Незнаменитый поход. Война за Финляндию, 1808-1809

Содержание:

Колонна снабжения застряла перед завалами на лесной дороге. Финские снайперы били из засад. Положение делалось критическим. Главные силы полка находились неподалеку, однако не могли ничем помочь: авангард также был атакован финнами. До переговоров с Маннергеймом многие из сражавшихся на дороге в тот день так и не дожили.

Описанная сцена, кажется, отсылает нас во времена Финской войны или последовавшего за ним противостояния 40-х годов ХХ века. В действительности же бойцы, сошедшиеся с финскими стрелками на тропе, были подданными Александра I и подчиненными Барклая де Толли. На дворе стоял 1808-й год.

Географическая война

Вероятно, многие помнят высказывание Дж. Фридмана, директора Stratfor, о том, что история России – это повесть о буферных зонах. Одна из таких буферных зон появилась на свет в результате малоизвестного современному читателю конфликта Наполеоновской эпохи. Финская война уже тогда оказалась заслонена в массовом сознании титанической борьбой европейских держав против Наполеона, хотя это был примечательный во многих отношениях конфликт, подведший черту под многовековым противостоянием России и Швеции. Война 1808-1809 годов куда более кампании 1939-1940 года заслуживает определения «та война незнаменитая».

Для того, чтобы понять, что означала Финляндия для России, достаточно взглянуть на карту. Граница со Швецией находится в опасной близости от столицы. Даже при контроле Выборга, завоеванного еще Петром вместе, собственно, с Ингрией, расстояние до шведских границ остается откровенно небольшим, а на берегу Финского залива, вдобавок, сохраняются порты не то что чужой, а прямо враждебной державы, Швеции. Важно то обстоятельство, что это не была какая-то абстрактная угроза. После Петра дважды, при Елизавете и Екатерине Великой, шведы пытались взять реванш, причем война екатерининской эпохи была достаточно драматичной, с болезненными поражениями обеих сторон. После этой войны отношения между Россией и Швецией были прохладными, но в целом стороны держали себя в руках. Однако для русских финский вопрос оставался значимым. Конечно, сама по себе Швеция была слаба, и не могла даже мечтать о том, чтобы вновь сделать Балтику своим внутренним морем. Однако Швеция могла выступить, например, частью более крупной коалиции, либо воспользоваться ситуацией, когда силы России окажутся отвлечены на какое-то другое направление. При всей ограниченности военной и морской мощи некогда могущественного скандинавского государства, в Петербурге не могли чувствовать себя спокойно, пока границы исторически недружественной державы проходят на опасно близком расстоянии от столицы.

Наполеоновские войны застали Россию и Швецию в состоянии «вечного» мира, закрепленном бессрочным Верельским договором 1790 года. В течение 17 лет спокойствие не нарушалось, однако вскоре многое должно было измениться.

Тильзитский рикошет

Тильзитские соглашения 1807 года между Россией и Францией не касались Швеции напрямую, но серьезно изменили расклад сил и систему союзов в Европе, так что скандинавы едва ли могли остаться в стороне от пертурбаций мировой политики.

Немедленно по заключении мира с Наполеоном, русские начали обдумывать использование этого антракта к своей выгоде. Одно из направлений внешней политики было очевидно – турецкое. Однако соображения безопасности толкали Россию также и на север. Тем более, Россия оказалась вынужденно вовлечена в войну с Британией, а Швеция проводила пробританскую политику. К тому же, на русских произвел впечатление погром, учиненный англичанами в Копенгагене. С точки зрения Александра I, контроль над побережьем Балтики и подступами к Петербургу приобретал все большее значение. К шведским границам начали стягиваться войска.

Нужно заметить, что в русском обществе война против Швеции вовсе не пользовалась популярностью. Ф.Ф. Вигель, автор знаменитых «Записок», назвал начало войны неожиданным, и добавил, что

«В первый раз еще, может быть, с тех пор как Россия существует, наступательная война против старинных ее врагов была всеми русскими громко осуждаема, и успехи наших войск почитаемы бесславием».

«Ф.Ф. Вигель оказался в отечественной словесности в основном объектом эпиграммы «Счастлив дом, а также флигель//Где, дубинки не щадя,//Ах, Филипп Филиппыч Вигель,//В шею выгнали тебя», а между тем, он был автором очень недурных записок о повседневности старого русского общества, в связи с чем и рекомендуем его сочинение читателю»

Общественность можно понять. К войне со Швецией русских настойчиво подталкивал Наполеон, который, несмотря на заключенный мир, был мало кем любим в России. Из-за прекращения экономических сношений с Англией страна оказалась в скверном финансовом положении. Инфляция серьезно пошатнула рубль, торговля пришла в упадок. Сосредоточенные на внутренних проблемах и дурно относившиеся к Наполеону люди не особенно принимали в расчет геополитические соображения. Впрочем, на боевом духе военных такое отсутствие энтузиазма нимало не сказалось. Как рассказывал тот же Вигель,

«Истинно военные люди всегда находят причины ко всякой войне справедливыми: им лишь бы подраться. Вот почему зять мой скорбел о том, что расстройство, неисправность полка осуждают его на мирное пребывание в уездном городе Тихвине».

Буксгевден

На русской стороне не воспринимали грядущую кампанию как дело сложное и требующее напряжения сил. Репутация армии оказалась несколько поколеблена поражениями от Наполеона, но Швеция не воспринималась как противник, серьезный сам по себе. Для наступления собрали 24-тысячный корпус генерала Буксгевдена. Этот старый служака уже сражался со шведами при Екатерине, был сослуживцем Суворова и его подчиненным в польскую кампанию, в войнах же против Наполеона он не показал своих лучших качеств. В известном смысле, финская кампания была для него шансом восстановить реноме.

Любопытно, что русские ожидали содействия со стороны финнов. Буксгевден отчего-то был уверен, что «чувствования финнов уже давно приуготовили умы» к аннексии. И это не было персональной блажью генерала: подобные настроения ходили в русской элите. В действительности это было опасной иллюзией. Финны оказались достаточно лояльными подданными шведской короны, и завоевание умов и сердец не было ни мгновенным, ни легким. Впрочем, пока русские этого знать не могли.

Шведская армия формально была довольно многочисленной. Все вооруженные силы достигали 67 тысяч человек, из которых около 20 находилось в Финляндии. Проблемой их, впрочем, были архаичная военная организация, нехватка и разнообразие снаряжения, малые запасы необходимого для войны имущества, скверное качество снабжения. Швеция была небогатой страной, и нехватка средств в полной мере отражалась на армии. Любопытно, что до войны заметное количество ружей и пушек было продано… в Россию. Однако у шведской армии были свои сильные стороны. Шведы приспособили тактику к той местности, в которой жили. При обучении особое внимание уделялось бою малыми отрядами в лесистой и сильно пересеченной местности. Финляндия – страна лесистая, пересеченная огромным количеством озер, речек, во многих местах почти девственная, и схватки многочисленных армий, выстроенных в линии, на ее территории просто не всегда были возможны. В силу этого обстоятельства шведы были вынуждены подгонять тактические приемы под природные условия. Наиболее боеспособными в шведской армии, что интересно, были как раз финские части, чьи «чувствования» так волновали Буксгевдена.

Иллюстрация к «Сказаниям фенрика Столя», эпической финской истории, посвященной как раз той войне. Девушка — Лотта Свярд, литературная героиня, в честь которой потом назовут военизированную организацию

Возникает естественный вопрос: отчего русские собрались атаковать Финляндию зимой, во время морозов? В действительности, такое время начала кампании давало много выгод. Реки и озера были скованы льдом, как и Финский залив. Войска Швеции не были еще собраны в единый кулак, а в ключевой крепости Финляндии, Свеаборге, пока не были собраны все необходимые запасы. Потому было принято такое необычное решение: инициировать войну во второй половине зимы.

Наконец, все, что должно было быть сказано, было сказано, «бумажная перестрелка» окончилась, и все, что не сумели взять золото и письма, должен был взять булат.

«Военная прогулка». Зимняя кампания 1808 года

Война за Финляндию началась буднично. 9 февраля русские без объявления войны перешли границу. Наступающие озаботились тем, чтобы подогнать снаряжение под климат: егеря шли на лыжах, артиллерию транспортировали санями. Русских встретил дикий край беспорядочно набросанных скал, покрытых льдом озер и дремучих лесов с редким и недружелюбно настроенным населением. Города, даже малые, были редкостью и в основном теснились вдоль побережья, деревни в том понимании, которое привычно русским, также были редки, чаще попадались отдельные хутора.

Вообще же местности, на которой шла война, дано превосходное описание Батюшковым. Будучи по должности офицером, он по склонностям был, конечно, в первую голову поэтом, так что его описание сугубо лирично:

«Здесь повсюду земля кажет вид опустошения и бесплодия, повсюду мрачна и угрюма. Здесь лето продолжается не более шести недель, бури и непогоды царствуют в течение девяти месяцев, осень ужасная, и самая весна нередко принимает вид мрачной осени; куда ни обратишь взоры — везде, везде встречаешь или воды или камни. Здесь глубокие длинные озера омывают волнами утесы гранитные, на которых ветер с шумом качает сосновые рощи; там — целые развалины древних гранитных гор, обрушенных подземным огнем или разлитием океана. В конце апреля начинается весна; снег тает поспешно, и источники, образованные им на горах, с шумом и с пеною низвергаются в озера. Если озеро тихо, то высокие, пирамидальные утесы, по берегам стоящие, начертываются длинными полосами в зеркале вод. Леса финляндские непроходимы; они растут на камнях. Вечное безмолвие, вечный мрак в них обитает. Деревья, сокрушенные временем или дуновением бури, заграждают путь предприимчивому охотнику. В сей ужасной и бесплодной пустыне, в сих пространных вертепах путник слышит только резкий крик плотоядной птицы; завывания волка, ищущего добычи; падение скалы, низвергнутой рукой всесокрушающего времени, или рев источника, образованного снегом, который стрелою протекает по каменному дну между скал гранитных, быстро превозмогает все препятствия и увлекает в течении своем деревья и огромные камни. Вокруг его пустыня и безмолвие! Посмотри далее: огнь небесный или неутомимая рука пахаря зажгли сей бор; опаленные сосны, исторгнутые из утробы земной с глубокими корнями; обожженные скалы; дым, восходящий густым, черным облаком от сего огнища, — все это образует картину столь дикую, столь мрачную, что путешественник невольно содрогается.»

Батюшков

В таком-то краю русским и шведам предстояло сражаться.

