Содержание:
Ленинградская блокада — это прежде всего люди и их судьбы. Город стал свидетелем безумного количества человеческих драм. Перед лицом смертельной опасности все вели себя по-разному. Были и негодяи, и людоеды, и мародеры — но большинство ленинградцев показали образец храбрости, стойкости и любви к ближнему.
8 сентября 1941 года вермахт перерезал последние дороги из Ленинграда. Тяжелой зимой 1943-го в город пробили сухопутный коридор, а 27 января 1944 года нацистов окончательно отбросили от окраин — блокада завершилась. Люди, пережившие эти годы, могли смело сказать, что победили саму Смерть.
Минометчица
Говоря о девушках в боевых частях, почти всегда имеют в виду или снайперш, или летчиц. Но иногда их можно было обнаружить на совсем других должностях. Такой была, например, история Нины Смаркаловой, записанная современным исследователем Баиром Иринчеевым.
Нина Смаркалова Фото: soviet-aces-1936-53.ru
До войны Нина жила в Парголово, работала на заводе и летом 1941-го должна была уехать в эвакуацию. Но тут ей сильно не повезло — как раз когда вывозили людей и оборудование, ее скрутил аппендицит, и эвакуация прошла без нее. Ей пришлось пережить в городе самую страшную, первую зиму. Жуткий голод, гибель людей рядом.
Один раз ее чуть не убило наповал — трамвай, из которого она вышла, накрыло взрывом бомбы. В другой — пришлось спасаться от парочки людоедов, рассчитывавших пустить на мясо ее саму. Так что в июне 1942-го, когда Нину взяли в армию, она уже успела повидать очень многое.
Сооружение огневой точки, осень 1941 г.Фото: МАММ / МДФ
У разрушенного дома, осень 1941 г.Фото: МАММ / МДФ
Заготовка дров на зиму, осень 1941 г.Фото: МАММ / МДФ
Блокадные 125 граммов хлеба, ноябрь-декабрь 1941 г.Фото: МАММ / МДФ
Расчистка проспекта, зима 1941 г.Фото: МАММ / МДФ
На улице блокадного города, зима 1942 г.Фото: Фотохроника ТАСС
«Дорога жизни» – ледовая трасса через Ладожское озеро, зима 1942 г.Фото: russiainphoto.ru
Так сложилось, что отправили Нину в минометную роту — наводчицей, а затем командиром расчета. Под ее командованием оказались четверо человек, включая еще одну девушку.
Ее полк стоял напротив финских позиций севернее Ленинграда. Помимо основной работы в качестве минометчицы, Нина выполняла задачи снайпера. Периодически она в кого-то попадала, но счет не вела. Главным «противником», кроме финнов, традиционно был быт — сыро, холодно. Позиции противников находились совсем близко, так что русские и финны постоянно сообщали, что друг о друге думают.
Что радовало, так это паек — после жутких блокадных дней, когда ели кошек и крапиву, пшенка и ленд-лизовская колбаса были деликатесами.
Именно на фронте она познакомилась с человеком, за которого вышла замуж, — офицером полевой разведки Иваном Смаркаловым. Иногда Нина прикрывала собственного суженого — разведгруппа на отходе просила об огневой поддержке.
Война Нины закончилась в мае 1943 года у деревни Мертуть. Это в наши дни садоводство Сертолово, совсем рядом с ее же родным Парголово. До крайних домов Петербурга оттуда можно дойти пешком за несколько часов. А тогда это был передний край.
Финны накрыли минометчиков ответным залпом. Нине разворотило левую ногу. Вдобавок в рану набилось грязи, торфа — словом, хирурги ампутировали ногу. Потом потянулись госпиталя – полтора года, пять операций. Мучения, инфекции, море боли, наркоз.
Из материалов наградого листа Смаркаловой Фото: soviet-aces-1936-53.ru
Затем — гражданская жизнь. Все это время ее возлюбленный продолжал воевать, однажды отмотал срок в штрафбатальоне и вернулся на фронт. Ему отказывались регистрировать брак — «поиграешься и бросишь», но тот оказался настойчивым и на вопрос «А ты ее разве не собираешься бросать? Она тебе без ноги нужна?» — ответил, что интересуется не ногой, а человеком. Он пережил войну и вернулся к своей Нине.
Они прожили вместе 56 лет.
Железнодорожник
Иван Зубков не собирался становиться героем войны. Он строил московское метро — инженером, руководителем шахты, а затем начал прокладывать первую линию подземки уже в Ленинграде — руководителем работ. Но летом 1941 года проект надолго лег под сукно. Весь метрострой ушел возводить то, что нужно для войны: укрепления на Карельском перешейке, понтонную переправу на Невском пятачке, узкоколейку, ведущую по суше к Дороге жизни на Ладоге…
Словом, Зубков делал море внешне незаметной работы — военинженера обычно замечают, только если что-то идет не так. У Зубкова все шло правильно — и зимой 1942/43 года ему поставили главную задачу в его жизни.
