Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать дополнительные материалы к циклу про Великую Испанию, и сегодня речь пойдет о кратком описании истории колоний Испании в XIX веке. Это первая из трех статей, которые будут посвящены этой теме.
Содержание:
Вопрос колоний
Примерная политическая карта Америки к концу правления Изабеллы II и Карлоса V
Ситуация в колониях Испании с начала XIX века постепенно усложнялась и накалялась. С одной стороны, проделанные габриэлиносами реформы позволили сохранить ориентацию колоний на метрополию, а также избавиться от самых серьезных противоречий, в результате чего ситуация значительно улучшилась в сравнении с 1780-х годами, да и экономика колоний стала постепенно развиваться. С другой стороны, оставались действительными многие местные проблемы, которые метрополия не могла, да и не хотела решать, дабы не стать крайней, и не потерять окончательно те или иные колонии. В результате этого вся работа с заморскими владениями, возложенная на министерство колоний, оказалась сравнима с работой МИДа, и включала в себя элементы политики, дипломатии и пропаганды. Назначаемые на пост главы этого министерства люди обычно обладали врожденным прагматизмом, и не скупились ни на какие меры ради достижения цели, при этом четко осознавая последствия тех или иных поступков. Лишь благодаря целенаправленной политике правительства и лидеров министерства колоний Испания не потеряла ни одного из своих заморских владений в бурные первые полтора десятилетия XIX века, хотя в некоторых случаях она была весьма близка к подобной утрате. Одними из главных залогов успеха стали индивидуальный подход к каждой колонии, отказ от всеобщей унификации, активное использование различных агентов влияния, и, конечно же, дипломатические приемы вроде меморандума 1808 года, изданного по настоянию инфанта Габриэля, ставшего после 2 мая регентом Испании, в котором провозглашалась общность метрополии и ее колоний, но при этом официально декларировался принцип Viribus Unitis (Объединенными усилиями), т.е. общность Испанской империи признавалась общностью разностей, что фактически означало признание права самоопределения за колониями, пускай и ограниченного. Сама фигура инфанта Габриэля, который едва ли не первым из особ монарших кровей всерьез и с уважением взялся за дела колоний, выступала в качестве значительного стабилизирующего и объединяющего фактора, и даже после его смерти в 1815 году многие в Америке сохраняли верность Испании в память о «доне Габриэле».
Проблемы колоний в это время можно разделить на три большие группы. Первой из них были так называемые патриоты – революционеры, чьи помыслы и действия были направлены на достижение независимости колоний от Испании посредством вооруженного сопротивления. Одним из первых на этом поприще стал Франсиско Миранда, а вслед за ним последовали и другие подобные люди, достаточно либерально настроенные и непримиримые по характеру. Их ничуть не смущал тот факт, что 99% населения колоний независимость не просили, и вообще не думали об оной, погрузившись в решение простых ежедневных задач. Революционеры были готовы проливать кровь в колоссальных количествах, чтобы пройти по трупам к желанной ими власти – очень немногие из них на самом деле питали романтические и патриотические чувства, стремясь к независимости из идеализма. Полностью подавить это движение мешал тот факт, что в колониях действительно требовалось провести многие реформы, но тут вступала в силу вторая проблема – чрезмерный консерватизм местных элит. Креольская верхушка не была заинтересована в каких-либо реформах, ибо и при текущем положении дел она вполне успешно вела дела и обогащалась. Прогрессивное движение, стремившееся к реформам, все же существовало, но не могло ничего сделать из-за того, что находилось в меньшинстве. Особенно консервативным оставалось колониальное духовенство, где местами даже сохранились иезуиты, несмотря на официальное упразднение их ордена. Главной причиной такого консерватизма духовенства был самый элементарный шкурный интерес – старые порядки позволяли священникам относительно безбедно жить и вести хозяйство, собирая при этом пожертвования с паствы и получая поддержку «сверху», в результате чего многие представители духовенства были представлены весьма ушлыми, двуличными и крайне своеобразными личностями, которые ради защиты текущего положения готовы были пожертвовать всей своей паствой [1]. Наконец, третьей проблемой было вмешательство третьих стран в дела колоний. Того же Миранду активно поддерживали англичане, мутить воду пытались французы, даже отдельные представители дружественных США выказывали достаточно враждебную позицию по отношению к испанцам, периодически участвуя в различных мелких пакостях. Испания же, имея слишком много колоний и слишком много потенциально уязвимых мест, не успевала везде действовать сама, и была вынуждена на свой страх и риск расширять самоуправление колоний, дабы повысить эффективность администрирования на местах, и обезопасить свои заморские владения, пускай и ценой уменьшения прибыли.