Сопротивление шведов поначалу было вялым (они не успели завершить сосредоточения), так что наступление шло без сбоев. Неприятель выбрал своей основной базой Тавастгус. Этот городок находится несколько севернее линии русского наступления, в глубине Финляндии. Если Буксгевден хотел взять под контроль порты и крепости на побережье Финского залива и Аландские острова (между, собственно, Финляндией и Швецией), то шведы планировали угрожать этим замыслам ударом из глубины Финляндии, с севера.

Картина Альберта Эдельфельдта — пожалуй, самое известное изображение той войны

Итак, столкновения начались. Жертвой боя у пограничного перехода пал капитан Родзянко из Финляндского драгунского полка и несколько его подчиненных. Это были первые погибшие Финской войны. Начальные стычки вели в основном лыжные отряды русских со шведскими арьергардами. Наступление шло при двадцатиградусном морозе, однако русские заранее озаботились заготовкой всего необходимого, от тулупов и валенок до саней, лыж и теплых попон, так что потери от обморожений были незначительны.

Лыжные отряды оказались крайне полезным ноу-хау: часть боев была выиграна именно благодаря их обходным маневрам. Вообще, роль легких отрядов была выше, чем в войнах в западной Европе: Финляндия была войной малых отрядов, это был очень «камерный» конфликт, где роль капитана или майора в общем успехе могла оказаться выше, чем у полковника где-нибудь под Эйлау.

Орлов-Денисов

Буксгевден выделил из своих сил отряд Орлова-Денисова, состоящий из егерей и казаков для занятия Гельсингфорса (Хельсинки). Орлов-Денисов, превозмогая мороз, помчался вперед форсированным маршем и скоро оказался перед городом. Орлов не стал захватывать Гельсингфорс атакой в лоб, а выбросил небольшую колонну в обход по льду залива и внезапно атаковал. Штурм Гельсингфорса обошелся всего в одного человека, при том, что стоявшие при воротах орудия были захвачены уже заряженными. Орлов-Денисов был человек еще молодой, по словам французского разведчика капитана де Лонгерю, не особенно любимый в обществе, и его военная карьера только начиналась. Однако он уже демонстрировал те черты характера, которые прославили его в 1812-1814 годах: предприимчивость, наглость и готовность к обдуманному риску, короче говоря, «командир легкой кавалерии» — это для него было не столько указание на должность, сколько характеристика личности.

Внезапный бросок Орлова-Денисова не принес шведам огромных потерь, но он был важен в смысле захвата всяческого военного имущества. По бедности Швеции 4500 ружей, склады боеприпасов и прочего добра были неприятной потерей. К тому же, Орлов взял город в полном порядке вместе со всей инфраструктурой, включая, что важно, хорошо устроенный госпиталь.

В тот же вечер, пока Орлов обживался в Хельсинки, в город вошла пехота Буксгевдена. Это означало, что Свеаборг, морская крепость к юго-востоку от Хельсинки, теперь находится в осаде. Поскольку Швеция была страной достаточно бедной, ее строительство ранее ни шатко ни валко шло уже более полувека и не было окончено. Однако осада этого укрепления все равно могла стать достаточно сложным делом: гарнизон в 7,5 тысяч человек имел более двухсот орудий и крупные запасы.

Другой крепостью, обложенной в тылу у русских, был Свартхольм. Это было маленькое укрепление, однако учитывая, что во всей армии было только 24 тысячи человек, оставление отряда в 1800 солдат для его блокады, уже создавало определенную недостачу людей на передовой.

Клингспор

Поскольку с противоположной стороны, у Тавастгуса, собиралась основная шведская армия, положение русских не было абсолютно устойчивым. Тем более, в шведскую армию прибыл ее новый командующий, генерал Клингспор. Этот человек был одним из немногих действительно заслуженных военачальников шведской армии, и он был полон решимости дать русским серьезный бой.

Нужно отметить, что русских несколько расслабил такой старт. Шведы и финны всюду отходили, а почти каждый раз, когда они принимали бой, оказывались биты. Русские уверились в своем полном превосходстве. До известной меры это так и было: в равном числе крупный русский отряд имел все шансы разбить любого противника, однако легкость первых побед привнесла на наши бивуаки шапкозакидательские настроения, что имело результатом в дальнейшем беспечность и неаккуратность.

Впрочем, несмотря на энтузиазм Клингспора, состояние шведских дел не могло внушить им оптимизм. В Свартхольме и Свеаборге было блокировано в сумме более восьми тысяч человек, что с учетом потерь почти уполовинивало армию, имеющуюся у шведов. Представления о численности и состоянии русской армии были туманны. Вероятно, решительное наступление могло позволить шведам создать русским серьезные проблемы. Однако те успели раньше.

Тучков

Дело в том, что параллельно основным силам под началом Буксгевдена в Финляндию вторглась дивизия Тучкова 1-го, наступавшая в центральной части Финляндии в сторону Куопио. Сопротивление шведов на этом направлении было крайне слабым, русские больше сил тратили на то, чтобы продираться через снега и глухие лесные тропы. Само по себе появление Тучкова в тылу у Клингспора разрушало любые планы активных действий против Буксгевдена. Может быть, полководец уровня Суворова или Наполеона как раз здесь и бросился бы в наступление, чтобы разбить либо Тучкова либо Буксгевдена, но шведский командующий Суворовым все же не был. Буксгевден оставил небольшой отряд под командой Раевского возле Свеаборга, а сам двинулся прямо на Тавастгус.

Раевский

Однако генерального сражения так и не получилось. Клингспор имел четкие инструкции от своего короля не ввязываться в дело при превосходстве русских в силах. Несмотря на призывы горячих голов в шведском лагере к принятию боя, он скомандовал общее отступление.

Шведы начали оттягиваться от Тавастгуса, причем отходили торопливо, топя в озере оружие, которое не могли унести с собой. Клингспор быстро отступал, собирая тех рекрутов, кого еще успевал подтянуть дорогой. Колонна Раевского преследовала его по пятам, Тучков должен был попытаться упредить отступающих шведов, ну а себе Буксгевден оставил сравнительно скучное, но необходимое дело осады Свеаборга. Отдельный отряд под командой Багратиона был выделен для захвата Або (нынешний Турку) на берегу Ботнического залива.

У этого плана был вполне очевидный недостаток. Финляндия велика по размерам, а русский экспедиционный корпус со всеми подкреплениями не дотягивал и до тридцати тысяч человек, которые теперь должны были наступать во все стороны сразу. Однако в Петербурге ожидали разрешения вопроса с осадой Свеаборга, Клингспора все же необходимо было доконать, а Або требовался на перспективу: это был порт, связывавший Финляндию с Швецией и Аландскими островами. Так что Буксгевден нарушил каноны и правила, и разослал армию по всем направлениям.

При занятии Або имел место замечательный эпизод. Некий квартирмейстер гродненских гусар обратился к Денису Давыдову за советом, спрашивая, где находится штаб его полка. Давыдов знал, куда примерно тот должен был направиться, по карте рассчитал, где тот должен был теперь, и со спокойной совестью послал квартирмейстера в Або. Гусар не учел того, что по зимнему времени все марши совершались куда медленнее обычного, но указать на ошибку было некому.

«Квартирмейстер мой – пишет Давыдов далее — отвесил мне низкий поклон за оказанную ему услугу и, спокойный и полный уверенности в точности показаний двадцатитрехлетнего сорванца-стратегика, пустился в путь на почтовых и въехал в средину Абова, как в средину Москвы или Петербурга.»

Неприятельских войск в городе не было, но и русских тоже. Изумленный и напуганный, квартирмейстер укрылся у мэра, где и дождался подхода к городку авангардов русских. Едва те показались неподалеку, перепугался уже мэр и попросил офицера принять сдачу города. Тот, само собой, согласился и при полном параде в сопровождении чиновников выехал навстречу наступающим, сообщив, что штурмовать крепость вовсе не требуется: она уже покорилась ему.

После занятия Або отряду Багратиона стало попросту нечем заняться: цель достигнута, впереди море, войск противника в зоне досягаемости вовсе не было. Багратион расположил свое маленькое войско на отдых, господа офицеры предавались балам «с неловко прыгающими чухоночками» (формулировка Давыдова). Еще один отряд перешел по льду на Аландские острова.

В это время дальше на севере Тучков и Раевский имели более существенные проблемы, чем неловкость финок в танцах.

Гусарский командир Яков Кульнев, шедший в авангарде у Раевского, все время высылал разъезды, пытаясь нащупать отряд Тучкова, но безуспешно. Тучков тем часом маршировал поперек Финляндии, пытаясь отрезать Клингспора. Тот, однако, отходил столь быстро и искусно, что в итоге вовсе упорхнул от обеих русских колонн, ловивших его. Удар пришелся в пустоту, и хотя русские успешно соединили свои отряды, травимый зверь сумел бежать. Забавно, что гонящие шведов русские отряды численно уступали отходящему неприятелю примерно в полтора раза. Впрочем, те и другие не были в курсе того, какие у кого силы. Шведы полагали первоначально, что их гонит шестидесятитысячная армия, здесь они ошиблись даже не в разы, а на порядок.

Рано или поздно опрометчивая идея Буксгевдена разбросать войско по пространствам Финляндии должна была иметь скверные последствия.

Итак, Клингспора гнал маленький отряд Якова Петровича Кульнева. Кульнев, несмотря на невысокий чин (тогда он был подполковником), был одним из самых замечательных персонажей всей русской армии. Необычайно энергичный (известна его фраза: «Я не сплю и не отдыхаю, чтобы армия могла спать и отдыхать»), хороший тактик; как и положено гусару, эксцентричный и жизнерадостный любитель выпить; он при этом очень заботился об изнанке войны.

Кульнев на отдыхе. Иллюстрация, кстати, шведская: этот командир, благодаря общему благородству и человечности был популярен среди противников не меньше, чем среди своих

Его приказы пестрят упоминаниями о снабжении солдат едой, одеждой, об их гигиене. Солдаты Кульнева были всегда настолько сыты, одеты и свежи, насколько это было возможно. Бойцы бестрепетно относились к тому, что их командир посылал их в огонь, поскольку знали, что сам он делит их участь во всем, от качества обеда до риска в огне. Яков Петрович собирался умереть со славой, и в итоге погиб смертью, приличной гусару: посреди жестокого боя жарким июльским днем 1812-го. Это, однако, еще произойдет, а пока Кульнев шел по пятам Клингспора во главе колонны Тучкова. Тучкова шведы принимали за авангард большой армии, и именно этим обстоятельством русские обязаны возможности до сих пор вести преследование. В три недели русские сделали 600 верст по скверным дорогам. В конце концов, русским удалось сблизиться с неприятелем, и Тучков решился атаковать неподалеку от местечка Сикайоки, но его приказ был уже упрежден Кульневым, который начал энергично опрокидывать шведские пикеты. Он сумел, наконец, достать шведов настолько, что те решили все же дать бой. Кульнев использовал классический прием: пехота атакует в лоб, конница и егеря обходят с фланга. Шведы пытались цепляться за неровности местности, но поначалу тщетно: русские взламывали эти рубежи огнем и маневром, между прочим, захватив в плен начальника штаба Клингспора.

