Александр схватил меч обеими руками и размахнулся изо всех сил.
– Не надо!!! – завопил главный жрец, позабыв о страхе перед грозным завоевателем, и заслонил Гордиев узел своим дебелым телом. – Ваше величество, ну скажите ему! – он повернулся к понурому Гордию и умоляюще сложил ладони перед собой. – Вы же столько старались для родной страны: и руками работали, и головой придумывали – вон какое совершенство получилось! Неужели вам собственного труда не жаль?!
Гордий, плотный мужичок совершенно деревенского вида, смущённо почесал затылок, отчего прилизанные дворцовым цирюльником волосы превратились в воронье гнездо.
– Ну, насчет собственного труда я бы… – нехотя пробурчал он, не поднимая головы. – Если честно, я тогда телегу остановил и в кустики… смотрю – а он на кизиловом дереве висит. Я ещё сначала подумал, что силок какой, а оно, значитца, вон чего…
Александр поморщился, аккуратно взял остолбеневшего жреца за ухо, оттащил от узла, быстро отвёл руку с мечом назад и одним мощным движением рассёк знаменитое сплетение пополам.
Узел при ударе чуть спружинил, но распался на части довольно легко. Из скопления светлых волокон заструился вверх не то пар, не то дым, по пути сливаясь в неясные фигуры и образы, которые вяло пытались жестикулировать, но развеивались, так и не достигнув высокого потолка. Наконец последний призрак – более плотный, с подобием короны на голове – погрозил ошарашенному Александру кулаком, недвусмысленно показал ему средний палец, вспыхнул искорками и тоже исчез.
* * *
– Убью!
Разъярённый Зевс бегал по тронному залу, потрясая в воздухе перунами. Олимпийцы испуганно молчали и лишь уклонялись, когда потрескивающий край перуна проносился в опасной близости от них.
– Целый месяц медитации в пещере у Силена коту под хвост! – рычал Зевс, прожигая глазами дыры в толстом ковре. – Подробный план экономической стратегии эллинских государств на ближайшие сто лет! Уход от военной экспансии на восток и расцвет торговли с Азией! Возврат Золотого века! И где это всё теперь? Как я это вспомню? А ну-ка, что-то я запамятовал — какой идиот посоветовал мне завязать узелок на память? – повернулся он к богам.
– Так ведь инки пользуются узелковым письмом уже веков эдак… — промямлил Гермес и осёкся: глаза Зевса засверкали таким огнём, что следующая дыра явно должна была появиться в самом Гермесе.
– Отец, ну ты чего? – вдруг раздался непривычно мягкий голос Афины. Ладони красавицы-богини легли на взбугрившиеся мышцы Зевса и начали их нежно разминать. – Дались тебе эти люди…
Под сильными руками Афины закаменевшие мускулы Зевса стали понемногу расслабляться, огонь в глазах медленно гас; сверкающие перуны потускнели и сами оделись ножнами.
– Я понимаю, что обидно месяц размышлений потерять, – продолжала Афина, продолжая массировать отцу плечи, – но ты всё-таки прикинь: когда это планы срабатывали так, как надо? Когда это благие намерения насчёт людей были им на пользу? Да ты им хоть сам всё готовое на блюде поднеси и дорожку золотом выстели, а всё равно придёт какой-нибудь замухрышка и пустит по ветру любые труды. Это у них в крови. Вон, Артемида подтвердит.
Вспомнив Герострата, Артемида помрачнела и решительно кивнула.
– Так что не надо расстраиваться, – твёрдо заключила Афина, подвинула ногой трон и усадила успокоенного отца на мягкое сиденье. – Самое главное – ты решил такую задачу, которая больше никому не по силам. Честь тебе, хвала и флейты с тимпанами. А люди пускай дальше сами себя гробят.
