительным действиям, и все бывшие подследственные в краткие сроки стали весьма состоятельными людьми.
Едва закончилось следствие, как Богдан Шорин собрал небольшую партию пеньки и поехал продавать её прямо в Стокгольм. После продажи товара ему удалось получить заказ на поставку большой партии шелка-сырца для королевского двора. Транспортные расходы несла шведская казна, и пошлины за товар не брались. Вернувшись в Новгород, Шорин привлек к этой торговой операции Андрея Харламова, ранее также бывшего под следствием по упомянутому делу о грамоте. В начале 1628 г. они вместе отправились в Москву, где обратились к правительству с просьбой о выдаче им большой партии шелка из царской казны в кредит. Они добились своего, и им было выдано 16 пудов шелка с обязательством расплатиться за него вырученными в Швеции талерами. Правительство придавало продаже шелка иностранным купцам исключительное значение. От этой торговли в русскую казну поступали значительные доходы — в Персии, где закупался шелк, один пуд его стоил 3 рубля, на Балтике же — 36—45 рублей. Весной 1628 г. «зимним последним путем» товар был отправлен в Швецию с использованием шведского транспорта.
Привоз в Стокгольм столь большой партии шелка обратил на себя внимание шведских властей. Шорин был вызван 29 мая 1628 г. на заседание Государственного совета и расспрошен о возможности дальнейшей поставки шелка в Швецию. Шведы испытывали конкуренцию со стороны голландских купцов, монополизировавших торговлю шелком и проявили к новому каналу поставок живой интерес. Шорин заверил шведские власти о возможности поставки шелка в Стокгольм при условии его беспошлинной доставки в пограничный город — крепость Нотебург.
Но не все шло гладко. После передачи шелка заказчику, смотрителю суконной мануфактуры Иоахиму Фурбрандту, русским купцам не удалось получить причитавшиеся им деньги. Заказчик попросил отсрочки на пять недель, но и далее стал уклоняться от уплаты долга. Шорину пришлось снова обращаться в Государственный совет. И. Фурбрандту пригрозили тюрьмой, поскольку это затрагивало интересы налаживающихся торговых контактов России и Швеции, и вскоре деньги были найдены. 28 июля 1628 г. на заседании Государственного совета купец поблагодарил шведское правительство за оказанную помощь. Сумма, которую получили Шорин и Харламов, составляла 2600 талеров плюс 100 талеров за возмещение убытков, куда входила плата за проживание и аренду наемного двора. Получив проезжую грамоту, новгородцы отбыли из Стокгольма на родину морем. Вернувшись в Москву, они сдали деньги в царскую казну… и были арестованы по подозрению в измене.
Успешная поездка Шорина и Харламова в Швецию вызвала подозрение у властей. Припомнили им и почести от королевских бояр, и бесплатный «корм», и 100 талеров, и жалованные грамоты. Однако невиновность Шорина и братьев Харламовых и в этом случае была доказана на следствии, и они продолжили свой бизнес.
Так было положено начало торговли новгородских купцов со шведами. В 1630-х гг. XVII в. в торговлю со Стокгольмом было втянуто уже несколько пограничных городов и уездов. Ведущую роль в этой торговле играл Новгород, поскольку большинство торговцев, упоминаемых в документах, были новгородцами.
В середине XVII в. по поручению русского правительства в Швеции торговали шелком Петр Микляев, Константин Харламов, Максим Воскобойников, вывозя его на продажу в Нарву, Таллинн, Ригу, Любек и Гамбург. Так, в 1650 г. П. Микляев вместе с К. Харламовым повез продавать в названные города уже 600 пудов шелка. В 1650 г. купец Стоянов умудрился продать в Швеции оптом 30 возов мяса и 6 возов соленой рыбы, не нашедших сбыта в Новгороде и Тихвине.
Наплыв русских «челноков» и их успешная торговля заставили шведские власти в 1640-х гг. принять закон о том, что торговцам из России запрещалось посещать другие шведские города, кроме столицы. В 40-е гг. XVII в. шведские резиденты в Москве и Новгороде доносили, что русские торговцы, пытаясь избавиться от шведской опеки, стремятся установить через балтийские порты непосредственную связь с западноевропейским купечеством. В 1649—1650 гг. новгородские купцы неоднократно возбуждали в Стокгольме ходатайства о проезде их в Западную Европу через Прибалтику, но неизменно получали отказ.