Давыдов оставил не лишенное очарования описание этого боя:

«Мы только что успели насладиться действием казацких пик и погонею казаков за неприятелем по гладкой и снежной пустыне Ботнического залива. Картина оригинальная и прелестная! Много драгун было поколото, много взято в плен. Но посреди сумятицы этой нам бросилась в глаза группа всадников, около которых более толпилось казаков и которая еще защищалась. Мы направились во весь скок в эту сторону и услышали слова: «Koulneff, Koulneff! sauvez nous la vie!» (Кульнев, Кульнев! спасите нам жизнь!). Это был генерал Левенгельм, королевский адъютант, только что за несколько дней пред тем прибывший в армию из Стокгольма для исправления должности начальника главного штаба, и адъютант его капитан Клерфельд — молодой человек, бывший у нас накануне парламентером; при них бы то несколько драгунов. Кульнев остановил направленные на них пики, соскочил с лошади и кинулся обнимать пленных чиновников. Кровь Левенгельма заструилась по усам и бакенбардам Кульнева, ибо Левенгельм был ранен пикою в горло, к счастию его, не так опасно, как вначале мы вообразили.»

Кульнев несколько раз сбивал противника с позиций, однако дело кончилось тем, что шведы развернули две свежие бригады, и в итоге заставили русских отступить, хотя Сикайоки они все же удержали.

Бой у Сикайоки оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, авангард Кульнева в 2200 человек бьется весь день с 6300 шведов, причем непрерывно атакует, сбивает противника с позиций, и отступает, только атакованный шведами со всем напряжением сил под самый вечер. Потери русских были неприятны (до четырехсот человек), но никак не смертельны, войска сохранили управляемость и боевой дух. С другой, предыдущие легкие успехи сделали русских слишком самоуверенными. Как бы ни были хороши русские солдаты и офицеры (без всякой лести, они были хороши), долго преследовать превосходящего неприятеля было безрассудством.

Еще хуже повернулось дело у небольшого отряда генерал-майора Булатова. Эта группа пыталась опять-таки перерезать пути отхода Клингспору. Опять-таки с русскими сыграла злую шутку недооценка противника. Булатов распределил своих солдат по квартирам на разбросанных кругом отдельных дворах у Револакса. 15/27 апреля его бивак был атакован примерно в полтора раза превосходящим отрядом шведов. Полторы тысячи русских должны были защищаться против двух с лишним тысяч шведов. Первая атака была благополучно отбита, однако к шведам ежечасно подходили подкрепления. Шведы под прикрытием метели шли врукопашную. Отказавшись от предложения сдаться, Булатов попробовал проложить путь штыками, но был несколько раз тяжело ранен и в итоге взят в плен. Всего русским это дело стоило полутысячи человек убитыми, ранеными и пленными. Булатов в тяжелейшем состоянии был прооперирован шведскими лейб-медиками, и в итоге спасен. Итогом поражений у Сикайоки и Револакса стала еще одна небольшая частная неудача: тяжело потрепан был отряд, шедший на усиление к полковнику Булатову.

Забота о раненых

Оба эти сражения, Револакс и Сикайоки, были ничтожны, если говорить о количестве участников и потерь. Да простит нам читатель невольный цинизм, на состоянии армии потеря тысячи человек не могла сказаться по-настоящему серьезно. На наполеоновских войнах такие бои просто не были бы по-настоящему замечены. Однако пострадала в первую очередь репутация русской армии. По хуторам и киркам неслась весть о том, что русских побили, и уж конечно, никакому финскому крестьянину не были интересны точные потери.

Для довершения несчастий, в момент, когда лед вскрылся, шведы подошли с флотилией к Аландским островам и добавили звено в цепочку русских неудач, разоружив небольшой отряд полковника Вуича, который, имея недостаток боеприпасов и никем не поддержанный, не мог долго сопротивляться. Некоторые из островов защищались всего парой десятков солдат. Сопротивлявшиеся погибли, пытавшихся скрыться на островах переловили.

Атака шведов под Револаксом

Тем временем на юге русские добились своеобразного успеха, который фортуна и их собственные ошибки развернули против них же.

Золотой порох и «шведские поползновения»

Все это время подле Гельсингфорса продолжалась осада Свеаборга и Свартхольма. Поначалу более чем семитысячный свеаборгский гарнизон караулился только двухтысячным отрядом Раевского. Русские засели в городе, шведы, собственно, в крепости. Свеаборг, возвышавшийся на островах, был крепостью мощной, но не вполне достроенной, поэтому русские могли бы надеяться взять его правильной осадой и штурмом. Буксгевден намеревался «учинить жизнь несносною». Впрочем, некоторое время у него были очень ограничены возможности по осложнению жизни в крепости. Настоящая осада началась с середины марта, когда подтянулась осадная артиллерия. Командовал осадой теперь молодой — тридцатиоднолетний — генерал Николай Каменский.

Каменский

Сын знаменитого фельдмаршала екатерининской эпохи, он служил под командой Суворова в Итальянском походе, и к 1808-му году успел приобрести длинную и богатую боевую биографию, включающую последние походы Суворова, Аустерлиц и Эйлау. Нервный и вспыльчивый, он умел, однако, быть превосходным командиром, и шведская война стала его звездным часом. Правда, прославил его все же не Свеаборг, но здесь Каменский впервые проявил себя в борьбе за Финляндию.

Осадные работы шли с большим трудом: особенности грунта (голые гранитные скалы) мешали строить батареи. Шведы активно отстреливались из Свеаборга, нимало не заботясь о сохранности города Гельсингфорса. В конце концов, русские отправили в Свеаборг парламентера.

«- Огонь из крепости причиняет вред жителям Гельсингфорса, а ведь большая их часть имеет друзей или родственников в Свеаборге.»

Этот довод не произвел впечатления на коменданта Кронстедта.

«- Разорение Гельсингфорса необходимо для обороны крепости.»

Не слишком гуманный ответ, однако вскоре комендант переменил свою точку зрения. Русские и шведы договорились считать город нейтральным. Каменский разместил в Гельсингфорсе склады и госпитали, а батареи начал монтировать за пределами города, на скалах. Однако особенного вреда укреплениям обстрелы не наносили. Ежедневные канонады по крепости, — канонады тощие и только что дразнившие неприятеля, – ворчал Денис Давыдов.

Буксгевден осмотрел крепость и решил, что штурм бесперспективен. Казалось, что осада продлится долго.

Однако северной илиады не случилось: уже 22 апреля (3 мая) Свеаборг неожиданно капитулирует. Русские источники несколько смущаются, когда заводят речь о причине такой уступчивости. Керсновский, например, даже возмущался:

«Шведские историки инсинуируют, что Свеаборг был взят «золотым порохом»».

Фаддей Булгарин, участвовавший в финской экспедиции молодым офицером, говорит по этому поводу, что

«дело хотя и неясное, но довольно понятное»,

и замечает, что не для чего спорить, каким образом был взят Свеаборг. Михайловский-Данилевский же, как и официальная шведская история войны вполне конкретны: Буксгевден испросил у казны тридцать тысяч рублей, каковыми и подломил боеспособность гарнизона. Переговоры непосредственно вели Павел Петрович Сухтелен, а также его отец, инженер-генерал Петр Сухтелен, который руководил осадными работами.

Сухтелен-отец

Сухтелены не только потрясали кошельком, но и в самых мрачных тонах рисовали шведам положение крепости и самой Швеции. С комендантом удалось достичь соглашения, а тот уломал военный совет офицеров гарнизона. Русские, судя по всему, одарили не только коменданта: шведская официальная история войны выписывает целый небольшой детектив, связанный с вопросом о том, кто именно из чинов гарнизона не устоял перед тусклым блеском монет. Как бы то ни было, Кронстедт сочинил обширное донесение королю, в котором жаловался на недостаток войск и пороха и несовершенство крепости, после чего решил, что государь может не оценить даже такой обстоятельный рапорт, и принял русское подданство. В России ему были выделены еще новые средства. Как заметил современник, лазутчиков на войне вешают, а между тем употребляют. Гарнизон русские разогнали по домам и принялись увлеченно считать трофеи. Считать было что: в гавани взяли 110 разнообразных судов, в арсенале – 9 тысяч ружей, в подвалах – три тысячи бочек пороху, 340 000 ядер, бомб и гранат, и наконец, на стенах две тысячи разнообразных пушек и мортир.

Кронстедт

Забавно, но Буксгевден был недоволен «Георгием» 2-го класса, полученным за эту акцию. Он мечтал о «Георгии» 1-го класса и наградах другим офицерам. Однако на его представление военный министр Аракчеев сухо ответил, что

«Государь полагал изволить, что, при взятии крепости, войска не столько участвовали, а успех приписывает единственно благоразумной предусмотрительности вашей».

Что до Свартхольма, то по мнению Михайловского-Данилевского, эту крепость взяли тем же способом, что и Свеаборг, однако в данном случае комендант дал несколько более основательные оправдания сдаче: в крепости отсутствовала свежая вода, вследствие чего гарнизон косили болезни; к тому же, русские метким залпом разрушили единственную мельницу в крепости.

Сухтелен-сын

Дело, казалось бы, уже было сделано: крупнейшие шведские крепости в Финляндии пала, русские практически целиком заняли Финляндию, война за исключением пары-тройки осечек более похожа на полицейскую операцию. Буксгевден занимался покупкой у солдат-финнов их оружия. Во избежание эксцессов, русские навели в войсках строгую дисциплину, не допуская бесчинств по отношению к населению. Любопытно, что и финский историк, хотя рассматривает такую меру как проявление особого коварства, признает, что войска вели себя корректно. Александр был заинтересован в лояльности финнов, поэтому стране Суоми Петербург изначально был готов предоставить самую широкую автономию.

Тем любопытнее тот факт, что кроме пряника в Финляндии русским пришлось интенсивно орудовать кнутом. В Финляндии совершенно неожиданно для русского командования развернулась партизанская война.

