Кировская Весна. 1936 год. Часть 4

1 ноября 1936 года. Испания. Мадридский фронт. 

Война генерала Франко под девизом «и победить, и убедить» развивалась по нескольким основным направлениям:

В-первых безукоризненно обученные и ведомые квалифицированным военным руководством африканские части, при поддержке авиации, артиллерии и танков неизменно одерживали верх над плохо обученными и слабо дисциплинированными дружинниками республиканцев, перемалывая очаговое сопротивление с невозмутимостью дорожного катка.

Во-вторых, значительное деморализующее воздействие на республиканцев, их военное и политическое руководство оказывали воздушные бомбардировки столицы. Ни немногочисленная истребительная авиация, ни почти отсутствующая зенитная артиллерия почти никакого воздействия на тримоторес не оказывали. Сама по себе военная опасность от бомбардировок в силу незначительного числа бомбардировщиков относительно площади огромного города была не велика – скорее, била по нервам почти полная неуязвимость врага. И эта вторичная, морально-психологическая часть бомбардировочного воздействия была значительно эффективней первичной, осколочно-фугасной: под бомбами за сутки могло погибнуть 10-20 человек, часть из которых к тому же никак не влияли на боеспособность частей, но руки сотен и тысяч бойцов уже не сжимали свои винтовки с прежней силой, боевая устойчивость обороны падала на глазах

В-третьих,  на радиоволнах и страницах газет ширилась беспардонная, завораживающая своей самоуверенностью лавина пропаганды. Генерал Варела объявил, что фашистская армия наступает на Мадрид пятью колоннами: по эстремадурской дороге, по толедской, через Авилу (Гвадаррама) и через Сигуэнсу (Гвадалахара); пятая колонна — это фашистское подполье самой столицы.
Пятая колонна в Мадриде приступила к решительным действиям. В сумерках на улицах все чаще гремели выстрелы из окон и с крыш, взрывались гранаты. На стенах зданий среди плакатов Народного фронта появлялись листовки националистов и девиз Фаланги «Воспрянь, Испания!» Ночами по городу носились «машины-призраки» с сиренами, слепившие патрульным дружинникам глаза фарами и на бешеной скорости исчезавшие за поворотом. Нередко из таких машин обстреливали прохожих.

Постепенная, но неумолимая деморализация охватывала фронт, и даже лучшие коммунистические войска Модесто и Листера таяли и расползались. Остальные части безразличной толпой шагали к городу. Единственной на всем Центральном фронте надежной единицей оказывалась лишь советская танковая рота, количество машин в которой сократилось до десяти.
Рота танков разбилась на взводы и даже на одиночные машины. Весь день до изнеможения они бродят с участка на участок, сдерживают атаки, исполняют роль артиллерии, создают впечатление обороны. Такая тактика, вообще говоря, была дика и нелепа, но наблюдатели отмечали, что там, где в данный момент действовали танки Армана, республиканская пехота была настроена бодро и держалась стойко. Но стоило танковой роте уйти — и пехота вскоре оставляла позицию.
Население пролетарских кварталов в ярости вершило самосуд над подлинными и мнимыми вражескими агентами. Группы разъяренных мадридцев вламывались в квартиры или особняки, откуда, по их мнению, доносилась стрельба. Ворвавшись в дом, они ломали и крушили все на своем пути, людей нещадно избивали и уводили в тюрьмы, а здание поджигали.

2 ноября 1936 года. Испания. Мадрид. Воронов

Я объехал наблюдательные, пункты и огневые позиции батарей Центрального фронта. Встретился с чудесными людьми, пламенными борцами, настоящими героями. Тотчас же забылась горечь первых встреч с подполковником Фуэнтесом. Я понял, что мое место — среди этих веселых и немного бесшабашных парней, беззаветно храбрых, очень похожих на наших артиллеристов времен гражданской войны. Сразу же мы нашли общий язык, быстро подружились и решили вместе бить врага. Республиканские артиллеристы просили меня скорее передать им русский опыт.

Батареи, оборонявшие Мадрид, действовали примитивными методами, разрозненно. Надо было организовать централизованное управление, чтобы сосредоточенным огнем бить по наиболее важным целям, наладить круглосуточное наблюдение за противником.

Мне приглянулось в Мадриде 16-этажное здание фирмы «Телефоника-Централь», которая владела чуть ли не всей междугородной связью Испании. Какой широкий, должно быть, обзор открывался с крыши этого высотного здания! Вот бы использовать его для командного пункта артиллерии…
Уговорил подполковника Фуэнтеса поехать на «Телефонику». Директор фирмы принял нас довольно любезно и разрешил подняться на верхний этаж, но предупредил, что в случае какого-либо несчастья фирма слагает с себя всякую ответственность.

Лифт донес нас до четырнадцатого этажа, далее мы поднимались по крутой, далеко не безопасной винтовой лестнице.

С верхнего этажа, действительно, виден был весь город и его окрестности. Отлично просматривались многие важные детали в боевых порядках противника. В бинокль я видел вражеские батареи, вспышки их орудий, дороги, по которым двигались войска.

Фуэнтес принял мое предложение организовать здесь командно-наблюдательный пункт для управления огнем республиканской артиллерии. Прежде всего, надо было срочно установить в башне телефон и подключить его к центральной станции.

Пока я с увлечением изучал расположение противника, Фуэнтес вступил в долгие и весьма темпераментные споры с представителями фирмы. Переводчик сообщил, что за установку телефона предъявлен счет на довольно крупную сумму, а Фуэнтес решительно отказывается платить. Я посоветовал представителям фирмы предъявить этот счет для оплаты военному министерству. Инцидент был тотчас улажен к обоюдному удовольствию обеих сторон.

На другой день этот важный командно-наблюдательный пункт артиллерии начал действовать. Он сыграл немалую роль в обороне Мадрида. Вскоре здесь был устроен и центральный пост ПВО. [9]

3 ноября 1936 года. Германия. Формирование легиона «Кондор»

В начале ноября 1936 года на стороне республиканцев началось массовое появление интернациональных бригад, формируемых из добровольцев различных стран. Их общая численность оценивалась приблизительно в 30 000 человек. Если до этого Германия, Италия, Советский Союз, Франция и другие страны ещё старались сохранять хотя бы внешний нейтралитет по отношению к гражданской войне в Испании, то теперь всё, как говорится, окончательно встало на свои места.
В этих условиях руководство нацистской Германии приняло решение больше не скрывать своей помощи франкистам. 3 ноября 1936 года в Германии был сформирован «Легион «Кондор», состоявший из 4500 добровольцев. Его командиром был назначен генерал — майор Хуго Шперрле, а начальником штаба стал оберет Вольфрам фон Рихтхофен .

Легион, состоял из бомбардировочного полка (3 эскадрильи), истребительного полка (3 эскадрильи), разведывательной эскадрильи, батальона зенитной артиллерии, батальона связи, транспортного батальона и батальона снабжения. Число самолетов в легионе не превышало одновременно 150.
На вооружении легиона были трехмоторные бомбардировщики Ю-52 и истребители-бипланы Хе-51.

Танковое подразделение легиона имело на вооружении 180 PzKw I (по советской терминологии — Т-1) — легких танков, вооруженных спаренным пулеметом. Немецкие инструкторы готовили для них экипажи из испанцев. Противотанковые батареи имели на вооружении орудия калибра 37 мм.  [16]

