О бедном Раббане замолвите слово…
По случаю выхода второй части «Дюны» Вильнева, я решил поднять давно обдумываемую тему, и поговорить о персонаже книги, которому упорно не везет в каждой экранизации. Конкретно о Глоссу Раббане — старшем из двух племянников барона Харконнена.
Справедливости ради надо признать, что авторы экранизаций все же дают Раббану существенно больше экранного времени, чем в оригинале. Собственно в книге «Дюна» Раббан появляется ровно в одной-единственной сцене (и упоминается еще в нескольких). И выглядит так, что абсолютно все экранизаторы «Дюны» — а именно Алехандро Ходоровски, Дэвид Линч, Джон Харрисон и Дэнис Вильнев — эту одну-единственную сцену не читали.
Сцена, о которой идет речь — это разговор Раббана с бароном Владимиром Харконненном в четвертой главе книги. Давайте же разберем его детально:
* В самом начале разговора, Раббан интересуется — а знает ли император, что барон сумел сломать считавшееся непреодолимым имперское кондиционирование доктора Юэ. И даже сам барон признает про себя, что это ведь очень хороший вопрос.
В чем суть проблемы. Имперское кондиционирование, которому подвергаются врачи Суукской школы — такие, как Веллингтон Юэ — является важной частью системы безопасности практически всех высокопоставленных персон империи. Оно в принципе не позволяет врачу отнимать жизнь, то есть полностью блокирует такое очевидное направление для покушений. Сам император в вопросах своего здоровья полагается на надежность имперского кондиционирования. Он может быть уверен, что его личные врачи никогда не причинят ему вреда.
Поэтому вопрос Раббана имеет очень большое значение. Одно дело, если император знает, что барону удалось преодолеть кондиционирование, и санкционировал это. И совсем другое — если барон об этом императору не сказал.
* Что же на этот вопрос — хороший по его собственному признанию! — отвечает барон? А отвечает, что он-де пошлет доклад императору в котором соврет, что Юэ был не настоящим доктором и не проходил имперского кондиционирования.
Раббан не убежден, и абсолютно понятно, почему. «Легенда» барона звучит крайне неубедительно. Императору (или кому-либо из его приближенных) достаточно банально поднять архивы Суукской школы относительно Юэ, чтобы версия барона рассыпалась как карточный домик. И вполне естественно, что император тут же преисполнится вполне логичных подозрений «а почему же это барон мне соврал? А не замышляет ли он такого же трюка с моими докторами? А не послать ли сардукаров обсудить с бароном вопросы честности приватно?»
Примечательно, что барон в этой сцене и сам осознает, что его слова неубедительны — но вместо того, чтобы призадуматься, начинает злиться на племянника. Дескать, «чего я тут перед ним распинаюсь?»
* Далее барон требует от Раббана выжимать из Дюны каждую унцию спайса, чтобы покрыть военные расходы. Раббан, закономерно, интересуется — а сколько же дядюшка потратил на кампанию против Атрейдисов? И выясняет, что на это ушла сумма, равная всем доходам от Арракиса за шестьдесят лет.
Вдумайтесь в эту цифру. Барон спустил на свою личную вендетту все деньги, полученные от эксплуатации самого прибыльного источника доходов во вселенной (торговли спайсом) больше чем за полвека. Он ясно говорит Раббану, что если тот будет выжимать из Дюны все мыслимые доходы следующие шестьдесят лет, то едва-едва покроет затраты.
Раббан не находит, что ответить. Что в общем-то неудивительно. Дядюшка только что признался, что своими интригами разорил подчистую дом Харконненов, и уйдет полвека только на то, чтобы как-то отбить вложения. И сам барон при этом чуть раньше сам называет свои расходы немыслимыми. А стало быть все дальнейшие хитроумные интриги и коварные планы барона натыкаются на большую проблему; барон либо банкрот, либо по уши в долгах, и не скоро выкарабкается.
Полагаю, что вертевшийся на языке Раббана вопрос был «дядюшка, а ты не думал ли плюнуть на эту дурацкую вендетту и на сэкономленные денежки жить хорошо?» Полагаю, что барон не нашелся бы, что ему ответить.
— Дядюшка, а ты не офигел ли, транжирить народное добро?
* Идем дальше. Дальше Раббан интересуется — не может ли он оставить себе ствольные пушки, которые барон использовал против войск Атрейдисов.
Барон идею отметает, заявляя, что пушки бесполезны против щитов. И вообще как металлолом они ценнее (!). Раббан логично замечает, что фримены щитами не пользуются, но барон стоит на своем, и нехотя разрешает Раббану оставить себе «несколько» лучеметов. Если Раббану захочется.
