Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать подцикл о революционных войнах Перу в рамках проекта Pax Pacifica, и сегодня речь пойдет о заключительном этапе Андской войны. Рассказано будет о новых кампаниях в Сальте, борьбе за симпатии каудильо Гуэмеса, и многом другом.
Содержание
Вторая кампания в Сальте (1813-1815)
Перуанские гусар, кавалерист (лансеро) и гренадер. Позади них — перуанский офицер на коне.
С марта по сентябрь 1813 года военные действия в провинции Сальта практически не велись. Аргентинцы копили силы и готовились к наступлению – именно в это время численность Армии Севера достигла 12 тысяч человек при 24 орудиях [1], и в ближайшие месяцы ожидались новые пополнения. Роялисты тоже не теряли времени. Недооценка сил патриотов, которая едва не привела к провалу всей прошлой кампании, была вылечена, и теперь к войне готовились на полном серьезе. Армия Верхнего Перу восстанавливала потери, получала новые подкрепления, активно укрепляла свои позиций на случай наступления аргентинцев. Особый акцент был сделан на артиллерийском обеспечении – 24-фнт гаубицы отлично показали себя при отражении атак патриотов, и теперь Гойенече вместе с Пио де Тристаном не желали вести активные военные действия без превосходства в артиллерии над противником. Правда, ресурсы Перу были все же далеко не безграничны, и вице-королевству требовалось вести военные действия не только в Сальте, но еще и в Новой Гранаде и Чили, подавлять остатки революции в провинции Чаркас, и иметь какой-то резерв сил и средств на случай неожиданностей. В результате этого обеспечить подавляющее численное превосходство над патриотами так и не вышло, зато подразделения, выделенные в полевую армию под командованием Гойенече, были отлично подготовлены, вооружены и замотивированы. Ими были:
- 1-й гренадерский полк «Los Andes», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
- 2-й пехотный полк «Cusco», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
- 3-й пехотный полк «Arequipa», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
- 4-й пехотный полк «La Paz», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
- 6-й пехотный полк «Chuquisaca», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
- Кирасирский полк «Corona», 5 эскадронов, 1200 человек
- Гусарский полк «Husares del Rey», 5 эскадронов, 1200 человек
- Драгунский полк «Dragones de Lima», 5 эскадронов, 1200 человек
- 1-й кавалерийский полк «Carabayllo», 5 эскадронов, 1200 человек
- 2-й кавалерийский полк «Chosica», 5 эскадронов, 1200 человек
- 3-й кавалерийский полк «Huancane», 5 эскадронов, 1200 человек
- 1-й артиллерийский полк, 60 орудий
- 1-й инженерный батальон, 700 человек
- ВСЕГО: 11200 пехоты, 7200 кавалерии, 80 орудий
Организационно все это воинство делилось на две дивизии. Более крупной и боеспособной (3 пехотных и 3 кавалерийских полка, 9900 человек, 48 орудий) командовал сам Гойенече, разместившийся в Тарихе. Меньшую (2 пехотных и 3 кавалерийских полка, 8500 человек, 32 пушки) возглавлял несколько приунывший генерал Пио де Тристан. Поражения подействовали на него не самым лучшим образом, он постоянно предпочитал осторожничать, укреплял Жужуй, и опасался действовать вдали от налаженной цепочки снабжения. В случае крайней нужды полевая армия роялистов могла рассчитывать на поддержку милиции провинции Чаркас, которую возглавлял Хоакин де ла Песуэла, сменивший на посту губернатора Абаскаля, чьи организаторские навыки были нужны в Лиме. Правда, это назначение оказалось неудачным, и в дальнейшем это успеет негативно сказаться на ходе кампании.
На сей раз первыми активизировались аргентинцы. Собрав всю свою армию, Бельграно решил рискнуть, и обрушиться на Жужуй, пока другой путь на север охранял небольшой гарнизон городка Оран. В этом случае он имел полуторакратное превосходство над силами Пио де Тристана, находившимся на западной дороге в Верхний Перу, и потому можно было надеяться на успех операции. Разведку роялисты наладили плохо, в то время как аргентинцам оказывали поддержку местные гаучо, отлично знавшие местность. В результате этого Бельграно удалось 14 октября неожиданно обрушиться на Жужуй, застав роялистов врасплох. Однако легкой победы у него все равно не получилось – Пио де Тристан давно готовился к возможному наступлению патриотов, и потому Жужуй был сильно укреплен, и располагал мощной артиллерией. У аргентинцев было меньше пушек, и канониры были хуже подготовлены. К тому же роялисты быстро опомнились, и первоначальный успех армии Бельграно обернулся масштабным кровопролитием без решающего результата. Потери перуанцев были большими, но аргентинцы потеряли еще больше. Пио де Тристан мог добиться еще лучше результата, чем отражение атаки на Жужуй, но чрезмерная осторожность заставила его остаться за своими укреплениями. Бельграно же истолковал пассивность своего врага иначе, решив, что тот понес огромные потери, и на какое-то время выведен из войны. Сразу же созрел дерзкий план – пользуясь сохранившимся численным превосходством над каждой отдельной перуанской дивизией, обрушиться на части Гойенече, разбить его, и затем уже осадить Жужуй, превратившийся в неприступную крепость.
