В прошлой части мы закончили на битве при Чериньоле, которая состоялась 28 апреля 1503 – первом решительном столкновении французов и испанцев во время Второй итальянской войны. 9500 человек при 26 орудиях со стороны французов противостояли 9150 бойцам с 13 пушками у испанцев. Да, это явно не эпический размах, спорить трудно – за ним добро пожаловать в войны Античности, или, тем более, новейшей истории с массовыми армиями. Здесь действительно речь об иной эпохе, когда сражение 10 на 10 тысяч человек могло определить судьбу половины Италии. Но именно этим они тоже по-своему интересны. В отличие от войн более или менее нам современных, где важнейшую и решающую роль, как правило играют вещи и величины, которые известны ещё до начала сражения: мощь экономик, мобилизационный ресурс, параметры и характеристики техники, общая ситуация на фронте – здесь, в начале XVI столетия, всё зависит от командира и его решений, а то, куда склоняются в итоге чаши весов победы или поражения, решают несколько наполненных звоном стали часов.
Таким командиром у испанцев был Гонсало Фернандес де Кордова.
Он помнил и знал, как его враг смог одержать победу при Семинаре чуть менее 8 лет назад: таранные могучие удары тяжёлой латной конницы, которая разорвала, разрезала на несколько кусков фронт испанцев, а затем слаженные и непреклонные атаки швейцарских пехотинцев, истребляющих остатки. Впрочем, до последних в тот раз дело едва дошло. Все прошедшие годы он занимался одним – извлекал уроки. Первым был тот, что все прежние методы, которые были хороши против мавров в период Реконкисты, должны уйти в прошлое. Или не все? Важной чертой испанцев уже в то время была мобильность, в том числе и на поле боя. Кордова использует эту черту. Второй урок заключался в том, что критически необходимо найти что-то, что остановит рыцарскую конницу врага. Но что? С рыцарями могли драться другие тяжёлые латники – вот только уже Семинара показала, что испанское дворянство не может сравниться с французским ни в вооружении (прежде всего, просто по той причине, что было беднее – драгоценности Нового Света ещё даже почти и не начали поступать), ни в навыках, которые во Франции совершенствовались, передаваясь из поколения в поколение, без преувеличения века. Французы искренне считали сами, и, скорее всего, тут не ошибались, что их тяжёлая конница – лучшая на всём свете.
Впрочем, эту самую конницу довольно успешно одно время били англичане при помощи лучников. Вот только это тоже были, пожалуй, лучшие лучники Европы – испанцы не могли быстро набрать и обучить сопоставимых, а что ещё важнее – это то, что уже к исходу Столетней войны даже у самих британцев тот номер, что некогда с блеском прошёл при Креси и Азенкуре, выходить решительно перестал. Степень феодальной вольницы в армии французов сильно уменьшилась, увеличился профессионализм, а всё это вместе означало, что она больше не теряла времени на поле боя и лучше переносила потери, в конечном счёте неизбежно добираясь до лучников и заставляя их отходить за спины более сильных воинов, либо устраивая им настоящую резню. Наконец, за прошедшие годы доспехи тоже усовершенствовались, достигнув самых выдающихся за всю историю образцов, вроде небезызвестного позднего Миланского.
В тогдашней Европе была сила, которая считалась многими и не раз показывала себя более могущественной, чем тяжёлая кавалерия – это швейцарская пехота. Но испанцы едва ли могли её нанять, хуже того, должны были противостоять её отрядам параллельно с чисто французскими, что было, возможно, даже ещё более сложной задачей. И всё же задачи если не разделялись до конца, то расходились между собой по времени – кавалерия, даже латная, довольно сильно обгоняла пехоту. Приняв во внимание это, проанализировав слабости тяжёлых конников и швейцарцев, а она была по сути одна – уязвимость в том случае, если первый удар не оказывался решающим, сложности с повторной атакой, Кордова придумал то, что станет визитной карточкой испанцев вплоть до битвы при Рокруа и ещё чуть дальше. Настоящим символом их могущества, или даже, как считали одно время, почти непобедимости. Терсио!
