Особый путь России?
Статья из жж историка-медиевиста Виталия Пенского ака thor-2006.
небольшое такое историческое эссе о России и ее особом пути в «долгом XVI веке» (из старых запасов)
«Долгий» XVI в. (по аналогии с «Долгим Средневековьем» Ж. Ле Гоффа и «Longue Durée» Ф. Броделя), временные рамки которого можно определить как середина XV в. (падение Константинополя и окончание пресловутой «Столетней войны» можно считать точкой отсчета нового столетия) – середина XVII в. (покорение маньчжурами Китая), по праву может считаться своего рода «осевым временем» для Евразии (впрочем, и не только для нее). Открытие Нового Света вкупе с началом эпохи Великих географических открытий и европейской колониальной экспансии, смещение оси экономической жизни той же Европы из бассейна Средиземного моря на северо-запад, «революция цен» и «военная революция», начавшийся процесс утраты Востоком прежнего мирового лидерства и постепенный переход его к Западу, и многое, многое другое – все это вместе взятое свидетельствовало о том, что «крот истории» ускорил свою работу. Внешними признаками его «работы» могут служить прокатывавшиеся по континенту в течение этого «долгого» столетия волны великих потрясений – политических, экономических, социальных, культурных, самым серьезным образом изменивших облик и континента, и планеты в целом. Религиозные войны во Франции, русская Смута, Джелялийская смута в Турции, Тридцатилетняя война в Священной Римской империи, «Великий мятеж» в Англии, польский «Потоп», падение китайской династии Мин, японская «Сэнгоку дзидай» – это неполный перечень событий, маркировавших проходившие в эти десятилетия процессы смены/оттеснения на второй план общественно-политических, экономических и иных институтов, свойственных эпохе Средневековья, иными, характерными для эпохи Нового времени.
Переход от Средневековья к Новому времени протекал чрезвычайно болезненно. И хотя гибель Средневековья не сопровождалась столь же масштабными катаклизмами, как, к примеру, падение Античности с его Великим Переселением народов, тем не менее, при даже не слишком внимательном анализе происходивших тогда в любой из стран и регионов Евразии перемен нетрудно убедиться в правоте изречения немодного ныне классика о насилии как повивальной бабке истории. Политическая, экономическая, социальная, культурная – любая трансформация «старого порядка» в некое новое качество сопровождалось в это время именно насилием – внешним, сопряженным порой со вторжением иностранных завоевателей, внутренним, если преобразования проводила сама власть, или комбинированным, если внешнее и внутреннее насилие сочетались порой в самых причудливых формах. И результаты этой трансформации порой приобретали самый неожиданный и характер и оттенок. В этом плане любопытно было бы проанализировать результаты социальной трансформации, произошедшей в России в «длинный» XVI в.
Возникшее в конце XV в. Русское государство на первых порах представляло собой «лоскутное одеяло», собранное из территорий с различным уровнем политического и социально-экономического развития. Эта «лоскутность» неизбежно влекла за собой и зыбкость, размытость границ внутри социальной структуры молодого русского обществ. С одной стороны, это давало определенные преимущества – социальная структура, еще не закостеневшая, гибкая, могла быстро реагировать на изменяющиеся условия, социальные лифты работали достаточно эффективно, да и наличие пусть и незначительно, но различающихся социальных моделей создавало определенный эффект конкуренции и выбора, что до определенного времени было на руку как власти (которая могла выбирать ту модель, которая больше отвечала ее, власти, интересам, особенно если учесть, что и сама власть на первых порах существования Русского государства как никогда далека была от монолита и представляла собой конгломерат группировок – «партий», связанных изнутри территориальными, родственными и патрон-клиентскими связями, и великокняжеская власть выступала по отношению к этим «партиям», представлявшим интересы как светской, так и духовной элит, своего рода верховным арбитром), так и самому обществу (гарантируя ему определенный уровень прав и свобод, унаследованных «от старины», поскольку власть, инкорпорируя в состав «своего» государства, так или иначе, в большей или меньшей степени, должна была, не обладая необходимым административным ресурсом, находить некий компромисс с местными региональными элитами, отражавшими в известной степени интересы наиболее влиятельной части местного населения).
