Нарвское взятье: ни мира, ни войны

Нарвское взятье: ни мира, ни войны

Содержание:

Взятие государевыми полками в мае 1558 года Ругодива-Нарвы стало переломным моментом в истории Ливонской войны 1558–1561 годов. Зимний 1558 года «наезд» рати под водительством бывшего казанского «царя» Шах-Али и князя М.В. Глинского на владения дерптского епископа Германа, по существу, был не более чем расширенной и увеличенной версией обычных взаимных «наездов» на русско-ливонском «фронтире», которыми промышляли по старой доброй традиции местные «резвецы» с обеих сторон многие десятилетия. Но со взятием Нарвы всё переменилось. Нельзя не согласиться с мнением отечественного историка А.И. Филюшкина, отметившего, что тогда, в мае 1558 года,

«перед Иваном Грозным открылись новые волнующие перспективы. Он осознал, что, захватив города, порты и крепости Ливонии, он получит гораздо больше, чем какую-то дань».

В самом деле, зачем торить новый торговый путь через устье Невы, добиваться всеми правдами и неправдами согласия жадных и скупых ганзейских купцов на открытие здесь «стапеля», строить в местных комариных болотах и лесах гавань, город и крепость для их охраны, укладывая сотнями в могилу посошных мужиков, когда можно взять и сесть уже на всё готовое? Игра стоила свеч, решили в Москве. И с этого момента началась эскалация конфликта, которая привела спустя пару лет к фактической ликвидации Ливонской «конфедерации» и её первому разделу между заинтересованными сторонами. Но всё это ещё было впереди. Пока же вернёмся в конец зимы 1558 года.

С чего всё начиналось

Орденский форпост на русско-ливонской границе город-крепость Нарва был заложен датчанами ещё в XIII веке, а затем продан Ордену вместе со всеми остальными датскими владениями в северной части Эстляндии. Пограничное положение Нарвы обусловило и её особый статус: крепость была своего рода воротами и в то же время местом пересечения торговых маршрутов. Её значение особенно возросло со второй половины XV века. В это время в русско-ливонских торговых отношениях полным ходом шла «коммерческая революция», главным и наиболее характерным признаком которой стал переход к индивидуальной торговой деятельности и расширение сферы кредитных операций и маклерства. Это существенно расходилось с устоявшейся со времён Средневековья торговой практикой. Купцы и маклеры-посредники с обеих сторон на свой страх и риск всё более и более активно стали заниматься тем, что в ливонских и ганзейских документах того времени получило любопытное наименование «ungewonlicke kopenschopp» — «необычная торговля».

Нарва и Ивангород. photogoroda.com

Необычность её заключалась не только в том, что изменялся характер и ассортимент товаров, которые готовы были продавать «немцам» русские купцы и торговцы: меха и воск утрачивали свой доминирующий статус в перечне русских экспортных товаров, а вот кожи, сало, лён, пенька, смола, поташ, напротив, выходили на первое место. Нет, суть в том, что к торговле такими товарами массового спроса в надежде на растущую прибыль обращались те, кто раньше ею и не помышлял заниматься: не только горожане, но и средние и мелкие землевладельцы и даже крестьяне. Русский митрополит Даниил с горечью писал, что в его времена, в 1530-е годы,

«всяк ленится учитися художествам, вси бегают рукоделия, вси щапать торговании, вси поношают земледелателем».

Расширялась и география мест, где осуществлялась такая торговля: не только оговорённые прежде «стапели», где торговали исстари, но и всякие необычные места — малые города и городки, деревни и сёла, а хоть даже и на берегу реки или прямо с борта судов. Если принять во внимание регулярные торговые санкции, которые вводили ганзейцы и ливонские города против русских, то «необычная торговля» приобрела вдобавок ко всему и чёткий криминальный или полукриминальный окрас. Контрабанда, конечно, рискованное дело, но зато она приносит хороший барыш.

Нарва, которая долгое время считалась своего рода «русскими воротами» Ревеля, в этой «необычной торговле» играла далеко не последнюю и всё возрастающую роль. Дело в том, что Нарва не входила в Ганзу, и запреты и ограничения на торговлю с русскими её не касались. Зато они касались Ревеля. И добрые нарвские бюргеры не могли устоять перед искушением воспользоваться такой блестящей возможностью поправить свои дела. Нарва стала одним из каналов, через который запрещённые к продаже русским оружие, кони и цветные металлы попадали в Русскую землю, невзирая на все запреты.