4 ноября 1936 года. Испания. Мадрид. Воронов
У противника появлялось все больше легких танков с пулеметным вооружением. Я беспокоился, что непривычные к танковым атакам бойцы могут дрогнуть. Объехал пушечные батареи и познакомился с тем, как они подготовлены к стрельбе по танкам и бронеавтомобилям. Выяснилось, что командиры батарей считают борьбу с танками не своим делом. К стрельбе прямой наводкой они не были готовы. Все полагали, что для борьбы с танками должна быть создана малокалиберная противотанковая артиллерия. Но как быть, если ее нет? Простодушные командиры в ответ на этот вопрос недоуменно пожимали плечами. Впрочем, они весьма внимательно прислушивались к моим советам.
Помнится встреча с Энрике Больяносом, молодым командиром батареи, имевшей на вооружении 75-миллиметровые пушки. Он и его офицеры с удивлением встретили мои слова о том, как советские артиллеристы поражают прямой наводкой танки противника. Вместе начали тренироваться. Учеба пошла впрок. 30 октября у Гриньона группа фашистских танков ринулась в атаку. Батарея была уже хорошо подготовлена. Стреляя прямой наводкой, она поразила четыре танка при минимальном расходе снарядов.
Энрике Больянос в этом бою был ранен. После выздоровления он взял на себя тяжелую, но благородную миссию — стал ездить по всем пушечным батареям и учить артиллеристов бить танки противника. [9]
4 ноября 1936 года. Испания. Хетафе, 13 км от Мадрида. Мола
4 ноября Варела взял аэродром и населенный пункт Хетафе, находящийся в 13 километрах от центра Мадрида. Генерал Мола на пресс-конференции заявил, что отпразднует в городе 19-ю годовщину столь дорогой коммунистам русской революции, и порекомендовал «республиканским шутникам» приготовить ему чашку кофе, которую он выпьет на главной мадридской площади Пуэрта-дель-Соль («Ворота солнца»), После этого генерал должен был обратиться к мадридцам с краткой речью: «Я — здесь». Уже были назначены мэр и префекты мадридских округов, а в кафедральном соборе Мадрида был заказан благотворительный молебен.
«Сообщите всему миру — Мадрид берем на этой неделе», завершил пресс-конференцию Мола, а через день небрежно бросил корреспондентам: «Мадрид все равно что взят».
Вскоре Африканская армия, преследуя расстроенного неприятеля, без боя захватила две господствующие высоты — гору Ангелов в 20 километрах южнее Мадрида и холм Гарабитас к западу от него, с которых хорошо просматривалась вся столица. На Гарабитасе националисты немедленно начали установку артиллерии.
«Падение Мадрида будет означать потрясающее и унизительное поражение Москвы», — торжествовали правые европейские и американские газеты. В Африканской армии готовились к празднествам в честь взятия столицы. Радио Бургоса и Саламанки ввело рубрику «Последние часы Мадрида» и сообщало слушателям подробное расписание праздника. Оно прежде всего предполагало въезд каудильо в столицу «на белом коне». [1]
5 ноября 1936 года. Второй боевой поход крейсеров.
27 октября закончился трехмесячный усиленный курс испанского  языка, который усиленно штудировали советские командиры в Московском институте военных переводчиков  с 27 июля, и уже 1 ноября военные советники, специалисты и военные переводчики первого выпуска  размещались в тесных трюмах крейсеров Севастопольского рейда.
При подготовке личного состава первой командировки острый дефицит представителей комсостава ВМС РККА со знанием испанского, или на крайний случай французского языка смогли ликвидировать только одним способом. В СССР были срочно призваны из запаса и направлены на трехмесячные курсы испанского языка годные по состоянию здоровья бывшие офицеры Русского императорского флота. Избежавшие гибели в ходе дела «Весна» офицеры ради испанской командировки оставили службу экономистов, бухгалтеров, администраторов на предприятиях народного хозяйства, а также преподавателей в советских военно-морских учебных заведениях и штабах флотов. Данная категория военнослужащих была отправлена в Испанию не в качестве военных советников, а в качестве военных специалистов, впрочем, формально с теми же дипломатическими паспортами помощников военно-морского атташе. Все они занимали должности командиров БЧ или старших помощников командира корабля – по политическим причинам поручать им командование испанскими кораблями было не желательно. Всего в Испанию было направлено 70 советских моряков с дипломатическими паспортами (на подводные лодки – по одному, на эсминцы – под два, на крейсера по пять, на линкор 8 человек, в штаб — 7).
Всего же Второй боевой поход крейсеров 1936 года (получивший к тому моменту быстро распространившееся в СССР неформальное наименование «Испанский Экспресс»), в тесноте, но не в обиде доставил в Испанию к 5 ноября 500 советников, которыми было предусмотрено усилить сформированные и формирующиеся учебные и боевые воинские части и соединения республиканцев, а также 300 советских военных специалистов (летчиков, танкистов, моряков, артиллеристов). На этот раз к «Красному Кавказу» и «Червоной Украине» присоединился крейсер «Профинтерн».
Второй боевой поход завершился трагично. В связи с недостаточным числом истребителей у правительственных сил все самолеты были направлены в небо над Мадридом и выделить воздушное прикрытие порта, не смотря на настойчивые увещевания Главного военно-морского советника, республиканцы не смогли. Разгрузка кораблей в порту Картахены не избежала фашистского налета. Один из самолетов мятежников обстрелял ходовой мостик  пришвартованного к пирсу флагманского крейсера «Червона Украина», в результате чего несколько командиров, в том числе командир бригады крейсеров Морских сил Черного Моря Иван Степанович Юмашев  и командир крейсера «Червона Украина» Андрей Иванович Заяц, были ранены. Встречавший корабли бывший Наморси, а ныне военно-морской атташе СССР в Испании Владимир Митрофанович Орлов, был убит. Другому самолету удалось точно сбросить по крейсеру «Красный Кавказ» 50-кг бомбу, которая упала вблизи торпедного аппарата левого борта. Трагедия была почти неминуема, но, к счастью, бомба не взорвалась. По иронии судьбы неудачливый бомбардировщик франскистской авиации пилотировал единственный русский пилот в составе военно-воздушных сил мятежников: военно-морской летчик русской императорской армии, старший лейтенант Всеволод Михайлович Марченко. Всего на стороне генерала Франко сражалось около 50 белогвардейцев, в основе своей в составе отрядов испанского монархического движения «рекете».  Боевая тревога на кораблях  была сыграна уже в момент опасного сближения фашистских самолетов с отрядом, а неповоротливость и малый радиус действия пулеметов не позволил советским морякам повредить ни один самолет мятежников. Отсутствие системы управления зенитным огнем не позволило 100-мм зенитным установкам Минизини поразить быстро меняющие направление атаки и дистанцию до крейсера  легкие бомбардировщики противника как в момента атаки, так и на отходе.
Таким образом, боевая практика показала, что пулеметы калибра 7,62-мм уже не являются действенным оружием ПВО, а крейсерам в дополнение к 100-мм зенитным пушкам остро требуются приборы управления зенитным огнем и малокалиберные автоматические пушки. Гибель Орлова произвела на командование Морских Сил РККА и весь личный состав глубокое впечатление. Начиная с 1937 года, вряд ли можно было бы обнаружить среди разделов боевой подготовки более серьезную тему, чем противовоздушная оборона.
Обратным рейсом крейсера доставили в СССР груз золота. Обратный переход прошел без происшествий.
5 ноября 1936 года. Испания. Мадрид.
Натиск солдат Молы и Варелы не ослабевал, с каждым шагом они приближались к цели. 5 ноября стрельба загремела в Карабанчеле и Леганесе, где находились конечные остановки мадридского трамвая. Части Африканской армии все же просочились в пределы столицы, их не остановило даже неожиданное вступление в бой утром 5 ноября советских истребителей «И-15» и «И-16», самоотверженно атаковавших бомбовозы неприятеля. «Курносые» и «Мухи», как прозвали эти машины испанцы, пресекли тогда в зародыше очередную бомбардировку столицы, чем привели мадридцев в восторг.
6 ноября 1936 года. Испания. Мадрид.
Итальянское радио и дикторы Лиссабона 6 ноября сообщили, что националисты уже занимают Мадрид. Военный корреспондент британского «Обсервера» Генри Бакли позже рассказывал, что когда он в эти дни позвонил в редакцию и стал рассказывать об обстановке в республиканской столице, его удивленно перебили: «А откуда вы говорите?» «Из Мадрида». — «Странно. Из полученных нами сообщений видно, что Франко уже в центре города».
Отражен был и налет 6 ноября. Германские и итальянские летчики впервые с начала войны встретили достойного противника.
Между тем наземные силы Франко подтягивали резервы и занимали исходные позиции для «финального удара». А республиканское командование умудрилось потерять связь с уцелевшими отрядами милиции, плохо снабженными и беспорядочно разбросанными вдоль ее западной и южной окраин.
«Если только не произойдет чуда, — писал 6 ноября славящийся трезвостью и продуманностью анализа лондонский еженедельник «Экономист», — то франкисты возьмут Мадрид».
Однако, во-первых, националисты вышли к столице на очень узком фронте и только с юга. Оба их фланга были порядочно растянуты и обнажены. Во-вторых, у Африканской армии перед самым Мадридом ухудшилось боевое снабжение. Причиной стали ежедневные удары «воздушных крейсеров» республиканских ВВС по ее базам и коммуникациям.
Франко и Мола решили действовать наверняка. Живой силы у них было гораздо меньше, чем у республиканцев. Штурм миллионного города без должного количества боеприпасов, горючего и оружия они считали авантюрой.
Коммуникации Африканской армии удалось наладить к 7 ноября. Вечером 6 ноября, когда передовые части националистов отделяли от центра столицы всего два-три километра, правительство покинуло город и направилось в Валенсию. [1]
6 ноября 1936 года. Испания. Мадрид. Мерецков.
Я находился в окопах, когда меня поздно вечером 6 ноября, разыскали Михаил Кольцов и один испанский коммунист. Сообщив мне вкратце обстановку, испанский товарищ стал уговаривать меня немедленно связаться с Ларго Кабальеро. Крайне важно было, чтобы в Валенсии премьер сразу же возглавил работу государственного аппарата. Но коммунистов он мог не послушать, принять их настояния по своей обычной манере за некие «межпартийные интриги». А наемники фашистов марокканцы уже приближались к пригороду, в котором он жил. Как бы ни относиться к личности Кабальеро, в тот момент важнее всего было сохранить действенность центральной власти и единство усилий. Во что бы то ни стало необходимо уговорить его сейчас же отправиться в Валенсию, а русского военного советника он уважает и с его советом согласится.
Поехал я в домик премьера, но без особой надежды на успех. Кабальеро ложился спать в 22.00, и не было такой силы и таких событий, чтобы они заставили его отказаться от раз навсегда принятого распорядка. Как только он засыпал, его связь с внешним миром обрывалась, всякий доступ к нему был закрыт. Когда мы ехали, один из сопровождавших меня испанских товарищей показывал дорогу. Другие были тотчас посланы на шоссе Мадрид — Валенсия, чтобы встретить там премьера.
Приезжаем, Нас встречает секретарь. Я через переводчицу объясняю ему, в чем дело. Объясняю долго и настойчиво, но без толку. Секретарь твердит свое: глава правительства спит, будить его нельзя. Пришлось пойти на крайние меры. Я сделал вид, что записываю фамилию секретаря,  и сказал, что сейчас же передам сообщение, куда нужно, а если премьер попадет в плен, то секретарь ответит своей головой. Судя по тому, как долго переводила Фортус мои слова, она явно добавляла еще что-то от себя, причем с очень энергичной и выразительной интонацией.
Секретарь удалился. Накинув плед на плечи, появился Кабальеро. Последовали новые объяснения. Премьер оказался далеко не твердокаменным. Он сразу как-то раскис, узнав о марокканцах, быстро согласился с необходимостью отъезда, оделся, уселся в автомобиль и отбыл на восток. Я проводил его до места встречи на шоссе с сопровождающими лицами, после чего развернул машину и возвратился в город. [10]
7 ноября 1936 года. Испания. Мадрид. Генерал Миаха.
Около двух часов ночи генерал Миаха приехал в штаб. Он начал свою деятельность по обороне Мадрида со служебного преступления. Оказывается, вчера в шесть часов вечера, в момент эвакуации из столицы, заместитель военного министра генерал Асенсио вызвал к себе Миаху и вручил ему запечатанный пакет с надписью: «Не вскрывать до шести часов утра 7 ноября 1936 года». После нескольких часов колебаний Миаха решил незаконно вскрыть пакет, не дожидаясь утра. В пакете был приказ военного министра:
«Дабы иметь возможность выполнять основную задачу по обороне Республики, правительство решило выехать из Мадрида и поручает Вашему Превосходительству оборону столицы любой ценой. Для помощи Вам в этом трудном деле в Мадриде создается, кроме обычного административного аппарата, Хунта (Комитет) по обороне Мадрида, с представителями всех политических партий, входящих в правительство, и в той же пропорции, в какой они входят в правительство. Председательствование в Хунте поручается Вашему Превосходительству. Хунта обороны будет иметь полномочия правительства для координации всех нужных средств защиты Мадрида, которую нужно продолжать до конца. На случай, если, несмотря на все усилия, столицу придется оставить, тому же органу поручается спасти все имущество военного значения, равно как и все прочее, что может представлять ценность для противника. В этом случае части должны отступать в направлении на Куэнку, дабы создать оборонительную линию на рубеже, который укажет командующий Центральным фронтом. Ваше Превосходительство подчинено командующему Центральным фронтом, и Вы должны постоянно поддерживать с ним связь по военно-оперативным вопросам. От него же Вы будете получать приказы по обороне и наряды на боевое питание и интендантское снабжение. Штаб и Хунта обороны должны быть расположены в военном министерстве. В качестве Вашего штаба Вам придается Генеральный штаб, кроме той части, которую правительство сочтет необходимым взять с собой».
Миаха бросился искать приданный ему штаб и штаб Центрального фронта. Не нашел ни того, ни другого. Все разбежались. В военном министерстве не было ни души. Он стал звонить на дом. Никто не откликался. В некоторых квартирах, услышав, что говорит «президент Хунты по обороне Мадрида генерал Миаха», люди, ничего не отвечая, осторожно клали трубку.
Он стал искать Хунту обороны — ничего не нашел. Представители партий, назначенные в Хунту, самовольно покинули Мадрид, кроме коммуниста Михе. Он обратился к 5-му полку народной милиции. 5-й полк ответил, что целиком отдает в распоряжение генерала Миахи не только свои части, резервы, боеприпасы, но и весь штабной аппарат, командиров, комиссаров. Чека и Михе установили с ним контакт от имени Центрального Комитета. Поздно ночью появилось несколько офицеров для штабной работы — подполковник Рохо, подполковник Фонтана, майор Матальяна. 5-й полк дал для штабной работы Ортегу, члена ЦК, начальника отдела служб Генерального штаба.
Офицеры штаба пробуют установить связь с колоннами, отошедшими вчера внутрь черты города. Из этого ничего не получается. Никого разыскать нельзя. Подполковник Рохо, приняв на себя функции начальника штаба, рассылает нескольких офицеров и комиссаров, оказавшихся в его распоряжении, просто ездить по городу, по казармам, по баррикадам, обнаруживать части и притаскивать командиров и делегатов связи сюда, в штаб. Снарядов в наличности — на четыре часа огня. Патронов для всего Мадрида — сто двадцать два ящика. И снарядов и патронов есть на самом деле во много раз, может быть в десять раз, больше. Но неизвестно, где они, а это все равно, что их нет.
По берегу Мансанареса, у городских мостов, на свой страх и риск стоят и постреливают кое-какие части. Рохо старается установить связь прежде всего с ними. Надо им дать боеприпасы, пулеметы и притом проверить готовность мостов к взрыву в любой момент, минировать все близлежащие дома и руководить взрывами. Это последнее дело берет на себя, забыв и о дипломатическом паспорте, и о строгих формулировках «Положения о советских военных советниках», секретный уполномоченный Специального отделения «А» (активная разведка)  Разведывательного Управления штаба РККА Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров.