Мексика (Новая Испания)
Новая Испания, в силу географических и социально-политических причин, к началу XIX века представляла собой замкнутую саму на себя колонию, со своими традициями, условиями жизни и взглядами на будущее. Реформы габриэлиносов лишь усилили эти особенности, так как колония приобрела собственную элиту и законы, которые, опять же, были замкнуты сами на себя, и мало зависели от метрополии. При этом среди верхушки существовала многочисленная прослойка лоялистов, которые, удовлетворившись проведенными реформами и перспективами новых преобразований, твердо связали свое будущее с метрополией. В стране, несмотря на реформы, продолжал процветать пеонаж, подавляющее большинство крестьян были нищими, и существовали вполне конкретные ограничения прав по цвету кожи. Движение за независимость государства де-факто отсутствовало, существовали лишь различные тайные клубы по интересам, главной целью которых было расширение самоуправления Новой Испании уже здесь и сейчас. В число членов этого клуба входили в том числе и те, кто был возмущен переделом территорий Новой Испании в предыдущие годы, когда были выделены отдельные генерал-капитанства Калифорния и Техас. Эти клубы были столь маловлиятельны, что после начала войны с Францией в 1808 году они не смогли предпринять никаких организованных действий, и как-либо повлиять на важные решения, принимаемые администрацией вице-короля. В результате этого движение становилось все более радикальным, началась подготовка вооруженного восстания – но практически все клубы были «накрыты» в конце 1810 года, их члены были арестованы и посажены в тюрьму, и организованное движение за революцию, едва сформировавшись, прекратило свое существование.
Однако вскоре об аресте узнал падре Мигель Идальго из Пуэбло-Нуэво-де-лос-Долорес. Он был типичным представителем новоиспанского духовенства, отличался хитростью и образованностью в сфере революционной литературы, был знаком с многими заговорщиками, и, решив, что вскоре придут и за ним, решил действовать, причем в его первоначальных действиях не было ничего романтически-возвышенного и прекрасного [2] – собрав несколько десятков единомышленников, он попросту ограбил городскую казну, оружейный склад, освободил около 80 заключенных из городской семьи, и объявил о созыве «народной армии». Стимулами поддержки стали…. Обещания оплаты по весьма высокой таксе – песо в день для конного, и 4 реала в день для пешего ополченца. Само собой, многие тут же примкнули к Мигелю Идальго, включая даже роту драгун из армии вице-короля во главе с Игнасио де Альенде. «Движение за независимость» фактически не имело никаких изначальных целей, и вылилось в народный бунт, бессмысленный и беспощадный настолько, насколько это было возможно [3]. Начались захваты плантаций и поместий, грабежи, убийства. Уже потом появились более или менее определенные цели движения – равноправие цветных и креолов, отмена пеонажа и подушного налога, ставшего основой пеонажа, провозглашение независимости Мексики. Вскоре к Идальго и Альенде присоединился еще один лидер народного бунта, падре Хосе Морелос, руководивший мятежниками на юге страны. Численность повстанцев доходила до десятков, а по некоторой информации – и до сотен тысяч, но все они страдали от плохой организованности, почти полного отсутствия современного оружия и низкой мотивацией большинства сторонников, которые шли не воевать, а грабить.