Заинтересованность в развитии такого рода торговли не могла не породить среди нарвских «лутчих людей» промосковской «партии». Она готова была идти на определённые уступки русским ради сохранения чрезвычайно выгодной посреднической роли города. Однако подчинённость Нарвы орденскому руководству так или иначе втягивала её в орбиту большой политики Ордена. А в этой политике с конца XV века мотив «Rusche gefahr», «русской угрозы», играл далеко не последнюю роль. Отсюда и предпринимаемые раз за разом шаги орденских властей, нацеленные на прекращение нарвской «необычной торговли». Тем более, что на этом настаивали те же ревельские ратманы, которым очень не нравилось, что нарвитяне перебивали у них барыши.

Москву такое положение, естественно, не устраивало, и она также раз за разом предпринимала попытки перенаправить торговый поток мимо Нарвы прямиком в русские гавани. И вот в 1531 году у стен Ивангорода — русской крепости, стоявшей на восточном берегу Наровы, как раз напротив Нарвы — пришвартовался амстердамский «купец», шхипер которого имел на руках императорский паспорт и разрешение на торговлю. Голландец нашёл ивангородскую пристань весьма удобной и пообещал явиться сюда вновь, и не один. Это его намерение вызвало серьёзную обеспокоенность и в Нарве, и в Ревеле.

Дальше — больше. В апреле 1536 года из Нарвы сообщали в Ревель, что Иван Грозный намерен поручить некоему итальянскому архитектору выстроить крепость в самом узком месте Наровы с тем, чтобы взять под контроль вход в реку, а в Ивангороде уже строится новое здание таможни. К тому же из-за наложенного запрета на вывоз в Россию меди и свинца Иван Грозный воспретил торговать с немцами салом, пенькой и коноплёй. Этим немедленно воспользовались шведские купцы, которые, по словам добрых нарвских бюргеров, во множестве везли в Ивангород медь и свинец, обменивая их здесь на русские лён и пеньку. Да и сами ревельцы, жаловались нарвские ратманы, нечисты на руку: сквозь пальцы смотрят на то, как русские и ревельские контрабандисты чуть ли не в открытую, невзирая на очередной запрет, из гавани Ревеля вывозят в больших количествах серу, свинец и медь и доставляют их и в Ивангород, и в русскую гавань в устье Невы.

Первая кровь

В последующие годы ситуация на русско-ливонском пограничье оставалась неустойчивой. Кратковременные периоды улучшения отношений сменялись новым обострением. С конца 1540-х годов тучи сгущались всё сильнее и сильнее. Нараставший кризис в отношениях между Ливонской конфедерацией и Москвой, чётко обозначившийся во второй половине 1550-х годов, не мог не отразиться и на ситуации, складывавшейся вокруг Нарвы.

Ивангородские воеводы жалуются Ивану Грозному на враждебные действия нарвитян. Миниатюра из Лицевого летописного свода

Недружелюбная, мягко говоря, политика ливонских властей по отношению к Москве, серьёзно задевавшая её торговые и иные интересы в регионе, сперва привела к тому, что Иван IV и Боярская дума в апреле 1557 года приняли решение

«на Нерове, ниже Иваня города на устье на морском город поставити для корабленого пристанища»,

одновременно приказав, чтобы

«в Новегороде, и во Пскове и на Иване городе, чтобы нихто в Немцы не ездил ни с каким товаром».

Разрядная книга уточнила потом эти сведения: город и пристань ставились в десяти верстах (почти 11 км) от Ивангорода

«на море для бусного приходу заморских людей».

В июле того же года работы завершились. Опыт быстрого возведения крепостей у русских был накоплен к тому времени немалый, да и руководил постройкой новой государевой крепости и «пристанища корабленого» дьяк Иван Выродков — тот самый, который несколькими годами ранее возводил Свияжск на ближних подступах к Казани.

