Продолжаю выкладывать рассказы Леонида Кудрявцева из цикла "Дорога Миров". Этот рассказ четвертый.
Аннотация: После того, как на города обрушились ракеты, возникло озеро призраков. Тот, кто войдет в его воды, станет призраком и избавится от всех ограничений человеческого тела. Но стоит ли выбирать этот путь? Может, лучше остаться человеком, и телесно, и морально?..
***
Над черными громадами домов висела бледная луна. Призрак вышел из-за угла и двинулся ему навстречу. Некрупный призрак в плаще и помятой шляпе, с худым лицом и щетинистым подбородком. Да к тому же еще и нетрезвый…
Остановившись, Прохор засунул руки в карманы и сказал:
— Ну, ты! Чего ты?.. Иди, иди, у тебя свои дела, у меня свои.
Призрак что-то невнятное промычал и, ударив себя кулаком в грудь, исчез в стене ближайшего дома. Прохор пожал плечами и, тщательно выбирая дорогу, но несмотря на это ежеминутно попадая в лужи, пошлепал дальше.
Где-то противно кричал птеродактиль. Ветер шевельнул волосы, принеся с собой прохладу, и тут же стих. На ближайшей крыше обнимались и целовались еще два призрака.
Он свернул в проходной двор, долго карабкался по кучам мусора, битого стекла и два раза чуть не упал, сначала поскользнувшись на какой-то липкой и вонючей дряни, а потом — когда под ним рассыпалась горка битой черепицы. Серые тени перебегали дорогу. А в конце пути с крыши дома, возле которого он проходил, упал кирпич и с треском разлетелся на мелкие кусочки.
Все же он дошел и долго возился с дверным замком, ни за что не желавшим открываться. Наконец ключ повернулся, дверь со скрипом отворилась, и Прохор, ругаясь самыми последними словами, вошел в дом.
Он прошел длинным, неосвещенным коридором мимо комнаты Профессора, из которой доносилось пощелкивание и пахло серой, мимо комнаты Торгаша, где было тихо. Неожиданно обернувшись, увидел, как из логова Торгаша выскользнуло что-то серое, расплывчатое и, быстро-быстро пробежав по коридору, вдруг пропало.
Усмехнувшись, Прохор вошел в свою комнату и, мягко прикрыв дверь, остановился, нащупывая в кармане спички.
Он зажег стоявшую на столе свечу, отпил из помятого бидончика пару глотков воды и, стряхнув с усов капли, стал растапливать печку. После того как «буржуйка» весело загудела, он сел к ней спиной и некоторое время глядел на Кроху, спавшего приоткрыв рот и тихонько посапывая. На правой щеке у него отделился кусок кожи и виднелось черное мясо. Прохор перевел взгляд на Пэт. Она лежала свернувшись клубком, подложив под щеку узкую ладонь. Дальше, возле самой стены, раскинув полные руки, спал Март. Круглый живот его то вздымался, то опадал.
Вздохнув, Прохор подошел к окну и долго смотрел на ночной город. Где-то далеко, кварталов за пять, полыхало зарево — то ли пожар, то ли призраки веселились.
Прохору стало тоскливо. Он подумал о том, что когда-нибудь все это кончится, надо только терпеть, стиснуть зубы и надеяться на лучшее, потому что хуже уже некуда. А еще он немного удивился своему такому долгому терпению, и, наверное, в этом удивлении была также гордость, поскольку мало кто столько вытерпит, а он вот смог. Главное, быть спокойным и знать — так и должно быть, слепо верить, что все это рано или поздно кончится.