Доходы от русской транзитной торговли существенно обогащали шведскую казну, поэтому шведы стремились сохранить контроль над этой торговлей и даже стимулировать ее на первом этапе. Стремление шведов перенести русскую торговлю в прибалтийские владения Швеции и в шведскую столицу было связано также с конкуренцией голландских и английских купцов, развернувших активную торговлю в первой половине XVII в. в Архангельске. Объективно это было выгодно и новгородскому купечеству.
Торговля русского купечества в прибалтийских городах и в Стокгольме жестко регламентировалась шведскими властями, нередко допускавшими злоупотребления и прямые насилия над русскими торговцами. Новгородские купцы нередко жаловались шведским властям на то, что постоянно нарушаются условия Столбовского договора. Активная торговля русских шла при полном бездействии шведских купцов, что вызывало противодействие шведских чиновников. Согласно принятым законам русские купцы были обязаны вести торговлю только на территории гостиных дворов, категорически запрещалась торговля в розницу. Русские купцы не могли также торговать с иностранными купцами и жителями сельской местности. На русских купцов налагались произвольно большие пошлины, особенно с вывозимых разменных денег и меди.
К числу наиболее дефицитных в России товаров прежде всего относились металлы, особенно медь и железо. Железо и медь приобретались новгородскими торговцами постоянно на протяжении всего XVII в. Привозились эти металлы непосредственно из Стокгольма на новгородских судах или зафрахтованных новгородцами карбасах тихвинских, олонецких и ладожских торговых людей.
Русское железо было более низкого качества, добывалось в сельских крестьянских домницах и шло на изготовление орудий сельскохозяйственного производства, предметов домашнего быта. Шведское железо изготовлялось на предприятиях промышленного типа и шло на изготовление вооружения, доспехов, якорей и якорных цепей, решеток для тюрем, применялось в строительстве крепостных сооружений. Железо вывозилось очень крупными партиями. В 1684 г. купцы Кошкины привезли из Стокгольма более 1220 пудов железа, в 1689 г. — свыше 3937 пудов. В августе 1690 г. Кошкины погрузили на свой баркас в Стокгольме железа весом 4210 пудов (67 тонн).
Медь и медные изделия приобретались в Швеции как в слитках, так и в виде готовых изделий: котлов, кувшинов, подсвечников, колоколов, канделябров. Вывозились также и «плоты» — большие доски из высококачественной меди с королевским вензелем, выполнявшие функции денег, которые затем шли на переплавку. На переплавку также закупали и мелкие медные разменные монеты, так называемые «шкилевые» деньги. Стоимость меди в этих монетах точно соответствовала их номиналу, и это было прекрасное сырье для нужд российской экономики. Именно эти «партии металлолома» в виде медной мелочи находят сегодня в кладах.
Массовому вывозу медной разменной монеты и пытались препятствовать шведские таможенники. Русские купцы не стеснялись жаловаться на них непосредственно королю. В жалобе новгородцев шведскому королю Густаву II Адольфу от 28 июля 1632 г. говорилось, что «таможенные чиновники здесь в Стокгольме поступают вопреки дружественно навечно заключенному мирному договору». Они «осмеливаются запрещать нам вывозить вашего королевского величества медные монеты и смеют говорить нам, что мы должны на них скупать имущество и товары» в принудительном порядке. Купцы утверждали, что эти действия чиновников «противоречат 14-й статье в Столбовском мирном договоре, где говорится о свободной и беспрепятственной торговле». Далее следовала откровенная угроза, что если «ваше королевское величество совсем хочет запретить нам и прочим русским купцам вывозить те медные деньги, которые мы получаем за наши товары, и запретом вывоза таких медных денег вынудить нас покупать товары нам в убыток и разорение, то мы скорее перестанем впредь приезжать».
Как ни удивительно, Густав Адольф решил вопрос в пользу новгородцев, и в Россию хлынул поток стратегически важного металла.