За этим шагом последовал следующий. В начале 1558 года Иван IV не только направил рать под началом бывшего казанского «царя» Шах-Али (Шигалея), князя М.В. Глинского и Д.Р. Юрьева опустошать земли Дерптского епископства, но и наказал окольничему князю Д.С. Шестунову, который полгода назад охранял строительство крепости в устье Наровы, со своими людьми из гарнизона Ивангорода и местными «резвецами», «охочими торонщики», осуществить набег на орденские земли к северу от Чудского озера. Исполняя царский наказ, в январе 1558 года князь под занавес своего пребывания в Ивангороде

«все те (нарвские) места повоевал и повыжег».

Нарвский фогт Э. фон Шнелленберг не оставил без последствий «наезд» князя Шестунова и его «торонщиков». В качестве ответной меры он приказал обстрелять Ивангород из нарвской артиллерии. Увы, лучше бы он этого не делал. Нарвская артиллерия состояла из малокалиберных орудий. Судя по списку трофеев, взятых потом в Нарве русскими, самыми мощными пушками были 5–6-фунтовые quarter slangen — «четвертьшланги», длинноствольные орудия. Нанести серьёзный урон Ивангороду они не могли, но вот разозлить русского медведя — вполне.

Так и вышло. Правда, не сразу: ивангородские воеводы, памятуя о том, что между магистром и Иваном Грозным идёт переписка насчёт заключения мирного соглашения, не стали торопиться с ответом, но послали в Москву гонца с вопросом — «что делать?». Царь и бояре, посовещавшись, решили для пущего вразумления «немцев» ударить кулаком по столу. Воеводам было предписано, собрав ратных людей из Изборска, Красного и Вышгорода, отправить их в новый набег. Кстати говоря, он оказался успешным: воеводы четыре дня гуляли по ливонским волостям, вдоволь ополонившись и разжившись «животами», а под занавес наголову побили попытавшийся встать у них на пути ливонский отряд, взяв пленных и четыре пушки. А в Ивангород отправился артиллерийский эксперт, участник казанских экспедиций 1549–1550 и 1552 годов Шестак Воронин. С собою дьяк привёз царскую грамоту с разрешением отвечать неприятелю

«изо всего наряду».

Русская артиллерия уже тогда считалась одной из лучших в Европе. Когда ивангородские пушкари начали обстреливать Нарву изо всех калибров, добрые нарвские бюргеры держались недолго и спустя несколько дней, 17 марта 1558 года, запросили прекращения огня и перемирия. Государевы воеводы согласились с их предложением и дали им сроку две недели, пригрозив, что в противном случае они снова начнут обстрел города. Нарвские ратманы, довольные тем, что им удалось обмануть простодушных русских варваров, решили использовать передышку для усиления обороны своего города и стали бомбардировать Ревель просьбами срочно прислать в Нарву солдат и пушки вдобавок к тем, что уже были отправлены в самом начале кризиса. Собственных сил нарвского фогства (150 всадников) и 60 аркебузиров-hakenschutten во главе с гауптманом Вольфом фон Штрассбургом было явно недостаточно для того, чтобы противостоять русским в случае необходимости. Впрочем, Ревель пообещал отправить в Нарву почти две сотни всадников и ещё три десятка кнехтов — больше у него у самого не было. Ревельский комтур Франц фон Зигенхофен предложил ревельским ратманам срочно купить пару корабельных орудий, schiffern grosse stuck, с тем, чтобы отправить их в Нарву вместе со всадниками и кнехтами.

Ивангородская артиллерия бомбардирует Нарву. Миниатюра из Лицевого летописного свода

Ни мира, ни войны

Пока вокруг Нарвы шли дипломатические (и не очень) манёвры, ливонский ландтаг, напуганный решимостью Ивана Грозного, думал и гадал, что делать с требованием Москвы выплатить пресловутую «юрьевскую дань» и стоит ли предпринять поход на Ивангород для спасения Нарвы от обстрелов. Ревельские ратманы, кстати, были против такого шага: по их мнению, какой смысл в этой экспедиции, если в русскую гавань в устье Наровы приходят купцы из Брабанта, Англии, Голландии, Шотландии, Дании и Голландии? В конечном итоге решено было всё же попробовать решить дело миром, не доводя до большой войны. В Москву отправился гонец с просьбой от магистра, рижского архиепископа, дерптского епископа и ото «всей земли» «унять рать» и дать «опасную» грамоту посольству Ливонской «конфедерации». Такая грамота была дана, равно как и указание на время прекратить боевые действия на пограничье.

