Революционные войны Перу, часть II. Верхнее Перу и провинция Сальта (Pax Pacifica)

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать подцикл про Революционные войны в рамках проекта Pax Pacifica, и сегодня речь пойдет о начале военных действий между Ла-Платой (будущей Аргентиной) и Перу. Рассказано будет о революции в Кочабамбе, кампаниях в Верхнем Перу и Сальте, и многом другом.

Содержание

Революция в Кочабамбе (1810)

Монетный двор Потоси, место расстрела Франсиско де Паула Санса и многих других роялистов провинции Чаркас

Правительство Буэнос-Айреса ранее уже имело дело с мятежниками, поднявшими восстание 1 января 1809 года, и события те завершились полной амнистией участников. Революционеры Чукисаки и Ла-Паса надеялись на схожую судьбу, однако не учли тот простой факт, что буэнос-айресцы выступили лишь против якобы профранцузского вице-короля, в то время как они, революционеры провинции Чаркас, предали испанского короля и объявили о независимости, хоть это и было сделано весьма топорно, и от чего теперь многие из них открещивались. Между тем, и губернатор Висенте Ньето, и вице-король Бальтазар Идальго де Сиснерос расценивали действия революционеров именно как предательство короля, и потому наказания были куда более жесткими, чем ожидалось. Правда, репрессии все равно оставались все равно куда более скромными, чем могли бы быть – в ссылку, в достаточно хорошие условия отправились около 30 человек, и лишь трое вожаков патриотов — Мариано Гранерос, Хуан Батиста Сагарнага и Гарсия Ланса — были казнены в Ла-Пасе 29 января 1810 года. На фоне будущего кровопролития между роялистами и патриотами это выглядело сущей мелочью, но в провинции Чаркас ожидали совсем другого, и потому последовавшая после казни агитация недобитых патриотов нашла много ушей, способных слышать, и умов, поддерживающих услышанное. Партизанское движение, уже практически прекратившееся, вспыхнуло вновь, и стали назревать новые восстания, на сей раз уже в других городах.

Однако главные революционные события на тот момент происходили в Буэнос-Айресе. В начале 1810 года туда пришли новости из Испании – Севильская хунта пала, французы захватили почти всю метрополию и повторно низложили короля Фернандо VII, Обширная империя оказалась обезглавлена, а вице-король Идальго де Сиснерос как представитель метрополии теперь не имел никакой юридической власти. В результате этого ему пришлось пойти на большой компромисс с местными креолами, и сформировать 23 мая Верховную хунту Буэнос-Айреса, которая отныне должна была управлять Ла-Платой. Бывший вице-король был ее президентом, но реальная власть находилась в руках креольской верхушки, которую не устраивал компромисс. В результате этого уже 25 мая хунта распалась, и сразу же вновь собралась – но на сей раз уже без Идальго де Сиснероса, от которого потребовали покинуть Америку. Во главе колонии встал Корнелио Сааведра, ла-платский креол, который сразу же четко обозначил свою политику, которая не понравилась многим обитателям окраин вице-королевства [1]. О случившемся в Чукисаке узнали в конце июня, и руководившие провинцией Висенте Ньето и Франсиско де Паула Санс отказались признавать правительство Сааведры, и объявили их мятежниками. Находившиеся в составе армии Ньето ла-платцы были взяты под стражу, многие «патриции» (солдаты и офицеры элитного полка, созданного из горожан Буэнос-Айреса еще во время британских вторжений) были взяты под арест, а самые активные сторонники Сааведры попали на рудники в Потоси, где значительная их часть, привыкшая к сытой и праздной жизни, вскоре отправилась в мир иной.

Проблемы для роялистов из провинции Чаркас только начинались. Ловя политический момент, местные недобитые революционеры стали вновь мутить воду, тем более что Ньето решил действовать на упреждение, и устроить репрессии против всех сочувствующих идеям революции. В результате этого 14 сентября в Кочабамбе произошло новое восстание, названное «народной революцией». Возглавили его два полковника-креола – Франсиско дель Риверо и Эстебан Арсе, которых вскоре должны были арестовать и отправить в ссылку в Оруро за их активное сочувствие революционерам из Ла-Паса. Люди дель Риверо быстро заняли окрестности города, усилились за счет воинов племен аймара, и продолжили наступление. Вскоре к мятежникам присоединились также интендансии Оруро и Санта-Крус, неспокойно было в Ла-Пасе и Потоси. Губернатор Висенте Ньето был вынужден покинуть Чукисаку, где было также неспокойно, и отправиться в Котагайту, где спешно возводились укрепления – мятежные ла-платцы уже формировали Армию Севера, которая должна была вернуть контроль над провинцией Чаркас силовыми средствами, и прийти она должна была как раз по дороге, пролегавшую через горы близ Котагайты. Собственных сил критически не хватало, и Ньето вместе с Паула Сансом обратились за помощью в Лиму, которая не так давно практически в одиночку подавила революцию Чукисаки. И вице-король Алькала Галиано вновь откликнулся на зов, провинция Чаркас была временно включена в состав вице-королевства Перу, а для ее защиты от революционеров на восток вновь выступил экспедиционный корпус под началом Хосе Мануэля де Гойенече, который уже был повышен до дивизионного генерала в знак прошлых успехов.