На улице завизжала сирена. Появились «юнкерсы». Взрыв глухо послышался издали. Но затем, вместо того чтобы разбегаться, публика заинтересованно и радостно задрала лица кверху. Бомбовозы переменили курс, они повернули на запад и быстро удалились. Осталась группа истребителей, на которых напали сомкнутым строем сбоку подошедшие маленькие, очень скоростные и маневренные машины. «Хейнкели» начали разбегаться, бой принял групповой характер. Один из самолетов рухнул вниз, объятый пламенем, он прочертил в небе линию черного дыма. Люди внизу восторгались, аплодировали, бросали береты и шляпы вверх.
— Чатос! — кричали они. — Вива лос чатос!
Через два дня после появления новых республиканских истребителей мадридский народ уже придумал им кличку «чатос» — «курносые». У советского истребителя И-15 в самом деле такой вид: винтомоторная часть чуть-чуть выдается холмиком впереди крыльев.
«Хейнкели» удрали. Чтобы подчеркнуть это, «курносые» специально сделали два круга над столицей, красиво пикируя, кувыркаясь в фигурах высшего пилотажа, показывая на малой высоте трехцветные республиканские знаки. Толпы на улицах в радостном волнении внимали звонкому рокоту моторов-друзей. Женщины махали платками и, став на цыпочки, вытянувши шеи, посылали воздушные поцелуи, как если бы их могли заметить сверху. [6]
7 ноября 1936 года. СССР. Москва. Красная Площадь.
В столице Союза ССР, в Москве, своим чередом шел ноябрьский парад. Прошли военные академии, Первая Пролетарская дивизия, Осоавиахим, конница, артиллерия. Вошли из двух проходов по сторонам Исторического музея шумные лавины танков. И в тот же момент показываются в небе первые группы самолетов. Публика начинает аплодировать, то глядя вверх, то переводя взоры на тяжелые и быстрые стальные черепахи…
Но вот двум небольшими квадратами на площадь выходит две необычного вида группы. Первая – моряки. Причем тут моряки – удивляются в толпе? Вторая – летчики, но с каким-то непонятным флагом. Что за летчики? Что за флаг?
— На Красной площади сводная рота крейсеров Черноморского флота Морских Сил РККА «Красный Кавказ» и «Червога Украина», которые, с риском для жизни,  преодолев враждебные воды доставили первую помощь республиканской Испании – звучит голос диктора. Шквал аплодисментов становится громче, казалось, он уже достиг своего максимума, но его снова прерывает диктор.
— На Красной площади личный состав слушателей советских летных курсов из республиканской Испании, проходящих в СССР обучение перед направлением в действующую армию – становится ясно, что то был не шквал, а просто бурные аплодисменты. А вот теперь – как раз и есть шквал, перерастающий в настоящее неистовство, в овацию!
7 ноября 1936 года. Испания. Мадрид. Чудо
Этого не могло произойти – и это случилось. Деморализованные бойцы мадридского фронта, еще вчера готовые оставить позицию только из-за одной сброшенной на расстоянии прямой видимости 100-килограмовой бомбы, не причинившей никакого действительного вреда,  уперевшись спинами в стены мадридских домов, вдруг словно обрели второе дыхание.
Неожиданно, без всяких материальных поводов типа листовки или радиопередачи, но от того мгновенно и повсеместно, как это всегда бывает при передаче информации из уст в уста, их охватило две идеи. Первое: они не одни. По какому-то неизъяснимому выверту национальной психологии для испанцев оказалось крайне важным знать, что они не стоят в одиночестве против Германии Италии и мавров, а напротив,  не только у противников, но и у них есть – за горами и лесами – есть могучие союзники. Каждый пролет советского истребителя слово смывал с души липкое, удушающее марево безнадежности.
Вторая идея  так же базировалась на психологии – отступать было некуда. Почему-то стало ясно, не требующим доказательств манером, что приход мавров Франк в Мадрид означал для них не смену политического режима, а смерть – и для себя и для близких.
Одновременно сыграли и еще два немаловажных фактора. Во-первых, в Мадриде стало меньше руководителей и больше руководства. Больше не стало удушающих любую инициативу многочасовых совещаний у Кабальеро. Небольшая Хунта Обороны Мадрида имела так мало членов, что просто не смогла дважды обсуждать один вопрос. По каждому конкретному поводу сразу принималось первое попавшееся (и часто верное) решение, и более к нему не возвращались.
Во-вторых,  Мадридский фронт наконец оказался усилен  еще несколькими десятками превосходных советских танков Т-26 (их число дошло до 50) и бронемашин, а также двадцатью истребителями И-16 и эскадрильей супер-бомбардировщиков СБ, которые в силу своих скоростных свойств оказались неуязвимы для истребителей противника. Как самолеты, так и танки по своим качествам крыли немецкие и итальянские аналоги, как бык овцу.
7 ноября 1936 года. Испания. Мадрид. Воронов.
В штабе генерала Миаха царило возбуждение. В этот день республиканцы захватили итальянский легкий танк «Ансальдо». В полевой сумке убитого фашистского офицера был найден оперативный приказ генерала Варела о штурме Мадрида. В приказе были перечислены десять наступающих колонн мятежников, каждой колонне указаны районы сосредоточения, исходное положение для наступления, ближайшие задачи и направления дальнейших действий.
Штаб обороны Мадрида решил активными действиями сорвать наступление противника и разгромить его под стенами города. Правда, при этом по-прежнему далеко не полностью учитывались возможности республиканской артиллерии. Действия артиллеристов предусматривались лишь в день наступления республиканцев, причем на артиллерийскую подготовку отводилось всего 15 минут.
Я сразу же взялся с группой артиллеристов за разработку системы «концентрированного огня» (так называли испанские офицеры сосредоточенный и массированный огонь артиллерии) по всем важным объектам, перечисленным в захваченном приказе генерала Варелы. Силы республиканской артиллерии были весьма скромны, не хватало боеприпасов, поэтому надо было вести огонь экономно, но точно, нанося врагу возможно большие потери.
Мадрид с каждым часом обретал новые силы. В ряды дружинников, защищавших важнейшие подступы к городу, влилось много пожилых рабочих. Они храбро сражались на баррикадах. Жители столицы решили до последней капли крови отстаивать каждую улицу, каждый переулок.
8 ноября продолжались упорные бои с противником. Главный удар мятежники наносили в парке Каса дель Кампо и продвинулись здесь в этот день на полтора километра.
Долгие часы я проводил в башне «Телефоники» — изучал боевые порядки противника, помогал командирам батарей корректировать огонь.
Артиллеристы каким-то путем добыли немецкую звукометрическую станцию фирмы «Симменс», которую вскоре удалось использовать для засечки стреляющих батарей противника. Данные звуковой разведки перепроверялись с помощью визуального наблюдения с башни «Телефоники». Теперь наш огонь стал еще более точным. [9]
8 ноября 1936 года. Испания. Мадрид. Мерецков.
В Мадриде меня ждало приятное известие: прибыли советские танкисты во славе с С. М. Кривошеиным. Б. М. Симонов, которого я всегда оставлял за себя, сообщил, что одна танковая рота уже приняла участие в бою. Чрезвычайно важно было оповестить об этом мадридцев, чтобы поднять дух среди населения и в войсках. Но пока никто ничего не знал о деталях боя, очень меня интересовавших. Поехали на поиски. Когда я нашел танковую роту, первый, кого я увидел, был командир из нашей мотомехбригады в Белорусском военном округе П. М. Арман. Он-то и командовал этой ротой. Затем завязался разговор о прошедшем бое. Оказалось, что в один из танков попал снаряд, оглушив башенного стрелка. Настроение у танкистов было отличное. Прибыть и с ходу успешно выполнить задание — это всегда поднимает дух человека. Замечу, что высокий боевой дух сохранился у танкистов и в дальнейшем. В ноябре 1936 года под Мадридом действовало всего лишь около 50 танков, намного меньше, чем имелось танков у Франко, но сражались они героически. Танки сцементировали столичную оборону и сыграли роль крупного морального фактора. Потери врагу они тоже наносили весьма ощутимые. Франкисты еще не имели опыта борьбы с танками, и боевые машины нередко не только уничтожали их пулеметным огнем, но и просто давили вражескую пехоту и конницу:  фашистами овладевала паника, когда они видели идущие на них в атаку танки.
Вскоре я и Симонов выехали в Альбасете. Вместе со мной в Альбасете и Мадриде работало еще несколько советских командиров, в том числе Р. Я. Малиновский, П. И. Батов, В. Я. Колпакчи, А. И. Родимцев, Н. П. Гурьев.
В нашу задачу входило помочь Республике наладить формирование бригад регулярной армии и нести функции военных советников при испанских командирах. Прежде всего удалось пополнить новыми подразделениями интернациональную бригаду, в значительной степени состоявшую из немецких и австрийских коммунистов. Оторванные от своей родины, эти славные товарищи горели желанием дать смертельный бой на испанской земле их злейшему врагу, германскому фашизму. Военным делом они овладели очень быстро и в сражениях показали себя с наилучшей стороны (впрочем, еще в Альбасете я обратил внимание во время учений на умелые действия немецкого батальона). В бой под Мадридом данную часть, ставшую еще в конце октября 11-й интербригадой, повели генерал Клебер (Манфред Штерн. Его не нужно путать с советским военным советником Г. М. Штерном, тоже находившимся в Испании) и комиссар Марио Николетти (так звали тогда члена ЦК Итальянской компартии Джузеппе ди Витторио). Потом этой бригадой командовали другие лица.
Далее в Альбасете стали формировать интернациональную бригаду уже смешанного, а затем романского в основном состава. Ее непосредственным обучением занимался В. Я. Колпакчи, которого предупредили, что ему же скорее всего придется на первых порах руководить действиями этой бригады в бою. Колпакчи приступил к энергичным занятиям по тактике и стрелковому делу. Вскоре бригаду (12-ю интернациональную) принял под свое командование Мате Залка. Новые бригады с ходу вступали в бой, но войск все не хватало. Решили поэтому попытаться наладить отношения с каталонскими анархистами, и испанский Главштаб направил меня в Барселону. [10]
10 ноября 1936 года. Испания. Барселона. Мерецков.
Прежде всего я явился к начальнику нескольких анархистских воинских колонн Буэнавентура Дуррути. Мы сидели в его штабе, и Дуррути без конца вызывал к себе то одного, то другого подчиненного. Те рапортовали ему и отбывали восвояси, а их место занимали другие. Дуррути, очевидно, доставляло удовольствие демонстрировать мне свои порядки, меня же эта детская игра сначала забавляла, а потом стала раздражать. Сидим в комнате уже битый час, а к серьезному разговору даже не приступили. Наконец он угомонился, и началась беседа. Я не помню, естественно, всех деталей, но общий дух разговора врезался мне в память вследствие необычности его содержания. Порой я не знал, что мне делать: ругаться или смеяться.
Начали мы с того, что по моей просьбе Дуррути стал обрисовывать общую обстановку в Испании. Тут я увидел, что он имеет о ней самое смутное представление. Затем разговор перебросился на отдельных командиров. Подчеркивая свою нелюбовь к централизованному руководству, Дуррути уверял меня, что все генералы на свете враждебны народу и что все они одинаковы. Настал мой черед говорить, и я начал стыдить его, как это он, известный политический деятель, не знает, что советские генералы совсем другие. Рассказал ему о нашем наркоме обороны. У Дуррути широко раскрылись глаза.
— Как, разве Уборевич из крестьян?
— Да, он в родился в крестьянской семье, а в политбюро у нас за армией следит Ворошилов – он из рабочих, бывший слесарь.
— Но ведь рабочий не может не быть анархистом. Это очень хорошо. Меня ваш Ворошилов сразу поймет. Как только он узнает, что я сижу без пулеметов и патронов, он даст их мне. У меня есть корабль. Завтра же мои люди организуют поездку в Одессу за патронами.
— Нет, так ты ничего не получишь (мы были, конечно, на «ты»). У Ворошилова патроны не собственные, а государственные.
— Значит, не даст? Вот видишь, как государство ломает человека. Был рабочий, а сделался министром и сразу обюрократился.
— Иди защищать Мадрид, и Республика даст тебе патроны, гранаты и пулеметы. Выделяй людей ж пулеметную команду для обучения.
— Ладно, поеду в Мадрид и спасу его. Мы всем покажем, как надо воевать!  [10]
12 ноября 1936 года. Испания. Воронов
В дни боев под Мадридом я любил нести вахту на башне «Телефоники», откуда удобнее всего руководить борьбой с вражеской артиллерией. Особенно привлекательны были дневные часы — с двух до четырех. Это время обеда. Как ни странно, в эти часы вовсе прекращались боевые действия с обеих сторон. В обеденное время я часто ходил в полный рост по передовым позициям, вне окопов и ходов сообщения и ни разу не попадал под огонь — обед у испанцев был своего рода всеобщим священнодействием. С башни «Телефоники» прекрасно просматривалось оживленное движение во вражеском стане в эти обеденные часы, что помогало нам заполучить немало ценных данных.
Однажды перед обедом, наблюдая с башни «Телефоники» за боевыми порядками фашистских войск, я обнаружил 155-миллиметровую батарею противника, которая, по-видимому, готовилась стрелять по Мадриду. Я показал эту цель командиру батареи, который имел наблюдательный пункт в этом же здании, и помог ему перенести огонь с ранее пристрелянной цели на вновь обнаруженную. Командир батареи экономил снаряды и с моей помощью корректировал каждый разрыв.
Вскоре мы отчетливо увидели прямое попадание в одно из орудий противника, а затем и в другое. На позиции фашистской батареи началась суматоха.
Вдруг раздалась решительная команда командира батареи:
— Альто! (Стой!)
В чем дело? — воскликнул я. — Почему батарея перестала стрелять?
— Комида! — ответил переводчик. — Обед!
Мои увещевания не помогли: командир и все находившиеся с ним немедленно приступили к обеду. Артиллеристы уверяли, что сразу же после обеда фашистская [89] батарея будет добита, она никуда не уйдет — у мятежников ведь тоже обед!
Этот обычай стал меня уже раздражать. Я отказался от предложенного мне обеда и вина и в продолжение двух часов, пока длился обеденный перерыв, непрерывно вел наблюдение за недобитой батареей противника. В конце второго часа к разбитым орудиям подошла грузовая автомашина, в нее погрузили убитых и раненых.
Ровно в четыре часа дня раздалась команда:
— Фуэго! (Огонь!)
Стрельба возобновилась. Разрывы ложились вблизи молчаливо стоящих орудий противника. Командир республиканской батареи оказался все-таки прав: мятежники за время обеда так и не притронулись к своим пушкам.
13 ноября 1936 года. Мадрид. Кольцов.
Как и в предыдущие дни, в два часа пополудни над городом появились «юнкерсы» в сопровождении своих истребителей. Миаха покраснел от злости, он ударил пухлым своим кулаком по обеденному столу:
— Когда они завтракают?! И сами не едят, и другим не дают. Прошу вас не вставать из-за стола.
Впрочем, он сам соблазнился и побежал с салфеткой на шее на балкон, когда ему сказали, что бой идет над самым зданием военного министерства.
«Юнкерсы» уже сбежали, «курносые» атаковали «хейнкелей». На крутых виражах и пике они мелькали раскрашенными, как у бабочек, крыльями, — это повергало в восторг публику, жадно наблюдавшую с земли.
Затем бой отнесло за угол дома, и ничего не стало видно. Все уселись продолжать завтрак. Еще через пять минут сообщили по телефону, что несколько машин сбито, один из пилотов спрыгнул на парашюте и взят в плен. Миаха приказал привезти его сюда, в штаб. Минут через десять послышался невероятный шум и вопль толпы. С балкона видно было, как к ограде медленно подъехал автомобиль, облепленный со всех сторон и даже  сверху людьми. Дверца раскрылась, изнутри вытащили кого-то, поволокли через сад министерства.
Куча сопровождающих и зевак хлынула внутрь здания. Я вышел на лестницу — по ее широким ступеням наполовину вели, наполовину несли вверх атлетического молодого человека с гримасой боли на лице; он обхватил руками живот, как если бы у него лопнул пояс и падали брюки.
Это вовсе не был фашистский летчик. Это был — я узнал его с первого взгляда — советский летчик Сергей Федорович Тархов, командир эскадрильи истребителей И-16.
Почему его так волокут? Он очень бледен, спотыкается, плохо видит перед собой. В большой комнате, где работает Рохо со своими помощниками, он рушится на диван, чуть не сломав его могучим телом.
— Сережа, это ты прыгнул с парашютом? Тебя атаковали?
Он тяжело дышит.
— Дай мне воды. У меня прострелен живот.
— Сережа!
— Это сумасшедший дом какой-то! Почему они стреляют в своих? Дай мне воды тотчас же! У меня огонь в животе. Много пуль в кишках. Дай воды, и тогда я расскажу, как было.
— Сережа, не надо рассказывать. Нельзя пить, если рана в животе. Сейчас тебя положат, отвезут в «Палас».