Иван Зубков Фото: Алексей Еремин / art.spruden.com
В январе 1943-го блокада была прорвана. Но это еще ничего не значило. Узкий коридор простреливался нацистами насквозь. А главное — требовалась полноценная железная дорога. Дорога жизни по льду не могла наполнять Ленинград достаточным количеством еды по очевидной причине — низкая пропускная способность. Требовалось доставлять огромное количество грузов. А значит, нужны были рельсы.
После Невского пятачка и Дороги жизни Зубков был мастером «экстремальной логистики». Работа стартовала с места в карьер. Саперы расчищали дорогу от мин, неразорвавшихся бомб и прочего опасного военного мусора. Рабочие укладывали рельсы под регулярными артобстрелами: над головой постоянно проносились «подарки» от противника, а навстречу — снаряды советской артиллерийской группы, которая подавляла уже немецкие батареи, пытавшиеся сорвать строительство. Вдоль дороги Зубков расставил аварийные команды со снаряжением и специалистами на все случаи жизни — и потушить пожар, и помочь раненым, и выставить дымзавесу.
Отдельной, тяжелейшей задачей было строительство моста через Неву. Эта река недлинная, всего 74 км. Но Нева — это на редкость мощный водный поток, артерия, прокачивающая в разы больше воды, чем, к примеру, Висла, и столько же, сколько тянущийся на тысячу километров Рейн.
Строительство моста через Неву Фото: metrostroy.ru
Зубков решил построить сразу два моста — временный на зиму и постоянный, с более высоким пролетом для пропуска судов. Отыскали оптимальные места для строительства. Мост-времянка изгибался дугой к Ладоге для лучшего сопротивления течению. Сваи вмораживали в лед. Уже 2 февраля удалось аккуратно перевезти поезд с укладочными материалами — по новому мосту.
В ночь на 6 февраля машинист Иван Пироженко вышел со станции Войбокало восточнее Ладожского озера на поезде, загруженном провиантом. Будка паровоза была закрыта брезентом, вместо фар использовали фонари со специальными жалюзи. У путей ждали дозоры — на случай проблем. Все путешествие шло под звуки адской канонады — что было и хорошо: звуки состава скрадывались за ревом орудий.
В Ленинграде его встречали с оркестром. В город впервые с осени 1941 года пришел поезд.
Зубков ковал железо пока горячо. Строился основной мост, и даже после его возведения временный «подменял» его при выходе из строя от обстрелов. Ходить южнее Ладоги было смертельно опасным делом — за время работы дороги погибли 110 и были ранены более 170 железнодорожников. Особенно жуткими были ситуации, когда бомбы и снаряды попадали в составы с боекомплектом.
В ноябре 1943 года Зубков получил заслуженную Золотую звезду Героя Соцтруда. Увы, он так и не построил метро в Ленинграде, которое начал когда-то возводить. 28 июня 1944 года его самолет разбился при посадке на аэродром. Он был похоронен в Александро-Невской лавре с воинскими почестями.
Ребенок
Фотография семьи Опаховых — среди самых известных блокадных снимков. Две женщины и девочка прогуливаются по центру Ленинграда майским днем 1942 года. Если чуть присмотреться, видно, что старушка с тросточкой, идущая слева, — болезненно иссохлась, и девочка тоже прыгает на ногах, тонких как спицы. «Старушке» слева — 13 лет.
В центре Вероника Александровна Опахова, слева — ее дочь Лора 13 лет, справа — 4-летняя дочь Долорес Фото: Василий Федосеев / waralbum.ru
Лора Опахова родилась в 1929 году. В 1941-м она умирала в своем доме на Мойке. Отец семейства, Михаил Опахов, погиб на фронте. Мать, Вероника Александровна — билетер в Академической капелле до войны и санитарка — в ее начале, делала все, что могла, чтобы выручить своих трех дочерей. Но могла она очень немного.
Дети почти умирали у нее на глазах. В прачечной был импровизированный морг, и оттуда машина увозила умерших. Врач, наблюдавшая детей, выписала им жмых — единственное, чем можно было их подкрепить. У старшей дочери Лоры развился паралич на почве дистрофии. Доктор считала, что дело безнадежное и дитя просто умрет. Когда девочка оправилась и встала на ноги, доктор велела побольше гулять — чтобы укреплять отказывающие ноги.
Во время какой-то из этих прогулок их и подловил корреспондент. Опаховы даже не заметили, что их фотографируют. В этот момент Лора выглядела настолько постаревшей, настолько устрашающе, что ее не узнавали даже соседи. Какие-то старухи шипели Веронике Александровне, что она осталась в живых только потому, что украла продовольственные карточки умершей старшей дочери.
Опаховых эвакуировали летом 1942-го. А потом они вернулись в Ленинград — и уже в 1950-х однажды Лора, уже взрослой женщиной, гуляя по городу вместе с матерью и собственным ребенком, встретила на улице того самого врача. Та узнала мать, но не дочь.