Однако сам Гойенече тоже не терял времени. Узнав о выдвижении Бельграно, он сам перешел в наступление, и в тот же день, когда разразилось второе сражение у Жужуя, его армия вышла к городку Оран. Его гарнизон состоял из местных милиционеров, насильно набранных в армию уже после того, как местного авторитета Гуэмеса отправили в Буэнос Айрес, потому метисы и индейцы не сильно жаловали центральное правительство, и не рвались в бой. Боеспособными были лишь 2 роты ополчения, присланные из Сантьяго-дель-Эстеро и Тукумана. Командир гарнизона, полковник Мигель Фернандес де Прието, считал себя обойденным по службе, и потому пристрастился к бутылке, из-за чего большую часть времени пребывал в состоянии алкогольного опьянения, и не мог не то что командовать обороной города, а и вовсе трезво оценивать обстановку. Правда, город был неплохо укреплен, в результате чего Гойенече решил не брать его штурмом с ходу, а устроить бомбардировку. Та продлилась лишь вечер и ночь с 14 на 15 октября 1813 года – к утру большая часть его гарнизона попросту дезертировала, а остатки сдались под давлением горожан. Роялистам эту бомбардировку запомнят надолго, и в ближайшие годы именно она будет одной из главных причин сопротивления местного населения власти не только Буэнос-Айреса, но и Лимы, но дело было сделано – город был занят в кратчайшие сроки, и без особого кровопролития (погибли лишь 24 оранца, включая 3 детей). Гойенече, планируя дальнейшее наступление, составил свой план решительной победы над патриотами – пока Пио де Тристан будет сдерживать Бельграно у Жужуя, совершить форсированный марш-бросок на Сальту, занять город, и блокировать Армию Севера в горах. В случае успеха плана дорога на Буэнос-Айрес становилась целиком свободной, и появлялась реальная перспектива подавления революции в Ла-Плате. Были отправлены гонцы к командиру западной дивизии роялистов, а сам главнокомандующий перуанской армией стал готовится к дальнейшему наступлению.
Планам обеих сторон не суждено было сбыться. Бомбардировка Орана привела к тому, что местные гаучо активизировали свои действия, и Гойенече застрял в городе, не рискуя наступать дальше с такой угрозой коммуникациям. А когда его кавалерия вроде как обезопасила подвоз припасов с севера – разведчики с юга донесли о приближающейся армии Бельграно. Тот уже знал о том, что роялисты засели в Оране, но это лишь приближало его к цели. Гойенече также решил не играть в кошки-мышки, а дать генеральное сражение. Силы сторон были равны, но у аргентинцев было больше кавалерии, а у перуанцев – артиллерии. Обе стороны подвергались длительному моральному воздействию, и готовились к тому, чтобы решить раз и навсегда судьбу войны. В результате этого сражение, развернувшееся 2 ноября 1813 года, стало самым масштабным и кровопролитным в истории революционных войн в Южной Америке. С обеих сторон в нем участвовало почти 20 тысяч человек, и баталия велась по всем канонам европейского военного искусства – но при этом с особым ожесточением. Почти полностью погиб 2-й батальон гренадерского полка роялистов «Los Andes», сдерживая фланговые атаки конницы патриотов, в то время как аргентинские роты таяли, но не отступали перед огнем перуанской пехоты. В критический момент сражения Гойенече ввел в сражение полк кирасир – и тот решил исход дня. Разгром Армии Севера был полнейшим, убитыми, раненными и пленными она потеряла около 4 тысяч человек – немногим меньше половины. Лучший на тот момент полководец аргентинцев, Мануэль Бельграно, пал в бою, навсегда оставшись для своей нации героем. Выжившие бежали на юг, но и там их ждали неприятности – Пио де Тристан, поняв намерения Бельграно, и получив письмо от Гойенече, решил блокировать все дороги от Орана на юг, и фактически преградил путь отступающим. Многие из них погибли, многие были вынуждены рассеяться, и малыми группами просачиваться на юг, в Сальту, где их набралось не более 2,5 тысяч человек под началом раненного Диаса Велеса, возглавившего остатки ла-платского воинства. Потери армии роялистов также были немалыми, и составили 2,5 тысячи человек – но ее численность была больше, и после объединения обеих дивизий она имела подавляющее превосходство над патриотами. Это позволило начать собственное наступление на юг, и в начале декабря 1813 года перуанцы почти без боя заняли Сальту, заставив отступить Диаса Велеса на юг, в Тукуман.