Вдумаемся в эту сцену. Раббан вполне логично хочет оставить себе оружие, сделавшее существенный вклад в победу Харконненов. И вполне логично отмечает, что против основного потенциального противника они будут более чем эффективны — Фримены щитами Хольцмана не пользуются, так как щиты раздражают песчаных червей.
Но… барон уперся, и хочет отвезти пушки обратно на Гьеди Прайм и переплавить на металл. Это при том, что барон буквально пару абзацев назад плакался, какие чудовищные цены Гильдия заламывает за военные перевозки. Спасут ли несколько десятков тонн стали (от силы) отца Гьеди Прайманской антидемократии? Даже если предположить, что барон уже оплатил обратную перевозку, и не хочет терять уже вложенные денежки, экономия получается какой-то совсем мизерной.
Зато вот «несколько лучеметов» барон Раббану оставить готов. То есть пушки — просто трубы из хорошо обработанной стали — это дорого, а лазерные ружья, способные резать скалу — этого добра у барона завались. Это при том, что о дороговизне лучеметов уже упоминалось ранее.
К счастью для барона, прежде чем Раббан поинтересуется «а умеет ли дядюшка считать?» разговор переходит на фрименов.
* Раббан утверждает, что население Дюны, скорее всего, значительно больше официальных пяти миллионов человек. Он ссылается на свой опыт сиридар-барона (регента-губернатора планеты) и прямо говорит барону, что цифры численности населения планеты, скорее всего, просто взяты с потолка. И это еще только «цивилизованного населения», без учета фрименов.
И тут барон буквально взвивается (возможно, что и в прямом смысле, на своих левитаторах) — «фримены не заслуживают внимания!» И с чего это он так бурно отреагировал и раскричался совершенно непонятно. Фримены ж вроде барона не волнуют, каких-либо личных претензий к ним у него вроде как нет. Но при этом реакция барона такая, как будто они у него любимый глобус (тот, который выпуклый шар) разбили.
Пресловутый выпуклый шар из старых переводов — справа. Барон слева
* Раббан, что примечательно, стоит на своем. Он сообщает барону, что по его данным — банда фрименов подстерегла и уничтожила отряд сардукаров. Элитных воинов императора, если что.
Реакция барона? Сначала барон просто заявляет, что этого быть не может. Что не слишком умно, но по крайней мере, объяснимо (аналогия — представьте, что Манштейну в 1941 докладывают, как банда цыган перерезала танковый батальон Вермахта). Раббан упорно стоит на своем, и тогда барон изобретает из головы объяснение — значит это были не фримены, а элитные бойцы Атрейдисов, переодетые фрименами.
Замечу; у барона нет ни малейшего основания считать что-либо подобное. Он придумал это объяснение ровно по одной причине — он не в состоянии поверить, что Раббан прав, и фримены могут быть большей проблемой, чем кажется. Или что более вероятно — барон не желает поверить, что он мог быть неправ, легкомысленно отметая фрименов как не имеющих значения.
* Раббан не сдается, и прямо ссылается на сардукаров. Те считают, что их атаковали именно фримены. То есть лучшие (теоретически) воины галактики, которые свое дело знают туго, почему-то винят не «переодетых коммандос Атрейдисов», а именно что фрименов. И уже начали в отместку устраивать погромы и резню.
Реакция барона? «Ну вот и хорошо, сардукары перебьют всех фрименов, и о чем тогда беспокоиться?» То есть барон категорически отказывается признавать, что ситуация может хоть как-то расходиться с его мнением о ней. И использует любую отговорку, чтобы остаться при своем мнении. Ну, или просто срывается на крики в стиле «я начальник барон, ты дурак». Только вот кто же именно тут дурак-то?
* Наконец, встает вопрос об имперском планетологе, Кинессе. От которого барон собирается избавиться (что и делает). Раббану эта идея не нравится по двум причинам: во-первых убивать человека императора, это вообще плохая идея. Во-вторых, Кинесс пользуется уважением среди фрименов (что вообще-то необычно), и убивать его — значит еще больше обострять отношения.
Тут бы барону самое оно, наконец, призадуматься. Его племянник, который достаточно долго заправлял делами на Дюне, считает фрименов проблемой. Сардукары, лучшие воины в империи, считают фрименов проблемой. Имперский планетолог — далеко не последний чин на Дюне — с фрименами в хороших отношениях и даже женат на фрименке. Самое оно призадуматься; а может, эти фримены не так просты, как кажутся?