Правда, Гойенече так и не смог заняться подавлением революции в Кочабамбе. Он еще только выступал в поход, когда Северная армия ла-платцев под началом Хуана Мартина де Пуэйрредона и Эустакио Диаса Велеса уже вторглась в пределы провинции Чаркас. Ньето сосредоточил все свои силы против нее, и смог выиграть сражение у Котагайты (27 октября) – но вскоре, 7 ноября, ла-платцы благодаря активному маневрированию смогли разбить часть войск роялистов при Суйпаче. Генералу роялистов, Хосе де Кордобе, едва удалось спастись бегством. Обходная дорога на Чукисаку оказалась открыта, в остатках армии роялистов началась паника, и личный состав вместе со своим командиром разбежался куда глаза глядят. В эти же дни близ Аромы революционеры Кочабамбы смогли разбить силы роялистов на севере страны, и начался массовый исход всех верных короне Испании людей на запад. Остававшийся в Потоси Франсиско де Паула Санс получил последнее письмо от губернатора Ньето, в котором тот советовал последнему командиру роялистов забрать все деньги, хранившиеся на монетном дворе, и отступать в Перу. Совет был принят во внимание, но отъезд самого Санса откладывался, и так и не состоялся – ла-платцы, захватив власть в Чукисаке, объявили настоящую охоту за лидерами противника, и интенданта-губернатора схватили и передали в руки революционеров его же люди. Схожую судьбу разделили и многие другие, включая самого Висенте Ньето, и Хосе де Кордобу, который пытался вновь собрать войска для борьбы с революцией.

Всех этих пленных 15 декабря согнали на монетный двор Потоси, избивали и унижали, а затем поставили на колени и расстреляли. Франсиско де Паула Санса пули задели лишь вскользь, и в таких случаях существовало негласное правило о сохранении жизни «расстрелянного», но не тут-то было – ла-платские офицеры, присутствовавшие при казни, потребовали сделать еще один залп, на сей раз уже более прицельно. Предложение добить раненного штыком они, впрочем, отклонили, как чрезмерно варварское. В результате этого бывшему губернатору Потоси, который считался одним из самых умных и деятельных организаторов провинции Чаркас, имевшему большие связи среди индейцев и властей колонии, пришлось ждать, когда солдаты перезарядят свои ружья, и выстрелят вновь. Так погибли последние самостоятельные предводители роялистов Верхнего Перу, а вместе с ними Америка узнала новые правила войны – жестокие, беспощадные и не знающие даже того небольшого налета цивилизованности, который встречался у колониальных офицеров и генералов в былые десятилетия. Правительство Буэнос-Айреса показало свою непримиримость и жестокость, что оно ничего не забывает и не прощает, из-за чего его стали воспринимать как серьезную угрозу, а не простых бунтовщиков. Единственной силой, которая могла встать у них на пути, оставались перуанские войска во главе с Хосе Мануэлем де Гойенече, и он, едва вступив на территорию провинции Чаркас, сразу же двинулся на юг, навстречу ла-платцам. Подавление революции Кочабамбы пришлось передать в другие руки.

Кампания в Верхнем Перу (1810-1812)

Карта ТВД и наступления перуанцев в 1810-1812 годах. Основные баталии отмечены цветами победителей. ВНИМАНИЕ! Возможно присутствие городов-попаданцев из будущего.

Силы, которыми располагал осенью 1810 года Хосе Мануэль де Гойенече, значительно отличались от тех, что он имел всего год назад. Королевская армия Перу за прошедшие месяцы заметно выросла в численности, и теперь генерал мог целиком рассчитывать на регулярные части, хорошо вооруженные, подготовленные и рвущиеся выполнить свой долг перед королем. Впрочем, часть войск пришлось оставить в тылу, или перенаправить в другие места, а батальоны милиции пришлось оставить в гарнизонах – они считались недостаточно надежными, да к тому же в сложившихся условиях лучше было оставить какие-то войска для охраны коммуникаций, что милиция выполняла вполне эффективно. В результате этого у Гойенече в распоряжении имелись следующие подразделения:

• Гренадерский полк «Los Andes», 2 батальона, 1400 человек, 3 4-фнт пушки
• 1-й пехотный полк «Lima», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
• 2-й пехотный полк «Cusco», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
• 3-й пехотный полк «Arequipa», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
• Драгунский полк «Dragones de Lima», 5 эскадронов, 1200 человек
• Гусарский полк «Husares del Rey», 5 эскадронов, 1200 человек
• 1-й кавалерийский полк «Carabayllo», 5 эскадронов, 1200 человек
• 2 эскадрона кирасир, 400 человек
• 1-й артиллерийский батальон, 30 орудий
• 1-й инженерный батальон, 500 человек
• ВСЕГО: 8200 пехоты, 4000 кавалерии, 45 орудий

По меркам Южной Америки это была большая армия, особенно впечатляющая своим материальным обеспечением, артиллерией и медицинской частью, но ей предстояло действовать в непростых условиях – всюду буйствовала революция, в Чукисаке сидели ла-платцы со своей армией, а с юга им подходили все новые и новые подкрепления. Плюс ко всему, вице-король Алькала Галиано запретил жесткие карательные меры относительно местного населения, и для борьбы с революционерами сформировал отдельную армию – 5 тысяч индейских ополченцев, вооруженных европейским оружием и поставленных под командование Матео Гарсии Пумакавы, одного из ближайших к правительству Перу курак. Они должны были по-своему, «туземными» средствами подавить волнения среди кечуа и аймара провинции Чаркас, и по возможности содействовать корпусу Гойенече, главной целью которого были объявлены ла-платцы и новое мятежное правление в Чукисаке.

Гойенече, как и в прошлый раз, поначалу действовал пассивно, и лишь взял под свой контроль мост Десагуадеро, не начиная наступления. Тем не менее, его бездействие было лишь видимостью – на деле он с помощью лояльных короне индейцев и агентуры роялистов вел активную разведку, и, как и в прошлый раз, старался добиться хотя бы нейтралитета племен аймара. Его действия в прошлом году, а также политика относительно коренного населения вице-короля Перу были неплохим доводом в пользу перехода на сторону вице-короля Алькала Галиано, тем более что ла-платцы уже успели отметиться в некоторых инцедентах, в которых пострадали племена аймара. Многие кураки со своими людьми отказались просто так переходить на сторону роялистов, но многие решили соблюдать нейтралитет, ожидая, в чью пользу склонится чаша весов. И тогда, в ноябре 1810 года, Гойенече внезапно перешел в наступление. С ходу был занят Ла-Пас, который стал на какое-то время главной штаб-квартирой роялистов в Верхнем Перу, и началось планомерное вытеснение революционеров с северо-запада Чаркаса. Назначенный Буэнос-Айресом губернатор Хуан Хосе Кастельи в это время не предпринимал активных военных действий, занимаясь организацией управления на своих территориях, и конфликтуя с президентом Сааведрой, который стремился убрать конкурента с политического поля. Из-за этого новости о продвижении роялистов были встречены Кастельи с недостаточным вниманием, и тот не придумал ничего лучше предложения перемирия, которое Гойенече отклонил, напомнив губернатору, что революционное правительство назначило большую награду за голову перуанского военачальника. А вскоре пришли новости о казнях роялистов в Потоси, и о перемирии уже не могло идти речи.

Новый 1811 год начался с масштабного сражения у Оруро. Город этот присоединился к революции, но не имел собственных сил для борьбы за независимость, потому сильно зависел от ла-платской армии, которая прибыла в этот стратегически важный населенный пункт в середине января. Тогда же туда прибыли и основные силы роялистов, во главе с самим Гойенече. Уверенный в собственных силах, он практически без подготовки, располагая лишь частью войск (остальные еще были на подходе), набросился на ла-платскую армию, и разбил ее в ходе упорного сражения. Многие из революционеров сражались храбро, но ничего не могли поделать с гораздо более дисциплинированными и обученными перуанскими солдатами, в большинстве своем представленными индейцами кечуа и аймара, видевшими в буэнос-айресцах угрозу. Разгром был полным, отступление патриотов превратилось в бегство, и перуанские всадники долго преследовали их по дороге к городку Сора-Сора, где в плен едва не попал военачальник проигравших, Антонио Гонсалес Балькарсе. Видя разгром сил патриотов, и зная, какую мягкую политику проводят Гойенече и вице-король Алькала Галиано, на сторону роялистов неожиданно перешли 800 милиционеров Чаркаса во главе с Франсиско дель Риверо – одним из предводителей революции в Кочабамбе. Подобным предательством он надеялся сохранить жизни своим друзьям и знакомым, и избавить родную интендансию от репрессий в духе того, что пытался организовать Висенте Ньето. Гойенече принял его сдачу, но уклонился от вынесения финального вердикта, отправив дель Риверо в Лиму, где тот предстал перед вице-королем. Алькала Галиано рассудил здраво, заявил бывшему мятежнику об общности Верхнего и Нижнего Перу, и не только помиловал того, но и оставил в армии, отправив обратно домой, дабы своим примером бывший глава революции в Кочабамбе помог усмирить всю провинцию Чаркас.