Армия вице-короля была рассеяна по стране, а часть ее даже отправилась в метрополию, воевать с французами, и потому быстро ответить на мятеж она не могла. Однако вскоре, отмобилизовав наличные силы и собрав волонтеров, генерал Феликс Мария Кальеха все же сформировал 20-тысячную армию, и принялся подавлять мятеж. Огромные воинства при встрече с регулярной армией (естественно, по меркам колоний) раз за разом терпели поражения, и спустя год после начала восстания три его первых лидера были схвачены и расстреляны по решению военно-полевого суда. Однако начало было положено – и стали появляться новые лидеры бунтовщиков, и новые небольшие отряды, использовавшие партизанскую тактику. Испания, опасаясь невольно укрепить позиции бунтовщиков, объявила о своем нейтралитете и том, что восстание является внутренним делом Новой Испании. Решительный перелом наступил в 1815 году, когда из Европы стали прибывать ветераны войн с Францией, а также явная и тайная помощь от метрополии. Кроме того, вице-королем назначили молодого, но перспективного командующего, показавшего достаточно неплохие политические навыки – Агустина де Итурбиде. Он к 1818 году достаточно жестко подавил остатки бунта, вместе с тем, действуя на свой страх и риск, запустив столь необходимые Новой Испании реформы. Имея поддержку метрополии, сильную армию, популярность в войсках и явное стремление большинства населения колонии к определенным изменениям, он решился сделать все, что было необходимо. Были проведены чистки среди представителей духовенства и креольской верхушки, вслед за чем Итурбиде провел реформы, приблизившие административное устройство к устройству метрополии. Кроме того, окончательно отменялась подушная подать, а долги пеонов замораживались, и отныне они, выплатив полную или частичную сумму долга, получали возможность стать целиком свободными, а не зависимыми от своих господ. В 1848 году выплаты за долги времен пеонажа вообще были аннулированы. Была реорганизована политическая система Новой Испании. Если в 1815 году страна представляла собой хаос и поле еще недавно закончившегося боя, то к 1825 году вице-королевство кардинально преобразилось – восстания прекратились, в том числе благодаря жесткому контролю за консерваторами и креольской верхушкой, экономика пришла в порядок и стала быстро развиваться, что позволило провести еще в 1824 году земельную реформу, решившую крайне важный и болезненный вопрос, а также были уравнены в правах белые и цветные. Политическая система Новой Испании преобразилась настолько, что фактически стала самодостаточной, независимой от метрополии.
В результате этого в 1828 году, вскоре после смерти короля Фернандо VII, по решению королевы-регентши и Генеральных Кортесов Испании колонии Новой Испании был дарован статус полноценного королевства. Это, помимо права на использование собственного флага, герба и названия, полного внутреннего самоуправления и выборной должности президента, давало бывшей колонии практически полную независимость – лишь пост главы государства, вице-короля, назначался представителями метрополии. Вице-король обладал определенными полномочиями в решении вопросов государства, кроме того, сохранялись некоторые юридические ограничения в плане ведения внешней политики, но на этом все и заканчивалось. При всех изменениях Испания сохраняла за собой основные потоки ресурсов из колоний, основанных на механизмах обычной торговли, а также имущество испанских граждан, и имела эксклюзивные права доступа на территории бывшей колонии. Вскоре после первых выборов, по результатам которых президентом стал, конечно же, Агустин де Итурбиде, Новая Испания приняла свою новую символику, провела федерализацию, а также сменила название, став Королевством Мексикой. В дальнейшем это государство станет одной из самых успешных бывших колоний Испании, и ведущим членом Латинского Союза, хотя мексиканцам еще предстояло пережить много потрясений, реформ и даже гражданских конфликтов той или иной степени интенсивности [4].
Колумбия (Новая Гранада)
Если Мексика прославилась своими народными бунтами, то Новой Гранаде предстояло превратиться в вице-королевство с наибольшим количеством революционеров. Самым забавным было то, что именно в Новой Гранаде в 1798 году образовалось весьма либеральное и популярное на местах правительство Педро Ортеги и Салазара, который управлял страной в течении 15 лет, и был признан в качестве самого эффективного вице-короля своего периода. При всем этом в Новой Гранаде еще с середины XVIII века стали постепенно формироваться несколько различных по политической ориентированности движений, выступавших то за федерализацию по образцу США, то за независимость, то за отделение Венесуэлы, и т.д. Действуя по принципу «разделяй и властвуй», Ортега не давал усилиться ни одному из движений, нанося удар по самым сильным или стравливая между собой несколько течений. Самым серьезным его противником была группа венесуэльской креольской элиты, так называемые мантуанцы, которые имели наиболее радикальные взгляды на будущее, стремясь отделиться от Новой Гранады и получить свой статус вице-королевства, будь то в составе Испанской империи, или даже вне ее. Впрочем, мантуанцы из-за своего строго аристократического и сословного характера вызывали в народе скорее ненависть, чем поддержку, и потому даже они не представляли особой угрозы.