Казалось, что дело роялистов одержало решающую победу, и дальше можно смело маршировать на Буэнос-Айрес, не встречая никакого серьезного сопротивления. Однако на деле все оказалось куда сложнее, и проблемы посыпались на перуанцев как из рога изобилия. В первую очередь это коснулось ситуации на коммуникациях – если бомбардировка Орана была воспринята местным населением не очень хорошо, то вкупе с решительным продвижением на юг получился эффект, окончательно толкнувший гаучо на сторону патриотов. С каждым днем сражения на коммуникациях ожесточались, стычек было все больше, и ряды вольных скотоводов, мешающих действиям роялистов, постоянно росли. Сказывались также и реквизиции скота, периодически случавшиеся из-за проблем со снабжением. Вдобавок к этому, Диас Велес вскоре был смещен, и во главе остатков Армии Севера встал Хосе де Сан-Мартин – человек благородного характера, умелый стратег и тактик, способный воодушевить людей и повести их за собой. Боеспособность войск, собиравшихся в Тукумане, постоянно росла, а благодаря подкреплениям с востока их численность достигла 5 тысяч человек. Кроме того, из Буэнос-Айреса прислали Мартина Мигеля де Гуэмеса, который смог еще более усилить воздействие гаучо на коммуникации перуанцев. В результате этого уже к началу 1814 года Гойенече со своими войсками попросту застрял в Сальте.
А дальше случилось новое восстание в Кочабамбе, спровоцированное политикой нового губернатора Песуэлы. Он, в отличие от вполне либерального Абаскаля, был консерватором до мозга костей, и потому вместо развития местной администрации, и примирения роялистов и бывших революционеров, решил сделать ставку на первых, и развернуть репрессии против вторых, и все это – без ведома вице-короля Алькала Галиано. Хрупкий политический мир был нарушен, и 4 января 1814 года в Кочабамбе произошла новая революция, к которой 11 января присоединилась Чукисака, 18 января – Ла-Пас, а 1 февраля – Оруро. При этом никакого единого центра у новой революции не было, как и единства в идейном плане – Чукисака и Ла-Пас бунтовали просто против Песуэлы, требуя заменить его на кого-то более адекватного, причем здесь роялисты и патриоты выступили единым фронтом, и в целом не отказывались от верности королю и Испании. В Кочабамбе и Оруро же, а также среди индейских племен, которым Песуэла успел особо насолить рядом указов, движение сразу же приняло радикальный характер. Часть милиции, тщательно создаваемой в прошлые годы, перешла на сторону революционеров, в результате чего Хунта Спасения, созданная в Кочабамбе, сразу же получила в свое распоряжение армию из 5 тысяч милиции и 30-40 тысяч иррегуляров – индейских ополченцев и монтонерос, чьи симпатии в этот раз склонились не в сторону роялистов. Лишь чудом, а точнее – благодаря личному вмешательству Гойенече, гаучо Тарихи сохранили свою верность короне, но отказались подчиняться власти губернатора. Но даже с учетом этого группа гаучо во главе с Эустакио Мендесом отделилась от общей массы, и перешла на сторону аргентинцев. Во главе же провозглашенной «республики Чаркас» встал Хосе Мигель Ланса – революционер, который с 1809 года не прекращал партизанствовать в Андах, и постоянно ускользал от патрулей роялистов. Он собирал силы в Кочабамбе, а в Оруро к власти пришел другой «вечный партизан» — Хосе Мануэль Меркадо. Вместе они стали готовиться к экспорту революции во все другие города провинции, и уже к марту смогли занять Санта-Крус, который, как и в прошлые рази, проявил полное равнодушие к политической борьбе.
Песуэла отступил в Потоси, и попытался организовать сопротивление – но в результате был изгнан и оттуда. Фактически провинцию Сальта и армию Гойенече отрезали от остального Перу, и это сразу же ухудшило снабжение. Теснимые со всех сторон, роялисты уже и не думали о наступлении – речь шла лишь о сохранении завоеванных позиций. Большую часть войск пришлось отправить на север, причем Гойенече ушел вместе с ними. Без согласия Лимы он объявил себя новым губернатором провинции Чаркас, и откатил ситуацию до времен правления Абаскаля, чем вернул себе симпатии Чукисаки, Потоси, Тарихи и Ла-Паса – но остальные три важнейших города в регионе продолжали бунтовать, и с ними приходилось бороться как посредством пряника, так и кнута. Вице-король Алькала Галиано был, мягко говоря, недоволен результатом правления Песуэлы, и из-за восстаний в Чаркасе сильно разругался с ним, что в конце концов приведет к возвращению абсолютиста в Испанию [2]. Он целиком поддержал действия Гойенече, указав лишь, что надо минимизировать потери и жестокости, и действовать как можно мягче – но возможности для подобных действий постепенно сокращались. Если раньше Чаркас легко начинал бунтовать, и так же легко стухал, то теперь радикалы решили идти до конца. Пришлось сражаться, вновь и вновь, и силой занимать города. Первым пал Оруро, его каудильо Меркадо был убит при попытке прорваться из города с кучкой сторонников. Санта-Крус, как и ранее, был занял крупным отрядом роялистов к концу 1814 года без особого сопротивления, хотя с окрестными индейцами пришлось долго воевать. Последней пала Кочабамба, где держались силы Хосе Мигеля Лансы. Город попал в осаду, и смог даже отразить два штурма, но дни его были сочтены – в апреле 1815 года горожане устроили переворот, и открыли городские ворота солдатам Гойенече. С рядовыми участниками революции поступили гуманно, но верхушку во главе с Лансой отправили в Лиму, где они были осуждены и казнены к концу мая. К этому моменту политические расклады в вице-королевстве Перу сильно изменились, правительством был взят твердый курс на развитие общества в либеральных тенденциях, и это сработало лучше всякого устрашения и силового подавления – весть о казни бывших революционеров была воспринята в Чаркасе спокойно, и провинция более уже ни разу не поднимала восстаний, окончательно подчинившись власти Перу. К этому моменту ее население порядочно сократилось, так что итогом революционного движения для ее населения стали лишь бессмысленные потери [3].