Во многом ее спровоцировали неловкие шаги самих же русских. Шведские офицеры жили с казенных земельных наделов – бостелей. Буксгевден потребовал полной сдачи оружия и возвращения к местам жительства под угрозой конфискации земли. Это воззвание не имело результатов, и Буксгевден перешел к более радикальным мерам: в июне 1808-го было объявлено, что бостели офицеров, остающихся в шведских войсках, через полтора месяца будут конфискованы и проданы. Учитывая, что Александр перед этим обещал финнам неприкосновенность собственности и невмешательство в финское законодательство, это был очень опрометчивый шаг.

Другим фактором, сыгравшим против русских, оказались неожиданные успехи шведского оружия, о которых сказано выше. В результате разошедшиеся было финские солдаты и офицеры составили костяк партизанского движения. Тем более, что король Густав IV Адольф рассылал по Финляндии прокламации, возмущая население против русских. Социальной базой его воззваний были офицеры, опасающиеся за свои наделы, и протестантские пасторы, а также крестьяне, уверенные, что они попадут в крепостную зависимость.

Наиболее массовым повстанческое движение оказалось в провинции Саволакс. Это крупная область, расположенная несколько севернее побережья Финского залива в восточной части страны. Отдельные выступления, однако, происходили почти всюду. По весне в Финляндии начали составляться вооруженные толпы. Как замечал Булгарин,

«Все финские поселяне — отличные стрелки, и в каждом доме были ружья и рогатины. Партизанские отряды под предводительством пасторов, ландманов (почти то же, что капитан-исправник) и финских офицеров и солдат (распущенных по домам после сдачи Свартгольма) нападали на слабые русские отряды, на госпитали, и умерщвляли немилосердно больных и здоровых. Разъяренная чернь свирепствовала! Множество транспортов со съестными припасами и амуницией и магазины были разграблены. Возмущение было в полной силе, и народная война кипела со всеми своими ужасами.»

Партизаны взаимодействовали с армией. Противник сжигал мосты, на дорогах возникали завалы. Обозы должны были двигаться только с сильной охраной, ежесекундно подвергаясь опасности атаки, одинокие курьеры превращались едва ли не в смертников. Малая война касалась также и гарнизонов. Шведы пытались пробиться даже в Тампере (тогда Таммерфорс), но это поползновение было отбито гарнизоном.

Вопрос о численности партизан не может быть как следует разрешен: слишком много финнов уходило в лес без всякого учета. Даже примерный порядок цифр трудновато установить, но судя по количеству ружей, который Клингспор просил для раздачи населению – не менее десяти тысяч человек. Скорее, в действительности, в разы больше: многие действовали собственным оружием, иные обходились без ружей, холодным.

Любопытен, к слову, вопрос о том, чьей идеей было распустить пленных после сдачи Свартхольма и Свеаборга. В своем авторстве никто не признается. Ниве полагает, что инициатива исходила из Петербурга, полковник Турский в письме Аракчееву возлагает вину на Буксгевдена. Кто бы ни был автором такого неудачного решения, этот человек своими руками доставил в тыл русским войскам до семи тысяч обученных бойцов.

Буксгевден просил у Петербурга подкреплений, но там были ослеплены взятием Свеаборга и успокоены лестью финских коллаборационистов. Дошло до обвинений Буксгевдена в трусости. Обвинение несправедливое, чтобы не сказать гадкое: Федор Федорович имел свои недостатки как командир, но называть трусом героя штурмов Браилова и Праги, несколько раз раненного, еще прапорщиком получившего первый из трех своих «Георгиев» — попросту низко. Однако депеши, в которых он требовал поддержки, оставались, в общем, без внимания и даже вызывали раздражение.

Итак, русские оказались в очень скверном положении. По своей малочисленности они не могли плотно контролировать собственные коммуникации. На море хозяйничал противник – не столько шведский флот, сколько грозный Royal Navy – следовательно, сама Швеция была недоступна. Обойти Ботнический залив было тем более невыполнимой задачей, пока даже свои ближайшие тылы были полны партизан. Тучков и Раевский за зиму слишком забрались к северу, и теперь должны были отходить назад на юг. Правда, глубоко преследовать их Клингспор не мог из-за половодья, временно остановившего все боевые действия. В целом же русские двадцатью тремя тысячами солдат должны были держать фронт в 300 верст, имея еще 500 в глубину.

Клингспор так высоко оценивал результаты партизанской войны, что планировал уже поход на Петербург.

Наконец, шведы ожидали помощи от англичан. Ожидался 14-тысячный отряд генерала Мура. Мур, однако, имел строгие четкие инструкции, не отпускавшие его далеко от берегов. На море господствовали англичане, но встреча с русской сухопутной армией не входила в их планы. Король Густав IV Адольф предложил высадить отряд Мура десантом на финском побережье, однако генералу эта идея не показалась удачной. По его словам, предположение послать его корпус превосходно только в том случае, если король имеет в виду доставить русским несколько тысяч английских пленных. Идея десанта не получила развития. В конце концов, армия Мура отправилась в Испанию воевать против Наполеона. Шведы должны были вести войну самостоятельно.

Интересно, что для петербургского света эта война до сих пор оставалась как бы не существующей. Денис Давыдов досадовал по этому поводу:

«Не до того было общему любопытству, утомленному огромнейшими событиями в Моравии и в Восточной Пруссии, чтобы заниматься войною, в коей число сражавшихся едва ли доходило до числа убитых и раненых в одном из сражений предшествовавших войн. А между тем кровь храбрых орошала тундры финские, запекалась на скалах, по ним рассеянных! И между тем лучшую часть жизни мы провождали под инеями севера, средь океана вековых лесов, на берегах озер пустынных, гоняясь за славою, которой не было ни одного отголоска в отечестве!»

В конце концов, призывы Буксгевдена были все же услышаны. В Саволакс отправился крупный отряд Михаила Богдановича Барклая де Толли. В представлениях этот человек, пожалуй, не нуждается. Солдат-стоик, суховатый и хладнокровный профессионал, лишенный обаяния, но добывший себе имя и положение исключительно тяжелыми и часто неблагодарными ратными трудами, он стал одной из ключевых фигур финской эпопеи. Одновременно отряды Тучкова и Раевского были сведены воедино под командой последнего, Тучков же отправился давать ответ военному суду за неудачи (суд его полностью оправдал). По крайней мере, в руках Раевского теперь была вооруженная сила, во главе которой он мог рассчитывать дать серьезный бой любому противнику.

Война как бы распалась надвое: свои отдельные операции вел Раевский в западной части страны, свои отдельные – Барклай в восточной.

Русские солдаты

Барклай де Толли упорно продвигался по мятежному Саволаксу, расставляя посты дорогой и защищаясь, сколько возможно, от партизан, смыкавшихся в его тылу. Дорогой финны отсекли обоз, убили часть солдат, охранявших его, растащили груз и подрезали ноги четырем сотням лошадей. Вообще, снабжение по понятным причинам было делом чудовищно трудным. Правда, иной раз бойцам удавалось вознаграждать себя за пост. Булгарин рассказывал о таком эпизоде:

«По какому-то особенному счастью, я и приятель мой, корнет Францкевич, заняли дом в уединенной улице, которого хозяйка, почтенная старушка, не решилась оставить своего пепелища. … Он был весьма хорошо меблирован, разумеется относительно бедности края, и был полон всякого рода припасами. По праву завоевателей мы взяли все ключи от хозяйки, осмотрели все уголки дома, от погреба до чердака, списали все съестное и все напитки, велели снести в одно место все относящееся к продовольствию, и оставили ключи от этих сокровищ у себя, а от всего имущества отдали ключи хозяйке, разумеется, не прикоснувшись ни к чему. По городу объявлено было оставшимся жителям, что они должны снабжать постояльцев съестными припасами, следовательно, мы не нарушили военной дисциплины.

При хозяйке оставались работник, кухарка и служанка. Кухарка должна была варить кушанье для нас, для своей хозяйки и для всей нашей прислуги, и чего она не успевала стряпать, то изготовлял ординарец Францкевича, бывший перед службой поваром. Выдавал съестные припасы Францкевич, принявший на себя управление хозяйством. Недоставало в доме мяса, потому что мы не хотели убивать коров хозяйки, но как в лагере войско должно было само промышлять съестные припасы к мы высылали улан на фуражировку, то в мясе у нас не было недостатка. Мы жили роскошно, имели по нескольку блюд за обедом и за ужином, весьма хорошее вино, кофе и даже варенье для десерта.

Только шесть домов во всем городе имели подобные запасы, и по особенному случаю самый богатый дом достался двум корнетам! Была попытка отнять у нас квартиру, но Барклай де Толли по представлению Воейкова не допустил до того. «Военное счастье, — сказал он, улыбнувшись, — пусть пользуются!»

Но не одни мы пользовались. Все наши товарищи, приятели и хорошие знакомые наравне с нами наслаждались нашим изобилием. У нас был род трактира с той разницей, что все было даровое и мы сами, хозяева этого дарового трактира, сделали род вывески, написав на оконных стеклах по-французски: diner et souper, punch, sabaillon, vins et liqueurs pour les bons amis. Это была шалость, впрочем, извинительная по тогдашнему времени. — Я и Францкевич сделались известными этим даровым трактиром, в целом нашем корпусе.»

Впрочем, офицерам быстро стало не до гастрономических утех. Противником русских выступал один из талантливых шведских командиров, генерал Сандельс, искусный в малой войне. Русские должны были биться среди болот, разрушая строимые шведами укрепления.

Барклай

Первоначально Барклай должен был выйти в тыл основной шведской армии западнее. Будь будущий герой 1812 года формалистом и послушным исполнителем, этот приказ мог привести русских к настоящей катастрофе в тылу. Однако Михаил Богданович, поняв, насколько серьезна ситуация во внутренней Финляндии, решил сначала управиться с партизанами и рейдовыми отрядами шведов в этой озерной Вандее. Барклай точно определил важнейший пункт своих коммуникаций: городок Куопио. Куопио находится на берегу даже не озера, а целой системы сообщающихся больших и малых озер и болот в сердце Финляндии. Твердая позиция в этом районе мешала Сандельсу нести заразу мятежа далее по стране и не позволяла прервать коммуникации русских. Барклаю пришлось возвращаться туда, хотя он уже выступил на помощь Раевскому. Хотя последний находился в сложном положении, это решение было правильным: Куопио уже был обложен финнами, и те постоянно предпринимали нападения, устраивая десанты с лодок и набеги сквозь болотистые леса. У них было даже некоторое количество небольших пушек без лафетов: завидев группу русских солдат, шведы укладывали эти фальконеты прямо на камни и стреляли картечью. Правда, при попытках вступить в правильный бой шведы раз за разом оказывались биты, но эти успехи мало давали русским: рассеянные отряды собирались снова. Госпиталя были переполнены, солдаты круглосуточно были под ружьем, люди и лошади изматывались.