Он повесил пальто на гвоздик, разгрузил карманы и, оглядев внушительную кучку картошки, подумал, что пальто у него действительно замечательное, а особенно глубокие карманы…
После того как появились угли, он положил на них картошку и прикрыл ее золой. А сам сел возле «буржуйки» и грелся, покуривая заплесневелую сигарету. Он с наслаждением вдыхал сладковатый дым, размышлял о том, что надо бы достать Марту хорошее пальто и лучше бы с такими же замечательными карманами, как у него. А Кроху придется отдать призракам, никуда не денешься. Он еще много о чем думал. Например, о жившей в соседнем доме длинноволосой девочке, однажды, на улице, остановившей его, тогда еще несмышленого балбеса, и признавшейся в любви. Она просто подошла и сказала: «Я тебя люблю». Он же от неожиданности растерялся, выдавил из себя: «Даже так?» — и бросился от нее бежать, как от морского чудовища.
Интересно, где она теперь? Кто знает? Может, сидит точно так же у печки и вспоминает о том, как однажды призналась в любви одному юному придурку и как он позорно при этом струсил? Тут он подумал, что быть этого не может. Скорее всего она превратилась в серую тень и шастает по ночному городу, а может, подалась к призракам. Скорее всего…
А потом картошка испеклась, и он, вытащив ее из печки, разложил на четыре порции. Замер, прикидывая, кого будить первым. Но тут Март дрыгнул во сне ногой, а так как лежал у стены, то нога провалилась в нее по колено, очевидно, высунувшись на улицу. И пока Прохор с изумлением на все это глядел, Март вытащил ногу и поджал ее под себя.
Прохор зачем-то потрогал стену возле постели Марта и уже хотел пощупать его самого, но передумал и вернулся к печке. Как-то сразу заледенев, он переделил картофель на троих и стал будить Пэт с Крохой. Это было тяжким делом, потому что просыпаться они не хотели, а только сворачивались в клубки, как ежики, и старались прикрыться одеялами.
Тогда он плеснул на них водой, и минут через пять Пэт уже уплетала ароматную, горячую печеную картошку. А Кроха ел прямо с корочкой, на зубах хрустели угольки и вокруг губ появился черный налет. Прикончив свою порцию, он выцыганил у Пэт еще одну картофелину и, тотчас же с ней расправившись, мгновенно заснул.
Прохор ел неторопливо, смотрел на Пэт, любуясь ее хрупкой тепличной красотой, будившей в нем жалость и желание защитить.
— А Март? — спросила она.
— Он уже наелся, — сказал Прохор и поспешно поинтересовался, как дела. Пэт стала рассказывать, как они сидели, ждали его, и только Март один раз выходил за водой, был очень долго, но вернулся пустой, хорошо хоть вернулся. А еще кто-то стучал в окно, но они не открыли, а Кроха плутует в домино, а Март в последнее время какой-то молчаливый и раздражительный. И вода кончается.
Она все рассказывала и рассказывала, а Прохор смотрел на нее, забыв обо всем, очарованный лицом этой девочки, потому что оно было прежним, таким, как недавно и так невозможно давно.
Она опустила голову на старый ватник, заменявший ей подушку, и еще что-то говорила, но голос становился все тише. Прохор доел картошку и пристроился рядом. Они немножко пошептались, а потом уснули.
Проснулись утром — от грохота. За окнами двигались батальоны шкафов и этажерок, роты трельяжей и диванов, бригады столов и легионы стульев, а также козетки, кушетки, тумбочки и еще множество другой деревянной и пластиковой мебели. Все это двигалось вдоль по улице, сталкиваясь, сдирая друг у друга полировку и устилая асфальт осколками зеркал.
Из подъездов выбегали люди, ошалело рассматривая странное шествие. Но кое-кто уже сообразил что к чему: двое самых предприимчивых ринулись в мебельную колонну, отбили понравившийся шкаф и, как он ни отмахивался дверцами, как ни упирался, утащили во двор своего дома, где намертво привязали к дереву. Тут все очнулись. Появились веревки, лица людей стали азартными, а руки приготовились хватать.
Получилась настоящая охота. Люди вытаскивали из колонны стулья и табуретки, тумбочки и деревянные кровати, с шутками-прибаутками вязали их и тотчас же затаскивали в квартиры. Кто-то уже рубил стульям ножки, чтобы не сбежали, еще кто-то разбивал шкаф, а с верхних этажей кричали:
— Выбирай посуше. Чтобы хорошо горело!