Что же делает барон? А барон, не задумываясь ни на секунду, начинает в буквальном смысле гнуть пальцы перед Раббаном. Дескать, я, такой крутой, какого-то планетолога порешить не боюсь, и вообще не стал бы таким крутым, если бы мокрого дела гнушался. То бишь все аргументы Раббана барон попросту пропустил мимо ушей, сосредоточившись исключительно на том, чтобы окончательно запугать и без того зашуганного племянника.
ИТАК, ПОДВЕДЕМ ИТОГ. Весь диалог Раббана с бароном построен по одному принципу — «глупый» и «звероподобный» Раббан задает своему дядюшке умные и проницательные вопросы. На которые «хитроумный» барон Харконнен не то что не может дать удовлетворительного ответа; он даже не всегда в состоянии их понять.
Повторю уже ранее заданный вопрос — так кто же на самом деле дурак в этой сцене?
Поскольку при всех недостатках Фрэнка Герберта «пустых» сцен он не писал, то ответ, думаю, напрашивается. Глоссу Раббан, хоть и персона, несомненно, весьма неприятная — человек умный и проницательный, способный анализировать ситуацию и воспринимать факты так, как они есть. Его главная проблема (помимо того, что он откровенно боится своего дядюшки) в том, что хоть Раббан и умен, но прямолинеен и не особенно хитер. И именно из-за отсутствия этих качеств барон и не воспринимает своего старшего племянника всерьез.
Барон же Владимир Харконнен, хотя и коварен и хитер, но не умен. Он в принципе не способен глубоко анализировать ситуацию, и воспринимать реальность, если та хоть немного расходится с собственным мнением барона. В глазах барона, он всегда прав; если что-то явно не укладывается в его ожидания, он попросту придумывает «отмазку» и остается полностью при своем мнении. И главная беда барона в том, что он — полностью убежденный в собственном интеллектуальном превосходстве — считает дураками всех вокруг, кто не изворотлив и не хитрожоп. Или кто глядит на вещи не точно так же, как сам барон.
Причем даже тут у барона возникают проблемы. В сцене боя Фейда-Рауты с гладиатором, барон поначалу вообще не врубается, почему его младший (хитрожопый) племянник велит похоронить убитого гладиатора с почестями. Графу Фенрингу приходится чуть ли не по складам объяснить барону, как Фейд этим работает на свою репутацию — и только тогда до барона, наконец, доходит. Еще одна демонстрация, что когда барон Владимир Харконнен сталкивается с расхождением между объективной реальностью и его восприятием таковой, то попросту теряется и либо орет белугой на подчиненных, либо тупо хлопает глазами. Что не есть признак умного человека.
Стинг, конечно, мега-няша, но будем откровенны: Фейд-Раута канонично тупит
И это — далеко не единственный пример. Сцена с Раббаном просто наиболее показательна в этом плане. Весь ее смысл — продемонстрировать, что барон, при всей его хитрости и жестокости, на самом деле довольно ограниченный и не слишком-то умный человек. Тот же Суфир Хават, слегка пообжившись на Гьеди Прайм, без особого труда обводил барона вокруг пальца (причем барон этого так и не понял до самого конца). И, собственно, именно поэтому император Шаддам позволял Харконненам управлять Дюной; император был уверен, что без труда сможет контролировать хитрого, но не умного барона и такого же Фейда-Рауту просто через их собственную глупость. Умный же Раббан мегаломанией не страдал и крутить интриги против Коррино не стал бы.
(отмечу также, что Раббан единственный, кто — когда ситуация на Арракисе идет вразнос — делает попытку попросту договориться с фрименами по-хорошему и решить дело дипломатией. Другое дело, что тут уже Раббан при всем своем интеллекте даже не может представить насколько плохи дела, и не в курсе, кто именно управляет фрименами. Но плюсик за старание)
В заключение, можно сделать вывод, что ни один из маститых режиссеров, снимавших (ну, или в случае Ходоровски — планировавших) экранизацию «Дюны» так и не сумел понять динамики отрицательных персонажей. Абсолютно все они сводили Раббана к «тупой жестокий дуболом», а барона к «злобный коварный гений». В то время как Герберт вполне себе явно дает понять; никакой барон Харконнен не гений, он просто злой и коварный, а вот с умом у него явные проблемы. А вот Раббан, хотя и злобный, но отнюдь не дурак, и как раз куда адекватнее и барона и Фейда-Рауты воспринимает ситуацию. И цени барон больше умного старшего племянничка, а не хитрого младшего — глядишь, и сказка бы для него хорошо кончилась.