Проблемы начались с 1806 года, когда Франсиско Миранда, венесуэльский революционер, предпринял несколько попыток высадки на побережье Новой Гранады с целью спровоцировать революцию. Вышло у него это так себе, а в начале 1808 году его очередную партию революционеров окружили и перебили, а самого 58-летнего Миранду взяли в плен. Его судьба решалась недолго – вскоре в Испании начались великие события, и регент государства, дон Габриэль, на вопрос о том, что следует делать с этим смутьяном, дал четкий ответ – по испанским законам он предатель, но вынесение приговора и приведение его в исполнение дело Новой Гранады. Это был своеобразный жест доверия колониальной администрации, который был весьма хорошо воспринят. Судьба Миранды была предрешена – 14 августа его вместе с ближайшими соратниками расстреляли. Увы, проблемы на этом лишь начинались – из-за ослабления влияния метрополии и особенностей местной логистики в отдаленных от моря регионах начала подниматься смута. Очаги восстаний формировались по различным местным причинам, разным для каждого региона, но к ним также добавилась новая порция «залетных» революционеров. При этом большинство этих группировок были враждебны друг другу. Новая Гранада до того не обладала большой армией, но была вынуждена увеличить контингенты, провести новые рекрутские наборы и призвать войска из соседних колоний Испании, которые не испытывали подобных затруднений. Серьезную поддержку лоялистам оказали восставшие льянерос Луиса Бовеса, которые взялись за оружие в качестве ответа на разгулявшуюся в Венесуэле революцию, устроенную мантуанцами, и беспорядки, которые создавали местные войска. Вице-король Ортега, действуя кнутом и пряником, используя не только армию, но и тайные методы борьбы, включая посылку убийц, к 1813 году целиком подавил все волнения в Новой Гранаде, не дав им при этом набрать значительного размаха. Главные лидеры революционных движений, включая самого успешного и популярного, Симона Боливара, были схвачены и казнены, или же убиты в ходе военных действий. Вскоре после этого Педро Ортега и Салазар умер в возрасте 59 лет.
Его преемником стал Антонио Нариньо, один из «молодых политиков» и сторонников независимости Новой Гранады, не перешедший, однако, на сторону революционеров, и бывший ближайшим помощником Ортеги. Он был убежденным централистом, и потому всячески старался подавить движение федералистов, которые, рассудив трезво, пришли к необходимости административной реформы Новой Гранады. В 1819 году Нариньо инициировал проект о смене названия вице-королевства, в результате которого оно стало называться Колумбией. В дальнейшем ему будет суждено стать одним из самых спорных фактических правителей Колумбии. С одной стороны, он провел многие важные социально-экономические реформы, активно строил дороги дабы улучшить связь между провинциями, развивал образование, создал по-настоящему боеспособную армию из рядовых колумбийцев. В то же время, за ним числились многие неприглядные поступки, вроде чисток в Каракасе в 1823 году, когда значительная часть мантуанцев, продолжавших мутить воду, были фактически убиты с особой жестокостью людьми Бовеса по указке властей. Также он жестко подавлял федералистов, ввел цензуру прессы и ряд откровенно расистских законов в отношении цветных. В 1824 году он умер, и новым вице-королем стал один из местных креолов, успешно воевавший в Испании с французами и там ставший хорошим знакомым и доверенным лицом дона Карлоса, Исидоро Касаль-и-Касаль. Он был ярым федералистом, и уже в 1825 году провел административную реформу, установившую федеральное устройство Колумбии, а также вернул свободу печати и отменил расистские законы Нариньо. При его правлении Колумбия стала постепенно развиваться, и уже в 1829 году последовало дарование колонии полноценного статуса королевства. В дальнейшем страна будет достаточно успешно развиваться, но в то же время в значительной мере замкнется на себя, своей защите, решении внутренних проблем и развитии глубинных регионов страны, не используя в полной мере даже те внешнеполитические возможности, которые были ей дарованы вместе со статусом королевства, целиком доверившись своей метрополии.
