У самого входа в сад рос высокий куст. Розы на нем были красные, но трое садовников странного вида, бросая на него угрюмые взгляды, красили их чёрной краской. Он решил подойти поближе, надеясь понять, что же там такое творится на самом деле.
— Эй, ты, осторожнее! — тут же осадил его один из работников, с тремя чёрными листиками на груди.
— Ты бы лучше помалкивал, — сказал второй, у которого таких листиков было целых семь. — Я сам слыхал, Королева вчера говорила — по твоей голове давно топор плачет!
— Скажите, пожалуйста, — несмело начал он, — а почему вы красите эти розы?
Второй с третьим переглянулись и, как по команде, поглядели на первого.
— Тут, барин, такая история вышла, — понизив голос, начал первый. — Велено нам было посадить розы, полагаются тут у нас чёрные, а мы, значит, маху дали — красные выросли. Понятное дело, если про то ее величество проведают — пропали, значит, наши головушки. Вот мы, это, и стараемся, значит, грех прикрыть, пока она не пришла, а то…
В это время второй, то и дело тревожно озиравшийся, закричал:
— Королева! Королева!
И все трое пали ниц, то есть повалились на землю лицом вниз.
Послышался мерный топот большой процессии, и он тоже оглянулся — ему, конечно, ужасно захотелось поглядеть на Королеву. Вскоре шествие показалось. Впереди по двое маршировали десять солдат с пиками; все они были очень похожи на садовников — такие же плоские и прямоугольные, руки и ноги у них росли по углам. За ними, тоже парами, шли придворные в пышных одеяниях; замыкали это грандиозное шествие Король и Королева.
Когда процессия поравнялась с ней, все вдруг остановились и с любопытством поглядели на него.
— Кто такой? — сердито спросила Королева.
— Кто такой — сам знаю! — в тон Королеве ответил он, в душе удивляясь собственной отваге. — И вообще, это не ваше дело!
Королева побагровела от ярости; несколько секунд она, не в силах выговорить ни слова, только бросала на него испепеляющие взгляды, а потом завизжала во все горло:
— Отрубить ему голову! Отрубить ему!..
И при этих словах вся колода карт взвилась в воздух и полетела ему в лицо; он вскрикнул — полуиспуганно, полусердито, — стал от них отбиваться — оказалось, что он сидит вполоборота на стуле, опершись на спинку, а все прочие обступили его и с беспокойством вглядываются ему в лицо.
— Что с вами, Германн? Вы в порядке? — встревоженно спросил его Чекалинский.
— Да, да. Извините. — Германн вытер со лба пот и повернулся к банкомёту.
Чекалинский пожал плечами и стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз.
— Туз выиграл! — сказал Германн, и открыл свою карту.
— Дама ваша убита, — сказал ласково Чекалинский.
Германн вздрогнул: в самом деле, вместо туза у него стояла пиковая дама. Он не верил своим глазам, не понимая, как мог он обдернуться.
В эту минуту ему показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась. Необыкновенное сходство поразило его…
— Отрубить ему голову! — беззвучно проговорили нарисованные губы.
— Королева! — закричал он в ужасе.
Чекалинский потянул к себе проигранные билеты. Германн стоял неподвижно. Когда отошел он от стола, поднялся шумный говор. — Славно спонтировал! говорили игроки. — Чекалинский снова стасовал карты: игра пошла своим чередом.
Заключение
Германн сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17 нумере, не отвечает ни на какие вопросы, и бормочет необыкновенно скоро: — Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, Королева!..