Тем временем на юге продолжалась война между сильно сократившимися силами роялистов, которые возглавил Пио де Тристан, и патриотами. Сан-Мартин недолго пробыл командиром Армии Севера, и в мае 1813 года был заменен на Хосе Казимиро Рондо. Тот имел неплохой опыт войны с роялистами в Восточной Полосе, но те занимали слабые позиции, и лишь чудом держались в Монтевидео – в результате чего новый генерал переоценивал свои возможности, и недооценивал воинство перуанцев, тем более что его численность заметно сократилась. Сам же Рондо получил в свое распоряжение подкрепления с востока, численность его войск достигла 8 тысяч человек – и он уже задумался о реконкисте, но был вовремя остановлен Гуэмесом, который, будучи гораздо более здравомыслящим человеком, отказался поддержать наступление на Сальту, пока армия Пио де Тристана максимально не ослабнет, и потому реконкиста провинции откладывалась. Это сыграло на руку патриотам – силы роялистов постепенно сокращались из-за потерь во множестве мелких стычек, их снабжение ухудшалось. Гаучо Гуэмеса великолепно показали себя в «малой войне», а их лидер смог привлечь к себе симпатии всей местной бедноты, включая даже индейцев, которые сильно не жаловали патриотов. В конце концов, в декабре 1814 года Рондо все же перешел в наступление, и попытался взять Сальту – но город смог отбиться ценой больших потерь, причем среди погибших числился сам командующий армией, Пио де Тристан, которого сменил Педро Антонио Оланьета. Война на взаимное истощение продолжилась, и казалось, что ей нет конца и края….
Битва за Гуэмеса
Марти Мигель де Гуэмес
Мартин Мигель де Гуэмес был человеком далеко не простым. Родился он в Сальте, в 1785 году, в семье крупного креольского землевладельца, что делало его представителем местной политической и экономической элиты. Он должен был стать таким же амбициозным, властным и жестоким представителем своего сословия, как Педро Оланьета, или многие другие креолы, или же примкнуть к патриотам из Буэнос-Айреса – но этого так и не случилось. Получив отличное образование, и будучи от природы человеком с обостренным чувством справедливости, он неожиданно сделал выбор в пользу совсем других людей – городской и сельской бедноты, метисов и индейцев, крестьян и скотоводов-гаучо. Уже с детских лет он обращался с пеонами своей семьи как с полноценными людьми, равными ему, за что прослыл чудаком – но всегда оставался верным своим взглядам. Популярность его в широких народных массах постоянно росла – а Гуэмес отличался не только своим гуманизмом и верностью простому люду, но и другими выдающимися качествами. В юношеские годы он попал в милицию, которая отражала вторжения британцев в Ла-Плату, и там быстро проявил себя, сначала возглавив отряд кавалерии из своей провинции, а в возрасте 21 года захватив бравой конной атакой британский транспорт, севший на мель в устье Параны. Правда, климат приморской полосы не пришелся по душе его организму, в результате чего Мартин Мигель заболел, и был отправлен в бессрочный отпуск домой.
С 1810 года начались революционные войны, и Гуэмес принял в них активное участие, поддержав патриотов. Причина была простой – роялистов в развернувшемся конфликте поддерживали латифундисты-консерваторы, имевшие в общей массе расистские взгляды, пренебрежительное отношение к общественным низам, и крайнюю непримиримость с любым прогрессом. Не то чтобы креолы-революционеры были особо лучше, но они хотя бы выступали за развитие и прогресс, и давали надежду на перемены к лучшему для простого люда, который Гуэмес продолжал защищать. И чем ниже был авторитет Буэнос-Айреса в провинции Сальта из-за неудачных военных действий и жестоких репрессий, тем больше Мартин Мигель получал народной поддержки, и тем больший политический вес получал. Уже Мануэль Бельграно в 1812 году был вынужден пойти на сотрудничество с молодым, но авторитетным «каудильо», чтобы тот помог ему в сборах ресурсов и рекрутов для военных целей. При этом Гуэмес отказывался выполнять те приказы командира Армии Севера, которые шли против его убеждений, отказываясь устраивать резню индейцев и репрессии неугодных, из-за чего Бельграно счет его недисциплинированным, и отправил в Буэнос-Айрес – де-юре с целью отстаивать интересы провинции и армии в столице, де-факто – в политическую ссылку, подальше от родных земель. Однако даже в изгнании Гуэмес становился все более популярным, и правительство Буэнос-Айреса было вынуждено отправить его в начале 1814 года обратно в Сальту, дабы помочь организовать оборону северо-западных рубежей Ла-Платы от армии роялистов Гойенече.