— Скорее в госпиталь и немножко воды! Надо потушить огонь от пуль. Не теряйся, пожалуйста, из виду! Шесть штук гадов на меня напали. Я пошел под облака, и вдруг сразу шесть «хейнкелей» — со всех сторон, все на меня! Очень прошу, не теряйся из виду!
— Я не потеряюсь из виду. Я с тобой поеду в «Палас». Это госпиталь. Я там же и живу, рядом с тобой. Сережа, милый, не разговаривай, я тебе запрещаю!
Вся комната слушает в ужасе. Зачем раненого республиканского летчика притащили сюда, почему не в лазарет? Начинается галдеж, все взаимно обвиняют друг друга. Все сходятся на том, что во всем виноват приказ Миахи. Велено было им привезти летчика сюда, вот и привезли. Но приказ был основан на ложной информации, на том, что с парашютом сбросился летчик-фашист. Нужно ли было идиотски или провокационно выполнять приказ, основанный на ложной информации? Все сходятся  на том, что исполнять не надо было. Никто не зовет санитаров и носилки. Все сходятся на том, что надо позвать санитара и носилки. Тархов начинает сползать с дивана, веки его опускаются. Наконец, вот санитары и носилки. Тархова берут, весьма неловко, с дивана, кладут на носилки, кладут вкось. Одного санитара толкнули, он выпустил ручку, Тархов грохнулся на пол. Все кричат от ужаса и боли, один только Сережа не кричит. Его опять берут, опять кладут, мы спускаемся к санитарной карете, едем до «Паласа» только три минуты. Его несут в операционную. Здесь толчея, курят, груды грязной ваты, неубранные пальцы рук, ступни ног и еще какая-то непонятная часть тела, похожая на колено, лежат в большом тазу, дожидаясь санитарки; на стене висит плакат с танцующей парой: «Проводите лето в Сантандере». Сергея кладут на операционный стол, он вдруг кажется ребенком, а ведь такой большой…
Через два часа доктор Гомес Улья пришел сказать, что Тархов уже оперирован, лежит рядом в комнате, зовет и нервничает. Из кишечника извлечены четыре пули, еще две оставлены во внутренних органах, извлекать их очень опасно. Все дело в том, чтобы раненый был совершенно неподвижен, иначе начнется перитонит — и тогда все кончено. У летчика, видимо, богатырское здоровье, у него есть шансы спастись, если только будет обеспечена полная неподвижность его в постели. Но он очень беспокоен. Он нервничает и зовет. Он хочет что-то объяснить.
Я пошел к Сереже. Он и в самом деле очень нервничает. Прежде всего я должен взять листок бумаги и записать его рапорт.
— Понимаешь, документа нет. Надо составить документ…
— Какой тебе документ? Ты дрался, мужественно, героически дрался, ранен, поправляешься — о документах другие позаботятся.
— Нельзя без документа. В аэродромном журнале записано, когда мы вылетали по тревоге. Пожалуйста, эту дату возьми и подставь в рапорт. Я-то помню точно — пятнадцать сорок восемь, — но ты сверь с журналом, ведь это же документ!
— Ты хочешь сказать: тринадцать сорок восемь? В пятнадцать сорок восемь тебя уже оперировали…
— Постой, постой! Я ведь помню точно — вчера, в пятнадцать сорок восемь, в пятнадцать…
— Не вчера, а сегодня, — ведь бой-то был сегодня, три часа тому назад!
Он встревожился:
— Сегодня?! Разве сегодня?! Что же это у меня память отшибло? Ты шутишь! Разве сегодня был бой? Какое же сегодня число?
— Сегодня… Ты был под наркозом. Все это неважно. Главное — не двигаться, поправляться.
Он очень подавлен, что спутал дни.
— В мозгу-то у меня ничего нет? Ты мне скажи прямо.
— Ничего у тебя в мозгу нет, голова садовая! Лежи смирно.
— А с ребятками что? Целы ребятки?
— Больше чем целы. Твои ребятки сбили пять машин, да ты одну, — итого шесть.
— Ну что за орлы! Ах, ребятки, милые! Они ведь у меня молодые, ребятки мои, я шестерых послал на «юнкерсы», а сам с двумя, поопытнее которые, стал удерживать боем истребителей… Мы хорошо с шестеркой подрались. Сбили каждый по одному гаду… Вдруг вижу, товарищ с правой стороны исчез и все фашисты тоже. Ясно, пошли под облака. Тревожусь за молодежь. Мировые ребята, да ведь еще не совсем опытные. Пикирую… Я ведь ничего не путаю? Ты мне скажи.
— Ты ничего не путаешь. Молчи, пожалуйста. Тебе нельзя говорить.
— Я тревожусь за молодежь. Пикирую… И тут сразу опять шесть «хейнкелей», другие, со всех сторон, как псы все на меня! Не успел разобраться — мне сразу перерезали пулеметной струей левое крыло и элероны. Пошел в штопор. Время от времени пробую выравнивать машину мотором — ничего не выходит. Понимаешь, ничего не выходит. Понимаешь?!
— Понимаю. Молчи, милый, потом расскажешь.
— Понимаешь? Машину жалко. А ничего не выходит. Машин у нас мало, понимаешь? Тогда я отстегнулся, ногами толкнул машину и прыгнул. Прыгнул и соображаю: ветер на юг, в сторону фашистов, поэтому надо падать быстрее, затяжным прыжком… Метрах в четырехстах раскрыл парашют, опускаюсь на улицу, не знаю, на чью… Какие-нибудь двадцать метров решат мою судьбу. Ты понимаешь? Ты можешь себе представить, что я думал в это время?.. И вдобавок начинают стрелять с земли — не то по самолетам, не то по мне. И опять неизвестно, кто стреляет. И вот сразу что-то загорелось в животе. Может быть, сдуру кто-нибудь даже с нашей стороны стрелял… Но никому не говори. Мои ребята ни в коем случае знать этого не должны. Это для их политико-морального состояния бесполезно знать. Такие ошибки могут быть, они не показательны. На таких ошибках летно-подъемный состав воспитывать не нужно. Понимаешь? Ты об этом деле молчи.
— Не я молчи, а ты молчи, слышишь? Сейчас же уйду, если ты будешь разговаривать. Для тебя одно спасение — не двигаться, лежать, молчать.
— Одно спасение?.. Значит, плохо мое дело, говоришь?
Он замолчал и скоро опять начал:
— Имея ранение в области живота, я по правилам спуститься уже не мог. Стукнулся очень сильно о землю. Ясно помню, что ко мне бежали какие-то неизвестные лица. Какие именно — опять неизвестно…
— Ты не слушаешься. Я ухожу…
— Пожалуйста, молчу. Очень обидно, что подстрелили. Я бы приземлился благополучно и сегодня опять в бой пошел… Против фашистов. Против фашистов! Против фашистов!
— Я прошу тебя и предлагаю — прекрати разговаривать. Так ты скорее выздоровеешь и вернешься в строй.
— Думаешь, вернусь?
Он посмотрел мне в глаза таким внезапно всевидящим, пронизывающим взглядом — я испугался, что он прочтет слово «перитонит». Но он не прочел. Ослабев, он сразу задремал.
Отряд комэска Тархова вылетел сегодня второй раз в бой, в шестнадцать часов с минутами. Он сбил еще четыре истребителя, три «хейнкеля» и один «фиат».
Итого за сегодняшний день над Мадридом сбито десять фашистских самолетов — восемь германских и два итальянских. Потеряны бомбардировщик «бреге», устарелой конструкции, и И-16 Сергея.
14 ноября 1936 года. Мадрид. Кольцов.
Сегодня сравнительно тихий день. Напряжение в городе чуть-чуть ослабло. У Толедского моста идет перестрелка. Два автомобиля застигнуты снарядами — окровавленные обломки валяются на мостовой. У баррикад бойцы сидят спокойно, терпеливо, отвечают на огонь методически, без излишней трескотни.
Сеговийский мост поутру взорван. Разрушил его бомбой «юнкерс», сам того не желая. Он метил в республиканские части, стоявшие у моста.
У вокзала Аточа бомбы исковеркали фасад здания министерства общественных работ. Две громадные мраморные колонны рассыпались, как сахарные головы. Рядом с министерством бомба вырыла глубокую воронку, через нее видны рельсы метро. Правда, метро здесь проходит не глубоко.
Сила бомб громадная. Это бомбы-полутонки, по пятьсот килограммов. Прибыла каталонская колонна во главе с Дуррути. Три тысячи человек, очень хорошо вооружены и обмундированы. Одновременно в Мадрид приехал Гарсиа Оливер; он теперь министр юстиции. Они ходят вдвоем.
Оба знаменитых анархиста беседовали с Миахой и Рохо. Они объяснили, что анархистские части пришли из Каталонии спасти Мадрид и Мадрид спасут, но после этого здесь не останутся, а возвратятся в Каталонию и к стенам Сарагосы. Далее, они просят отвести колонне Дуррути самостоятельный участок, на котором анархисты смогут показать свои успехи. Иначе возможны недоразумения, вплоть до того, что другие партии начнут себе приписывать успехи анархистов.
Рохо предложил поставить колонну в Каса-де-Кампо, с тем чтобы завтра атаковать фашистов и выбить их из парка в юго-западном направлении. Дуррути и Оливер согласились. Я с ними потом беседовал — они убеждены, что колонна отлично выполнит задачу. Оливер спросил меня, существуют ли в Красной Армии особо храбрые, специально ударные пехотные части, такие, которые можно было бы поставить впереди более слабых войск, нанести удар, увлечь за собой более слабые части, а затем, после боя, уйти в тыл и перейти на другой участок с той же функцией.
Я сказал, что, насколько мне известно, таких частей у нас нет. Тактика ударных войсковых кулаков — самая правильная, но командование должно иметь возможность создать такой кулак в любое время из любых свежих, боеспособных частей.
Оливер сказал, что для Испании в данный период подобные части очень необходимы и он не представляет себе, как можно будет в ближайшее время драться без них.
Ноябрь 1936 года. Игрек.
Испанский пароход «Marc Caribo» (5500т., 5192 GR, 6100DW) грузился в Севастополе, на борту было написано «Измир» и  развивался турецкий флаг, при этом любой кто разбирался понимал что испанский однотрубный пароход никак не мог походить на турецкий двухтрубный лайнер «Измир». На судне в Испанию отправлялись 13 советских добровольцев. Начальником был назначен капитан танковых войск Иван Коротков, а его заместителем (но фактически начальником, поскольку, взрыв парохода со всем грузом и людьми должен был произвести именно он) старший лейтенант войск НКВД Артур Карлович Спрогис. Единственным гражданским специалистом из 13 человек был радиоинженер Лев Хургес. При всей секретности маскировка желала быть лучшей. Лев Хургес вспоминал: «Два крана непрерывно спускали в его трюмы стокилограммовые авиационные бомбы, связанные тросами по восемь штук и упакованные наподобие стиральных машин — с рейками по периметру. Меня очень удивило и обеспокоило, что никаких мер по маскировке не принималось. Тут же, у причала, стояли 15 танков и несколько спецмашин, видимо, тоже в ожидании погрузки. Сверху все это было прикрыто брезентом, но его не хватало, и с улицы были прекрасно видны как типы танков и машин, так и их количество. По улице ехали трамваи, автомобили, сновали пешеходы…»
Перед отходом с отправляющимися имел беседу корпусной комиссар помощник начальника Разведупра Лев Николаевич Захаров-Мейер: «… комиссар изложил нам обстановку: пароход испанский, маскировка наивная, но другого выхода нет. В Испании, особенно под Мадридом, идут тяжелые бои. Сейчас все висит на волоске; неприбытие в срок нашего транспорта может роковым образом повлиять на исход войны, так как боеприпасов практически нет, воевать нечем, а фашисты в изобилии снабжаются всем необходимым из Италии и Германии. Команда парохода из Каталонии. Каталонцы преимущественно анархисты, имеют большую склонность к сепаратизму. Эти моряки полагали, что повезут отсюда продукты, на худой конец, самолеты, а везут — сами видите что. Один снаряд, и все взлетит на воздух.
Огнестрельное оружие у команды под благовидным предлогом отобрано, но не исключено, что кое-кто его и припрятал. Проводить детальный обыск неудобно. Необходимо соблюдать крайнюю осторожность, не раздражать команду, не выходить ночью из кают по одному и держать наготове оружие на случай внезапного бунта команды. В случае необходимости принимать самые решительные меры невзирая на лица. При любых условиях пароход неприятелю сдан не будет и, в отсутствие другого выхода, будет взорван, для чего среди пассажиров есть специальный человек (имени Мейер нам не назвал, но определили мы его в пути довольно быстро).
Корабельный радист-испанец отстранен от работы, выселен из радиорубки и помещен со штурманом. Связь с Москвой будет поддерживаться на коротких волнах специальным кодом, для чего на пароходе имеется шифровальщик, который также будет жить в радиорубке. Затем, обращаясь ко мне, Мейер сказал: «Единственным человеком, который как-то может повлиять на исход рейса, будет старший радист, то есть ты».» 20 ноября 1936г. «Marc Caribo» вышел из Севастополя.  Не успел скрыться берег, а корабельные мастера уже перекрашивали трубу и бортовые надписи. Из турецкого парохода «Измир» судно превратилось в мексиканский «Мар Табан», следующий из румынского порта Галац в мексиканский Вера Крус. Через некоторое время однотрубный пароход обрел вторую трубу, отличить которую от настоящей нельзя было не только издали, но и вблизи. Севастопольские умельцы-портовики знали свое дело. Трубу сделали на загляденье, а уж подкоптили ее даже лучше, чем настоящую. Внутри трубы сделали специальную топку, в которой жгли просмоленную паклю. Правда, «кочегаров» после «дымовой» вахты приходилось по полчаса отмывать в бане, зато камуфляж был что надо.  Делалось это по причине что еще в Севастополе ходили слухи о том, что немецкие фашисты спустили по Дунаю в разобранном виде малютки-субмарины, оснащенные торпедами. Эти субмарины предназначались специально для потопления судов, направлявшихся из наших черноморских портов в Испанскую Республику.  Через 36 часов после отбытия из Севастополя подошли к Турции. Лев Хургес вспоминал: «Поскольку проход через Босфор требовал соблюдения некоторых формальностей, к этому времени мы уже стали испанцами. Убрали вторую трубу, перекрасили настоящую и подняли красно-желто-фиолетовый флаг. Часам к семи утра мы уже стояли посередине Босфора и смотрели в иллюминаторы на Константинополь (чтобы не портить испанского вида парохода, всем нам, советским добровольцам, запретили появляться на палубах, и мы отсиживались по каютам)…
Согласно конвенции в Монтре, проход торговых судов через Босфор и Дарданеллы должен осуществляться беспрепятственно, но местные власти имеют право медицинского досмотра, чем они не преминули воспользоваться. Хотя наши судовые документы были в полном порядке, нас все же остановили для принятия на борт турецкого врача. По обе стороны нашего парохода встали два турецких сторожевика, которые даже навели на нас расчехленные орудия. Такой чести не удостоился ни один из многочисленных «купцов», стоявших на Босфорском рейде.  Судя по всему, характер нашего груза был туркам (и, наверное, не только им) хорошо известен, и нас решили немного подержать на рейде.
Прибывший вскоре турецкий врач не стал утруждать себя такими мелочами, как проверка санитарного состояния парохода и команды, а сразу же спустился в капитанскую каюту. Чтобы поскорее спровадить турка, в его катер быстро погрузили два ящика водки и несколько ящиков апельсинов (оказывается, это был вполне официальный бакшиш, который взимался врачом при каждом досмотре). Однако быстро избавиться от врача не удалось. Дело в том, что за досмотр полагалась плата в размере 75 долларов, причем эти деньги должен был уплатить испанский консул в Константинополе. День был, как назло, воскресный. Консул, не предупрежденный заранее (здесь сыграл роль фактор секретности рейса), уехал куда-то отдыхать, и нам пришлось ждать его возвращения на рейде под наведенными на нас пушками сторожевиков. Мало того, что мы были целый день выставлены на обозрение разведчиков всех стран (безусловно, обосновавшихся в Константинополе), но врач, которому очень понравилось хлебосольство нашего капитана, не пожелал отбыть с парохода, пока испанский консул не вручит ему 75 долларов. В результате мы вынуждены были весь день тихо, как мышата, сидеть в своих каютах, пока часов в шесть вечера не прибыл испанский консул.
Консул рассчитался с врачом, и тот, не без помощи лебедки, был погружен в катер. Лишь после этого сторожевики от нас отошли, и мы тронулись в путь. Наконец-то можно было выйти из душных кают, чтобы подышать вечерней свежестью и полюбоваться изумительным видом вечернего Константинополя. Уже затемно мы вошли в Мраморное море.»
В Средиземном море снова стали мексиканским пароходом «Мар Табан». Относительно спокойно пройдя Средиземное море, корабль всего на сутки пришлось остановить у мыса Тенис для ремонта паровой машины, экипажу и пассажирам пришлось весьма сильно поволноваться в конце маршрута. Лев Хургес вспоминал: «Уже видны селения на испанском берегу, а мы совсем одни. Капитан дает команду стопорить машины: время военное, впереди минные поля, и без лоцмана пароход дальше двигаться не может. Остановились.