Казалось бы, конфликт исчерпан. Ливонцы признали свою неправоту и как будто готовы были удовлетворить требования Ивана, война вроде бы пошла на убыль и можно было рассчитывать на прекращение кровопролития. Да не тут то было. Ситуация вокруг Нарвы внезапно обострилась. Сегодня уже и не понять, кто виноват в том, что костёр войны вспыхнул снова, кто подбросил дровишек и плеснул масла на тлевшие угли. Как обычно бывает в таких случаях, стороны обвиняли друг друга в нарушении перемирия. Любопытная деталь: ивангородские воеводы отписывали в Москву, что с первого дня перемирия из Нарвы время от времени продолжали постреливать по Ивангороду и многих людей побили. На претензии же относительно нарушения перемирия нарвские ратманы отвечали, что они тут вовсе и ни при чём, а во всём виноват нарвский «князец», фогт Шелленберг, по чьему приказу и палили пушки.

Терпение Ивана Грозного и без того уже находилось на пределе: союз с ногайским бием Исмаилом против Крыма всё никак не складывался, отношения с Литвой также выстраивались неидеальные, а война с Крымом была далека от завершения. В ответ на воеводскую отписку, что, мол, ругодивцы перемирие нарушают, из наряду по Ивангороду палят и людей побивают, Иван повелел воеводам

«стреляти изо всего наряду по Ругодиву».

Ивангород и нарвский замок. versts.spb.ru

Получив царский приказ как раз под истечение срока заключённого 17 марта перемирия, ивангородские воеводы не заставили себя долго ждать. 1 апреля 1558 года они возобновили обстрел Нарвы — города и замка.

«И стреляли неделю (ливонский хронист Й. Реннер называет другую цифру — девять дней) изо всего наряду, — пересказывал потом воеводскую «отписку» неизвестный русский летописец в официальной версии истории царствования Ивана Грозного, — ис прямого бою (обычных пищалей) из верхнево (навесным огнём, используя мортиры) каменными ядры и вогнеными, и нужу им (нарвитянам) учинили великую и людей побили многых».

О том, что новая русская бомбардировка оказалась для добрых нарвских бюргеров весьма и весьма «нужной», говорят и ливонские источники. Уже на следующий день после возобновления канонады нарвские ратманы отписывали магистру, что русские ведут постоянный обстрел города и замка, не останавливаясь ни на час, днём и ночью, из полушлангов, фальконетов и серпентин (halbe schlangen, falkonetten und serpentine — орудий калибром от 12 до 2–3 фунтов), а также из мортир (тех самых «верховых пушек» — morseren), метавших большие и малые ядра, свинцовые и каменные. Некоторые из них весили, в пересчёте на русский вес, пуд с четвертью (около 20,5 кг). Надо полагать, что в данном случае речь шла как раз именно о мортирах.

В канун Пасхи, которая пришлась в том году на 10 апреля, бомбардировка достигла апогея. Й. Реннер писал в своей хронике, что 7–8 апреля на Нарву падало по 300 «больших ядер» (grote kugeln).

Одним лишь обстрелом Нарвы русские воеводы не ограничились. Выполняя наказ Ивана Грозного, они блокировали Нарву со стороны моря и беспрестанно посылали отряды на левый берег Наровы, чтобы опустошить окрестности города. Очень скоро Нарва стала испытывать нехватку провианта и фуража. По всеобщему тогдашнему мнению, немецкие ландскнехты были, конечно, хорошими солдатами, но не на пустой желудок. Вдобавок ко всему в нарвской казне было пусто, и платить жалование наёмникам было нечем. После долгих споров в нарвской ратуше промосковская «партия» одолела своих оппонентов. По сообщению русского книжника, который писал свою летопись, явно имея перед глазами воеводские отписки, в

«Великую субботу (9 апреля) выехали к ним (ивангородским воеводам) ругодивские посадники (бургомистр И. Крумгаузен и ратманы) и били челом воеводам, чтоб им государь милость показал, вины им отдал и взял в свое имя», а «за князьца (то есть за Шнелленберга) оне не стоят, воровал к своей голове, а от маистра они и ото всей земли Ливоньской отстали».