С 17 июня, когда Барклай расположился в Куопио и близ него, русские должны были терпеть ежедневные и еженощные нападения. Шведы и финны высаживали десанты на плотах, обстреливали город и русские лагеря с импровизированных канонерок. Русские для противодействия этой почти корсарской войне вызвали собственные канонерские лодки, собранные в небольшую флотилию из пятнадцати «вымпелов» под командой лейтенанта Колзакова. Колзаков наладил патрулирование озер вокруг Куопио, захватывая неприятельские лодки абордажем или уничтожая картечью.

Генерал Сандельс, командир шведов и финских партизан в Саволаксе

Пока Барклай стабилизировал положение вокруг Куопио, Раевский вблизи побережья Ботнического залива защищался от ударов со всех сторон. Шведы вяло нажимали с фронта, но постоянно пытались высадить десант в тылу у русских, и между прочим, пытались создать плацдарм неподалеку от Або. Еще один десантный отряд вошел в Васу. Однако у разбросанности русских войск по Финляндии имелась обратная сторона: «морскую пехоту» всюду встречали сильные заслоны. Бои шли довольно хаотично. Пожалуй, в действительности лучшим образом боеспособность русских войск характеризуют не крупные битвы, а как раз подобные столкновения, где войска эффективно маневрировали, усиляя друг друга, при только самом общем руководстве. Бои за побережье выиграли не столько высшие начальники, сколько чины от полковника и ниже, быстро ориентировавшиеся на местности и энергично отвечавшие на покушения противника – противника умелого, знающего край, сражающегося за родную землю и пользующегося полной поддержкой населения. Русских пехотных офицеров среднего звена зарубежная историческая наука оценивает обычно довольно скептически, упрекая в недостатке образования и подготовки, но бои под Або и Васой выдержал и выиграл, можно сказать, именно условный капитан NN, который с сотней мушкетеров, десятком казаков, иногда одной-двумя пушками постоянно оказывался там, где нужно тогда, когда нужно, и, не дожидаясь приказов, не прося инструкций наносил поражение противнику там, где его находил. Достойным завершением этих боев стал захват в плен командира Васского десанта. Оставшиеся силы шведов погрузились на корабли и покинули побережье Финляндии.

Шведский десант

Итак, отряды Раевского и Багратиона все-таки не позволили шведам отбросить себя до исходных позиций, хотя и должны были отступить. Побережье Финляндии даже на западе значительной частью осталось в руках русских, а их силы остались не разбитыми, несмотря на общее превосходство шведов. Раевский под давлением партизан, бесчинствовавших в его тылу, был вынужден отступить несколько на юг, но к принципиальным изменениям на фронте этот маневр не привел.

Тем не менее, поводов для особого оптимизма было пока мало. Русские имели 26 тысяч человек, из которых только половина – на фронте. 6 тысяч в строю имел Раевский, Тучков, вышедший из-под суда и сменивший заболевшего Барклая в Куопио, также располагал шестью тысячами. Летучий контрпартизанский отряд Орлова-Денисова, который гуннскими методами боролся с мятежом в тылу, составлял тысячу человек. Орлов-Денисов действовал против партизан внезапными налетами, и добился определенных успехов. Как всякая партизанская война, эта отметилась жестокостями. Свирепости войны с кавказскими или среднеазиатскими партизанами русско-шведские бои не достигали, но и здесь было место мрачным эпизодам. Мятежные деревни сжигались. Наиболее активных повстанцев вешали, вешали также бывших солдат Свеаборгского и Свартхольмского гарнизонов, снова захваченных в боях. С остальными повстанцами обходились менее жестко: их отсылали в Свеаборг на работы.

Такая война сильно изматывала кавалерию. Всадников было немного, а при каждом тревожном слухе поднимали в ружье в первую очередь именно конные отряды. Всадники разрывались между необходимостью сохранить лошадей и надобностью быстро отреагировать на угрозу.

Казаки в бою под Сикайоки

При этом 9 500 солдат и офицеров стояли вдоль побережья от Свеаборга до Або, и полторы тысячи солдат расположились по стране гарнизонами, охраняли обозы и пр. и пр.

На море в это время также шла своего рода малая война. Русские имели слишком слабый флот для действий в открытом море, зато использовали гребной флот и канонерки для операций в шхерах. Побережье Финляндии исполосовано заливами и маленькими каменистыми островами, собственно, шхерами. Эти островки почти всегда миниатюрны, но их, без преувеличения, десятки тысяч, и действия крупных кораблей в этой зоне попросту невозможны без риска погибнуть на скалах. Шхерный пояс вдоль южной и западной границ Финляндии иногда очень тонкий, иногда простирается на десятки километров в глубину, и в этом архипелаге шла своя негромкая война. Друг с другом сражались гребные суда обеих сторон, хотя обычно и без значительного кровопролития.

В открытом море русские не могли противостоять англичанам. Эскадренный бой был бы для нашего флота приговором. О наиболее громком морском столкновении в эту войну вы можете почитать в отличном материале Сергея Махова: https://warspot.ru/16587-dvoe-na-odnogo — он навевает мало оптимизма, зато прекрасно показывает, почему исход войны русские должны были решить на суше.

Каменский!

Тем временем на русской стороне фронта произошла очередная кадровая перестановка. Раевского в должности командующего отрядом у побережья заменил молодой Каменский. Этот военачальник был исключительно инициативным и агрессивным командиром. Суворов в Альпийском походе отличил его, видя в Каменском собственные качества, и дать ему самостоятельное командование было то же, что напустить крокодила на водопой, полный антилоп. Буксгевден хотел быстрого успеха, и Каменский был тем, кто мог его обеспечить. Так что Буксгевден сделал лучшее, что мог: выделил Каменскому дополнительно несколько батальонов россыпью и инструкцию в пять строчек, содержательная часть которой исчерпывалась словами

«Вы должны разбить неприятеля, Боже помоги успехам вашим».

Без тени иронии скажем, что это наилучший операционный план, который можно было бы прислать Каменскому.

Шведы со своей стороны также запланировали на остаток лета активные операции, но появление Каменского в качестве самостоятельного командира должно было встряхнуть всех. Для начала попытка шведов провести частную операцию против русских кончилась тем, что Каменский, сделав 170 верст в пять дней (даже для нормальной ситуации быстрый марш, для Финляндии же – достижение на грани реальности), и пресек прорыв в зародыше. После этого новый командующий со своим шеститысячным войском обратился к главной задаче: сокрушению сил Клингспора. Русские быстро начали сближение.

Клингспор примерно представлял, что его ожидает, и занял оборонительную позицию невдалеке от местечка Куортан.

Прибыв к полю будущей битвы, русские за ночь на 20-е августа оборудовали батареи на дистанции картечного залпа от шведской линии. Наутро началось наступление русских. Кульнев атаковал с фронта, Раевский обходил неприятеля во фланг. Демидов, герой боя с десантниками у Васы, остался в резерве.

Раевский вскоре был обнаружен, и продирался сквозь лес, встречая всюду завалы и стрелков в засадах. Шведы контратаковали, желая отрезать группу Раевского от остальной армии. Каменский заметил оттягивание шведских сил на Раевского и послал тому два батальона в помощь. Поначалу шведы отбили все русские атаки. Ночью Клингспор отошел на следующую позицию, у Сальми. Однако Каменский решил ковать железо, пока оно горячо, и с громадной энергией преследовал отходящих, отправив в тыл противнику всего один батальон. Этот батальон, однако, произвел на уже разуверившихся в успехе шведов оглушительное впечатление. Паника распространилась стремительно, и шведская армия стала беспорядочно отступать.

Клингспор собрал свою помятую армию у кирки Оравайс, где он располагал семью тысячами солдат регулярного войска и толпами вооруженных крестьян. Каменский имел в строю пять тысяч человек, однако вполне справедливо считал, что численный перевес не так велик, чтобы помочь шведам.

Шведы при Оравайсе

Битву начал неугомонный Кульнев, своей волей атаковавший занятый шведами мост. Противник был, по выражению победителя, «попячен», и русские начали форсировать речку. Шведы быстро сориентировались и устроили контратаку. Однако к полю боя быстро подходили русские резервы, которые Каменский вел в бой сам, в передних рядах. Командующий русской армией носился по полю боя в мундире Архангелогородского полка с казацкой нагайкой в руке. В кризисный момент командующий русской армией повел своих людей в бой среди живописного пейзажа у водяной мельницы. Упорнейший бой шел семнадцать часов кряду, и решился, как водится, обходным движением русских. Шведы и финны в конце концов не выдержали атаки русских с двух сторон и бежали, бросив раненых. Битва заканчивалась уже в темноте, под покровом опустившегося тумана. Неприятеля опознавали только по вспышкам выстрелов. Русские потеряли около девятисот человек за день, шведы несколько более тысячи. Такое несоответствие количества убитых длительности битвы объясняется просто: схватки шли на узких тропинках, а чтобы добраться друг до друга, сражающимся нужно было пробираться через леса. Преследование русские не смогли вести глубоко: отступающие шведы спалили мост, который перешли, убегая с поля сражения, так что Клингспор сумел отвести свое воинство. Шведы проявили море отваги за этот день, но на войне не бывает серебряных медалей.

Оравайс стал для шведов ударом в первую очередь психологическим. Говорить об исчерпании их материальных сил, конечно, невозможно, но настроения в Финляндии совершенно переменились. Партизанская война была взбудоражена слухами об успехах шведов, которые якобы вскоре должны были полностью разгромить русских и выгнать из Финляндии. Теперь те же люди, которые весной толпами шли в партизаны, разбредались по домам. К тому же, финны уже оценили новые власти, которые не притесняли протестантскую веру (о чем им твердила шведская пропаганда ранее), так и не начали конфисковать земельные наделы, но жестко борющиеся с вооруженным сопротивлением. Антипартизанские операции в сочетании с отсутствием репрессий против невиновных и высокой дисциплиной войск уже произвели впечатление, теперь же успехи Каменского на поле боя, еще раздутые слухами, нанесли сокрушительный удар партизанскому движению. Партизаны, само собой, не расточились одномоментно, но как организованная сила, влияющая на операции в масштабах всей войны, они достаточно быстро перестали существовать. Патрули и ходившие по озерам канонерки постепенно очистили центральную Финляндию от противника.