Но колонна шла вперед и была слишком огромна, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Не так уж много оставалось людей, чтобы причинить ей заметный ущерб.
Не обошлось и без призраков. Они устроились на крыше одного из зданий и с хохотом смотрели бесплатное представление, встречая каждую удачную поимку одобрительным гулом. А когда какому-нибудь дивану все же удавалось ускользнуть, пронзительно свистели в два пальца, как бывалые голубятники.
На другой крыше сидел птеродактиль и, тараща полуослепшие глаза, шипел, расправлял и собирал кожистые веера крыльев, собираясь взлететь, но не решаясь отдаться на милость суматошной дневной жизни.
Его заметили. Все мгновенно позабыли про мебель. Кое-кто полез по карнизам, не сводя глаз с аппетитной добычи. По нынешним временам столько мяса — это что-то невероятное.
Несколько человек побежали за мушкетами, другие тем временем пытались сбить птеродактиля камнями. Но все дело завалили призраки. Кто же еще? Один из них перескочил на крышу и что-то гаркнул. Праптица неуклюже взлетела и, кренясь на одно крыло, отправилась искать менее шумное место.
Народ опять принялся за мебель. Тут и Прохор вышел на улицу, отловил превосходный буфет, поначалу сопротивлявшийся, но быстро успокоившийся. Он пришелся кстати, ведь дров осталось маловато.
А потом в квартиру ввалился оживленно жестикулирующий Профессор и прямо с порога пригласил Прохора на прогулку. Пришлось согласиться, так как Профессор мог заблудиться в трех соснах. Прохору уже надоело его разыскивать. Гораздо легче сопровождать: ходи за ним, как хвостик, а в нужный момент отконвоируй домой, и дело в шляпе.
— А куда? — поинтересовался Прохор, засовывая за пояс топор.
— О, хочу проверить одну гипотезу. У меня есть предположение, что все эти представители мебели направились к озеру призраков. Может быть? Может.
К озеру призраков Прохору не хотелось. Да куда денешься?
Он долго таскался за Профессором по жаре, слушая его сверхумные разглагольствования, из которых понимал едва десятую часть. Изнывая, проклинал все на свете и вздохнул свободно только тогда, когда они повернули домой.
Солнце склонялось к горизонту. Над городом плыли гигантские мыльные пузыри, покачиваясь на ветру и полыхая яркими боками. Иногда они сталкивались и, лопнув, рассыпались голубыми звездочками, веселым огненным дождем вычерчивая в вечернем небе замысловатые узоры.
Приехали машины с водой, и возле них столпились мужики, пуская в небо сигаретный дым и неторопливо позвякивая ведрами. У самого горизонта, там, где были горы, полыхнуло огнем, в небо взлетели клубы дыма, но тут же рассеялись. Черт знает, что там было, в тех горах. Никто туда не ходил.
Они брели по улице, и Профессор рассказывал, как можно усилием воли сделать из простого куриного яйца диетический кубик, но Прохор не слушал, а думал о том, какие странные вещи иногда случаются на свете. Вот ведь жил, и хорошо жил. Только все чего-то не хватало. А потом с неба посыпались ракеты… Ладно хоть не ядерные. Да толку-то…
А Профессор уже рассказывал, что, по слухам, на соседний город упала какая-то особенная бомба, кажется, психотронная. Теперь там джунгли, а все жители превратились в чертей и леших, драконов и кентавров. При этом они утратили память, хотя и сохранили человеческий разум. И лучше туда носа не совать.
А на тот город, что подальше, ничего не попало, только, по слухам, объявилась там какая-то дорога миров. Интересно, похожа ли она на озеро призраков? Тоже, надо сказать, наистраннейшая штука!