— Врач: «Как вы живете? Как ваша семья, муж? Лора, конечно, умерла?»
— Лора: «Доктор! Я жива, у меня даже ребенок на руках».
Все дочери Опаховых пережили войну. А Лора Опахова 20 лет была певицей сопрано в хоре Академической капеллы, где работала ее мать.
Почтарь
Илья Мельгунов был к началу войны уже далеко не юношей. Потомок дворян, он не эмигрировал после 1917 года и в 1941-м мирно работал на ленинградском почтамте. О начале войны он, как и большинство, узнал из речи Молотова 22 июня. «Страха не было, — записал он в дневнике. — Был какой-то нервный подъем». Он даже успел купить для семьи тортик — «в память последнего гражданского дня».
Илья Мельгунов Фото: prozhito.org
Мельгунову было 50, и по возрасту он уже не попадал в боевые части. Первое время война для него выглядела как тушение зажигательных бомб. Не рывком, но довольно быстро жизнь в городе менялась. Нормы продуктов снижались, воду приходилось брать из Невы, часто бывали перебои с электричеством. Холодало. Мельгунов подкармливал 16-летнего сына с меньшим, чем у него, пайком, и каждый день ходил на работу, хотя делать там из-за окружения было почти нечего. Теперь он считался военным, служащим военно-почтовой базы.
Мельгунов в своем дневнике как-то почти меланхолично фиксирует происходящее: в почтовом отделении весь свет — одна свеча, многие начали умирать. Воду приходилось поднимать из проруби, лежа на льду. Вокруг погибали близкие и знакомые. Кто-то — на фронте, кто-то — рядом при бомбежках. Пайки все сокращались — «вызвали директора столовой, показывали ему водичку, именуемую супом». К зиме стало совсем тяжко. Пайки «иждивенцев» урезали до 125 граммов хлеба.
Дневник Ильи Мельгунова Фото: eusp.org
Удары нацистов по городу делали жизнь невыносимой — как-то раз Мельгунов попытался сходить в баню — не получилось, потому что бомба повредила топку. В этот момент Мельгуновы сделали самое разумное, что могли, — сын Михаил пошел в армию, но служил здесь же, в Ленинграде. Там, при всех рисках, ему не грозила мучительная смерть от голода. Сам Илья к тому моменту весил 73 кг из 88 до блокады. В декабре в дневнике появляется запись: «Все время везут гробы»… Зато он добился того, что его жену Лелю эвакуировали по Дороге жизни в Вологодскую область. В феврале она покинула город.
Сын Мельгунова в январе слег и с трудом поправился через некоторое время. Его буквально не держали ноги. «Вся жизнь начинает вертеться вокруг пищи». Мельгунов-старший даже пару раз отстоял за сына караул. Сам Илья Федорович не строил иллюзий — если бы не армейская служба, «были бы оба покойники». Февраль был худшим месяцем: «Кругом умирают. Как хотелось бы убежать. От Лели нет писем, но я спокоен, она все же вырвалась из Ленинграда». Теперь уже отец начал сдавать, лежал лежмя, и сын делал ему похлебку.
Полегче стало весной 1942 года, и здесь в дневнике появляется чуть ли не самая лирическая запись за все время:
«Я даже не полагал, что Парголово имеет такие красивые места. После дождей и теплых дней буйно распускаются деревья. Цветет черемуха. Все едят крапиву. И голод, и красота».
То, что было дальше, могли бы счесть нарочитым приемом, чтобы нагнать напряжение. Леля в эвакуации уехала из-под Вологды летом 1942-го. Уехала она в Сталинград.
«Вчера получил от Лели письмо. Пишет от 21/VI что приехала в Сталинград, что 160 километ. от Котельникова. Мы с Мишей очень обрадовались такому быстрому, легкому и удачному переезду из Вологды в Сталинград».
Несколько недель спустя связь прервалась. Несчастные муж и сын не знали, куда деваться, — до января 1943-го, когда Леля написала из Котельникова под Сталинградом. Она успела побывать в оккупации и чудом осталась жива в кровавом хаосе самого кровопролитного сражения в мировой истории. Как оказалось, сама она страшно переживала, что не увидит живыми Илью и Михаила.
А дальше был прорыв блокады, а затем — 1944 год, и снятие блокады, и конец обстрелам. Леля приехала в Ленинград летом 1944 года. Михаил воевал, в 1944-м он наступал в районе Вуоксы. Он пережил войну и вернулся в Ленинград с легким ранением и медалью «За отвагу».
Фотолистовка, посвященная снятию блокады с Ленинграда Фото: МАММ / МДФ
А 9 мая Илья Мельгунов проснулся от звуков радио, топота, криков и стрельбы на улице. Война кончилась. 2 января 1946 года Илья Федорович Мельгунов снова стал гражданским служащим ленинградского почтамта.
ХХ век ломал семью Мельгуновых как мог. И не сломал.
источник: https://www.mn.ru/long/nash-leningrad-istorii-blokady