Увы, ставка каудильо западных гаучо на патриотов слабо окупалась. То, как поступили буэнос-айресцы с другим вождем гаучо, Хосе Хервасио Артигасом, вызывало у Гуэмеса лишь боль и ненависть. У него самого аргентинцы требовали все больше и больше, и редко давали что-то взамен. С Сан-Мартином Гуэмес быстро нашел общий язык, но тот вскоре отбыл из Сальты, и ему на смену прибыл Хосе Рондо, способный военачальник, но во многом типичный креол из Буэнос-Айреса — махровый расист, считавший не только индейцев, но и простых гаучо «варварами» и неполноценными людьми [4]. На этом фоне начались ссоры и конфликты, гаучо Гуэмеса, на которых держалась вся оборона границы, перестали получать оружие из столицы, и по решению каудильо просто стали отбирать силой то, что поступало на армейские склады в Тукумане. В столице самоуправство Мартина Мигеля также мало кому нравилось, и его самого уже стали называть индейским касиком, вождем варваров и ничтожеством, хотя аргентинцы объективно уже не могли надеяться на успешный исход войны без поддержки гаучо. Все это Гуэмес понимал, как понимали и его люди, в результате чего началось постепенное обособление гаучо от армейского командования. Первый поход Рондо на Сальту был еще проведен совместными усилиями, но после его провала на некоторое время военачальники разругались, и стали действовать отдельно. В феврале 1815 года Рондо вновь заручился поддержкой Гуэмеса, и совершил новый поход на Сальту – и настолько бездарно проиграл сражение, что Армия Севера фактически разбежалась, и прекратила свое существование. Видя это, Гуэмес попросту взял на себя командование всеми остатками регулярных войск, объединил их со своими гаучо, и продолжил посредством малой войны сдерживать возможное наступление роялистов на Тукуман. В ответ Рондо оскорбился, отправился в Буэнос-Айрес и объявил каудильо предателем, начав проводить масштабную политическую кампанию против него, и готовя военные силы для наказания непослушного выходца из Сальты [5].
Между тем, фигура Гуэмеса уже давно привлекла внимание вице-короля Перу, Дионисио Алькала Галиано. Несмотря на то, что они находились по разные стороны баррикад, в Лиме весьма высоко оценивали Гуэмеса и его гаучо – и не только потому, что они сдерживали наступление численно превосходящей армии Гойенече, но также из-за личных качеств каудильо. И Алькала Галиано, и его окружение, и Гуэмес ценили жизни простого люда, разделяли идеи либерализма и Просвещения, и поддерживали прогресс и развитие местного самоуправления в колониях, пускай вождь гаучо и был значительно радикальнее в этом плане, чем вице-король Перу. Еще с начала 1814 года перуанцы пытались установить контакты с ним, используя в качестве посредников гаучо Тарихи, но тот отказывался даже начинать диалог с противной стороной, а в декабре 1814 года и вовсе заявил, что будет вешать любого посланника от вице-короля Перу. Причиной тому был арест его сестры, Марии Магдалены по прозвищу Макача, которая оставалась в занятой роялистами Сальте. Пио де Тристан понимал, что эта женщина будет шпионить за его силами, но также и понимал, что она является важным связующим звеном с лидером гаучо, потому не трогал ее, и пресекал любые посягательства на имущество семейства Гуэмес. Но после смерти генерала оборону города возглавил Педро Антонио Оланьета, оголтелый ультраконсерватор, который тут же арестовал Макачу, и разграбил ее фамильное имущество. Также он попытался было организовать убийство самого Мартина Мигеля, организовав фиктивную передачу пленницы, но к тому моменту, когда он уже собирался провернуть свое тайное дельце, ситуация сильно изменилась.
В феврале 1815 года в Лиме произошла так называемая Первая Перуанская революция. Власти колонии во главе с Алькала Галиано отказались подчиняться воле испанского короля, который задумал их репрессировать, и при широкой народной поддержке взяли под полный и безоговорочный контроль над всем происходящим в стране. Окончательно отбросив все условности, Перу взяло курс на либерализацию общества, и развитие местного самоуправления с экономикой. Это свело революционные настроения на территории вице-королевства к нулю – ведь теперь перуанцы занимались практически тем же, чем и революционеры, только выбрав эволюционный путь, и сохраняя верность короне Испании, пускай и оспаривая решения ее короля. Это де-факто ставило Перу в один ряд с Соединенными провинциями Рио-де-ла-Платы, которые тоже признавали власть Испании, но действовали целиком независимо, как и многие другие испанские колонии. При этом перуанцы являлись куда более либеральными и прогрессивными, чем власти Буэнос-Айреса, и Алькала Галиано прекрасно понимал это. Понимал он и то, насколько важно теперь привлечь на свою сторону выдающихся людей вроде Гуэмеса, потому уже 24 февраля он отправил своего особого посланника в Сальту, дабы установить контакты с каудильо гаучо, и переманить его на свою сторону. Учитывая важность задачи, и особый склад характера дона Мартина Мигеля, в качестве посла был выбран тот, чья честность и справедливость никогда и ни у кого не вызывала сомнение, а репутация была чиста, и говорила сама за себя – адмирал Косме Дамиан де Чуррука и Элорса, уже успевший несколькими годами ранее почти одной лишь дипломатией вернуть под контроль короны Испании город Кито.