— Я думаю, — говорил Профессор, — становясь призраками, люди проходят сквозь него и попадают в параллельный мир. Но тогда почему мы их видим? И они нас? Вот будь у меня немного динамиту, я бы поставил один очень интересный эксперимент. Мне кажется, для того чтобы перемещать людей в другое измерение, озеро должно быть настолько сложной штукой, что в нем просто обязано зародиться сознание. Если правильно провести эксперимент, мне кажется, мир призраков не останется неизменным, а может, и совсем исчезнет. Если мне удастся экспериментальным путем доказать свою теорию, то коллеге Трумвелю ничего иного не останется, как сжевать со злости собственный галстук.
— Ну и что? — спросил Прохор.
— То есть? — не понял Профессор.
— Легче нам будет от вашей теории? Ею что, детей можно лечить? Ее можно есть заместо хлеба?
Профессор снял очки и посмотрел на Прохора такими круглыми и беззащитными глазами, что тому стало стыдно. Он даже пожалел, что так взъелся. Вот только, слово не воробей…
Дальше они шли молча. Профессор вытащил было блокнот и попытался сделать запись, но ничего не вышло. Он спрятал блокнот и умоляюще посмотрел на Прохора, но тот не остановился, а шел и шел вперед.
Прохор думал в это время про Пэт и Кроху, про Профессора, так и не осознавшего, что все уже кончилось и пора вспомнить, как добывается мясо, а также учиться выживать, не тратя драгоценного времени на чепуху. Наука хороша, если полон желудок, много денег и из родных никто не болеет. Вот тогда можно заняться наукой и выяснить, отчего на жареном мясе образуется корочка. А сейчас времена изобилия кончились.
Профессор, выходит, этого не понимает. Хорошо о нем заботится Прохор. А случись какая беда, что Профессору останется делать? Помирать? И лучше бы на него не отвлекаться, не тратить силы.
А еще он думал, что все беды произошли от людей, живших хорошо и сытно. Еще бы не хорошо. Получил приказ и знай себе выполняй. И конечно же, им не хотелось терять эту хорошую жизнь. Чего ради? Еще работать придется!
А нужны они были только тогда, когда государству (не важно какому), угрожала опасность вторжения. Хорошо понимая, что как только опасность исчезнет, они станут не нужны, эти люди старались ее преувеличивать, частенько даже просто придумывали. Вот и допридумывали. Спохватились, да поздно оказалось.
И не важно, кто первым начал и какова была причина. Важно теперь любой ценой выжить, но тут уж кому как повезет…
Так они и дошли до дома. Профессор прошмыгнул в дверь, а Прохор задержался. Из стены соседнего дома торчал человеческий нос. Подумав некоторое время, Прохор сообразил, чей, и тут Март наконец весь появился.
Прохор плюнул в тоске и взялся за ручку двери.
— Погоди, — крикнул Март, и Прохор замер. — Погоди, не уходи, дело есть. Я хочу сказать дело… Я хочу сказать тебе, что ты заблуждаешься. Пойми — это не страшно. Это… Я теперь могу получить все, что пожелаю, да дело не в том. Главное, что теперь мне не страшно. Очень здорово, когда тебе не страшно. Оказывается, я всю жизнь искал такое место. Погоди, не уходи… Хорошо, я трус. Но ты! Ты еще хуже, ты губишь Кроху и Пэт. Они умрут, и кто будет в этом виноват? А откуда ты знаешь, что все должно быть именно так? Может быть, мир призраков — шаг вперед, следующая ступень цивилизации! Откуда ты…
Прохор зашел в дом и тщательно запер входную дверь на засов.
На секунду лицо Марта появилось из ближайшей стены, исказилось гримасой то ли боли, то ли гнева и пропало.
Проходя мимо комнаты Торгаша, Прохор подумал, что и с ним что-то нечисто. Кто знает, может, Торгаш уже переметнулся к призракам, как, например, Март? Да нет, пожалуй, нет. Если в том мире каждый может получить все, что пожелает, что там делать Торгашу?