Стоим, как дураки, и ждем, кто на нас наткнется первым — фашисты или свои. Уже около часа с севера слышны глухие раскаты канонады. Вполне вероятно, что встречающий нас флот наткнулся на противника и ведет с ним бой, а потому ни тем, ни другим сейчас не до нас. Москва продолжает нас утешать. Ваня Павлов еле-еле успевает расшифровывать радиограммы, а Спрогис быстро глянет и небрежно сует в карман. Выхожу на мостик с очередной радиограммой и с удивлением обнаруживаю, что мы уже не одни. Когда и откуда появились эти военные корабли, я за работой и не заметил, но один эсминец стоит совсем близко от нашего борта, а второй сзади загораживает выход в море. Эсминцы номерные, без флагов и опознавательных знаков. На нас наведены расчехленные 105-миллиметровые орудия и торпедные аппараты. Судя по приготовлениям, разговор предстоит серьезный. Канонада слышна все явственней. Самое важное — чьи это эсминцы
На мостике эсминца, стоящего ближе к нам, появляется офицер, форму которого скрывает плащ с капюшоном. Спрашивает в мегафон по-испански: «Что за пароход» Голос его не предвещает ничего хорошего. Наш капитан робко отвечает: «Мексиканский пароход “Мар Табан”». «Откуда и куда следуете» — «Из Галаца в Вера Крус». — «Что везете». Капитан с перепугу говорит первое, что пришло на ум: «Наранхас» (апельсины). Ответ его вызывает взрыв смеха не только на эсминце, но у нас. Из Румынии в Мексику везти апельсины! Нарочно не придумаешь!
Следующий вопрос офицера, хоть и не очень деликатный, но вполне резонный: «Тогда какого дьявола вы торчите в военное время у берегов Испании» Ответ капитана: «Заблудились», видимо, не удовлетворяет офицера, и он приказывает спустить трап для досмотра парохода. Так как принадлежность эсминца осталась для нас невыясненной, после краткого совещания решено никого не пускать, вплоть до применения оружия, а в крайнем случае, и взрыва парохода. Офицер в более резкой форме приказывает спустить трап. Тут мегафон берет переводчик и во всю мочь своей итальянской глотки выкрикивает пароль: «Привет из Сицилии!» По отзыву мы должны понять, с кем имеем дело.
«Какая, к чертовой матери, Сицилия — орет окончательно потерявший терпение офицер. — Спускайте трап, иначе прикажу немедленно открыть огонь». У всех упало сердце: пароля не знает, значит, фашист. Гулко звякнул о палубу выпавший из рук переводчика мегафон. Тут я впервые увидел признаки волнения у Артура Спрогиса. Он молча поднял мегафон и протянул его переводчику: «Если вы еще не потеряли дара речи, то передайте этим мерзавцам, что ни одного их человека мы на пароход не пустим, а если они вздумают открыть по нам огонь, то, из соображений собственной безопасности, пусть делают это с дистанции не менее километра». Услышав такой ответ, офицер на эсминце сразу утратил свой воинственный пыл и полез вниз, по-видимому, совещаться с начальством. Вскоре эсминец отошел метров на двести и остановился, не сводя с нас пушек и торпедных аппаратов.
Я кинулся в радиорубку передавать в Москву известие о печальном конце нашего рейса, но оказалось, что шифровальщик, памятуя о том, что самое страшное — это передача врагу шифровальных кодов, успел их уничтожить, оставив нас без связи. Тщетно вызывала меня Москва. Ни расшифровать их сообщения, ни передать свои я не мог, ибо работать открытым текстом не имел права ни при каких обстоятельствах. Единственное, что мне оставалось, — аккуратно отвечать на вызовы Москвы, показывая, что мы еще живы.
А пока перехвативший нас эсминец работал по радио совершенно незнакомым мне четырехцифровым кодом, что лишний раз подтверждало наши самые мрачные подозрения. Окончив переговоры, офицер снова появился на мостике и, под угрозой открытия огня, приказал следовать за ними. Поскольку никаких попыток высадки на наш пароход предпринято не было, мы решили подчиниться. Ближайший к нам эсминец встал впереди, мы посередине, второй эсминец замкнул колонну, и мы двинулись в противоположном от берегов Испании направлении — в сторону захваченного фашистами острова Мальорки.
Стало очевидно, что нас взяли в плен фашисты. Единственное, что предстояло решить, — когда взрываться, сейчас или позже. С присущей ему железной логикой Артур рассудил, что пока нас не трогают, преждевременно торопиться на тот свет. Надо попытаться дойти до города Ла-Пальма — фашистской базы на Мальорке, а там, отпустив испанских моряков, «рвануться» так, чтобы нанести максимальный ущерб. Мы привели в боевое состояние свое оружие. Артур достал из загашника гранаты-лимонки, раздал часть из них, и все мы, советские добровольцы, сгрудились около самого важного объекта — радиорубки. Испанские моряки, поняв, что толковать с нами о сдаче транспорта врагу бесполезно, разбрелись кто куда. Москва все время беспокоится, вызывает, а ответить ей толком я не могу.
Ко мне в радиорубку заходят Коротков и Спрогис, просят выйти второго радиста Жору Кузнецова и шифровальщика Ваню Павлова. «Вот что, Лева, — говорит Артур, — мы, конечно, понимаем, что давать в эфир открытый текст — это серьезнейшее нарушение, если не сказать преступление. Но ты ведь сам знаешь, что мы уже фактически покойники, а с них и спрос другой. Очень не хочется погибать, если никто не знает, как ты погиб, не знает, что ты до конца выполнил свой долг. А поскольку у нас нет другого способа сообщить домой о том, как мы погибли, я властью своих полномочий позволяю тебе…» Увидев на моем лице несогласие, продолжает: «…если хочешь, то приказываю тебе передать открытым текстом в Москву эту радиограмму». И протягивает мне листок. До самой смерти не забуду текста этой радиограммы: «Большая деревня Хозяину Директору тчк берегов Испании захвачены фашистами тчк их контролем следуем направлении Мальорки тчк фашистов на борт не пустили и не пустим тчк по мере возможности будем взрываться Ла-Пальма целью нанесения врагу наибольшего ущерба да здравствует ВКП(б) и наша великая родина тчк прощайте товарищи тчк просим позаботиться о наших семьях тчк (эту фразу я добавил от себя, без разрешения Спрогиса). Связь прекращаем тчк Коротков Спрогис Хургес тчк».
Воображаю, как был удивлен московский радист, принявший вместо обычной колонки цифр такую «лебединую песнь»! Но сообщение о приеме я получил сразу же, и на этом всякая связь с Москвой прервалась. Часа полтора мы, зажатые с двух сторон конвоирами, следовали навстречу неизбежному концу. Все, кто мог, оставались на палубе. Курящие прикуривали одну папиросу от другой, а остальные просто ждали конца затянувшейся агонии. Канонада, раздававшаяся со стороны вновь скрывшихся берегов Испании, постепенно стихала. Вдруг шедший впереди эсминец подал команду стопорить машины. Все остановились.
Вообще говоря, поведение наших фашистов-конвоиров становилось все более подозрительным. Видя наше решительное нежелание допускать на борт посторонних, они давно могли бы потопить нас несколькими артиллерийскими залпами с большого расстояния. Будучи информированы о характере нашего груза (кроме недвусмысленного предупреждения Спрогиса, они, возможно, получили сведения и по радио), фашисты прекрасно понимали, что мы не допустим захвата парохода с грузом. В этих условиях не имело никакого смысла тащить нас на свою базу, где взрыв мог бы нанести большой ущерб. Вся логика событий подсказывала нам, что фашисты должны с нами разделаться где-нибудь в открытом море. А тут остановка. Значит, конец!
Остановились. Играют, как кошка с мышью. Пауза затягивается. Шевелится робкая надежда: неужели свои Но если свои, почему не отвечают на пароль Ведь если в момент встречи они могли его и не знать, но теперь, после стольких переговоров по радио, им могли бы его сообщить. За исключением малоразговорчивого офицера, никто из командного состава не появляется. На палубах только застывшие около пушек и торпедных аппаратов матросы. Да и «наш» офицер не делает больше попыток вступить с нами в переговоры, ограничиваясь лишь сигнализацией флагами. И опять-таки: если это свои, то зачем на нас направлены жерла орудий и тупые носы торпед
Мы собрались около радиорубки. Вдруг на мачтах эсминца появился сигнал: «Следовать за мной». Эсминец круто поворачивает налево, и мы идем по направлению к Испании. Опять оживает надежда. А вдруг это очередная провокация.  Подведут к Картахене и расстреляют, чтобы разрушить не фашистскую Ла-Пальму, а главную военно-морскую базу Республики.
В свое спасение мы окончательно поверили только тогда, когда при подходе к молу Картахены нам услужливо открыли боны, а на мачтах наших конвоиров взвились красно-желто-фиолетовые флаги. Все обнимают друг друга, у многих на глазах слезы. Вот уже мы проходим боны Картахенской гавани и, как герои, следуем мимо кораблей военного флота (кстати, так и не вышедшего нас встретить).
Встреча действительно была впечатляющей. Стреляло все, что могло стрелять: береговые батареи, артиллерия всех калибров на кораблях, стрелял каждый, у кого было из чего стрелять, а те, у кого не было, подбрасывали вверх свои головные уборы. От криков «Viva!», «Salud!» дрожал воздух, а уж корабельные музыканты и подавно не жалели своих легких.» Как потом выяснилось о передвижении «игрека» фашистам было известно. Флагман фашистского флота «Канариас» в ночь ожидаемого прибытия рейдировал в районе предполагаемого прибытия, но остановка  для ремонта машины у мыса Тенис спутала все карты фашистской разведки. Не поймав «Marc Caribo»  во время перехода через Средиземное море, фашисты решили, что судно незаметно проскочили мимо их рейдера. И тогда они решили разбомбить транспорт в порту, а заодно разнести и сам порт, и город. Для этой цели они мобилизовали всю свою бомбардировочную авиацию, и целую ночь бомбили пустой порт и несчастный город. Так что канонада, которую слышали на пароходе, подходя к испанским берегам, была концом ночной бомбежки Картахены.  А два республиканских эсминца встретивших судно, просто ушли из Картахенского порта при начале бомбежки и приняли «Marc Caribo»  за фашистский транспорт, заблудившийся у берегов Испании и только связавшись со штабом, разобрались, что к чему.
15 ноября 1936 года. Мадрид. Кольцов.
Сегодня пробовал наступать Дуррути. Он очень нервничал перед боем, потребовал дать ему всю артиллерию и всю авиацию, и в самом деле ему наскребли орудий со всего города, республиканская авиация сделала два налета на позиции мятежников в Каса-де-Кампо, затем «курносые» патрулировали над колонной, охраняя ее от фашистской авиации.
Ничего из всего этого не вышло, анархисты побоялись довольно слабого пулеметного огня и в бой не пошли. Бедняга Дуррути был вне себя, приказал расстрелять несколько трусов, потом отменил приказ, потом совещался с Оливером, потом заявил штабу, что плохая артиллерийская подготовка виной всему, и, наконец, принял решение завтра повторить атаку.
Мятежники предприняли ожесточенный штурм Французского моста. Сюда они направили артиллерийский огонь, пулеметы и танки «ансальдо». Сюда же прилетели восемь «юнкерсов», они почти одновременно сбросили около семидесяти бомб на отряды, прикрывающие мост. В течение нескольких минут земля буквально дрожала от чудовищных ударов стокилограммовых бомб. Поднялся смерч огня, песка, камней и обломков. Дружинники взорвали мост.
Газета «Правда» № 315 от 16 ноября 1936 года
Летчик Тархов.
МАДРИД 15 ноября хирургический госпиталь в нашей гостинице все ширится и растет вверх. Еще пять дней назад он занимал только Первый этаж громадного здания потом захлестнул второй, а со вчерашнего дня волна раненных двинулась и по третьему этажу. Сейчас соя комната — островок среди лазаретных палат.
Мой сосед за стеной — Сергей Федорович Тархов, советский доброволец, командир воздушного подразделения. Он лежит тихо, говорит с трудом. Он тяжело ранен в живот. Пули извлечены, но кишки перебиты, нельзя двигаться.
А ему хочется двигаться. Он хочет встать, увидеть товарищей, ободрить их, отдать приказы, объяснить еще раз, как драться с врагом.
Его сбили во время большого воздушного боя третьего дня.
Узнав о налете «Юнкерсов», он взметнулся в воздух со стаей истребителей.
— Мы встретили над Мадридом густую облачность, — тихо говорит Сергей, — я послал шесть пилотов помоложе атаковать «Юнкерсы», а сам с двумя более опытными товарищами остался удерживать боем фашистские истребители.
Мы хорошо дрались втроем с шестеркой фашистских «Гейнкелей», но вдруг замечаю, что товарищ с правой стороны исчез, и все фашисты тоже. Ясно, что они пошли под облака. Я очень встревожился за свою молодежь. Она у меня замечательная, но еще не совсем опытная. Кинулся и я вниз, и вдруг сразу шесть «Гейнкелей» — со всех сторон, все на меня!
Не успел разобраться — мне сразу перерезали пулеметной струей левое крыло и элероны. Пошел в штопор. Время от времени пробую выровнять машину мотором, но ничего не выходит.
Тогда отстегнулся, оттолкнулся ногами в машину и прыгнул.
Прыгнул и соображаю: ветер на юг — в сторону фашистов, поэтому надо падать быстрее, затяжным прыжком.
В метрах четырехстах раскрыв парашют, опускаюсь на улице, не знаю — на чьей. Какие-нибудь двадцать метров решат мою судьбу. Можешь себе представить, что я думал в это время. Вдобавок, начинают стрелять с земли — не то по самолетам, не то по мне. И опять — не известно кто.
Вдруг что-то загорелось в животе. Совершенно нестерпимая боль. Опуститься по правилам уже не мог, — стукнулся сильно о землю. Помню, что ко мне бежали какие-то люди. Какие — опять неизвестно. Опомнился только здесь — в постели.
Тархов умолкает. Долго лежит с закрытыми глазами и снова оживляется:
— а молодежь, не правда ли, какие герои? Прогнали-таки «Юнкерсы». Скорее бы встать, опять вылететь вместе с ним подожди, мы еще покажем гитлеровским банд дома, как нападать на нашу страну! Ведь республиканская авиация ведет бой только с вооруженными силами своего противника, а они убивают наших беззащитных братьев, женщин и детей.
Доктор прерывает его, он ругает Сергея. Почтенный седой доктор в золотых очках ругается длинными, замысловатыми испанскими ругательствами. Если Тархов будет еще разговаривать, он, доктор, не ручается за его жизнь, не ручается, что Тархов сможет вылететь в бой со своей молодежью.
И Сергей виновато улыбается, как напроказивший ребенок. Он будет слушаться, он хочет поскорее выздороветь и свидеться со своими товарищами.
Я ему не скажу, что полчаса назад фашисты сбросили над Мадридом парашют с деревянным ящиком с надписью «Вальядолид». В ящике лежало надрезанное на куски тело советского летчика.
МИХ. КОЛЬЦОВ
16 ноября 1936 года. Мадрид. Кольцов.
Случилось несчастье. Фашистам удалось-таки прорваться через Мансанарес.
Дуррути хотел сегодня возобновить атаку на Каса-де-Кампо, но, пока его штаб и батальоны сговаривались, как и кому первому идти, мятежники сами начали контратаковать. Мавры перебрались через реку и проникли в Университетский городок.
Туда тотчас же бросили Интернациональную бригаду, но поздно. Мавры овладели несколькими зданиями, они просачиваются дальше.
Начались рукопашные схватки. Люди дерутся штыками, иногда даже прикладами.
Француз, боец Интернациональной бригады, сцепился с огромным марокканцем, они не могли одолеть друг друга. Француз вытащил у мавра из-за пояса ручную гранату и стукнул ею мавра по голове. Граната взорвалась, погибли оба.
К заходу солнца удалось вышибить марокканцев из здания философского факультета. В остальных они держатся.
В это же время фашисты усилили атаки по всей линии своего наступления. Мадридцам приходится вести оборону на линии почти шестнадцати километров.
Весь день — беспрерывные ожесточенные воздушные бои. «Курносые» отважно сражаются против почти втрое превосходящей фашистской авиации. В шестнадцать часов, в четвертом по счету бою, республиканский истребитель, оторвавшись от своего звена, один храбро атаковал группу «юнкерсов». За ним устремилась целая стая «хейнкелей», подбила его. Летчик спрыгнул на парашюте и невредимым спустился на бульваре Кастельяна прямо на тротуар. Толпа в восторге понесла храбреца на руках к автомобилю. Через пять минут он уже в здании военного министерства. Члены Хунты обороны аплодируют герою, обнимают его. Пилот, капитан Павел Рычагов, смущен этой встречей. Волосы его всклокочены, в дерзких глазах еще не потухло возбуждение борьбы и опасности. Он коротко рапортует и просит разрешения сейчас же уехать к себе в часть.
Газета «Правда» № 316 от 17 ноября 1936 года
Оборона Мадрида.
Сообщение комитета обороны
ПАРИЖ 16 ноября (ТАСС).  Комитет обороны Мадрида опубликовал сегодня в полдень следующе коммюнике:
После недели неудач мятежники при поддержке 19 танков пытались вчера перейти реку Мансанарес по Французскому мосту. После четырёхчасового боя, во время которого республиканские войска взорвали мост, противник отступил, понеся значительные потери.
Авиация мятежников вчера бомбардировала один из наиболее населённых кварталов Мадрида. Имеется много жертв среди гражданского населения. Комитет обороны сообщает, что по сведениям, полученным из надёжных источников, в воздушной бомбардировке столицы в последние дни принимали участие только итальянские и германские пилоты, так как пилоты-испанцы отказываются убивать гражданское население.