Приехав в Сальту, Чуррука первым делом отстранил от дел Оланьету, оставив тому лишь воинские дела, и освободил Марию Магдалену де Гуэмес. С ней состоялся продолжительный и тайный разговор, после чего женщину под особым конвоем гусар, которым адмирал целиком доверял, переправили в Тукуман вместе с устным и письменным посланиями для каудильо. Поначалу Гуэмес не был заинтересован в прямых переговорах с посланником из Лимы, но узнав, кто он такой, и как резко обошелся с Оланьетой, Мартин Мигель заинтересовался встречей. Имя Косме Дамиана де Чурруки было хорошо известно в Аргентине, знал его и вождь скотоводов-воителей Чако – даже без конкретного результата встреча с таким человеком заслуживала внимания. К великому удивлению, ответ Чурруке взялась отвезти сама Макача, и еще больше Гуэмес удивился, когда та вновь вернулась из Сальты – в полной сохранности, с отпущенными роялистами пленными гаучо-патриотами, и документами, которые подтверждали права семейства на родовые земли. Недоверие окончательно исчезло, встреча была назначена на 1 апреля, в лагере гаучо, расположенном между Тукуманом и Сальтой. Прошла она в закрытой палатке, где присутствовали лишь трое – Чуррука, Мигель Мартин де Гуэмес, и его сестра. Содержание их беседы навсегда осталось неизвестным, ибо никто из них не пересказывал ее содержание, и давал лишь самые общие намеки на то, что говорили друг другу три выдающихся человека. А говорили они явно много – проговорив весь день 1 апреля, они продолжили общение и на следующий день. Лишь утром 3 апреля Чуррука отправился обратно в Сальту, и сопровождали его не только гусары, но и Мария Магдалена де Гуэмес.
Никто из своих гаучо не выдал Мартина Мигеля, не рассказал патриотам об этой встрече. Сам же Гуэмес долгое время не подавал виду, что что-то изменилось, но интенсивность стычек с роялистами заметно снизилась. По слухам, он не собирался предавать правительство Буэнос-Айреса, считая это низким и недостойным, и лишь заключил перемирие с Чуррукой, но аргентинские креолы сами подтолкнули каудильо к действиям. Сговорившись с другим каудильо гаучо, Эустакио Мендесом, Хосе Рондо подослал убийцу, который 1 мая 1815 года попытался застрелить Гуэмеса [6]. Выстрел был произведен с большой дистанции, и пуля, попавшая в грудь, вошла неглубоко, застряв в кости ребра. Стрелка чудом не зарубили на месте, и быстро выбили из того все подробности об организаторах неудачного покушения. Решив, что дальше так продолжаться не может, Гуэмес, дав перевязать себя, объявил о том, что честь не позволяет ему более сражаться на стороне тех, кто обирает народ и пытается убить его столь подлым способом, собрал верных ему гаучо, и отправился к Чурруке, который ждал его в Сальте. Там 6 мая произошло большое собрание горожан, которые все еще любили своего предводителя, и резко отреагировали на слухи о том, что тот сдался, и находится под арестом. Однако адмирал и не думал о том, чтобы арестовывать Гуэмеса, и вместе с ним вышел к людям, объявив о том, что Мартин Мигель де Гуэмес отныне служил вице-королевству Перу, и назначен командовать дивизией роялистов в Сальте. В ответ толпа потребовала назначить его также и местным губернатором, и Чуррука лишь с улыбкой согласился. Так из «мерзкого касика» Мартин Мигель де Гуэмес стал перуанским губернатором и военачальником, объединившим под своим знаменем многих гаучо и регулярные полки роялистов.
Далеко не сразу до Буэнос-Айреса дошло, что же произошло в апреле и мае 1815 года. Великий человек, благодаря которому держалась их оборона на севере, который в любой другой нормальной стране стал бы одним из народных лидеров, любимчик простого люда и защитник его интересов – из-за пренебрежения и интриг креольской элиты перешел на сторону роялистов, а вместе с ним под знамена Несогласия перешли более половины местных гаучо. Оставшиеся собрались вокруг Эустакио Мендеса, и были твердо намерены продолжать борьбу с испанцами и перуанцами, но их было меньше, да и Мендес был фигурой далеко не того масштаба, что Гуэмес. Учитывая, что Армия Севера после действий Рондо пребывала не в лучшем виде, северная граница Соединенных провинций осталась практически не прикрытой, а с учетом того, что в Верхнем Перу как раз завершали подавлять революцию – вскоре можно было ожидать крупного вторжения войск под началом своего бывшего военачальника в центральные провинции государства. Что хуже того – симпатии северной части провинции Сальта, прочно связанные с Мартином Мигелем де Гуэмесом, окончательно склонились в пользу роялистов, и не было никаких шансов вернуть их в скором времени. Эти земли были окончательно потеряны Аргентиной, и не было никаких шансов отвоевать их назад, и сохранить под своим контролем [7].