Пэт смазывала Кроху подсолнечным маслом. Он сидел на табурете совершенно голый, и хорошо было видно, что все его тело расцвечено какими-то странными разводами. Во многих местах кожа полопалась и отстала, повисая сухими лоскутками. Пэт смазывала эти места очень осторожно, поминутно поглаживая Кроху по голове и все время приговаривая что-нибудь ласковое. Когда Прохор вошел, она даже улыбнулась, но улыбка у нее получилась настолько жалкая и неестественная, что Прохор аж скрипнул зубами.
Пока Пэт одевала Кроху, он вынул из кармана пять яиц, найденных на берегу озера призраков, и соорудил яичницу. И тут Пэт улыбнулась по-настоящему. Но все равно потом, когда они поели, она тихо-тихо, тоненьким-тоненьким голоском попросила:
— Прохор, ну, Прохор, может еще денек?.. Может, все еще повернется, чего не бывает? А? Прохор, ведь страшно же, давай еще подождем, а? Один день, один маленький денечек? Если лучше не станет, тогда… А, Прохор?
Прохор, который рассказывал Крохе, как весело стулья, шкафы, кушетки и прочая мебель прыгали в озеро призраков, сразу помрачнел, задумался, а потом сказал:
— Нет, Пэт. Нет, и не проси. А если будет поздно? Вдруг не успеем? Сама знаешь, как при чернавке, — скрутит и даже до озера донести не успеем. Нет, тянуть нельзя.
Пэт больше ничего не сказала, а стала готовиться ко сну. Они легли молча, словно чужие.
А Кроха уснул безмятежно и тихо, он еще не научился думать о завтрашнем дне, который казался такой невообразимой далью, что о ней и загадывать-то не стоило.
Прохор еще долго ворочался, но все же уснул.
Он проснулся, потому что понял: Пэт не спит. Провел рукой по ее щеке, ощутив нежный пушок и влажную полоску, начинавшуюся от глаза и сбегавшую ко рту. Задыхаясь от нежности и любви, он прижал ее к себе. Пэт заплакала, не таясь, и ему пришлось долго, бесконечно долго ее успокаивать и шептать нежные слова…
Оно только так называлось — озером. На самом деле это был пруд метров тридцати в диаметре.
Зеленый туман закрывал всю его середину. Словно гигантские летучие змеи, парили птеродактили, лишь иногда начиная суматошно бить по воздуху крыльями, чтобы набрать потерянную высоту.
По берегу ходили кучки призраков. Прохору показалось, что невдалеке мелькнул Март, но это уже не имело значения.
Кроха сидел на руках Пэт и с любопытством таращил свои круглые глазенки. Лоскуток кожи у него на щеке оторвался окончательно и теперь на этом месте чернел квадрат.
Увидев их, призраки оживились и стали протискиваться поближе. Один оценивающе оглядел Пэт и сказал, что девочка ничего, он бы с удовольствием с ней познакомился, а остальные — идиоты — заржали.
Прохору захотелось врезать нахалу, но он стиснул зубы и прошел мимо. На душе было пакостно.
Хотелось сначала посидеть на берегу озера и попрощаться, но дураки-призраки все испортили. А Пэт вертела головой из стороны в сторону, как будто кого-то искала, и Прохор догадался, что она ищет Марта. Он, конечно, трус и слабак, но когда-то был свой, все не в чужие руки отдавать. Март не показывался, и Пэт попробовала объяснить кому-то из призраков, что ребенка надо кормить, одевать и вовремя укладывать спать. Тот, конечно, развеселился, а Пэт заплакала, и Прохор понял, что надо действовать как можно быстрее, пока не поздно.
— Ладно, давай, — раздраженно сказал он, хорошо понимая, что все следовало бы сделать по-другому. Но остановиться уже не мог.
Пэт поставила Кроху на песок, стала его гладить и целовать, никак не хотела отпускать.
В голове у Прохора был туман. Он видел только регочущие физиономии призраков и, окончательно теряя над собой контроль, вырвал Кроху из рук Пэт. Легонько подталкивая в сторону воды, сказал:
— Вот, сынок, дорогой, ты иди, искупайся. И все у тебя пройдет, ничего болеть не будет, а мы тебя здесь подождем. Ты ведь у нас большой, сам можешь купаться. Иди! Ну, иди же!