Названия такого, правду сказать, сам Кордова не вводил, формально они и вовсе появились в 1534 году после военной реформы Карла V, но базировались именно на его опыте. О терсио можно сказать много, а потому попытаюсь сделать это тезисно, обозначить принципы. Первый принцип – это комбинирование видов тогдашних войск. Относительно однородно вооружённые отряды, разумеется, существовали и до этого (и это если и вовсе на время забыть об Античности с её легионами и прочим, ограничившись только лишь Средневековьем), хотя и здесь пределы были явно ограниченными. Наёмники сами обеспечивали своё вооружение, а потому брали то, с чем лично им было удобнее орудовать, то, что было им по карману, то, что они могли даром добыть в бою. Понятно, что тактика тех же швейцарских войск делала необходимой пику, но и она в реальности была не у всех, а в остальном… В боевой обстановке, опять же, конечно, могло быть так, что, скажем, тех же швейцарцев поддерживали и прикрывали огнём генуэзские арбалетчики, или другие стрелки, но только в терсио и её зачатках это было не просто два внутренне разномастных отряда, пытающихся помогать друг-другу, а целостное подразделение, которое единственно и могло функционировать за счёт того, что в нём сочетались пикинёры и аркебузиры.
Вторым принципом была дисциплина, причём не слепая дисциплина, которая единственно требует от бойца держать своё место в ряду, а организованные перестроения. Опять же, по отдельности все те тактические приёмы, которые могла применять терсио, были известны и прежде, вот только строй изначально формировался командиром исходя из своих соображений ещё до начала битвы – и потом если и менялся, то почти исключительно только в худшую сторону – своего распада. Терсио же могла выглядеть и как мощное построение пикинёров в центре, выступающее в роли каркаса и держащее удар, с группами аркебузиров на флангах, изматывающих, отвлекающих и истребляющих противника метким огнём. Могла выглядеть и как каре, в котором стрелки находились в центре. Могла – как шахматный порядок. Позднее, после 1568 года появится официальное деление на роты, каждая из которых будет иметь свой собственный постоянный штат офицеров – полноценная тактическая единица.
Третьим принципом было то, что впервые в военной истории была сделана полноценная, решительная ставка на ручное огнестрельное оружие – в терсио его доля — число аркебузиров, составляла немногим менее половины. Сохранялась – и в силу описанных выше факторов, и ввиду того, что аркебузиры сознательно были полностью лишены защиты, кроме единственного шлема-мориона, уже упоминавшаяся мобильность.
Терсио была хороша и в атаке, но особенно ярко её преимущества проявлялись в обороне – и чем медленнее был темп удара противника, тем больше. И Гонсало Фернандес де Кордова хорошо знал, как на поле боя можно замедлять врага.
Итак, утром 28 апреля 26 французских пушек дали первый залп, 13 испанских выпалили в ответ. По противоречивым сведения ни один из залпов не достиг цели, но в это самое время в тылу испанцев неожиданно происходят два мощных взрыва: это взорвались две зарядные повозки — все запасы пороха испанцев! Казалось бы, это если и не конец, то нечто очень зловещее и деморализующее, особенно войска, которые впервые имеют такую большую долю стрелков. Тут Гранд Капитан показывает то, что позднее тоже станет одной из отличительных черт испанцев – браваду, но не задиристо-петушиную, как у французов, а эдакую браваду стойкости. Он вовремя успокоил солдат, воскликнув: «Мои отважные друзья! Это же наш праздничный фейерверк!». Едва ли кто-то мог ему поверить, но атмосферу генерал разрядил. Зато, очень возможно, взрывы вызвали приток излишнего оптимизма во французские головы – кавалерия неслась быстро, сильно, но без всяких попыток проанализировать и уточнить обстановку.
Гонсало де Кордова ещё до начала битвы сознательно выбрал оборонительную стратегию – тоже большая редкость в то время. Он расположил свои войска на отлогом склоне, что уже дало ему некоторое тактическое превосходство перед противником. Что куда важнее, он приказал солдатам вырыть защитный ров, а вынутый грунт отбросить вперед, чтобы образовать бруствер. И, судя по дальнейшим событиям, его противник умудрился или не заметить этого, или не придать значения. Когда французы увидели сомкнутый строй с пиками, да ещё и позади бруствера, они помимо своего желания были вынуждены довольно резко затормозить – и в это же мгновение аркебузиры дали первый залп: на поле боя сразу воцарился хаос. Герцог Немурский получил три пули и упал с лошади, будучи тут же погребён под грудой тел. Его помощник Луи де Акр был убит. Управление было утрачено, утрачен был и темп.