Вести о битве мгновенно разлетелись по региону. Инициатива на какое-то время безраздельно перешла к Гойенече, и он постарался выжать максимум из плодов своей победы. Почти сразу после сражения индейцы Пумакавы промаршировали через Оруро на Кочабамбу, один из главных очагов местной революции, и взяли его в осаду. Город вскоре сдался, в обмен на обещание не проводить репрессии, которое от имени вице-короля привез Франсиско дель Риверо. В результате аресты все же провели, но инициированы они были местным кабильдо по отношению к тем горожанам, которые пытались вновь разжечь пламя революции. Получив такой пример гуманного обращения с бывшими мятежниками, на сторону Перу стали переходить и другие населенные пункты, а под началом Пумакавы стали собираться и местные племена, решившие встать на сторону короны, и разрозненные силы роялистов, которые вновь стали формировать роты и батальоны. Вспомогательный корпус перуанских сил в провинции Чаркас постоянно рос, и это позволяло все быстрее возвращать контроль над городами и индейскими племенами. К началу лета отряды милиции во главе с Риверой без боя заняли Санта-Крус, а еще спустя несколько месяцев индейские отряды Пумакавы добились замирениям местных индейцев. Медленно, но уверенно партизанская война в Чаркасе сходила на нет, и коммуникации между Верхним и Нижним Перу становились все более безопасными. Несмотря на временное присоединение провинции к Перу, Алькала Галиано настаивал на том, чтобы организовать управление в ней по перуанским стандартам, стал привлекать население к мита, оплачивая его услуги конкретной продукцией, восстанавливать местную экономику и расширять дорожную сеть. Это тоже ускорило примирение Чаркаса, и со временем обеспечило стабильную поддержку вице-короля в некогда мятежной провинции.

Гойенече же после победы под Оруро дал войскам короткую передышку, и двинулся на Потоси, откуда массово бежали представители патриотических властей, которые совсем недавно предали и казнили Висенте Ньето и Франсиско де Паула Санса. В Потоси генералу пришлось задержаться – требовалось навести порядок, подтянуть тылы и как можно скорее восстановить работу рудников и монетного двора, который, впрочем, вскоре было решено перевести в Лиму. Войска в это время не бездействовали – подавлялись отдельные очаги мятежа, а силы хунтистов оттеснялись все дальше на юг. В мае губернатор Чаркаса Кастельи был смещен, и на его место поставили Пуэйрредона, но тот еще не успел взять власть в свои руки, как Гойенече появился рядом с Чукисакой, и стремительным штурмом взял город. Масштабных репрессий, о которых распространяли слухи ла-платцы, не последовало, наоборот – приехавший вскоре в Чукисаку Абаскаль, назначенный новым губернатором роялистов, стал восстанавливать работу городских структур, включая университет, один из главных источников напряженности в провинции. Алькала Галиано сделал достаточно ловкий и уместный политический ход, обвинив во всех грехах не местное население, а креолов из Буэнос-Айреса – дескать, ситуация была сложная, потому действия населения Чаркаса можно понять и простить, но вот революционеры с юга, хоть и формально сохраняют подчинение короне Испании, слишком радикальны, и потому вина лежит на них. Учитывая, что во многом под влиянием креольских элит Ла-Платы в провинции возникли серьезные противоречия, и их плохо принимало большинство местного населения, такая риторика давала хорошие результаты, и вчерашние патриоты и мятежники быстро возвращались к мирной жизни, пока война постепенно отступала от их городов. Спустя несколько недель крупный отряд патриотов был разбит у Туписы кавалерией роялистов, к которой примкнули несколько сотен волонтеров-монтонерос, и ла-платцев оттеснили еще дальше на юг. После этого перуанцам вновь пришлось взять паузу, дабы заняться замирением местного населения, и восстановлением работы администрации провинции.