Сражение у Оравайса

Окончательно разочаровала шведов последняя попытка высадить десант подле Або. На сей раз за процессом лично наблюдал король Густав IV Адольф. К великому сожалению шведов, громкое имя никак не придало ему полководческих талантов «оригинального» Густава Адольфа. Зрелище, которое получил венценосный болельщик, способно было расстроить любого: на злополучных десантников обрушились последовательно непогода, отряд князя Багратиона и пожар на берегу. С королевской яхты было прекрасно видно, как остатки десанта с трудом грузятся на суда. Мастер-класс по предмету «тактика боя на пересеченной местности» оказался впечатляющим, а главное, Клингспор по итогам этого сражения понял, что помощи ждать неоткуда и решился просить у русских перемирия.

Каменский, имея в авангарде бессменного Кульнева, гнался за Клингспором, собираясь растерзать шведскую армию окончательно, однако в дело вмешался Буксгевден, вступивший в сношения со шведским командующим. Командующий русскими войсками в Финляндии своей волей заключил перемирие со шведами. Буксгевден имел в виду получить от этого перемирия общий отход шведов дальше на север и запад. Однако военное министерство и император были в холодной ярости: все преимущества, даваемые перемирием, русские могли получить и так, разбив шведские войска. В Петербурге дипломатические усилия Буксгевдена были сочтены усердием не по разуму. Перемирие было быстро расторгнуто, и 15 октября бои возобновились. Тучков, уже управившийся с партизанами, теперь мог всеми силами выступить на регулярные части шведов, стоявшие против него. Начальник авангарда князь Долгорукий был в таком нетерпении, что в утро открытия боевых действий поминутно вынимал часы, чтобы посмотреть, когда же наконец объявленный срок перемирия истечет. Через несколько часов он был убит в бою.

Шведы где маневрами, а где боем оказались оттеснены к границам Финляндии, и в ноябре было заключено новое перемирие, на сей раз на условиях полного очищения шведами страны Суоми. Каменский уехал в Петербург лечиться (места были, видимо, довольно нездоровые: за несколько месяцев второй высший начальник на русской стороне оставил свой пост по болезни), а русская армия вступила в Улеаборг, нынешний Оулу. Этот город находится почти «на углу» Ботнического залива, составляя последний опорный пункт шведов в Финляндии.

«Мы завоевали Финляндию, сохраните ее»

— сказал Каменский Тучкову, уезжая из армии.

Это новое перемирие стало причиной «красной карточки» Буксгевдену и обрыва его карьеры. Александр I писал старому полководцу:

«Не могу я признать, чтобы конвенция, с остатками шведских войск заключенная, удовлетворяла и в полной мере моим желанием и цели вверенного вам начальства. Войско неприятеля, не более как из восьми тысяч состоящее, болезнями и недостатком продовольствия изнуренное и теснимое, каким образом могло бы противустать силам нашим, в три краты его превосходящим? Быв преследуемо продолжением военных наших действий, каким образом могло бы оно избежать конечного расторжения? Большая его часть рассеялась бы, не достигнув Улеаборга; остальная, если бы и спаслась, то в расстроенном, изнуренном и ничтожном положении. Конвенция, вами заключенная, похитила у нас сии надежды. Войска наши должны быть в готовности против новых покушений, a сие одно, в настоящее время года, сколь должно быть тягостно, сами вы можете быть свидетелем».

Буксгевден должен был покинуть свой пост командующего в Финляндии. Покорение Суоми стало его последней войной: вернувшись в Россию, старый генерал уехал в свое имение в Прибалтике, где и скончался пару лет спустя.

С отставкой Буксгевдена дело обстоит не так просто, как может показаться. С началом войны в Петербурге уже составилась партия его критиков и недоброжелателей. С одной стороны, Буксгевдена подпирали желающие попасть на его место. С другой, рапорты генерала не соответствовали песням «все хорошо, прекрасная маркиза», которые пели, в частности, финские коллаборационисты в столице. Совершал ли он ошибки? Да, и весьма неприятные по своим последствиям. Однако, оценивая деятельность Буксгевдена в Финляндии, следует помнить о двух вещах. Во-первых, его задача была куда труднее, чем казалось на первый взгляд. С 24-30 тысячами солдат он должен был покорить обширный край, защищаемый кроме армии множеством естественных и искусственных преград и скопищами партизан, причем край приморский – при условии господства противника на воде. Во-вторых, недостаток решительности в последних операциях компенсировался тщательной работой по устройству тыла. Русским солдатам в этой войне случалось недоедать, однако уровень небоевых потерь был достаточно низким. Финляндия как театр боевых действий большую часть времени очень способствует небоевым потерям, и то обстоятельство, что при Буксгевдене русская армия не оказалась выморена ни голодом, ни морозом, ни эпидемиями, само по себе – веский аргумент в пользу полководческих качеств Федора Федоровича. Наконец, не следует забывать о его «прощальном подарке»: перед своим увольнением в декабре, Буксгевден успел устроить развитую систему госпиталей и складов в Финляндии, создав русской армии крепчайший тыл. Конечно, несанкционированные перемирия с побитым противником были вполне веским основанием для отрешения от должности. Однако не следует думать, что это было единственной причиной отставки Буксгевдена, или полагать, что Буксгевден оказался некомпетентным командующим.

Трудно не согласиться с Ординым, заметившим, что после завоевания Финляндии судьба самого завоевателя представляется решительно несообразной. Тем более, что сменивший его интриган Кнорринг был совершенно точно не лучше его, и даже, пожалуй, уступал Буксгевдену по уровню компетентности. Вообще, Буксгевден известен отечественному читателю в ключе едва ли не комедийном. Если не считать энциклопедий, самое популярное изображение генерала мелькает в «Войне и мире», где его соперничество с Беннигсеном из-за командной должности описано в самых сардонических тонах (см. в конце этого текста фрагмент «Войны и мира» о Буксгевдене, он сам по себе хорош). В действительности Федор Федорович был все же героем, хотя, быть может, и второго плана, в эпопее строительства Российской Империи. И, как ни крути, он сумел преодолеть огромные трудности, и относительно малой кровью завоевал для державы Финляндию. Не следует забывать о его ошибках, но нельзя и не отдать этому генералу должное.

Ледяной поход

Русские успешно отобрали у Швеции страну Суоми, однако теперь предстояло отстоять добычу, а кроме того, убедить правительство Швеции согласиться на предлагаемые условия мира. Таковым условием могла быть только передача России всей Финляндии. Любое компромиссное решение здесь было бы паллиативом. Неловкие дипломатические игры никак не способствовали убеждению шведов в необходимости быстро сдаваться, а бывшая армия Клингспора и отряд Сандельса отошли в собственно Швецию – побитые, но не уничтоженные. Наконец, в море – по крайней мере, на большой воде – русским делать было нечего. Единственное столкновение крупных судов в Ботническом заливе в это время выглядело несколько даже глупо: русский фрегат столкнулся с четырьмя шведскими и ретировался под защиту береговых батарей в Васу, зато один из шведских фрегатов вылетел на мель. Ну, а затяжную войну Россия не могла себе позволить, поскольку ее внешнеполитическое положение было достаточно сложным.

Новым командующим финским контингентом был назначен генерал Кнорринг, все-таки добившийся успеха в своих интригах против Буксгевдена. В руках у него были куда более крупные силы, чем у предыдущего командующего. В Петербурге поняли, как губительно сказывался на успехах русских недостаток сил в первую кампанию, и нарастили численность войск в Финляндии до пятидесяти тысяч человек (чуть больше, считая нестроевых, чуть меньше, если считать только боевые части). Зима принадлежала русским и должна была знаменовать окончание войны: в планы Александра не входило действительно увязать в Финляндии. Благо, на руку русским играл климат: Ботнический залив должен был замерзнуть.

Кнорринг

Поскольку войск в Финляндии теперь было достаточно много, русские могли опираться не только на превосходство своих войск на тактическом уровне, но и на количественный перевес. В Финляндию должны были вторгнуться сразу три небольших армии. Одна – через Аландские острова входила в сердце Швеции, выходя на Стокгольм, другая должна была перейти Ботнический залив в его узком месте и обрушиться на северную часть Швеции. Наконец, третий отряд должен был обойти Ботнический залив и через приполярные районы вторгнуться в Швецию с севера. Все было решено, необходимые запасы накоплены, снабжение отлажено, войска готовы к наступлению. К 18 марта 1809 года затянувшееся перемирие окончилось.

Сильнейшей у русских была семнадцатитысячная колонна Багратиона. Петр Иванович должен был в первую очередь завладеть Аландскими островами. По традиции поставив в авангард Кульнева, Багратион приступил к маршу.

Багратиона часто называют учеником Суворова. Это неверное утверждение: двое полководцев сошлись в одном месте только в Италии, когда князь Багратион был уже давно сформировавшимся командиром. Однако легко понять, откуда взялось такое предположение: Петр Иванович был, как и Суворов, фанатом быстрых маневренных операций. Войска двигались споро и неотвратимо, не прячась. Солдаты были прекрасно оснащены теплыми вещами, за армией шел санный обоз с дровами, спиртным и продовольствием. Отряды шведов разбегались, там, где они отваживались оказать сопротивление, их уничтожали. Русские набрали максимальный темп наступления. Кульнев откровенно оттягивался, собирая оружие, склады, пушки, захватывая отставшие группы. В тыл тянулись небольшие толпы сдавшихся: гусарский командир захватил больше пленных, чем имелось у него в отряде солдат. Всего за время марша и боев русские забрали три тысячи пленных и три десятка орудий при незначительных собственных потерях. Русские наступали на Швецию, имея впереди песенников. В первом же городке на шведском берегу Кульнев перепугал противника, наступая россыпью (отчего его отряд казался больше) и через переговорщиков возвещая, что за его спиной огромная армия. В Стокгольме произошла паника…

Наступление через Ботнический залив

Севернее колонна Барклая де Толли действовала совершенно иначе. Михаил Богданович возглавлял отряд, вышедший от Васы через Ботнический залив. Вступив в командование своей колонной, он сначала занялся доставкой провианта и боеприпасов на базу, а затем возглавил переход стоверстного пролива Кваркен. Его колонна была не так велика, как у Багратиона, только 3 500 человек (еще один полк остался на восточном берегу для контроля тыла).