И Кроха пошел, неуклюже перебирая толстенькими ножками. Он быстро погрузился в воду по шею, но дальше не захотел. Обернувшись, крикнул: «Мама!» — и Пэт, которая плакала, привалившись к плечу Прохора, вдруг рванулась и бросилась вслед за ним.
— Куда? — крикнул Прохор. — Стой! Куда! С ума сошла! Дура, вернись!
Но было поздно. Пэт схватила Кроху, обернулась к берегу… И всего-то сделала шаг в сторону, но этого оказалось достаточно. Очевидно, там была яма, потому что Пэт неожиданно исчезла под водой и больше не появлялась.
Наверное, надо было броситься за ними, но он непонятно почему остался. И только некоторое время спустя, шатаясь вокруг озера, понял, что осталось за ним одно дело, которое он должен — кровь из носу — сделать.
Через четыре часа из озера появились два новых призрака. Прохор зачем-то преградил им дорогу, на секунду окунувшись в прохладную темноту, когда они молча прошли сквозь него, направляясь к ближайшей группе призраков. Там их ждали, и какой-то тип вдруг обнял Пэт, и она не возмутилась, а томно привалилась к его плечу. Призрак что-то сказал, и все засмеялись. А Кроха шмыгнул в кучку таких же, как он, детей-призраков, и тогда Прохор понял, что надо уходить.
Он ушел. И до самого города брел, как пьяный, только иногда ощупывая лицо, словно снимая с него невидимую паутину.
В городе он немного успокоился и теперь уже вполне осмысленно пошел домой, чтобы сделать то дело, из-за которого остался.
Серая тень стояла на деревянной трибуне и что-то говорила, энергично размахивая руками. Ее слушали три десятка оборванных людей.
— И там вам будет хорошо! Подумайте — там вы будете воистину свободны от всего! Свобода и неограниченные возможности. А еще — бессмертие! Вдумайтесь — бессмертие! Неплохая штука, правда! Придите к нам и получите все! Счастье перед вами, стоит сделать только шаг…
Люди слушали, как зачарованные. И, может быть, кто-то уже решился.
Прохор понял это, сжал кулаки и вдруг увидел, что рядом лежит искусственная нога. Некоторое время он ее рассматривал, даже тронул ботинком, а затем, быстро подхватив, кинул в оратора. Нога с грохотом ударилась о трибуну.
Толпа всколыхнулась, но оратор даже ухом не повел, продолжал обещать золотые горы, кисельные берега и молочные реки, а также райскую жизнь…
Теперь Прохор заспешил. Он знал, что каждая минута может унести еще одного человека, а потом еще и еще.
В коридоре ему попался Профессор. Он остановил Прохора и стал ему объяснять, что уже не является человеком, утром прошел сквозь озеро, в экспериментальных целях, понятно. Но работу свою не бросит, вот только немного поживет в свое удовольствие. Куда спешить, ведь впереди вечность?
Прохор молча прошел мимо и не обернулся даже тогда, когда Профессор бросил ему вслед:
— Сам дурак!
Ввалившись в комнату, Прохор злобно пнул «буржуйку», да так, что в воздух взлетело целое облако золы, и, открыв скрипучую дверцу буфета, стал шарить на самой верхней полке. Он вынул небольшой газетный сверток и бережно опустил его в карман пальто…
На берегу он уселся на камень, вытащил сверток и разорвал бумагу. Тускло блеснула граната «апельсинка». Ласково погладив рубчатую поверхность, Прохор ввинтил запал, взял гранату в правую руку и выдернул кольцо. Теперь все, стоит только отпустить чеку…
— Ну что? — спросил Прохор у озера. — Счас я тебя. Один эксперимент сделаю, тот самый, что некий придурок собирался сделать, да не смог, кишка тонка… Ишь, наплодило ублюдков. Баста, больше этого не будет.
— А ты хорошо подумал? — спросило озеро.