Под контролем патриотов в Чаркасе оставался лишь один крупный населенный пункт – Тариха, из которой открывались дороги на юг, в ла-платскую провинцию Сальта. Политическая ситуация в этой провинции была напряженной, существовали четыре крупные группировки, которые стремились отстаивать свои права – местные индейцы кечуа и аймара, скотоводы-гаучо, креольские землевладельцы из Буэнос-Айреса, и местные латифундисты-консерваторы. Между всеми четырьмя группировками существовали серьезные противоречия, разве что гаучо и индейцы не конфликтовали слишком уж серьезно. Креолы же разве что не резали друг друга в открытую – буэнос-айресцы пытались подмять под себя как можно больше территорий и установить свое полное господство над экономикой провинции, подчинив ее столице провозглашенных Соединенных провинций Ла-Платы, в то время как местные консервативные земледельцы старались сохранить свои владения, что толкало их в сторону роялизма. Так, неформальный предводитель всего сопротивления влиянию Буэнос-Айреса, Педро Антонио Оланьета, крупный торговец и «большой друг» местных земледельцев, после 25 мая 1810 года сформировал небольшой отряд партизан, и позднее влился в ряды армии роялистов на севере, отстаивая интересы Сальты. При этом под шумок конфликта между креолами сильно перепадало и гаучо, и индейцам. Интересы первых попросту игнорировали, считая их «варварами» и недостойными какого-либо влияния на политику, вторых же просто под шумок резали и сгоняли с мест их обитания, отбирая землю, причем больше всего в этом отметились именно буэнос-айресцы [2]. При всем этом к роялистам гаучо относились еще хуже, чем к креолам, в результате чего поддерживали патриотов в надежде на собственное самоуправление, а индейцы не имели четкой организации, и потому даже не могли организовать отпор силам ла-платцев, которые втихую устраивали локальный геноцид. В Лиме были хорошо информированы о местной политической кухне, и потому Алькала Галиано настаивал, чтобы его войска действовали осторожно, и стремились заручиться симпатиями в первую очередь индейцев и гаучо, а с креолами договариваться во вторую очередь.

В результате этого Гойенече, собравшись с силами в Чукисаке, решил действовать осторожно. В сентябре он перешел в наступление, разбил нестройные войска патриотов Пуэйрредона у Итакуа, и взял в блокаду Тариху. Местные гаучо, поддерживаемые из Сальты своими собратьями, устроили на коммуникациях роялистов партизанскую войну, из-за чего Гойенече быстро увяз с дальнейшим наступлением, и для контроля над снабжением был вынужден начать распылять свои силы. Даже полученное из Перу подкрепление – 2-й кавалерийский полк «Chosica» и 1-й полк монтерос «El Misti» — пришлось распределять по отдельным гарнизонам и патрулям. Этим воспользовался Пуэйрредон, которому как раз прислали подкрепления из Буэнос-Айреса. Численность войск достигла примерно 5 тысяч человек, включая ополчения гаучо, а во главе стоял считающийся перспективным генерал Эустакио Диас Велес. Было решено вновь спровоцировать мятеж в Потоси и Оруро, так как дорога на эти города была фактически открыта, пока Гойенече увяз близ Тарихи. Первоначально Диас Велесу сопутствовал успех, у Матанкильи и Суипачи он разбил слабые заслоны милиции роялистов, и стал продвигаться на север – но надежды на новое восстание не оправдались. К патриотам примкнули лишь некоторые индейские племена, в то время как остальные попросту заняли нейтралитет, или вовсе поддерживали перуанцев. Так, у Суипачи ла-платцам пришлось сражаться не только с милицией, но и индейцами, которых в бою поддерживали их женщины, перезаряжавшие ружья мужчин.

Гойенече, узнав о продвижении Диас Велеса на север, собрал часть своих войск (гренадер, кавалерию, монтерос), и отправил на северо-запад. Во главе отряда встал Хуан Пио де Тристан, друг командующего экспедиционным корпусом. Шел он медленно, по пути собирая местные отряды милиции и индейские ополчения. Из-за этого ла-платцы раньше роялистов прибыли к Потоси, и на какое-то время заняли город, но вскоре прибыли отряды перуанцев. Силы были равны, но Диас Велес посчитал, что располагает лучшими войсками, и 15 декабря решил дать бой. В чем-то он оказался прав – индейские ополчения ему удалось рассеять достаточно быстро, но высокие гренадеры и низкорослые монтерос встали насмерть, и раз за разом отбивали атаки патриотов. В конце концов, бой решила атака кавалерии роялистов, которую поддержали примерно 300 монтонерос из интендансии Ла-Пас. Диас Велес был разгромлен, его войска в панике бросились на юг, сам командир революционеров едва не попал в плен. Вести о разгроме полностью спутали планы патриотов, и готовившаяся для снятия блокады Тарихи армия под началом Мартина Мигеля де Гуэмеса была вынуждена выдвинуться на север с целью преградить путь Пио де Тристану, который, впрочем, не спешил вторгаться в провинцию Сальта. А вот Гойенече, несмотря на проблемы с коммуникациями, при известиях о победе перешел в наступление, и все же взял Тариху, пленив многих лидеров местных гаучо. Вопреки ожиданиям, он не стал их репрессировать, а предложил сформировать новое правление интендансии в составе вице-королевства Перу, в обмен на прекращение войны на коммуникациях. Испытывая серьезное недоверие к роялистам, те все же согласились, и временно приостановили свои действия, ожидая подвоха в любой момент. Однако подвоха так и не случилось – сначала Абаскаль, а затем и Алькала Галиано подтвердили полномочия нового городского кабильдо, и попросили прислать в Лиму представителей «народа Тарихи», для участия в заседаниях Нелегальных Кортесов. Лед понемногу таял, и гаучо, ранее отрицательно относившиеся к роялистам, стали сменять гнев на милость, хотя до полной лояльности делу вице-короля им было еще далеко.