Льды в этих краях неровные, по выражению Ниве напоминающие груду осколков сахара с острыми краями. Русским преграждали путь целые горные гряды ломаного льда. Под снегом не всегда видны полыньи и трещины. Барклай не собирался идти на лед очертя голову: предварительно на льду побывали разведчики, сообщившие: пройти можно, но риск огромен.

Барклай де Толли разделил свое войско на две колонны, и повел их вперед. Боеприпасы и продовольствие везли на санях. На пятнадцатиградусном морозе солдаты шли по нагромождениям льдин. Пушки пришлось дорогой оставить в тылу (при артиллеристах и прикрытии), поскольку они замедляли ход всей колонны. В первые тринадцать часов марша русские сделали сорок верст, и вышли на необитаемые острова, где их уже ждал авангард из казаков и отборных пехотинцев. Костров не разводили. Отдых длился только несколько часов: шведского берега нужно было достичь как можно быстрее, дабы противник не успел принять мер.

Колонна отдохнула вечер и вышла в полночь. Рано утром маленькая армия вышла на шведский берег возле Умео. У берега обнаружили два торговых судна и тут же разломали их на дрова. Восемнадцатичасовой ледяной марш был проведен образцово.

Отряд шведов возле Умео был совершенно расслаблен. О том, что к городу подходят русские, неприятель узнал от людей, прибежавших со взятых на штык аванпостов. Русские устроили безумную атаку, желая уже захватить Умео и отогреться. Внезапная атака массы пробивающихся к печкам солдат подействовала ошеломляюще. Беспорядочный бой завершился почетной капитуляцией: шведы покидали Умео и весь регион, отдавая Барклаю все имущество, какое было в городе. Барклай разом обеспечил себя всем необходимым (в Умео победители нашли крупные склады), и оказался только стреножен огромным количеством трофеев. Потери русских свелись в основном к двум сотням бойцов, отморозивших ноги.

В это время со стороны Полярного круга послышалась такая брань, что ее эхо с ужасом разобрали даже в Стокгольме: это в Швецию вступила третья колонна русских войск под началом графа Шувалова. Если Барклай штурмовал Умео при температуре в минус пятнадцать градусов, то Шувалов напал на шведов при минус тридцати.

Шувалов

Шведы назначили сбор своих войск в городке Калликс, но русские упредили их и подошли к Каликсу форсированным маршем прежде, чем там собрались все силы. После непродолжительного боя Шувалов послал парламентера к Грипенбергу, шведскому командующему, предложив тому не становиться мертвым героем и капитулировать. Тем более, Барклай уже занял Умео, и в случае поражения шведам некуда было бы бежать.

Грипенберг

Грипенберг не хотел сдаваться, полагая, что хуже уже не станет. В течение нескольких часов русские убеждали шведов в пользе капитуляции доступными аргументами, самым действенным из которых был артиллерийский огонь. Грипенберг получил сведения о захвате Барклаем позиции в его глубоком тылу, к тому же, молва «нарастила» армию Барклая с трех тысяч до десяти. В итоге на шведской стороне остался единственный желающий сражаться – сам Грипенберг. Командующий созвал военный совет, на котором никто не выказал желания умирать под ядрами. После этого Грипенберг обругал офицеров и сдался. В обмороженные руки четырехтысячного русского отряда попали семь тысяч шведов и финнов, двенадцать знамен и вся артиллерия армии – двадцать два орудия.

Ледяной поход 1809-го года составляет одну из ярких и при этом малоизвестных страниц в истории русского оружия. В короткое время были почти подорваны силы неприятеля к сопротивлению, при том, что операции шли на морозе, иногда совершенно невыносимом, а действовавшая в самых острых условиях северная колонна разбила и забрала в плен корпус, превышающий ее численность почти вдвое.

Король Густав Адольф шведский

На фоне всех этих событий произошел переворот в Стокгольме. Король Густав Адольф был свергнут. Шведы попытались в этой связи предложить русским очередное перемирие, но на сей раз война возобновилась почти сразу же, после того, как Александр I лично прервал все переговоры до момента капитуляции. Заодно была проведена очередная кадровая перестановка: Кнорринг был заменен Барклаем, который и должен был закончить затянувшийся локальный конфликт.

Опасаясь лишиться коммуникаций в летний период, когда вскрывался лед, русские отвели в Финляндию южный и центральный отряды (при этом Барклай столкнулся с огромными трудностями: грузоподъемности его транспорта не хватало для вывоза трофеев!), но северный отряд оставался в Швеции и должен был поставить точку в войне. Шувалов наступал, сбивая шведские отряды. Один из этих боев, невеликий сам по себе, интересен вот в каком отношении. Шведский отряд, преградивший путь русским, был неожиданно атакован с тыла и сложил оружие. Русские обошли шведов по воде Ботнического залива аки посуху, полностью фраппировав неприятеля. Чудо имело вполне земное объяснение: лед еще держался, но ветром на него уже нагнало воды, аж на полверсты от берега никакого покрова не было, и русским пришлось удлинить переход, чтобы выйти шведам в тыл. Солдаты шли по колено в воде, на полыньи набрасывались гати. Предприятие потрясающее в своей дерзости, на тонкой грани между отвагой и безумием. В течение двух дней после этого перехода лед растаял окончательно. В это время на берегу уже зеленела свежая трава.

Наступило весеннее половодье, русское наступление застопорилось. В море вышел неприятельский флот. Заболевшего Шувалова вновь сменил Каменский, и этому командиру суждено было поставить точку в войне. Барклай по традиции предоставил Каменскому автономию, полагая, что связывать такого командира инструкциями – только вредить делу. Намечалось уже настоящее заключение мира, но действия Каменского могли сильно помочь (или, при неудаче, навредить) дипломатам. Предмет спора составляли Аландские острова и Вестроботния.

К последней операции русско-шведской войны скандинавы из последних сил собрали наконец крупные силы. В тылу у Каменского был высажен десант в восемь тысяч человек. Спереди находилась шеститысячная армия шведов. На запад – глухие пустоши, на восток – море с вражеским флотом на нем. Сам Каменский располагал не более, чем семью тысячами солдат. Окружению вдвое превосходящими силами противника Каменский едва ли не обрадовался: теперь шведы никуда не могли от него деться. Небольшой отряд Каменский оставил сдерживать шведов с фронта, а сам развернулся и форсированным маршем двинулся к месту высадки десанта.

Шведы успели познакомиться с манерой войны по Каменскому, поэтому резонно не ожидали ничего хорошего, и принялись возводить укрепления вокруг места высадки десанта. Десантники оттеснили слабый русский отряд.

В это время по дороге на север стремительно шел отряд во главе с Каменским. Попытку шведских канонерок обстрелять русских с моря парировала артиллерия, развернувшаяся в боевой порядок тут же.

19 августа 1809 года пятитысячный русский отряд с марша атаковал шведов южнее места высадки. Одна группа пошла в обход шведской армии через мелководье залива, другая атаковала командную высоту. Каменский сразу сосредоточил усилия на высотке и быстрым решительным ударом захватил ее прежде, чем шведы приняли меры к усилению этой позиции. Обходная колонна перешла брод, но вскоре завязла в бою со шведской гвардией. Атака по фронту позволила потеснить шведов, но тоже была остановлена. Каменский мрачно заявил, что если не удастся пробиться, в Россию армия пойдет через Лапландские горы. В этот момент, около полудня, командир одной из рот обнаружил, что против него нет никаких шведских сил, и попросил дозволения атаковать. Каменский подкрепил его пятью ротами, остававшимися до сих пор в резерве. Перейдя речку, разделявшую сражающихся, роты разделились и ударили противнику по флангам. Несколько рот шведы приняли за многочисленное войско. Левый фланг шведов (против которого дрался обходной отряд) рассыпался. Шведский командующий решил, что его могут отрезать от кораблей и начал общий отход к Ратанской гавани. Каменский получил рапорт о продвижении шведских войск, которые находились прежде перед его фронтом (теперь, соответственно, в тылу) и решил добивать десантников. Утром 20 числа шведы сосредоточились у Ратана, и здесь их начали энергично атаковать русские. Отступление предыдущего дня породило психологический упадок на шведской стороне. У русских почти не осталось боеприпасов, поэтому артиллерия стояла в тылу. Однако шведам не помогло даже это. Шведы оказались в полукольце. Русские не могли их истребить, за невозможностью отогнать корабли орудийным огнем, но шведы уже совершенно потеряли настроение воевать и грузились на корабли.

За два дня боя русские потеряли до полутора тысяч человек убитыми и ранеными. Высокие потери, если вспомнить, как малочисленна была группа Каменского. Однако шведы потеряли более двух тысяч человек, из которых более пятисот пленными, и их наиболее сильный отряд был, по словам Каменского, «усажен» на собственные корабли и полностью деморализован. Другая армия шведов застряла перед Умео (русские обманывали неприятеля редутом с фальшивыми орудиями из крашеных бревен), а вскоре отряд Каменского совершил контрмарш и прибыл для борьбы с ней. Шведы не захотели дожидаться расправы и немедленно прекратили атаки. Каменский покончил войну почти суворовской операцией. Боевые действия подошли к концу.

Маннергейм и другие

В августе во Фридрихсгаме начались переговоры о мире. Пока шведы и русские еще вели бои на побережье, дипломаты уже начали обсуждать условия прекращения насилия. Поначалу переговоры упирались в вопрос об Аландских островах. Русские полагали, что этот архипелаг – ключ от ворот в Финляндию и Ботнический залив, и хотели, разумеется, держать этот ключ в своих руках. Шведы тем более не хотели отдавать Аланды. Барон Стединк, представитель Швеции на переговорах, предложил компромисс: Александр должен был обязаться демилитаризовать архипелаг. Граф Румянцев заявил, что ни на какое «условное» владение русские не пойдут. Пока шли переговоры, Каменский разгромил шведский десант у Ратана, и позиция шведов постепенно смягчилась. Шведы согласились на все условия русских, важнейшим из которых была передача Финляндии Российской империи целиком.

Маннергейм

Насколько важным полагали русские дело присоединения Финляндии, говорит один факт. Подлинник карты, на которой рукой Александра была начертана граница между Россией и Швецией, был отвезен в МИД, где и хранился в специальном ковчеге.