— А чего думать-то? Еще немного — и вообще некому будет в городе жить. Одни призраки останутся. А кто же город восстанавливать будет? В нем должны жить люди, забыв, что когда-то было холодно, голодно и вообще — страшно. Ты превращаешь людей в призраков, способных только есть, спать и развлекаться! Нет уж, не будет этого.
— А ты-то сам не хочешь лопать белый хлеб и развлекаться?
— Хочу, ох как хочу. Но только больше хочу остаться человеком.
— А еще, наверное, ты хочешь, чтобы вернулись Пэт и Кроха? А, признайся?
— Да, хочу, — сказал Прохор и только руку сжал сильнее, чтобы ненароком не выпустить чеку, а другой отер со лба пот.
— Вот видишь — хочешь! А что, если в результате твоего эксперимента мир призраков исчезнет совсем? И Пэт, и Кроха? Да тебе потом жить-то захочется? Подумай хорошенько, подумай. А также и о других…
Озеро замолчало, и по нему пробежала ленивая рябь. Из самых глубин поднялись красные пузыри и стали лопаться. Толпа призраков захохотала, а сверху падали зеленые птеродактили, разевая в беззвучном смехе усеянные зубами пасти… А потом наступила тишина, и медленно таяли призраки, а птеродактили растекались по песку мутными ручейками и высыхали. Тучи закрыли солнце.
В полутьме из озера вынырнуло полупрозрачное щупальце и медленно-медленно потянулось к нему. Ближайшие деревья вытягивали из земли грязные корни и, сближаясь, старались раздвинуть ветки так, чтобы между ними не смогла пролететь граната. А из-за тихих холмов на него уже глядели чьи-то зеленые, внимательные глаза. И от этого у Прохора аж мороз по коже пробежал.
«Боится, старается выиграть время и обезвредить», — понял он.
И только когда ветки уже почти сомкнулись, а щупальце, проскользнув между стволами, было совсем близко, он вскочил и, резко выдохнув, кинул гранату. Черный шар пролетел через последний, уже почти затянувшийся просвет в ветвях, и канул в зеленом тумане.
Прохор упал на землю и закрыл голову руками. Грохнул взрыв, и его мягко подбросило вверх так, что показалось, будто он лишился тела и словно комета проносится сквозь сотни миров, на краткий миг превращаясь то в кентавра, то в странного человека по имени Аристарх, то еще в кого-то по имени Клоб, и еще, и еще… И только когда эти бесчисленные миры кончились, он увидел, что его ожидает дальше. А там были пустота и безвременье…
Наверное, прошли века, пока он понял, что лежит все-таки на земле и нужно только открыть глаза, а потом встать.
Озера призраков больше не существовало. Был самый обыкновенный пруд с самой обыкновенной водой. На берегу стояли люди, много людей. Прохор некоторых из них узнал. Это были бывшие призраки.
Ничего не осталось от тех самодовольных болванов, просто — напуганные и удивленные люди. Они оглядывались по сторонам и явно не могли сообразить, что же им теперь делать. Они пробовали пройти друг сквозь друга и сталкивались, приобретая синяки и шишки. Несколько человек гладили ближайшие деревья, с непривычки обдирая руки о кору и с любопытством разглядывая ссадины.
«Так просто? — разочарованно подумал Прохор. — И все, призраков больше не существует? Так, может, их никогда и не было? Может, и ракета никогда не падала на город?»
Но времени на раздумья и гипотезы не осталось. Еще немного — и люди очнутся от шока. Им нужно объяснить, что произошло и что теперь делать. Да, именно объяснить. А кто как не он?.. А еще Прохор хотел увидеть Пэт и Кроху, которые должны были быть в этой толпе.
Он вскочил и побежал к этим людям, благо толпились они недалеко. Он бежал тяжело, задыхаясь, совершенно не разбирая дороги и не замечая, что ветки деревьев и кустов проходят сквозь его тело даже не покачнувшись…
текст взят с официального сайта Леонида Кудрявцева http://www.kudr.info