Последние бои между отрядами Пио де Тристана и Гуэмеса на границе между интендансиями Потоси и Сальта произошли в январе 1812 года, и не выявили победителя – обе стороны предпочитали действовать осторожно. В конце концов, на какое-то время ситуация стабилизировалась, никто не предпринимал активных действий, предпочитая перегруппировку войск, налаживание снабжения и ожидание подкреплений. На этом кампания в Верхнем Перу фактически завершилась. Ее результатами стало восстановление контроля роялистов над провинцией Чаркас, и почти полное прекращение революционного движения в ней, чего удалось добиться в первую очередь благодаря дипломатии и политики, а не грубой военной силой. Определенное напряжение, впрочем, все еще существовало – в конце 1811 года произошли беспорядки в Кочабамбе, подавленные силами кабильдо, а на южной границе и в окрестностях Санта-Круса все еще шла вялотекущая партизанская война. А вот ла-платцы, пользуясь паузой, устроили большую ревизию своих сил на северо-западе, планируя в будущем отыграться за поражения. Главными виновниками поражений объявили Балькарсе и Кастельи, которых в назидание было решено казнить. Пуэйрредон также был наказан, но отделался лишь временной ссылкой. Диас Велес, имевший как победы, так и поражения, был понижен в звании, но остался на военной службе. Его место занял Мануэль Бельграно, с которым в Буэнос-Айресе связывали большие надежды на революционную реконкисту в провинции Чаркас.

Первая кампания в Сальте (1812-1813)

Мануэль Бельграно, аргентинский Спаситель Нации

Познакомившись с теми силами, которые имелись в Сальте у патриотов, которые все активнее называли себя аргентинцами, Мануэль Бельграно впал в ступор: к марту 1812 года в Армии Севера оставалось едва ли более 1000 человек, 600 ружей и всего 2 пушки [3]. На этом фоне армия роялистов выглядела огромной и непобедимой, так что аргентинский генерал сразу же забил тревогу, и потребовал подкрепления. Так как угрозы Буэнос-Айресу в других местах были не столь значительны, то правительство Ла-Платы решило дать Бельграно всю возможную поддержку. Начались сборы средств и конфискация имущества «на нужды государства», а за границей стали закупать ружья с пушками, и нанимать специалистов, которые стали прибывать в Сальту, и вбивать в аргентинцев понятия дисциплины и воинской науки. Закупали за границей и рабов, которые в обмен на свободу должны были воевать против перуанцев – всего таких солдат было набрано более тысячи [4]. Начались насильственные вербовки рекрутов в войска среди местного населения, для чего Бельграно пришлось пойти на временный союз с местным политическим авторитетом, Мартином Мигелем де Гуэмесом. Правда, союз оказался временным, и аргентинец в конце концов добился отправки последнего в Буэнос-Айрес в фактическую ссылку, но дело быстро продвигалось – к середине 1813 года Армия Севера должна была стать достаточно многочисленной и боеспособной, чтобы противостоять роялистам. Однако из-за этой масштабной работы наступление постоянно откладывалось, и инициатива в результате осталась в руках роялистов.

Если Армия Севера Соедиеннных провинций Ла-Платы с каждым месяцем росла и усиливала свою боеспособность, то численность армии Гойенече наоборот сокращалась. Приходилось отправлять полки на другие направления, подавлять мелкие выступления в Чаркасе, да к тому же контролировать достаточно значительные территории. Собственное наступление застопорилось, потому генерал начал действовать непрямыми методами. Ему удалось установить контакты с местными кураками, бывшими далеко не в восторге от аргентинцев, а также духовенством, которое почти в полном составе поддерживало роялистов, не питая иллюзий касательно амбиций креольской элиты [5]. Благодаря этому Гойенече узнал о катастрофическом положении Армии Севера, и решил бросить в бой все, что он мог выделить на тот момент. В результате этого была сформирована отдельная дивизия, которую возглавил все тот же Пио де Тристан. В нее вошли:

• 4-й пехотный полк «La Paz», 3 батальона, 2100 человек, 4 4-фнт пушки
• 3-й кавалерийский полк «Huancane», 5 эскадронов, 1200 человек
• 2 эскадрона кирасир, 400 человек
• 2 артиллерийские роты, 12 24-фнт гаубиц
• ВСЕГО: 2100 пехоты, 1600 кавалерии, 16 пушек

Гойенече счел, что этих сил будет достаточно, так как перуанские солдаты показали себя гораздо более лучше подготовленными, чем аргентинские. Однако именно в выделенных им подразделениях с боеспособностью существовали определенные проблемы. Так, 4-й пехотный полк был сформирован относительно недавно, из числа роялистов провинции Чаркас, и считался не самым надежным. То же касалось кавалерийского полка «Huancane», который только что был переформирован из полка лансерос, не имевшего боевого опыта. В результате ветеранами в составе дивизии Пио де Тристана были лишь два эскадрона кирасир, да артиллеристы. Впрочем, командующий отрядом целиком разделял соображения Гойенече, и с нетерпением ждал грома побед над крайне ослабленной армией патриотов.

Тристан выступил в поход в конце июля 1812 года, двигаясь по дороге на Жужуй [6], и с ходу рассеял противостоявшие ему заслоны патриотов. Сразу же активизировались силы местного населения, которое не очень жаловало буэнос-айресцев, и враждебность по отношению к Армии Севера увеличилась. Бельграно не имел средств для усмирения недовольства местных индейцев и крестьян, не мог он также сражаться с роялистами в поле, да еще и началась эпидемия малярии, косившая остатки войск патриотов не хуже перуанской артиллерии. В результате этого было решено принять самые жесткие меры для спасения ситуации. За любое неподчинение военным властям, дезертирство, пораженчество, сотрудничество с роялистами следовала беспощадная реакция – людей арестовывали и казнили на месте, вешая или расстреливая, а их имущество конфисковывалось. Индейские племена, отличавшиеся симпатиями к роялистам, были полностью уничтожены – вырезались все кечуа и аймара, от маленьких детей до стариков. Жужуй и его окрестности насильно эвакуировались – население с минимумом вещей отправлялось на юг, а все ценное имущество и запасы продовольствия, которые не брались с собой, уничтожались. Вскоре та же судьба постигла и Сальту. Пользуясь тем, что без снабжения армия Пио де Тристана после взятия Жужуя замедлила продвижение, Бельграно устроил резню еще нескольких индейских племен, которые отказались подчиняться его приказам.

Тактика «выжженной земли» подействовала. Дивизия Пио де Тристана замедлилась, а в Сальте и вовсе остановила наступление, испытывая серьезные проблемы с поиском продовольствия. Его пришлось везти или с севера, из интендансии Потоси, или же искать у оставшихся племен кечуа и аймара. Часть из них с радостью поддержала роялистов, зная о резне, учиненной патриотами, но многие все же устрашились, и постарались максимально дистанцироваться от перуанцев. В поисках продовольствия кавалеристы Пио де Тристана заходили все дальше, и стали угонять стада скота, который пасли местные гаучо – что самим гаучо, конечно же, не понравилось, и до того настроенные настороженно к поданным короля, они поддержали патриотов, и стали формировать отряды ополчения, которые создавали дополнительные проблемы со снабжением. Размеры отрядов фуражиров росли, что приводило к постоянным стычкам, и 3 сентября аргентинцы одержали свою первую победу в кампании, разбив роту кавалерии роялистов близ Лос-Пьедрас. Бельграно, видя, что его план работает, решил отступить в Тукуман, где его встретили новые приказы из Буэнос-Айреса, согласно которым он должен был спасти имеющиеся у него войска, и не втягиваться в прямое противостояние с Тристаном и его солдатами. И командир Армии Севера…. Ослушался приказа, так как начал понимать, что чаша весов колеблется, и вот-вот он может одержать победу. Вместо отступления было решено подготовиться к решительному сражению, которое в головах аргентинцев должно было спасти их Отчизну от роялистской угрозы.