Аргентина (Рио-де-ла-Плата)
Из всех вице-королевств Испании в Америках Рио-де-ла-Плата, пожалуй, было самым уязвимым с военной точки зрения. Несмотря на то, что де-юре Испания присоединила к нему огромные территории вплоть до мыса Горн на юге, и Верхнего Перу на севере, на деле большинство этих земель были плохо освоены или вообще пустовали. Более или менее обжитые районы сводились к устью реки Параны, где находились крупные по местным меркам города Буэнос-Айрес и Монтевиде, плюс имелись относительно обжитые анклавы близ городов вдоль основных рек региона – Параны, Уругвая и Парагвая. Едва ли не единственным исключением являлся город Кордоба, расположенный далеко в пампасах к западу от устья Параны. Значительная часть населения была представлена гаучо – скотоводами, обитавшими далеко в пампасах и практически всю жизнь проводившими на коне. Мобилизация сил была сильно затруднена значительной площадью расселения людей. Тем не менее, жители колонии умели сражаться, что не единожды доказывали в ходе колониальных войн. Во время англо-испанской войны 1804-1808 года им даже пришлось участвовать сначала в отражении двух английских десантов, а затем, в 1807-1808 годах, отражать наступление бразильцев на Восточную Полосу [5]. Все это делалось практически без вмешательства метрополии, и все военные действия закончились победой Рио-де-ла-Платы. Высоко оценив подобную верность и героизм жителей колонии, регент Габриэль наделил вице-короля большими полномочиями, колонию – широким самоуправлением и особой привилегией: все налоги оставались в местной казне, а вице-король отныне мог назначаться лишь из числа ее обитателей.
В 1814 году, когда заканчивались войны в Европе, в Рио-де-ла-Плате сменился вице-король. Новым главой колонии стал Хосе де Сан-Мартин, отлично зарекомендовавший себя во время войны с французами в Испании, и пользовавшийся большим доверием лидеров габриэлиносов за «чистоту взглядов и помыслов». Вместе с ним в Буэнос-Айрес прибыл также ряд управленцев из числа местных уроженцев, которые вместе составили новое правительство. Задача у Сан-Мартина была четкая, но сложная – способствовать развитию колонии до той степени, чтобы она смогла стать самостоятельной, но при этом оставалась лояльной Испании. К последнему Сан-Мартин относился не очень хорошо, так как был сугубо местечковым патриотом, но также он понимал, что сотрудничество с сильной Испанией в интересах Рио-де-ла-Платы. Одной из первых вещей, которые он сделал на новом месте, стал отказ от старого, громоздкого названия колонии в пользу более простого и понятного, да и, к тому же, весьма распространенного в Буэнос-Айресе – Аргентина. Вслед за этим последовали реформы, строительство дорог и создание более многочисленной регулярной армии и флота. Практически все реформы проходили без особых проблем, развитие происходило достаточно быстрыми темпами. В Аргентину стали массово прибывать мигранты – помимо испанцев она пользовалась большим успехом среди итальянцев, и в меньшей степени – немцев и французов. Взаимодействуя с метрополией, аргентинские гаучо стали массово выращивать овец, и вскоре аргентинская шерсть заменила испанскую в метрополии и на европейских рынках, обогащая и саму Испанию, и Аргентину. Столь быстрое развитие, впрочем, способствовало развитию местного национального самосознания и сепаратизма, но Сан-Мартину удавалось держать его в узде, продолжая реформы. Причин такой лояльности Испании хватало, и не в последнюю очередь это оказалась поддержка метрополии в военных вопросах.