Нарвские ратманы бьют челом Ивану Грозному. Миниатюра из Лицевого летописного свода

В самом деле, жившим с посредничества в торговле между русскими и ливонскими купцами нарвитянам совсем не улыбалось быть вконец разорёнными, а то и убитыми. Помощи же от их господина, магистра В. фон Фюрстенберга, всё не было и не было. Ратманы решили, что в сложившейся ситуации возобновить переговоры с русскими и послать посольство в Москву на предмет обсуждения условий перехода под высокую руку Ивана Грозного будет наилучшим выходом.

Итак, быстро договорившись об условиях прекращения огня, дав заложников в знак своих добрых намерений, нарвитяне отправили в Москву посольство во главе с бургомистром И. Крумгаузеном. Выбор Крумгаузена в качестве главы посольства вряд ли был случайным. Нарвский бургомистр являлся другом и торговым компаньоном знаменитого протопопа Сильвестра и его сына Анфима, «большого» государева дьяка, весьма, кстати, удачливого коммерсанта и одновременно таможенного чиновника в Смоленске. Одним словом, можно было рассчитывать, что Крумгаузен (судя по всему, именно он и был главой промосковской «партии» в нарвской ратуше), используя свои связи, сумеет добиться для Нарвы мягких условий замирения и особых преференций. А может, чем чёрт не шутит, и статуса русского «стапеля»? В общем, стоило рискнуть.

Литература и источники:

1. Королюк, В.Л. Ливонская война / В.Л. Королюк. — М., 1954.
2. Курбский, А.М. История о великом князе Московском / А.М. Курбский. — СПб., 1913.
3. Летописец начала царство царя и великого князя Ивана Васильевича. Александро-Невская летопись. Лебедевская летопись // ПСРЛ. — Т. XXIX. — М., 2009.
4. Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // ПСРЛ. — Т. XIII. —М., 2000.
5. Милюков, П.Н. Древнейшая разрядная книга официальной редакции (по 1565 г.) / П.Н. Милюков. — М., 1901.
6. Ниенштедт, Ф. Ливонская летопись / Ф. Ниенштедт // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. — Т. IV. — Рига, 1883.
7. Петров, А.В. Город Нарва, его прошлое и достопримечательности / А.В. Петров. — СПб, 1901.
8. Псковская 3-я летопись // ПСРЛ. — Т. V. Вып. 2. — М., 2000.
9. Разрядная книга 1475–1605. — Т. II. Ч. I. — М., 1981.
10. Рюссов, Б. Ливонская хроника / Б. Рюссов // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. — Т. II. — Рига, 1879.
11. Филюшкин, А.И. Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI в. глазами современников и потомков / А.И. Филюшкин. — СПб., 2013.
12. Форстен, Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648) / Г.В. Форстен. — Т. I. Борьба из-за Ливонии. — СПб., 1893.
13. Хорошкевич, А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века / А.Л. Хорошкевич. — М., 2003.
14. Archiv fur die Geschichte Liv-, Est- und Curlands. Neue Folge. — Bd. I. — Reval, 1861; Bd. IX. — Reval, 1883.
15. Briefe und Urkunden zur Geschichte Livlands in den Jahren 1558–1562 (Далее Briefe). — Bd. I. — Riga, 1865; Bd. II. — Riga, 1867.
16. Das Buch der Aeltermänner grosser Gilde in Riga // Monumenta Livoniae Antiquae. — Bd. IV. — Riga und Leipzig, 1844.
17. Henning, S. Lifflendische Churlendische Chronica von 1554 bis 1590 / S. Henning. — Riga, 1857.
18. Renner, J. Livländische Historien / J. Renner. — Göttingen, 1876.
19. Hansen, H.J. Ergänzende Nachrichten zur Geschichte der Stadt Narva vom Jahre 1558 / H.J. Hansen. — Narva, 1864.
20. Die Uebergabe Narva’s in Mai 1558, nach Wulf Singehoff // Mitteilungen aus dem Gebiete der Geschichte Liv-, Ehst- und Kurland’s. Neunter Band. — Riga, 1860.

источник: https://warspot.ru/12181-narvskoe-vzyatie-ni-mira-ni-voyny