К концу сентября войска Пио де Тристана вышли с севера к городу Тукуман. В них насчитывалось около 3 тысяч человек – остальные остались в тылу в качестве гарнизонов. Бельграно вышел в поле с 1800 человек, более половины из которых составляла кавалерия, и 25 сентября дал бой. В отличие от своих предшественников, новый аргентинский командир Армии Севера оказался куда более искусным тактиком, и смог грамотно осуществить обходной маневр, в результате чего армия Тристана в какой-то момент заколебалась, и один из батальонов полка «La Paz» начал отступать, в результате чего командир перуанцев начал отводить уже всю прочую армию. Аргентинцы понесли большие потери и не смогли разбить роялистов, но в моральном плане победа принесла обильные плоды – патриоты уверовали в свою силу, а Буэнос-Айрес стал гораздо интенсивнее готовить подкрепления для Бельграно. В результате сражения в военных действиях наступила длительная пауза, в ходе которой Тристан восполнил свои потери, и восстановил начальную численность своей армии, а аргентинцы увеличили свое войско до 4 тысяч человек, и получили преимущество над противником. Бельграно решил закрепить свой успех у Тукумана, и двинулся на север. Для Тристана наступление аргентинцев стало полной неожиданностью, и он не подготовился к обороне города заранее, в результате чего ему пришлось сражаться в открытом поле с войсками, которые после поражения у Тукумана пребывали не в самом лучшем виде. Сражение 20 февраля 1813 года у Сальты завершилось для роялистов еще одним поражением, и Пио де Тристан отвел свои войска в Жужуй, бросив обоз и часть артиллерии. Однако победа далась патриотам дорогой ценой – бомбы и картечь 24-фунтовых гаубиц роялистов нанесли огромный урон атакующим. Бельграно еще попытался преследовать роялистов, и с ходу взять Жужуй, но перуанцы, получив подкрепление в виде индейского ополчения и батальона милиции Потоси, отбили две атаки 18 и 21 марта, и теперь уже аргентинцам пришлось отступать на юг, и выстраивать оборону, ожидая подкреплений из Буэнос-Айреса. На этом первая кампания в Сальте для перуанцев завершилась, и наступил достаточно продолжительный перерыв в военных действиях.

Несмотря на поражения у Тукумана и Сальты, кампания завершилась для роялистов достаточно успешно. На какое-то время патриотам стало совершенно не до провинции Чаркас, и это позволило ослабленной армии Гойенече заняться местными проблемами, и наконец-то целиком обезопасить свои основные коммуникации. Было выиграно время на формирование новых воинских частей, и расширено влияние в провинции Сальта – после ответных действий Бельграно многие колеблющиеся люди стали понемногу менять свои симпатии с патриотических на роялистские. Правда, сами Гойенече и Пио де Тристан рассчитывали на иной результат, и потому после поражений попросили у вице-короля Алькала Галиано отставку, но тот лишь прислал в ответ настойчивую просьбу прекратить заниматься ерундой, и действовать в том же духе, но желательно, конечно, без взятия в привычку проигрывать сражения. Для аргентинцев, впрочем, кампания также не превратилась в поражение – одержанные победы значительно повысили их боевой дух, и ускорили формирование настоящей регулярной Армии Севера. Бельграно, вопреки неподчинению приказу Буэнос-Айреса, был осыпан почестями, и получил большое влияние в обществе. Правда, его тут же стали опасаться столичные политики, считая, что успешный генерал может попытаться последовать примеру Бонапарта, что привело к охлаждению отношений между правительством и Бельграно, но смещать с поста его пока никто не собирался, ведь война еще продолжалась, и Соединенным провинциям Рио-де-ла-Платы нужны были любые талантливые военные, способные принести им победу.

Примечания

1. Я не буду описывать дальнейшие эволюции и революции аргентинского политикума, так как там власть менялась регулярно, и принимала формы разных директорий, хунт, триумвиратов и прочего. Отследить все это – все равно что писать отдельный материал про Аргентину, так что я буду приводить лишь самые краткие упоминания о конфигурации власти в Буэнос-Айресе в конкретные даты.
2. Читая про события тех времен, нередко натыкаешься на упоминание враждебного отношения жителей провинции к выходцам из Буэнос-Айреса, и вообще патриотам в целом, но без указания подробностей. Чем отвечали креольские власти – будет указано дальше.
3. Суровый реал. На тот момент материальное обеспечение аргентинских патриотов оставляло желать лучшего, да и северное направление недооценивали, выделяя основную массу ресурсов для ликвидации оплота роялистов в Монтевидео.
4. Забавно, что аргентинцы без проблем набирали в войско негров, но к индейцам относились настолько негативно, что даже огромный потенциал революционной провинции Чаркас ими вообще не рассматривался в качестве источника людских ресурсов для войны. Да, расизм – он такой….
5. Вообще, креолы Ла-Платы считались полными отморозками, высокомерными и жестокими, практически во всех соседних территориях, и даже в Испании были прекрасно осведомлены об их амбициях. Так, вице-король Бальтазар Идальго де Сиснерос, прибыв управлять вице-королевством, первым делом обосновался в Монтевидео, и некоторое время потратил на подчинение себе креолов Буэнос-Айреса на расстоянии, не доверяя им. Как правило, восторги по поводу будущих аргентинцев испытывали только те, кто меньше всего с ними сталкивался.
6. Вообще-то Хухуй, но на русском прямой перевод звучит как-то неприлично. Хотя, чисто теоретически, имело бы смысл называть его Кукуй, по слову, производным которого и стало название современного аргентинского города.