Третья кампания в провинции Сальта (1815-1821)
Кавалерия гаучо
В начале июня 1815 года Мартин Мигель Гуэмес окончательно принял командование войсками роялистов в Сальте. При этом количество подчиненных ему войск заметно выросло – на севере Гойенече разобрался с революцией в Верхнем Перу, но сам уже не возвращался к командованию, ограничившись реорганизацией милиции и администрированием провинции Чаркас. Из-за отправки части войск на другие театры роялисты не смогли восстановить старую численность полевой армии, но зато они получили в свое распоряжение достаточно многочисленную легкую конницу гаучо, которая сформировала 3 иррегулярных кавалерийских полка. Таким образом, в распоряжении у Гуэмеса имелись:
- 1-й гренадерский полк «Los Andes», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
- 2-й пехотный полк «Cusco», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
- 4-й пехотный полк «La Paz», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
- 6-й пехотный полк «Chuquisaca», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
- Кирасирский полк «Corona», 5 эскадронов, 1200 человек
- Гусарский полк «Husares del Rey», 5 эскадронов, 1200 человек
- Драгунский полк «Dragones de Lima», 5 эскадронов, 1200 человек
- 3 полка гаучо, 3000 человек
- 1-й артиллерийский батальон, 30 орудий
- ВСЕГО: 8400 пехоты, 6600 кавалерии, 46 орудий
Правда, такова численность армии была лишь на бумаге – многие роты и батальоны были укомплектованы не полностью, и на деле армия Гуэмеса насчитывала всего около 7,5 тысяч пехоты и не более 6 тысяч конницы. Однако это в любом случае было больше Армии Севера, которую вновь возглавил Хосе Рондо – ее численность составляла около 6 тысяч пеших и конных при 18 пушках, плюс примерно 3 тысячи гаучо под началом Эустакио Мендеса. Это было меньше, чем у роялистов, да к тому же как военачальники и Рондо, и Мендес, и даже остававшийся в строю Эустакио Диас Велес были куда хуже. Все это не предвещало ничего хорошего для патриотов.
В середине июня Гуэмес перешел в наступление, объявив об освободительном походе. Освобождать он был намерен простой народ, от диктата Буэнос-Айреса, который окончательно превратился в средоточие зла в Америке не только для него, но и для его людей, на которых сильно повлияла попытка убийства народного любимчика. Коммуникации охраняли кавалеристы-гаучо, в то время как пехота вместе с драгунами и кирасирами методично продвигались вперед. Тукуман был сдан без боя – Рондо додумался применить тактику «выжженной земли», которую некогда успешно применял Бельграно. Как и в прошлый раз, она сработала – но для этого пришлось увести с собой гораздо больше населения, и нанести серьезный ущерб местной экономике. У Сантьяго-дель-Эстеро патриоты решили дать бой наступающим роялистам – но проиграл сражение, и был вынужден отступать дальше. Сам город оказался в руках Гуэмеса и его людей. По приказу генерала были начаты конфискации имущества богатых креолов, и раздача его беднякам – шаг был целиком популистским, но в целом окупился. В это же время другие полки перуанской армии продвинулись на юг, и захватили Катамарку, которая почти не защищалась. Подтянув тылы, Гуэмес решил идти дальше, на Кордобу, а затем повернуть на восток, и нанести удар прямиком по Ла-Плате. В этом случае война была бы выиграна, тем более что в Лиме уже планировали отправку крупной экспедиции в Ла-Плату по морю, и одновременно двух ударов аргентинцы уже совершенно точно не могли сдержать. В Буэнос-Айресе царила паника, никто не знал, что делать. Многие предлагали расстрелять Рондо за неэффективное командование, но альтернатив ему просто не было. Аргентинские креолы понемногу готовились к бесславному концу своей революции.
Однако Гуэмес, увлекшись наступлением, не учел больших расстояний, и многих факторов, которые действовали против него. Армия роялистов растянулась, контроль над коммуникациями требовал большого количества войск. Гаучо Мендеса продолжали нападать на конвои со снабжением, а собственных всадников не хватало для перекрытия всех направлений. Кроме того, поддержка Гуэмеса в захваченных им городах оказалась далеко не такой высокой, как он надеялся – южная часть провинции Сальта была гораздо более «аргентинской», чем северная, и даже простой люд здесь больше доверял своим креольским элитам, чем народному вождю черни из Сальты. В результате этого понемногу стала разворачиваться партизанская борьба, которая стала отвлекать еще больше сил и средств. Появились небоевые потери в войсках, которые с каждой неделей увеличивались – а ведь были еще и боевые! В результате этого армия каудильо Сальты стала таять. Он все же смог довести свои войска до Кордобы, практически на одном азарте, ибо продовольствие заканчивалось, и еще раз разбил там патриотов в достаточно крупном сражении, но взять достаточно хорошо защищенную Кордобу он уже не смог, и, разграбив окрестности города и набрав провианта, двинулся обратно на север. Хосе Рондо, державшийся практически на одной ненависти к Гуэмесу, стал преследовать его имеющимися силами. Положение армии роялистов становилось шатким, и потому каудильо предпочел отвести свои войска сразу в Сальту, давая небольшие арьергардные бои аргентинцам. В родной город он вернулся в октябре 1815 года. Из 13,5 тысяч человек, с которыми он начинал кампанию, у него в распоряжении осталось не более 8 тысяч пеших и конных.