В первую очередь это коснулось вопроса Мальвинских (Фолклендских) островов и конфликта с Великобританией. Эти острова имели спорный статус, так как в разное время принадлежали то французам, то испанцам, то англичанам. Англичане ушли с островов в 1774 году, оставив памятую табличку, испанцы же оставили свое поселение, и по возможности поддерживали его. Сан-Мартин уделял много внимания развитию Мальвин, благодаря чему местная колония значительно укрепилась, и о том, что эти острова отныне будут строго аргентинскими, уже и не было речи. Но тут в 1833 году англичане вспомнили о своем старом поселении, и нанесли «визит вежливости» сильной военной эскадрой. Аргентина попала в неудобное положение, так как ее флот не мог тягаться с Royal Navy, а значит судьба Мальвин была предрешена. Но тут вмешалась метрополия, и мадридские дипломаты замяли вопрос, сохранив острова за Аргентиной в обмен на небольшие дипломатические и финансовые уступки. Подобную серьезную поддержку нельзя было игнорировать. Начавшее было ослабевать испанское влияние в стране вновь укрепилось. Еще более укрепилось оно после дарования в 1834 году Аргентине статуса полноценного королевства, после чего Сан-Мартин был переизбран уже в качестве президента, страна приобрела новые символы, а движение сепаратистов распалось из-за фактической ненужности.
А спустя еще год, в 1835, разразилась война на аргентино-бразильской границе. Отношения Аргентины с бывшей португальской колонией вообще были достаточно напряженными, так как бразильцы постоянно хотели вернуть себе потерянные еще в XVIII веке земли Восточной Полосы. Однако император Педру I имел хорошие отношения с Испанскими Бурбонами, и всячески сдерживал своих поданных, да и страх перед полномасштабной войной с Испанией все же преобладал. Но после 1830 года случились две вещи – во-первых, Педру I отрекся от престола и уехал в Европу, сажать на трон Португалии свою дочь Марию, а во-вторых – в Бразилию широким потоком вторглось французское влияние, которому всяческую поддержку оказывало влияние британское. Выражалось это в деньгах, советниках, и многом другом, в том числе оружием. Делалось это с одним конкретным намерением – натравить Бразилию, которую считали сильнейшим государством Южной Америки, на испанские колонии. В Испании об этом знали, и постоянно передавали информацию о подготовке к войне бразильцев в Буэнос-Айрес. Но в 1835 году ситуация вышла из-под контроля Бразилии – началось восстание Фаррапус. Возглавляли его гаучо и батраки, требовавшие уменьшения налогового гнета, освобождения рабов и прекращения насильственных рекрутских наборов в армию, а после отказа бразильских властей провозгласившие независимость двух бразильских провинций – Рио-Гранди-ду-Сул и Жулианы.
Оба государства сразу же запросили поддержку Испании и Аргентины, и идея оказалась, в общем-то, хорошей. Аргентинцы тут же вмешались в конфликт, не дожидаясь подхода испанских войск – но тут случилась огромная неприятность: Франция и Великобритания выказали протест, и стали угрожать войной, если Испания вмешается в конфликт в Южной Америке. Мадриду, несмотря на весь гнев дона Луиса, пришлось отказаться от отправки своих войск. Но у Испании еще оставались механизмы влияния – она объявила о том, что война Бразилии и Аргентины является «делом исключительно Америки», намекнув на двойной подтекст всем своим местным колониям. В результате этого вскоре между Аргентиной, Перу, Колумбией и Гаити были заключены союзные договора, и эти американские страны вступили в конфликт на стороне своих собратьев по Испанской империи. Против объединенных сил союзников бразильцы выстоять не могли, и проиграли войну. Рио-Гранди и Жулиана вошли в состав Аргентины в качестве автономных субъектов Рио-Гранде и Санта-Катарина, а Бразилия, помимо прочего, была вынуждена уступить значительные территории Перу и Колумбии – правда, за счет практически необжитых джунглей Амазонки.