Книги «обидных» дел, сохранившие жалобы многочисленных торговцев шведским властям (за 1622—1656, 1663, 1666, 1672—1673, 1676, 1680, 1683 гг.), содержат многочисленные примеры злоупотреблений со стороны шведских чиновников. В 1647 г. новгородские посадские люди Степан Кошкин, Тимофей Иевлев и Денис Семенов приехав в Канцы из Стокгольма, предъявили таможеннику медные деньги суммой 730 талеров, взятые ими якобы «для харчу и для зимнего пути наймовать их же зарубежских людей до Великого Новгорода». Но деньги «таможенник отнял неведомо за что».
Московское государство в 40—60-х гг. XVII в. неоднократно пыталось путем мирных переговоров урегулировать столь бурно развивающиеся торговые отношения со Швецией. Русские послы на переговорах в 1632—1633, 1646, 1647, 1649, 1656, 1659—1661,1663, 1666, 1676, 1680—1683 гг. ставили вопросы, касающиеся юридического положения русского купечества на территории Швеции.
На протяжении многих лет в Стокгольм в разное время ездили: Богдан Шорин, Харламовы, Воскобойниковы, Кошкины, Жулевы, Клеткины, Тетерины, Проезжаловы, Гавриловы, Микляевы, Стояновы и другие. Многие перечисленные торговцы входили в состав высшего купечества России. За свою деятельность в сфере торговли и на государственной службе они получали от имени царя жалованные гостиные грамоты с различными льготами и привилегиями. Новгородцы являлись ведущей группой русского купечества в торговле со Швецией и треть всех денег во внешнеторговом обороте составляли деньги новгородских торговцев.
Сохранившиеся новгородские таможенные книги XVII в., «Сметные списки денежных доходов и расходов» Новгородской приказной избы, запечатлели весь ассортимент и объем новгородской торговли за многие годы.
Новгородцы вывозили в Стокгольм меха, кожи, крупу, сырое и топленое сало, мясо и рыбу, мыло, капусту, уксус, пряники, орехи, полотна, лен и многое другое.
Кроме металлов и оружия, новгородские торговцы в небольшом объеме ввозили из-за границы предметы роскоши, пряности, иностранные ткани, сельдь, табак, галантерейные товары.
Новгородское купечество отрабатывало льготы, полученные по жалованным гостиным грамотам, выполняя поручения правительства за границей. Так, в 1660 г. П. Микляев был отправлен в Голландию, Гамбург и Любек для покупки оружия для русской армии. В Любеке он купил у голландца Иоганна фон Горна 10 тысяч пудов меди и заключил договор на отливку 300 пушек, которые должны были изготовить здесь же по присланному образцу и вместе с медью доставить в Архангельск. В Любеке же Микляеву было поручено купить «две тысячи пар пистолетов, да тысячу карабинов двоествольных». Для Московского Пушечного двора Микляев также приобретает по государеву указу «книгу пушечного и огнестрельново строю». Семен Стоянов в 1656 г. привез в Россию из Нарвы 9471 мушкет. В 1632 г. в связи с подготовкой к Смоленской войне в Нарву для закупки оружия был послан Борис Колтовский. Им было закуплено оружия на десять тысяч талеров, которое на 139 подводах было отправлено в Москву. Позднее за остальным закупленным оружием было послано 80 подвод.
По мере роста торговых связей, началось политическое сближение России и Швеции. В 1629—1631 гг. Россия и Швеция вплотную подошли к идее создания военно-политического союза против Польши и даже обсуждался вопрос о заключении торгового договора между Россией и Швецией…
Итак, наглядно видим реальную картину «темного средневековья».
За полвека до того, как Петр Великий родился и «прорубил окно в Европу», в эту самую Европу через открытую дверь сновали многочисленные новгородские купцы. Они возили в Стокгольм многотонные грузы на неких «карбасах» и «баркасах» — задолго до создания Петровского Ботика и рождения Российского Флота. При этом умело вели международную торговлю, приобретая стратегическое сырье в обмен на сало и капусту, отстаивали свои интересы в королевских судах на шведском языке, цитируя нигде не опубликованные тексты царских договоров, и пудами вывозили монеты шведского короля как лом цветного металла.