Дальнейшее представляло собой попытку “перелезания” французов через испанскую позицию под всё усиливающимся огнём – со страшными по меркам той эпохи потерями, а затем их отход.
План Гранд Капитана работал – он смог разбить первый эшелон врага до подхода второго. Но теперь предстояло столкнуться с самым важным испытанием – к ним подходил строй швейцарцев.
С пиками наперевес, дисциплинированно, не уступая в этом смысле самим испанцам, они неумолимо приближались. Аркебузиры давали залп за залпом, ряды швейцарцев редели, но они продолжали наступать. И вот тут будущая терсио проявила себя по-настоящему. Швейцарцы действовали так, как и всегда – они напирали. В случае контратаки строй мог занять статичную позицию, при её отсутствии – налегал всей массой. Неплохой, даже с учётом пик, была и скорость передвижения по полю боя. Но вот что было сложностью и слабостью – это манёвр тогда, когда “фаланга” уже вела бой. В этой ситуации развернуть её было крайне сложно. Сами швейцарцы предпочитали и не делать этого, а пробиваться дальше, размалывая врага. Обычно это приносило успех, но не здесь. Аркебузиры вышли на фланги на такую дистанцию огня, что промазать даже из тогдашнего оружия было трудно, а пикинёры держались за бруствером, хоть и не без потерь. Швейцарцы же ложились массами – но, не взирая ни на что, превозмогая страх, шли и шли дальше вперёд – в этом была суть и весь смысл их тактики. Может быть они даже и проломились бы, но… Гонсало де Кордова принимает решение начать контратаку. В нападение переходит пехота Педро Наварро и рыцари Гонсало Фернандеса – суммарно едва ли более 700 человек – последний резерв. Но они выходят швейцарцам в тыл. Буквально за несколько минут французские силы теряют убитыми около трёх тысяч человек. Уцелевшие солдаты бросаются бежать. Общие потери французов в сражении составят более 4000 человек – чуть не половину армии – колоссальные для тех времён цифры. Испанцы недосчитались… сотни!
После такого оглушительно разгрома французы довольно быстро начали отход – пожалуй, больше даже от шока, чем по реальной необходимости. Пару месяцев спустя испанцы берут Неаполь, занимают большую часть побережья Южной Италии, усиливают свою армию. Но и французы не желают сдаваться. Они были вынуждены отступить к реке Гарильяно – на самой северной границе бывшего Неаполитанского королевства, почти уже во владениях папы, но дальше отходить не намерены. Обе армии, разделённые рекой, в течение долгого времени не приступали к решительным действиям, собираясь с силами. Силы активнее шли французам – неподалёку от их позиции находился порт Гаэта. Местность в целом была нездоровой и болотистой. Испанцы несколько раз пытались форсировать реку, но Гранд Капитан был осторожен, предпочитая отход назад риску утратить часть своей армии отрезанной на другом берегу. Французов было в конце концов просто существенно больше. Может быть испанцам всё же пришлось отступить, если бы к ним на помощь не подошли быстро сформировавшиеся на контролируемых ими территориях несколько отрядов наёмников — подоспевшее подкрепление из Неаполя, вели итальянцы-кондотеры Бартоломео д’Альвиано и Фабио Орсини. Их появление развеяло опасения. Кордова решился, но сперва он счёл выгодным пойти на тактическую уловку: он приказал части своего войска двинуться по направлению к реке Вольтурно, с намерением убедить Людовика XII, что он отступает. Усыпив бдительность врага, Гранд Капитан тем временем тайно начал готовиться к переправе, используя для этой цели мосты, которые он сумел сделать из лодок и бочек, заранее привезённых из крепости Мондрагоне, что находилась в 12 км к югу от испанского лагеря. В ночь с 27 на 28 декабря испанцы перенесли необходимые материалы в место, незаметное с позиций французов, неподалёку от крепости Суйо, приблизительно в 6 км к северу от лагеря противника. Бартоломео д’Альвиано, командовавший авангардом испанцев, на рассвете приступил к постройке мостов. В 10 часов утра около четырех тысяч испанских пехотинцев успешно переправились через Гарильяно. Что было дальше, и кто в итоге одержал победу во Второй Итальянской войне – в следующей заметке.
Источник — https://dzen.ru/a/Y7-wN29k9wosyFqU