Камерун (Фернандо-По)
Колония на острове Фернандо-По даже по меркам забытых богом заморских владений Испании была отсталой. По сути, местные африканские колониальные владения Испании делились на две части – собственно остров Фернандо-По, и небольшая континентальная колония Рио-Муни. Достались они Испании от Португалии, по мирному договору 1778 года, и развитию ее не уделяли внимания даже габриэлиносы. Это привело к упадку колонии, а Рио-Муни вообще с числилось испанской чисто номинально, так как восставшие африканские племена перебили представителей колониальной администрации. Лишь в 1820-х годах, после активизации морской торговли с Китаем и увеличением морского трафика о Фернандо-По вспомнили, и стали активно инвестировать сюда деньги, присылать поселенцев и развивать колонию. Как раз в 1827 году здесь разразился кризис – англичане высадились на нем, посчитав, что испанская колония заброшена, и построили городок Кларенс-таун на север острова, используя его как базу для кораблей, охотящихся на работорговцев. Однако испанцы быстро обнаружили английскую колонию, и потребовали англичан покинуть ее. Англичане, само собой, сначала попытались продавить разрешение на строительство города силой, но затем были вынуждены пойти с испанцами на переговоры. В конце концов, было решено сохранить город и возможность базирования антипиратских флотилий на острове, но Кларенс-таун переходил под управление испанской администрации, и получал название Санта-Исабель. На территории колонии английские поданные пользовались достаточно широкими правами, инвестировали в местное развитие некоторое количество средств, в результате чего город быстро вырос и стал столицей колонии, приобретя ряд фабрик, сухие доки для обслуживания кораблей и даже небольшую верфь для постройки небольших деревянных лодок. В 1837 году колонии, до того находившейся в неясном положении, был присвоен статус генерал-капитанства, а в 1839 году Армада и морская пехота вернули контроль над Рио-Муни.
Следующий этап развития колонии настал в 1860-х годах, когда сформировалось местное купечество, ставшее вести торговлю с континентальными племенами. Глава купеческого сообщества, Иньиго Мельчор Фернандес Контадор, стал скупать землю вдоль берега, а затем начал углубляться дальше, по направлению на северо-запад, занимая все новые и новые территории. В результате этого уже в 1871 году владения Испании значительно расширились, и Контадор, ставший генерал-капитаном, добился переименования колонии в Камерун, а в 1878 – присвоения ей статуса вице-королевства. С этого момента начинается ее активное расширение, а также освоение приобретенных территорий. Многие земли оставались свободными, а многие освободились после нескольких эпидемий болезней среди местного населения, вызванных контактами с европейцами. Несмотря на это, отношения с местным чернокожим населением складывались достаточно хорошо, а постоянный приток испанских мигрантов позволил достаточно быстро сформировать сильную европейскую общину в колонии, которая постоянно увеличивалась. Экономика Камеруна крепла, столицу в 1883 году перенесли в город Дуалу, заодно переименовав его в Сан-Карлос, начался экспорт продукции горной промышленности и сельского хозяйства, а также драгоценных пород дерева, в изобилии растущих в стране. При всем этом в колонии так и не развилось в достаточной степени животноводство из-за значительного падежа скота, вызванного некоторыми региональными болезнями и паразитами. Впрочем, это не сильно помешало колонии развиваться и дальше. К 1900 году уже 40% ее населения составили европейцы, а после Первой мировой войны и массового исхода европейских беженцев, которые отправились в том числе в Камерун, удельный вес европейцев увеличился до 57%. Это позволило в 1921 году даровать Камеруну статус полноценного королевства в составе Латинского союза.
Примечания
- Секрет участия большого количества католических священников в колониях в революционном движении как раз лежит в этой особенности. Человек, выбравший путь падре, обычно или искал легкой жизни, или же стремился непыльной должностью обеспечить себе финансирование своих увлечений, далеко не всегда приличных. В Европе такие бы чаще всего становились преступниками, а при наличии определенных талантов – лидерами преступных группировок. Это достаточно грубые аналогии, да и не все священники в колониях были такими, но все же….
- Детали начала восстания – суровый реал.
- Опять же, суровый реал. То, что обычно подают под соусом войны за независимость Мексики, является одним большим народным бунтом без четких политических целей, и с ярко выраженными социально-экономическими – и лишь в 1819 году бунты, практически подавленные, наконец-то приняли формат революции, и успех ей принес переход на сторону восстания Итурбиде (который до этого 9 лет подавлял их) вместе с колониальными войсками. Иначе песенка этих бунтовщиков, скорее всего, была бы спета.
- Без этого, увы, никак, причем – практически во всех колониях. С другой стороны, эволюционный процесс развития государств и государственности будет способствовать уменьшению накала и частоты подобных кризисов, да и дальнейшее развитие государств будет идти более ровным. А Латинская Америка, которую не трясут постоянно бунты, революции и партизаны в джунглях, способна стать сильнейшей опорой для Испании.
- Восточная Полоса – регион Южной Америки между рекой Уругвай и Атлантическим океаном. Ныне там расположены государство Уругвай и южная часть Бразилии.