Париж 16 ноября (ТАСС). По сообщениям корреспондента агентства Гавас, Мадрид вчера дважды подвергался воздушной бомбардировке. Помимо этого, дальнобойная артиллерия мятежников почти беспрерывно бомбардировала город.
Утром около десятка бомбардировочного самолётов мятежников, эскортируемых 12 истребителями, сбросили на Мадрид большое число бомб. Насчитывается много убитых и раненых. Одна из бомб попала в помещении университета. Много бомб сброшено на Северный вокзал а также на рабочий квартал Куатро Каминос.
Около 15 часов самолёты мятежников снова совершили налёт на Мадрид. Они бомбардировали по преимуществу рабочий квартал Куатро Каминос,  а также улицу Пабло Иглесиас, являющуюся излюбленным местом прогулок рабочего населения которая была запружена народом. Общее число жертв воздушной бомбардировки за последние сутки исчисляется в количестве от 80 до 100 убитых и около 300 раненых. Корреспондент агентства Давос отмечает, что непрерывные бомбардировки Мадрида не деморализовали население испанской столицы, а, напротив, лишь ожесточили к защитников столицы.
Лондон 16 ноября (ТАСС). Мадридский корреспондент Дейли Телеграф сообщает, что вчера республиканские войска заняли ряд позиций у Карабанчель Бахо. Мятежники, удерживающие некоторые позиции в центральный части Мадридского фронта, находятся под угрозой окружения республиканскими войсками. Тот же корреспондент сообщает, что на западном фланге республиканские войска из Арувака и Посуэло продвинулись в направлении Вальявисиоза, на восточном фланге они продвинулись до возвышенности Лос  Анхелиос вблизи Хетафе.
Вчера утром, указывает корреспондент, произошёл воздушный бой между тремя фашистскими бомбардировщиками и восемью фашистскими истребителями с одной стороны и 10 республиканскими самолётами с другой. Один фашистский бомбардировщик был сбит. Один фашистский истребитель я один республиканский истребитель упали на улицы Мадрида. Во второй половине дня произошёл бой между девятью республиканскими истребителями и шестью фашистскими бомбардировщиками, которые сопровождали 10 истребителей.
—
Правительственные самолёты бомбардируют базы мятежников.
Лондон 16 ноября (ТАСС). По сообщению Мадридского корреспондента агентства Рейтер, Эскадрилья республиканской авиации сбросила вчера 24 бомбы на аэродром мятежников орви Али к северо-западу от Мадрида уничтожив семь самолётов «Гейнкелей». Три фашистских истребителя пытавшихся помешать бомбардировки были обращены в бегство. Республиканская авиация бомбардировал а также аэродром мятежников в Торрихосе.
—
Бои на реке Манасанарес. Мадрид 16 ноября 23:15 по московскому времени специальный корреспондент «Правды». Сегодня с утра по реке противника обстреливает линию обороны правительственных войск бешеным артиллерийским пулемётным огнём почти исключительно разрывными и бронебойными пулями. У мостов Толедского, Сеговианского, Принцессы  и Французского проливной огненный дождь.
Говоря о борьбе у мостов не надо представлять себе, что мосты является единственным средством форсирования реки, Мансанарес — весьма скромная река. В основном она не намного шире наши Яузы, а в чёрте города это ещё более узкий канал, который нетрудно перейти, особенно там, где он усыпан крупными обломками взорванных мостов. Республиканским частям приходится вести оборону на линии почти 16 км, на протяжении которых растянулись извивы реки.
С 14 часов дня жестокая борьба началась в университетском городке в северо-западном предместье Мадрида. К заходу солнца народной милиции удалось выбить марокканцев издания философского факультета. МИХ. КОЛЬЦОВ
Заявление Ларго Кабальеро.
Париж 16 ноября (ТАСС). Эйтрансжан публикует интервью, данное корреспонденту газеты в Валенсии главой испанского правительства Ларго Кабальеро. На вопрос о перспективах в боёв под Мадридом Кабальеро ответил:
Мы убеждены, что выиграем эти бои. Я не говорю, что это достанется нам легко. Следует признать,  что бои идут ожесточённые, упорные. Генерал Франко, по моему впечатлению, пустил в ход последнюю карту. Однако моральное состояние населения Мадрида и народных дружинников помешает Франко добиться успеха.
Ларго Кабальеро не думает, по словам корреспондента, что гражданская война сильно затянется.
Мы начинаем воевать, говорит Кабальеро, я настаиваю на этой формуле. Мы, наконец, имеем удовлетворительное снаряжение и техническую организацию. Она повсюду улучшается. Теперь мы можем бороться, располагая равным оружием. Этого достаточно. Я повторяю, мы выиграем гражданскую войну и спасём свободу и Испанию.
Корреспондент задал вопрос, будет ли продолжаться борьба в случае падения Мадрида.
Конечно, ответил Кабальеро, однако я хочу вам повторить, что не верю в падении Мадрида — у меня есть основания это заявлять.
—
Новая линия обороны Мадрида от специального корреспондента правды. Мадрид,  16 ноября 13:30 (по московскому времени).
Вчера вечером снаряд дальнобойное орудие разорвался у самой нашей гостиницы. Все здание задрожало. Раненые повскакали со своих кроватей и выбежали коридор. Вскочил и выбежал и летчик Тархов. Его с трудом уложили в постель. У него теперь блуждающие глаза он заговаривается. Врач сказал, что у него начинается менингит. Это последствия либо удара о землю,  либо самой раны, которая, как объяснил хирург, могла явиться причиной осложнения в мозгу.
Сегодня иностранные журналисты посмотрели чудовищный груз сброшенный фашистами над Мадридом труп республиканского лётчика исколотый избуравленный пулями, изрубленный топором на куски. Фашизм с каждым шагом с каждым новым днём борьбы показывает свой озверелый садистский облик. И это только первые дебюты фашизма на международной арене.
Республиканские лётчики ходят, сжав кулаки и зубы. Они уже частично отплатили за надругательство над своим товарищем. Республиканская авиация уничтожила за истекшие сутки 20 фашистских самолётов — частью в воздухе большей частью на аэродромах Авилы, Навальмораля и Толедо. ..
—
Мадрид 16 ноября 21:50 по московскому времени.
В 16:00 во время очередного воздушного налёта республиканский истребитель, отбившийся от своего звена, один отважно атаковал группу из четырёх германских бомбардировщиков. В неравном бою истребитель был сбит. Но хладнокровие и смелость спасли героя. Он спрыгнул на парашюте и невредимым спустился на бульвар Кастальяно прямо на тротуар. Восторженная толпа несёт храбреца на руках к автомобилю. Через 5 минут он уже здание военного министерства. Генерал Мияха и члены комитета обороны Мадрида аплодируют герои и обнимают его. Пилот смущен этой встречей. Он коротко рапортует и просит разрешения сейчас же уехать к себе часть. МИХ. КОЛЬЦОВ.
—
Военное совещание у Гитлера.
Берлин 16 ноября собственный корреспондент правды. У Гитлера происходило экстренное совещание, в котором приняли участие министр обороны Блумберг, четыре генерала генерального штаба и командующий морскими силами адмирал Редер. На этом совещании, как передают из осведомлённых источников, обсуждалось военное положение в Испании. Полагают, что были приняты решения об активизации действий германского флота с целью воспрепятствовать всякому снабжению Мадридского правительства с моря. К. Гофман.
17 ноября 1936 года. Мадрид. Кольцов.
Кошмарная ночь. «Юнкерсы» бесновались с одиннадцати вечера до пяти утра. Они громили полутонными бомбами весь центр города. Досталось больше всего госпиталям.
Беспрерывно дрожали стены, звенели разбитые стекла, истерически кричали раненые в «Паласе». Лазарет превратился в окровавленный сумасшедший дом. Я не мог никуда уйти, просидел до рассвета на кровати у Тархова, держа его большие, но уже слабые, влажные руки в своих руках, стараясь не вздрагивать вместе с ним, когда сотрясались своды, когда кромешную тьму пронизывали молнии взрывов и топот ног в коридоре вызывал стадное желание бежать вниз, укрыться в подвале. Ведь Тархов бежать не может, его перенести никуда нельзя!
— Меня не бросят здесь?! Меня не оставят? Мне кажется, уже все ушли отсюда. Чего же мы остаемся?
— Никто не ушел, лежи спокойно. Над нами еще четыре этажа. Ведь и я с тобой тут, рядом, — значит, ничего страшного нет, не так ли?
— Ни в коем случае не уходи! Иначе я тоже встану и пойду за тобой.
Он заснул, вернее, забылся в пятом часу. Я вышел на улицу — кругом развалины, обломки, пожарища. «Палас» пострадал немного, зато рядом сгорел дотла большой великосветский отель «Савой», один из лучших в Мадриде. От бара в нижнем этаже почему-то осталась стойка с напитками. Ежась от утреннего холода, я смотрел, как два парня, посмеиваясь, пробовали содержимое бутылок.
20 ноября 1936 года. Мадрид. Кольцов.
Мы опять понесли тяжелую утрату. Сегодня, 20 ноября 1936 года, выстрелом в спину был смертельно ранен Дуррути. Стрелял его телохранитель Фетиче, впоследствии неоднократно уверявший, что выстрел был случайным. Доставленный в операционную мадридского отеля «Ритц» Дуррути, не приходя в сознание, скончался.
Газета «Правда» № 321 от 22 ноября 1936 года
Убийство Дурутти (по телефону от специального корреспондента «Правды»)
Печальная весть омрачило ряды защитников республиканского рабочего Мадрида. При выходе из автомобиля перед зданием своего командного пункта на окраине Мадрида был смертельно ранен в грудь пулей тайного убийцы и затем скончался крупнейший деятель анархо-синдикалистского движения Буэнавентура Дурутти.
Во главе каталонской колонной Дурутти несколько дней назад прибыл для братской помощи трудящимся Мадрида в защите столицы. До руки был без сомнения одной из самых ярких фигур Каталонии и всего испанского рабочего движения. Убеждённый анархист, он ещё до момента фашистского мятежа был носителем многих ошибок и заблуждений, мешавших боевому единству рабочего класса Каталонии. Я писал о первой встрече с ним на фронте в Сарагоссе.
Дурутти уже тогда активным борцом народного фронта, но еще сохранял некоторые областнические и сектантские взгляды и воззрения. Логика антифашистской борьбы привила эту честную и смелую натуру к единственно правильной позиции — единой организованной всенародной борьбы против врагов народа. Для врагов рабочего класса было тяжелым огорчением появления этого мужественного горячего человека во главе своих бойцов каталонцев на подступах к Мадриду. Путь Буэнавениура Дурутти и его славная смерть могут служить символом того, как все честное сознательное рабочее классе раньше или позже объединяются в борьбе против капитализма и фашизма. Похороны Дурутти состоятся в Барселоне. Секретарь коммунистической партии Испании Хосе Диас обратился со следущим письмом к руководителю анархистов Гарсиа Оливеру:
С глубокой скорбью мы восприняли известие славной смерти нашего общего товарища Дурутти достойного сына рабочего класса энтузиаста беззаветного защитника пролетарского единства. Свинец фашистских бандитов оборвал молодую на полную самопожертвования жизнь. Но мы ещё больше, чем когда бы то ни было, объединены на защиту Мадрида по полной расправы с фашистскими бандами, которые заливает кровью нашу страну.. За единую борьбу до конца на всех фронтах Испании! На смену нашим героям! За полный триумф народной Испании!
—
Смертный приговор приму де Ривьера приведён в исполнение. Барселона 21 ноября (ТАСС) агентство Фабра сообщает, что в Аликанте приведён в исполнение смертный приговор народного трибунала в отношении Хасэ Антонио Примо де Ривера, Руководителя фашистской «Испанской фаланги».
23 ноября 1936 года. Мадрид. Кольцов.
Утром умер капитан Тархов. До последних часов жизни он метался в бреду: садился в истребитель, атаковал фашистские бомбовозы, отдавал приказы. За четверть часа до смерти сознание вдруг прояснилось.
Он спросил, который час и как сражается его эскадрилья. Получив ответ, улыбнулся.
— Как я счастлив, что хоть перед смертью повел ребяток в бой… Ведь это мои ученики, мое семя, моя кровь!
Сейчас он больше не воюет. Он лежит без движения, большой, смирный, с цветком на подушке.
Его положили сначала вниз, в гараж-морг, где был и командир танкового взвода лейтенант Семен Кузьмич Осадчий. Потом мы отвезли его на кладбище в восточной части города. Красивое кладбище. Сюда непрестанно подвозят людей. Оно сейчас чуть ли не единственное. То кладбище, где мы раньше хоронили летчиков из интернациональной эскадрильи, на окраине Карабанчеля, теперь уже в руках врага.
Только пять человек идет за гробом Сережи, в том числе врач и сестра милосердия, ухаживавшая за ним. «Курносые» не смогли прийти проводить командира. Погода ясная, они сражаются. Вот как раз они пролетели высоко-высоко над кладбищем; смелая стайка опять и опять кидается в новые битвы.
Гробы на этом кладбище не зарывают в землю, а вставляют в бетонные ниши, в два этажа.
Мы еще раз посмотрели на Сережу.
Смотритель кладбища проверил документ из больницы, закрыл крышку и запер. Странный обычай в Испании: гроб запирают на ключ.
— Кто здесь самый близкий родственник? — спросил он.
— Я самый близкий родственник, — сказал я.
Он протянул мне маленький железный ключик на черной ленте. Мы подняли гроб до уровня плеч и вставили в верхний ряд ниш. Мы смотрели, как рабочий быстро, ловко лопаточкой замуровал отверстие.
— Какую надпись надо сделать? — спросил смотритель.
— Надписи пока не надо никакой, — ответил я. — Он будет здесь лежать пока без надписи. Там, где надо, напишут о нем.
Газета «Правда» № 323 от 24 ноября 1936 года.
Вчера советский народ, его коммунистическая партия, его доблестная Красная Армия понесли тяжёлую утрату. В бою с превосходящими силами фашистов в небе над Мадридом геройски погиб Сергей Федорович Тархов
Сергей Федорович  Тархов родился 8.10.1909 г. в Саратове в семье рабочего. Русский. Жил в г. Нижний Ломов (Пензенской обл.). Окончил 7 классов, школу ФЗУ. Работал на железнодорожной станции Саратова. В Красной Армии с 1927 г., член КПСС с 1929 г.  Окончил Ленинградскую школу военных летчиков, Оренбургскую военно-авиационную школу летчиков-наблюдателей (1928), Высшую авиационную летно-тактическую школу (1934). Участвовал в гражданской войне в Испании с октября 1936 года. Командир истребительной авиационной эскадрильи, капитан.
В одном из боев над Марридом, когда, выполняя боевое задание, эскадрилья истребителей защищала жизни мирных испанских граждан от беспощадной фашистской бомбардировки, самолет капитана Тархова, который не оставил поля боя перед лицом  многократно превосходящих сил противника, был сбит, а летчик тяжело ранен и спустился с парашютом. К сожалению, медицина оказалась бессильна, и от полученных ран 23.11.1936 г Сергей Федорович  Тархов скончался в госпитале города Мадрид.
По ходатайству испанского правительства решением президиума Верховного совета Союза СССР Сергей Федорович  Тархову присвоено  Звание Героя Советского Союза (посмертно).
Имя Сергея Федоровича Тархова будет присвоено авиационному истребительному полку, в котором он служил до командировки в Испанскую республику. На митинге в Н-ском авиационном истребительном полку записались добровольцами в Испанию пять летчиков – коммунистов и отличников боевой и политической подготовки. Фашисты не останутся безнаказанными ни в мадридском небе, ни на земле
—
Нападения подводных лодок на испанскую правительственную эскадру.
Париж 23 ноября (ТАСС). Корреспондент агентства Гавас из Мадрида передает следующее коммюнике испанского министерства авиации и флота от 22 ноября:
Сегодня в 09:00 утра многочисленные подводные лодки принадлежащие, по-видимому, иностранному флоту, т.к. мятежники никогда не располагали собственными подводными лодками,  атаковали суда нашей эскадры при проходе в порт Картахена. Одной из торпед повреждён крейсер Мигуэль Сервантес.
—
Отправка германских торпедных катеров в испанские воды.
Лондон 23 ноября (ТАСС) Корреспондент агентства Бритиш Юнайтед пресс сообщает из Бреста, Франция, что туда прибыли четыре германских торпедных катера «Вольф», «Тигер»,  «Элтис», «Ягуар», направляющиеся в Испанию. По словам корреспондента, эти торпедные катера направлены в Испанию для замены других германских военных кораблей.
—
Выпуск автомашин за 22 ноября автомобили грузовые ЗИС директор товарищ Лихачёв план в штуках 248 выпущено 200 автомобилей грузовые ГАЗ директор товарищ Дьяконов, план штуках 448, выпущено 211.
25 ноября 1936 года. Испания. Воронов
24 ноября с двух часов ночи на всем Мадридском фронте обороны завязалась ружейно-пулеметная перестрелка, затем включилась и артиллерия. Мятежники начали новое наступление. Особенно опасной была их попытка ворваться в центр Мадрида через университетский городок. Республиканцы встречали врага огнем пулеметов и артиллерии. Испанские и интернациональные батальоны и бригады не раз бросались в контратаки.