Могла ли такая рыхлая, не структурированная и не поставленная определенные рамки, юридические и/или иные, организация общества и его институтов (прежде всего политических) успешно функционировать более или менее длительное время? Безусловно, да. Но как долго? Ответ на этот вопрос зависел во многом от того, какой внешнеполитический курс выбрала бы великокняжеская власть, «обработав» интересы как придворных «партий», так и местных, региональных элит и выработав некую среднюю линию, устраивающую наиболее влиятельные и авторитетные группировки. Учитывая, с одной стороны, что «длинный» XVI в., был, по меткому замечанию Р. Маккенни, «веком экспансии» , а с другой стороны, то, что Русское государство возникло на территории, не самой благоприятной с экономической точки зрения (неблагоприятный, по сравнению, предположим, с Западной Европой, климат, чрезвычайная бедность на важнейшие для развития экономики природные ресурсы, прежде всего цветные металлы, малоплодородные почвы, редкое и малочисленное население, к тому же рассеянное по значительной территории), предугадать результат выбора не так уж и сложно. Внешняя экспансия могла дать в руки великокняжеской власти (и тех сил, что за ней стояли и ее поддерживали) необходимые ресурсы – материальные и людские. Но проблема заключалась в том, что к аналогичным выводам о необходимости экспансионистской внешней политики пришли и ближайшие соседи Русского государства – Великое княжество Литовское (включавшее, кстати говоря, территории с населением, этнически, политически, социально и культурно близким к населению Русского государства) и Крымское ханство, правившая в котором династия Гиреев претендовала на восстановление распавшейся в начале XV в. Золотой орды под своим сюзеренитетом. Исход борьбы за доминирование в Восточной Европе между тремя этими конкурентами в конечном итоге зависел от того, чьи политические и социальные институты окажутся более эффективными, способными найти необходимый ответ на вызов (А. Тойнби ) – или, говоря другими словами, обеспечить необходимый уровень мобилизации наличных ресурсов для решения этой сверхзадачи.
Шансы России в этом соревновании на первых порах казались сомнительными хотя бы по указанной выше причине – бедности и государства, и общества, и отдельных его членов – от великого князя до последнего крестьянина. Недостаточность ресурсов, обуславливала то обстоятельство, что, по словам российского историка Н.Н. Покровского, система управления базировалась на взаимодействии и разделе полномочий между государством и обществом-«землей». Не имея физической возможности контролировать все и вся (как это может показаться при чтении записок некоторых иностранных наблюдателей), центральная власть «делилась» своими полномочиями с «землей», привлекая к решению управленческих задач первичные социальные общности – крестьянские и городские («посадские») общины, корпорации служилых людей по отечеству («города») и пр. И при таком раскладе эти социальные коллективы автоматически оказывались достаточно влиятельными в политическом плане – достаточно влиятельными, чтобы центральная власть не могла не считаться с их мнением (и, забегая вперед, отметим, что есть все основания полагать, что одной из важнейших причин русской Смуты в начале XVII в. стало именно недовольство некоторых таких социальных общностей, в частности, «украинных» детей боярских, своим недостаточно высоким социальным статусом и отстраненностью их корпораций от реального участия в политике и сопряженным с этим участия в распределении доходов и привилегий).
В известном смысле социально-политическая организация Великого княжества Литовского была сходной с русской, но, как показало дальнейшее развитие событий, вектор развития политической и социальной составляющих в этих двух государства разошелся, и радикально. Почему? Российский историк Ю.Г. Алексеев высказал интересную гипотезу, согласно которой еще с конца XIV в. в Московском княжестве, вокруг которого и сложилось позднее Русское государство, постепенно формируются основы такой системы политической и социальной организации общества и сопряженных с ним институтов (прежде всего государства), которую историк предложил именовать «земско-служилым» государством. Что сплачивало власть в лице великого князя (и его окружение) с «землей» (прежде всего региональными элитами), так одна общая идея служения государству и патернализм, пронизывающий общество сверху донизу…