Любопытна, чтобы не сказать удивительна реакция петербургского общества на этот мир. Вигель оставил такое описание настроений в свете:

«Ничего не могло быть удивительнее мнения публики, когда пушечные выстрелы с Петропавловской крепости 8 сентября возвестили о заключении мира, и двор из Зимнего дворца парадом отправился в Таврический для совершения молебствия. Все спрашивали друг у друга, в чем состоят условия. Неужели большая часть Финляндии отходит к России? Нет, вся Финляндия присоединяется к ней. Неужели по Торнео? Даже и Торнео с частью Лапландии. Неужели и Аландские острова? И Аландские острова. О, Боже мой! О, бедная Швеция! О, бедная Швеция! Вот что было слышно со всех сторон. Пусть отыщут другой народ, в коем бы было сильнее чувство справедливости, англичане не захотят тому поверить. Русские видели в новом завоевании своем одно только беззаконное, постыдное насилие.

Те из русских, кои несколько были знакомы с историей, не столько негодовали за присоединение Финляндии, сколько благодарили за то небо. Обессиление Швеции упрочивало, обеспечивало наши северные владения, коих сохранение с построением Петербурга сделалось для нас необходимым. Если спросить, по какому праву Швеция владела Финляндией? По праву завоевания, следственно, по праву сильного; тогда тот из соседей, который был сильнее ее и воспользовался им, имел еще более прав.»

Собственно в Финляндии политика царя оказалась весьма умеренной. О присоединении Финляндии было объявлено почти с самого начала войны. В конце 1808-го года в Петербург отправилась делегация от финских сословий. Депутатов возглавлял Карл Эрик Маннергейм, прадед знаменитого финского военного и государственного деятеля ХХ века. На встрече были обговорены нюансы будущего устройства Финляндии в составе Российской империи. Вскоре был назначен первый губернатор Финляндии. Им стал Георг Спренгтпортен. Этот человек, по происхождению швед, родился в Финляндии и перешел на русскую службу еще в предыдущую русско-шведскую войну 1788-1790 годов.

По результатам войны Финляндия получила широкую автономию. Финны получили привилегии, которыми в рамках Швеции они никак не могли пользоваться. Усилиями Сперанского был организован сейм, на котором разбирались вопросы о военном ведомстве, налогах, финансах и управлении страной. Были созданы собственные органы власти (в рамках Швеции Финляндия представляла собой просто шесть губерний). Было ослаблено налоговое бремя, финны были освобождены от обязанности нести военную службу, купечество получило серьезные послабления. Если культурные связи со Швецией оставались прочными (собственно, они не исчезли полностью и до сих пор), то в политическом отношении финские элиты безусловно полагали, что их страна много выиграла от смены метрополии. Современные финские историки даже рассматривают русский период как начало финской государственности. Нужно признать, что такая мягкая политика дала очевидный эффект: на ближайший век Финляндия стала одной из наиболее лояльных национальных окраин Российской империи. Если Кавказ был вечно беспокоен, а Польшу регулярно сотрясали восстания, Финляндия была спокойным и лояльным краем долгое время.

***

Войска постепенно покидали Швецию и страну Суоми. Русские потеряли за время войны около шести тысяч убитыми и умершими, другие источники доводят наши потери до десяти тысяч. Шведы лишились по разным данным от семи до двадцати тысяч солдат в боях и значительного количества умерших от болезней, максимальные оценки (причем исходящие не от русских) доводят общее количество шведских жертв до шестидесяти тысяч человек. Достоверность последней оценки представляется сомнительной по причине малочисленности шведского войска.

Солдаты и офицеры шли мимо мест, в которых, сражаясь, провели более года. Батюшков эмоционально писал о марше домой:

«Теперь всякий шаг в Финляндии ознаменован происшествиями, которых воспоминание и сладостно, и прискорбно. Здесь мы победили; но целые ряды храбрых легли, и вот их могилы! Там упорный неприятель выбит из укреплений, прогнан; но эти уединенные кресты, вдоль песчаного берега или вдоль дороги водруженные, этот ряд могил русских в странах чуждых, отдаленных от родины, кажется, говорят мимоидущему воину: и тебя ожидает победа — и смерть! Здесь на каждом шагу встречаем мы или оставленную батарею, или древний замок с готическими острыми башнями, которые возбуждают воспоминание о древних рыцарях; или передовый неприятельский лагерь, или мост, недавно выжженный, или опустелую деревню. Повсюду следы побед наших или следы веков, давно протекших, — пагубные следы войны и разрушения! Иногда лагерь располагается на отлогих берегах озера, где до сих пор спокойный рыбак бросал свои мрежи; иногда видим рвы, батареи, укрепления и весь снаряд воинский близ мирной кущи селянина. Разительная противуположность!..»

Любая война, конечно, несет смерть и участвующим в ней, и тем, кому не повезло жить вблизи мест боевых действий. Однако тем, кто маршировал теперь на восток, не в чем было себя упрекнуть. Они сделали свою работу, и сделали ее хорошо.

Забытая эпопея

В военном отношении Русско-шведская война достаточно необычна, чтобы не сказать экзотична. Операции русских и шведов не были похожи ни на что из того, к чему привыкла тогдашняя Европа. Походы за полярный круг, целые операции, полностью проходящие на льду моря, гребной флот, активно действующий в эпоху линкоров и фрегатов – условия театра боевых действий придавали узнаваемую специфику ходу конфликта. Не без некоторых досадных помарок, но русские справились с трудностями, которые представляла борьба в таких условиях. Ни искусные партизаны диких, почти первобытных лесов Финляндии, ни полярный мороз, ни часто вполне квалифицированные и отважные действия противника не остановили войска. Более того, то, что не убило русскую армию, сделало ее сильнее. Военные получили непосредственный опыт столкновения с партизанами, и смогли на практике оценить выгоды, доставляемые малой войной. Кроме того, командиры получили опыт вождения войск и их снабжения на лютом морозе. Наконец, многие генералы и офицеры получили возможность приобрести или укрепить свою военную репутацию в боях. С русской стороны в Финляндии и Швеции сражалась настоящая Dream Team. На севере успели повоевать Барклай де Толли, Багратион, Витгенштейн, Кульнев, Давыдов, Орлов-Денисов, братья Тучковы 1-й и 3-й, Раевский, молодой Каменский… некоторые из этих фамилий уже были известны, иные прогремели позднее, в 1812 году и Заграничном походе. Впечатляющий список, особенно если держать в голове, что численность воюющей в Финляндии русской армии никогда не превышала 50 тысяч человек, а чаще всего была ниже. Трудно не согласиться с Фаддем Булгариным: Финляндская война была практическая школа для военных людей и, так сказать, горнило, в котором закалились и душа и тело русского воина, долженствовавшего бороться и с ожесточенными людьми, и с яростными стихиями, и с дикою местностью.

Бросается в глаза некое сходство Финского похода с совершенно другой войной, состоявшейся несколько времени спустя. Отступление через бедные коммуникациями пространства и попытка истощить армию вторжения партизанской борьбой и операциями легких отрядов на путях снабжения – в действиях русских в 1812-м году легко угадываются черты того стиля боевых действий, с которым они сами столкнулись в Финляндии. Весьма вероятно, что опыт Суоми повлиял на планирование русской армии в будущей войне с Наполеоном. Тем замечательнее, что ничего, подобного отступлению французов из Москвы, Финляндия не видела. А ведь условия борьбы были в некоторых отношениях куда более жесткими: дорожная сеть в Финляндии была куда слабее, чем в западных русских губерниях, а две военные зимы с жесточайшими морозами русские провели, не просто не потеряв боеспособности, но активно ведя наступательные действия. Дело, разумеется, не только в выносливости солдата и офицера. О «привычности русских к зиме» часто говорят таким тоном, как будто эта фраза сама по себе хоть что-то объясняет. Между тем, русские солдаты при всей изобретательности и выносливости не покрыты шерстью, и болеют и умирают от морозов, голода и лишений точно так же, как немцы или французы. Дело в другом: русская армия времен Аракчеева и Барклая де Толли была очень сильна в плане снабжения и логистики. Это, конечно, может звучать неожиданно. Читатель привык скорее к образу русской армии, в которой интенданты разворовывают предметы снабжения, солдаты и офицеры плохо питаются, а экипировка плоха и предоставляется в скудном количестве. В конце концов, отечественного снабженца навеки пригвоздили фразой якобы авторства Суворова: «Полгода интендантства – и можно расстреливать без суда». Однако факт есть факт: воевать в глубине Финляндии и совершать походы в Швецию можно было только при условии наличия снабженческой службы, работающей как швейцарские часы. Доставлять грузы приходилось по ужасным дорогам, ежеминутно ожидая набега партизан, зимой по глубокому снегу, летом – сквозь частую сеть речушек, ручьев, озер и болот и всегда – сквозь нагромождения валунов и скал. Этот экзамен русская интендантская служба выдержала блестяще. Театр боевых действий требовал обычных предметов, а кроме того, специфического снаряжения – и оно обыкновенно оказывалось в нужном количестве в нужном месте.

***

За три века, со времен, когда Москва присоединила Новгород, до царствования Александра I произошло около десятка войн между Россией и Швецией. Российская империя родилась в Северной войне против короля Карла XII, однако Петру не было суждено положить конец столкновениям на северо-западной русской границе. Комментарий Петера Энглунда по поводу Полтавской битвы – «Шведы покинули подмостки мировой истории и заняли места в зрительном зале» — красив, но фактически неверен. После смерти Петра и Карла XII русские и шведы еще не раз перекрещивали оружие. Это не были отчаянные битвы за существование той или другой страны, но вполне полноценные войны, каждая из которых уносила жизни тысяч людей. Только победа войск Александра I положила конец противостоянию, окончательно лишив скандинавское государство шансов на реванш и надежно обеспечив северо-западные рубежи Российской империи на столетие вперед. С тех пор отношения между Россией и Швецией складывались по-разному, однако друг на друга две нации более не поднимали оружия.

Приложение: фрагмент из «Войны и мира», посвященный Буксгевдену, кусок письма дипломата Билибина князю Андрею:

«…Фельдмаршал сердится на государя и наказывает всех нас: это совершенно логично! Вот первое действие комедии. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля и необходимо дать сражение. Буксгевден — главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того мнения, тем более что он с своим корпусом находится в виду неприятеля и хочет воспользоваться случаем к сражению. Он его и дает. Эта пултуская битва, которая считается великою победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы, штатские, имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и, судя по этому, мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть-чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует — мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим опять на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Происходит объяснение. Оба генерала сердятся, и дело доходит почти до дуэли между двумя главнокомандующими. Но, по счастью, в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг — Буксгевден — побежден. Мы теперь можем думать о втором враге — Бонапарте…»

источник: https://vk.com/@norinea-neznamenityi-pohod-voina-za-finlyandiu-1808-1809