Из перехваченного по радио сообщения стало известно, что Франко обещает 25 ноября захватить Мадрид. Началась самая напряженная подготовка республиканской артиллерии по сосредоточению огня на важнейших направлениях.

Это очень пригодилось с рассветом 25 ноября, когда фашисты усилили натиск. Мятежники сразу почувствовали на себе «концентрированный» да еще перекрестно-фланговый огонь артиллерии обороны Мадрида.

Бой шел непрерывно весь день. К вечеру мы узнали, что в оливковых рощах пригорода сосредоточивается конница, образующая десятую наступающую колонну противника. Несколько наших батарей немедленно обрушили огонь на эти рощи. Все насторожились, многие бинокли были направлены в район, где разрывались снаряды. Вскоре мы увидели, как оттуда вскачь помчались перепуганные кони, в большинстве без всадников. Не описать радости артиллеристов, наблюдавших за этим с башни «Телефоники». Вскоре от пленных стало известно о больших потерях марокканской конницы.

Франко снова просчитался. Мадрид, несмотря на потери, не только выстоял и на этот раз, но, по сути дела, одержал победу над хорошо вооруженным врагом. Представители «пятой колонны», как оказалось, в этот день были готовы к выступлению в центре столицы, но из-за неудач фашистов на фронте не посмели поднять головы. Трудящиеся Мадрида, отстояв город, взялись за решительное искоренение предателей.