Правда, отступление Гуэмеса едва ли можно было назвать поражением. Удар по материальной базе и моральному духу патриотов оказался настолько серьезным, что те больше и не думали о новом наступлении на север, ограничившись малой войной и глухой обороной. Хосе Рондо объявили Спасителем Отечества, но на деле он лишь успешно использовал придуманный Бельграно способ борьбы с вторжениями роялистов, и не выиграл ни одного крупного сражения. Впрочем, это было уже не важно – у Перу также были ограничены ресурсы, и для еще одного крупного наступления в сторону Ла-Платы сил уже не было. Гуэмес разочаровался в расширении провинции Сальта, и предпочитал защищать ее от патриотов, раз в несколько месяцев совершая глубокие рейды на территорию противника. В результате этого с конца 1815 года на восточных склонах Анд началась «странная война» — конфликт все еще продолжался, но его интенсивность значительно снизилась. Патриоты пытались нанести урон роялистам, те отвечали тем же, и никто пока не собирался организовывать крупное вторжение. В августе 1816 года Рондо окончательно сложил с себя полномочия главы Армии Севера, и войско перешло в руки Эустакио Диаса Велеса – ему все еще не забыли былые поражения, но альтернативой был лишь его тезка, Эустакио Мендес, а креолы вопреки печальному опыту с Гуэмесом все еще считали предводителей гаучо «варварами», и не доверяли им серьезного командования. Все, что делал Диас Велес – это пытался защитить свои коммуникации, и прервать вражеские. Так продолжалось месяц за месяцем, и к началу 1820 года многие уже успели устать от войны, которая длилась уже десять лет.
Между тем в Аргентине происходили свои события. Политикум Соединенных провинций Рио-де-ла-Платы с самого начала не отличался стабильностью и цельностью, и с 1816 года страна погрузилась в гражданскую войну – благо, угроза вторжения роялистов к тому моменту уже уменьшилась. Федералисты убивали унитаристов, унитаристы резали федералистов и индейцев. Перуанцам уже ничего не надо было делать – лишь ждать, пока рядом с ними проплывет труп покончившей с собой Аргентиной. Однако в 1820 году все резко изменилось. Из Чили вернулся самый успешный и популярный аргентинский полководец – Хосе де Сан-Мартин [8]. Он зарекался не участвовать во внутренних конфликтах своей Отчизны, но ситуация была настолько тяжелой, что вопрос стоял уже о спасении нации от самоуничтожения. И Сан-Мартин сделал то, что должен был – взял под свое начало ветеранов освобождения Чили и Армии Севера, и стал методически подавлять самые буйные и непокорные провинции, собирая Аргентину в единое государство. Борьба с провинциалистами отвлекала все его силы, и потому в 1821 году, дабы прикрыть свои тылы, он предпочел заключить с Гуэмесом, с которым его связывали хорошие отношения, временное перемирие, которое было продлено в 1822 и 1823 годах. Война окончательно стухла, и лишь враждебные друг другу группы гаучо продолжали редкие набеги на своих соседей. А в 1824 году в Тукумане был подписан окончательный мирный договор между Перу и Аргентиной, и Андская война, продлившаяся 15 лет, наконец-то завершилась. Однако она стала лишь частью революционных войн, и сражения с участием перуанцев кипели и в других частях Америки….
Примечания
- Больше реала в то же время, но это можно списать на большую мобилизацию сил и средств. В реале с этим все было по-разному – иногда прям вкладывались по полной, и происходил резкий рост численности вооружения и прочего, а иногда наоборот начинали халтурить, когда ничего больше не несло серьезной угрозы.
- Но лишь после того, как Песуэла попробует предотвратить волнения в Лиме начала 1815 года, результатом которых стала Первая Перуанская революция.
- В реальности революции и гражданские войны на территории Верхнего Перу привели к сокращению населения в 1,5 раза за примерно 20 лет.
- Еще один суровый реал. Этот веселый дяденька во время вторжения в Верхний Перу, 2/3 населения которого составляли индейцы, принципиально отказывался налаживать с ними контакты, проводить рекрутирование, и вообще учитывать их интересы, исходя из теорий цивилизация и варварства, и бремени белых людей. При том что в его войска были негры, и к ним он относился несколько получше – хотя в цивилизационном уровне кечуа и аймара были ближе к европейцам, чем к африканцам. В результате этого Рондо получил порцию партизан у себя в тылу, и упустил массу возможностей закрепиться в Верхнем Перу, откуда его погнал Песуэла. Еще одна наглядная иллюстрация того, насколько веселыми ребятами были аргентинские креолы.
- Все это случилось и в реальности, просто чуть-чуть позже.
- Политическое убийство широко практиковалось аргентинцами – так, немногим ранее они попытались подобным же образом ликвидировать чрезмерно самостоятельного Хосе Хервасио Артигаса, но выбранный ими агент на деле оказался целиком и полностью верен вождю восточных гаучо, и подарил тому пистолет, которым должен был выполнить задание.
- Наглядный пример роли личности в истории – население Сальты действительно готово было идти за Гуэмесом в огонь и воду, и потому будущая принадлежность этих территорий целиком решалась выбором самого каудильо.
- Т.е., вместо реального вторжения в Перу Сан-Мартин отправится домой, наводить порядок в Буэнос-Айресе.