Использованная литература.
[1] Данилов Сергей Юльевич. Гражданская Война в Испании (1936-1939)
[2] Федерико, Жос. Записки испанского юноши
[3] Антон Прокофьевич Яремчук 2-й.  Русские добровольцы в Испании 1936-1939
[4] Розин Александр.  Советские моряки в гражданской войне в Испании в 1936-1939гг.
[5] Майский Иван Михайлович. Испанские тетради.
[6] Кольцов Михаил Ефимович. Испанский дневник.
[7] В.В. Малай. Испанский «вектор» европейской политики (июль-август 1936 г.): рождение политики «невмешательства».
[8] Рыбалкин Юрий Евгеньевич ОПЕРАЦИЯ «X» Советская военная помощь республиканской Испании (1936-1939).
[9] Воронов Николай Николаевич. На службе военной.
[10] Мерецков Кирилл Афанасьевич. На службе народу.
[11]  Эрнест Хемингуэй. По ком звонит колокол.
[12] История центра подготовки военных переводчиков
[13] Речи генералиссимуса Франко   http://www.generalisimofranco.com/Discursos/discursos/00000.HTM
[14] Д. М. Креленко. Франсиско Франко: путь к власти
[15] Дамс, Хельмут Гюнтер. Франсиско Франко. Солдат и глава государства
[16] http://drittereich.info/modules.php?file=viewtopic&name=Forums&t=1691
[17] Евгений Воробьев. Дмитрий Кочетков. Я не боюсь не быть.